Глава 1
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Прошло всего лишь 60 лет, а мир кардинально изменился. В погоне за сверхприбылью открыты Зоны Удовольствий, где заплативший может получить всё, что доставит ему удовольствие. Вы хотите секса? Вы хотите необычного или преступного секса? Наркотиков? Азарта, превосходящего все доводы разума? Вы хотите просто убить человека? Вы хотите.... Тогда Вам в Зону. Что бы Вы ни совершили в Зоне Удовольствий, это сойдет Вам с рук, лишь бы были деньги. У вас нет денег? Получайте удовольствия в кредит! Вперед, и не думайте о растущем долге, ведь наслаждение - это так сладко и приятно... Вперед, но не удивляйтесь, если, не рассчитавшись во время с Департаментом Удовольствий, попадете в туда уже не в качестве посетителя, а в качестве "материала", чтобы кто-то получил свое оплаченное удовольствие.. Мой герой как раз и занимается доставкой такого "материала", зарабатывает, так сказать, на жизнь. Что из этого вышло... А там видно будет.
|
Глава 1
Я выключил зажигание и погасил фары. Темный переулок был пуст и неприветлив, как раз подстать моему настроению. Уличный фонарь давно разбила какая-то шпана, а новый повесить так никто и не удосужился. Зачем? Тут всё равно здесь не на что смотреть. Ветер гнал по небу рваные тучи, сквозь которые временами продиралась луна, где-то хлопала оторванная ставня, на тротуаре трепетали грязные газеты вперемешку с пивными банками. Ночная идиллия во всей своей красе.
Обычное дело. Я вышел из машины и потянул ноздрями холодный воздух. Похоже, будет дождь. Паршиво. Не люблю дождь. Он делает всё вокруг ещё более зыбким и безысходным. А ещё в этом городе дождь никогда не бывает весёлым. Никогда. Подняв воротник плаща, и заснув руки в карманы, я быстро зашагал к темной башне сорокаэтажной высотки, нависавшей впереди.
Не знаю, кто придумал правило, по которому арест предпочтительнее проводить ночью, но этот парень знал своё дело. Ночь живёт по своим законам. Когда приходишь ночью, ощущения совершенно иные. Человек испуган, ошеломлён, а значит, и сопротивляется меньше. Так гораздо удобнее.
Пустой пыльный подъезд, старый лифт со стенами исписанными похабщиной - всё это давно знакомо, давно привычно. Что ещё здесь можно увидеть? Одинаковые, серые двери квартир смотрели на меня совершенно равнодушно. Видали они и не таких гостей. В этом районе жили в основном те, кто жить в других районах не мог по определению, так что необычные посетители тут давно никого не удивляют.
В эти двери входит самая разная публика: проворовавшиеся бизнесмены, проигравшие всё брокеры, неудачливые бандиты. Маленькие пустые люди, живущие в маленьких пустых комнатушках. Мне не было их жалко. В этом мире всегда есть те, кто живёт во дворцах, и те, кто ютится в картонных коробках. И всегда будут. Так что не стоит жалеть того, кто не может позволить себе ничего другого, кроме крохотной квартирки в грязной жилой высотке на окраине Гарлема. Они такой же элемент нашей жизни, как и всё остальное.
Нужная мне дверь ничем не отличалась от остальных. Грязный пластиковый прямоугольник, дающий находящемуся за ним человеку иллюзию безопасности. Только иллюзию. Нам всем нужны иллюзии. Иллюзии дают нам уверенность, не позволяют утопиться от безысходности в первой же луже, но любые иллюзии очень быстро развеиваются, когда приходят такие, как я.
Сенсор звонка оказался основательно покрыт пылью, и это могло означать многое. Например, то, что к хозяину давно никто не ходит. Или - что за дверью давно уже нет и самого хозяина. Но проверить я обязан.
Я позвонил. Я всегда сначала звоню. В этом мире следует сохранять хоть малую каплю того, что раньше называли вежливостью. Есть, конечно, среди нас ребята, которые вламываются в квартиру сразу и даже получают от этого определённое удовольствие, но я не согласен с таким подходом. И потому всегда сначала звоню. Ну и что, что пропадает эффект неожиданности, - хозяин квартиры всё равно никуда не денется. Это тридцать второй этаж, куда ему бежать? Были, правда, и такие, кто предпочитал прыжок в окно общению со мной, но это ведь личный выбор каждого, не так ли? Меня подобное мало волнует.
На звонок никто не отозвался. Похоже, Эвелин Шульц, за которой я и пришёл, не желала открывать. Для верности я коснулся сенсора ещё раз. Ну что же, есть и другие способы. Универсальный ключ радостно пискнул и разблокировал дверной замок.
В квартире было темно. И душно. Я нажал на выключатель, но свет не загорелся. Интересно. Это означало, что никто здесь не жил уже минимум неделю. Энергокомпании отключают электричество как раз за недельную неуплату. Включив фонарик, я обежал лучом комнату. Ничего. Ни одежды, валяющейся на дешёвых пластиковых стульях, ни мусора, ни брошенного на пол журнала. Даже сами стулья расставлены аккуратно и симметрично. Последний, кто здесь был, как следует прибрался за собой. Или миссис Шульц настолько любила порядок, что, даже убегая, сделала уборку.
Я прошёлся по комнате, выдвинул пару ящиков комода. Вещи на месте. Даже ящик с бельём не был пуст. Она что, ничего с собой не взяла? Или миссис Шульц где-то в квартире? Я достал пистолет. Не то чтобы это было необходимо, но знаю я случаи, когда хозяева устраивали засаду явившимся инспекторам Департамента. Не хочется, чтобы спрятавшаяся где-нибудь в кладовке миссис Шульц огрела меня сковородкой.
Я осторожно заглянул на кухню. Пусто. Теперь ванная. Больше в этой квартире прятаться просто негде. Она не пряталась. Миссис Эвелин Шульц, одетая в серый брючный костюм, лежала в ванной - и, судя по всему, легла туда совсем недавно. Я увеличил мощность фонарика. Крови много. Несколько глубоких порезов на левом запястье. Тело окоченело, да и вода уже холодная. Похоже, лежит уже часов шесть. Может, и больше, но я не эксперт. Орудие самоубийства валяется рядом на полу. Широкий, заляпанный кровью кухонный нож для мяса. Милая штучка.
