Жил-был был город-сад. С парками и садами. С пляжами и ухоженными газонами под тенистыми деревьями. С полями для гольфа и кортами для тенниса. Но после введения в Европе полного и категорического запрета на экологически грязные производства неподалёку от старинного русского города стали невероятно быстрыми темпами строить "Комбинат химии высоких температур", а проще говоря - гигантский комбинат чёрной металлургии.
Иностранцы в попугаичьих спецовках и оранжевых касках возводили заводы по производству окатышей и агломерата, коксохимические батареи. Металлурги вводили в строй доменное, сталеплавильное и прокатное производства с высокими стадиями передела вплоть до выпуска химостойкой, нержавеющей и прочей спецстали. Лепились рядышком корпуса, где будут запущены ещё и ферросплавное, огнеупорное и литейное производства.
Все крупные металлургические предприятия занимают производственные площади, как целых два, а то и три агрохолдинга. Пришлось вырубить за городом лес на пяти тысячах гектаров. Отвалы твёрдых отходов металлургического производства требуют отчуждения земель площадью не менее одного сельского района. Запустевший район нашли по соседству без особого труда. Бревенчатые избы снесли. Мизерное население райцентра разместили по церковным богадельням и домам инвалидов. Молодых из местных там уже никого не было.
* * *
Жители города-сада ни сном ни духом не ведали, что все металлургические процессы от производства чугуна и стали до их последующих переделов сопровождаются образованием не только твёрдых отходов, но и вредных газов, пыли, пенных шламов, сточных вод. Вокруг металлургических предприятий в почве, снеге, воде, растительности экологи всегда найдут самый широкий набор вредных веществ. Аэрокосмическая съемка снежного покрова даёт чёткую картинку -- зона летучих выбросов предприятий чёрной металлургии просматривается на расстоянии до свыше пятидесяти километров от источника загрязнения.
Концентрация вредных веществ в атмосфере и водной среде вокруг металлургических гигантов делает непригодной для использования человеком воду и почву. Ядовитые выбросы в воздух вызывают опасные заболевания. На доменном производстве в воздух над городом-садом попадают сероводород и оксиды азота, на прокатном - аэрозоли травильных растворов, пары эмульсий и всё те же оксиды азота. Доменный газ содержит ещё другие и вовсе не целебные газы.
Очень опасны выбросы в коксохимическом производстве -- пиридиновые основания, ароматические углеводороды, фенолы, аммиак. Нашатырный спирт нюхали в больнице на ватке после обморока? А ещё добавьте в эту ядовитую смесь бензопирен, синильную кислоту и всё такое прочее, причём весьма мерзостное для вдыхания полной грудью. Соли синильной кислоты здоровья никому не прибавят. А при выплавке ферромарганцевого чугуна водные стоки содержат также и цианиды (с лёгким запахом жареного миндаля) и радиоактивные радонистые соединения. Цианистый водород газоанализаторы находят и в доменном газе. Кроме газов на город-сад оседало ещё и огромное количество пыли в придачу. Металлургическая пыль содержит окислы железа, кремния, марганца, кальция, магния и частицы шихтовых материалов.
Может, при старом тоталитарном режиме никого бы не волновало общественное мнение. Но это случилось в истории города-сада уже после обретения русскими свободы и демократии. Промвыбросы накалили обстановку. Жители сначала начали законно жаловаться, затем незаконно митинговать, а потому уже открыто выказывать массовое неповиновение властям. Требовали закрыть грязный комбинат -- все его металлургические производства скопом. На заводы-то принадлежали иностранным компаниям и транснациональным корпорациям. Туземные власти не пойдут против воли могущественных метрополий. Просто не отважатся. У тутошних князьков деньги покоятся в тамошних банках. Их внуки подрастают в поместьях у тёплого моря. Хошь -- не хошь, а надо как-то приструнить строптивых горожан. Попробовали - не получилось.
Не помогли дубинки и водомёты, аресты, суды и немалые сроки отсидки для протестующих. Расстрел росгвардейцами разъярённой толпы перед мэрией привёл к гибели пятнадцати солдат и офицеров, а счёт погибшим полицейским перевалил за сотню. Озверевшие горожане нападали на любого человека в погонах, в том числе и на работников прокуратуры.
Иновладельцы понимали шаткое положение местных властителей. Высоту заводских труб довели до трёхсот метров. Комбинат огородили пятиметровым бетонным забором. Получился прямоугольник пять на десять километров, если глянуть сверху. Но бесчинства в городе не прекращались ни на день.
