Как часто человеку хочется оказаться на месте кого-нибудь другого? Как часто ему приходится скрывать свое истинное лицо, намерения и желания то ли из собственной выгоды, то ли по воле обстоятельств?
Карнавал издревле считался именно тем местом, где можно было спрятать не только лицо, но и душу. На одну ночь можно стать совершенно другим человеком, никому не знакомым, даже самому себе.
Именно поэтому Карнавальная Ночь была для него такой особенной. Он ждал ее каждый год, ждал больше любого другого праздника. В эту ночь он мог стать кем угодно, воплотить в реальность все свои желания, которые он никогда никому не раскрывал.
На улице уже стемнело, когда он выглянул в окно. Толпа людей в красочных, сказочных, невероятных костюмах валила на центральную площадь, где по старой традиции собирался весь город, чтобы танцевать всю ночь и делать то, что хочется больше всего.
С улицы доносились веселые голоса людей, пьяное пение, вульгарный смех. До начала праздника оставался всего один час. Его охватило предпраздничное возбуждение, само ожидание этого невероятного события было поистине прекрасным.
Он уже давно был готов. И хотя костюм ему слегка жал, он не обращал на это внимания. А как только он немного выпьет, и вовсе позабудет об этом. В последний раз окинув себя взглядом с ног до головы в зеркале, он натянул на лицо черную маску.
Вскоре и он уже был частью огромной толпы гуляк и повес, слонявшихся в эту великую ночь по улицам. Он не узнавал ни одного человека рядом с собой, и это было так замечательно, он чувствовал себя таким свободным, как никогда, ведь и его тоже никто не узнавал. Никто не станет его судить за что бы то ни было, никто не станет упрекать или кидать на него косые взгляды на следующий день.
Какой-то добрый человек, угостил его пинтой пива, когда он проходил мимо кабака. Спустя некоторое время он уже сидел внутри в компании незнакомых людей и распивал горячительные напитки покрепче, пел незамысловатые песенки с пошлым подтекстом и хохотал во всю глотку. В этот момент он чувствовал, что эти люди - его ближайшие друзья. Больше всего ему понравился чудак, вынарядившийся шутом. Бубенчики на его шапке позвякивали в тон его заливистому смеху. В компании можно было найти самых разных персонажей: был здесь и бродяга в обносках, но его холеные руки, гладковыбритый подбородок и искристые глаза выдавали истинное происхождение; была и графиня в пышном красном платье, с оголенными плечами, с тоненькой, затянутой корсетом, талией, с маленькой черной родинкой на груди, однако она заряжала такие грубые шутки, так громко смеялась и так много пила, что весь ее блеск быстро терял свой эффект; был и греческий мудрец, с огромной седой бородой, одетый в длинную белоснежную тогу, но речи его были такими глупыми и смешными, что уж лучше бы он нарядился шутом.
Было и много других, но всех запомнить он не смог, да и не пытался - не было в этом никакого смысла. Ведь, скорее всего, они больше никогда не встретятся. А если и встретятся, то ни за что не узнают друг друга.
Когда они все уже хорошенько нахватались, кто-то предложил подебоширить немного. Под общий смех и ругань, они стали вламываться в дома к чужим людям. Поначалу им просто нравилось видеть перекошенные от испуга рты и выпученные глаза. Но потом это стало скучно, и они принялись громить в доме все, что попадется под руку. После двух таких выходок, кто-то предложил лучше прибирать к рукам ценные вещи, нежели бездумно ломать все подряд. Его друзья хватали все, что могли унести. Вещи уже сыпались у них из рук, но они все гребли и гребли, так как жадность их в эту ночь, как и прочие пороки, не знала преград.
Сам он взял себе лишь одну красивую маску, сорванную с какой-то девицы. Уж очень ему понравилась эта вещь, она вся переливалась в тусклом свете свечи и как будто была обшита золотом. Он подумал, что она может пригодиться ему на следующую Карнавальную Ночь.
Проходя мимо одной из комнат, он ненароком увидел, как один из его друзей в костюме короля зажимает в углу молоденькую девушку, тщетно сопротивляющуюся его сильным рукам. Будь бы это какая-то обычная ночь, он бы непременно вмешался и надавал бы негодяю хороших пинков, но не сегодня. Сегодня была ночь, когда дозволено все.
А вот его друг Шут стоял в стороне и хохотал со всего этого погрома.