Вроде всё ясно. Обычно такие предпочитали вешаться, но случалось всякое. Ну что же, понять её можно. Это тоже выход, и, возможно, лучший, чем тот, который являла собой моя персона.
Я осмотрелся. В свете фонарика лицо женщины показалось мне смутно знакомым, но где я мог её видеть? Не знаю. Да это и неважно. Главное, что больше мне здесь делать нечего. Полностью свой гонорар я, конечно, теперь не получу, Департамент не платит за самоубийц, но определённый процент за проделанную работу мне всё же полагается.
Вернувшись в комнату, я открыл окно и глубоко вздохнул. Холодный осенний воздух ворвался в квартиру. Некоторое время я просто стоял и дышал этим резким, пахнущим бензином воздухом. Воздухом, вкус которого каждый из нас помнил с детства. Стоял и смотрел, а за окном неоновым пожаром полыхал Нью-Йорк. Только ночью этот город являет миру свою жесткую красоту. Днём это просто скопление уродливых бетонных коробок, между которыми суетятся глупые люди, но ночью город разом превращается в жуткого и вместе с тем странно красивого монстра.
Сколько таких, как я, сейчас стоят у окна и смотрят на это зарево? Сколько лежат с перерезанными венами? С пулей в голове? Ножом в спине? Сколько бегут по тёмным улицам, стараясь избегнуть этой участи? Сидят, скрывшись за запертыми дверями и надеясь, что сегодня не настанет их черёд. Все они - всего лишь жертвы. Жертвы этого города. Жертвы, на которые городу наплевать, но без которых не обойдётся не одна подобная ночь.
Наконец я достал телефон и набрал номер Департамента. На экране засветилась заспанная физиономия Уолли.
- Крис? Что?
- Эвелин Шульц мертва. Самоубийство.
- Мда, - Уолли пожевал пухлыми губами. - Погоди, сейчас сообщу по цепочке.
Я терпеливо ждал. Уолтер Стенсон никогда не был хорошим копом. И даже перейдя в Департамент Удовольствий, он таковым не стал. У этого человека напрочь отсутствовало любое чутьё, и я всегда удивлялся, зачем он вообще пошёл в полицию. Сидеть бы Уолли бухгалтером где-нибудь в Бронксе, считать денежки, содержать толстую жену да жадную любовницу. Таких, как он, в этом городе миллионы. Но Уолли упрямо пытался стать полицейским - и в итоге всегда оказывался то в канцелярии, то отделе информации, как сейчас.
- Крис, у меня кое-что есть.
- Ну что ещё?
- У Эвелин Шульц имеется десятилетняя дочь. Саманта Шульц, год рождения две тысячи сорок четвёртый. Отец неизвестен. В данный момент живёт в федеральном приюте "Солтирей". Это в Джерси.
- Уолли, нет. Не вздумай...
- Ты знаешь правила, Крис. Долг переложен на неё.
- Сукины дети!
Уолли печально сопел.
- Передай это дело кому-нибудь другому.
- Крис, я не могу.
- Какого чёрта, Уолтер?! Ты же прекрасно знаешь, я подобным не занимаюсь!
- Это вопрос доверия, Крис. Ты хочешь отказаться официально?
Я не ответил. Официально. Если я откажусь официально, то последствия будут очень неприятными. Контракт, который я подписал, позволял Департаменту из меня всю душу через суд вынуть. Они легко оставят меня нищим и вышвырнут на улицу. Или чего похуже. Я многое знаю, а значит, существует реальная возможность, что никакой судебной волокиты вообще не будет. Я просто исчезну. О таком, конечно, не говорят, но мы же взрослые люди. Все всё понимаем.
Уолли молчал. Понимал, что мне нужно как следует подумать над следующим шагом. Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойней:
- Хорошо. Я понял. Завтра буду в Джерси.
- Ну вот и ладненько, - Уолли заметно вздохнул. - Слушай, Крис, ты извини меня. Я же не знал, понимаешь. По виду обычное дело. А тут...
- Я понял, Уолли.
Отключив связь, я ещё раз прошёлся по квартире. Какой отпечаток оставил проживавший здесь человек? Похоже, вообще никакого. На полке нет любимых дисков, на кухне всё разложено так, словно здесь никто никогда не готовил, одежда аккуратно сложена в шкаф. Даже обувь вычищена. Странно. Ну не могла же Эвелин Шульц жить так, словно ее здесь никогда и не было.
Что-то не давало мне покоя. Формально я мог уходить, но некое ощущение недосказанности, всегда помогавшее мне в бытность полицейским. Картинка не складывалась. В ней не было логики. А если картинка не складывается, значит, это неверная картинка. Я снова достал телефон и набрал номер.
- Служба энергоснабжения. Дежурный слушает, - на меня смотрел тощий субъект в очках.
- Кристиан Лайт, специальный инспектор Департамента Удовольствий, - я приложил указательный палец к экрану телефона.
- Подтверждено. Что угодно?
- Гарлем. Жилой комплекс F-326. Квартира триста четырнадцать. Скажите, кто обслуживает дом, и когда в квартире отключили электричество?
- Обслуживание стандартное. Голдэн Электрик. Электричество отключено за неуплату восемнадцать дней назад.
Восемнадцать? Вот это новость. А убила себя миссис Шульц, выходит, сегодня днём. И как она тут полмесяца жила без света? Ни холодильник, ни печь не работают. Даже отопление электрическое. При свечах сидела? Но свечей тоже не видно.
- Это всё? - тощий тип раздражённо пошевелился.
- Мне нужна история выплат для данной квартиры.
- За какой срок?
- Последние полгода.
- Загружаю.
Я поблагодарил тощего клерка и ещё раз вошёл в ванную. Странностей становилось всё больше. Как Эвелин Шульц жила тут всё это время? А если она тут не жила, то почему убить себя пришла именно сюда? Почему женщина залезла в воду одетой? Да ещё настолько не по-домашнему одетой. Словно она только что явилась из офиса - и тут же уселась в ванну и перерезала себе вены. В темной квартире. Электричество в которой отключили восемнадцать дней назад.
Формально для самоубийства всё было на месте. Повод, следы на теле, орудие. Уверен, отпечатки на ноже будут принадлежать жертве. В деталях всё нормально. Но в целом... Я и сам не знал, зачем этим занимался. Какое мне сейчас вообще дело до того, что ту произошло? Видимо, тоска по старым временам проснулась.
