Николаю Федоровичу Яснопольскому
Ветерану Великой Отечественной войны,
Кавалеру орденов Красного Знамени,
Отечественной войны I степени,
Красной Звезды и многих боевых медалей,
Старшему лейтенанту, командиру 1-й батареи
1716 зенитного артиллерийского полка
8 Александрийского краснознаменного
Механизированного корпуса
Я полмира почти через злые бои
Прошагал и прополз с батальоном,
А обратно меня за заслуги мои
С санитарным везли эшелоном.
В.Высоцкий
После взятия Кёнитца немцы с отчаянием обреченных несколько дней упорно контратаковали, пытаясь вернуть утерянный контроль над прусским городом. Потом, уже после войны стало понятно, что Гитлер приказал померанской группировке нанести удар по войскам 2-го Белорусского фронта с тем, чтобы выйти в тыл 1-му Белорусскому, наступавшему на Берлин. Всё это так. Но имелась и другая причина в том, что фашисты упорно атаковали узловую железнодорожную станцию, сильно покалеченную и, в общем-то, не имевшую решающего влияния на ход событий. Однако...
В батарее старшего лейтенанта осталось три орудия. Четвертую зенитку "31-К" разбило попаданием двадцатимиллиметрового снаряда "мессера". Вчера пара фрицев неожиданно выскочила на бреющем из-за леса и стеганула длинными прицельными очередями по колонне из нескольких полуторок, тянущих на прицепе зенитки. В передней ехал сам командир батареи и взвод поддержки. Пока остановились, отцепили орудия и изготовились к стрельбе, "мессеры" успели развернуться и безнаказанно пройтись над дорогой еще раз, поливая ее свинцом. Летчики прекрасно видели, что расчеты еще не успели развернуть зенитки, поэтому прицеливались спокойно и не боялись, что их собьют. К тому же у пилотов к зенитчикам особый счет. Выпущенные вдогонку улетающим самолетам несколько десятков снарядов несли, скорее, психологический, нежели чем смертельный заряд.
Когда осмотрелись, оказалось, что у третьего орудия немецким снарядом разворотило всю казенную часть, двух человек из расчета тяжело ранило осколками, а одного бойца пришлось тут же у дороги похоронить.
"Повезло!" - тем не менее констатировали зенитчики. Отправив раненых в госпиталь, расчеты снова прицепили орудия к тягачам, и батарея покатила по замызганной снегом и грязью унылой дороге пока, наконец, не заняла оборону неподалеку от узловой железнодорожной станции, согласно приказу командира корпуса. Станция с полусгоревшим старинным зданием вокзала, хоть и подверглась нещадному авиаудару наших штурмовиков, могла после небольшого ремонта принимать военные эшелоны, что в условиях стремительного наступления и отрыва передовых частей было немаловажно.
Пока расчеты выбирали места для установки орудий, а солдаты взвода поддержки сооружали что-то похожее на землянку и начинали рыть траншеи, Николай из временной палатки связался со штабом полка и доложил о потере одной зенитки и бойцов. Оттуда ему ответили, чтобы ждал подхода основных сил и хорошенько окопался - имелись данные о возможном прорыве.
- Танки, танки могут пойти, имей это в виду, лейтенант! - кричал майор из штаба, наплевав на все инструкции по ведению телефонных переговоров. - Пропустишь хоть один к станции - голову сниму! Туда уже прибыли саперные части - ремонтируют пути. У них другого прикрытия, кроме тебя нет. Ты понял меня?
- Понял, "Мимоза", - ответил Николай и добавил. - Но если пойдут "Тигры" я не знаю, как...
- Плевать я хотел, как ты там вывернешься. Раньше получалось, вот и сейчас давай крутись! У меня всё!
Николай отдал трубку связному и только покачал головой. Он-то прекрасно понимал, что передовые части 54-й танковой армии под командованием П.А.Ротмистрова далеко оторвались от основных сил и тылов, разорвали линию фронта, и немцы вполне могут этим воспользоваться, чтобы отсечь прорвавшиеся подразделения и окружить. Его батарее не впервой бороться с танками, и всё-таки у него только три зенитных орудия калибра 37 миллиметров. Бронетранспортер и легкий танк подожгут, при удаче и с "Пантерой" можно справиться, подпустив поближе, и если немец борт подставит, но с "Тиграми"...
Он откинул полог палатки, которую бойцы установили над наполовину вырытым командирским окопом (накат из бревен некогда делать) и вышел наружу. Стоял февраль месяц 1945 года, и снег, лежавший на земле, превращал и без того унылый зимний пейзаж в монохромную блеклую иллюстрацию из старой потрепанной книги из библиотеки. Но, если понятия книги и библиотеки несли в себе ощущение дома, тепла и уюта, то здесь на немецкой земле в трехстах километрах от Берлина, эта картинка была, во-первых, реальной, а, во-вторых, промозглой и неуютной.
- Товарищ старший лейтенант! - раздалось у него за спиной.
- Что тебе, Саш? - обернулся Николай к подбежавшему, запыхавшемуся сержанту Багрову.
- Товарищ лейтенант, там на станции, за водокачкой, стоит целехонькая немецкая зенитка. Может, возьмем? У нас-то недобор!
Лейтенант припомнил, что, действительно, когда они давеча проезжали мимо станции, там догорали вагоны состава, разбомбленного нашими штурмовиками Ил-2. На некоторых открытых платформах находилась и техника.
- А снаряды? - с надеждой спросил Николай, живо заинтересовавшись находкой оборотистого и шустрого сержанта.
- Есть снаряды! Там же рядом, полный боекомплект и даже больше! - обрадовано ответил Багров. - Фрицы все предусмотрели, гады.
Николай несколько секунд думал, потом громко скомандовал:
- Старшина!
- Палладьева к старшему лейтенанту! - сложив руки рупором, оглушительно закричал Багров.
От одного из орудий отделился человек и тяжело побежал в их сторону, меся сапогами грязь вперемешку со снегом.
- Старшина Палладьев... - начал пожилой мужчина, остановившись перед командиром.