- Почему ты ничего не берешь себе? - Спросил он Шута.
- Мне это все ни к чему, - ответил тот. - У меня есть все, что я пожелаю. А если я вдруг пожелаю чего-то нового, то и это станет моим.
- Но как такое возможно? - не понял он.
Шут загадочно улыбнулся.
- Просто я умею быть обаятельным, - объяснил он. - Люди меня любят и сами отдают мне все, чтобы я ни сказал.
И Шут вновь залился своим заразительным хохотом. Он не удержался и рассмеялся вместе с ним.
- Но, знаешь, я бы не поддался на твои уловки. Я бы тебе ничего не отдал, - проговорил он сквозь смех.
- И ты тоже не устоишь, поверь мне, дружище, - уверенно проговорил Шут, перестав смеяться. - Уж лучше не спорь со мной.
- Но как? Но как ты сможешь меня уговорить? - Все не мог успокоиться он.
Шут вздохнул, затем оглядел его с ног до головы, словно взвешивая все "за" и "против". Посмотрев по сторонам, он вновь оглянулся к нему и, подойдя вплотную, прошептал на ухо:
- Пойдем-ка лучше от этих разбойников. Выпьем еще по стакану да погуляем на площади. Что скажешь?
Он пожал плечами и сказал, что ничего не имеет против. Ведь, в конце концов, ему уже начинало надоедать глупое поведение его друзей.
И они ушли. Пришлось искать новый кабак, так как в предыдущем никто не расплатился, и теперь им лучше было там не появляться.
Они выпили еще немного. Шут научил его смешным стишкам, затем они танцевали жигу - веселый танец моряков, и отправились, продолжая приплясывать, на площадь. На площади собралась масса народу. Посредине стояла небольшая сцена, где играли пьяные музыканты. Люди толпились вокруг, шатаясь, но при этом, пытаясь держать траекторию в танце.
Они с Шутом пробрались в самое сердце толпы, где почти началась давка. Шут закружил его в новом танце, не переставая смеяться своим чудным смехом.
Слыша этот смех, ему даже подумалось, что, пожалуй, жаль будет расстаться с этим веселым парнем. И впервые у него проскочила мысль, что, возможно, было бы неплохо остаться с ним друзьями и в настоящей жизни, за пределами этого пандемониума.
Закружившись в танце, он едва не упал, но Шут проворно подхватил его, не дав удариться о землю и быть затоптанным множеством танцующих ног. Однако при этом их лица на мгновение оказались столь близко друг другу, что он ощутил на себе теплое дыхание Шута, и это вызвало в нем какие-то диковинные ощущения, сбившие его с толку и даже заставившие его немного смутиться.
Крепко встав на ноги, он невзначай оттолкнул Шута, лишь бы только не ощущать на себе его прикосновение.
Словно прочитав его мысли, Шут рассмеялся, да так добродушно, что все его тревоги вмиг испарились.
- Ты чего хмуришься? - Спросил Шут. - Надо было позволить тебе упасть?
И вновь расхохотался.
Он лишь улыбнулся в ответ, не в силах устоять перед такой искренней радостью.
Этой ночью небо было безоблачным и звездным. И бесконечно красивым.
Он танцевал, позабыв обо всем. Танцевал с женщиной, в маске львицы, с девушкой в облике лесной феи, танцевал и с прочими персонажами. В какой-то момент он даже позабыл про Шута, настолько его увлекла одна преинтереснейшая особа. Все ее тело было разрисовано красными и оранжевыми цветами так, что казалось, будто она живое пламя. При этом одежды на ней была самая малость. И эта малость ему отчего-то так досаждала, что он и сам не заметил, как его руки пробрались под ее наряд. Девица, оказалось, была даже не против, а лишь подзадоривала его бесстыжим взглядом.
Они выбрались из толпы и уединились в одном из узеньких переулков, где их никто не видел. Однако девица провела его и не позволила овладеть собой, лишь раздразнила его страсть и скрылась, а он так и не смог ее отыскать.
Настроение его немного испортилось, и он без особого энтузиазма вернулся в толпу. Люди плясали как ни в чем не бывало и среди толпы, он узнал Шута.
Шут танцевал с одним из незнакомцев и смеялся также искренне, как совсем недавно смеялся вместе с ним.
Его почему-то захлестнула обида. Ведь он вернулся сюда в надежде найти его, чтобы Шут вновь развеселил его, закружил в танце, а он веселился с кем-то другим. И хотя он понимал, что не мог винить его, ведь в эту ночь было дозволено все, он все же чувствовал себя скверно.
