Во время летних каникул мы - студенты всей страны должны были по комсомольским путёвкам отработать месяц на различных участках нашего народного хозяйства. Райком комсомола определял эти участки, выдавая трудовые путёвки. Нашему факультету было сделано небольшое исключение из-за будущих трудностей нашей профессии. Геологи за свою трудовую биографию столько наездятся по стране, что не грех их было поберечь от этих трудностей профессии. Так, очевидно, считали в райкоме комсомола и путёвки нам выдали на стройки родного города.
В это время активно застраивалась та часть Измайловского проспекта, которая была за Варшавским вокзалом. И называли его тогда Ново-Измайловский проспект. Застраивали его хрущёвскими пятиэтажками, как самыми экономичными и быстровозводимыми домами. Решалась массовая программа расселения жителей коммунальных квартир и отдельных квартир требовалось очень много.
Закрылась общегородская "Барахолка", которая выручала многих ленинградцев в трудные годы после войны. Нам говорили, что её перевели куда-то в другое место, но мне она уже не понадобилась. Я ею пользовался несколько раз, когда занимался радиотехникой и тогда, почти наверняка, достать радиодетали можно было именно там.
Теперь же, как раз на её месте чётко обозначился проспект с рядами стройных домов. Не одно СМУ вело здесь строительство, но мы, трое студентов из разных ВУЗов, попали, по каким-то причинам, в одно. Я - будущий геофизик, с геологического факультета ЛГУ, Миша - студент холодильного института и Зоя Кугушева - студентка ЛИАПа ( авиаприборостроительного).
Одно нас объединяло: по разным причинам мы не смогли отработать в июле, когда шёл основной поток студентов, и по этому нам пришлось явиться на отработку в августе. Наш прораб оказался очень приветливым человеком. Было видно, что он сам совсем недавний ещё студент: всё понимал с полуслова и искренне хотел нам помочь заработать.
- Друзья мои, - обратился он с вступительной речью, - есть у нас на участке одно слабое место - пескоструйка. Вы все люди образованные и сможете сами решить на месте, кто чем будет заниматься. А технология этого дела очень проста. Есть установка, которая сжатым воздухом подаёт сухой песок на этажи. Мы там им засыпаем полы для лучшей звукоизоляции. Ваша задача будет состоять в том, чтобы просеивать песок, а затем прогнать его через сушилку и загрузить в бункер. А механик у нас один на четыре таких установки. Он придёт в своё время, запустит компрессор и воздухом поднимет песок наверх. Бункера хватает как раз на одну комнату в среднем.
Бригадир Дмитрий Васильевич привёл их на место будущих "трудовых подвигов", как он пошутил. Весь агрегат состоял из огромной бочки, в которой бушевало пламя работающей на солярке форсунки. Как её зажигать, как гасить, он всё объяснил. Объяснил так же, как и куда загружать просеянный песок. Словом, ввёл в курс дела и, запустив установку, предложил приступить к делу. При этом, старшим назначил меня. На моё же изумление он ответил:
- Не справишься - назначу другого.
И он удалился, пообещав подойти через час.
После небольшой паузы, во время которой мои напарники внимательно смотрели на меня и ждали распоряжений, я предложил:
- Если честно, друзья мои, то я признаюсь, что никогда не руководил ещё никем и ни чем. Но делать нечего. Предлагаю сначала познакомиться. Меня зовут Лёней...
- Меня - Миша, - произнёс, слегка смутившись, Михаил и тут же протянул мне руку, а затем и нашей напарнице.
Она тоже смутилась и очень робко произнесла:
- Очень приятно! А меня - Зоя.
Наши ладони тоже скрестились в лёгком рукопожатии и я тут же продолжил свои предложения.
- Для начала, Миша, ты останешься под навесом и будешь отбрасывать сухой горячий песок от сопла сушилки, чтобы тут не образовалась гора, а мы с Зоей будем загружать этого монстра огнедышащего.
Возражений не было. Работа началась. Через час под навесом образовалась большая куча ещё горячего песка. От неё шло тепло во все стороны и вскоре мы с Мишей уже разделись по пояс и просеивали эту кучу через сетку, прежде чем загружать её в бункер. Зоя тоже хотела снять свою блузку с коротким рукавом, но мы стали возражать и вообще попросили её не входить под навес, пообещав справиться без неё.
