Аннотация: Короткие рассказы от лица шестилетнего мальчика.
Полоска
Когда я подхожу к подъезду, в окне первого этажа часто вижу полосатого кота.
- Смотри, опять Полоска выглядывает, - трясу я мамину руку.
- Какая полоска? - удивляется мама.
- Не какая, а какой. Вон за горшком.
- Где? - мама вытягивает шею и смотрит в чужое окно.
- Да вон, видишь, усы торчат.
- Дима, не вижу я никаких усов. Только утюг, аспарагус и книжку.
- И хвоста полосатого не видишь?
- Нет.
А в соседнем окне стоит клетка с волнистым попугайчиком. Он скачет по жёрдочке, и постукивает клювом о колокольчик.
- Мам, ты, правда, Полоску не видишь?
- Не вижу, - вздыхает мама.
- Это хорошо. Получается, я его выдумал. А раз выдумал, он тогда до попугайчика не доберётся.
Кораблики в бутылках
Я большой специалист по разгадыванию секретов. Например, я знаю, что в светофоре лампочки от электричества зажигаются и светофорные человечки тут совершенно не причём. Только с одним секретом до сих пор мучаюсь. Этот секрет у дедушки Лёвы дома. Стоит на полке рядом с сушёной морской звездой и большой ракушкой. Я его и так вертел и сяк, и дул на него, и об штанину тёр, сам не знаю зачем - не поддаётся.
- Ну, Дима, разгадал, как кораблик в бутылку засунули? - спрашивает дедушка Лёва, когда мы к нему в гости приходим.
- Почти.
- Давай расскажу, - предлагает дедушка и улыбается. Усы у него разъезжаются в разные стороны.
- Нет! Не надо!
- Ну ладно, если что - обращайся.
Дедушка идёт на кухню печь блины, а я встаю коленками на письменный стол, пока мама не видит, носом прямо в бутылку с корабликом утыкаюсь и разгадываю. Я матросов вижу и юнгу, и капитана с золотым крабом на фуражке. Я их прошу:
- Откройте секрет!?
А они молчат. Не слышат, наверное, через стекло. В общем, я решил, надо морскую азбуку изучить. Сделаю флажки из маминых платков, буду махать и просить:
- Откройте секрет. СОС.
Так, кажется, на морском языке разговаривают. И они ответят. Обязательно.
Велосипед
Однажды мы с папой отправились покупать настоящий скоростной велосипед.
- Велосипед, Дмитрий, лучший друг человека, - сказал папа.
- Ага, - согласился я.
- Я жалею, что, прожив 34 года, так и не проехал на велосипеде от нашего города до Верхних Столбищ, - поделился со мной папа, - из машины никакой красоты не увидишь.
Когда мы подошли к спортивному магазину, оттуда как раз выходил дяденька и вёл велосипед с рулём, как бараньи рога, и весь в проводах.
- Смотри, Димка, серьёзная машина, - сказал папа.
- Ага, - сказал я и навалился плечом на стеклянную дверь.
Потом мы с папой долго бродили среди велосипедов, роликов, надувных лодок, самокатов, мячей и клюшек. Вернее, это я бродил и устал, и пить захотел, поэтому сел на скамейку и куртку расстегнул. А папа, как остановился возле боксёрской груши, так и простоял там целую жизнь.
Потом мы поволокли домой эту грушу, а папа посмотрел на меня и сказал:
- Знаешь, сын, порой не ты выбираешь друзей, а друзья - тебя.
Я понял, что это был тот самый случай.
Роза и тюльпан.
В нашем дворе часто гуляет девочка Роза. Она живёт в соседнем доме, поэтому детская площадка у нас общая. Моя мама иногда просит Розину бабушку:
- Присмотрите, пожалуйста, и за моим пять минут. Я за курткой сбегаю, что-то прохладно.
- Обязательно, - говорит Розина бабушка и надевает очки.
Мама всегда быстро возвращается и, запыхавшись, интересуется:
- Ну, как?
- Не беспокойтесь, я троих внуков вырастила, Роза - четвёртая. У меня никаких ЧП быть не может.
Потом Розина бабушка снимает очки и читает маме газеты. Мама слушает, потому что не вежливо просить чужих бабушек за ребёнком присматривать, а потом идти в бадминтон играть.
А мы с Розой дружим. Она хорошая. Особенно мне нравятся её круглые щёки.
- Дима, а хочешь со мной на всю жизнь дружить?