Резко запиликал телефон. Ну кто там ещё? Номера звонящего на экране не было. Как оказалось, это вообще был не звонок - мне пришло видеописьмо. Я открыл файл.
- Здравствуй, Кристиан.
С экрана на меня смотрела Эвелин Шульц.
* * *
Я зря злился на Уолли. Что мог Уолли против правил? Он хороший парень, но Департамент - это Департамент, а мы не юные девицы. Каждый из нас знал, на что идёт, подписывая контракт, и не вина Уолли в том, что сейчас мне не нравилось это задание.
Да, я не брал дела по захвату детей. Кто-то скажет, что это жалкая попытка сохранить в себе хоть что-то человеческое, но для меня эта попытка была важна. Даже зная, что на одном таком деле я могу заработать, как на поимке трёх проигравшихся алкоголиков разом. Дети - ценный товар, а за ценный товар Департамент платит хорошие деньги; но когда-то давно я для себя решил, что детьми заниматься не буду, и принял последствия как должное. Уолли меня понял. Он всегда меня понимал, ещё с тех лет, когда мы вместе были сержантами, но глупо верить, что какое-то твоё решение станется неизменным вечно. И не Уолли в этом виноват. И даже не Департамент. Виноват был я сам.
Мне нравилась моя жизнь, нравилось тратить деньги на то, что мне хочется, нравилось не отказывать себе в удовольствиях. Что я могу с этим поделать, я всего лишь человек. Но, получая всё это, взамен каждый из нас что-нибудь отдавал этому городу. Не Департаменту, а именно городу. По-другому просто не получится. Ты должен принести в жертву некую частицу своей души, и, если подумать, это не самый плохой обмен.
Некоторые его даже и не замечают. А может, у них и не было никогда этой души, так что и жертву они приносят другую. Я не знаю. Да и глупо жаловаться, изображая из себя кающегося грешника, после всего, что на мне уже есть. На место в раю, где бы он ни был, мне точно рассчитывать не стоит. Да и ладно. Не очень-то и хотелось.
Ночная, холодная улица, с её бессмысленными бельмами неприветливых тёмных окон, проносилась за окнами автомобиля, а на душе у меня было на редкость дерьмово. Меня ведь никак нельзя назвать невезучим или неудачником. Казалось бы, чего ещё нужно - за неделю работы я могу заработать столько, сколько любой работяга не заработает и за полгода, - но как же осточертело убеждать самого себя в том, что всё нормально. Что ничего не изменилось, а ты всё тот же полицейский, каким был когда-то.
Нет Крисси, ты давно уже не полицейский. Ты работорговец. И ты смирился и принял это. И не грязная пустота улиц тебя раздражает. Не глупые люди, ради своих прихотей загоняющие себя в рабство. Тебя раздражает в первую очередь то, что ты никогда не сможешь остановиться. Будешь ругать себя последними словами, напиваться по выходным, но сказать в один прекрасный день "нет" ты не сумеешь.
Пожелай я написать книгу, я мог бы рассказать такое, за что любой нормальный человек побрезгует мне даже в морду плюнуть; но я не расскажу. Зачем? Что изменят мои откровения? Мир такой, какой он есть, и я давно с этим смирился. Вернее, постоянно убеждаю себя, что смирился.
Когда приняли "пакет Тиммо Коуфилда", я был ещё совсем пацаном. Тогда я даже и не думал о других удовольствиях, кроме тех, о которых полагается думать любому мальчишке моего возраста. Да и многие взрослые тогда о таком не думали. Всё менялось постепенно. Зоны Удовольствий далеко не сразу стали главной вещью в этом мире, и поначалу многие даже негодовали, призывая к морали. До того момента, пока сами не попадали в одно из заведений Зоны. И постепенно моралисты смолкли.
Да и кому они были интересны, эти горлопаны? Государству? Как же. Государство плевать хотело и на тех, кто против, и на тех, кто за. Государство просто делало то, что ему, государству, было выгодно. Как и любое государство.
Идея была проста и изящна. Один живший Бог знает когда писатель придумал забавную фразу: "Страсти не нужно сдерживать, их нужно удовлетворять". Гениальный был парень, кем бы он там ни был. Что-то подобное в один прекрасный день поняли и наверху. И взялись удовлетворять. Любые страсти. Что может быть проще, чем разрешить то, что ты сам же раньше и запрещал?
В Зонах Удовольствий разрешили всё и в любое время. Но только там и нигде больше. Предоставление удовольствий, как водится, возложили на частный бизнес, но частный бизнес и не пикнул. Только дурак станет отказываться. На этом заделались миллионерами многие, кто раньше и не мечтал подняться выше уличного сутенера или пушера. Пороки - штука разнообразная, а главное, выгодная, так что поле для деятельности появилось огромное.
Была лишь одна проблема. Для всего этого нужен был "обслуживающий персонал", и если дешёвых шлюх можно было набрать на улице, то для других "удовольствий" добровольцев подыскать оказалось сложновато. Но те умные парни наверху снова не растерялись. Ведь есть ещё преступники. Настоящие и будущие. И это неиссякаемый источник "материала". И появился Департамент. А в Департаменте появились такие, как я, - те, кто доставляет "материал" с улиц прямо к жаждущим удовольствий клиентам. И не удивительно, что нам так хорошо платили. Мы ведь, можно сказать, уникальны. Если, конечно, это слово применимо к таким, как я.
Когда Департамент стал предоставлять кредиты на удовольствия, естественно, появились и должники, неспособные эти кредиты вовремя выплачивать, а значит, возросло и количество "материала". Просто и страшно. Тот, кто ещё вчера воспринимал как должное исполнение всех своих желаний, сегодня вынужден исполнять желания других. Которые, в свою очередь, тоже, вполне возможно, вскоре окажутся на его месте. Ведь в мире немало идиотов, которые ради минутного кайфа готовы испоганить всю свою оставшуюся жизнь. Кто станет их жалеть? Простая логика.
А потом приняли "поправку Джарвиса", и всё стало совсем просто. В случае смерти должника, долги перед Департаментом перекладывались на ближайшего родственника. Теперь даже в смерти ты не мог скрыться от оплаты счетов за полученные удовольствия. В первую очередь долги ложились на детей. Как я уже говорил, дети - ценный товар, а в этот раз "общественное мнение" и не пикнуло. Говорили, что были какие-то волнения, но если это и так, толку из этого не вышло никакого.
