Ян являлся средним ребенком в семье. Старшего брата звали Артуром, младшую сестру - Луизой.
В ряду наиболее ярких стояло воспоминание о том, как Ян и Луиза забирались на мансарду и подолгу смотрели на далекую дорогу, убегавшую за зеленые невысокие холмы, убаюканные мягким теплом солнца. Когда на дороге виднелся автомобиль, то они вместе придумывали то место, куда он ехал. Воображение рисовало им простой, но удивительный и светлый мир, спрятанный за холмами. Он излучал веселое сияние, от которого белел горизонт, и дышал на них кисло-сладким ароматом стоящей поблизости яблони, согнувшейся под тяжестью плодов. Оба ребенка тогда были уверены, что и сами отправятся в тот большой и радостный мир, где и для них припасено немало интересного. Тогда на пустой мансарде, где стояло лишь старое позабытое пианино, хрустальный шар судьбы особенно ярко вспыхивал от разноцветных зарниц фантазий и нетерпеливых надежд, прерывающихся лишь на ночной стрекот кузнечиков и прохладу, росой опускавшуюся на замершие в ожидании осени астры. Где-то рядом блуждала и ночь.
Перемены начались с того дня, когда незнакомый человек пришел к ним домой и спросил каждого из детей, с кем бы он хотел остаться после развода. Артур и Луиза сказали, что с матерью, а Ян ответил, что с отцом. Затем был долгий и сложный судебный процесс. После него их дом опустел. Ян остался один с отцом, и это вызывало неоднозначные чувства. С одной стороны он был расстроен из-за того, что их с Луизой разлучили, хотя они и пообещали друг другу как можно чаще видеться. С другой стороны, он испытывал облегчение, что теперь в общении с матерью и старшим братом не будет необходимости. В этих отношениях царило странное равнодушие.
С матерью Ян видел редко. Она очень часто пребывала в разъездах. Стыд беспокоил его как за то, что он не испытывал к ней привязанности, так и за то, что ему приходилось их изображать в моменты редких встреч. Когда Ян уже повзрослел, то иногда удивлялся тому, что его вообще могло что-то связывать с этой глупой и заносчивой женщиной. Помимо равнодушия здесь присутствовала еще и слегка ироничная горечь.
Брата и сестру такие мысли, казалось, не волновали. Брат недалеко ушел от матери и уже в юном возрасте предпочёл развлечения всему остальному. Ян этого не понимал, и со стороны вращение карусели забав казалось ему утомительным и однообразным. Сестра же не задумывалась о неприятных вещах. Их для неё не существовало.
После развода конфликт отца и матери не прекращался еще три года, и его последствия больше всего ранили именно Яна. Как-то раз перед Рождеством он в одиночестве наряжал домашнюю елку, когда в дверь позвонили. С удивлением Ян увидел перед собой мать, когда открыл дверь. Она была сильно пьяна, а опухшее багровое лицо и красные глаза делали ее когда-то красивую внешность безобразной и отталкивающей.
- Позови отца, - высокомерно сказала она после секундного замешательства.
- Его нет и долго не будет, - ответил Ян, надеясь, что на этом их общение завершится.
- Ян, почему ты сказал, что хочешь остаться с отцом, а не со мной? - в её озлобленном лице появилось что-то рыбье.
- Не знаю, - смущённо ответил Ян. Ему хотелось, чтобы сейчас мать со стороны увидела, насколько отвратительно она выглядела, тогда бы у неё не возникало вопросов.
- А я знаю. Ты просто предатель. У таких, как ты, в жизни не бывает ничего хорошего. Понял? Ты предатель и ничтожество...
Ян захлопнул дверь перед ней. Снаружи доносились истеричные ругательства. Ян выключил свет, а после побежал на второй этаж и закрылся в своей комнате.
Безмятежный сад детства впервые изуродовала ненависть. С малых лет зная, что окружающий мир клокочет от переполняющих его ненависти и злобы, каждый раз совершаешь открытие, когда неожиданно понимаешь, что и именно тебя тоже кто-то ненавидит от всей души. Именно тебе кто-то желает зла, хотя ты можешь даже и не догадываться об этом. Кто-то хотел бы видеть, как ты страдаешь, пусть ты и не сделал ничего плохого. Яна сжигали обида и отвращение к матери и самому себе.
