Прошло несколько месяцев со времени похорон. Незамеченная зима, снаружи льнувшая к стенам и окнам, уже подходила к концу.
Ян, как и намеревался, отключил электричество в доме и не отвечал на телефонные звонки. Он разговаривал только с Кэндзи, но японец не слишком донимал Яна, понимая его состояние. Ян долго не мог переварить унижение, не мог представить себя лишённым достоинства. Никогда с ним не случалось подобного, но угнетающие воспоминания и размышления о дне похорон в итоге отступили. Пожар унижения угас, после чего вернулись безнадёжная молчаливая депрессия и отчаяние.
Днём в дверь часто стучали, иногда перед окнами возникали тени людей. Стук в дверь вселял непонятную тревогу. Ян не мог пошевелиться до тех пор, пока всё не стихало. Откроешь и дневной свет ослепит, собьёт с ног, лишит последних сил. А что говорить людям? Ян не сможет и слова выдавить из себя. Никакие усилия не заставят его говорить. Да и о чём говорить? Если бы действительно нашлось что-нибудь важное, то Кэндзи позвонил бы.
Он ждал наступления ночи. Ждал, пока всё это исчезнет, утонет во мгле. Тогда приходили редкие хорошие воспоминания. Они возвращали его к жизни на пару коротких часов. Ему грезился полуденный простор над кленовым лугом, сверкающим от ярких весенних красок. Он вспоминал благополучие над океаном и вечерние огни, скользившие по поверхности спящей реки. Откуда доносился этот вечерний мотив? Он мечтал раствориться в нём. Раствориться в невесомости электрического освещения, в прохладном вечере, лёгким тёмным пером парящем по пустынным улицам.
Но наступало утро, и следовала расплата. Изнуряющая серость наваливалась на него, душила, изматывала. Свет заполнял комнаты подобно серой пене. Она забивалась в уши, глаза, рот. Ян не мог видеть и слышать, ему становилось тяжело дышать. В это время им полностью овладевала ненависть. Она сжигала любой образ, принесённый мыслью, любое воспоминание. Ян возненавидел всех знакомых людей. Ему хотелось стереть в порошок всё, что он когда-либо видел. Затем приходило осознание того, что причина происходивших с ним бед, только в нём, и обвинять он может только самого себя. Тогда ненасытное ожесточённое пламя обращалось к нему. Он сгорал в костре ненависти без всякой надежды на спасение. Ян не хотел спасения. Поглощавшее его безумие приносило необъяснимое удовольствие. Он хотел сгореть дотла. Чтобы ветер после развеял кучу пепла. Чтобы не осталось ничего. Это доводило его до полного бессилия. Ян подолгу смотрел в потолок и не мог пошевелиться.
Ледяная тревога раздирала рассудок. Часами он лежал, обмотав голову одеялом, и ждал, пока это всё прекратится. Яну мучительно хотелось спать, но не мог заснуть. Иногда он проваливался в сон, но и сквозь него просвечивал тоскливый обескровленный день. Ему снился один и тот же сон. Он видел в нём тень отца, стоящего перед окном. Он стучался и требовал впустить, но Ян не решался пускать в дом мертвеца. Стук стихал, но теперь звуки доносились из спальни. Его отец уже находился там. Он беспомощно извивался на полу, на том самом месте, где когда-то умер подстреленный им вор. Его тело больше напоминало обмотанные в лохмотья тело древней рептилии, чем человека. На обезображенном сером лице белели безумные глаза. От увиденного Яна парализовал колючий ужас. Отец что-то пытался сказать, вместо этого раздавались злые хриплые стоны. Но и их можно было понять. Отец требовал дать ему шоколадных конфет.
Ян выныривал из сна как задыхающийся человек выныривает из воды. Жадный вдох, растерянный взгляд по сторонам. Всего лишь дурной сон. Напряжение и страх первых секунд стремительно отступают, но за ними медленно возвращаются тревога и бессилие. Он снова вернулся в невыносимый тягучий день. Реальность не так страшна, как сон, но от неё никуда не деться. От нарастающего отчаяния начинала кружиться голова. Яну хотелось вырваться из собственного тела. Вынырнуть из него, как из мучительного кошмара.
