Аннотация: Козлы тут только для антуражу. А рассказ - очень серьезный - о том, как трудно быть собой. И о том, что победив недостатки, рискуешь получить сомнительные достоинства. Написано для конкурса Коза Ностра - 2.
Глаза её сузились.
- Каз-зёл! - вытянула губы трубочкой, морщинками смяла нос и замерла. Брезгливая гримаса будто застыла на лице.
Ещё ни разу не видел её такой злой. Глядит куда-то в сторону, ноздри раздуваются, а на шее проступили красные пятна.
Тряхнула челкой, повернулась ко мне спиной и опять замерла.
Чего-то ждет? Извинений? Но как извиняться, когда не понимаешь, в чем виноват?
И с какой стати она бросается такими словами? После этого не извиняться нужно, а по щекам нахлестать, как следует!
Хотя...
Пока соображал, что к чему, она сорвалась с места и скрылась в коридоре. Хлопнула входная дверь, и вокруг меня осталась только звенящая пустота.
Жаль, что так всё вышло. Ведь думал, что люблю её, глупую. А она со мной - вон как! Как с бомжем последним.
Побежать за ней хочется, но нельзя - должна быть у мужика гордость, в конце концов!
Чёрт, ну почему всё так сразу навалилось? Чем я провинился? Сначала ведь по мелочи, понемногу, а теперь даже единственный, можно сказать, близкий человек козлом обозвал.
Прям выть хочется. Такое впечатление: не будь меня, всем бы стало лучше. Даже мне.
Нет! Так не пойдёт!
Нужно всё разложить по полочкам. Поговорить по душам с сами собой. Только громко и внятно. Да-да, именно вслух, как бы глупо ни выглядело со стороны (правда, никого в квартире, кроме меня, нет).
Итак, с чего всё началось?
Наверное, с дурацкого циклона, из-за которого июнь стал похож на конец осени. Холод собачий, ветер, дождик непрерывно моросит. Мерзость, одним словом.
Я же не могу долгое время без солнца. Особенно летом. Рассеянным становлюсь, мысли еле ворочаются. Ненормально, конечно, когда погода так на человека влияет, но поделать с этим ничего нельзя. Просто стараюсь перетерпеть.
И я терпел, как мог.
Но всё равно: каша в голове, постоянно что-то забываешь, отвечаешь невпопад, глупые поступки на каждом шагу совершаешь. Как-то по дороге на работу решил мусор вынести. Вроде бы, пару дней всего копился, но вонь от обрезков - уже изрядная. Мне бы по лестнице спуститься - я же зачем-то поехал на лифте. По дороге зашла незнакомая девчонка. Пару этажей ничего себе проехали, а потом я в задумчивости пакеты свои встряхнул. Оттуда, соответственно, пахнуло - девчонка, вижу, побледнела и за стенку ухватилась. Ладонью нос прикрыть хочет, но косится, видит, человек - в костюме, при галстуке. Не удобно, типа, обижать. Только дверь открылась, тут же пулей наружу выскочила. Потом так же шустро вылетела из подъезда и - вброд по лужам от меня.
Мне бы посмеяться, а я будто в ступор впал - вон как от меня, вонючки, народ шарахается. Я и так по жизни с комплексами: постоянно кажется, будто бы у меня изо рта да из подмышек дурно пахнет. А тут - просто какое-то живописное подтверждение.
Ерунда, ерунда всё это! Вот так весь день и проходил, себя уговаривая. Приводил аргументы, раскладывал по полочкам - всё равно не отпускало. Иррациональный стыд и досада решили достать меня по полной программе.
Дальше - больше: глупости начали сыпаться из меня, как из рога изобилия. То в столовке отхлебну компот и поставлю назад на раздачу. Потом спохвачусь, обернусь - все на меня смотрят, как на идиота. То женщине-коллеге по работе как бы между делом скажу: "Выводы у вас здесь - совершенно дурацкие". И что-то дальше говорю, а она вдруг возьми и расплачься.
А мне ведь тоже тошно. Как будто телом завладел конченый говнюк, а я сам, настоящий, только с ужасом наблюдаю за его выходками. Тот, кем я себя мыслил, со всем своим благородством и мудростью куда-то пропал - а вместо него остался злобный и вредный тип, с которым даже рядом стоять неприятно.
И апофеозом затянувшегося на неделю маразма стало моё разбирательство с Ольгой, должен ли я мыть её тарелку. Опять мелочь, ерунда, что выеденного яйца не стоит!
