Ясное небо опустилось на землю, и его синева струилась по зимним улицам, скованным принесённым из Арктики воздухом. Вместе с небом на улицы пришла вечность, но не вовсе не та - кладбищенская и ветхая, несущая горе и пустоту вслед за ним и напоминающая о бессилие, а затейливая, азартная и вызывающая. Вечность с голубыми лучистыми глазами, обратившая всё своё могущество в ребячливость и наслаждение морозным утром. Тот спрятанный за границей мир пришел к Альберту сам, но лишь на короткое время. Альберт пытался запомнить его вкус и дыхание, зная, что когда-нибудь снова примется искать его и его источник.
Жизнь Милы и Альберта скалывалась как нельзя лучше. Напряжение отступило, и даже зима казалась лёгкой. Судьба благоволила им. Альберту сопутствовала удача во всём, за что он брался. Он с тяжестью, но и с уважением вспоминал собственное прошлое, напоминавшее затянувшуюся холодную ночь - мучительную и плодотворную.
Но и неизбежный успех тоже вызывал у него тревогу.
- Успех, счастье - не то, чего я хочу. Как-то обман есть в них. У меня пропадает желание заниматься музыкой, когда я пытаюсь их представить, - как-то раз поделился он соображениями с Милой, когда они сидели в пустеющем концертном зале после концерта, на котором звучала музыка Альберта. Рабочие уносили инструменты со сцены, а Альберт и Мила ждали, пока разойдутся люди, чтобы избежать ненормального фанатичного внимания к Альберту.
- То, что слушатели испытывают, когда встречаются с твоей музыкой, - это прекрасно. Ты делаешь их немного счастливее.
- Сомневаюсь, что я хочу сделать счастливее чужим мне людей. Зачем мне вторгаться в чужую жизнь? Пусть она идёт своим чередом. Я немного об ином. Успех, удовлетворённость как гири на ногах. Что может быть хуже успокоенности и самодовольства?
- Они никогда не длятся долго. Я тебе напомню о твоих словах, если они затянутся, - с присущей только ей иронией сказала Мила и потрепала Альберта по щеке.
- Ещё не всё. Тут есть какой-то подвох.
- Какой?
- Наверное, подмена ценностей. Когда ты стремишься к чему-то ценному, но тебе вручают какую-нибудь награду и говорят, что она представляет собой именно то, чего ты хотел. А ты со временем начинаешь верить, забываешь о первоначальных целях и тогда тебе приходит конец. Понимаешь, когда меняются ценности и цели, то меняется и сама направленная к ним деятельность, её качество. Нет способа лучше испортить его, чем поставить впереди успех - сделать целью твоего дела все те обывательские представления о благополучии и успехе. Они такие скучные!
- Конечно, такая ситуация куда опаснее. Прокрустово ложе успеха. А чего же ты хочешь от музыки? Какая у тебя цель?
- Вырваться... Да, вырваться за предел, преодолеть все границы. Я чувствую себя Колумбом, отправляющимся в океан искать Индию, не будучи до конца уверенным, что океан конечен. Разве для меня должно иметь значение чужое счастье или мнение обо мне - счастье или мнение тех, кто остался на материке?
- А я тебе не мешаю в твоём путешествии? - с укором спросила Мила, склонив голову набок, чтобы заглянуть в глаза Альберту.
Альберт подхватил её ладонь, поднял и коснулся губами её пальцев.
- Но ты же единственный попутчик. Мой единственный человек.
- Ты удачно увернулся, Альберт, - сказала Мила и расхохоталась. - Почему любовь всегда наделяет уникальностью того, к кому обращена? Порой даже сверх меры.
- Любопытная мысль. Думаю, тут загадка в ценностях, как и в случае с музыкой. Ещё уникальность даёт людям повод считать её обладателя раздражающим сумасшедшим уродцем. Разве нет?
