В комнатах большого старого дома было тихо и светло.
Никита ходил по комнатам, натыкался на вещи из чьего-то далекого прошлого, зевал.
Дверь в котельную была приоткрыта, и дом наполнялся легким, почти неслышным шипеньем.
Никита не знал, когда ему удастся выбраться из этой деревни, будто пинком злого мальчика закинутой в такой глухой угол мироздания, что даже тишина в ней была намного сильнее любого самого громкого звука.
Неизвестно, чем жили немногочисленные обитатели селения.
Впрочем, здесь он встретил только старого председателя колхоза на пенсии.
Никита приехал в Дальнее день назад.
Решался вопрос о покупке дома.
Никита очень давно хотел иметь дом в деревне. Дом, в который можно было бы сбежать от городской суеты, непрерывного бега, лихорадочных жизненных целей.
И вот один из таких домов.
Агент по недвижимости - молодой худощавый человек с бешеными глазами - сбился с ног, предлагая то один, то другой вариант.
В этот раз он даже не захотел поехать с Никитой - просто дал ему ключи.
- Никита Васильевич, - сказал он, - вот вам ключи от вашего счастья.
Агент смущался, но было видно - с этим человеком он уже никогда никуда не поедет.
- Как туда добраться я вам нарисую. Посмотрите, пощупаете, прикинете. А завтра я вас жду. Очень надеюсь, что вам понравится, - но, на самом деле, ни на что такое он уже не надеялся.
Никита ехал по замерзшей степи. Здесь снег едва только начинал белить асфальт, перебегая дорогу автомобилю.
Тихо играло радио.
Автомобиль мчал все дальше и дальше от города, а ландшафт не менялся - все те же бескрайние степи, все те же холмы и спуски.
Ориентируясь по плану нарисованному агентом, Никита миновал два неприметных поворота и оказался на проселочной дороге.
Здесь снег плотным слоем покрывал дорогу с такой глубокой колеей, что автомобиль едва не цеплялся дном.
Дорога уводила вдаль и, повинуясь ей, Никита все больше удалялся от города, асфальтовой дороги, живых людей.
Он уже с беспокойством поглядывал на уровень бензина, когда дорога стала уходить вниз, и там далеко в низу начинался хвойный лес. У края его виднелись дома. Дорога вела к ним.
На въезде в деревню стоял ржавый знак. Прочесть надпись Никита не смог, но догадался - "Дальнее"
"Назвали б уже Сверх Дальним", - подумал он.
Он заглушил двигатель возле здания, где, по всей видимости, обитала или, по крайней мере, могла обитать администрация.
Входная дверь вскрикнула от рывка, но не открылась, из щелей посыпалась древесная труха.
Никита обернулся и огляделся.
Определенно это было административное здание.
Отсюда отлично просматривалось все село. За немногочисленными домами возвышалась ветхая длинная крыша - не то коровника, не то цеха механизаторов.
Порыв ветра хлестнул по лицу снегом.
Он уже не падал - он летел вниз большими хлопьями, а в самом низу ветер подхватывал снежную пыль, нес вдоль земли, заметая углы, впадины, и колеса автомобиля.
Никита сошел с крыльца.
"Улица Честная, дом 1" - так было написано в бумажке, которую дал агент.
Мобильный телефон показывал пять часов вечера, больше он ничем помочь не мог - связи не было.
Он сел в машину. В машине было тепло и спокойно, по-прежнему тихо играло радио.
Нужно было найти дом.
Вдоль по безымянной улице росли высокие тополя. Никита ехал по колее, но колея становилась глубже и, несмотря на изрядный снег, машина несколько раз цеплялась дном.
Дома закончились, а дорога уходила дальше через поле в лес.
Были еще дома, определенно село не ограничивалось этой улицей, - с крыльца администрации просматривалось как минимум еще три улицы.
Но так и было - дорога вела от трассы к администрации, а от администрации миновав улицу, уходила в поля нигде не сворачивая, не разветвляясь, не пересекаясь с другой.
