Молодую кукурузу Володька не пробовал с детства. С того самого времени, когда они с пацанами совершали "кукурузные походы". Веселые, сумасшедшие, легкомысленные походы. Смыслом игры было зайти в кукурузные заросли с одной стороны поля, а выбраться с противоположной. Тогда им это казалось сложным и опасным испытанием, ведь прямые и острые стебли кукурузы были точными копиями друг друга. Делаешь несколько шагов и тут же забываешь, откуда пришел. Повсюду сложнейший, но податливый лабиринт, то и дело меняющий расположение своих коридоров.
Володька отлично помнил, как в одном из таких походов, они случайно потеряли Маленького Макса. То была неприятная, вышедшая за рамки детских игр история. После пяти тщетных часов самостоятельных поисков, с наступлением темноты, им пришлось всё-таки явиться к родителям с повинной. И, размазывая сопли и слёзы по лицу, признаться в собственной беспомощности и глупости. Больше всего досталось братьям Яровым, их, скорый на руку отец, выпорол сразу же, без лишних нравоучений. А Володькина бабушка, в силу мягкого, но очень переживательного характера, так громко запричитала на весь дачный поселок, что через пятнадцать минут взволнованная толпа взрослых, во главе с родителями Маленького Макса, решительно отправилась на кукурузное поле.
Володька, конечно, тоже разволновался, но он был убежден, что с мальчиком ничего плохого случиться не может. Потому что байки Яровых о страшном и ужасном хозяине поля, казались ему полнейшей выдумкой. И сколько бы они не пугали друг друга мистическими историями, водились в кукурузе только вороны да мыши.
Маленького Макса нашли только утром, после того, как рассвело. И когда вся измученная, но удовлетворенная процессия шествовала мимо Володькиного дома, он, всю ночь дежуривший у окна, обрадованно выскочил за калитку, догнал несшего закутанного в одеяло Макса дядю Сашу и спросил:
- Ну, как он?
- Молчит, - сказал дядя Саша. - Шок, наверное. Ни слезинки не проронил бедолага.
Больше Маленького Макса они не видели, родители увезли его с дачи насовсем. А бабушка сказала, что ему теперь долго придется ходить к невропатологу, потому что Макс, хоть и заговорил, но очень плохо: то заикается, то слова путает, а порой и вообще подвывать начинает.
После того случая Володька на кукурузное поле не ходил и молочную кукурузу не ел. А ведь было в том вкусе нечто волшебное и необъяснимое, наделяющее головокружительным ощущением беззаботности и свободы. Помнилось, надкусишь такой сочащийся початок, вдохнешь ароматный полевой воздух и смело, не задумываясь ни о чем дурном, окунешься в заколдованные заросли. Да разве кто и думал, что кукурузного поля можно бояться? Потому что его хозяин, хоть и страшный, но, несомненно, воображаемый монстр.
И вот теперь Володька, бывавший на даче лишь наездами, ведь там, кроме старенькой бабушки прочно обосновалась старшая сестра с тремя детьми, мужем и двумя собаками, впервые за все эти прошедшие двадцать шесть лет, повинуясь какому-то странному ностальгическому порыву, неожиданно свернул с главной дороги, и подъехал к тому самому нежно-золотистому кукурузному океану.
Сорвав один крайний, но уже довольно тяжеленький початок, Володька развернул его и, оставляя ботву на ножке, понюхал. Лёгкий запах терпкой свежести был почти таким же, каким он его помнил, ну, или почти таким же. Однако стоило откусить, как стало ясно, что нынешняя кукуруза стала совсем травянистой и пресной. Всё вроде бы то же, да уже не то. Пора было возвращаться, но уходить почему-то не хотелось. Постоял немного,помялся, и вдруг не удержавшись, бесшабашно, по-мальчишески, нырнул в манящие дебри.
Гордо развесив в стороны остроконечные листья, толстые крепкие стебли по-прежнему возвышались над ним. Куда не поверни, везде длинные узкие травяные ряды и звонкий стрекот кузнечиков. Володька поднял голову и тоже почувствовал себя мелкой букашкой, заплутавшей в траве. Чистейшее, без единого облачка небо, казалось совсем близким и плоским. Пройдя ещё немного вперед, он явственно ощутил, как в глубине души,норовя вот-вот выпрыгнуть наружу, радостно щекочется его детство.