- Палладьев, я тут на станцию смотаюсь, вроде как Флак немецкий там нашли. Посмотрю, цел ли. Я возьму с собой расчет Егорова, потерявший орудие, и пару ребят из взвода поддержки. Остаешься за меня. Расположи орудия не как обычно, ромбом, а фронтом уступами - похоже, придется опять от танков отбиваться, а не от авиации, а, может и от тех, и от других. Возможное направление танковой атаки - запад и юго-западное направления. Вон из-за того леса вынырнут, скорее всего. Их там и не видно будет до самого последнего момента. А, может, и в лоб пойдут по полю. Пулемет вон на том пригорке поставьте, чтоб пехоту, если что отсекать. Давай, выполняй. Срочный вызов - две зеленые ракеты. Все ясно?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Саша, давай, собирай третий расчет, и едем на станцию.
Быстрым шагом Николай направился к чернеющему метрах в двухстах лесу, в котором водители спрятали машины. Спустя десять минут они ехали по когда-то хорошей, а теперь развороченной снарядами и гусеницами танков, дороге. Трясясь в холодной кабине полуторки и глядя на проплывающие мимо разрушенные бомбами, снарядами и пожарами дома, он поймал себя на мысли о том, что насколько все страны разные, в том числе и с точки зрения архитектуры, а вот в условиях войны и разрухи у всех одна визитная карточка - та, что он сейчас видел за окном. Война - это ускоренный человеком второй закон термодинамики, стремление к единообразному хаосу, размышлял Николай, с отличием окончивший и среднюю школу и Севастопольское артиллерийско-зенитное училище. Физика и математика не были для него пустым звуком. Хотя, с другой стороны, ведь на месте всех этих развалин и пожарищ построят через несколько лет новые дома, школы, больницы...
В части к Николаю отношение сложилось неоднозначное, настороженное. Командиром первой батареи зенитно-артиллерийского полка он стал год назад после того, как погиб ее командир капитан Звездин. В той мясорубке, которую устроили тяжелые бомбардировщики "Хенкель-111" от батареи осталось одно орудие и ровно половина личного состава. Самого Звездина похоронили чисто символически - он попал под бомбу и от него вообще ничего не осталось. Николай как всегда ответственно подошел к поручению и первым делом занялся доукомплектацией батареи техникой и людьми. Не на последнее место поставил он и вопросы дисциплины. Однажды, вернувшись из штаба полка, он застал батарею поголовно пьяной. Оказалось, командир взвода поддержки и Сашка Багров наткнулись в разбитом доме на винный магазин. Предложение присоединиться к всеобщему веселью Николай холодно отверг и, к изумлению личного состава батареи, приказал вылить оставшееся спиртное в канаву. Бойцы, скрепя сердце, подчинилась новоиспеченному командиру, но надолго затаили обиду, которую удалось немного развеять лишь личным примером в боях. Старший лейтенант командовал грамотно, четко, хорошо ориентировался в обстановке, не прятался за спины солдат. Его умелые действия не раз выручали батарею и спасли не одну солдатскую жизнь. Манера речи тоже, если не шокировала, то сильно озадачивала рядовой и сержантский состав: командир практически не матерился. Однако, после того, как однажды в бою он семиэтажно обматерил нерасторопного заряжающего, у которого несколько раз подряд перекосило обойму в приемнике орудия, у солдат отлегло от сердца: матерится, значит свой, наш, нормальный, просто напустил на себя интеллигентности - десять классов всё-таки, да еще и зенитное училище в придачу! Но, всё же, определенный холодок, какая-то легкая отстраненность в отношениях между командиром и подчиненными сохранялись.
- Приехали, сто-о-ой!
Удары по крыше и крик сержанта вывели Николая из задумчивости, а водителя заставили резко нажать на тормоз. Командир вылез из кабины, хлопнул деревянной дверью, которая тут же обратно открылась, мельком глянул на выпрыгивающих из кузова солдат и направился, вслед за Сашкой, в сторону здания вокзала, обходя подымливающие после боя искореженные вагоны. Один из них привлек его внимание тем, что с обоих торцов закрытого вагона, похожего на почтовый, были оборудованы места для часовых, а на раздвижных дверях в трех местах висели новенькие стальные замки. Более того - вагон опломбирован, и на двери прибита металлическая табличка на немецком. Николай успел лишь прочитать "Achtung!..", но тут раздался призыв Багрова:
- Сюда, товарищ лейтенант, сюда! Вот она, лапуля, тута!
Платформа, на которой стояли две установки Флак, была сброшена разрывом снаряда с рельс и, накренившись, по самые оси зарылась в гравий. Одна зенитка порвала удерживавшие тросы, опрокинулась и свалилась с платформы. Вторая пушка осталась на месте и, судя по всему, была цела-целехонька. Николай и командир расчета осмотрели трофей, после чего опытный наводчик Егоров выдал вердикт:
- Вещь! Пятьдесят миллиметров, можно и "Хенкель" снять на шести-семи тысячах. А механизм похож на наш.
Николай молча согласился с доводами подчиненного, а сам подумал:
"А если еще и бронебойные снаряды найдутся, то и танки веселее жечь будет". А вслух приказал:
- Аккуратно снимаем пушку с платформы, цепляем к машине. Сань, где снаряды?
- А вон, товарищ лейтенант, под брезентом в углу.
- Вижу. Ящики в кузов.
Снарядов оказалось более, чем достаточно. Похоже, их погрузили на платформу в расчете на обе зенитки. Помогла немецкая пунктуальность. Орднунг!
- Всё готово, товарищ лейтенант, - подошли к нему через четверть часа Егоров и Сашка. - Можем отправляться обратно.
- Добро, - ответил Николай, поправляя портупею. - По машинам!
И опять, проезжая мимо товарного вагона с тремя новыми замками и местами для охраны, он хотел выйти из машины и прочитать, что же там написано на табличке, кроме "Achtung", но необходимость поскорее закончить оборудование позиции пересилила.