Когда пришёл механик, то у нас бункер стоял полный и ждал дальнейших действий людей. Механик закрыл плотно крышку, аккуратно убрав все песчинки с резиновой прокладки. Потом он запустил компрессор и тот погнал по толстым шлангам сухой песок наверх. В этот раз подавали песок на четвёртый этаж. Когда бункер опустел, механик заглушил компрессор и присел на тёплую кучу, достав папиросы. Он предложил их и нам, но мы все были некурящие.
От механика мы узнали, зачем подаётся песок на этажи уже в подробностях. Это оказалось довольно любопытно. Песком засыпали бетонные перекрытия. Потом его разравнивали и уже на него укладывали лаги, а на них настилали пол. Таким образом, весь пол ложился на песчаную подушку, которая и гасила все звуки. Получалось, как в домах старой постройки, где были перекрытия деревянные, но состоящие из двух прослоек. Потолок висел на одних балках, а пол следующего этажа настилался на другие. Между ними была звукоизоляционная засыпка из песка, опилок и стружек.
В таких домах между этажами и квартирами была почти стопроцентная звукоизоляция. Ведь и между квартирами была почти капитальная стенка. Это уже потом какой-то "мудрец" "сэкономил" грошовые затраты, которые в последствии и принесли печальную славу "Хрущёвкам" за свою звукопроницаемость. Только события "горбачёвской перестройки" положили начало прозрения. Тогда стало понятно, что люди эти в правительстве действовали целенаправленно и цели эти расходились с интересами основной части населения страны.
Но Зоя в этой истории заняла особое место для нас, обоих молодых людей: Миши и меня. Её фамилия натолкнула нас на мысль о том, что она не совсем, чтобы русская. И это подтвердила сама Зоя, сообщив нам, что её отец - татарин, а мама русская, что живут они в Ленинграде, как поженились родители. Но отец её придерживался строгих правил, принятых в татарских семьях испокон веков, так что Зоя выросла в условиях не совсем таких, как наши русские девушки.
Вот, по этой-то причине она и привлекла наше внимание. Внешне она, практически, не отличалась от многих других девушек. Да, она была очень стройной, достаточно высокой (всего сантиметров на пять-шесть ниже меня), приятное и удивительно приветливое лицо. Но было ещё в ней что-то весьма привлекательное - её манера себя держать. Она это делала удивительно женственно, была очень скромна и тактична. По сравнению с ней многие наши девушки, выглядели, как заведомые вертушки. Кроме всего прочего, они всегда были несдержанны и всюду совали свой носик, хотя это совсем и не требовалось по ситуации. Просто их ничто не сдерживало внутри - не было такое воспитано.
Зоя, как раз, выгодно отличалась именно тем, что её присутствие в большей степени чувствовалось, нежели воспринималось по каким-то действиям, поступкам и высказываниям ни к месту. И для Миши, и для меня это было неожиданно приятно и вообще необыкновенно.
Уже через три дня мы с Мишей были влюблены в Зою, да так, что не могли уже обходиться без её присутствия. Если нас посылали куда-то: на склад за рамами или дверьми, мы ехали все трое, хотя Зое не давали ничего носить и поднимать тяжёлое. Именно потому, что она ничего не требовала сама, нам всё хотелось делать для неё и обязательно незаметно и так, чтобы она не подумала. что мы это делаем из-за каких-то корыстных целей.
Зою мы стали пораньше отпускать в столовую, чтобы она брала на нас на троих обед. И с этой обязанностью она справлялась наилучшим образом. К нашему приходу нас ожидал всегда хорошо накрытый стол, тщательно вытертый, а все блюда аккуратно расставлены. И каждый обед превратился у нас в праздник.
Когда через неделю Миша объявил, что у него день рождения, нас ожидал не просто стол, а стол накрытый белой скатертью, которую Зоя выпросила у столовских работниц. На столе стояла бутылка из под молока, а в ней полевые ромашки. Все, кто обедал в это время, а это рабочие с нашей стройки, с интересом поглядывали на наш столик. Кроме нарядности самого столика обычной столовой, его украшала девушка с чёрными косами, связанными сзади полукругом. Косыночка её, которую Зоя надевала, когда мы крутили свой сушильный агрегат и пыль летела во все стороны, сейчас покоилась на её плечиках, что вообще довершало картину привлекательности нашей спутницы.
Потом мы вернулись к месту своей трудовой деятельности и под навесом улеглись на ещё тёплые кучи песка. У нас ещё было полчаса обеденного времени и мы его потратили на вопросы и ответы. В результате, выяснилось, что моё день рождение уже прошло, так как я был апрельский, а у Зоеньки оно будет в этом году 30-го сентября.