- Эй! - крикнул он зачем-то, и тут же сам рассмеялся собственному озорству.
Низко пролетела ворона, что-то презрительно каркнула, должно быть это он вспугнул её своим криком. И, вслед за этим, тишина начала отступать. Володьке почудились неясные отдаленные голоса, где-то поблизости жёсткая листва беспокойно зашуршала, кузнечики затаились.
Очарование момента мгновенно рассыпалось, Володька развернулся и торопливо зашагал обратно. Тревожное шуршание возобновилось с новой силой, и звук этот быстро приближался. Он почти сразу понял, что скорей всего отклонился не в ту сторону и, яростно работая локтями, попробовал изменить маршрут. Раз, где-то с боку ему почудилась тёмная фигура, но оглядываться не имело смысла. Скорей всего то был обман зрения, вызванный мельканием света. Нелепо же думать, что кто-то может преследовать его в этих зарослях. Хотелось лишь выбраться к машине, остановиться и потом уже обернуться. Но зеленые коридоры продолжали насмешливо играть, запутывать и заманивать.
Человек возник перед ним совершенно внезапно, словно вырос из-под земли. Низенький, сморщенный, с бронзовой обветренной кожей на широкоскулом азиатском лице. От неожиданности Володька отпрянул, с трудом удержав в груди возглас. А затем, поддавшись необъяснимому детскому испугу, трусливо отступил и приготовился к бегству.
Сморщенный закричал зло и надрывно. Это были такие слова, разобрать которые Володька не мог, но догадаться, что они означают угрозу, было не сложно. И мигом со всех сторон, многократным эхом зазвучали ответные выклики.
В ту же минуту сзади на него кто-то напал. Сильный и тяжелый. Повалил лицом вниз, наступил коленкой на позвоночник и выкрутил руки. И когда резким рывком его подняли на ноги, то он увидел ещё человек пять азиатов. Все они подозрительно и напряженно смотрели на него из-за стеблей, а совсем молоденький парнишка с отстраненным блуждающим взглядом несмело подкрался и принялся обшаривать его карманы. Достал права и ключи от машины, денег не нашел и расстроенно пожал плечами.
- Воруш? - сказал сморщенный, подходя к Володьке очень близко так, что стали видны его вставные металлические зубы. - Чужой кукуруз воруш?
- Нет. Я просто зашел и заблудился, - ответил Володька почти честно.
- Хороший человек не пугливый, - сморщенный покрутил заскорузлым пальцем у него перед носом.
- От неожиданности, - признался Володька.
- Отвечать хозяину буш.
- Но я ничего не украл! - негодующе закричал он. - Вы же видите, у меня ничего нет!
И потом Володьку повели. Сначала он не понимал, как они выбирают правильное направление, но вскоре заметил в некоторых местах маленькие деревянные столбики, врытые в землю. А ведь он и не додумался, что внутри поля можно установить ориентиры. Пока шли, кто-то время от времени тыкал ему в спину палкой, отчего нехорошее предчувствие значительно усилилось. Спустя минут пятнадцать они, наконец, выбрались на открытое пространство, к трем узким деревянным сараям.
А чуть поодаль, сбоку от разбитой проселочной дороги, стоял кругленький серебристый внедорожник. Завидев их приближение, водитель вылез из машины и пошел навстречу. Довольно молодой, примерно Володькиного возраста, светловолосый, в белой рубашке с коротким рукавом и чистеньких летних брюках.
- Здрасьте, хозяин, - сказал сморщенный. - Вот, крадуна словили.
- М-м-молодцы, - одобрил хозяин, заметно заикаясь.
- Добрый день! - вежливо поздоровался Володька. - Знаете, это какая-то ошибка, недоразумение. Я не собирался ничего красть. Мне не нужна кукуруза, я просто хотел прогуляться по полю. Так, детская глупость. Без какого-то злого умысла.
- С-с-странно б-было бы услышать д-другое, - отозвался тот с неприязнью. - Все вы отмазываться л-ловки.
И тут, внезапно Володьку пронзила острая, счастливая радость узнавания.
- Макс! - воскликнул он. - Это я, Володька! Бабы Тамары внук. Помнишь меня? Мы тут вместе в "кукурузные походы" ходили.
Глаза Макса широко раскрылись от удивления, и он, радостно заулыбавшись, подтвердил, что вспомнил, а потом позвал Володьку в машину.
