Под мостом, протянувшимся над некогда бурной рекой Гедар, жили старый Ворон и не менее старая Крыса. И, скорее всего, они не жили, а просто терпели друг друга, взаимно стараясь не замечать присутствия соседа. Ворон частенько сидел на мосту и одним глазом косился на прохожих, пугая их своим облезлым видом и истошными криками. Он любил наблюдать за людьми, такими суетными и непонятными. Куда они спешат? Зачем? Зачем им эти пищащие маленькие дети, которых волочат мимо него в детский сад? Дети... это другой мир... Он прыгал за ними на своей хромой ноге, пытаясь понять, о чём они щебечут, отчего звонко смеются, обнимаются, а потом толкаются и убегают, догоняя друг друга?!
К вечеру Ворон прятался под мостом. Дом его нельзя было назвать гнездом, просто углубление в камне. Летом там было приятно, прохладно. Легкий холодок шёл и от говорливой реки. А зимой - зябко. Ворон ёжился, поджимая под себя крючковатые лапки, прятал голову под общипанное крыло. "Скорее бы утро, на солнце погреюсь"...
Всю жизнь он прожил одиночкой, не осознавая важности любви к ближнему. Он любил себя; даже дряхлея, любил себя. С интересом рассматривал свое отражение в воде и думал: "Вся красота воронья - в мерзости, в мерзких поступках. Сделай больше гадостей и да воздастся тебе, Ворон!"
По молодости он летал в ближайшие деревни, долбал маленьких жёлтеньких цыплят, налету выклевывал глаза кошкам и собакам, воровал с верёвок бельё, набрасывался на сумки прохожих и радовался, что его боятся. Он чувствовал себя вороньим богом.
Постарев, он с трудом взлетал на мост, и вся его радость была в том, чтобы напугать проходящих мимо людей; вычисляя наибольшую близость к человеку, он начинал орать хрипло и истошно, не мигая, рассматривал жертву подслеповатым глазом. Как уже было сказано, он любил наблюдать за людьми и особенно за детьми. Его раздражал их шум, в щуплом вороньем тельце росла злость и ненависть, но именно эти чувства были главными и необходимыми в его жизни. Ощущая ненависть, он понимал, что ещё жив.
Крыса суетилась под мостом, шныряя туда-сюда по камням. У неё были свои ходы-лазы в ближайший хлебный магазин, в квартиру парона* Гагика и даже в отделение полиции. Где только она не бывала и везде старалась оставить свой след. Её розовый шероховатый хвост мелькал среди булочек, зубы лихорадочно работали, изгрызая всё подряд, - и съедобное и не съедобное. Большое, с жёсткой торчащей остью тело ликовало, содрогаясь от радости содеянного. Длинные усики на сморщенной мордочке нервно подёргивались, и Крыса взвизгивала: "Мой век ещё не закончен. Я ещё многое должна сделать!"
Иногда она поднималась на мост, с ненавистью смотрела на людей, пытаясь запомнить их лица, наряды, и думала: "Скоро мы встретимся. Я проберусь в твой дом. Я буду бегать по постелям твоих детей и обнюхивать твою кофейную чашку на столе. Я изгрызу твое лучшее пальто и испорчу всю мебель. А потом по моему следу придут полчища крыс... со всех окраин".
Радуясь своим мыслям, она спускалась под мост и пребывала в течение дня в хорошем настроении.
И торжествовала под мостом, в Царстве Ненависти и Зла полная идиллия. Ворон и Крыса терпели друг друга, чувствуя единство Духа.
Но одной весной, совершенно отличной от других вёсен, мир будто взорвался разноцветьем и разнотравьем. Небо ослепляло голубизной, солнце целовало и миловало прохожих. Мусор, который годами лежал вдоль змейки-реки, превратился в бутоны неземных цветов, готовые вот-вот вспыхнуть белыми, красными, синими, жёлтыми огоньками.
Ворон ошарашенно вертел головой. Глаз его не мог воспринять бал-маскарад мира, в мозг поступали импульсы раздражения от непонимания происходящего. Он из последних сил рванулся из-под моста, взлетел над тротуаром, каркнул и камнем ударился оземь. Встревоженная Крыса, увидев происходящее, взвизгнула и застыла неподалеку от своего соседа. И лежали они, два камня, мрачные и бесполезные, но и окаменелось их была невечной - подул ветер и просыпались они мелкими песчинками, которым уж никогда не собраться в единое целое.
Пусть сердце твоё, милый друг, полнится любовью и не впускай в него зло и ненависть...