Слова исторгнулись с шипением рассерженной змеи, но я не собиралась извиняться. Я с трудом добралась сюда и теперь не отступлю.
Старый араб безмолвствовал. Он сидел на низеньком стульчике в окружении дешевых сувениров и поддельных кальянов и смотрел на неприлично голоногую туристку с полнейшим равнодушием.
- Вы меня понимаете, - прошипела я, наклоняясь и глядя в полночные глаза старика. Плевать на приличия. Я дошла до той степени гнева, когда забываешь о чувствах других, - И Вы знаете, что это такое.
Веки чуть дрогнули. Губы изогнулись в усмешке. Непонятной, чуть глумливой. Такую распознаешь только если внимательно смотреть. А я смотрела. Мне очень нужны были ответы.
- Русски Наташа? Мадама купить? - улыбка стала шире, дурашливее, темная жилистая рука небрежно указала на деревянные статуэтки, но черные глаза не оторвались от моего лица.
- Три дня назад. Вы видели. Вон там, - я ткнула пальцем в истертые камни брусчатки, в свободный от лавок и товаров клочок перекрестка посреди старого арабского города.
Это и вправду случилось там. Случайно или нет, но люди обходили то место стороной, ничего не замечая. И я не заметила бы, не коснись моих ног нечто мягкое, осторожное, словно изучающее внимание кошки. Легкий ветерок взметнул пыль, закрутил волчком песчинки... внезапно они опали в явственном изображении цветка. То-то я удивилась. Чудеса природы! Чего не бывает в мире... Идиотка. Знала бы заранее - бежала бы от этих чудес как от чумы!
Новый, более резкий порыв ветра разбросал песок и вновь сложил рисунком. На сей раз змеи, с черными глазками из двух бесхозных бусинок и ореховой скорлупкой на хвосте. Плоское песчаное тело рептилии извивалось у моих ног, как живое, а я могла лишь тупо наблюдать за ним. Это уже не чудеса, это мистика какая-то. Но лишь когда песчаная змея закусила собственный хвост, замкнув меня в кольцо, я забеспокоилась. У меня галлюцинации? Чем-то опоили? Обкурили? Кошелек и документы при мне? Вон старый араб странно так на меня смотрит...
Растерянная, я вернулась в отель. За окном выл ветер, море неспокойно шумело, но я уткнулась в книгу и скоро забыла о странностях.
Вспомнить о них все же пришлось. Я не сумасшедшая, не экзальтированная эзотеристка и умею отличать реальность от вымысла. То есть, так мне казалось утром, а к вечеру я стала сомневаться в собственных глазах, потом в уме...
Ветер трепал мне волосы, рвал полы рубашки, ласкал ноги.
- Сирокко, - со знанием дела заявил незнакомый молодой человек приятной наружности со следами многодневного отдыха на море, - Это такой ветер. Обычное дело для весны. Говорят, от него с ума сходят.
Здесь мне надо было удивленно раскрыть глаза и охнуть, загорелый мужчина белозубо улыбнулся - прелюдия закончена, можно и знакомиться; да "обычный" ветер неожиданно сыграл шутку: швырнул в лицо незнакомца горсть песка с обломком кактуса впридачу. Бедняга.
Потом был мусорный бак, с грохотом прокатившийся от тротуара и перегородивший мне дорогу; потом сорванные со стены цветущие бугенвиллии - лепестки засыпали меня метелью и остались лежать у ног малиновым ковром. Водяными брызгами окатило, стоило только подойти к морю - меня, только меня! Отдыхающие спрятали ленивые улыбки, а стоявшая рядом девочка забросила свой песочный замок и долго смотрела мне вслед.
Поначалу меня забавляли ветряные игры, к вечеру я нервно косилась по сторонам. Если я схожу с ума, заметно ли это кому-либо еще? Разве это нормально - ощущать, что за целенаправленными порывами ветра стоит некто невообразимо великий, что приводило меня в ужас и смятение?
Вечер и следующее утро я трусливо провела в комнате, но не торчать же в отеле весь день?