Ян долго сидел в своей комнате и ждал, когда раздастся звук машины отца, но он задерживался. Стрелки часов приближались к восьми вечера, на улице давно стемнело, и Ян решил посмотреть, ушла ли мать. Он подошел к ведущей вниз лестнице и ощутил поднимающийся снизу страх темноты, после чего вернулся в свою комнату, открыл окно и слегка высунулся, чтобы рассмотреть входную дверь. Холодный ветер ворвался в комнату и побежал по полу и стенам. Внизу никого не оказалось. Улица перед домом пустовала, только вдалеке виднелось, как на катке катаются несколько детей. Оттуда же доносилась музыка. "Вальс цветов", - вспомнил Ян, и увидел, как прямо перед ним пролетела большая снежинка. Затем еще и еще одна, все больше крупных хлопьев медленно опускалось на сугробы, крыши домов и кроны деревьев. Легкость и свежесть наполнили воздух. Сквозняк принялся шелестеть бумагами на столе и скинул с него карандаш, графитовый стержень которого сломался от падения. Еще пару минут назад терзаемый обидой и страхом ребенок сейчас с нарастающей радостью наблюдал за тем, как в свете уличных фонарей парил снежный пух. От обиды не осталось и следа, теперь стало спокойно и весело. Предчувствие чего-то хорошего, вдохновленное музыкой и снегопадом, согревали детское сердце. Поэтичный дух зимнего вечера всегда застает врасплох.
Об этом конфликте Ян никому не рассказывал. Все это казалось слишком унизительным и невероятным. Мать тоже никому не рассказывала. Через пару месяцев она начала лечиться от алкоголизма. Возможно, она и вовсе не помнила о произошедшем.
Яну нравилось учиться в школе. Нравилось, что учеба шла хорошо, что его уважали не только за влиятельного отца, но и за личные качества. Еще ему нравилась тишина во время сложных контрольных и экзаменов. Он любил в такие моменты оторваться от задания и кинуть взгляд поверх голов, а затем посмотреть в большое школьное окно, где над лиственницами сияло глубокое, умиротворенное небо. Иногда на нем белели полосы, оставленные самолетами. Конечно же, они все летели в те сказочные счастливые города, когда-то придуманные Яном и Луизой. Так сложилось единственное представление о будущем. Где-то Яна уже ждал один из прекрасных городов. Только он не связывал личное будущее с продолжением отцовского дела, хотя его и прочили в продолжатели.
Отец тоже не настаивал на этом, он говорил Яну о том, что тот должен сам выбирать для себя судьбу. Будучи властным и порой тираничным человеком, в отношениях с сыном он становился очень деликатным и не позволял себе навязывать что-либо. Когда у них происходили конфликты по поводу поведения Яна, то отец просто высказывал свое мнение и пояснял, почему он считает его верным, но решение всегда оставлял за сыном. Если Ян ошибался в выборе и понимал, что отец оказался прав, то это и являлось лучшим поводом для признания его авторитета и опыта.
Теперь они общались больше, чем раньше. Летом на выходных они часто уезжали с ночевкой в стоящий в лесу охотничий домик. Он стоял на берегу реки, где сутками отец и Ян вместе рыбачили и охотились. Ян вспоминал только с воодушевлением, и всегда ждал, когда они уедут снова, чтобы на берегу реки в очередной раз увидеть, как все вокруг переполнено жизнью, и сходить к одинокому старому клену, красовавшемуся посреди небольшого луга.
Но более всего он ждал момент заката, когда солнечный свет ложился на высокую стену соснового леса, и стволы раскрашивались в яркий красный цвет. Уходя вглубь леса, свет терял силу и приобретал выраженные линии и насыщенный оттенок. Тающие кляксы света, расплесканные по лесной мгле, навевали воспоминания о том, чего Ян еще не знал. Воспоминания походили на позабытый сон, когда чувствуешь оставшиеся после него яркие впечатления, но не можешь вспомнить его содержание. Сознание скользит по ним, но не может ухватить. Так они вываливались из памяти, словно драгоценные камни из рук, оставляя после себя невесомую завороженную грусть.