Так повторялось день за днём. Ян чувствовал себя выброшенной на берег медузой, поджариваемую солнечными лучами. Вещи растворялись в бесцветной пелене, реальность утратила всякое значение. Ян боялся думать о будущем, но точно знал, что никогда не выйдет на улицу и не впустит никого к себе. Он забаррикадировал вход в дом, поставив перед ним шкаф. В этом отсутствовал какой-либо смысл, но ему казалось, что так он будет чувствовать себя спокойнее, чего не произошло. Все силы уходили на то, чтобы справится с утренней пыткой. После неё оставалось лишь истерзанное пожаром пепелище. В минуты облегчения рассудок обречённо пытался собрать то, что осталось от него, чтобы следующим утром беспощадный серый призрак рассвета вновь всё разрушил и растоптал.
Звонки. Кто-то начал беспрестанно звонить ему. Номер знал только Кэндзи, поэтому Ян не отвечал. На несколько дней они приковали к себе внимание. Ян ждал, когда его телефон зазвонит снова, и он звонил. Кто-то хотел сообщить очередную дурную весть, намеревался сделать его жизнь еще хуже.
- Привет, Кэндзи. Как у вас дела?
- Привет, Ян. Ты очень кстати. Я как раз собирался позвонить тебе.
- Что-то важное?
- Не очень. Необходимо, чтобы ты ознакомился с парой доверенностей и поставил подпись.
- Так это ты звонил вчера?
- Нет.
- Кто-то беспрестанно звонит мне, но номер мне незнаком. Я думал, что это ты.
- Ты давал кому-то свой номер?
- Нет.
- Тебе следует сменить оператора. Возможно, они продали кому-то твой номер. Когда мы встретимся? Лучше не откладывать.
- Завтра... Утром, - замешкавшись ответил Ян.
- Ладно. Я заеду к тебе.
- Нет. Я приду к тебе в офис.
- Отлично. Тогда до завтра.
- Пока.
Вскоре ему снова позвонили с того же незнакомого номера. Ян ответил. Ему звонил журналист. Он представился и пообещал занять не более пары минут.
- Я редактор журнала "Будни элиты", - сказал он. - Прошу прощения за то, что побеспокоил вас. Мы бы хотели взять у вас интервью. Наш журнал составил рейтинг самых завидных холостяков. И вас мы поместили на второе место. Ещё мы хотели бы взять у вас интервью. У публики большой интерес к вам.
Всё сказанное являлось настолько нелепым, что Ян не понял, о чём идёт речь.
- Что? - недоумевая спросил он.
- Вы очень интересны нам. Мы бы хотели взять у вас интервью. Вы согласны?
- Нет, - не раздумывая ответил Ян. - Я в ближайшее время не смогу. Извините.
- Жаль. Может быть, позднее у нас получится поговорить. Всего хорошего.
- Возможно. До свидания.
Разговор прервался.
Ян растерянно смотрел в потолок, бессильно развалившись в кресле.
"Рейтинг самых завидных холостяков... Будни элиты... - рассуждал он. - Интересно, а кто на первом месте? Неужели есть неудачник, которому еще хуже, чем мне? Мы бы с ним сумели найти общий язык".
Им овладело любопытство. Ян гадал, кем может быть тот мужчина, пытался вспомнить состоятельных холостяков, затем взял в руки телефон, собираясь позвонить журналисту и спросить имя лидера рейтинга, но не решился. "Будни элиты. Ну и идиотизм", - с иронией прошептал он и неожиданно для самого себя засмеялся.