Но тут вдруг он заметил, что Шут смотрит на него и машет ему рукой, чтобы он присоединялся к ним. Однако ему больше не хотелось танцевать и петь. Он решил заглянуть в еще один кабак.
Там он снова напился так, что едва стоял на ногах. Хозяин этого кабака оказался посуровей других, и за то, что он не захотел платить, его грубо вышвырнули на улицу, и он хорошенько проехался лицом по булыжной дороге.
Шатаясь и спотыкаясь, он поплелся куда-то, сам толком не зная, куда. Маска его сползла так, что почти ничего не было видно перед глазами.
Он наткнулся на кого-то и, раскланявшись в извинениях, собирался уже было идти дальше, как вдруг человек схватил его за руку. Он попытался вырваться, но чуть не упал. Человек ласково поправил ему маску на лице, и он увидел перед собой Шута, смотрящего на него с укором.
- Почему ты ушел без меня? - Спросил тот с искренним удивлением на лице. - Без тебя было совсем невесело.
Но он ему не поверил, и отвернулся.
- Ты снова хмуришься?
Он не ответил.
- Ладно. Если тебе неприятна моя компания, тогда я лучше уйду. Прощай, дружище.
И Шут, помахав ему, развернулся и пошел прочь. Он несколько секунд смотрел ему вслед, борясь с внутренней волной, а затем не выдержал и побежал вслед за Шутом.
- Нет! - Сказал он. - Я не хочу, чтобы ты уходил.
Тогда Шут подарил ему свою теплую улыбку, и на душе у него полегчало.
- Знаешь, я придумал новую забаву, - проговорил он, интригующе.
- Какую?
- Но нет, думаю, тебе не понравится.
- Что? Говори же!
Шут покачал головой.
- Не хочу, чтобы ты снова уходил. А эта забава может показаться тебе сумасшедшей.
- Но ведь сегодня такая ночь! Сегодня все делают, что захотят! - Воскликнул он. - Я соглашусь на любую забаву!
Шут как-то непривычно усмехнулся. Затем вдруг приблизил лицо и поцеловал его в губы.
В нем снова проснулись те странные чувства, как тогда на площади, когда Шут был также близко. Это испугало его и в то же время ему это показалось и вправду забавным.
- Сегодня ведь можно все, - проговорил Шут, не сводя с него глаз. Он больше не смеялся, и в лице его как будто что-то изменилось. Не было тех морщинок в уголках рта, что он привык видеть, когда Шут хохотал.
Это было странно, но он хотел, чтобы Шут поцеловал его еще. Однако Шут этого не делал. И тогда он сделал это сам.
Верно, сегодня можно все. Завтра все будет по-старому. Не будет пьяных оргий, не будет Шута. Все равно никто не узнает, что он сегодня делал. А он и так натворил немало глупостей, так что еще одна глупость ничего не изменит.
Хмель ударил в голову, и он совершенно потерял контроль над своими действиями. Все как-то в миг перестало существовать, и он больше ни о чем не думал.
Шапка Шута слетела на мостовую, бубенчики громко звякнули в последний раз.
Они не стыдились людей, их смешков и возмущенных восклицаний. Они вдвоем смеялись над прохожими и продолжали забавляться. Шут раздел его догола и заставлял делать совершенно неприличные вещи, которые бы он ни за что на свете не делал бы, не будь это Карнавальная Ночь. В пьяном бреду все это казалось ему очередным развлечением, полуобманом, полусном, который развеется с наступлением утра. А до тех пор он позволил себе увлечься этим своеобразным магическим танцем, в котором его вновь закружил Шут.
Они скатились в прохладную траву, вниз по пологому склону, в темноту, где их больше никто не мог видеть, под звездное одеяло ночи.
Когда буря странных, диких эмоций утихла, они просто раскинулись на траве и рассматривали звезды, а звезды смотрели с высока на них. Долгое время они лежали молча, не решаясь говорить, не решаясь нарушать эту необычную связь, возникшую между ними.
- Это была самая необычайная Карнавальная Ночь в моей жизни, - первым произнес он. И тут же постыдился своих слов.
Шут по привычке весело рассмеялся.
- Ночь еще не закончилась, - проговорил он, слегка коснувшись его щеки рукой. - Мы можем сделать то, чего еще никто не делал в Карнавальную Ночь.