Я не знаю, может, мы просто стали жертвой привычки - Ольга частенько в последнее время оставалась у меня. Оставалась уже не только для секса - просто чтобы вместе поужинать и заснуть в обнимку возле телевизора. Наверное, я уверовал, что так будет всегда.
Не понятно, какая муха укусила меня в тот момент, когда я разродился долгим и нудным монологом - мол, заманала не мыть после себя тарелку. Понятно, что у меня этих тарелок в раковине с горкой накопилось, и Ольгина оказалась из разряда "последних капель". Понятно, что моя подруга совершенно не приучена к домашней работе - я давно об этом знал и давно смирился. Мне было всё совершенно понятно, но, тем не менее, я нёс какую-то обличительную чушь минут десять, не меньше.
Тогда она обозвала меня "козлом".
И ушла, хотя собиралась заночевать.
А я вдруг припомнил всю прошедшую неделю и, в самом деле, ощутил себя козлом. Всплыло всё - и вонючий мусор, и компот, и как огрызнулся, наступив кому-то на ногу в метро, и что не поздравил Славку. Вот, блин, точно! Славку, лучшего друга, с которым мы с детского сада... э-эх!
Хотелось скрючиться, свернуться клубком, забиться в дальний угол. Лучше - потерять сознание. Или вообще...
Славку всё же удалось вытащить из дома. Он ссылался на маленькую дочь, но когда проговорился, что та уже спит, сдался. Я же решил придерживаться своего говнистого имиджа до конца - конечно, я повел Славку в ресторан не для того, чтобы поздравить, и не для того, чтобы извиниться, а потому что боялся оставаться один и хотел выговориться. Конченый эгоист, одним словом.
- Я не могу управлять собой, - найдя первый подходящий повод, я вывалил на Славку свои проблемы. - Это какое-то психическое отклонение, когда делаешь и говоришь совсем не то, что соответствует твоему мировоззрению. Я ведь читаю умные книги, размышляю о чем-то возвышенном, а потом веду себя, как совершеннейший придурок.
- Ты не прав, если видишь в этом что-то особенное, - Славка разговорился только после двухсот грамм виски. Он перестал жалобно улыбаться и ежесекундно поглядывать на лежащий перед ним мобильник. - Большинство людей совсем не такие, какими себя представляют. Ты, слава Богу, хоть ощущаешь это. А другой сделает гадость и даже не заметит. Ходит и думает, какой он весь из себя белый и пушистый.
- Так, значит, у меня ещё хуже. Если я понимаю, но всё равно делаю...
- Подобная штука тоже не уникальна. Вряд ли ты псих. Выглядишь, по крайней мере, нормальным. То есть ты можешь руководить своими действиями. Другое дело, ты просто забываешь о том, какой ты. Ммм... Вернее, забываешь о том, каким ты хочешь казаться. Вот я люблю утром проснуться до будильника и понежиться в постели. Потом ругаю себя, говорю - вон, как здорово было бы прохладным ранним утром пробежать пару километров. Но на следующее утро опять валяюсь, и ничто не заставит меня поверить, что лучше было бы вскочить и побежать. Посмотришь со стороны - как будто два разных человека. И так со всеми - сравни человека с самим собой, когда он сонный, усталый, пьяный, голодный, влюбленный, в конце концов. На тебя вон погода влияет. Так что в определенных условиях мы способны удивлять самих себя.
- Да, только я почему-то удивляю себя не с лучшей стороны. Получается, этот придурок, говнюк, козёл - и есть я сам, хотя не хочу им быть. Получается, бесполезно пытаться быть лучше, потому что в каком-нибудь другом состоянии вся дурь опять вылезет наружу. И в этом смысле Ольга поступила верно - зачем оставаться со мной, если нет шансов переделать? Только мне-то что делать? Ко мне прилепили ярлык и теперь обходят десятой дорогой. Так нечестно! Легко сказать "козел", а ты сиди и обтекай, ведь ни хрена с этим сделать не можешь...