К вечеру, уже затемно, немецкую зенитку установили в полусотне метрах от пулеметного гнезда, прикопали и прикрыли бруствером. Линия обороны батареи напоминала теперь вогнутую внутрь ломаную линию, растянувшуюся метров на семьсот. Правый фланг оказался на небольшой возвышенности, центр и левый - на равнине. Слева и чуть впереди темнел голый неприветливый лес, а прямо впереди и справа - чуть холмистое поле. Еще правее в крутом овраге скрывалась небольшая речушка, покрытая тонким льдом. Станет ли она завтра непреодолимым препятствием для танков, если они зайдут с правого фланга - неясно. За целый день худо-бедно прорыли полупрофильные сапы, по которым можно было, пригнувшись, скрытно перемещаться от орудия к орудию и к траншее в тылу, где складировались боеприпасы. Немецкий Флак удалось установить таким образом, что его высокая станина и длинный ствол не очень выделялись. Старшина, к тому же, из своего НЗ выделил кусок белой простыни, которым обмотали дуло пушки. Николай еще раз обошел позицию, прикидывая, что еще можно подправить, но, в конце концов, решил, что место выбрано правильное, пушки распределены рационально, необходимая инфраструктура - окопы, схрон боеприпасов, легкий командирский блиндаж, накрытый грязно-белой палаткой, и скрытый в тыловом лесу автопарк с резервным складом боеприпасов - имеется.
Повалившись на низкие нары из наспех накиданных на землю досок, прикрытых хвойными ветками и укрывшись драной шинелью, он заснул.
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, вставайте! - тряс Николая за плечо старшина Палладьев. - Мотоциклисты появились, слышите? Вставайте же скорее, немцы!
Николай резко сел и протер глаза:
- А?..Что? Мотоциклисты? Где?
Он встал, плеснул в лицо стылой водой из ведра и, осторожно откинув полог, вышел на воздух. Снаружи было ненамного холоднее, чем в блиндаже, но с севера тянул неприятный сырой пронизывающий до костей ветер. Только-только начало светать.
- Чайку бы кто сварганил, что ли... - проворчал Николай, поёжившись, и поднес к глазам бинокль.
Километрах в двух, чуть левее по флангу, медленно и осторожно катили четыре мотоцикла с коляской. При таком освещении трудно их заметить, но на фоне снега они выделялись достаточно хорошо.
- Передовой разъезд, - выдохнул Палладьев. - Прощупывают, гады. Может и не заметят...
- Не иначе разъезд, - кивнул лейтенант. - А не заметят, так мы им поможем. Иначе, зачем мы здесь?
- Командуйте, товарищ старший лейтенант, - вздохнул старшина.
- Батарея подъем! К бою! Связь с полком!
Старшина тут же отправил двух бойцов обойти позицию. Связист протянул Николаю трубку:
- "Мимоза" на связи.
- "Мимоза", я "Ромашка". В двух километрах, азимут двести шестьдесят, наблюдаю мотоциклистов.
- "Ромашка", тебя понял. Авиация сообщает о продвижении на нашем направлении до роты танков с северо-запада. До роты, "Ромашка", ты понял?! К вам выдвигается в помощь взвод мотопехоты с отделением саперов. Попробуйте заминировать танкоопасные направления.
- Если успеем, "Мимоза", если успеем... Но танковую роту я не смогу... Это ж двадцать танков!
- Всё, "Ромашка", воюй! Больше у меня для тебя резервов нет!
Майор отключился. Николай повернулся к Палладьеву:
- Предупреди, что сейчас подойдет пехота. Командира взвода и командира отделения саперов сразу ко мне!
Палладьев тут же отослал бойца с поручением. Старший лейтенант повернулся лицом к фронту и вновь приложил бинокль к глазам. Картина существенно не изменилась, за исключением того, что немного посветлело, а мотоциклисты остановились и явно о чем-то совещались: то ли позиции зенитной батареи увидели, то ли просто с картой сверялись, то ли подхода основных сил ждали.
Николай прикинул в уме расклад своих сил. Вооружение: четыре зенитных орудия, один станковый пулемет "Максим" и два ручных. Двадцать пять человек - расчеты орудий и водители, еще тридцать - взвод поддержки. Сейчас подойдет еще взвод - штыков сорок-пятьдесят. То есть всего людей до сотни бойцов. А тут обещают до роты танков! Уму непостижимо, двадцать, а то и больше машин! Во-первых: откуда у немцев еще осталось столько танков и, во-вторых, почему они все сюда прут?
Минут через сорок его невесёлые размышления прервал голос Палладьева:
- Товарищ старший лейтенант...
Николай обернулся. Перед ним вытянулся пожилой старшина с обожженным лицом:
- Товарищ старший лейтенант, взвод автоматчиков с приданым отделением саперов прибыл в ваше распоряжение. Доложил старшина Королев.
- Вольно, старшина. Сколько у тебя бойцов?
- Пятьдесят два, товарищ...
- Хорошо. Пулеметы?
- Один станковый Горюнова, два ручных и еще два ПТРД.
Николай поднял брови:
- Истребители у вас в штатное расписание входят?
- Нет, товарищ старший лейтенант, это майор Самохин в штабе полка в последний момент приказал придать для усиления, - пояснил Королев.
- Ну, что ж, спасибо майору. Старшина, ведите бойцов, занимайте позиции, окапывайтесь. ПТРД расположите на флангах. Свободны. А ты - командир саперного отделения? - перевел взгляд на молодого парня лейтенант.
- Так точно! Сержант Борисов! - вытянулся боец.
- Давно воюешь, сержант? - лейтенант опасался, что парнишка только-только попал на фронт, и тогда о грамотной постановке мин можно забыть.
- Третий год, товарищ старший лейтенант, - бодро отрапортовал сержант.
- Ну-ну, одобрительно протянул лейтенант. - Идем, покажу, что тебе надо делать. У тебя сколько человек в отделении?
- Восемь, - ответил Борисов, выбираясь из командирского окопа наверх.