Спасло всех счастливое прозрение -- главному архитектору пришла во сне гениальная идея отгородить комбинат непрерывной стеной двадцатипятиэтажного дома для рабочих, техников и инженеров. Правда, территорию комбината пришлось значительно увеличить, потому что заводской жилой дом, если глянуть сверху, представлял собой уже не квадрат, а правильную пентаграмму.
Дом, конечно же, городские остряки сразу прозвали "Великой китайской стеной". Одна сплошная глухая стена. Не было окон, которые глядели бы на город-сад. Окна и балконы дома-исполина смотрели только вовнутрь производственного двора. Глухую стену живописно размалевали всеми цветами радуги, чтобы серый бетон не портил настроения весёлым горожанам. В городе-саде жили жизнерадостные люди. Внутри производственного двора на первых этажах исполинской высотки разместили магазины, поликлиники, школы и детсады - всё для удобства заводчан. Под боком, в шаговой доступности. Провели озеленение - навезли луговой почвы, высадили деревца, разбили клумбы. Поставили скамеечки, где могли бы отдыхать мамочки с грудными детками. Живи и радуйся. И работа твоя в двух шагах.
* * *
В своей неусыпной заботе о здоровье обитателей города-сада заморские и забугорные владельцы заводов, ограждённых стеной-домом, даже пошли на дополнительные траты. Чтобы свести к минимуму вредное воздействие металлургии на окружающую среду, внедрили экологически чистые технологии. Электродуговые сталеплавильные печи заменили на электроиндукционные. В просторном дворе огромного дома соорудили глубокий бассейн с фонтанами, водопадами и перекатами для очистки сточных вод.
Ведь чёрная металлургия - жадный потребитель воды. Сточные воды обычно загрязнены различными вредными растворимыми химсоединениями и взвешенными частицами. Прокатное производство, например, является источником загрязнения воды маслами, эмульсиями и травильными растворами. Если просто сливать такую воду в реки, то ухудшается кислородный режим, образуется маслянистая пленка на поверхности воды, нарушается ход биологических процессов. Все это может привести к гибели водных организмов и нарушению естественных процессов самоочищения для открытых водоёмов.
Иностранные специалисты по гидравлике создали системы оборотного водоснабжения. В огромном бассейне посреди заводского двора вода очищалась, насыщалась кислородом, хлорировалась и снова поступала на производство и в квартиры заводчан. Для любителей поплавать и порезвиться в воде оборудовали бассейны, в том числе и лягушатник для детворы. Замкнутая система очистки промстоков обезопасила окружающие водоёмы от гибели. Жители города-сада были довольны. Жалобы в мэрию и СМИ исчезли. Правда, только на некоторое время.
Твёрдые отходы в шлакоотвалах всегда оказывают пагубное воздействие на окружающую среду. Из-за ветров происходит постоянное пыление отвалов, что приводит к загрязнению воздушного бассейна. Осадки выщелачивают из отвалов элементы и соединения, что приводит к заражению почвы. Даже освобожденные из-под отвалов земли образуют так называемые "индустриальные пустыни", где ничего расти нее может.
Пришлось государству и хозяевам заводов скинуться и перенести свалку далеко на север, у самой границы тундры и лесотундры. Там и так ничего не растёт на вечной мерзлоте. Но и того горожанам показалось мало. Даже замкнутый пятигранный дом в двадцать пять этажей не защищал город-сад от пыли. Городские улицы к утру ветерок припудривал заводской пылью.
Пришлось владельцам разориться и на огромный стеклянный купол над заводским двором. Снаружи его омывал дожди, изнутри - струи из мощных брандспойтов. Очищающая жидкость по водосточным трубам поступала в бассейн для очистки сточных вод. Идя навстречу пожеланиям жителей города-сада, въездные ворота в дом-ограду оборудовали герметическими шлюзами для выпуска железнодорожных вагонов с продукцией. Мотовоз-маневровичок заезжал в просторный шлюз, откуда откачивали дымный и пыльный заводской воздух и закачивали свежий воздух с полей и лугов. Так же поступали и в людских шлюзах для желающих покинуть мега-дом для прогулки на природе. Ни пылинки с заводов не вылетало наружу. Заводчанам раз в неделю давали увольнительные в город и на природу. Протесты горожан затихли навсегда. Всё были довольны, горожане и власти.