- Как это? - растерялся я.
- Ну, это когда люди женятся.
Я посмотрел на Розины щёки и согласился.
- Тогда тебе имя нужно поменять, - сказала Роза и поправила мне шапку.
- Зачем?
- Ну, надо.
- А вдруг меня мама перестанет узнавать без имени? - забеспокоился я и снова сдвинул шапку на одно ухо.
- Теперь ты будешь Тюльпан, - Роза как будто не услышала моих слов про маму.
Честно скажу, я согласился. Не знаю, что со мной стряслось. Мы покачались на качелях, откопали какую-то железку в песочнице.
- Тюльпанчик, принеси мне совок, - скомандовала Роза. И я притащил совок. Наверное, она меня заколдовала этим именем. Я с тоской смотрел на маму, которая сидела на скамейке с Розиной бабушкой.
- Тюльпанчик, прогуляй нашу собаку, - Роза всучила мне резинового щенка на поводке из скакалки, и я пошёл с ним гулять. Точно, это колдовство. Я чувствовал, как у меня на голове сквозь шапку прорастают красные лепестки.
Я представил, что вырасту и стану Тюльпаном Андреевичем, и по спине у меня побежали мурашки.
- Дима, пошли домой, я замёрзла! - услышал я мамин голос, и лепестки тут же осыпались.
Да, мамы умеют расколдовывать. Я отдал Розе поводок и передумал жениться. Может, как-нибудь в другой раз.
Подоконник.
В нашей квартире пять подоконников. Самый лучший подоконник - в моей комнате. На нём стоит пульт управления полётами и телескоп, потому что на самом деле это космический корабль, он только днём подоконником притворяется.
Пульт управления у меня отличный. Его очень легко соорудить, если под рукой коробка от маминых новых сапог, пластилин и пара катафотов к велику. Телескоп не обязательно в "Юном технике" покупать. Лучше взять толстую трубу, а к ней изолентой лупу примотать. Толстую трубу можно найти возле магазина, где всё для ремонта.
Хорошо зашторится в космическом корабле и лететь. У нас есть глобус, на котором все звёзды отмечены. Он чёрный в жёлтую точку. Я его рассматриваю и выбираю путь. Захочу - к созвездию Орла полечу, захочу - просто на Марс. Хорошо, что я читать и писать научился. Теперь можно маме с папой записку оставить: "Я на Луне!". И лететь спокойно. Это на всякий случай, вдруг я заблужусь в космосе, тогда папа с мамой за мной прилетят. Снимут со своего подоконника в гостиной все горшки с цветами, быстренько пульт управления смастерят по моим чертежам - и звездолёт готов. Правда, мама высоты боится, поэтому я её тренирую. Пока она со мной на моём подоконнике летает. Сядет, коленки подожмёт и обязательно меня за руку держит. Ничего, у меня ещё одна рука есть, чтобы кнопки на пульте нажимать. Если что, я и носом могу. Мама дышит мне в ухо и боится. Бедная моя маленькая мама.
Наташа.
В квартире над нами идёт ремонт. Целый день там что-то сверлят и приколачивают.
Мне очень хочется посмотреть на новых соседей. Пока я слышу только весь этот грохот, а ещё над моей головой всё время кто-то бегает: топ-топ-топ - в одну сторону, топ-топ-топ - в другую.
После обеда мы с мамой собираемся в парк. Пока мама закрывает дверь на все замки, я подхожу к лестнице и поднимаюсь на несколько ступенек. Если вытянуть голову, то видно, что дверь квартиры, где ремонт, открыта. Вдруг оттуда выбегает девочка, она свешивается через перила и смотрит на меня. У девочки чёрные блестящие волосы и чёрные узкие глаза. Она этими глазами как будто на крючок меня подцепила и держит.
- Дима! - зовёт мама.
- Иду! - откликаюсь я, а сам стою как вкопанный.
- Дима, я спускаюсь!
- Я тоже.
А сам стою и на девочку смотрю, лицо у неё хитрое и ямочка на одной щеке. - Дима! - голос у мамы становится строгим.
Девочка решила меня пожалеть и перестала глазами держать. Я побежал вниз, а она крикнула вслед:
- Меня Наташа зовут!
- А меня Дима! - это я уже с первого этажа отозвался.
Если бы я мог так кого-нибудь своими глазами держать! Если бы мог, то держал бы Наташу.