- Но ведь невозможно любить то, что кажется обыденным, посредственным. Трудно полюбить то, что произведено конвейером на твоих глазах. Тут понадобилось бы большое воображение или его полное отсутствие. Или уникальность приходит вслед за любовью, или любовь - вслед за уникальностью. Они почему-то всегда идут поблизости.
- Обыденность, посредственность, привычность - враги не только любви, но и красоты, и всего, что способно жить и расти. Увядание начинается с обыденности. Возможно, отсюда берёт начало желание вырваться за предел?
Неподалёку появился пожилой мужчина - служащий театра, обходивший ряды крёсел. Альберт хорошо знал его. Когда Альберт только пришел в театр, то порой помогал ему с работой. Альберт кивнул и улыбнулся, когда они увидели друг друга.
- Думаю, нет. Такое побуждение из чего-то другого берёт начало. Возможно, оно само по себе является началом - тем, что природа заложила в каждого человека, но в разных людях оно развито в разной степени, - завершил беседу Альберт.
Служащий театра приблизился к ним и поздоровался.
- Кто бы мог подумать, что робкий мальчишка скоро вырастет в большого мастера? В холле целая толпа людей ждала тебя. Они хотели познакомиться с тобой. Слишком уж ты скрытен, Альберт, - сказал служащий. - Никто даже и не узнал, что ты сидишь вместе с ними в зале.
- Они уже разошлись? - спросил Альберт.
- Разошлись. Решили, что уже не поймают тебя. Музыка твоя великолепна. Лучшее, что я в своей жизни слушал. Даже не верится, что её писал живущий среди нас человек. Тебя ждёт огромный успех.
Мила рассмеялась.
Альберт познакомил Аарона и Милу.
- Вам обоим невероятно повезло. Берегите друг друга, - напутствовал им Аарон, когда они уже в конце засушливого мая пришли в аэропорт, чтобы проводить его.
Летом Альберт подружился с одним из актёров, работавших в театре, - с крепким седобородым здоровяком по имени Мартин. Из-за характерной внешности он постоянно играл роли разбойников. Мартин был весёлым и неунывающим, хотя и избегал ненужного общения. Разные люди постоянно сплетничали о его дурной репутации, поэтому Альберт решил, что он и Мартин - одного поля ягоды.
Мартин жил одни, если не считать кота. В Фердинанде - так звали кота - он души не чаял. Его фотографию Мартин носил в бумажнике и порой показывал во время бесед. На фотографии красовался крупный серый кот с широкой мордой и расцарапанными ушами, говорившими о частых конфликтах с другими котами.
- Нам тоже нужен кот, - заявила Мила, когда Альберт рассказал о том, что его знакомый носит фотографию кота в бумажнике. - Он бы ходил по комнатам и ничего не делал.
Они договорились о том, что на следующий день Мила пойдёт покупать котёнка и большой комнатный цветок.
Мила ещё не вернулась, когда Альберт пришел из театра вечером. Она не вернулась и позднее. Только около полуночи Альберт заметил записку на столе.
"Я не приду. Не ищи меня, Альберт, если имеешь уважение ко мне".
Альберт узнал почерк Милы.
- ...это ваша жена? - спросил сидящий за столом врач, поверх очков рассматривая Альберта.
- Подруга. Мы вместе живём. Я не знал, что с ней произошло. Она скрыла от меня, - сказал Альберт и перевёл взгляд с висящей на стене картины с рекой и лесом на врача.
- У вашей подруги рак груди. Очень серьёзное заболевание. Сейчас трудно сказать, чем всё закончится. Не хочу вас пугать, но вполне вероятно, что ваша подруга умрёт.
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Позаботиться об её важных делах, с завершением которых следует поспешить. Ещё вы можете её поддержать. Мила очень подавлена. Её ни разу не посещали, но таким пациентам необходима поддержка. Им приходится терпеть боль и усталость, а это деморализует и не идёт на пользу.
- Я просто не знал. Она ушла и попросила не искать её. Я ждал, когда она вернётся.
- Когда желаете встретиться с ней?