Глаза Шута заискрились тем особенным огоньком, за который Шут ему и понравился.
- Что скажешь? - Спросил Шут. - Хватит тебя на еще одну безумную идею?
Шут произнес это, дразнясь, в шутку, лишний раз подчеркивая, что все, что объединяло их в этот вечер, было глупостью и праздностью.
Он знал, что так оно и было на самом деле. Но отчего-то ему это знание больше не доставляло такого удовольствия. Однако же он хотел знать, о какой новой идеи говорит Шут. И он кивнул, не сводя жадного взгляда со своего друга.
Нижняя часть лица Шута, ничем не прикрытая, растянулась в довольной улыбке. Его рука медленно потянулась к маске.
В следующий момент Шут сорвал с себя личину, все это время скрывавшую его лицо, и зашвырнул ее в реку.
Перед ним предстало бледное насмешливое лицо с мелкими морщин вокруг глаз, острым носом и тонкими губами. Но зеленые веселые глаза Шута остались прежними, и именно в них и заключалось все то волшебство, которое влекло его к этому человеку.
Это было немыслимо - снять маску в Карнавальную Ночь. Это означало лишить себя всех радостей, всех утех, ведь тебя все будут видеть, и на следующий день все будут знать.
Но Шут открыл ему свой лик, и он не мог остаться перед ним в долгу. Он решительно сдернул свою маску и разорвал ее надвое.
Шут внимательно рассматривал его несколько секунд, а затем на его лице снова появилась широкая ухмылка.
- Я же говорил тебе, что и ты не устоишь.
Он взглянул на Шута с недоумением.
- Я говорил тебе, что могу заполучить все, чего только пожелаю. В тот момент, когда ты не поверил мне, сказал, что не попадешься на мои уловки, мне захотелось сорвать с тебя маску, раздеть, чтобы ты остался ни с чем, чтобы тебе не за что было прятаться.
Его как будто окатило холодной водой. Это был совершенно не тот Шут, с которым он гулял всю эту ночь. Перед ним почему-то сидел другой человек. Незнакомый человек. Чужой человек. Человек, который заставил его снять маску и теперь насмехался над ним.
- Не хмурься, дружок, - рассмеялся Шут своим отвратительным смехом. - Я ведь предупреждал тебя.
- Но... почему я? - Все еще не мог понять он.
- Почему ты? Да это же просто. Всех прочих маски совершенно не скрывали. Они носили их так неуклюже, выбирали свои образы так необдуманно, что все то, что они так старались спрятать, лишь еще сильнее выделялось, контрастируя с маской. Я видел всех этих людей насквозь. А ты оказался чем-то другим. Тебя я не мог разглядеть под маской.
- Зачем нужно было все это? Ты мог просто сорвать с меня маску.
- Нет, - покачал головой Шут. - Я хотел, чтобы ты снял ее сам.
- И что? Ты доволен теперь? - Спросил он со злостью и обидой в голосе.
- Теперь я вижу, что твоя маска - это то, кем ты на самом деле хочешь быть. Точнее, это и есть ты. А твоя настоящая маска - это твое лицо, что его видят люди каждый день. Ни больше, ни меньше.
И Шут расхохотался. Так нагло и заливисто, что он просто не мог выдержать этого смеха, поразившего его в больное место. Он накинулся на Шута и ударил его, не жалея сил. Шут упал в траву от неожиданной атаки. Когда он поднял голову, с носа у него текла струйка крови. Лицо исказила уродливая гримаса.
- Хочешь еще поиграть? - Спросил Шут, подымаясь на ноги и вытирая кровь.
Шут ударил его с такой силой, что он почувствовал, как сломался зуб. Рот наполнился кровью, и он сплюнул.
Разъяренный, он кинулся на Шута, обхватил его шею и начал душить. Они оба снова повалились на траву, примятую их телами. Он ударил Шута локтем в лицо, а затем ударил снова и снова. Он продолжал бить его до тех пор, пока Шут не перестал дергаться. Тело его обессилено обмякло, но даже тогда он не остановился.
Он бил Шута, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво. И только тогда, глядя на свои дрожащие окровавленные руки, он вдруг осознал, что произошло.
Шут не двигался и не дышал.
Он отскочил от тела, страх выветрил весь хмель.
Карнавальной Ночью дозволено все.