Одна такая.
Девочек много на свете. Сядешь в троллейбус, а напротив обязательно девочка окажется. С косичкой или в шапке с помпоном, иногда с куклой в руках. Я всегда в окно смотрю, потому что девочки они так умеют отвлекать от важных мыслей, как никто. Например, сижу я, думаю, что будет, если Земле надоест крутиться в ту сторону, в которую она крутится? Она вдруг возьмёт и обратно поедет, что с нами тогда случится? Так вот, я не успеваю эту мысль додумать, потому что девочка напротив, взяла и стала носком своего красного сапога по моему ботинку стучать. Стучит, а сама на окно дышит и пальцем на стекле чертит. Я сначала решил, что она случайно, и поглубже на сидение задвинулся. А она тогда наоборот выдвинулась, чтобы до моей ноги достать и опять стучит. Я ноги поджал, она промахнулась и язык мне показала. А я - ей. На следующей остановке мы с мамой вышли. Я всю дорогу до поликлиники вспоминал, как у неё ухо из-под шапки торчало, а над ухом завиток и на лбу завиток. Зачем мне такую ерунду вспоминать? Я даже злился на себя и решил, что теперь буду просто зажмуриваться в случае чего.
Девочек много на свете, и запросто могло так получиться, что в квартире над нами поселилась бы не Наташа, а любая другая. Или, вообще, поселился бы старичок какой-нибудь с таксой, или тётенька с кошкой. Как хорошо, что Наташины родители выбрали именно наш дом, именно наш подъезд, потому что теперь я точно знаю, что бывают девочки вообще, а бывает одна такая. Я смотрю с балкона, как она идёт в своём голубом плаще, и у меня в ушах начинается шум, который превращается в песню, а песня распускается во мне, как цветок, и хочется грустить и радоваться одновременно. Я закрываю уши, зажмуриваю глаза и стою так несколько минут, а потом иду собирать конструктор, потому что жизнь нужно продолжать. Если стоять вот так на балконе с песней в животе, можно превратиться в воздушный шар и улететь. А у меня - мама, папа, дедушка Лёва и бабушка Вера.
Русалки.
Мы с Наташей играем в русалок. Игра простая. Нужно взять несколько лохматых кукол и носки. Потом вдеть куклины ноги в носок - и русалка готова.
- Госкошные хвосты! - радуется Наташа. Она плохо выговаривает букву "р", а слов таких знает много.
Честно, я бы не стал ни с кем никогда в русалок играть, даже с Наташей, но она очень воду любит, у неё все игры такие. Я предлагал ей пиратский корабль в ванне топить, она согласилась, а потом вдруг передумала. От русалок я не успел отказаться.
Наташа покрутила кран и стала набирать воду в зелёный таз. Мы стояли и смотрели, как она хлещет.
- А знаешь, кто я? - шепчет Наташа мне прямо в ухо.
- Кто? - шепчу я в ответ, и ноги у меня как-то подгибаются.
- Я - дельфин. Я вгеменно такая, а потом в моге уплыву.
Наташа смотрит мне прямо в глаза, и я верю. И даже начинаю волноваться, что она прямо сейчас дельфином станет. Может, на всякий случай воду в ванну набирать, а не в таз, чтобы ей места хватило?
- Беги гусалку, котогая в синем хвосте, а я возьму гозовую.
Я беру русалку и плюхаю её в таз. Носок, то есть хвост, надувается пузырём. Я представляю, что это не русалка, а подводная лодка и мне становится даже чуть-чуть интересно.
Наташина подводная лодка погружается рядом с моей и говорит:
- Пгивет, Валенсия!
- Да, - отвечаю я.
- Что "да"? Ты - Валенсия, а я - Агиэль. Пгивет!
- Привет.
Наташа берёт с полочки шампунь и льёт его в таз, получается пена. И пахнет чем-то таким, что в носу холодит.
- Так кгасивее.
Моя подводная лодка совсем не видна.
- У-у-у-у, - я нечаянно начинаю гудеть, просто забываю, что у русалок нет двигателя.
- Ты чего гудишь? Штогм, что ли?
- Ага.
Так мы играем, пока в ванную не заходит Наташин брат Боря.
- Вы чего всю ванную залили?
- Закгой двегь! - злится Наташа.
- Ты чего мой шампунь в таз выдавила?! - орёт Боря
Оказывается, это был его шампунь.