Это, несомненно, ошибка - назначить встречу с Кэндзи на утро. Ян выбрал утро, не подумав. Утром он снова будет вдребезги разбит, все увидят, насколько он ослаблен. Следовало перенести встречу на вечер, но Кэндзи мог бы и это счесть за слабость. Нет, не за слабость. За безумие. Ян ясно осознал этот страх. Он боялся, что его посчитают сумасшедшим, станут указывать на него пальцем и говорить, что этот денежный мешок совсем спятил. Не самый лучший расклад. "А что если действительно я сошел с ума? - размышлял он, глядя на баррикаду перед дверью. - Разве это всё нормально?" Ответ не пришел. Мысль, пытавшаяся ухватить его, расплылась как бензиновые кольца на воде. Ян утратил способность сосредотачиваться на чём-либо.
Приближался исход ночи. Ян пытался привести свой вид в порядок. Он только сейчас заметил, как плохо стал выглядеть. Его лицо похудело и постарело, глаза потускнели, в них не осталось ни капли жизни. Ян решил идти к Кэндзи прямо сейчас. Если он придёт гораздо раньше, то никто не заметит его прихода, а ещё он успеет освоиться и будет чувствовать себя увереннее. Перед выходом он снова взглянул на себя в зеркало. В его внешности присутствовала какая-то отчуждённая погребальная красота. Она сияла тёмным, исходила холодом, гипнотизировала и подчиняла себе. Так ухоженный и нарядный мертвец бывает в последний раз красив перед похоронами. Ян испытывал отвращение и страх перед собой.
Он неуверенно шагал по тротуару, подняв воротник плаща. Ян выглядел как скрывающийся от людей преступник. Он и ощущал себя преступником, но не знал, какое преступление совершил. В ранний час улицы пустовали, и пустота сливалась в резонансе с враждебностью, наэлектризованным паром исходившей от асфальта, стен домов, фонарей, светофоров, голых деревьев. Пахло сыростью и гнилью. Город принимал мучительные роды преждевременной весны.
Сзади послышался звук автомобиля. ""В последний путь" Магазин ритуальных товаров", - прочитал Ян вывеску на здании, освещённом светом фар. Взгляд провалился в чернеющее под ней окно. Смерть отвратительна.
У Яна появилось ощущение, что оттуда кто-то пристально наблюдает за ним. Он остановился и замер, испуганно вглядываясь в стеклянную пасть окна. Что-то сломалось у него внутри. Тяжелое чувство глыбой льда повисло в груди, отчаяние и обречённость сжали в тиски. Мгла стала осязаемой, она проглатывала Яна, как удав. Ян чувствовал её своей кожей, чувствовал раскинувшийся вокруг холодный океан ночи. Его сокрушала беспомощность перед одиночеством.
Яну невыносимо захотелось поговорить с кем-нибудь. С кем угодно, лишь бы услышать человеческий голос, сказать что-нибудь в ответ, ощутить рядом присутствие живого человека. Он огляделся вокруг, не надеясь кого-либо увидеть, но заметил, как через дорогу переходит высокая худая женщина лет сорока. Женщина шла в ту же сторону, что и Ян, и несла большой чемодан, иногда из-за тяжести перекладывая его из одной руки в другую.
- Доброе утро, - поздоровался с ней Ян, когда догнал. - Хотите, помогу вам нести чемодан? Мы, кажется, идём в одном направлении.
- Нет. Спасибо. - на её вытянутом костлявом лице с большими глазами проявился страх перед незнакомцем. - Вдруг вы мне его не отдадите. Хотя там и нет ничего ценного. У меня с собой вообще ничего ценного нет.
- Неужели я похож на грабителя? - невесело спросил Ян. - Если бы я хотел вас ограбить, то не стал бы спрашивать. Что же, тогда не буду вам докучать.
- Вот. Возьмите, - она подала ему чемодан, - он и правда тяжелый.
- Сейчас еще очень рано. Вы идёте на работу? - спросил Ян, когда они продолжили идти. Так приятно снова говорить, словно он молчал перед этим целую вечность. Только бы это не прекращалось.
- Да, можно и так сказать. Передо мной очень важная задача стоит сегодня, - ответила женщина, не глядя на Яна.
- Хорошо, когда есть важная цель, когда ради неё можно подниматься в такую рань и тащить с собой чемодан, - сказал Ян с доброй завистью. Ему показалось, что он очутился у теплого очага, что эта женщина оказалась самым прекрасным человеком в городе.