Тут ведь всё просто: не желаешь, чтобы твои дети становились рабами, - просто держи в узде свои желания. И никто тебя насильно в Зону Удовольствий не погонит. Ведь никто же не гонит туда святош из "Церкви Воздержания". Каждый сам отвечает за себя и своих детей, так в чём тогда виновато государство? В том, что ты не смог вовремя остановиться?
Я, наконец, миновал лабиринт тёмных переулков, и вырулил на залитое неоном шоссе. Даже ночью эта огненная река не становилась меньше. В этом городе никогда не спят, ведь ночью тоже можно зарабатывать. Чтобы потом тратить, удовлетворяя свои возрастающие желания. Замкнутый круг.
Я влился в поток машин. Устал. Сегодня я чертовски устал. Перед глазами стояло то дурацкое видеописьмо. Кто бы мог подумать. Эвелин. Ведь, даже увидев её на экране, я не сразу вспомнил. Да и как я мог вспомнить? Десять лет назад её и звали по-другому, да и выглядела она иначе. Я уже не помню, как, но иначе. Кем была для меня эта женщина? Честно говоря, никем. Просто шлюшка, к которой у молодого копа возникла некая симпатия. Кто про такое помнит? И кто про таких помнит?
А сегодня я нахожу её с порезанными венами - и смотрю её видеопослание. Глупое и непонятное послание, в котором сбивчиво и наиграно она поздравляет меня с днём рождения и напоминает о прошлом. Ну не глупость ли? Ещё какая глупость. Вот только есть в этой глупости нечто неправильное. Такое же, как и в квартире Эвелин Шульц. Я нахожу труп женщины, которая очень давно была моей любовницей, и через десять минут получаю её письмо, в котором она поздравляет меня с днём рождения, прошедшим ещё полгода назад. Это ещё что за "невероятные совпадения глупостей"?
Но это всё потом. Сейчас я еду домой. Спать. В свою тихую квартиру на десятом этаже престижной жилой монады. И плевать я хотел на всех самоубийц этого города, так же как и на всех моих бывших любовниц, вместе со всеми моими коллегами и всем долбаным Департаментом.
Включив монитор на руле, я бегло просмотрел информацию, полученную от службы энергоснабжения. Ничего необычного. Последние три года Эвелин исправно платила, и лишь в последний месяц денег не поступило. Как раз тогда, когда Департамент занёс её в списки должников. Конечно, непонятно, как она жила все эти дни без электричества, но иногда люди совершают и более странные вещи. Тем более, что квартплату она вносила исправно, а за электричество почему-то платить не захотела. Что это ещё за нелогичная избирательность? Обычно поступают как раз наоборот.
Теперь о девчонке. Вот тут уже было много необычного и даже настораживающего. Федеральный приют "Солтирей" никаким федеральным, оказывается, не был. Почти все деньги поступали от "Церкви Воздержания", и это нисколько не скрывалось.
Это может стать проблемой. Конечно, церковники открыто против Департамента не пойдут, но мало ли что может прийти в голову фанатикам. Многие называли Церковь единственным шансом спасти этот прогнивший мир, но я им не доверял. Как и старым религиям, сильно утратившим сегодня свою популярность. Мне не нравятся слишком уж добродетельные личности. В каждом из нас есть нечто неприятное, а если кто-то заявляет, что он стопроцентный праведник, значит, он стопроцентный лжец. Так не бывает.
Но в любом случае, к посещению приюта следует подойти со всей возможной осторожностью. Если Церковь оплачивает тамошние счета, то наверняка вокруг ошивается полно их осведомителей.
Наконец я въехал на стоянку и припарковался на своём месте. Хорошо еще, что я передвигаюсь по ночам, днём из-за пробок я бы часа четыре добирался. Не выходя из машины, я закурил. Догадок по поводу летавших вокруг меня кусочков головоломки не было совершенно. Слишком мало было этих кусочков, и слишком непонятны поступки участников.
Докурив, я вышел из машины и поёжился. До рассвета часа три. В ином случае я бы мог отсыпаться хоть целый день, но завтра - вернее, уже сегодня - придётся ехать в Джерси, а ночью со мной никто в приюте разговаривать не захочет. Поэтому я и не стал больше тянуть. Кивнув охраннику на входе, я поднялся в свою квартиру и, не раздеваясь, завалился спать.
* * *
Утро встретило меня серым мутным небом, нудным осенним дождём, и я даже порадовался, что нужно куда-то ехать. Просто сидеть дома и смотреть в окно на эту унылую сырость - развлечение не из приятных. Лучше уж заняться делом, каково бы оно ни было. За рулем, под чуть слышный шорох шин и бормотание музыкальных станций, сменяющих одна другую, я расслабляюсь.
Вообще-то я и не спал толком, часа два, не больше. История с девчонкой не выходила у меня из головы. Я выбрал хайвей АА 500: тридцать долларов - не цена за возможность выжать из машины побольше. Я так и сделал. Задал навигатору координаты, включил автопилот и набрал Департамент.
- Элиша, привет - произнес я появившейся на экране добродушной физиономии нашего дневного диспетчера.
- Крис! Ты чего это в мою смену! - она расплылась в улыбке, Элиша всегда всем рада - Неужто Уолли так тебе надоел, что ты решил вспомнить, что такое дневной свет.
- Ты всегда понимала меня лучше всех, детка, - рассмеялся я - Не спалось... Сбрось мне новое предписание на Саманту Шульц. Дело Эвелин Шульц. Уолли его ночью должен был зарегистрировать.
- Сейчас - Элиша отвернулась от монитора.
Я потер виски; в голове тупо пульсировали отголоски боли. Придется, видимо сегодня таблетки жрать, а я этого сильно не люблю. Через две секунды в моем телефоне появился новый файл.
- Куда ее приписали?
- Парадайз-айленд, - ответила Элиша и добавила радостно - А куда направят оттуда, я не знаю. Везет тебе, Уолли, я бы сейчас тоже в Калифорнию съездила. Пляж, океан. Ну, или в Голливуд. Может, вместе и поедем?
- Ты же знаешь, я солнца боюсь. Я на нём таю.