Наташа включает воду и полощет мыльных русалок, а Боря убирает свой шампунь на верхнюю полку. Жадина говядина, а ещё взрослый человек. Когда он уходит, Наташа пристраивает мокрых русалок на батарею. С них капает вода.
- Пгидёшь ещё иггать?
- Приду, - говорю я. У Наташи чёлка почти до носа. За чёлкой прячутся глаза. Как же я могу не придти.
Мне пора домой. Наташа провожает меня до двери и громко поёт:
- А в помойке жил Богис, пгетседатель дохлых кгыс!
Я ей подпеваю, только про себя.
Гриша.
Грише два года. Мелкота. И на девочку похож. Я сколько раз говорил его маме:
- Тётя Оля, отстригите ему эти кудряшки.
- Зачем? Они ему не мешают.
- Понятно, что не мешают, но ведь на девочку похож.
- Я ещё годик полюбуюсь, а потом отстригу, - смеётся тётя Оля.
Через годик ему можно будет косы заплетать. Бедный Гришка.
Мне для Гриши ничего не жалко. Я ему свой старый экскаватор протягиваю, там всё равно ковш не работает. Ещё у меня целая коробка машинок, у которых чего-нибудь не хватает - колёс, дверок, фар. Гриша долго с ними играет. А уж медведей и собак пусть сколько угодно тискает. Они только рады. Им ничего оторвать невозможно, я за шесть лет не смог, а Гришка тем более не сможет - мелкота. Иногда я бегаю на кухню, чтобы воды попить или яблоко погрызть. И тут убежал на минуточку, возвращаюсь, а Гришка стоит на стуле и хозяйничает на полке с моими пластилиновыми человечками.
- Тебе машинок мало? Ты чего туда полез? - разозлился я.
А Гришка смеётся и кого-то мнёт. У меня в животе всё похолодело. Вдруг он самого доброго великана Федю мнёт?
- Ну-ка, со стула слезай, упадёшь! - говорю я строгим голосом и обхватываю Гришку под мышки. Он сползает со стула, протягивает мне разноцветный комок. Я смотрю и в животе у меня вообще всё замерзает, потому что этот комок - Федя. У него были зелёные штаны, а ещё с одной стороны сохранился Федин глаз.
Я смотрю на Гришку и понимаю, что сейчас стукну его или толкну. Вот через секунду. А Гришка вдруг перестаёт улыбаться, и нижняя губа у него выезжает вперёд.
- А если тебя вот так?! - показываю я на комок.
- И нада меня, - говорит Гришка.
Он подходит, прижимается ко мне и просит:
- И нада меня.
Глупый. Думает, я правда могу брата в комок смять. Ни за что! Федю я заново слеплю, я помню, каким он был.
Пуговицы.
У бабушки Веры есть большая шкатулка с пуговицами. Когда я был совсем маленьким и плохо ел, бабушка Вера доставала шкатулку, высыпала на стол пуговицы, а я их рассматривал. Не успевал и половину пересмотреть - каша кончалась, потому что я забывал, что надо отворачиваться и плеваться, просто ел и всё. Эту историю мне бабушка Вера сто раз рассказывала. Вообще-то, я до сих пор пуговицы люблю и ем плохо.
- Вот эта коричневая с синим глазком - с дедушкиного плаща. Финский плащ был, замечательный. Я за ним в универмаге такую очередь выстояла! Пока стояла, представляешь, ко мне собака подошла, вежливая такая, - рассказывает бабушка Вера.
- Как это к тебе в универмаге собака подошла? Туда разве с собаками пускают?
- Нет, она на улице подошла. Очередь-то была до центрального парка. Это же финские плащи выбросили, не абы что. Так вот, стоим мы, светает, я озябла, достала термос, бутерброд, а собака так вежливо на меня смотрит.
- Бабушка, ты что, ночью в очереди стояла?
- Ой, Дима, что я тебе голову морочу? Стояла. Было дело.
- А собака?
- Я ей бутерброд отдала, она поблагодарила и ушла.
- Хвостом повиляла?
- Точно.
- А вот эта пуговица откуда? - спрашиваю я и достаю большую красную пуговицу с золотым ободком.
- Да, за этими пуговицами пришлось поохотиться! - прищуривается бабушка.
Я сразу представил, как бабушка скачет на дикой лошади, в руках у неё длинная верёвка с петлёй, лассо называется, как в книжке про индейцев. Она эту верёвку крутит и собирается накинуть на удирающую красную пуговицу. Смешно.