Яну как раз исполнилось пятнадцать лет, когда они с отцом в очередной раз поехали к кленовой лужайке. На дорогу уходило около часа и уже в пути их застал дождь. Под вечер погода совсем испортилась, и около полуночи раздался грохот на крыше охотничьего домика. Порыв ветра сорвал часть покрытия, после чего с потолка начала капать вода.
- Наш корабль идет ко дну, - спокойно произнес отец, направив луч фонарика на потолок.
- Пора эвакуироваться, - ответил Ян без энтузиазма. В такую беспокойную ночь жутко даже выходить на улицу.
- Надеюсь, дорогу не перегородило упавшим деревом, иначе придется возвращаться сюда и ждать до утра.
Они быстро собрались и побежали в машину. До дома они добрались без проблем, и ветер уже начал стихать. В пути Ян с интересом рассматривал ночной город, он казался ему совершенно незнакомым и чужим. Пожалуй, именно пасмурный вид безлюдных улиц и послужил обложкой для нового этапа жизни, начинавшегося прямо сейчас. Светлый город мечты начал отдаляться и растворяться в тяжелом от сырости мраке, угрюмо выглядывающем из встревоженных закоулков.
Автомобиль остановился рядом с домом. Отец захватил охотничье ружьё, и они с Яном пошли в дом, но перед дверью отец с недоумением остановился. Замок на ней был выломан, а дверь чуть приоткрыта.
- Кто-то побывал у нас дома. Подожди здесь, Ян, на всякий случай, - отец быстро расчехлил карабин и зарядил его.
Ян остался стоять у двери, а отец вошел в дом. Через пару минут в доме послышались шум и сразу за ним выстрелы. Ян заглянул внутрь и увидел, как отец вышел из своей спальни и направился к телефону.
- Что произошло? - Спросил он у отца.
Отец растерянно посмотрел на него, но в этот момент ответили на его звонок.
- В моем доме находится тяжело раненный человек. Я ранил его из охотничьего ружья. Мой адрес...
Любопытство победило, Ян пошел к спальне и заглянул внутрь. На полу лежал окровавленный мужчина с сжатым в ладони ножом. Он выглядел как жуткий хищный зверь, угодивший в капкан. В перекошенном от боли и страха лице присутствовало что-то нечеловеческое и отталкивающее, но по-настоящему пугало его надрывное, отчаянное дыхание. Ян пожалел, что пришел сюда и хотел уйти, когда услышал, что мужчина пытается что-то говорить.
- Что? Я не понял, что вы сказали, - нерешительно спросил Ян.
- Не бойся, - с большим трудом прохрипел он. - Я тут вам испачкал пол.
Ян понял, но хотел переспросить, от чего сдержался, видя, с каким трудом ему даются слова. Такой несуразной и жалкой казалась эта забота об испачканном кровью поле.
- Скоро приедут медики, - сказал он, чтобы успокоить мужчину.
Тот ничего не ответил. Глаза его уставились в пустоту, а лицо стало более расслабленным. Через несколько секунд мужчина снова начал пытаться говорить. Речь стала нечленораздельной, из-за чего он остановился, но затем, собравшись с силами, ясно сказал:
- Парень, не становись таким, как я.
Ян с удивлением присмотрелся к лицу раненного, увидев исчезающую гримасу боли. Затем комнату наполнили звуки разбивающегося о стекло дождя и тикающих на стене часов. В комнате повисло мутное облако смерти. От нее исходил пронизывающий холод, заставивший все вещи перед глазами уменьшиться и стать тусклыми и незначительными. Все казалось чужим, отталкивающим и бесцветным.
- Тебе не следовало приходить сюда, - раздался позади голос отца.
- Кажется, он умер.
Издалека уже доносился нарастающий вой сирены. Его увертюра смерти билась о стены, словно выброшенная на берег рыба, переполняя пространство напряжением.
Ян считал, что он стал участником трагедии, носил на себе ее печать. Он последним разговаривал с умершим человеком, оказавшимся отчаянным подонком. Его уже давно разыскивала полиция. Ян никому не рассказывал о произошедшем разговоре. У него появилась ещё одна тайна.