Неожиданно Миша предложил:
- А давайте мы так же отметим и ваши дни рождения, но сейчас, пока мы вместе. У меня ещё не было такого приятного дня рождения, как сегодня.
Мы охотно согласились, после чего стали тянуть жребий: кому - завтра, а кому - послезавтра. Мне выпало на завтра, а Зое на следующий день. Естественно организационную сторону пришлось взять на себя Зое, так как она в этом деле, как выяснилось, неплохой специалист, если учесть, что мы с Мишей вообще в этом были никто.
Миша был очень неплохим парнем и, в какой-то степени, как мне казалось, даже во многом лучше меня. Он был спокойнее, более уравновешенный. Это я, вечно активный, как называли меня однокурсники, мог утомить кого угодно своими фантазиями и фантастическими предложениями. И на мой взгляд, Миша был куда достойнее расположения Зои, но, впрочем, мне не мешало это быть самому влюблённым в неё. Да и она сама к чествованию моего прошедшего дня рождения устроила столик в столовой ещё более шикарно. Конечно, это можно было объяснить и тем, что о Мишином дне рождения мы узнали непосредственно в этот день, так что Зоенька исходило из того, что было у неё под рукой.
На мой же день рождения она принесла скатерть из дома и она была не совсем белой, а в крупных бутонах роз по углам и в центре. И цветы она умудрилась как-то принести незаметно не полевые ромашки, что цвели у нас на пустыре, через который мы и ходили в столовую, а настоящий, купленный букет из крупных белых астр. Я был так растроган, что долго не мог успокоиться. И после обеда я стал настаивать на том, чтобы Зоя взяла с меня деньги за этот букет.
- И вообще, - говорил я, - достаточно было одной красивой скатерти, а букет - это уже просто лишнее.... Кстати, как ты умудрилась его раздобыть? Ведь с утра у тебя не было его?
- А я в шкафчике, в раздевалке его поставила, а когда пошла в столовую, то забежала за ним.
- Ну тогда мы будем считать с Мишей его общим: и вчерашний и сегодняшний - идёт?
- Нет, - возмутился Миша, - свой я уже получил вчера и очень им был доволен. Так что, всё в норме. Спасибо, Зоенька! О нас ещё никто так не заботился в дни рождения, честное слово!
- Кроме мамы, пожалуй, - добавил я.
- Это - да! - подтвердил Миша.
Но Зоя наотрез отказалась брать деньги и вообще заявила:
- Хоть небольшие, но у меня есть мои деньги на мелкие расходы, так что не обижайте меня, мальчики! Примите мои подарки от чистого сердца.
Мы наперебой с Мише стали её благодарить и просить прощение за доставленную неприятность с этими деньгами.
- Просто нам они всегда так трудно доставались, что я, например, вообще никогда никого не поздравлял - не имел возможности. Простите за такое самобичевание, но это правда. После войны мы очень трудно жили.
- Точно-точно! - подтвердил Миша. - У нас всё было так же. Я и в компании никогда не ходил, да и не тянуло.
- Вот по-этому вы мне и нравитесь, - смущённо заявила Зоя. - И я готова для вас обоих сделать что угодно.
Мы тоже оба были сильно смущены таким признанием и просто молча оба протянули свои руки Зое и благодарно пожали её маленькую девичью ладонь.
На следующий день, уже по взаимной договорённости с Мишей, он принёс цветы - гладиолусы, а я, когда Зоя ушла в столовую накрывать стол, сбегал через линию на Московский проспект и принёс оттуда всем мороженное. Я его положил в два пакета, попросил кусочек льда и сунул его туда же, а потом уже всё сложил в свою сумку. Мороженное было на десерт.
Но ещё больший десерт получился после обеда. На этот раз я рассказывал о философских проблемах научных доказательств истории возникновения нашей галактики и нашей планеты, в частности. И Миша, и Зоя, слушали с интересом. А я был на своём коньке. Если тема меня интересовала и волновала в достаточной степени, то я мог, не сходя с места, прочитать такую вдохновенную лекцию, что ещё не каждый преподаватель опытный этак сможет сделать.
Никогда не забуду, как смотрела на меня и как слушала Зоя. Ах, как светились её глаза! И я был бесконечно рад, что прикоснулся к краешку совсем не знакомого мне мира, но который так меня манил к себе.