- Мало, - констатировал Николай и обвел рукой открывшийся горизонт. - Так, давай-ка, сапер, оцени обстановку и расскажи, где мины ставить будешь, а я посмотрю, устроит ли нас твой вариант?
Вскоре, нагрузившись тяжелыми противотанковыми "блинами", саперное отделение, надев белые маскхалаты скрылось за бруствером переднего окопа. Они успели сделать три ходки, когда прозвучала команда:
- Воздух, воздух!!! "Юнкерсы"!
Николай спрыгнул в окоп, схватил бинокль и скомандовал :
- Егоров, бить по цели на высоте, на высоте, слышишь? Ты со своим Флаком достанешь их на подлете, остальные - прицельный огонь при сваливании на пикирование. Снаряды - осколочные. Выполнять!
Несколько минут стояла тишина, потом стали различимы звуки работающих авиационных движков, а уж затем в небе появились с десяток черных точек. Облачность была высокая - около четырех километров, поэтому "лаптежники" могли совершенно спокойно выходить на цель. Вот первый Ю-87 стал разворачиваться, выходя на прямой курс к позициям батареи, за ним цепочкой второй, третий - как пальцы пианиста, играющего гаммы.
Непривычно громко загромыхала немецкая зенитка Егорова, и спустя несколько секунд несколько дымов обозначили место разрывов снарядов. Вторая очередь, откорректированная наводчиком, прошла ближе - один бомбардировщик явно вильнул в сторону, отброшенный воздушной волной. Но большинство снарядов, всё-таки рвались на большом расстоянии от цели и не причиняли пока самолетам противника никакого вреда. Однако психологический момент налицо: теперь немецкие пилоты нервничали у своих бомбовых прицелов, что было на руку батарее старшего лейтенанта. Вой начавших сваливаться в пикирование бомбардировщиков нарастал.
В этот момент к глухому рыку Флака присоединилась звонкая канонада остальных трех зениток. Из стволов, задранных вверх, стали вырываться дымные облачка. В общую какофонию звуков ворвался жуткий фальцет падающих бомб и стрекот авиационных крупнокалиберных пулеметов.
На какой-то самой высокой ноте в момент крещендо, над головами бойцов пронеслись бомбардировщики, и вслед за ними раздались частые взрывы, вздыбившие землю, по большей части, в десятке метров от переднего окопа. Наводчики по азимуту быстро развернули орудия и выпустили вдогонку "Юнкерсам" порцию снарядов.
Николай выпрямился в окопе и с облегчением констатировал, что все четыре орудия целы и продолжают бой. Вокруг еще падали выброшенные бомбами комья земли и ошметки снега, а десятка бомбардировщиков, совершив левый разворот, отлетела на бреющем подальше от позиций батареи и, устроив знакомую "карусель", стала набирать высоту для второго захода. В этот момент опять загрохотало третье орудие. И вдруг, один из "лаптежников" неуклюже качнул крыльями, выбился из общего строя и стал забирать в сторону. Дымного шлейфа за ним не наблюдалось, но стало понятно, что машина повреждена и выходит из боя. Самолет никак не мог набрать высоту и постоянно заваливался на левое крыло. Много повидавший на своем веку сбитых стервятников, лейтенант почти наверняка определил, что фриц не дотянет до базы.
- Готов, не долетит до своих - ёб...ся, сука! - злорадно констатировал Палладьев, стряхивая с шапки-ушанки землю.
Николай высунулся из окопа:
- Егоров, молодец! Молодец, черт возьми!
- Стараемся, товарищ старший лейтенант!
Наконец и солдаты в траншеях подняли головы, заметили отваливший "Юнкерс", и над полем разнеслось нестройное "ура". Но немцев, конечно, потеря одной машины не остановила. Бомбардировщики снова забрались на высоту и начали разворот. До атаки оставались считанные секунды. Николай направил бинокль туда, где недавно заметил мотоциклистов. То, что предстало его взору, не порадовало: на пологий холм выкатилось пять бронетранспортеров на колесно-гусеничной тяге.
- А танки где? - пробормотал он, переведя взгляд на небо и медленно приседая в окопе. - Старшина, надо проверить, на левом фланге за лесом танков нет? Пошли кого-нибудь в разведку!
- Есть! - раздалось из-за бруствера.
Снова на позицию полетели бомбы. На этот раз несколько штук упали между траншеями, с визгом расшвыряв в стороны осколки. Раздались крики раненых. Один из "Юнкерсов" на выходе из пике получил зенитный снаряд прямиком в стойку шасси. Колесо с куском штанги оторвалось от консоли и с огромной скоростью воткнулось в землю в нескольких метрах от командирской палатки. Брызнувшая от удара грязь со снегом окатила и лейтенанта, и связиста, и находившегося здесь же Сашку. Когда вереница самолетов развернулась и начала набор высоты, ложась на обратный курс, третье орудие попыталось повторить свой недавний успех и выпустило пяток снарядов по улетающему врагу. Но на этот раз мимо цели.
Бомбардировщики улетели, сделав всего два захода. После них остались пятиметровые воронки, значит, бомбы пятидесятикилограммовые или даже меньше. Похоже на то, что летели не специально по их душу. Скорее всего, напоровшись на хорошо защищенную цель, откуда их отогнали зенитчики или истребители, отбомбились по первой попавшейся позиции по пути домой.
- Осмотреться в окопах! Раненых в санитарную палатку. Палладьев, доложить о потерях!
После доклада старшины стало ясно, что, по крайней мере, первый раунд остался за батареей. Однако и цена заплачена соответствующая: шестеро убитых, пятнадцать раненых, восемь тяжело. Все орудия целы. А немцы, считай, потеряли один самолет, второй получил серьезное повреждение. Скорее всего, и этот "Юнкерс" можно считать сбитым: летчик наверняка нещадно изуродует машину при посадке.
"Если вообще решится сажать, а не выпрыгнет с парашютом", - подумал Николай.