Он вспомнил, что на следующее утро после Карнавальной Ночи всегда находили тех, для кого эта ночь стала последней.
Его вырвало. Какое-то время он обессиленный просто валялся в траве, не в состоянии даже встать на ноги. Затем, придя немного в себя, он бросился бежать.
Он бежал прочь, бежал, куда глаза глядят. Ему открылось истинное значение Карнавальной Ночи. Это была ночь разбойников и убийц. Эту ночь придумали отбросы общества, чтобы безнаказанно творить зло. Ночь, когда мир переворачивался с ног на голову. И он стал частью этого безумия. Они все были частью его. Нет, они все и творили безумие. Из года в год. Не понимая ничего.
Ноги сами несли его к площади. Люди, проходившие мимо, кричали ему вслед непристойности и смеялись в его открытое лицо. Он позабыл о маске, позабыл об одежде. Ему хотелось только поскорее убежать от того места, где лежал убитый им Шут. Его окровавленное лицо все еще стояло у него перед глазами.
На площади продолжалась бесконечное веселье. Пьяные тела падали на землю прямо посреди толпы, и по ним топтались словно они были частью пола под ногами.
Совершенно голый, испачканный кровью и рвотой, он, словно безумец, расталкивал людей и пробирался к сцене. Он хотел рассказать им всем правду, открыть глаза этим слепцам, ведь и сам он недавно был таким же слепцом, показать им всю ту мерзость, что они творили. Он не думал о том, как он выглядит, не думал о том, что он без маски. Какое это теперь уже имело значение, после того, что он совершил.
А люди хохотали ему вслед и отшатывались как от прокаженного, но он этого всего не замечал.
С горем пополам ему удалось взобраться на сцену. Отупевшие от веселья музыканты, все пытались согнать его, скинуть, но, увидев, что толпе этот странный голый человек, да еще и без маски, доставляет удовольствие, они позволили ему остаться.
Он кричал, размахивал руками, заглядывал им в глаза - всеми способами пытался докричаться до их сердца, их души, объяснить людям, какая ужасная затея эта Карнавальная Ночь, какая на самом деле страшная. Но они не слышали его, они были глухи.
А он слышал их прекрасно. Они без конца и края твердили о том, что на нем не было маски.
- Вот чудак!
- Совсем тронулся! Зачем же он снял маску!
- Да вы поглядите только на него! Он же без маски!
- Сумасшедший!
- А что же он будет делать завтра, его же все узнают!
- Бывают же такие дураки!
- Да вы послушайте, что я вам говорю! - Прокричал он, но его голос затонул в шуме толпы.
Глядя на тысячи красочных масок, он все пытался увидеть хотя бы одно настоящее лицо. Но его поиски оказались тщетными. Он вдруг осознал, что единственное лицо без маски, которое он сегодня видел, принадлежало Шуту.
И от этой мысли ему стало так тоскливо и холодно, так одиноко на этой голой сцене среди пьяных, потешавшихся над ним музыкантов. Так одиноко в этой толпе одурманенных, обманутых людей. Людей, которые хотели быть обманутыми и так сильно не хотели видеть правду в зеркале, что надевали маски и костюмы.
Под общий хохот он кинулся прочь со сцены, кинулся прочь с площади.
А ведь Шут был прав, был прав во всем, - думал он на обратном пути к мосту. Маски, которые были сегодня на людях - были, на самом деле, их настоящие лица. Все их пороки вылезли наружу, они сами вывернули свои прогнившие души наизнанку. Все было верно. Карнавальная Ночь - была ночью истины.
И вспоминая все Карнавальные Ночи в своей жизни, он все больше и больше чувствовал отвращение к самому себе. Все, что он творил, все, чего он на самом деле хотел - все это и была его душа. Грязная ничтожная душонка. Он ничем не отличался от тех зевак на площади, что глазели на человека без маски, как на восьмое чудо света.
Дойдя до моста, он уже знал, что ему делать.
Под мостом, недалеко от тела Шута, он нашел большой тяжелый камень. Дотащил этот камень наверх и взобрался на невысокие перила.
Небо на востоке уже начинало светлеть - огромный солнечный диск мало-помалу поднимался из-под земли.
Последнее, на что он смотрел перед тем, как прыгнуть в воду, было нагое распростертое тело на берегу реки. И ему вспомнились слова Шута.
"У меня есть все, что я пожелаю. А если я вдруг пожелаю чего-то нового, то и это станет моим".