Элиша фыркнула.
- А что, поближе ничего не нашлось?
- В Калифорнии сейчас большая нехватка детей и подростков, так что все резервы туда. Ещё неделю назад с самого верха приказ был.
- Ясно. У тебя есть что-то по приюту "Солтирей"? Что-то, что не включено в стандартное задание.
- Ничего, Крис. Очень скрытное заведение. Я покопаюсь, но вряд ли будет результат.
- Кто там главный?
- Миссис Кэтрин Барнс, директор приюта.
- Что на неё?
Некоторое время Элиша молчала, затем изменившимся голосом произнесла:
- Странно.
- Что?
- Её досье закрыто. Только для руководящего звена Департамента.
- Это ещё почему?
- Я не знаю. Но выяснять, сам понимаешь, не собираюсь.
- Понятно. Ну, спасибо тебе, детка. Привезу тебе из Калифорнии банан. Огромный.
Элиша ухмыльнулась и отключила связь. Закрытое досье. Вот это новости. Почему это у директрисы сиротского приюта закрытое досье? Даже у голливудских звёзд нет закрытого досье, а у некой миссис Барнс есть. Ещё одна странность к вороху уже обнаруженных мной.
Поездка в Калифорнию меня действительно не радовала. Не нравится мне там. Всем нравится, а мне не нравится. Парадайз-айленд - одна из самых популярных в стране Зон Удовольствий, и доходы там такие, что неудивительна обеспокоенность на самом верху.
Вообще-то первой зоной стал новый Лас-Вегас. Но это было ещё не то. Только пробный шар. Затем появились Сан-сити в Майами, Лайт-сити на островах в Карибском море, Золотые Сочи у русских, еще несколько мест с оптимистичными названиями и далеко идущими планами. Но самым грандиозным проектом стал Парадайз-айленд, искусственный остров, созданный в заливе Санта-Моника одной из Корпораций. Кажется, "Юнион Спейс", хотя я понятия не имею, кто там реально всем управляет.
Все приличия были соблюдены, территория вынесена за пределы города, но кого они хотели обмануть? Вот он, Лос-Анджелес, в пяти милях от берега. Двадцатипятимиллионный мегаполис. Не удивительно, что для обслуживания Парадайз-айленд существует отдельный порт и целый флот, занимающийся исключительно перевозкой клиентов.
Нет, я, конечно, ничего не имел против того, что в Калифорнии сейчас хорошо, но не в этот раз. В этот раз я был против того, чтобы тащиться с девчонкой через всю страну. Я хотел быстрее закончить с этим делом, и побыстрее про него забыть.
Доставляя людей к месту назначения, я стараюсь не слушать историй, которые они мне рассказывают. Всегда одно и то же: подставили, обманули, она не такая, это не его вина. Ничего нового. Со временем я привык. Речь этих людей - как еще одна музыкальная станция. Проще абстрагироваться, не вникать, даже не пытаясь что-либо понять. Если ты хочешь есть гамбургеры, надо понимать, что где-то бык пошел на заклание, а если жалеть каждого быка...
Самое паршивое во всем этом было время. Чем дольше ты находишься с человеком, тем проще тебе становится понять его проблемы. Нет, конечно, есть сукины дети, которые заслужили то, что получили. Для таких у меня под креслом всегда лежит электрошокер, резиновая дубина, а сзади два железных кольца для наручников; но есть и другие...
Их всегда выдают глаза. Тех, кто смирился. Их не надо пристегивать наручниками или бить. Иногда они просто молчат всю дорогу. Женщины в основном плачут. А я прибавляю громкость приемника и жду, когда закончится несколько часов пути. А вот теперь меня ждало путешествие через пять штатов на пару с этой девчонкой. Паршиво...
- Поворот налево через четверть мили. Место назначения будет справа, - эротично-синтетическим голосом произнес навигатор, вырвав меня из потока размышлений.
Машина остановилась невдалеке от высоких ворот. Приют находился за городом на берегу океана. Шёл все тот же мелкий дождик, наверное, наверное циклон пришел с Атлантики. Я вышел и приподнял воротник плаща.
Слышно было, как справа, за соснами, хрипло дышит океан, равномерно ударяясь волнами о берег. На стоянке больше никого не было, только старый желтый Форд. У ворот дворник меланхолично сгребал желтые листья, опавшие с кленов. Я прошелся вокруг, просто чтобы подышать свежим воздухом.
Приют был обнесен двухметровым забором, сверху датчики, камеры слежения, будка охраны, автоматические ворота. Удрать отсюда почти нереально. Странное место. Больше похоже на тюрьму. Неужели сироты разбегаются? Интересно куда? Или это охраняют самих сирот. С каких это пор они стали так важны этой стране? Или не стране? Или это церковники так тщательно берегут свою паству?
Я выкурил сигарету, смахнул с волос дождевые капли, и пошел внутрь. Немногословный охранник долго изучал моё предписание, затем так же долго изучал мои документы, что-то уточнял по внутренней связи - и, наконец, открыл двери.
Войдя, я попал в какой-то накопитель - длинное узкое помещение с автоматическими дверьми для входа и выхода и пятью пластмассовыми стульями вдоль стен.
- Ждите. Вас проводят, - лаконично произнес охранник и ушёл.
Я осмотрелся. Одних только камер слежения я насчитал три. Чем ещё меня сейчас просвечивают, оставалось только гадать. Хреновые признаки. Знаю я, куда обычно так же трудно попасть, но приютами такие места никогда не называют. Или это детский филиал ЦРУ? Было бы забавно. Являюсь я к калифорнийским бонзам и привожу с собой такого себе десятилетнего Джеймса Бонда с косичками и мокрым носом. Вот посмеёмся. Хотя это больше похоже на сюжет для глупого сериала.
Сквозь узкую стеклянную полосу в двери, что вела внутрь приюта, я увидел пустой двор, два длинных серых здания, похожих на солдатские казармы, решетки, железные двери и в центре двора - маленькую аккуратную клумбу с остатками хризантем и самшитовым прямоугольником посредине. Почти как надгробие.
* * *
Человек вошёл в комнату тихо, словно просочился. Я успел уже раз десять пересчитать все, что было в комнате, включая камеры слежения, когда услышал рядом мягкий, вкрадчивый голос:
- Здравствуйте - человек сел рядом и аккуратно поправил пиджак.