Он навел бинокль на косогор. Бронемашины медленно спускались в их сторону. Из них на ходу выпрыгивали солдаты и выстраивались в неровную цепь. Лейтенант усмехнулся. Так просто их с позиции не выбить. Более того, они сейчас пожгут все бронемашины. Для артиллеристов-зенитчиков, привыкших бить по скоростным, быстро меняющим направление целям, бронемашины и легкие танки - удобная и нетрудная мишень.
- Командира саперов ко мне! - приказал Николай.
Когда молодой сержант скатился в окоп, лейтенант достал из планшета карту:
- Давай отмечай, где мины ставил.
Сержант карандашом старательно, как школьник, вывел на плане три эллипса.
- Так близко? - удивился Николай.
- Дальше не успели, товарищ лейтенант, - объяснил сапер. - Да и ваши пушки их с двух километров покрошат как...
- "С двух километров", - перебил его Николай. - Много понимаешь! А если "Пантеры" пойдут, или, не приведи Господи, "Тигры"?
Сержант молчал.
- Ладно, как поставили, так и поставили, и на том спасибо. Будем считать, что это последний рубеж обороны. Авось до этого не дойдет.
- Разрешите идти? - вытянулся сержант.
- Иди.
Николай вздохнул и поискал глазами Палладьева. Того нигде не было видно. Тогда он обернулся к палатке, нависавшей над окопом:
- Саша, я разведку к лесу посылал, не вернулись еще?
Сашка осторожно вскарабкался на бруствер и посмотрел на левый фланг.
- Кажется, возвращаются, товарищ лейтенант. Вижу...
Больше он ничего сказать не успел. С неожиданным резким воем в землю воткнулся снаряд и тут же раздался оглушительный взрыв. Николая швырнуло на дно окопа. Сверху на него свалился Сашка, больно заехав локтем в ухо. Не успел он сообразить, что происходит, как грохнул другой разрыв, за ним третий, четвертый... Наконец, он смог приподняться и высунуться на секунду из окопа. Теперь уже стало понятно, что их позиции обрабатывает минометная батарея. Но откуда она взялась?
С бруствера, чуть не на голову слегка оглушенному Сашке, спрыгнули два бойца, в одном из которых он узнал сержанта Одинцова - известного в батарее балагура и весельчака:
- Товарищ старший...
- Что там, Одинцов?
- За лесом эта... минометы, три штуки, - быстро проговорил Одинцов. - И бронетранспортер с десятком фрицев.
- Ясно. Калибр? Хотя и так ясно - восьмидесятимиллиметровые. Связь с полком!
Связист протянул ему трубку:
- "Мимоза" на связи, - на фоне частых разрывов мин и визга осколков его голос еле слышался.
- "Мимоза", я - "Ромашка", - закричал Николай. - Докладываю: отбил штурмовку "лаптежников", двух фрицев крепко зацепили. Но противник начал атаку с фронта, одновременно поддержанную минометным огнем с левого фланга. Я сам не могу достать минометную батарею - они за лесом в двух километрах на скрытой позиции. "Мимоза" поддержите огнем, я дам координаты!..
- Каким огнем, "Ромашка"? Откуда у меня лишние стволы? Мы снимаемся с позиции... - выплеснулось из хрипящей трубки.
- "Мимоза", минометчики не дадут нам поднять головы, через час-полтора такого кучного артобстрела я потеряю половину людей! Хоть по пять снарядов одной батареей, "Мимоза"! Я туда потом разведгруппу пошлю - они закончат. Даю координаты...
- Черт с тобой, сейчас что-нибудь придумаем... - донеслось в ответ, и связь прервалась.
- Так, Саша, давай вместе с Одинцовым берите несколько автоматчиков и к лесу. Там затаитесь, а после нашего артобстрела...
- А будет он, артобстрел-то?.. - засомневался Одинцов.
- Будет, Одинцов, будет. Я знаю майора. Так вот, после артобстрела добить всех гадов, чтоб батарея замолчала. Ясно?
- Товарищ лейтенант, мы машину возьмем, в объезд хоть и дальше, зато не заметят...
- Берите, скажите, я приказал. Только скрытно, скрытно! И осторожнее там!
Бойцы убежали.
Тем временем обстрел закончился, и Николай поднялся в окопе во весь рост. Бронетранспортеры уже прошли часть расстояния и находились теперь в полутора километрах. Лейтенант перевел взгляд на позиции батареи. Все орудия по-прежнему целы, а вот расположение части все пестрело воронками, черными пятнами выделяющимися на заснеженной земле. Некоторые снаряды попали-таки в траншеи и наверняка поубивали и покалечили бойцов: где-то рядом громко стонало сразу несколько раненых. Но теперь и орудия, частично замотанные белыми простынями из хозяйства Палладьева, и пехота, в подавляющем большинстве не имевшая зимних маскхалатов, получили неожиданное преимущество: на черно-белом фоне перемешанного с землей снега, различить людей и технику очень трудно. Чего нельзя сказать о медленно приближающихся бронетранспортерах. Они четко выделялись на нетронутом снежном поле, так же, как и фигурки немецких солдат.
- Батарея, - закричал Николай, - азимут двести шестьдесят два, дальность тысяча шестьсот, угол три, бронебойно-зажигательными... Огонь!!!
Он не выдержал, схватил бинокль и вскочил на бруствер. Каждый из расчетов взял мишенью тот бронетранспортер, что напротив него. Всего машин было пять, и водители постепенно разъезжались дальше друг от друга, стараясь увеличить дистанцию и не скучиваться.
Кто-то дернул его за рукав, но спустя секунду он понял, что это пуля. Немецкие пулеметчики на бронетранспортерах открыли огонь. Вероятность прицельной стрельбы на таком расстоянии равнялась почти нулю, однако же, его зацепило!