- Мне не пришлось подниматься. Я всю ночь рисовала плакаты. Они и лежат в чемодане.
"Наверное, она художник, - решил он. - Мне повезло встретить художника в такое-то время. Это хороший знак, хоть она и похожа на ведьму".
- Вы художник? - спросил он.
- Да. Самое лучшее занятие.
- Я очень увлекаюсь живописью... Раньше увлекался, а сейчас как-то не до этого.
- Вы тоже художник?
- Нет. Всего лишь зритель.
- Что вам больше нравиться?
- Клод Моне. Мне нравится импрессионизм.
- По мне так заурядная мазня. Там ничего не разобрать.
Не веря, что художница говорить всерьёз, Ян с недоумением посмотрел на неё.
- Но там и не надо ничего разбирать, - возразил он. - В любом произведении объекты - это лишь символы. Художник может поступать с ними так, как посчитает нужным. У Моне важнее композиция картины в целом, чем отдельные объекты. Она и создаёт впечатление. Если сделать объекты более выразительными, то они, пожалуй, отвлекали бы внимание от композиции, не позволяя её заметить. Разрушали бы её.
- Не думаю. Художник не должен искажать то, что видит.
- Но для этого есть фотоаппарат.
- Фотография - это вульгарно.
Ян понял, что надо срочно сменить тему. Они шли, разговаривая о разных пустяках, и Ян не заметил, как оказался рядом с высоким большим зданием с широкими стеклянными дверями.
- Вот я и пришел, - прервал беседу Ян.
- Я тоже пришла, - ответила женщина.
- Спасибо, - сказал Ян, протягивая ей чемодан.
Ему не хотелось расставаться с ней. За двадцать минут он очень привязался к женщине, как будто она являлась последним человеком, оставшимся на планете. Только загнанные в угол измученные люди способны на вспышки той странной, беззаветной влюблённости, вдруг охватившей Яна. Он смутился.
- Что вы? Это вам спасибо, что помогли донести это ящик. Удачного дня.
Ян вошел внутрь и увидел охранника, идущего ему навстречу.
- Что бы вы хотели? Рабочий день у нас еще не начался, - обратился к нему охранник.
Ян подал ему свой паспорт.
- У меня здесь встреча.
- Да, конечно, - пробормотал охранник, сначала посмотрев в паспорт, а затем с почтением взглянув на Яна. - Чем вы хотите заняться сейчас?
- Хочу попасть в кабинет директора. Я подожду там Кэндзи. Предупредите его, пожалуйста, когда он придёт.
- У вас есть ключ-карта?
- Да.
Лифт поднял его на верхний этаж. Ян не спеша побрёл по просторному коридору, рассматривая таблички на дверях. В столь ранний час здание напоминало огромную гробницу, возведённую в честь его отца и всего, что он делал. Все усилия, энергия и власть воплотились в бетоне и стекле, текли по электрическим проводам, рассеивались в электрическом свете, скользившем по стенам и закрытым дверям. Ян бесшумно шагал шагал, опасаясь разрушить окаменелую тишину. Одна из дверей оказалась приоткрытой. Ян на секунду остановился перед ней, а затем зашел внутрь.
- О, уже утренний обход! - выпалил парень с растрёпанными волосами, сидевший у компьютера. - А ты новый охранник?
- Я...
- Черт. Ну и засиделся же я сегодня, - перебил его парень, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги.
- То есть, ты и не уходил? Со вчерашнего дня здесь?
- Ага. Я программист. Меня зовут Алекс. Возможно, мы будем иногда встречаться здесь с тобой по утрам, - весело ответил он.
Ян почувствовал уважение к нему, к читавшейся в его манерах веселой бесшабашной целеустремленности.
- Тяжело тут работать?
- Нелегко, но, в общем, интересно. Хочу поскорее набраться опыта и накопить денег, а после запущу свой стартап, - Алекс явно был не прочь поболтать после целой ночи работы.