Жизнь быстро вернулась к норме, но Ян так и не пришел в себя. Все валилось из рук, и ничего не ладилось. Он не мог ни на чем сосредоточиться и понять беспокоившие его чувства. По ночам сводил с ума страх темноты, и снились кошмары. В них почти всегда присутствовал убитый отцом преступник. Чаще всего снились похороны, где он оживал и начинал колотиться в гробу и кричать, но его все равно закапывали. Иногда Яну снилось, как он бродил по большому полю и находил могилу преступника. Из-под земли доносился его голос - он просил принести шоколадных конфет. Такие сны становились настоящей мукой, все внутри холодело от ужаса. Ян вскакивал с кровати, включал свет и больше не пытался заснуть. К счастью, отец не стал дожидаться, пока все пройдет само собой, и отвел его к психотерапевту.
Наступила осень. Летом Ян снова побывал в знакомом поле, но уже не нашел там ничего, кроме разочарования. То, что воодушевило его в ту ночь, куда-то ушло. В начале осени, когда город обезлюдел из-за дождей и холодов, он увлёкся изучением городских улиц. В любом городе найдутся богом забытые улицы, неизвестные даже старожилам. В пасмурную погоду вероятность того, что к тебе привяжется какой-нибудь ненормальный человек, очень сильно уменьшается. Когда начинал моросить дождь, Ян, накинув дождевик, отправлялся в старые кварталы на краю города, где жили никому ненужные люди.
По металлическому каркасу будущего здания стекали капли воды, подгоняемые тряской от товарного поезда. Уползая прочь от города, локомотив тащил за собой пару десятков цистерн. За железной дорогой располагался большой завод. Из его труб поднимался дым, смешиваясь с угрюмыми дождливыми сумерками. Проехавшие в сторону завода грузовики обдали Яна облаком выхлопных газов. Он решил, что зашел достаточно далеко, и уже пора возвращаться.
На другой стороне улицы он нагнал одетого не по погоде прохожего. На нём висели одетая задом наперёд майка с небольшим выцветшим пятном крови и грязные джинсы. Ян задержал дыхание и поспешил обогнать попутчика, потому что от него воняло, но тот вдруг окликнул его.
- О, привет, Ян. Чего тут делаешь? - послышался знакомый голос.
Ян остановился и посмотрел на прохожего. Артура с трудом можно было узнать. Он выглядел как старик.
- Привет, - подавляя отвращение, ответил Ян.
- Лет пять тебя не видел. Чего-то ты похудел, - с насмешкой заявил Артур.
Ян пожал плечами и подумал, что именно от Артура такое замечание неуместно. Артур походил на скелет, при этом его лицо опухло и заплыло жиром. Вены в локтях покрывали следы от уколов, голова почти облысела, а во рту темнели гнилые зубы.
- Извини, я спешу, - сказал Ян и развернулся, чтобы уйти.
- Слушай, у тебя нет мелочи?
Не веря своим ушам, Ян снова окинул взглядом Артура. На секунду показалось, что он просто обознался. Ян не любил Артура, но его безобразный вид сильно подавлял.
- Нет денег. У меня карточка.
- Пойдём до магазина сходим. Тут рядом. Там банкомат.
- У меня нет времени, - времени у Яна хватало, но ему хотелось поскорее отвязаться от брата.
За спиной ещё долго слышался брюзжащий голос. Артур с ненавистью выкрикивал ругательства. Всё вокруг давно пребывало в тяжелом упадке, но Ян заметил его только сейчас. Впервые в жизни им овладело тяжёлое предчувствие краха, но проблема заключалась вовсе не в Артуре.
Вечером за ужином он рассказал отцу о том, что видел Артура.
- Мы его уже месяц разыскиваем. Хочу отправить его в клинику для наркоманов. Луиза уже там дожидается его, - говорил отец.
- Я знаю. Ты не даёшь им денег? Он просил у меня мелочь.
- Даю, но не понимаю, куда они их девают. Они умудрились залезть в долги. Ко мне уже давно обращаются кредиторы и предлагают погасить долги Артура.
- И ты соглашаешься?
- Покрываю долг, чтобы кто-нибудь не убил его, но не полностью, чтобы никто больше не связывался с ним.
- Он кошмарно выглядит. Похож на больную бродячую собаку. Жутко видеть его таким. Вот Луизу по-настоящему жаль, хотя раз уж и она теперь тоже овощ...