* * *
Снег под колёсами заводского транспорта давно превратился в мазутную кашу. Тёмно-красные кирпичи стен кузнечного корпуса от соседства с цистернами со смазкой покрылись на полметра от земли чёрным налётом. Рыжий снег таял в лужах масла. Трудно поверить, что по весне на этом самом месте зелёной шапкой кудрявится клевер, золотятся одуванчики. Здорово всё-таки кто-то придумал, возле самых чадных и гарных цехов высаживать алычу, черёмуху и вишню. За белой кипенью цветущих деревьев, за зеленью высокого бурьяна не видно прокопчённых стен кузницы и литейки.
Под деревьями столики и скамейки. Если выйти в прохладную тень после жара металла, осторожно ступая промасленными ботинками по земле, усыпанной белыми лепестками, то запах цветущей черёмухи заставит любого улыбнуться.
По большому счёту, настоящего снега на заводском дворе не бывает. Он накрыт стеклянной крышей. Заводской снег образуется из мельчайших капелек тумана. Его испускает дождевальная система. Ну, просто орошает воздух мелкий-мелкий дождик. Прибивает пыль и гарь к земле. На морозе капельки застывают ещё на лету и покрывают заводскую грязь мелким градком. Он потом слёживается в твёрдый снежный наст.
Весной снежная корка на газонах тает. Но это всё весной, а молодой работяга заводской весны ещё не встретил. Он поступил на комбинат по распределению из училища осенью. Шёл потупив голову, набирая снегу в ботинки, морщил лоб и ёжился от холода, хоть и вышел на мороз из нестерпимо горячего цеха. Неподвижный взгляд словно упёрся в непроглядную пустоту. Декабрь влажным морозцем нагонял сырости за воротник, а вишни и черемухи на заводском дворе топорщились почерневшими от копоти сучьями, будто не живые деревья, а странные декорации, сваренные из обрезков труб и стальных прутьев.
Заводской весны он ещё не встретил, зато повстречал девчонку в спецовочном комбинезоне и с бумажкой в руке. Она наморщила веснушчатый носик, посмотрела на закопченные стены литейки и буркнула себе под нос:
-- Мне тут всё не нравится, потому что некрасивенько как-то.
Ей было восемнадцать лет. Она пришла на технологическую практику из того же училища при комбинате. Как обиженный ребёнок, она просто повторяла свои слова, которые совсем недавно выпалила начальнику. Старший мастер выписал ей направление на участок и сказал в ответ:
-- Красивеньких металлургических заводов не бывает. Тут не салон мод, а ты не модель на подиуме. Для тебя уготована совсем иная доля.
У девчонки от его слов навернулись слёзы на глаза. В нежном возрасте ещё можно верить в слёзы героев мелодрам. В дважды по двадцать этого не бывает, но в шестьдесят такое может вернуться. Пожилой мастер расчувствовался.
-- Не обижайся, дочка. Подумай своей миленькой головкой с овечьими кудряшками, куда тебе деваться? Ты ж русская. Город-сад давно не для таких. Он для понаехвших. Сама-то издалека приехала?
-- Из такого далека, что из космоса не видно.
-- Понятно, по набору привезли. Контракт на двадцать лет. Дольше тут не протянешь на рабочем месте в горячем цехе. Переведут в уборщицы или вахтёрши.
-- Я вам не каторжанка. Приехала в город-сад, вот!
Она отвернулась и обиженно надула розовые губки.
-- В городе коловерть из маникюрщиц, подавальшиц в ресторане, прибиральщиц и проститеней уже аж за края плещет. Там крутись как белка в колесе, чтобы квартиру оплатить и кое-как прокормиться. А тут тебе крыша над головой, койка, тепло, свет и туалет, столовая заводская и зарплата стабильная. Раз в неделю в город-сад пускают. Раз год - отпуск, лети в своё далёкое далёко.
Девчонка промолчала.
-- Это зима тебя в тоску вгоняет. К весне свыкнешься. И тут красота иногда проблеснёт. Вот и солнышко выглянуло. А ты ступай, милашка!
Над комбинатом прояснилось небо. Низкое декабрьское солнце стояло прямо над стеклянной крышей. Его лучи расходились по цеху прожекторными потоками. Внутри производственных корпусов стало заметно, ярко и контрастно всё, что прежде пряталось за станками и колоннами в полутени искусственного освещения. А на просторном заводском дворе вода в очистительном бассейне заиграла радугой на водопадах.