- Сейчас.
Врач замешкался, намереваясь спросить о чём-то.
- Вы ведь композитор?
- Да.
- Я слышал вашу музыку. Сейчас, конечно, не время говорить о ней. Очень жаль, что мы познакомились в такое время. Надеюсь, у вас и вашей подруги скоро всё наладится, - сказал врач и встал из-за стола.
В комнате для посещений находились женщина с ребёнком, беседовавшие с высушенным стариком. Через пять минут они разошлись, и Альберт остался один. Часы на стене показывали ровно три. Он вспомнил, что не обедал сегодня, но при мысли о еде начинало тошнить.
Сквозь вязкую тишину больничных коридоров доносились негромкие хаотичные звуки металлического бряцанья. Альберт жадно вслушивался в них. Ему захотелось, чтобы всё исчезло, кроме бессмысленного бряцанья, чтобы часы замерли на трёх, и время остановилось. В окне напротив он увидел нагнетающуюся гряду грозовых облаков, повисших над парком, через который он шел в больницу. Какая-то женщина в фиолетовом халате вышла из-за двери и села в соседнее кресло.
- Привет, - сказала она, и Альберт только по голосу узнал её. - Зачем ты пришел?
Мила изменилась до неузнаваемости. Голова была полностью лысой, озлобленные глаза впали, и побелевшее лицо сильно похудело. От неё пахло лекарствами и болезнью. От прежней Милы ничего не осталось. Альберт растерялся. Страх и разочарование сковали его. Ему показалось, что рядом с ним уселась сама смерть.
Холодный, неприступный гнев отразился на измученном лице Милы, и она встала, чтобы уйти. Альберт подскочил с места, схватил её за руку и усадил обратно в кресло.
- Я больна, - холодно сказал она.
- Ну и что?
- Возможно, я умру.
- Я обо всём узнал у врача.
- Зачем ты пришел?
- А что мне оставалось делать?
- Ты совершил ошибку. Лучше гнев и ожесточённость, чем страх и совместное увядание. Лучше, когда вместо двух человек увядает один. Тебе следует уйти отсюда сейчас. Уходи, Альберт.
За окном вспыхнула молния, и Альберт замер в ожидании раската грома. Вместе с громом хлынул сильный ливень.
- Надо переждать грозу, - сказал Альберт.
- Это моя болезнь, а не твоя. Я - случайный человек в твоей жизни, как и ты - в моей. Какой смысл тянуть лямку? - настаивала Мила. - Мне противны больничные сантименты. Если мне предстоит умереть, то я хочу, чтобы это прошло без представлений и драм.
Она бессильно опустила руки на колени и ссутулилась.
- Ты ошибаешься, Мила. Если бы я ушел, как ты предлагаешь, то всё стало бы во много раз хуже. Да, мне жутко видеть тебя такой, но меня раньше постоянно преследовали разочарования. Впереди меня ещё много страхов и разочарований ждёт. И тебя, но разве это проблема? Они тоже все пройдут. Боль и страх иссякнут, а самое главное останется.
Альберт заметил, что Мила готова расплакаться. Он вспомнил, что ещё ни разу не видел слёз Милы и в смятении думал, как успокоить её. За окном снова загремело.
- Я долго не мог решиться зайти сюда, - заговорил Альберт. - Думал, что тебе сказать, но так ничего и не пришло в голову. Ходил по парку рядом с больницей. Я нашел там пруд. В нём плавали лебеди. За прудом цветочная клумба и башня с часами.
- Я слышу их бой по ночам. Если они отсчитывают время, значит, я ещё жива.
- Подожди, я не о часах. Я кое-что нашел там. Иногда происходит так, что из случайных вещей, как из деталей мозаики, складывается необычный узор. Лебеди, клумба, пруд, башня с часами, деревья - всё вроде бы привычно и заурядно, но там они идеально подходят друг к другу, и происходит какой-то сильный резонанс. Всё прямо как тогда, когда мы у театра вечером смотрели друг на друга. Не знаю, можно назвать это красотой.