Беседа давалась отцу тяжело. Ян давно считал, что отца уже не связывают какие-либо чувства с Луизой и Артуром, однако, глядя на его помрачневшее лицо, он понял, что ошибался.
- Ему и Луизе, вероятно, уже не вернуться к нормальной жизни. И просто бросить я их не могу. Покажи завтра охраннику, где видел его. Может, нам удастся его выловить, - заключил отец.
Поймать Артура не удалось. Через две недели в трущобах нашли его труп. После расставания с Софией Ян вернулся в дом отца, а теперь из-за предстоящих похорон он собирался поселиться на несколько дней в гостинице. Ян не желал видеть многочисленных родственников и незнакомых людей на панихиде. Артур давно стал обычным чужаком, и Ян не испытывал горя из-за его кончины, поэтому выслушивать соболезнования и делать скорбный вид было для него невыносимо.
На похороны Ян тоже не пришел, что стало поводом для язвительных заметок в газетах. Но всё же изображать горе, когда его не испытываешь, более неприлично, чем стать жертвой злословия.
Главного партнёра отца и его заместителя звали Кэндзи. Он ещё в молодости уехал из Японии, где и родился. Кэндзи прозвали "лисом" не только из-за того, что во внешности его присутствовало что-то лисье, но и из-за необычайной изворотливости и расчетливости в делах. За ним прочно закрепилась репутация скрытного злого гения. В бизнесе он нередко проявлял жесткость и цинизм, если того требовал результат.
К деньгам Кэндзи относился с иронией и снисходительностью. Ему и его внукам-двойняшкам уже давно не грозила бедность. Построение схем, развитие и власть увлекали его сами по себе.
Кэндзи очень молодо выглядел для своих пятидесяти лет. Он мало улыбался, но ироничное выражение лица обычно говорило о том, что его забавляет всё происходящее, но особо не трогает.
Однако, что касается отношений с близкими людьми, то вряд ли получилось бы отыскать более верного и надежного человека. Отец доверял ему настолько, что позволял Яну, когда тот был ещё ребёнком, путешествовать вместе с Кэндзи, его женой и дочерью.
Наиболее отчётливо запомнились поездки в Японию. Кэндзи родился в небольшой живописной деревне на берегу океана. В ней они жили во время отпуска. По утрам Кэндзи, его дочь и Ян пешком отправлялись в дорогу, чтобы взойти на гору. Обычно путь занимал немало времени из-за рыбаков. Узнав Кэндзи, они стремились обменяться с ним парой слов. Он вёл себя с ними очень уважительно и не отказывал в общении. Вряд ли катящиеся на велосипедах или идущие пешком старики, знавшие Кэндзи с пелёнок, догадывались о том, каким влиянием он теперь обладает. Сам Кэндзи старательно скрывал это.
- Вот этому человеку вчера исполнилось сто два года, - как-то раз указал Кэндзи Яну на одного из идущих к морю рыбаков.
Они шли на гору, чтобы увидеть "благополучие". Взобравшись на самый верх, они оборачивались к океану.
- Вот это и есть благополучие, - Кэндзи провёл рукой, указывая на океан и небо, когда они пришли сюда в первый раз. - Если бы не оно, то у меня ничего не сложилось бы. Без благополучия ничего не получается, как ни старайся.
Каждая деталь учила почтению и безмятежности. Ян видел не просто красивый пейзаж. Море, горизонт, сонные небольшие лодки, чистое безмятежное небо, пасущееся у подножья горы семейство коз и Солнце обладали невыразимым своеобразием. Ян видел нечто живое, единое, величественное, наполненное светлой утренней энергией.
И каждое утро они отправлялись на гору, чтобы увидеть благополучие. Ян вспоминал те времена с благодарностью. Теперь от них сохранился лишь привезённый из Японии камень с иероглифом, значившим "благополучие".
Ян искренне радовался тем редким в нынешнее время моментам, когда удавалось встретиться с Кэндзи, но не в этот раз. В последний день января днём Кэндзи позвонил ему и попросил встретиться вечером.