* * *
Девчонка смахнула слезы бумажкой-направлением и спросила парня, который предупредительно уступил ей место на снежно-грязной тропинке:
-- Где формовочная в третьем корпусе литейки?
-- Я как раз туда иду.
* * *
И вот наступила весна. В одно прекрасное утро сначала никто ничего не заметил. Привычней рассматривать то, что бросается в глаза.
Ночью поработала дождевальная установка. Здания, деревья и трава на производственном дворе виднелись сочно и резко, как всегда после искусственного орошения на солнце.
Девчонка-формовщица и молодой слесарь встретили свою первую заводскую весну, как встретили когда-то друг дружку на снежной тропинке. И потом встречались не раз. Уже не случайно. Бродили вместе вдоль шумопоглощающего забора, который отделял производственную зону от подъездов жилого дома для заводчан. Тут всегда было безлюдно. Особенно в самом укромном уголке отдыха с лавочками и столиком.
На этот раз их местечко сердечного уединения оказалось занятым. Газосварщики в негнущихся робах разрезали на металлолом какую-то махину.
-- Эй, парень с девкой! Спички есть?
Сварщикам понадобились спички, чтобы запалить потухшую ацетиленовую горелку. Молодые в смущении разняли руки.
-- Только зажигалка.
-- Это хуже, но давай, парень.
Молодой слесарь отдал сварщикам зажигалку. Они так и не вернули ему её. Резал металл пожилой, молодой сварщик в негнущейся робе перетаскивал за ним с места на место ведро с водой и огнетушитель. Парень присмотрелся. Тут разрезали сливное устройство моечной машины.
Пожилой сварщик работал с окурком во рту. Если пламя гасло, он регулировал вентили, подносил сигарету, горелка хлопала, мохнатое жёлтое пламя вырывалось из неё на полметра вместе с копотью. Сварщик подкручивал вентиль, струя с шипением укорачивалась и становилась бесцветной.
Закончив работу, сварщики присели на лавочку перекурить. Тогда-то молодая парочка и услышала про заводское чудо.
- С инструктажа возвращаемся от пожарных инспекторов, друг ты наш сердечный, как звать тебя, не знаю, и вот... - начал разговор старый сварщик. -- Идём пряменько в теплосиловой цех за нарядом. Идём мимо кузницы, идём мимо литейки и ни на вот полстолечка вокруг себя не смотрим. Малец, мой подручный, вот этот самый, мне про морскую службу свою травит. Полгода, как вернулся, всё ему в охотку вспомнить. Я где поддакну, где промолчу тихонечко, не в насмешку, понимаешь, а для поддержания разговора.
Рассказчик глубоко затянулся сигаретой, выпустил в своё удовольствие три колечка дыма.
-- Двое мужиков идут рядышком, как не поговорить? А я слушаю да чаще всего помалкиваю. Больше по сторонам просто так головой верчу и воздух широко вдыхаю. Я всегда на дворе лёгкие вентилирую, как врачи советуют, с работой-то нашей чем только не надышишься, а после тёплого дождевания земля на клумбах ещё не просохла, сама дышит. У компрессорной нас мастер и перехватил, за ручку поздоровался с нами, а меня так и по имени-отчеству уважил. Он, друг ты мой, как звать тебя, не знаю, тоже на флоте мичманом служил, а там только так друг друга и величают. Посидите тут, говорит, ладненько, на скамеечке, а я за разрешением на сварку к пожарникам схожу.
-- Ну а дальше? - без особой охоты спросил молодой слесарь, которого формовщица пыталась оттянуть за руку в безлюдное местечко возле шумопоглощающего забора.
-- Сели, отдыхаем. Там между кузницей и литейкой удобный уголок для перекура есть. Всё честь по чести: бочка с водой, плакатик симпатичный такой всем курение разрешает. А напротив, интересно вот что, написано на стене компрессорной: "За курение под суд!" Не знаешь, кому и верить, всегда так. Присели мы с ним вот, а малец мой не курящий, а спички я в гардеробе оставил. Поднялся я было огонька у прохожих стрельнуть, гляжу и...
- Напутал, старый. Я первый увидел чудо и тебе показал.
- Пусть так... Я гляжу, а сам глазам своим не верю - вишня настоящая выросла, -- для убедительности вытаращил глаза старый сварщик. -- Выхлопная труба там торчала книзу из кирпичной кладки, что гнала по стене душную гарь отработанного горючего. Под сизой струёй газов кирпичная стена покрылась пушистым налётом жирной сажи. Струя добивала до земли, рябила воду в желтоватых от масла лужах. Ствол вишенки мне показался лакированным. Листики были какими-то незелёными. Пощупал даже. Сухие, как лаврушка, и в масле все. Я их осторожно сухой ветошью обтёр, чтоб чище были, и ствол тоже.