Каждая вещь становится в разы более выразительной и реальной, словно до этого ты видел всё сквозь туман. Жизнь как будто берёт начало с окружающих тебя вещей. Она исходит из них как дым. Вместе с тем они остаются всё теми же простыми башней, клумбой, прудом, деревьями, лебедями. Ты ощущаешь душу каждой вещи, становишься её продолжением и понимаешь её глубину. Тебе следует там побывать.
Мила безучастно посмотрела в окно, сжав ладони между коленами. Ливень пошел на спад.
- Лебеди ужасно поют. Никто, кроме тебя, не видит и не чувствует что-либо подобное. Ты даже не представляешь, как ты далеко, и насколько огромна разница между тобой и людьми вокруг тебя. Я тоже не вижу, - сказала она.
- Вдруг у тебя получилось бы?
- Я не хочу покидать больницу. Мне тяжело долго держаться на ногах.
- И не надо. Не сейчас. Мы пойдём туда весной, когда ты поправишься. Когда лебеди вернутся после зимовки. Только исцелённые могут видеть красоту. Сейчас нет смысла туда идти. Подождём до весны.
По лицу Милы промелькнула улыбка, но она ничего не ответила.
- Я представляю, как тяжело тебе сейчас, но в итоге болезнь сделает тебя только лучше и сильнее. Ты уже выглядишь лучше.
- Это наивно, но хорошо, что ты пришел, - ответила Мила и склонила голову ему на плечо. - Мне действительно лучше.
- Я стану приходить только когда ты попросишь, чтобы не расстраивать и не смущать тебя, но я буду каждый вечер приходить в парк, проходить рядом с ним. Возможно, ты сумеешь увидеть меня в окно. Ты должна знать, что никогда не останешься одна.
Альберт замолчал, чтобы дать Миле выговориться, но она тоже молчала. Гроза закончилась, и Мила поднялась, чтобы уйти.
- От тебя веет свежестью. Ты как порыв ветра, случайно вырвавшийся из какого-то далёкого, холодного, чистого мира. Я позвоню, когда захочу увидеть тебя. Извини, Альберт, - сказала она и пошла в палату.
Альберт решил, что судьба издевается над ними. Гнев и страх ожесточённо боролись с надеждой, которая порой выходила как Солнце из-за туч, но на следующее утро пропадала снова. Скоро борьба уступила место опустошению, когда Альберт осознал, как долго ещё предстоит мучиться и терпеть. Никуда не спрятаться, не сбежать, ничего не придумать и не сделать. Альберт оказался припёртым к стене и оставалось только ждать расправы или спасения.
Каждый вечер в одно и то же время он прогуливался по освещённому фонарями тротуару перед парком. Даже когда лил дождь, он проходил по одному и тому же маршруту. У Альберта возникла иллюзия, что спасение Милы зависело от его вечернего пути. Это всё, что он мог сделать. Какой-то сумрачный смысл рождался в темноте парка, неровностях тротуара, увядающей траве и большой больнице, окна которой светились в стороне.
Часто Альберту навстречу попадался старик в шляпе и с тросточкой. Обречённое лицо старика говорило о безнадёжном одиночестве и усталости. Как и Альберт, он искал здесь искупления и не находил. Порой Альберту казалось, что и ему суждено до самой старости бродить рядом с парком и заглядывать в безнадёжные больничные окна, откуда на него смотрела бы смерть. Таким Альберт видел свой ад. Ад одинокого осеннего вечера посреди города и медленного угасания. В душе Альберт нерешительно, помня о том, как его выгнали из храма, просил Бога о спасении для него, Милы и старика, о том, чтобы скорее наступила весна и дни стали светлее и длиннее. Когда башенные часы били девять, он вспоминал о пруде и лебедях и отправлялся домой.
Они встречались воскресными вечерами. Мила сама предпочла такое время и называла его особенным, временем путешествий. Комната для посещений в воскресный вечер всегда пустовала. В остальные дни она не разрешала Альберту приходить.