- Неплохо. И ты всегда так много работаешь?
- Нет. Я обещал Кэндзи выполнить кое-какую работу. Думал, это займёт пару часов, но увяз. Всё оказалось не так просто. Ты знаком с Кэндзи? Это наш босс.
- Да, немного. Хороший, умный человек.
- Он, конечно, пока не совсем еще начальник. Но, надеюсь, скоро станет полновластным хозяином здесь. Говорят этот наследничек... Как его там... В общем, он пошел по стопам своего братца и плотно подсел на иглу. Скоро отправится на кладбище, вслед за остальными членами семейства, - Алекс оживился и подхватил бутылку с водой со стола и начал пить.
Ян вопросительно посмотрел на него, не понимая, о ком идёт речь. Но через секунду его накрыла кипящая волна обиды, как будто ему отвесили крепкую пощечину.
- Это Кэндзи говорит? - спросил Ян. В голосе его появилась дрожь.
- Нет. Кэндзи никогда не болтает. Не зря его лисом прозвали. Никогда не знаешь, что у него на уме. Наверное, чтобы сделать такую карьеру, следует уметь держать язык за зубами. Это одно из необходимых качеств.
- Точно. Язык надо держать за зубами. Так кто пускает слухи?
- Чёрт знает. Об этом все говорят. Этот идиот закрылся у себя в доме и ни с кем не общается. Конечно, подсел. Да он уж, пожалуй, и умер. Или близок к этому. Для него и лучше было бы быстро и без мучений умереть. И для нас тоже. Говорят, после лечения наркоманы неадекватными становятся. Трудно представить, каких этот дурачок ещё дел может натворить. Его тут и без того никто не любит...
Обида уступила место удивлению и любопытству. Ян пристально посмотрел на увлеченно болтающего Алекса. У него было симпатичное, умное, веселое лицо, и Ян не мог поверить, что этот самый человек, сидящий перед ним, желает ему смерти. Ян пожал плечами и попытался вспомнить, когда он успел дать такой повод, но ничего не приходило на ум. В тоне Алекса не было ненависти или презрения, но его желавшее смерти равнодушие удручало ещё больше. Равнодушие ошеломляло и оглушало. "Лучше бы он меня ненавидел. Я могу раздавить его, как муравья", - Ян вспомнил о власти. Он жаждал расправы.
- Ну, ладно. Пойду дальше, - вместо этого спокойно сказал он и направился в сторону двери.
- Удачи. Еще увидимся, - ответил Алекс.
- Конечно.
Ян не находил себе места. Какое-то время он находился в кабинете отца, затем бродил по пустому этажу. Время тянулось очень медленно. Он ощущал себя загнанным в ловушку зверем, солдатом, ожидающим жестокого сражения. Им начала овладевать паника. В конце одного из коридоров находился выход на крышу. Ян попробовал отворить её свой ключ-картой, и она открылась. Холодный, сырой воздух ударил в лицо, он на секунду остановился.
На крыше располагалась вертолётная площадка. Ян вышел в центр её, посмотрел на чернеющее над головой небо, а затем двинулся к краю крыши. Перед ним раскрылась панорама города. По тёмным улицам уже бежали редкие автомобильные огни, откуда-то издалека доносился гудок поезда. Суетливое напряжение утра изливалось электрическим светом из тысяч окон. Оно рапирой пронзал душу и отдавал болью в затылке. Ян закрыл глаза и замер. Затем он снова взглянул на город и понял. Здания, мосты, рекламные щиты, тёмная полоса реки, прямые линии посадочных полос, светившиеся вдалеке, тысячи людей, готовящихся выйти из своих квартир - всё это абсолютно чужое для Яна. Большой городской организм отрицал его. Ян здесь - лишь мелкое инородное тело. Иммунитет города отторгал его.
Ответ родился сам собой. Простой и эффективный ответ на неразрешимую задачу. Ян понял, что ему следовало сделать. "Через минуту закончится", - прошептал он, глядя вниз. В голове установилась ясность, и в ней выделялась единственная мысль о том, что сейчас всё остановится.