-- Угораздило же её под ту трубу, и не узнал бы в ней вишню, мимо проходя. Так, растёт себе какая-то корявка, -- сказал молодой напарник сварщика.
- Тебя, милок ты мой сердечный, туда бы засадить, посмотрел бы я, каким стал бы.
- А никто её и не сажал, папаша. Косточка сама собой прижилась. Живое где хошь приживется, только волю дай.
-- Ну, воли тебе никто не даст. Я-то ногой пораскидал окурки в сторону подальше, чтоб чище было. Какая-никакая, а краса. Ты, молодой с девкой, слушай дальше, что было. Приметил я, как две красотки в фартуках до пола под ручку прохаживаются. Наверное, в кузницу за газировкой шли, там она всегда люто холодная. Сами, как та вишня, в масле все... "Ой, вишенка! Ой, бедненькая! Да как она тут растёт?.." - и к цветам, главное, тянутся. Сорвать веточку норовят. Я шумнул, что, мол, она вам поперёк дороги выросла? Шустрые, цветы обрывать... "Ой, да мы только понюхать! Пошли, она какой-то мазутой пахнет"... Носы задрали - и назад всё так же под ручку, шерочка с машерочкой. Тут наш мастак подвалил, и у него глаза как полтинники... Дай-ка спички, погасло что-то...
-- Я ж вам зажигалку отдал.
-- А, вспомнил.
Прикурил, но зажигалку не вернул.
-- Об чём это я? У шефа глаза, как два пятака.
-- Вы про полтинники говорили.
-- Да бес с ними, с деньгами! Солнышко высокое, небушко голубое, облачка, понимаешь, так весело кучерявятся, и всё такое очень даже великолепное -- эта вишенка в цветочках, на лужах масляная радуга играет.
Сварщик рассмеялся, как ребёнок.
-- Шеф за собой замдиректора притащил. У того даже морщинки на лице распустились от улыбки. Очки на лоб посадил, ручки эдак по-хозяйски потирает друг о дружку. Впервой вишь ли диковинка такая привиделась.
- Ага, а как у нас начальником цеха работал, бывалоча, так рявкнет на тебя раз, стоишь, аж коленки подгибаются.
- Вот, значит, шеф ему ладненько всё объясняет, как садовод на своём участке, и плечиками эдак перебирает, будто холодно ему, а солнце вон уже куда забралось... Посовещались промеж собой, прикинули, что к чему, и решили насчёт нас распорядиться. Сварщиков, то есть, чтобы дело провернули. Шеф нам грамм двести пятьдесят "быстрореза" отцедил. Мы оградку вокруг вишенки сварили. Покрасили ту оградку в небесный цвет. На месте прежней лавочки со столиком поставили крытую беседку. Все вокруг расчистили от металлолома.
* * *
В обеденный перерыв молодая парочка наведалась туда посмотреть на чудо. За стеной компрессорной и в самом деле цвела вишня. Рядом в кузнице стучали молоты, хлопали прессы. С каждым ударом вздрагивала под ногами жирная от мазута земля, похожая на мягкий асфальт. Каждый удар передавался даже через толстые подошвы рабочих ботинок. В компрессорной ревели агрегаты, сотрясалось всё здание. Тонко позванивали стёкла, погромыхивала железом крыша.
Шапочки распустившихся соцветий роняли лепестки в жёлтые лужи. Цветки ещё сохраняли внутри у самых тычинок нежную розоватость, обычную для вишенного цветения, но лепестки по краям были подёрнуты коричневатым налётом.
За день тут перебывало немало любителей поглазеть на диковинку. Жирная чёрная земля, похожая на мягкий асфальт, была истоптана рифлёными подошвами рабочих ботинок и галош. Окурков рядом не было. Уборщицы прошлись вокруг мётлами, на земле ещё остались царапины от прутьев. Выхлопная труба болталась и гудела уже по другую сторону компрессорной.
На оградке табличка: "Цветы не рвать!" Снизу приписка от руки: "Они цветут для вас". Красота прячется в глазах тех, кто сумеет увидеть или заметить её. Девчонка потянулась к парню и чмокнула его в щёку.
-- Я так и буду называть нашу девочку - "Вишенка моя".