Вскоре Мила пошла на поправку.
- Врачи говорят, что у меня очень хорошие анализы. Совсем скоро я смогу покинуть это ужасное место, - поведала Мила Альберту, обняв его при очередной воскресной встрече.
- Я же говорил, что ты поправишься, - напомнил Альберт и коснулся пальцами щеки Милы, с удовольствием рассматривая её лицо. Он видел прежнюю Милу. Жизнь снова разгоралась под её кожей, и Альберт ощущал её приводящее в трепет, сладкое тепло.
Мила столкнула Альберта в кресло и уселась к нему на колени.
- Мне теперь всё кажется очень хрупким, - возбуждённо говорила она. - Ты, я и всё, что нас окружает. Неприятное ощущение, приводящее к скованности. Скорее бы оно прошло. Я хочу гулять по улицам до упада, когда выберусь отсюда. Много чего хочу сделать. Хочу, чтобы волосы скорее отросли.
- Тебе идут короткие волосы.
- Нет. Ничто не должно напоминать о больничном кошмаре. Тебе теперь необязательно бродить по вечерам перед больницей. Лучше потрать время на уборку дома. Представляю, какой там беспорядок.
- А я не только из-за тебя там гуляю.
- Хм. Вот как?! - засмеялась Мила и схватила его за волосы.
- Ты видела старика? Он мне постоянно попадался там.
- Тот, который с тросточкой?
- Да.
- Он похож на заблудившегося призрака.
- Такое впечатление, что кроме нас его никто не видит. Никогда не встречал более одинокого и безнадёжного человека. Когда я перестану там появляться, он снова останется совсем один.
Мила отстранилась, с удивлением посмотрела в глаза Альберту, а затем заключила его голову в объятья.
- Чудный мой человек. Такое только тебе в голову могло прийти. Пригласи его на свой концерт. Пусть услышит твою музыку. Музыка - лучший подарок, - предложила она.
- Отличная идея. Потребую у директора театра абонемент на концерты с моими работами.
В наступившей тишине Альберт услышал гудение летящего где-то высоко самолёта. Только сейчас он почувствовал, что их мучения прекратились, и скоро они покинут маленький больничный мир - жуткий, но принёсший им спасение. Альберт затаил дыхание от тихой, но жгучей радости.
- Время путешествий? - спросил он Милу.
Мила кивнула головой.
- Хорошо, - прошептала она.
- Да.
Через пару недель Альберт отыскал старика. Мила уже выписалась и хотела пойти с ним, но Альберт сказал, что им лучше поговорить наедине, поэтому она осталась дома. Старик медленно шел по покрытому снегом тротуару, опустив лицо вниз.
- Добрый вечер, - обратился к нему Альберт.
Старик поднял лицо и улыбнулся.
- А, это вы, молодой человек. Я уже думал, что больше и не увижу вас, - произнёс он хриплым, старческим голосом.
- Я здесь в последний раз. В больнице лежала моя подруга, вот я и гулял тут по вечерам, чтобы она могла меня увидеть.
- Она поправилась?
- Да.
- Понимаю. Рад за вас, - сказал старик.
- Мне хотелось спросить у вас кое о чём. Вы не спешите?
- Я давно уже никуда не спешу.
- Вы любите музыку?
Старик задумался, вспоминая что-то.
- Раньше интересовался, а сейчас я уже ничего не могу любить. Старость всё отбирает. Не знаю, зачем Бог ещё держит меня на земле.
- Значит, для вас ещё что-то припасено.
- Не думаю. Мне уже ничего не нужно.
- Возможно, вам понравилась бы моя музыка. Вот абонемент. По нему вы всегда сможете попасть в зал в нашем театре, если на афише есть моё имя. Оно написано в абонементе. Я композитор.
Старик взял абонемент в руки и посмотрел на него.
- Я мог бы и сам покупать билеты, если бы захотел.