- А зачем охотилась?
- Как зачем? Костюм на юбилей тёти Лиды сшила, а пуговиц подходящих нет. Мне их один коневод привёз из Германии с сельскохозяйственной выставки.
Тут я представляю, как этот коневод скакал за пуговицей на дикой лошади.
Мы долго ещё сидим за столом. Я нахожу себе железную пуговицу со звездой. Сразу понятно, что эта пуговица - солдат.
- Эта пуговица, Дима, драгоценная, я её уберу отсюда, - вздыхает бабушка Вера.
Я не понимаю, что в ней драгоценного, она не блестит совсем и не переливается.
- Может, ты вот эту уберёшь? - я протягиваю бабушке Вере зелёную блестящую пуговицу, прозрачную, как леденец, а внутри - серебряный цветок.
Бабушка держит на ладони железную пуговицу и долго рассматривает.
- Это от папиной гимнастёрки. Я ведь папу не помню совсем. Уберу.
Потом меня укладывают спать на диван, накрывают одеялом, которое лежит на мне, как сугроб, и я долго не засыпаю. Я ворочаюсь и подушку переворачиваю холодной стороной. И всё время своего папу вспоминаю, какой у него нос, какие глаза, какие руки, как он смеётся. Я с ним только сегодня утром расстался на один день. А зелёную - леденцовую - я Наташе подарю. Бабушка разрешила.
Зина Кукушкина.
Глеб Кукушкин никогда не гуляет во дворе один. Он уже взрослый человек - во втором классе.
- Зина, ко мне! - командует Глеб, и Зина мчится к нему со всех лап, взмахивая на бегу кудрявыми ушами.
Я стою в стороне и завидую, потому что мне тоже хочется, чтобы кто-то бежал ко мне со всех ушей, то есть, со всех лап.
- Не понимаю, зачем собак человеческими именами называть, - ворчит на скамейке Розина бабушка.
- Собака что, не человек?! - возмущается Глеб.
- Не кричи, просто собаку нужно звать по-собачьи. Какая хорошая кличка Найда.
- Ну и что! Это американский коккер-спаниэль, между прочим.
- Ой, спорщик! - вздыхает Розина бабушка.
- Бабушка, а получается, что её зовут Зина Кукушкина, - хохочет Роза.
- А какая она должна быть? - злится Глеб. - Ясно, что Кукушкина. Зина! Апорт!
Глеб замахивается и кидает палку далеко-далеко.
Зина бежит, Глеб бежит, я бегу, Роза бежит. У меня уши от шапки завязками машут, у Розы - помпон на берете подпрыгивает.
- А-а-а-а... - кричит Роза.
- А-а-а-а... - подхватываю я.
Потом Зина подхватывает. Как много счастья бывает у человека! Я оборачиваюсь - за нами Розина бабушка бежит, и газета из рук вырывается, как большой цветной попугай..
Мы бежим, бежим, бежим... И двор кончается.
Мой друг Светик.
Мой друг Светик учится в музыкальной школе. Он буквы складывает медленно, а ноты быстро. Я давно лучше него читаю, а он давно лучше меня играет на скрипке. Раньше мы вместе в детский сад ходили, а теперь Светику некогда - его бабушка в музыкальную школу возит на другой конец города. Пока туда, пока обратно, пока он там всё сыграет - спать пора. От этого мы со Светиком видимся очень редко.
- Привет! Это я! - улыбается Светик.
Я беру его в охапку и затаскиваю в квартиру, следом Светикова бабушка заплывает. Она похожа на большого кита, на синего, потому что в синем плаще, и, потому что дышит, как кит.
- Ой, здравствуйте, Валентина Илларионовна, - радостно встречает гостей мама.
- Я уж проходить не буду. Святослава оставлю, сама пока в "Океан" схожу, -
Светикова бабушка вытряхивает из пакета Светиковы тапочки. Как будто у меня тапочек для друга не найдётся. Тут я перестаю Светика мутузить от радости и гляжу на его бабушку во все глаза. В какой это океан она собралась? Вдруг она, как Наташа, временно бабушка, а так - кит?
- Сходите, Валентина Илларионовна, там после ремонта - красота. Мы с Димкой на экскурсию ходим, морских обитателей изучать, интереснее, чем ихтиологическом музее. Лобстеры, креветки всякие, кальмары, осьминоги, мидии - красота! Аквариумов штук двадцать! А мозаика на стенах! Даже бассейн есть!