Зима выдалась необыкновенно тёплой. Снегопады часто сменялись дождями, и повсюду на улице лежала снежная слякоть, из-за чего Ян забросил свои прогулки. Настроение его стало ещё мрачнее.
Он размышлял над предстоящей встречей. Судя по всему, предстоял серьёзный разговор. Яна смущало, что Кэндзи собирается говорить о делах в отсутствии отца. Отец уехал из страны и намеревался вернуться лишь через неделю. Не зная, к чему склониться, Ян поначалу предположил, что речь пойдёт о махинациях за спиной отца, но затем всё-таки решил, что Кэндзи вряд ли способен на предательство.
В половине восьмого, как и договаривались, Кэндзи приехал домой к Яну. Ян никогда не видел Кэндзи уставшим, но сегодня он выглядел именно так. В руках он держал большой запечатанный конверт.
- Привет, Кэндзи. Хочешь чаю? - поприветствовал его Ян.
- Привет, Ян. Я буквально на десять минут.
Они прошли в библиотеку, служившую отцу кабинетом, и уселись за стол.
- Неприятно, что мне приходится сообщать тебе об этом, - начал разговор Кэндзи, пододвигая к Яну конверт, - но твой отец хотел, чтобы именно я поговорил с тобой. Он мёртв. Сегодня днём он совершил эвтаназию.
Ян опустил глаза к конверту, не прикасаясь к нему, и пожал плечами. Если Кэндзи сказал о том, что отца уже нет в живых, значит, так оно и было, но Ян не почувствовал ничего - ни удивления, ни горя, ни страха. Но это вовсе не безразличие. Ян вдруг осознал, что уже давно сломлен и ни во что не верит. Что-то с ним не так. Он даже и не мог вспомнить, в какой момент тяжелая подавленность незаметно овладела им и вытеснила всё эмоции. Ян чувствовал себя сгоревшей спичкой. Ему захотелось остаться одному.
- Зачем? - единственное, что спросил он.
- Он неизлечимо болен. Был неизлечимо болен. Времени ему отводили совсем немного и он решил не затягивать.
- А почему он сам не сказал мне?
- Решил, что так для тебя всё пройдёт легче. И для него. Я, если не считать врача, единственный знал обо всём, но он мне запретил рассказывать. Опасался, что ты начнёшь отговаривать его. Так всё прошло бы гораздо тяжелее.
- И что теперь делать?
- Всё зависит от тебя. Всё, что у него имелось, он завещал тебе. Мы заранее обо всём позаботились. Никаких проблем не возникнет. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.
- Плохо, что от меня так много зависит. Я сейчас не очень хорошо себя чувствую, - признался Ян.
- Скоро всё наладится. В конверте письмо и бумаги. Он просил передать их тебе. Завтра утром я заеду к тебе, и мы обсудим похороны и остальные детали. Нас ждёт несколько трудных дней.
- Пожалуй, так. Спасибо за помощь, Кэндзи. Это странно, конечно, но сейчас мне больше не на кого положиться.
Ян пытался собраться с мыслями, но ничего не получалось. Часы показывали уже два ночи, когда Яну казалось, что ещё нет и одиннадцати вечера. Стены начали давить на него, воздух, казалось, стал густым и застревал где-то в горле. Ян неосознанно оттягивал воротник свитера, пытаясь избавиться от удушья. Не вытерпев, он оделся и вышел из дома.
На улице моросил мелкий дождь. Редкие порывы ветра сдували с голых крон деревьев снопы крупных капель. Они громко разбивались о тротуарную плитку. Ян медленно шагал, рассматривая отражения фонарей на мокром асфальте пустующей дороги. Фальшивый безжизненный мир, удерживающий его в заложниках, вновь пронзали миражи ночных огней из иной реальности. На миг Яну стало легче, он ясно ощутил поразительную обнадёживающую новизну той сверхреальности, но всё тут же пропало. За спиной послышался вой сирен, и через несколько секунд мимо промчались две пожарных машины. Красные отблески маячков проскользили по стволам деревьев, растревожив мглу парка. Впереди виднелось зарево пожара. Город охватила лихорадка.