- Это не подачка. Это приглашение. Подарок, - пояснил Альберт.
- Ах, извините, - встрепенулся старик. - Старость лишает не только чувств, но и ума.
- Приходите на мои концерты. Когда вы услышите музыку, то поймёте, что вы не один, - с улыбкой продолжил Альберт.
Старик кивнул и снова посмотрел на абонемент.
- Обязательно приду. Альберт, да? - спросил он.
- Да.
- Меня всю жизнь окружали пропащие мертвецы. И сам я мертвец. Но вы живой. Когда я в первый раз вас тут увидел, то сразу понял, что вы живой.
У старика навернулись слёзы, и он отвернулся, чтобы Альберт не заметил их. Он похлопал Альберта по плечу и пошел дальше.
Мила быстро восстанавливалась, и вместе с ней всё вокруг набиралось сил. Посреди зимы для них вдруг наступила весна. Словно кто-то забыл закрыть окно на небесах, и весна буйным порывом ворвалась в него и понеслась над заснеженными крышами. Не боящаяся морозов, блистающая и переливающаяся от снега, нетерпеливая, бескомпромиссная, озорная весна.
- Странно. А ведь этого всего могло бы и не быть, - иногда говорила Мила и оглядывалась вокруг. Её глаза загорались от беззащитной потусторонней любви ко всему, что оказывалось перед ней. И Альберт восхищался глубиной и новизной её любви, и мечтал научиться ей у Милы.
Покой и надежда рождались в пламени их очага. Мистическое сумрачное счастье, понятное только им двоим, наполняло сердца. Теперь ничто не могло разрушить его и сбить Альберта и Милу с пути. И только промёрзшая Луна, по ночам заглядывающая в окно, всё ещё звала куда-то Альберта.
Когда закончилась зима и распустились деревья, они отправились к пруду в парке, но лебедей там не оказалось.
- Ещё не прилетели? - спросила Мила.
Они остановились у воды, глядя на рябь от ветра. Утро выдалось довольно прохладным.
- Возможно. Всё равно сейчас здесь всё иначе. А та выразительность теперь в каком-то другом месте, - сказал Альберт, выпуская пар изо рта.
- Это в тебе кочевник говорит. Ты ведь кочевник?
- Возможно. Как-нибудь заглянем ещё сюда, - предложил Альберт и повернулся к Миле. - Ты стала ещё красивее. Ещё лучше.
Мила изобразила кокетливый поклон и сделала вид, что готова слушать дальше.
- Может нам стоит пожениться? Ты выйдешь замуж за меня? - с улыбкой спросил Альберт.
Брови Милы удивлённо поднялись.
- Я, конечно, рада твоему предложению, но ведь на наши отношения вульгарная бюрократия не имеет никакого влияния. Мы очень много создали и нам не пригодилась чья-либо гарантия или чужая поддержка. Хотя, почему бы и нет?
От разговора их отвлёк сверкающий белизной крупный лебедь, который шумно опустился на тёмную воду и медленно поплыл.
- Эффектное появление, - прокомментировала Мила. - Ты прав. Что-то необъяснимое присутствует тут. Пруд, деревья, лебедь, часы. Часы, - повторила Мила и встрепенулась. - Скоро ведь одиннадцать?
- Да.
- Давай уйдём отсюда, пока они не начали бить. Ох, не хочу больше их слышать. У меня мороз бежит по коже, когда вспоминаю, как по ночам в палате отсчитывала их удары. Как же жутко.
К пруду приблизилась женщина, державшая за руку маленькую девочку в оранжевой шапке. Они подошли посмотреть на лебедя.
- Страус! - воскликнула девочка, указывая маме на птицу мороженым, которое держала в свободной руке.
- Лебедь, - поправила её мама.
- Лебедь! - крикнула девочка и запустила в птицу мороженым.
Лебедь взмахнул крыльями, готовясь улететь, но затем развернулся и начал клевать мороженое. Женщина принялась отсчитывать дочь.