- А китов там случайно нет? - смеётся Светикова бабушка.
- Будут, - смеётся мама.
Я знаю, что будут, совсем скоро, вот только Светика из куртки вытряхнут и поплывут.
Потом мы со Светиком играем в пожарную команду, потом в автогонки, потом в запуск космического корабля, потом просто в гараж. Светик всё никак наиграться не может и с одной игры на другую перескакивает. И я с ним перескакиваю, нам столько нужно успеть, так наиграться, чтобы Светику до следующего раза хватило. Мама зовёт нас есть пирог с ягодами и пить компот. Мы бежим на кухню, чавкаем пирогом, пьём компот из трубочек и обязательно булькаем. Я случайно ложкой по блюдечку дзынькнул:
- Во, как звучит! - и ещё раз дзынькнул, специально уже.
А Светик по стакану, а я по графину, а Светик по чайнику, а я по сковородке, а Светик по железному подносу.
- Вы что грохочете? - прибежала мама.
- Это у нас концерт народных инструментов! - говорит довольный Светик и улыбается. А улыбка у него фиолетовая. Это мама чернику в пирог положила.
Вдруг ещё что-то дзынькнуло. Мы переглянулись и поняли, что это в дверь звонят. Первой, конечно, мама поняла - побежала открывать. Мы тоже побежали, и тут я расстроился, потому что Светикова китовая бабушка уже выбралась из океана на сушу и, вот, пожалуйста, в дверях стоит.
- Я тебя всегда жду. Мы ещё железную дорогу не испытали, - говорю я Светику и заграбастываю его, обнимаю сильно. Это легко - Светика заграбастать - он худющий и на голову меня ниже. Я пальцами чувствую крылышки у Светика на спине. У всех людей такие есть. Только называются почему-то лопатки. У всех есть, только не у всех заметно. У Светика прямо крылья, а не крылышки.
- Я приду, скоро, - бормочет Светик и шмыгает носом. Но он не заплачет, ни за что, у него твёрдый характер.
Хлоп. Дверь закрылась. И заплакал я.
Красота.
Мы с Наташей сидим на столе в её комнате и болтаем ногами. У меня ноги большие, а у Наташи - тоненькие, как прутики. За мной скоро мама придёт, а мы так ни во что и не поиграли. Хотелось просто сидеть и ногами болтать. Мои большие ноги быстро устали, а я не сдаюсь - болтаю. Сам на Наташу смотрю, только так, чтобы она не видела. Левый глаз тоже устал, потому что ему приходится скособочиваться. Но я всё равно смотрю и думаю: "Хорошо, что Наташа такая. Самая красивая на свете. Вон как умеет язык в трубочку сворачивать. И волосы до щёк, торчат уголочками".
Я взял со стола заколку и положил ей на макушку. Наташа вздрогнула, и заколка упала.
- Для красоты, - говорю.
- Её пгикалывать надо, вот так, - Наташа заколку подняла и за волосы зацепила.
- Красиво.
- Хочешь, я тебе цветок покажу, из котогого дюймовочки вылупляются? - спрашивает Наташа. Мы спрыгиваем со стола и бежим в другую комнату. На подоконнике стоит коричневый горшок, а в нём - цветок - большой фиолетовый колокольчик, внутри жёлтая серединка пушистая. Я потрогал и палец жёлтым стал. Наташа тоже потрогала, а потом свой жёлтый палец лизнула. Кивает мне:
- Пгобуй, угощайся.
И я лизнул.
- Сладко.
- Из таких цветков дюймовочки вылупляются. Пгавда. А из кактусовых цветков вылупляются маленькие зелёные ёжики. Они у нас потом за батагеей живут и шугшат ночью.
Я верю.
- А дюймовочки потом куда деваются?
- Не знаю. Их эльфы к себе забигают, навегное, чегез фогточку.
- А цветки им уже не нужны?
- Не нужны.
Я не знаю, зачем я это сделал. Просто подумал, раз дюймовочки уже всё равно тут жить не будут, тогда цветок уже ничей. Я сорвал его и Наташе вставил в волосы, за ухо зацепил. Она смотрит на меня, молчит, только рот на букву "О" стал похож. Я испугался, а потом говорю:
- Красиво, Наташа.
Она кивнула. А я зажмурился, чтобы не превратиться в воздушный шар.