Зенитки захлопали практически одновременно. Четвертый расчет попал в свою цель первой же очередью - два снаряда вошли в картер мотора и в кабину. Машина тут же остановилась и слабо задымила. С третьего одиночного выстрела подбил свою мишень и Егоров из трофейного Флака. Тут эффект оказался зрелищнее. Пятьдесят миллиметров калибра, не тридцать семь! Снаряд вошел точно в мотор и взорвался, разворотив весь передок бронемашины и оторвав одно колесо. Сразу же появилось пламя и быстро охватило всю машину, из кузова которой выпрыгнули несколько солдат. В кабине живых остаться не могло. Остальные два расчета провозились чуть дольше со своими броневиками, но после двух-трех очередей задымили еще две машины. Пехота залегла, а экипаж пятого бронетранспортера, обескураженный потерей четырех машин за считанные минуты боя, быстро развернулся и покатил к лесу левого фланга, рассчитывая скрыться за ним. Но всё тот же Егоров всадил в него три снаряда подряд и попал в бензобак. Броневик натужно взорвался, просев в снег и выбросив высокий оранжево-черный гриб огня.
Пока Николай взвешивал "за и против" контратаки, вокруг стали рваться мины - злосчастная минометная батарея, получив, видимо, сообщение о том, что атака в лоб захлебнулась, возобновила обстрел. Прыгая в окоп, Николай заметил, как одним из разрывов накрыло первое орудие, и смело расчет в снег.
Мины ложились убийственно точно, будто огнем управлял опытный корректировщик. Осторожно высунувшись, лейтенант быстро посмотрел на косогор, где утром появились мотоциклисты, но ничего подозрительного там не заметил.
Мина разорвалась совсем рядом, и часть обрушившегося бруствера полностью засыпала Николая. С трудом выбравшись из земляной ловушки, он хотел потребовать связь, но вместо командирского блиндажа увидел дымящуюся воронку. Несчастному связисту разорвало всю грудную клетку и оторвало руку. К ужасу Николая он был жив и пытался приподняться, судорожно цепляясь уцелевшей рукой за склизкую землю. Его широко раскрытые глаза, слепо смотрящие на Николая, быстро стекленели. Солдат дернулся в последний раз и затих. Лейтенант навидался за несколько лет войны подобных сцен, но сейчас гибель связиста особенно больно отозвалась в душе: молодой молчаливый парень только месяц назад заменил старого связиста, отправленного в госпиталь с тяжелым ранением. И, словно в насмешку, совсем рядом стоял целехонький ящик аппарата связи.
- С-с-суки!.. - выплюнул лейтенант, выскочил наверх и побежал, петляя между разрывами, к первому расчету.
Оказавшись у орудия, он склонился над сидящим на снегу наводчиком и потряс его за плечо:
- Никитюк, ты жив?.. Алло, Никитюк!
Тот что-то промычал и жестами показал, что ничего не слышит: из ушей у него текла кровь. Ясно: контужен. Тогда Николай бросился к другим бойцам, раскиданным вокруг, и вдруг понял, что жесткий минометный обстрел стихает. Он выпрямился и посмотрел на заснеженное поле. Там по-прежнему чадили бензиновой копотью подбитые бронетранспортеры, а пехота потихоньку отрабатывала назад.
"Кто же корректирует огонь? - билась в голове мысль. - Больно точно кладут. А что у нас там на косогоре?"
Он поднес к глазам бинокль и внимательно всмотрелся в то место, где с утра толклись немецкие мотоциклисты. Сейчас там никого не наблюдалось, но въедливый Николай продолжал до рези в глазах разглядывать поле сквозь двенадцатикратные линзы артиллерийского бинокля. И удача улыбнулась ему - в самом дальнем конце поля, у леса, он заметил крошечный мотоцикл и несколько солдат. До них было почти два километра.
Двое бойцов из расчета зашевелились и попытались сесть. Никитюк тяжело оперся на станину, с трудом встал и выпрямился. Из ушей у него продолжала толчками идти кровь.
Николай встал на место командира зенитки и скомандовал:
- Расчет, к орудию!
Никитюк, тряся головой, неловко, боком втиснулся на место наводчика по горизонту, еще двое оклемавшихся номеров расчета тоже заняли места.
- Азимут...
Николай прокричал стандартные команды наводчикам, чуть подправил прицел (прямая наводка на таком расстоянии не шла) и обернулся к заряжающему:
- Осколочные!
Услышав, что щелкнула рамка приемника, он нажал на педаль. Алые точки трассирующих снарядов кучно унеслись в сторону цели и посекли стволы и ветки высоко над головами корректировщиков. Пара снарядов разорвалась, брызнув осколками.
- Полградуса ниже! - скомандовал лейтенант и выпустил вторую очередь.
Эти пять снарядов легли точно. Сверкнули вспышки разрывов, мотоцикл подбросило вверх, людей изрешетило осколками, раскидало в стороны и всю эту мясорубку накрыло огромной елью, ствол которой перебило снарядом.
- Откорректировались, чтоб их черти съели, - с удовлетворением произнес Николай.
Он обернулся и вдруг осознал, что разрывы мин совсем прекратились. И тут же услышал характерный звук рассекающего воздух крупнокалиберного снаряда, выпущенного из стопятидесятидвухмиллиметровой гаубицы. Этот звук он не мог спутать ни с чем. Не подвел майор Самохин! Батарея дивизионных гаубиц била с закрытой позиции и, надо сказать, работала профессионально. За лесом, примерно там, где по его расчетам обосновалась минометная батарея, взметнулась в небо земля от первого разрыва. Потом второй, третий, четвертый... Артобстрел был на удивление точен, накрыл площадь в несколько гектаров и продолжался минут пятнадцать.
Мины больше не падали на голову, и солдатская братия - те, кто остался в живых - зашевелилась, выкапываясь из земли и помогая раненым товарищам. Николай огляделся:
- Раненых - к грузовикам! Палладьев! Где Палладьев?!
- Здесь я, товарищ старший лейтенант!
Старшина имел сильно потрепанный вид, одно ухо его шапки оторвалось и болталось на тонкой нитке.
- Потери?
- Не знаю, сейчас посчитаем...
За лесом, там где недавно вставала дыбом земля, поднятая снарядами, прилетевшими с дивизионной батареи, раздались автоматные и пулеметные очереди. Лейтенант настороженно прислушался.
- Сашка с Одинцовым. Минометчиков зачищают, наверное, - спокойно ответил на незаданный вопрос старшина.