Незнакомые люди и многочисленные родственники ошеломляли Яна. Они что-то говорили, обнимали, целовали его. С таким же успехом они могли разговаривать и обниматься со статуей, но всё же Яна задевало то, что они нарушали его личное пространство. Лишь мать вывела его из оцепенения. Она разговаривала с ним словно близкая подруга. "Неужели она всё забыла?" - с удивлением задавался вопросом Ян. Часто бесстыдство и близорукую тупость ошибочно принимают за доброту и чистосердечие. Внутри Яна начал разгораться звериный гнев, ему захотелось придушить мать, но тут в доме загремел голос нового гостя.
Предки отца происходили из Шотландии. О некоторых из них сохранились мрачноватые упоминания в истории, как об удачливых флибустьерах. Во времена колонизации Америки они промышляли в Атлантике и прославились грандиозным грабежом. По сей день в Шотландии проживало большое количество ближних и дальних родственников. Крупный, весёлый, басистый, чуть грубоватый и всегда энергичный дядя Яна по имени Юэн как раз только что прилетел оттуда. Его сопровождала жена, брат и два племянника.
От дяди пахло спиртным. Во время перелёта он не терял времени даром. Дядя сказал пару слов соболезнования, похлопал Яна по плечу и пробежался глазами вокруг.
- Где у вас тут можно сделать привал? Хочу вздремнуть пару часов.
Вечером Яна проснулся от громких песен внизу.
Посреди гостиной в ряд стояли несколько столов. Перед ними сидела уже довольно сильно пьяная компания. Большую часть людей Ян видел впервые. С первого взгляда стало ясно, что здесь всем заправляет дядя Юэн. Он сидел в центре, оперевшись на рыжего племенника с одной стороны и уже почти спящего брата - с другой, и пел громче всех. Его лицо раскраснелось от веселья и спиртного. Всех сидящих за столом охватило веселье.
Поначалу Ян разозлился, но, увидев, что в пьяной поющей компании не осталось и намёка на изматывающую похоронную скорбь, чуть расслабился.
- Присоединяйся к нам, Ян! Чувствуй себя как дома! - сострил Юэн, прервав пение.
Ян не испытывал любви к алкоголю, особенно крепкому, но сейчас ему хотелось отключиться и забыть обо всём. Дядя Юэн устроился рядом и подливал в его бокал виски, привезённое с собой.
- Мы привезли тебе превосходный подарок! - басил Юэн.
Довольно быстро Ян опьянел и начал молоть чепуху. Юэн пригласил Яна в гости в Шотландию, и Ян согласился и даже предложил отправиться прямо сейчас, однако Юэн напомнил, что утром им предстоит побывать на погребении его отца. Тогда Ян предложил выпить ещё. Он осознавал, что его за это ждёт расплата, но возможность избавиться от уныния и навязчивых мыслей оказалась более ценной. Ян представлял, как они вместе с Юэном пойдут по стопам предков и станут грабить испанские корабли в Атлантическом океане. Он поделился затеей с дядей, и тот не раздумывая согласился участвовать в предприятии. А раз уж они решили стать пропащими пиратами, то ни к чему жалеть себя и думать о завтрашнем дне. Откуда-то взялась шумная волынка, окончательно лишившая Яна рассудка.
Затем Яна кто-то долго тормошил и одевал. Среди серых лиц промелькнуло лицо Кэндзи, и Яна хлестнул стыд. Его куда-то везли, снова будили, вытаскивали из машины под невыносимо холодный моросящий дождь, потом могучий дядя Юэн чуть ли не на себе волочил его. Ян немного пришёл в себя только из-за того, что его начало тошнить. Впереди стоял гроб с телом отца, вокруг замерли толпа влиятельных богатых людей в дорогих траурных костюмах и стоявший особняком священник. Они молча наблюдали за тем, как Яна рвёт на землю перед гробом.
Юэн с хохотом потащил его из толпы в сторону машин. По пути Ян думал о том, что больше никогда не выйдет из дома, никого не пустит к себе и не станет ни с кем разговаривать, а ещё прекратит читать журналы, смотреть телевизор, пользоваться компьютером и телефоном. Когда он выспится, то обязательно выгонит из своего дома всех гостей, закроется и отключит электричество. Что может быть лучше жизни затворника? К чему бессмысленные хлопоты, пустые разговоры и никогда не кончающиеся мнения идиотов? Пошло оно всё к чёрту.