В последующие дни мы узнали от Зои, как поженились её мать и отец. Он здесь служил в армии, а выбрал мать Зои потому, что она была очень приветлива и вела себя так же, как и Зоя. Когда они поженились, её отец поставил условие, что в семье главой семьи всегда должен быть муж и тогда мир и счастье всегда будут в семье. И так оно и случилось.
- Мама никогда не повышала свой голос: ни на мужа, ни на детей, но зато они всё делали по её первому желанию, по первой просьбе. И всю свою жизнь они старались выдерживать это хрупкое равновесие. Отец старался не приказывать, но, если он это делал, то мог убедительно доказать, почему так надо сделать или поступить. И его авторитет был и есть непререкаем в семье. Все члены семьи его слушаются.
Я слушал и во всём с ней соглашался. Мне всё это было понятно тогда, словно это говорил я сам. Почему так было, я не знал тогда ещё. Только позднее, когда жизнь столкнула меня со львицами, драконами и теми женщинами, которые могли бы фронтом командовать, я стал понимать, что это всё противоестественно природе всего рода человеческого. А доказать, что это именно так, я смог уже будучи совсем пожилым человеком, когда стал заниматься "Ноосферной теорией", продолжая дело Вернадского - выдающегося геофизика и биофизика одновременно.
Уже, когда подходил к концу наш трудовой семестр, мы в один из обеденных перерывов решили подняться на этажи дома, в строительстве которого мы принимали участие. И первое же, что мы обнаружили, что гениальная задумка архитекторов по улучшению звукоизоляции между этажами, самым грубейшим образом не выполнялась. Из-за трудностей по выравниванию песка и укладке лаг на песок, строители всё делали наоборот. Они сначала укладывали лаги прямо на бетонные перекрытия, а потом уже все промежутки засыпали песком. И получалась бессмыслица. В таком случае песок роли своей не выполнял. Все ударные звуки от лаг тут же передавались бетонным перекрытиям и, естественно, что на нижних этажах всё будет слышно. Мы, как будущие инженеры, всё это понимали.
Когда у нас появился бригадир, мы поделились с ним своими наблюдениями.
- Вот что, ребята, - сказал он, - не суйте свой нос, куда вас не просят. Была комиссия создана по этому вопросу, ведь мы вечно зашивались с планом из-за этого песка. Думаете просто его выровнять, потом на нём ровно уложить лаги, а на них стелить пол, да ещё на шурупах. По проекту-то, половую рейку нужно было не на гвозди сажать, а на шурупы. Так это ж, сколько одних дырок нужно было сверлить?! Словом, комиссия решила делать так.
- Так, а как потом будет жильцам, это уже вас не касается? - спросил Миша.
- Да наши жильцы будут рады, хоть в какую въехать, только бы отдельная - вот так вот, - отпарировал бригадир.
На этом наша беседа закончилась. И закончилась ничем. Мы столкнулись с несправедливостью и халтурой, а сделать ничего не могли. Было очень грустно осознавать собственное бессилие. Выходило, что пионерская организация, комсомол, теперь институт и университет воспитывали нас в духе служения народу, а тут, конкретные прорабы и бригадиры из-за какого-то плана ставили на всём "служении народу" крест и точка. Значит, и план этот был антинародный. Мелькнув внезапно, такая мысль невольно вызывала озноб во всем теле. Всерьёз об этом не хотелось и думать.
В последний день мы явились за расчетом. Нам выписали нарядов по 75 рублей каждому. Если учесть, что стипендия была 45 рублей, то такая прибавка превращала стипендию на пять месяцев в 60 рублей. Но это были только теоретические расчеты. А в жизни было, как в жизни. Мы вместе поехали на Невский, чтобы в "Лягушатнике" посидеть и поесть мороженого. Но в Лягушатник была большая очередь. Студенты уже съезжались к началу учебного года и, естественно, многие из них были уже здесь. Тогда мы поехали в более скромное кафе-мороженное, которое было между Литейным и улицей Восстания, тоже на Невском проспекте. Там мы просидели часа два, говорили ни о чём - просто нам вместе было хорошо. Потом всё-таки наступила минута расставания. Мы посадили Зою на её автобус номер два, Миша поехал на метро, а я на троллейбусе. Так на разных видах транспорта, в разные стороны, нас разводила судьба, оставив лишь неизгладимый след в памяти и на всю жизнь.