- Дай-то Бог, - проговорил Николай и побежал к следующему орудию.
Через четверть часа старшина доложил о потерях: больше четверти вверенного Николаю подразделения выбыло из строя. Много насчитали и легкораненых, но все они остались в строю.
В командирский блиндаж, от которого, собственно осталась одна воронка, скатился Сашка:
- Товарищ старший лейтенант! Минометная батарея уничтожена. После артобстрела провели зачистку. Потерь нет, вот только у Одинцова руку сильно цепануло.
- Отправили в госпиталь?
- Нет, наотрез отказывается. Товарищ старший лейтенант, мы трофей привезли - уцелевший миномет с боезапасом и пулемет, который с бронетранспортера сняли.
Николай секунду подумал и приказал:
- Найди кого-нибудь, кто знает, как из миномета палить, как угол выставлять. Дай ему двух бойцов в поддержку и пусть обоснуются на левом фланге на опушке леса. Думаю, миномет нам пригодится.
- Танки, танки! - послышалось из окопов.
"Началось!" - подумал Николай и приложил к глазам бинокль. По косогору, на котором догорали бронетранспортеры, катили танки. Три "Пантеры" и пять "Панцер-III". За ними двумя линиями шла пехота - не меньше роты.
- Батарея, к бою! Без команды не стрелять!
Николай прикинул, что тридцатисемимиллиметровые орудия смогут при удачном попадании поджечь легкие "Панцер-III" и в полутора километрах, а вот по "Пантерам" придется работать Егорову с его пятидесятимиллиметровым Флаком.
- Первое, второе, четвертое орудия бронебойно-зажигательными по легким танкам... Огонь!
Раздались частые хлопки зениток. Один снаряд попал в цель, но лишь высек сноп искр и срекошетировал от лобовой брони. Танки ответили нестройным залпом, но большинство снарядов разорвались далеко за позициями батареи. А вот огонь зениток принес свои первые плоды: один танк потерял передний каток и размотал порванную гусеницу. Прокрутившись вокруг своей оси, он остановился, но продолжил стрелять. Вскоре танкисты пристрелялись, и снаряды стали рваться между окопами и вблизи орудий. Когда до танков осталось около километра, с обоих флангов по немецкой пехоте короткими очередями заработали оба станковых пулемета. Еще один легкий танк вздрогнул и остановился, будто наткнулся на невидимое препятствие. Не было видно, куда ему влетел снаряд, но танк задымил. Откинулся верхний люк и из башни, подтянувшись на руках, стал вылезать командир экипажа. В ту же секунду в открытый люк рикошетом попал снаряд и оторвал его от башни вместе с торсом фрица. Кровавая культя и погнутый железный круг отлетели далеко от танка. А из башни нешуточно задымило.
Николай перебежал поближе к расчету третьего орудия:
- Егоров, огонь по передней "Пантере"! Бей по гусеницам!
Флак тут же загрохотал, выплевывая первую пятерку бронебойных снарядов. Как минимум один попал в цель, но, чиркнув по переднему наклонному броневому листу, с воем улетел в лес. Следующая очередь тоже попала, но танк продолжал надвигаться, периодически стреляя из пушки. Немецкие наводчики пристрелялись и клали снаряд за снарядом всё ближе и ближе к орудиям. В это время взорвался боезапас подбитого "Панцер-III".
Тем временем еще один легкий танк, сглотнув пару бронебойных, повернул и, неуправляемый, скатился в овраг с замерзшей речушкой. По выскочившему в ледяную воду экипажу заработали сразу два ручных пулемета.
Внезапно, головная "Пантера" просела на левый борт и, уронив в снег несколько разбитых катков, замерла метрах в пятистах перед позицией. Сработала поставленная саперами мина. Четыре танка выведены из строя, но оставшиеся четыре подошли совсем близко.
Спустя несколько секунд не стало второго расчета: немецкий снаряд вошел точно в станину орудия и, убив наводчиков и заряжающего, буквально разорвал зенитку на две части. Полыхнул еще один легкий танк, но одна из "Пантер" уже ворвалась на позицию. Расчет Егорова развернул Флак, но не мог стрелять - первое орудие оказалось на линии огня. Кто-то из траншеи бросил вслед танку гранату, которая взорвалась позади башни и подожгла мотор. Но танк проехал по инерции еще немного и раздавил зенитку. Контуженный Никитюк не успел отскочить...
Пехоту пулеметчикам удалось отсечь напрочь, она залегла метрах в трехстах от переднего края и стала отползать. На правом фланге расчет противотанкового ружья и четвертое орудие расправились с третьей "Пантерой". Последний "Панцер-III" попятился назад, но подорвался на мине. Выскочивший экипаж мгновенно уничтожили кинжальным огнем трех пулеметов.
Через десять минут бой закончился. Последние немцы убегали в дальний лес, и по ним нехотя и редко стреляли.
Совсем рядом раздалось несколько одиночных выстрелов, и ударила автоматная очередь. Командир подбитой "Пантеры" не захотел даваться живым...
Лейтенант обвел взглядом поле боя. Всюду чернели воронки, чадили горящие танки, тут и там валялись изуродованные тела солдат. Николай снял шапку и вытер ей закопченное лицо:
- Палладьев! Палладьев!
- Здесь он, товарищ старший лейтенант, ранен... - отозвался кто-то.
Николай пошел на голос и нашел в обвалившейся траншее старшину. Тот был в сознании и тяжело дышал: пуля угодила в левый бок.
- Как же так, Палладьев? - присел рядом Николай.
- Да, вот, командир, долбануло... Но ты меня в госпиталь не отправляй, я сейчас оклемаюсь и...
- Оклемается он, - невесело усмехнулся лейтенант. - Конечно, оклемаешься. Но только в госпитале. Без разговоров! Уносите его!
Откуда ни возьмись, появился Сашка:
- У Одинцова десять человек осталось, у Королева восемнадцать, у Борисова четверо. Ну, вы, я, расчеты Егорова и Нигматулина, водители... Всё!