- Это ты опять не прав. Исправиться можно. Просто у других на твою персону нет ни времени, ни сил, да и желания. Никто не будет с тобой носиться, воспитывать. Так что только сам. Инфантилизм, он, конечно, силён, но смириться с всеобщим равнодушием все равно придётся. Спасибо, хоть как-то реагируют. Когда выражают недовольство, у тебя появляется стимул - заслужить одобрение. Начинаешь об этом постоянно думать и невольно вдалбливаешь себе: "я - хороший, я - хороший". Да так, что потом не забудешь об этом в самой экстремальной ситуации. Кстати, заходил тут на кафедру. Помнишь Серого? Так вот, ему дали штатовский грант, довольно приличный. Он такую забавную штуку придумал - "экстремальный секретарь". Приборчик для героических профессий - пилотов самолетов, диспетчеров атомных станций и тэ пэ. Сначала человек отвечает на тест по специальности. Ну, типа, как себя вести в той или иной экстренной ситуации. А приборчик в это время записывает, что там в мозгу происходит. Затем, если аналогичная ситуация возникает в жизни, эта штука транслирует обратно в мозг соответствующую запись. А то ведь, когда случается что-нибудь эдакое, некоторые просто забывают, что делать. У одного - паника, другой в ступор впадает, а приборчик Серого работает, как напоминалка. Причем впечатление, говорит - будто внутренний голос. Серый как раз добровольцев на испытания ищет. Может, рискнешь? Кажется, для твоего случая вполне подходит...
Неправдой будет сказать, что я сразу взял и побежал в бывшую альма-матер. Но прошла неделя после разговора со Славкой, и положение только усугубилось. Я то забывал здороваться с коллегами, то лез жать руку, не успев отойти от писсуара. Не к месту проявлял принципиальность или долго рассказывал несмешные анекдоты. Начну рассказывать и понимаю: чушь несу полнейшую, но как остановиться - не знаю. Я стал жутко медленно соображать, забывать отдельные слова. И при этом постоянно раздражался. Позвонил Ольге извиниться, а вместо этого наговорил кучу гадостей. В общем, сыпался на глазах.
Каждый день перед сном перебирал все дурацкие случаи, произошедшие со мной, и всякий раз удивлялся - надо же было такое сотворить! Но, даже сотворив, всегда можно было выпутаться. Я же почему-то выбирал самое худшее решение.
Разобрав ошибки и дав зарок никогда их больше не совершать, я засыпал.
Потом наступало утро, и от моей вечерней мудрости не оставалось и следа.
Тогда я решился позвонить Серому.
- Ты знаешь, - Серый смотрел на меня испытующе, - ведь я тебе не смогу гарантировать полной безопасности.
За пять лет, что мы не виделись, изменились только его глаза - запали куда-то вглубь, ушли в тень надбровных дуг. Он приехал на метро, был одет в рубашку с потрепанным воротником, но под его внимательным взглядом я чувствовал себя ребенком.
Серый не пошел, как большинство из нас, в бизнес. Но при этом не выглядел неудачником. После пяти минут разговора я уже завидовал его упорству. В конце концов, он добился своего - корпорация с громким именем просто завалила его деньгами.
- Надеюсь, вы опробовали эту штуку на морских свинках? - спросил я нарочито бодрым голосом.
- Конечно, - Серый оживился и перестал меня пристально разглядывать. - Но вероятность поражения мозга всё-таки существует. Немного, процентов пять, но ты об этом должен знать. Другое дело, совершенно непонятно, насколько "эксек" безопасен для психики. Наличие в башке двух различных реакций на один раздражитель может показаться шокирующим. Другое дело, свою собственную запись мозг не должен отвергать. Надеюсь, она будет казаться обычным воспоминанием. Нам хотелось испытывать "эксек", как говорится, "в поле", в экстремальных условиях, но искусственное моделирование таких ситуаций - сам понимаешь, по этическим причинам ограничено. У тебя же экстрим, судя по всему, на каждом шагу. Так что ты нам подходишь.
Приборчик Серого напоминал гарнитуру для мобильного телефона и крепился на правое ухо. Я расписался за него в куче бумаг и клятвенно пообещал регулярно являться в лабораторию.
Первые два вечера я потратил на то, чтобы вспомнить все гадости, произошедшие со мной за последний месяц. В этом деле присутствовал определенный героизм, потому что через десять минут нестерпимо хотелось напиться. Нормальная психика не может выдерживать такую гору самокритики. Даже ругая себя, человек обычно собою гордится - поглядите, какой я принципиальный! И ещё ждёт, что его все бросятся разуверять. Мне же в тот момент было не до гордости. Поэтому я спасался от накатывающей депрессии, глотая снотворное.
На третий день я пошел на работу с "эксеком", включенным в режиме трансляции. То ли день выдался спокойным, то ли мне удавалось реагировать быстрее прибора, только к вечеру я привык к его присутствию на ухе и перестал замечать.
