Эпохам верим, и власть обманет...
В сиротской песне - тоска в лицо,
на грани срыва - так на баяне,
а на гитаре - так с хрипотцой.

Чтоб отвязалась, платить цыганке,
чтоб не врала - заплатишь рупь.
А на Таганке, а на Таганке
с гримасой смеха шуты орут.

Гремят суровые колокольни
погромче светского суда.
По сердцу билом, и бьётся "помни!",
и дальше, дальше... Зачем сюда?

Здесь Белый в обморок падал - сильный,
а я же больше удивлена:
в дубовой бочке от керосина
пылает Фаня - черным-черна.

А не препятствуй вождю террора,
огарыш света! Светило - он.
Не для того звала Аврора,
гром пролетарский со всех сторон...

Замоскворецкий двор. Кто-то бахнул
трубой курчавого паренька.
Он шапку отдал, пальто, рубаху,
но тубу... Выстрелы, кровь, река -

Москва... Ах сколько воспето в ямбе,
величья гимны в твоей судьбе!..
Но скрипки плачут с оркестром в яме,
слезу убитых несём в себе.

В крови Россия. И плакал Врангель,
когда не пели "царя храни",
и с неба падал последний ангел,
и Бога свергли серпом за миг.

Смотрю на горе, но во спасенье,
слова, как с кровью отцов, детей:
"Господь, всечасно (не в воскресенье)
плачь над Москвою и всех жалей!"