Ничем не примечательный лысоватый субъект. Лет сорок, может, больше. Встретишь такого на улице - забудешь лицо уже через пару секунд. Это он, что ли, должен меня проводить?
- Меня зовут Линдон. Абрахам Линдон.
Я молча кивнул. Какой толк представляться в ответ, если уверен, что собеседник и так всё про тебя знает? Перед тем, как войти, этот тип наверняка узнал все, что ему нужно. Или не узнал? Нужно будет осторожно поинтересоваться.
- Это вы выдадите мне девочку?
- Нет, что вы, - Линдон достал носовой платок и промокнул лоб. - Такие вопросы решает лишь миссис Барнс. Я только помощник по работе с детьми.
- В чём помощник?
- В различных вопросах.
- Каких именно?
- Различных.
- Понятно.
Я снова замолчал. Ну давай, начинай, помощник. Раз уж явился, говори. Линдон несколько виновато улыбнулся и произнёс:
- Я бы хотел поговорить с вами.
- О чём?
- О многом. Ну, например, вам не кажется, что ваши действия несколько неправильны? Неужели вам не жалко этого ребёнка? Сироту.
- Очень жалко, мистер Линдон. В душе я рыдаю. Но жизнь есть жизнь.
- Это жестокие слова, мистер Лайт.
- Это жестокий мир, мистер Линдон.
- Хм... - Абрахам Линдон немного помялся и продолжил: - Но разве у вас не возникало стремления помочь этому ребёнку? Вы, по-моему, неплохой человек, мистер Лайт. Это же так естественно.
- Послушайте, мистер Линдон, о чём мы вообще разговариваем?
- Я просто хочу узнать ваше мнение по поводу всей ситуации, больше ничего.
- Моё мнение? Я на работе, так что своё мнение предпочитаю держать при себе. Вы ведь сейчас тоже на работе, мистер Линдон. Я не ошибся?
- Я всегда на работе, мистер Лайт. Всегда.
Ещё бы. Да от тебя за милю несёт подставой, засранец. Поговорить он пришёл. Знаю я такие разговоры. Я постарался улыбнуться как можно более мило и спросил:
- А позвольте поинтересоваться, мистер Линдон, кого конкретно мне нужно видеть, разговаривая с вами?
- Что?
- Мне не интересно разговаривать с посыльным, мистер Линдон. Тот, кто стоит за вами, должен понимать: если у него есть некие предложения, их следует озвучивать лично.
- Вот как? - он оживился. - А какие именно предложения вас бы заинтересовали?
- Ну, это уж вы придумывайте, чем меня заинтересовать. И как.
Линдон некоторое время молча смотрел на меня, затем встал и, вежливо поклонившись, протянул мне маленькую пластиковую визитку.
- Если у вас возникнут вопросы, касательно девочки или ещё чего, позвоните. Я всегда рад помочь советом.
Ещё раз поклонившись, он вышел. Умный стервец. Это многое значило. Кто же его прислал? Церковники? Скорее всего. Так топорно могут вербовать только они. Были бы это спецслужбы, мохнатое рыло которых выглядывает в этом приюте из каждой дырки, они сработали бы аккуратнее. Или, наоборот, угрожали бы прямо. Но пока информации нет, буду считать, что меня прощупывала Церковь. Пока ещё прощупывала, но нужно быть готовым к более конкретным "беседам".
Прошло ещё минут десять, и я уже начал думать, что меня решили принять в этот приют навсегда, когда дверь снова открылась.
- Пойдёмте со мной, вас ждут - на этот раз это был охранник.
Похоже, миссис Барнс, имеющая закрытое досье, соизволила-таки меня принять. Я молча шёл за охранником по пустому гулкому коридору, сильно навевающему мысли о тюрьме. Наконец он открыл одну из дверей и остановился, пропуская меня вперед.
- Миссис Барнс, Кристиан Лайт доставлен, - по-военному отрапортовал он и вышел, оставив нас наедине.
Доставлен? Ещё один дуболом. Он бы для наглядности ещё погоны нацепил, чтобы даже самому тупому стало понятно, что за контора тут командует. Беда у них с кадрами.
Однако раздумывать над словами охранника было некогда. Миссис Барнс, оказавшаяся крупной женщиной лет сорока, вышла из-за стола мне навстречу. Холодный, изучающий взгляд, крепкое пожатие руки... Неласковая у детишек директриса.
- Добрый день, мистер Лайт. Мне звонили из Департамента относительно цели Вашего визита.
- Здравствуйте, миссис Барнс, - я положил на стол предписание Департамента.
Она рассеянно просмотрела на него, даже не взяв в руки.
- Дело в том, что ребёнок не совсем здоров.
- Это не повод для отмены поездки. У Департамента есть прекрасные клиники. Девочку осмотрят лучшие врачи, я вас уверяю.
- Однако, как я понимаю, вы всё же хотите довезти девочку живой? - глаза ее теперь излучали холод и неприязнь.
- Неужели всё так плохо?
- Вам, вероятно, это известно, но дети имеют обыкновение периодически болеть.
Терпение у меня лопнуло:
- А вам, вероятно, это известно, но я могу войти в любой полицейский участок в этой стране, предъявить вот такую хорошо вам известную бумагу, с оранжевым треугольником в правом углу, и они будут обязаны выдать мне того, чьё имя указано в этой бумаге. Обязаны, понимаете? Даже если этот человек будет архиважным свидетелем по сотне дел разом. Или будет умирать. Даже на руках у несущих его ко мне полицейских.
- Послушайте...
- Нет, это вы послушайте. Мне кажется, вы принимаете меня не за того, кем я являюсь на самом деле. Когда я прихожу, слова вроде "пожалуйста" и "извините" я произношу в последнюю очередь. И если вам очень хочется меня напугать, вашему начальству нужно было придумать нечто пооригинальнее, чем суровая директриса. Парад высоких фуражек и погон с большими звёздами, возможно, и сможет меня впечатлить - но вы, не знаю вашего звания, нет. Так что прекращайте это дерьмо, или к вечеру тут будет вся кавалерия Департамента и ваши начальники будут вами очень недовольны. Уж это я вам гарантирую.
Она хмуро опустилась на стул.
- Когда вы желаете забрать ребёнка?
- Сейчас. Я не ем младенцев, поверьте. Я просто делаю свою работу. Так же, как и вы.
