Первая мысль была рождена.

Иуда докурил сигарету и быстрым жестом отправил окурок в дальний угол комнаты, где подобных окурков скопилась уже целая гора. Встав, он отправил пистолет за пояс, а библию в глубокий карман плаща, который он так и не снял со вчерашнего дня.

Город уже давно проснулся. По улицам быстро проезжали машины, оставляя за собой мутно-серое облако выхлопных газов, тут же пробегали люди, втягивая раскрасневшимися ноздрями это самое облако газа. Иуда не замечал происходящего, а поглощенный своими мыслями рефлекторно двигался к ларьку, в котором он каждое утро покупал газету. Расплатившись, он отошел на несколько метров и замер, словно, что-то вспоминая, после чего он развернулся на сто восемьдесят градусов и бодро зашагал, напевая какую-то песенку.

Ленивое солнце описало половину дуги над горизонтом и готовилось описать вторую половину. Город кипел от бурной деятельности. Иуда сидел на центральном проспекте в маленьком кафе под открытым небом с название У дяди Васи. Он докуривал уже третью сигарету и мерно потягивал молочный коктейль, направив свой взгляд через дорогу, где находилось точно такое же кафе только с другим названием У Митька. Кто был этот Митек и в каких отношениях был он с дядей Васей Иуду мало интересовало, его больше интересовали люди, которые предпочли отобедать у Митька вместо дяди Васи. Народу там было человек десять. За одним столом сидели подростки лет по восемнадцать, которые вот уже как полчаса обменивались страстными взглядами и признавались друг другу в любви, наверняка, у них были большие планы на будущее, которые они строили поздними вечерами сидя под луной в центральном парке. За другим столом сидела молодая мама с ребенком, который удивленными глазами смотрел на этот мир, на этот большой мир, где он такой маленький и беззащитный. Рядом грузно покоилось тело полковника в отставке, грудь которого была увешена орденами и медалями, циничным и недоверчивым взглядом он мерил гамбургер, не понимая, почему это сосиска в булке называется гамбургер, а не сосиска в булке. Было еще пару пацанов, которые являли собой новое поколение, и еще несколько ничем не приметных пар, чьи глаз были наполнены той свойственной большинству мутно-серой тоской.

Иуда всосал через пластиковую трубочку очередную порцию молочного коктейля, и посмотрел на часы. Еще несколько секунд - мелькнуло у него в голове. Он достал очередную сигарету, и как только его губы замкнулись вокруг светло-коричневого фильтра, прогремел взрыв. Пламя вырвалось из чрева здания, где находилась крытая часть кафе У Митька, словно Митек этот не мог больше терпеть дяди Васиных выходок и ругнулся на него адским матом. Лицо Иуды обдало горячим напором воздуха, сигарета во рту затлела, и сладостный дымок заструился в высь.

Люди бегали, кричали, суетились, падали в обморок и плакали, но Иуда ничего этого не замечал, он смотрел на пламя, которое, словно голодная собака на цепи бросалось на все, до чего можно дотянуться. Вдруг на какой-то не значительный момент времени от пламени отделилась фигура в белом балахоне перепоясанная бечевкой, она осмотрела место, где раньше сидели люди, пришедшие к Митьку пообедать и видно осталась довольна, затем она устремила свой взгляд на Иуду и радостно подмигнула ему, после чего исчезла. Иуду это несколько не удивило, поскольку он слишком часто сталкивался с этим. Он знал, что это был ангел-исполнитель, и он знал, что работа была выполнена на славу и поэтому тот так радуется. Посмотрев еще несколько минут в никуда, Иуда перевел свой взгляд на жертв божественного террора. Здесь были все, кто был в списке, и все они доживали свои последние минуты. Влюбленные подростки, в глазах которых застыла та страсть, с которой они смотрели друг на друга в последние минуты свой жизни, они были счастливы и умерли в один день, прямо как в сказке. Молодая мать, которая бережно прижимала к своей груди, пытаясь защитить его от всех зол этого мира. Младенец, который по-прежнему удивленными глазами смотрел на этот большой мир, в котором он такой маленький и беззащитный. Старый полковник, который так и не успел выяснить, почему же сосиска в булке называется гамбургер, а не сосиска в булке. Те самые пацаны, которые пару минут назад, являли собой новое поколение. И еще несколько ничем не приметных пар, чьи глаза уже небыли наполнены мутно-серой тоской, а были наполнены радостью облегчения и освобождения.

За все двести с лишним лет своей трудовой деятельности наблюдателем Иуда так и не смог понять, почему и зачем все эти жертвоприношения. Но сегодня он начал смутно догадываться, что Бог устал жертвовать собой ради людей, и поэтому он стал жертвовать людьми ради людей. Сотни невинных падут сегодня, ради того, что бы завтра по мутно-серому небосклону снова карабкалось ленивое холодное солнце, и враждебный свет проникал сквозь веки прямо в душу разгоняя ту бархатную тьму, образовавшеюся за ночь. И чтобы снова погибли сотни невинных. Теперь Бог не отрезает от себя, чтобы дать лекарство человечеству, и вино уже не кровь его, а хлеб не плоть. Теперь он отрезает от человечества, часть за частью. Идет отбор и отрезая добро он дает шанс злу. Но человечество не способно понять этот урок, и то, что он не успел забрать загнивает вместе с остальным.

Иуда затушил окурок, посмотрел на старого полковника, в котором оказалось больше сил, чем могло показаться на первый взгляд, и тихо сказал: На все воля Господа-после, чего развернулся и пошел быстрым шагом прочь, напевая какую-то песенку.

- Мать твою... гамбургер - прошептал полковник и умер.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"