Он рассердился. Я знала это, чувствовала его и нервничала... Уже в дверях отеля струя воздуха хлыстом ударила меня по щеке. Потом был песок - если вы никогда не ощущали обжигающую боль от резко впивающихся в ваше тело песчинок, то сообщаю: удовольствие это сомнительное. Ветер сбивал меня с ног, толкал в спину, рвал одежду, бросал передо мной обломанные ветки и выстилал обрывками газеты дорожку... Я видела, как под порывом ветра гнется одно дерево в пяти метрах от меня, а в пятнадцати - не шелохнется другое. Я точно сходила с ума.
И вот теперь я была здесь, в Медине, стояла перед стариком-арабом и орала:
- Что он от меня хочет? Я не понимаю!
Не знаю, что убедило старика - мое отчаяние или моя злость, но он ответил. По-арабски, разумеется, перемежая речь французскими словами. А я с грехом пополам английский понимаю. Только меня это не останавливало.
- Я не сумасшедшая! - крикнула я по-русски.
Араб лепетал нечто свое, повторял "шехили" и, выразительно закатывая черные глаза, изображал игру на дудочке... Бесполезно. Не понимаю. Я тяжело вздохнула, а резкий порыв ветра сорвал цветастые платья с лавки и сбросил их на меня.
- Как от него защититься? Гардэ, понимаете? Или как там по-французски? Протекшн? Тьфу, - дико отмахивалась я от шелковых нарядов как от нападения плотоядных бабочек.
Старик понял. И удивился. Он долго вглядывался в меня, потом медленно кивнул. Темные пальцы коснулись серебряного медальона, висевшего на шее.
- Амулет? Да что угодно, только помогите!
Не только у ветра оказалась оборотная сторона. Была она и у города. И бутафорски разряженная лавка, рассчитанная на туристов, за расшитым пологом оказалась мрачной и строгой. Меня вели по узким не то коридорам, не то смыкающимся вверху улицам, не то тоннелям, переходящим друг в друга и никогда не заканчивающимся. Тусклый свет, бесконечные ступени, смутный запах амбры... Здесь проще было поверить в магрибские сказки и я верила, теперь верила... Закутанная по самые глаза женщина исподлобья глянула на меня и вступила в долгую сердитую перепалку со стариком. Мне не стоило даже вслушиваться - слова звучали диковатой мелодией и не более... Я огляделась. Медная посуда, полумрак, узорные ковры, ароматы специй и благовоний - волшебная лавка времен Алладина...
- У нас есть сказка, - голос был тих, акцент приятен, но неожиданно появившийся черноглазый юноша не пытался расположить к себе, - Весной и осенью каждый год Господин пустыни искает себе новую жену. Он оседлывает ветер, скакает к морю, играет на флейте, потом находит жену и идет опять в пустыню. От его флейты рожается ветер, по-нашему "шехили", итальяно зовут его "сирокко. Сирокко злой, пока не может наискать себе жену. Он летает там и там, чтобы искать.
- Этого не может быть, - недоверчиво отшатнулась я, - В век всеобщей компьютеризации верить в такую чушь?
- Да, - серьезно кивнул юноша, - Это сказка, а сказка не есть правда.
- И куда через полгода деваются... его жены?
Араб пожал плечами.
- А если она не захочет? Неужели от него нельзя избавиться?
- Она не хочет стать Госпожой пустыни?
- Халиф на час? - фыркнула я, - Слышали о таких.
- Не час, а много, много больше. Великая честь.
- Да она боится его!
- Ее не надо защитить. Это ее прекрасная судьба.
- Ну уж нет! Он, - я кивнула в сторону: старик уже не препирался с женщиной, голова к голове они шептались, - обещал мне защитный амулет!
Почувствовав внимание, женщина вскинулась. Недобро поглядывая на меня, она говорила и говорила и голос ее был визгливым и презрительным.
- Она говорит, ты глупая, - бесстрастно перевел молодой мужчина, - Она говорит, никто не отказывает Господину пустыни. Ты будешь жалеть.
- Не нужен мне никакой Господин пустыни! - взвизгнула я.
- Она говорит, ты из чужой страны, поэтому она тебе помогает. Ты не будешь Ему хорошей женой. Она говорит, ты слепая, ты не понимаешь, от чего отказываешься. Это великий подарок.
Я упрямо замотала головой.