Внезапно меня будто окатило холодным душем. И я обнаружил, что с другой стороны стола на краешке стула ерзает моя подчиненная и, сдерживая слезы, рассказывает о заболевшей матери. Одновременно я проглотил недовольное "ну?", готовое слететь с моих губ.
И с ужасом понял, что был в миллиметре от очередного говнистого поступка. Но я знаю, что должен сказать:
"Конечно, раз такое дело, дам внеочередной отпуск. А твоим проектом может заняться, например, Сидельников. Я ему помогу. И не надо так переживать - работа, она, в конце концов, всего лишь работа. Поезжай, поезжай, не надо оправдываться. Думаю, всё уладится. Передавай маме привет - пусть поправляется. Держи, вот, бумажные платки..."
Фу-у-ух! Ушла и даже улыбнулась жалобно сквозь слезы.
Действительно, большая проблема с подвисшим проектом, но что делать...
Неужели приборчик помог?
Попытался вспомнить, как всё было, но всплывает только ощущение резкой встряски. Как будто пропал застилающий глаза туман. И всё стало таким очевидным. Даже не понятно, почему до этого больше всего хотелось, чтобы тетка напротив перестала, наконец, хныкать и пошла доделывать свой дурацкий проект. В конце концов, она не выбивается из графика, и "теткой" её в неполных тридцать трудно назвать. Просто козел во мне не мог напрячься, не мог лишний раз пошевелить мозгами. Значит, все-таки "эксек"?...
Тем же вечером я отправился к Серому:
- Слышь, сегодня один момент был - кажется, твой приборчик вмешался. Я, правда, не уверен. Ты как-то можешь проверить?
Серый подключил компьютер к моему "эксеку", прошелся пальцами по клавиатуре, а затем ткнул пальцем в экран монитора:
- Вот здесь, в семнадцать тридцать четыре была одна активация...
- Но как, черт подери? Я ведь не давал на запись именно эту ситуацию? Даже представить не мог, что ко мне придет сотрудница и будет рыдать...
- Понимаешь, "эксек" распознаёт ситуацию довольно просто: он раскладывает сигналы от мозговой деятельности в матрицу и сверяет с образцом. Если достигается девяносто пяти процентное покрытие, то включается трансляция. Мы даже не знаем, какой сигнал за что отвечает. Достаточно выловить то, что самому тебе кажется аналогичным. Причем в довольно общем виде.
- Ага, понял. В целом, забавный эффект - будто тебя резко переключает: до этого момента - один человек, а после него - совсем другой.
- Да, это всё ожидаемо. Другое дело, перепад психического состояния не должен быть слишком резким. Когда делается запись, ты можешь себя ощущать по-другому - более мудрым, уверенным. Но при этом остаешься самим собой. Во время трансляции, фактически, возвращаешься в то самое состояние, в котором находился при записи... Я так понял: запись без конфликтов вытеснила все психические установки, которые у тебя были на тот момент?
- Ну, да... В общем, да! С самим собой спорить не пришлось.
- Ну и славненько! Значит, всё идет по плану.
Действительно, с той поры моя жизнь стала стремительно налаживаться. По вечерам я выговаривался "эксеку", вспоминая все неприятные моменты жизни - не только своей, но и близких друзей. Даже мировая литература пошла в ход.
"Эксек" ставил меня на место, когда внутренний козёл пытался поднять голову. Конечно, всех ситуаций не предусмотришь, случались и проколы, но однажды я догадался записать в "эксек" инструкцию на случай прокола. Ведь достаточно свести всё к шутке, игриво покаяться, отвесить пару комплиментов окружающим ("как вам тяжело со мной, таким...") - и конфликт, считай, исчерпан!
Я стал максимально собранным человеком. Вдруг понял, что раньше большей частьб находился в расслабленном состоянии, когда мысли будто плавают в молочном тумане. В это время у меня нет ни четких целей, ни моральных принципов. Нет прошлого и будущего. Я был не способен их охватывать своим размякшим мозгом. Это, по сути, - какая-то разновидность сна. Я просто дремал в иллюзорном офисном мире, выжидая, когда, наконец, можно будет немного пожить.
Пожить удавалось только пару часов перед сном. Тогда на краткий миг я превращался в самого себя. Тогда чувствовал себя настоящим.
"Эксек" помогал растянуть это ощущение.