Ян перелез через перила и подошел к самому краю. "Как я раньше до этого не додумался? Я не передумаю", - убеждал он себя, всматриваясь в горизонт. Перед носом пролетела крупная снежинка. Он проводил её взглядом и поднял глаза. Перед ним уже висела шуршащая пелена из снежного пуха. Город постепенно исчезал, превращаясь в расплывчатое пятно. Ничего больше не оставалось. Только небо и снег. И музыка. Ян вспомнил, как он когда-то стоял у окна, наблюдая за снегопадом, и с катка слышалась музыка. Он снова оказался в том времени и стоял у окна.
Казалось, это не снег падает вниз, а он неудержимо поднимается всё выше и выше. Ян заполнил собой пасмурное, опустившееся к земле небо и быстро летал над смутным облаком из городского света, крышами и электрическими проводами, спрятанными где-то внизу. Ему вдруг стало легко и просторно, в груди возникло тёплое, обнадёживающее чувство, предвещавшее близость чего-то хорошего.
Занавес снега вскоре опустился. Город выплыл из облака, сверкая от свежести и белизны.
Ян чувствовал, как здание наполнилось людьми. Оно походило на оживлённый муравейник, только что проснувшийся от спячки. Стены, казалось, гудели от движения, мыслей и разговоров большого количества людей.
- Привет, Ян. Хорошо, что ты пришёл. Ряд тебя видеть, - Кэндзи вошел в кабинет. Во время работы он всегда выглядел бодро и энергично, заряжая трудолюбием всех, кто оказывался рядом.
- Привет, Кэндзи. Как дела?
- Отлично. Я попросил принести сюда всё, что нужно. Это не займёт много времени.
Через несколько минут принесли толстую папку с документами и они принялись разбирать её.
Когда работа с бумагами закончилась, Кэндзи отложил папку в сторону и с любопытством посмотрел на Яна.
- Что-нибудь расскажешь о своих планах?
Ян пожал плечами.
- Я не в очень хорошем положении. У меня подавленное состояние, я не могу ничего делать и полностью завишу от тебя.
- Это заметно. На счёт меня ты можешь не сомневаться, а о себе ты что думаешь?
- Мне надо сменить обстановку. Хочу уехать куда-нибудь на время. Ты помнишь тот загородный дом у реки? Я хочу уехать туда и побыть там недолго.
- Давай начистоту, Ян. По-моему, тебе необходимо обратится к врачу. К психиатру. У тебя, возможно, депрессия. Я сам сталкивался с этим и знаю, насколько это опасно. Самоизоляция - далеко не лучший вариант. Врач без труда поможет тебе.
- Не подумай, что я капризничаю. Мне бы пока не хотелось связываться с врачами, потому что сегодня я гораздо лучше себя почувствовал. Будет лучше, если я самостоятельно с этим справлюсь, тем более, когда представилась возможность для этого.
Кэндзи хотел было возразить, но остановился.
- Тебе виднее, - согласился он. - Когда ты хочешь уехать?
- Прямо сегодня. Больше не могу видеть то, что меня окружает.
- Возможно, это и неплохой вариант. Но мы должны быть постоянно на связи. Ты согласен? Я чувствую свою ответственность за тебя.
- Согласен. Что ты предлагаешь?
Кэндзи достал из кармана телефон и подал ему.
- Новый номер. Тебе не станут больше звонить незнакомцы. Ты можешь звонить мне в любое время. Если возникнут какие-то трудности, то сразу звони, не раздумывая. Или отправляй сообщения каждый день. Пусть даже пустые.
- Буду каждый вечер присылать пустое сообщение.
- Хорошо. Если не отправишь, то мы начнём тебя разыскивать, - Кэндзи выдохнул и откинулся в кресле. Самая сложная для него часть разговора была закончена.
- Я тогда пойду, если больше ничего не требуется, - сказал Ян.
- Предупрежу охрану.
- Зачем?
- Ты не видел митинг внизу? Там голосят борцы с бедностью, антиглобалисты, леваки и ещё какой-то агрессивный сброд. Могут чего-нибудь выкинуть, если увидят тебя.