- Сколько времени Вы предполагаете быть в пути? - она говорила равнодушно, словно потеряв к делу всякий интерес.
- Мы едем в Калифорнию. По федеральной трассе примерно двое-трое суток. Я позабочусь о ней, как смогу.
- Я дам Вам необходимые лекарства, - она нажала на кнопку связи. - Вильям, приведите Саманту Шульц. Садитесь, - это уже мне.
Не возражая, я отошел в сторону и сел на один из стульев, стоящих у стены. Я прекрасно понимал эту женщину, и я буду только рад, если те, кто стоит за этим заведением, смогут мне помешать. К чёрту деньги. Я не мог этого сказать открыто: в таких кабинетах все беседы обычно пишутся - но намёков я сделал достаточно. Пускай делают выводы, толковых аналитиков у них хватает.
Миссис Бернс открыла сейф, достала несколько ампул.
- Инъекции делать умеете?
- Да, я в прошлом полицейский, - она снова взглянула на меня, видимо, чтобы я понял, что она думает о полицейских, перешедших служить в Департамент.
- Вот, возьмите. Сделаете укол через три часа, потом еще раз через четыре. В случае приступа - сразу, не дожидаясь положенного времени.
Просто прекрасно. Я сунул ампулы-шприцы в карман куртки. Если девчонка по дороге загнётся, это будет совсем уж некрасиво. В тюрьму меня, конечно, не посадят - инструкций я не нарушил; но в Департаменте не любят терять "материал" таким образом.
Мои мрачные мысли прервал звук открываемой двери.
- Саманта Шульц, - отрапортовал охранник и вышел, оставив девочку на пороге кабинета.
Она сделала робкий шаг вперед и остановилась, не поднимая глаз. Интересно, ей уже рассказали, что ее ждет? Я смотрел на этого ребёнка с сожалением. Худенькое, хрупкое существо на тонких ножках, аккуратная стрижка, бледное лицо... Калифорнийские педики будут в восторге.
Я перевёл взгляд на директрису. Она смотрела в стол, механически перекладывая бумаги. Видимо, она подумала то же, что и я, и это не вызвало у нее восторга.
- Саманта, ты поедешь с этим мужчиной. Не беспокойся, все будет хорошо.
Саманта медленно подняла глаза, встретилась взглядом с директрисой... Что-то между ними возникло - или мне показалось? Я поднялся со стула - надо было поторопиться и побыстрее закончить с этой неприятной сценой. Не люблю я этого.
- Привет, Саманта - я даже не улыбнулся.
И тут она посмотрела на меня... Пронизывающий взгляд недетских черных глаз, казавшихся на худеньком лице просто бездонными. Странный взгляд. Изучающий. Никакого детского любопытства, никакой весёлости, присущей детям. Просто холодный изучающий взгляд. Так, наверное, биолог смотрит на новый, но мало интересный ему вид бактерии. Девчонке явно досталось от этой жизни, но я не детский психолог.
Я открыл дверь и пропустил девочку вперёд. Рядом топал охранник. Меня даже позабавили взгляды, которые этот громила на меня бросал. Суровый парень, но видал я и не таких. У этого на роже читалось не только звание, но и род войск.
Саманта быстро перебирала ногами, то и дело спотыкаясь, однако крепкая рука охранника не давала ей упасть. Очень осторожно не давала. Даже бережно. Интересно. Так ведут не заключённого. Этот медведь вёл девочку так, словно это была его дочь. Что ещё за идиллия, не совпадающая с внешними видом данной "школы"?
У входа девочка тихо произнесла:
- Спасибо, Вильям.
Твою мать, да этот тип разве что в струнку не вытянулся. Пока мы шли, охранник продолжал стоять в той же позе, провожая нас взглядом. Саманта совершенно равнодушно села на переднее сиденье. Вещей у девчонки почти не было, только небольшой чемоданчик. Что она туда положила - не знаю, ни учебники, ни здешняя одежда ей больше не понадобятся. По крайней мере, до тех пор, пока не отработает долг.
Может, захватила любимую куклу? Понятия не имею, что маленькие девочки возят с собой. Хотя кукол ей теперь хватит. В Зоне детей не хватает, зато барахла навалом, так что будут у Саманты и атласные туфельки, и большие банты, и еще всякое разное, что тамошние "дизайнеры-сексопсихологи" придумают для удовольствия педофилов...
Усилием воли я остановил этот поток мыслей. Я не солнце, всех не согрею, так что думать о подобном бесполезно. У каждого свои проблемы, в том числе и у меня. Не я заставлял её мамочку залезать в долги, не моё дело и то, как теперь дочка эти долги отработает.
Снова вспомнилось то глупое послание. Странное послание. Что хотела от меня Эвелин? Чтобы я помог? Но это глупо. Зачем мне это нужно? Я ведь не самый добрый на свете человек, да и во времена наших встреч таковым не был. Как могла Эвелин Шульц рассчитать, что именно я буду везти её дочурку в рабство?
Саманта вела себя очень тихо, почти не поднимала глаз, и меня это вполне устраивало. Только один раз, садясь в машину, она придержалась за мою руку. Тонкая узкая ладонь лишь прикоснулась, удивив своей легкостью и теплотой, будто бабочка на мгновение села на руку и тут же взлетела вновь, оставив на коже воспоминание о своем визите.
Выглядела девчонка вполне здоровой, и я подумал, что директриса, говоря о болезни, просто искала повод оставить ее в приюте. Барнс, кстати, всё-таки вышла нас проводить. Я не ожидал. Суровая тетка с солдатской выправкой стояла во дворе под начинающимся дождём, дожидаясь, пока машина тронется. Я уже выруливал на дорогу, когда директриса, наконец, махнула рукой. Именно в тот момент, когда Саманта обернулась.
Ну что же, "мадам вояка", если для вас девочка так важна, ищите способы меня остановить. У вас на это два дня, пока её не поглотил Департамент. Потом будет уже поздно. Я ведь остановлюсь с радостью. Мне это дерьмо ни к чему. И если уж говорить откровенно, о чём вы, господа, думали раньше? Почему не выплатили долг, пока это было возможно? Ведь закон ясно гласит: только сам должник имеет право выплатить долги перед Департаментом. Наследник может только отработать. Где были ваши мозги цвета хаки? Что мешало дать непутёвой мамаше денег, раз уж за вами стоят такие покровители, а девчонка для вас так важна? Теперь всё.