В тот день я проснулся очень рано и не смог снова заснуть. Поворочавшись в постели, я всё же встал и приготовил себе кофе. Щуря глаза от солнца, всплывающего над крышами, позавтракал. Впереди был выходной день, никаких планов. Но вдруг я понял, что меня ждет сегодня что-то важное. Не вставая из-за стола, я принялся копаться в памяти. Ничего подходящего.
Мысли крутились по кругу "родители - Ольга, Ольга - родители". Но стоило задуматься над конкретными планами, ожидание необыкновенного - то, что подняло меня с постели, - неизбежно пропадало. Ощущение настолько тонкое, что я никак не мог его поймать. В задумчивости взглянул на валяющийся на столе "эксек", но тут же отмел еще не рождённую идею - хватит и того, что в будни эта штутка постоянно на мне. Иногда полезно и самому подумать.
Однако, ничего толком придумать не удалось. Я наспех собрался и вышел на улицу.
Летнее утро было на редкость приятным. Пустынные дворы принадлежат одному тебе и от этого кажутся такими уютными. Кожу ласкает прохладный ветерок, по-южному ласковый, ещё не пропитанный автомобильными выхлопами и пылью.
Я шел без цели, а внимание само по себе скользило по листве деревьев, теплу на затылке от восходящего солнца, упругому гудению мышц в несущих меня куда-то ногах.
Внезапно я остановился, привлеченный неприятным зрелищем. В детской песочнице гадила небольшая белая псина, а её хозяйка - расплывшаяся тетка лет сорока, - терпеливо караулила рядом.
- Эй, вы! - я услышал свой голос даже раньше, чем успел хоть что-то сообразить - Какого черта ваша собака оправляется в песочнице? Тут же дети играют!
- А тебе какое дело?!! - взвизгнула тетка. - Разве ты - из этого дома?
- Какая разница, из какого?!! Убирите своё дерьмо немедленно!
- Ага, разбежалась! Нечего мне больше делать!
В следующий момент мои ноги сделали пару шагов, а моя рука залепила тетке смачную оплеуху. Псина неожиданно взвизгнула и подлетела в облаке сухого песка, и я понял, что это - тоже - моя нога постаралась. Тетка и собака заорали одновременно и бросились от меня наутёк. Наверное, только это спасло их от дальнейшей расправы.
Я отходил от накатившего бешенства минут пять. Кровь волнами приливала к голове, волей - не волей приходилось делать глубокие вдохи и до хруста сжимать кулаки.
Ещё через пять минут я заметил сидящего на скамейке Серого. Он грустно улыбнулся, как только наши глаза встретились. Первым делом я подумал, что он следит за мной, следит с того самого момента, когда вручил мне "эксек". Не успел я успокоиться от встречи с наглой собачницей, как меня охватил новый приступ бешенства.
Серый одним взмахом руки остановил поток обвинений, готовых сорваться с моих губ. Затем окинул меня с ног до головы и спросил:
- Ты, вообще, часто дерёшься с такими тетками?
- К чему ты это?.. Ладно, не часто... Да впервые! Но ты же видел, как она...
- Да, видел. Честно говоря, надеялся, что этого не случится. К сожалению, ты подтвердил мои самые мрачные подозрения...
- Ничего не понимаю! Объясни - на что ты надеялся?
Серый откинулся на спинку скамейки и, не глядя на меня, произнёс:
- Это ведь мой план мести - надавать пощечин Лебединской, пнуть её псину. Я живу вот в этом доме. И каждый день пытаюсь её урезонить - у меня, если ты - не в курсе, сынишке три года. Так вот, слова на эту дуру не влияют. С ней надо по-другому... Извини, это был идеальный вариант проверить, способен ли "эксек" навязывать чужие сценарии поведения. Я тебя обманул: прибор не был чистым, когда ты его получил. Я записал в него свой план: двадцать четвертого августа встану пораньше, выпью кофе, приду сюда и надаю этим сучкам под первое число. Так вот, за те две недели, что ты в эксперименте, "эксек" навязал тебе мой план. И ты не смог раскусить, что он - чужой. В лаборатории все раскусывали, а ты в реальной обстановке - не смог. Ещё раз извини, но пойми и меня - я должен был это знать... Ведь я ссу, страшно ссу, что эта штука попадет в нехорошие руки. И тогда любого можно сделать зомби максимум за месяц. Понимаешь?!!
Он громко вздохнул и зажмурился. Я какое-то время боролся с кашей в голове, а потом внезапно понял: после всего, что произошло, я больше не допущу, чтобы к моей башке приближалась хоть какая-нибудь экспериментальная хрень.