Никита пересек поле и въехал в лес.
В лесу дорога была ровной и прямой. Шла между деревьями, которые укрывали ее куполом крон.
Немного проехав, он оказался на широкой поляне с несколькими строениями и жилым домом, из трубы которого шел легкий дымок.
Из дома вышел старик и остановился на крыльце.
- Здравствуйте, - громко сказал Никита, выходя из машины.
Старик спустился и с видимым усилием подошел.
- Жигули? - спросил он, кивая на автомобиль
- Жигули, - ответил Никита.
Старик прищурился и недовольно покачал головой.
- Вот любите вы молодежь старикам голову морочить. Что, я, по-твоему Жигули от Форда не отличу?
- Ну я подумал..., - начал было оправдываться Никита.
- Ай! - махнул рукой старик, - идем в дом.
Дом был хорошо протоплен. Пахло сухими травами.
Старик усадил Никиту за стол и молча налил ему горячего отвару.
Никита отпил.
- Шибуч, - констатировал он.
- Разнотравье, - гордо ответил старик.
Наступило молчанье. Никита отпивал из эмалированной кружки. Старик изучал его.
- Улица Честная дом 1, - вдруг сказал старик.
- Да, - не скрывая удивления, сказал Никита.
- Добротный дом, большой, - продолжал старик, - на этой улице он один. Его наш бывший механик строил. Пять лет. А потом на него трактор завалился. На механика, - старик пристально смотрел на Никиту.
- А вы..., - начал Никита.
- А я, - перебил старик, - был председателем тогда. К приезду комиссии готовились. Я ему говорю, езжай, говорю, к реке да вымой трактор. А то ведь товарищи из района сильно брезгливые. Трактор то у нас типа служебной машины был - возили на нем продукты, ребятню в школу, рожениц в район...
Он, значит, поехал, да и возьми дурак, и поставь его боком на склоне. А как полез кабину мыть, так и завалил его на себя. Так его и нашли - без головы и с тряпкой в руке.
- А голова? - спросил Никита.
- А голову раздавило. Даже жене тело не показали - такой ужас был. Так и хоронили в закрытом гробу.
Ну вот. А потом меня сняли. И поставили исполняющим обязанности одного умника, из приезжих, - старик нахмурился.
Помолчав, он витиевато выругался и встал из-за стола.
- А как мне проехать к этому дому? - спросил Никита.
Старик ответил не сразу. Он стоял, отвернувшись к окну. Он был похож на камень. Только тиканье часов где-то в соседней комнате нарушало тишину.
- А вот дорога как раз туда ведет, - ответил он. - Техника у нас здесь стояла, - он показал рукой в окно. Никите было не видно из-за стола. - А в селе некому разъезжать - там переулки для людей есть, но сам увидишь...
В голосе старика сквозило нетерпение. Никита понял, что ему пора.
Он встал из-за стола.
- Ну, спасибо вам за угощение. Поеду.
Старик обернулся.
- Ко мне на днях зять приедет. Хороший мужик. Дождись его.
- Не уверен, - сказал Никита.
Старик махнул рукой.
Он полез в стенной шкаф и достал оттуда пакет серой бумаги.
- На, вот, - протянул он пакет Никите, - травы.
- Как вас звать то? - спросил он, принимая пакет.
- Председателем, - с грустной усмешкой ответил старик, и снова отвернулся к окну.
Когда Никита садился в машину, председатель все еще стоял у окна. На его лице сквозь мутное стекло окна будто бы проступала вся его нелегкая жизнь.
Дорога, вновь пробежав в тоннеле деревьев, вывела в поле.
Ехать через поле был уже не легко. Снег не прекращался, даже немного усилился.
Вечерело.
Никита снова въехал в село.
Крыша коровника была ближе, но все еще вне пределов досягаемости.
Улица тянулась вдоль заборов огораживающих огороды и сады с одной стороны. С другой, был лишь один двор с большим двухэтажным домом.
Деревянная табличка на доме гласила : Честная 1.