- Ты забыл трех человек с минометом у леса, - машинально поправил его лейтенант.
- Э, да вы ранены! - воскликнул Сашка. - Сейчас перевяжу.
Николай отстраненно наблюдал, как сержант перевязывает ему руку и монотонно бубнил:
- Собрать всех тяжелых раненых и на машинах в тыл. Одновременно цепляем два орудия, грузим миномет и отходим к станции. Помнишь, как там все расположено? Вот и посмотрим, как там две зенитки и пулеметы встанут...
В небе раздался гул самолета и стал быстро приближаться.
- Воздух!
Почти на бреющем над лесом показался наш Ил-2, а за ним "Мессер". Штурмовик слегка подымливал и летел "молча", не отстреливаясь - то ли стрелок убит, то ли патроны кончились. Немец же периодически выпускал короткие прицельные очереди, которые проходили совсем рядом с плоскостями самолета. С первого взгляда стало понятно, что штурмовик вот-вот собьют. Летчик заметил зенитную батарею, горящие танки и, пролетев над полем, стал разворачиваться.
Николай вскочил:
- Он на нас фрица ведет! К бою! По "Мессеру" работать, как ювелирам, наверняка!
Расчеты мгновенно заняли свои места и приготовились. Штурмовик закончил разворот и пошел точно на батарею, таща за собой на хвосте немца. Тот, в азарте погони, то ли не понял маневра русского пилота, то ли невнимательно смотрел на землю, но попался на удочку! В последний момент, не долетая каких-нибудь двухсот метров до батареи, штурмовик резко, как только мог, бросил свой самолет в сторону и ушел с линии огня. Одновременно заговорили обе зенитки, и дальше... не произошло ничего. "Мессер" пролетел над позицией, получил вдогонку еще десяток снарядов и, не меняя курса и постепенно снижаясь, исчез за дальней кромкой леса.
- Чего это он? - громко спросил Егоров, провожая взглядом удаляющийся самолет и спрыгивая со станины.
- В рули, видать, попали, триммер заело, али еще чего, вот и будет теперь по прямой лететь, пока керосин не кончится, - предположил Николай.
Тем временем, над полем снова появился штурмовик. Пролетая над батареей, он в знак благодарности покачал крыльями и, медленно набирая высоту и все сильнее дымя, ушел на восток. Бойцы кричали "ура" и размахивали шапками. Николай запомнил номер на киле Ила - 79.
- Дотянет? - ни к кому не обращаясь, повесил тревожный вопрос Егоров.
- Должен, - твердо сказал подошедший Одинцов и, улыбнувшись, закончил. - А то кто же расскажет потом, что командир орудия гвардии сержант Егоров сегодня не один, а два самолета сбил?
Стоявшие вокруг с облегчением рассмеялись, стряхивая с себя всю грязь и ужас пережитого боя. Даже некоторые раненые, которых начали грузить на подогнанные машины, и те улыбались и пытались смеяться. Вокруг трупы, кровь, смерть, а люди смеются. И никак не могут остановиться.
Николай обошел новую позицию и лично осмотрел, как установлены зенитки и пулеметные гнезда, заглянул за опрокинутый паровоз, где поставили единственный миномет. Проходя мимо платформы, с которой они вчера вечером сняли Флак, он в задумчивости остановился, глядя на перевернутую вторую немецкую зенитку. Потом решил:
- Саша!
Багров прибежал, поправляя болтающийся за спиной ППШ.
- Слушай, надо бы и этот агрегат поставить на колеса и установить за водокачкой. Лишняя огневая точка не помешает.
- А снаряды? - протянул сержант.
- А снарядов, как ты, наверное, вчера заметил, было на две зенитки, помнишь? К тому же посмотри под платформой - авось несколько ящиков туда свалилось. В общем, действуй. Поставьте за водокачкой в лесу, метрах в двадцати от опушки и хорошенько замаскируйте. Если опять пойдут "Пантеры" или, не дай Бог "Тигры", то они борт подставят не нам, а лесу.
- А расчет?
- Расчет наберем. Два номера от расчета Никитюка остались и один номер от второго орудия. По наземным целям стрелять вполне хватит.
Багров почесал затылок и побежал к водителям - без тягача перевернуть пятитонную махину зенитки не удастся. Николай же несколько минут понаблюдал за работой солдат из железнодорожных войск и подошел к офицеру, который командовал ремонтом путей:
- Скоро управитесь? А то уже смеркается.
Немолодой грузный младший лейтенант, видимо, в мирной жизни путеец, повернул к нему морщинистое, обветренное лицо:
- Сейчас гнутые рельсы уберем и подойдет укладчик. Думаю, одну колею к ночи сделаем. Закурить не найдется?
- Не курю... - ответил Николай, и путеец погрустнел.
Вдруг он вспомнил, что в последний раз шоколада в офицерском пайке не оказалось и пришлось взять папиросы.
- Погоди, лейтенант, - полез в карман Николай и достал пачку. - Угощайся.
Они постояли немного молча - путеец с удовольствием пыхал папироской, а зенитчик просто смотрел за слаженной работой саперов-железнодорожников. Неожиданно он вспомнил:
- Послушай, лейтенант, а что там за вагон стоит опломбированный, случайно не знаешь?
- Где? - глубоко затянувшись, коротко спросил путеец.
- Пойдем, покажу.
Они зашагали в сторону сгоревшего состава, прошли мимо водителей, артиллеристов и Сашки, пытающихся с помощью тягача и мата справиться с опрокинутой зениткой и остановились около необычного вагона.
- Тележки пассажирские, - сказал путеец.
- Чего? - не понял Николай.
- Вагон, похоже, почтовый, а тележки пассажирские.
- Ну и что? Какая разница?
- Мягкий и бесшумный ход.
Пожилой лейтенант внимательно осмотрел вагон, обошел его со всех сторон, залез под него и, наконец, отошел в сторону, отряхивая руки:
- Необычный вагон. Сам почтовый, тележки пассажирские, но усиленные. И, похоже, он сильно нагружен.