- П-походы чума были. Как тут забыть? Я ж тогда всю н-ночь в п-поле просидел. С тех пор его и полюбил. Судьба, з-знаешь ли. Оно д-должно было стать моим.
- Вот и я, - подхватил Володька. - Я тоже вспомнил. Голова пошла кругом. Зашел внутрь, и будто бы мне опять двенадцать. Словно время только там, снаружи идет, а здесь, ничегошеньки не изменилось. Только стебли немного короче стали и небо ближе.
Макс слушал внимательно, понимающе кивая. Но затем вдруг вспыхнул и заговорил быстро, отчетливо, почти не заикаясь:
- К счастью, очень даже изменилось. Раньше это поле было ничьё. Типа - н-народное. За ним никто не следил и не ухаживал. Заходи, кто хочешь, воруй, сколько влезет, б-беспредел и ущерб.
- Но мы же были детьми, какой от нас ущерб?
- Дети - вредители, пострашнее грызунов будут. Но ещё хуже т-такие балбесы, как ты, Володька, пережитки отсталости и безнаказанности, которые до сих пор думают, что могут лезть везде, брать, что захотят, и что им за это ничего не будет.
- Да, ладно, тебе, - сказал Володька. - Что с того, если кто-то пройдет по полю? Или даже съест одну или две кукурузины?
- Ты не п-понимаешь, - Макс отчего-то страшно завелся, его голубые глаза остекленели. - Дело не в убытке. Если хочешь знать, я с урожая п-почти ничего не имею. Но поле моё! Слышишь, моё! Я - хозяин этого п-поля. И никто, ни один человек, не имеет права присваивать себе чужое, что бы это ни было, б-будь хоть травинка, листочек или даже ветер.
- Но, Макс, - оторопело произнес Володька, - ты не можешь приобрести ветер в собственность.
- Я уже его приобрел. Поле - моё, а значит и ветер на этой земле мой, и воздух, и звезды, когда ты смотришь отсюда на них, тоже мои.
- Ты это серьёзно?
- Дурак, - огрызнулся он. - Просто не лезь. Живешь себе и живи, ходи туда, куда нужно ходить, дыши тем, чем дышать разрешено, покупай кукурузу в магазине, и будет тебе тогда счастье. А уж если совсем припрет, то разбогатей и купи себе своё поле. Рекомендую. У меня, кстати, их четыре. Одно, правда, совсем дикое, с ромашками, васильками и прочей натуральной фигней. Зато хоть орду церберов не нужно содержать. Вот, подумываю отрезок леса прикупить, тоже, говорят, полезная вещь.
Володька отчаянно затряс головой, точно пытаясь скинуть с себя наваждение.
- Прости, пожалуйста, Макс, - но ты бредишь. Это звучит также нелепо, как если бы ты заявил о своих правах на мои воспоминания о себе самом и требовал за это компенсации.
- Воспоминания, - совершенно серьёзно сказал Макс, - к сожалению, пока ещё не регламентируются, но, думаю, со временем всё встанет на свои места. Ведь это чистой воды хранение и использование в личных целях информации о частной жизни человека без его согласия.
От этих его слов Володька окончательно растерялся.
- Прости меня, но я пойду. Если считаешь, что я тебе что-то должен, то скажи сколько.
- Пойдешь? - скептически хмыкнул Макс. - Сам? Через моё поле? Потому что обходная дорога займет километра три.
- Сам, если ты не против. Я видел у вас там разметку. Рад был повидаться.
Володька вылез из машины, молча проследовал мимо настороженно переглядывающихся сторожей, и вошел в кукурузу.
А потом Володька пропал, растворился, как исчезают в России тысячи обыкновенных людей. Тихо и бесследно. Искали его недолго, фактически формально, для отчетности. Ведь у молодого и холостого могла быть тысяча причин, чтобы умчаться в другой город или сменить имя и фамилию.
Или даже просто добровольно заблудиться в кукурузном поле и остаться в нем навсегда, потому что там пахнет его детством, свободой и вечностью. Кому какое дело? Так или иначе, но жизнь всё равно стремительно бежит своим чередом, с толком, пользой и чьей-то непременной выгодой, а чем в ней меньше сентиментальных воспоминаний, вдохновенных душевных порывов или неясных мечтаний, тем она, определенно, безопаснее и дольше.