Никита открыл скрипящую калитку и поднялся на крыльцо.
С дверью пришлось повозиться. Она кряхтела, скрипела - не хотела открываться. Ключ в замке то едва поворачивался, то резко прокручивался на целый оборот.
В конце концов, устав дергать ручку Никита пнул дверь и та, рявкнув от обиды, замерла и стала медленно со скрипом открываться.
В доме было сыро.
Тишина дома наполнилась звуком медленных шагов. Никита прошел через коридор, вышел на кухню, свернул в большую комнату, заглянул в котельную.
В доме не было пусто, как предполагал Никита - мебель, необходимая для жизни, хоть и ветхая, но была.
На второй этаж вели деревянные ступеньки. Они скрипели под ногами, но были прочными.
Никита поднялся и оказался в маленьком холе.
Друг напротив друга находились две двери.
Одна была закрыта - "Занято", - подумал Никита.
За второй открылась пустая комната, по видимому бывшая спальная - мягкий бежевый цвет обоев, и пуф в углу комнаты наводили на мысль о долгом безмятежном сне в теплой мягкой постели.
Из окна было видно все село.
От дома шел едва заметный проход между огородами - он уводил к зданию коровника.
"Понятно", - подумал Никита. Но на вопрос о том, что ему понятно он не смог бы ответить.
Дом Никите нравился. Но нравился как обаятельный бродяга - издали. Решиться на покупку этого дома он не мог.
Не мог, потому что не лежало сердце у него вот и вся причина.
Он спустился, вышел из дому, запер за собой протестующую дверь.
Смеркалось. Снег не прекращался.
Среди наметов снега еще можно было различить дорогу, которая уводила в обход селу от этого дома и наверняка должна была вывести на ту колею, по которой Никита въехал в село.
Он завел машину и покатил под горку.
Под горкой он забуксовал и стал.
- Перестань! - крикнул он, обращаясь к машине, - ну же! - он отчаянно пытался вывести машину из состояния транса, но она только протяжно гудела, когда он жал на газ и свистела задним колесом.
Поездка утомила Никиту - он хотел домой.
Там, за толщей многих километров был дом.
Двухкомнатная квартира, где когда-то жила его семья.
Семья, которой больше не было, потому что Никите не хватило чего-то, какого-то качества...
Но там по-прежнему было тепло, комфортно и телевизорно.
Оставаться в Дальнем, зимой, без привычных условий жизни, в незнакомом чужом месте не то, что не было желания - очень не хотелось.
Никита достал из багажника доски, забил их под задние колеса.
Снова попытался выехать.
Замезшие колеса забитые снегом визжа полировали дерево но машина не двигалась. Одна доска лопнула, но останавливаться Никита не стал.
Следующие пол часа прошли в отчаянной борьбе человека с техникой и стихией.
Техника оставалась безучастной, а стихия неумолимой.
Психуя и бормоча слова проклятий, Никита, наконец, достал из машины зимнюю шапку, перчатки, взял спички и запер автомобиль.
Стемнело. Снег продолжал валить.
Никита побежал в горку по только что продавленной в пушистой и холодной пене снега колее.
Добежав до дома по улице Честная - он задумался - можно было попроситься к старику.
Но старик показался раздражительным, до него пешком нужно было идти, по крайней мере, минут сорок...
К тому же в котельной Никита заметил насыпь угля и поленницу дров.
Дверь снова стала, было протестовать, но никто не собирался с ней церемониться, поэтому Никиту она впустила сразу, причем, чуть не слетев с петель.
Электричества в доме не было. Счетчик электричества висел у дверей как высохший паук.
Он прошел на кухню. В кухне сразу увидел едва различимую в свете зажженной спички, керосиновую лампу, которую заприметил еще засветло.
В лампе керосина не было.
Детская досада стала подступать к горлу, но Никита сразу же прогнал ее.
Он достал из кармана блокнот, вырвал несколько листов и поджег их. Сразу же бросилась в глаза бутылка на полке возле мойки.