Автопилот уверенно вел нас к пункту назначения, и я, переключив бортовую систему на какой-то развлекательный канал, приготовился подремать под музыку. Отсутствие нормального сна всё сильнее давило, но расслабление не приходило. Может, потому что вместо музыки из динамиков неслась какая-то современная дрянь, или девчонка на соседнем сиденье не давала расслабиться. Не знаю.
Она всё так же молчала, механически перебирая складки юбки своими маленькими детскими пальчиками и посматривая из-под ресниц то на меня, то на дорогу. На меня чаще. Пасмурное небо, наконец, разродилось мелким, противным дождиком, и, чтобы хоть как-то отвлечься, я отключил автопилот и повёл машину сам.
Не люблю я Джерси. Здесь всё давит. В других местах тоже давит, но здесь почему-то сильнее, чем где-либо еще. Да и постоянная бензиновая вонь мне не нравится. Несколько раз пришлось сворачивать и искать дорогу через грязные, заваленные мусором улочки бедных кварталов. Один раз из-за пробки, растянувшейся почти на милю, два - из-за того, что копы перекрыли дорогу. Я, конечно, мог помахать значком и проехать, но зачем портить ребятам работу. Им и так не сладко в этом муравейнике.
Работать копом в Джерси - это не в Беверли-Хиллс сопли богачам утирать. Я три года тянул эту лямку, и каждый день был сущим адом. Ещё чуть-чуть - и пустил бы себе пулю в лоб. Или не себе. По крайней мере, парочка трупов на мне к тому времени уже была, хотя в Джерси на это смотрят по-другому. Что плохого, если очередной дилер не доберётся до тюрьмы, а закончит свой путь в грязной подворотне, с лишней дыркой в башке? Уж точно никто не огорчится.
Перевод в детективы меня тогда просто спас. А ещё в Джерси чуть не убили Уолли. А Питера Гринча убили, хотя в то время мне казалось, что нет в Джерси никого круче Питера. Уолли чудом выкрутился, просто чудом. Попади та пуля на сантиметр левее, и всё. Многие удивлялись.
- Как ты себя чувствуешь? - я перестал сопротивляться желанию заговорить.
- Спасибо, хорошо.
- Есть хочешь?
- Да.
Я почему-то ожидал, что она откажется. Дети ведь обычно не принимают еду из рук неприятных им людей. Или я ошибаюсь? Не знаю. Это очень правильно, что я не занимаюсь детьми. Не желаю, чтобы мне лезли в душу вместе со своими запачканными туфлями и сопливым носом. Хотя нос у неё, правду сказать, был не сопливый. А ещё она молчала, в отличие от большинства моих взрослых "клиентов" Даже не плакала.
- А вы давно занимаетесь этой работой?
- Какой работой?
- Этой.
Не подействует, сопливка, что бы ты там себе ни возомнила. Всё дело в том, что я именно давно занимаюсь этой работой. И наслушался всякого. И совестить меня пытались столько раз, что я уже и со счёта сбился. Обычно на задающего такие вопросы холодным душем действует в первую очередь цинизм. О да, это я могу.
- Четыре года. Раньше я служил в полиции.
- Почему же вы ушли из полиции?
- Здесь платят больше.
- Понимаю, - она помолчала. - А теперь Вы довольны своей работой?
- Ещё как, - я повернулся к ней и мило улыбнулся. - Очень доволен.
Ну вот, а теперь заткнись и сиди. Но заткнуться она не пожелала.
- А у вас есть жена?
- Нет.
- А дети?
- Нет.
- А невеста?
- Твою мать, у меня есть кляп! Догадываешься, для чего?
Она как-то осуждающе покачала головой, но замолчала. На заправку я свернул, когда мы уже выехали в пригород и мимо понеслись обшарпанные коттеджи. В городе я останавливаться не хотел. Мало ли, вдруг сбежит. Гоняйся потом за ней по подворотням. А если ещё найдётся какой-нибудь идиот, желающий помочь, будет совсем нехорошо. Идиотов я не боялся, тем более, что нападение на инспектора Департамента - это не сумочки у старушек вырывать. За такое можно загреметь в Зону пожизненно, и это очень хорошо знают. Но зачем искать проблемы, если их можно избежать?
* * *
Обшарпанная закусочная, как и заправка, на которой её построили, была самого что ни на есть древнего вида. Словно в прошлый век попал. Дождь усилился, а здесь даже не было мембраны над стоянкой, так что, пока шли к дверям, куртка ощутимо намокла. В окрестностях Джерси полно таких "древних" заправок, и каждой владеет какой-нибудь Джон с пивным пузом и деревянными мозгами.
Машин на стоянке почти не было. Грузовик, старенький пикап и очень даже современный БМВ-Ямаха, которому явно не место в такой дыре. Хорошо хоть, имелся автоматический заправщик, с поцарапанным экраном, на котором с трудом можно было что-либо увидеть.
В закусочной было немноголюдно. Пара парней, по виду дальнобойщиков, наверное, с того грузовика на стоянке, байкер в татуировках и коже облокотился на барную стойку, какой-то мужик уплетает гамбургер. Обычные посетители придорожной забегаловки.
Я подошел к кассе. Что любит Саманта? Не знаю. Да и какая разница? Я взял пару гамбургеров, куриных крылышек, мороженое, сок для неё. Себе банку энергетика - глаза ведь слипаются, а приличного кофе здесь, скорее всего, нет.
Неожиданно меня охватила злость. Ну что за хрень? Какая мне разница, чем кормить того, кого я через пару дней больше не увижу. Или увижу? Вряд ли. Нам, конечно, можно было посещать Зоны почти бесплатно, но у меня не столь экстравагантные вкусы. Старею, наверное. Несовременный.
Я сунул кредитку в приёмник и пошел к нашему столу. Поставив перед Самантой еду, я сел напротив и стал смотреть в окно. Злость ушла, но настроение было дерьмовей некуда. Даже хуже, чем паршивый дождь и это серое небо, затянутое рваными тучами. Никуда не годное для работы настроение. А мне ведь следовало радоваться. Денежки после этого рейса я получу немалые, раза в три больше, чем за Эвелин. Но всё равно паршиво.