От благовоний, тягучего пения и какого-то пряного пойла я отупела до полного безразличия. Меня раздевали и одевали, окатывали водой, заставляли ходить по кругу; я выложила все деньги, которые были с собой, отдала кольца, серьги и золотую подвеску. Мне было все равно. Что со мной делала хозяйка лавки, я не знаю, но вечность спустя амулет - нечто серебряное - перекочевал на мою шею. Останься во мне хоть капля здравого смысла, я бы возмутилась. Но здравого смысла не осталось.
Наутро голова гудела как с похмелья, губы вспухли и потрескались. Что за дрянь я вчера пила? Идиотка, идиотка, идиотка! Отдать все деньги ни за что, каким-то мошенникам, хорошо хоть паспорт не подарила... Полдня я висела на телефоне, меняла билет на вечерний рейс до Москвы, договаривалась с попутчиками до аэропорта, складывала вещи. Хватит с меня этого дурацкого курорта с его магрибскими сказками! Что на меня вчера нашло? Какого дурмана я нанюхалась, раз вообразила, что все случилось на самом деле?
Я тщетно обманывала себя, ибо знала, кто там, снаружи. Из отеля я рискнула выйти лишь к вечеру, когда до отправления в аэропорт оставался час. На улице никого не было - ни людей, ни кошек, ни птиц. Он смел их. Они ему мешали. Он ждал меня. И он сердился. Он мог бы разрушить стены, но ждал, что я сама приду. Ведь зачем скрываться? Разве кто-то может пренебречь Его вниманием?
Море исходило мелкими нервными волнами. Воздух гудел, словно тьма шмелей. Я слышала Его. Я слушала Его. И сдалась. Он оглушительно шептал мне на ухо, Он высвистывал дикую и прекрасную мелодию, от которой захватывало дух... Его сценой была вселенная, Его инструментами - земля и воды, ветер и звезды, Его единственным слушателем была я. Он не ждал моего согласия. Он просто объяснял мне, что такова Его воля. Я могла только склониться перед Ним и смириться. Склониться и смириться. И это трудно было НЕ сделать. Он не обещал могущества, Он сам был могуществом, рядом с которым невозможно быть ничем. Он не говорил о чести, ибо честью было то, что Он говорит со мной. Он не вспоминал о времени, ведь рядом с ним время превращалось в вечность.
Я вчера и вправду не понимала, от чего отказывалась. Но я ведь отказывалась, если вчерашнее не сон и не галлюцинации? Рука непроизвольно коснулась серебряного амулета.
Ты желаешь оскорбить меня отказом?
Холодно, ох как холодно! Море закрутилось смерчами, вскипело... Соленые острые льдинки впились в лицо. Я сильнее сжала в кулаке амулет.
Глупая, глупая, но я слово дала и теперь не могу иначе. Прости...
Под крылом самолета таяли разноцветные огни городов, вечернее небо было глубоким и чистым. Ветер догнал потом, когда исчез во тьме четкий рисунок берега. Самолет покачивало и встряхивало, озабоченные бортпроводники сновали между рядами ничего не подозревающих пассажиров. Мои пальцы судорожно сжимали амулет, я пыталась думать о будущем, а не о прошлом и тем более не о несбывшемся, вот только слезы не подчинялись ничьим увещеваниями.
Он все еще был рядом. Там, за иллюминатором. Стены помехой не были - ни тогда, ни сейчас. Он прощался. Он сердился и жалел. Меня.
Над Италией Его гневу вторили буйные ветры, над Черногорией Его сожаления пролились ливнем. Над Румынием Он приотстал, а потом я перестала Его ощущать. И только шлейф из ветра и воды продолжал тянуться за самолетом...
23 мая 2013 г. В выходные в Москве тепло и с дождями
В предстоящие выходные дни погоду в столичном регионе будет определять южный циклон, центр которого с севера Италии сместится на Беларусь. Прохождение атмосферных фронтов будет сопровождаться дождями, грозами, усилением ветра.
Гроза за окном - слезы о несбывшемся, гнев на трусость.
Циклон Кристофер. Это ЕГО-то назвали Кристофером? Глупые люди, что они понимают? Его зовут совсем не так, я знаю, ибо Он сам нашептал мне свое имя.
Только этого я никому никогда не скажу...