В бутылке оказался керосин.
Детскую радость Никита прогонять не стал.
Примерно через час огонь в топке стал лизать поленья и давать надежду на тепло.
Ведро с водой из колодца во дворе темным зеркалом отражала отблески огня.
Никита устало сел возле.
Только теперь он понял, как устал и проголодался.
Только теперь досада за неудачную поездку вползла в грудь и стала жечь.
Он принес в котельную кресло, поставил на металлическую крышку топки чайник и стал ждать.
В кармане он нашел пакет с травами, который дал ему старик. Травы пахли поздним летом, от них веяло нагретыми солнцем полянами, детством и чем-то еще, таким знакомым и нежным.
Замерзшие ноги стали по чуть-чуть отогреваться. Досада изжив себя растворилась.
Никита огляделся.
Котельная освещалась слабым светом керосиновой лампы. Это была маленькая комнатка с топкой и котлом над ней, в углу насыпью лежал уголь и ютились колотые поленья.
Пол был грязен от сажи, пепла и угля.
Серые стены и потолок со свисающей на кривом проводе бесполезной лампочке, были не заметны, но делали свое дело - навевая тоску и грусть.
Никита смотрел на кучу угля.
Он вспоминал квартиру, в которой он жил сам. В которой не переводились гости. В которой он жил один. Работу, которая отнимала у него большую часть дня и последних нескольких лет. Работу, на которой он работал один.
И вдруг с самого верха угольной насыпи покатился камешек угля.
Никита вздрогнул.
Через пару секунд, от туда же скатилась к подножью целая горсть угольков.
Никите стало жутко.
Он вдруг осознал, что вот он сидит в закрытой котельной, вокруг него и над ним большой пустой дом, в котором безраздельно властвует черная тьма.
А вокруг метель, незнакомая деревня и никого.
Он потянулся к керосинке, чтобы сделать пламя больше, но, судорожно крутанув колесико в другую сторону, вообще потушил пламя.
Он оказался в едва освещаемой светом огня из топки коморке, в которой по углам сидели злые бестелесные враги и глядели на него.
По загривку побежал холод.
Никита судорожно стал искать в карманах спички.
Первая сломалась в нервных пальцах. Вторая зашипела и не зажглась.
А по углам все больше оживали тени, шевелились в свете огня, кто-то подбирался к нему со спины.
Третья спичка зажглась, но потухла.
Никита схватил горящую головешку из печи и поднес ее к лампе.
Фитиль зажегся, но маленькое пламя тут же задохнулось и потухло.
Волосы на голове стали шевелиться.
Он поднес головню второй и третий раз, но пламя тухло.
Наконец он догадался подкрутить фитиль, и котельная снова наполнилась слабым светом керосинки.
Недруги отступили за пределы коморки.
Когда чайник стал шуметь закипавшей водой, Никита уже задремывал.
Он принес с кухни алюминиевую кружку, насыпал туда председательской травы и залил ее кипятком. В кармане нашлась карамелька.
Травяной отвар пах.
Запах напомнил Никите лето, когда ему было еще только десять лет.
Он перелез через забор летнего лагеря, пробрался через густые заросли крапивы, перепрыгнул ручей и оказался на широкой поляне покрытой разнотравьем. Часть уже засохла под августовским солнцем, и солнце играло в паутинках, которыми была опутана вся поляна.
Пахло...
Никита не смог понять, что это за запах, но с жадностью вдыхал его еще и еще, от чего кружилась голова. Солнце ласково согревало детское тело Никиты. От блаженства он закрыл глаза.
Потом он услышал, как его зовут. Он прокрался назад, на территорию лагеря, и снова был со всеми, в тени старых раскидистых тополей. А потом, ночью, во сне он летал - первый и единственный раз в жизни.
Никита допил и поставил кружку рядом с чайником.
Он накидал в топку угля и стал смотреть на синеватое пламя.
В животе довольно урчал обманутый желудок, теплые ноги слали мозгу сигнал спокойствия.