- А сюда-то они зачем пришли? Мы ведь не бедные.
На лице Кэндзи вновь появилось лисье выражение.
- Они назначили нас виноватыми, - с ироничной скромностью проговорил он.
- Почему именно нас?
- Я раньше много об этом думал. И у меня родилась своего рода "теория статистической ненависти". Наше общество устроено так, что каждую его группу ненавидит определённый процент людей и от этого никуда не деться. Хотя проценты разные, конечно, и постоянно меняются. Ненависть всегда находит для себя повод в виде идей о справедливости, как ручей всегда находит русло. Никто ведь из них не скажет себе: "Я ненавижу, потому что я озлобленная, глупая скотина, и ненависть - моё естественное качество". Они убеждают себя: "Я ненавижу, потому что я справедлив", а источник ненависти относят на счёт тех, кого ненавидят. Так вот и получается, что ты не знаешь людей, и они тебя не знают и даже не догадываются о твоём существовании, но уже ненавидят. Ненавидят тебя за твою национальность, за внешний вид, за увлечения, за семейное положение, за твою работу, за твою походку, за твой высокий или низкий рост, за то, что у тебя много власти и активов. Или за то, что у тебя их нет совсем. Бедных ведь тоже кто-нибудь ненавидит. Не следует это всё принимать на свой счёт, когда приходится сталкиваться. Это просто статистика. Надо быть настороже и не терять бдительность.
- Любопытная теория. А в чём тогда главная причина ненависти?
- Сложно сказать. Не знаю. Я не психолог-теоретик. Я бизнесмен-практик. Хотя сомневаюсь, что у первых есть ответ.
Они замолчали. Ян встал, подошел к окну и посмотрел на небольшую толпу людей внизу.
- Они меня не узнают. Никто не узнаёт. Даже охранники. Хорошо, когда тебя не узнают, - задумчиво проговорил он.
- Если говорить откровенно, то ты очень плохо выглядишь сейчас. Поэтому и не узнают. Тебе следует задуматься о здоровье.
Ян кивнул и окинул взглядом город, раскинувшийся перед окном. Снег на крышах потускнел из-за теплого воздуха и мглы, исходившей от потемневших из-за сырости стен и окон офисов. Белые линии окаймляли сырые полоски дорог. По дорогам друг за другом медленно ползли машины, похожие на экзотичных насекомых. От одной из строек плавно поднималось сизое облако дыма, выразительно выделявшееся в прозрачном и свежем воздухе. Здесь правила аскетичная будничная красота и сдержанная торжественность обычного пасмурного дня. Ян снова ощутил то обнадёживающее, тёплое чувство, заставшее его врасплох во время снегопада.
- Твоему отцу нравился этот вид. Хотя мне это не совсем понятно, - сказал Кэндзи.
- Помню, он называл тебя человеком, которому удалось сохранить достоинство, - отозвался Ян.
- О тебе он говорил то же самое. Твой отец не ошибался в людях...
Раздался стук в дверь, и Ян услышал знакомый голос.
- Кэндзи, мне сказали, что ты здесь. Можно войти? Мне срочно нужна твоя подпись, - возбуждённо выпалил Алекс, просунувшись в дверь.
- Ты не против, Ян?
- Не против, - ответил Ян, усаживаясь в кресло.
Алекс положил на стол несколько листов бумаги и уставился на Яна. Глаза Алекса расширились. Сначала в них появилось недоумение, затем вытесненное обреченностью, словно он увидел перед собой чудовище. Алекс молча опустил голову, ожидая пока Кэндзи просматривает документы. Яну стало стыдно. Он ощущал себя участником какой-то непристойной сцены.
- У тебя поднялось давление? - обратился Кэндзи к покрасневшему как помидор Алексу. На лбу у него выступил пот, на висках натужно пульсировали вены.
- Не удивительно. Алекс сегодня работал всю ночь, - саркастично ответил за него Ян.
- О, а вы уже знакомы?
- Немного.
Алекс молчал, не в силах проговорить ни слова.
- Может, дать Алексу сегодня выходной? Пусть бы водитель отвёз его домой, - деловито сказал Ян.
Кэндзи взглянул на Яна, пытаясь понять серьёзность его слов.
- Почему бы и нет? Лучше не работать по ночам, Алекс. Ночная работа вредна для здоровья и очень плохо сказывается на здоровье. Если бы ты предупредил, то мы нашли бы для тебя помощника.
- Да, - прохрипел Алекс.
- И правда, отправляйся-ка домой. Отдохни. Я скажу водителю, чтобы отвёз тебя.
- Спасибо, - резко ответил Алекс, и на его красном лице в нелепой виноватой улыбке забелели зубы.
Он подхватил бумаги и вышел.
- Это один из наших молодых многообещающих специалистов. Когда вы успели познакомиться? - спросил Кэндзи.
- Сегодня ночью. Вернее, рано утром. Он меня тоже не узнал. Принял за охранника что ли. Между делом выдал всё, что думает обо мне.
- И что же он сказал?
- Если пользоваться твоей теорией, то он из тех людей, ненавидящих богатых. И меня, соответственно, тоже. Хотя я бы не сказал, что ненавидит. Скорее презирает и боится. Пожелал мне поскорее умереть.
- Да? - Кэндзи с удивлением поднял брови и посмотрел на Яна.
- Хотя к тебе он неплохо относится. Я бы даже сказал, что он тебя очень уважает.
- Хм. Ну, надо же, - Кэндзи отвернулся к окну и набрал полные лёгкие воздуха, чтобы сдержать смех, но всё же не выдержал и захохотал.
- Возможно, следует ограничить ему доступ к нашим информационным базам, если он его имеет, чтобы избежать конфликта интересов. Алекс намеревается развивать собственный бизнес. Но тебе виднее, Кэндзи, - проговорил Ян, когда Кэндзи притих.
Внизу Ян натолкнулся на мрачную толпу, стоявшую перед выстроенными в ряд охранниками. В первом ряду он увидел ту самую женщину-художника, которой помогал нести чемодан, и улыбнулся ей.
"Смотрите! Это он!" - кто-то крикнул из толпы, и она сразу ожила и пришла в возбуждение. Кто-то начал выкрикивать лозунги. Женщина-художник кинулась на него.
- Негодяй! Убийца! Чтоб ты сдох! - провизжала она и схватила Яна за грудки.
Ян почувствовал омерзение, когда увидел её глаза. В них не оставалось ничего человеческого, это были глаза разъярённой цепной собаки, заливающейся лаем. Изо рта её отвратительно пахло. Он развёл руками и ошарашено попятился назад. Охранники оттеснили женщину, и Ян посмотрел на плакаты в руках людей. На большинстве из них крупными буквами были написаны банальные лозунги. На нескольких чёрной краской изображались непропорциональные уродливые черепа.
"Их она и рисовала всю ночь, - с усмешкой подумал Ян, вспоминая свой ночной восторг от встречи с художницей. - Какой же я дурак".
Смех вдруг начал душить его. Ян громко захохотал, не в силах остановиться.
"Он еще и смеётся над нами!" - кто-то яростно провопил из толпы.
Один из охранников укоризненно и одновременно виновато посмотрел на Яна. Всё плохое, всё, что мучило и отравляло, отделилось от Яна и воплотилось в толпе перед ним. Он замолк и вспомнил дожидающуюся его кленовую поляну, представил, как шумит ветер в ещё голых ветвях. "Я никогда не видел её покрытой снегом. Если он не растает до полудня, то я еще, пожалуй, успею. Больше не могу здесь находиться".
Толпа всё громче выкрикивала лозунги, ругань становилась всё горячее, но в один миг люди растерянно умолкли, когда Ян бросился бежать. Он быстро убегал по тротуару, напоминая нашкодившего подростка. Снежная слякоть из-под его ботинок разлеталась по сторонам, галстук перелетел через плечо и беспомощно развевался на ветру.