Довольно много написано произведений о собаках, об их уме, красоте, преданности и способностях. Но совсем не часто мне приходилось читать о кошках и самое выдающееся из них, по моему мнению, это рассказ "Королевская Аналостанка" Сетона Томпсона. Но в моей жизни была кошечка, памяти которой я хочу посветить этот рассказ. Она не была красавицей, не была породистой, но это была выдающаяся кошка, в чём я постараюсь вас убедить. Это было в далёком послевоенном 1950 - ом году, когда жизнь в нашей стране была ещё очень бедной, питались все очень плохо, как говорится "щи да каша" пища наша. Но у детей были те же пристрастия, что и у нынешних детей и мне, например, очень хотелось иметь щенка или котенка, но это была совершенно непозволительная роскошь. Все щенята и котята, принесенные в нашу маленькую комнату, в которой жила наша семья из четырех человек и ожидала пятого, безжалостно выбрасывались. Слез по этому поводу было пролито не мало.
И вот однажды летом в 1950 году, как я уже сказала, я сидела на лестничной клетке, на которую выходила наша комната, и ела скорее всего щи на бульоне из простой воды или пшённую кашу, политую растительным маслом. Я попробовала божественный вкус сливочного масла только года через четыре или пять. Точно помню, что это было уже после смерти Сталина. Так вот, сижу я и ем, сидя на табуретке, которую конечно смастерил отец, потому что он был на все руки мастер. Вижу по лестнице поднимается маленький котёнок серого цвета с белыми пятнами. Котёнок подошёл ко мне, уселся на бетонном полу возле моих ног и стал на меня смотреть. На маленькой мордочке я не могла ничего прочесть, но было понятно, что котёнок хочет есть. Я положила ему прямо на бетонный пол немного еды, и котенок стал есть. Он съел и опять стал смотреть на меня. Я дала ему ещё ложку еды, и опять котёнок стал есть. Съел и стал опять молча смотреть на меня. В это время на обед пришёл отец с работы. Он прошёл в комнату и стал обедать, не снимая рабочей пыльной робы несмотря на жару. Пообедал и лёг прямо на пол отдыхать. Всё это время котёнок сидел молча около меня и, кажется, ничего не просил, но, когда я изредка давала ему еду, он молча всё съедал, не выказывая никакой жадности. Отец всё это наблюдал и, когда уходил с обеда на работу, взял котёнка на руки и погладил его. Потом просто опустил котёнка на пол и, ничего не сказав, ушел на работу. Котёнок поел, прошел в комнату и улегся спать на родительскую кровать. Мы с братом спали на полатях, которые тоже соорудил отец из-за экономии места и средств. Вечером, придя с работы, отец не выбросил котёнка за дверь, как это он прежде проделывал со всеми принесенными в дом животными, и котёнок остался у нас жить. Котёнок оказался кошечкой с довольно гладкой шерсткой. Мы её назвали Белкой, по-видимому за её прыжки, да за расцветку, которая напоминала зимний беличий мех. Я не помню, что бы мы с ней много играли, не помню, что бы она проказничала, не считая одной её проделки, запомнившейся мне. В тот год отец установил на новый год ёлку, срубленную опять же им самим в ближайшем лесу. Это была первая в моей жизни домашняя ёлка. Елку нарядили сушками и несколькими картонными игрушками, а Белка прыгнула на неё и свалила. Ничего не было разбито, ничего не было поломано, поэтому Белка осталась безнаказанной. Я не помню, что бы Белка когда-нибудь болела или что-нибудь просила. Она жила рядом с нами и всё. Тогда стерилизации не существовало, поэтому её многочисленный и частый приплод отец топил. Только первого котенка ей оставили, и он вырос до довольно взрослого кота. Мой брат Анатолий научил кота прыгать через обруч и ещё каким - то премудростям, но ему нашли хозяев и больше котят не оставляли. Поскольку комната, в которой мы жили была очень маленькой, то летом все старались, как можно меньше быть дома, а кошка вообще приходила только ночевать. Чем она питалась, я не знаю, но помню, что на неё жаловались соседи. Якобы она ворует их цыплят. У нас тоже летом в сарае курица выводила цыплят, но наши цыплята не пропадали. А однажды все куры и цыплята заболели. Они перестали есть, перья у них начали выпадать, и они стали двигаться как- то задом, как раки, втягивая в туловище оголившуюся голову и закатывая глаза. Они быстро начали дохнуть. И вот однажды мама принесла домой штук пять или шесть цыплят с голыми шейками и очень несчастными на вид. Цыплята сгрудились в уголке кучкой, попискивая и толкая друг друга. А утром мы увидели такую картину: кошка спала, обнимая цыплят. И что самое интересное- цыплята все выздоровели.
Так и жили мы с Белкой несколько лет, пока однажды, не получилось так, что мы все уехали на две недели (тогда такой продолжительности был отпуск) в деревню, а кошку поручили соседке. Когда мы через две недели вернулись, нашему огорчению и изумлению не было предела. Кошка нас не встречала, несмотря на то, что она была дома.
Поскольку комната, в которой мы жили была очень маленькая, как я говорила выше, то в ней отец постарался использовать каждый сантиметр, как по горизонтали, так и по вертикали. Его руками была отделена фанерной перегородкой печка, сложенная им же самим (отец был прекрасным печником) от той части комнаты в которой ночевали отец с мамой и наша младшая сестренка, родившаяся в тот же год, когда к нам пришла Белка. И эта часть комнаты, в которой стояла печка, отапливающая комнату и на которой готовили пищу, представляла из себя некую крохотную кухню -столовую. Так вот в ней отец каким то образом прибил деревянную планку , соединяющую фанерную перегородку со стеной, и на которой сушились обычно кухонные тряпки и часто на ней лежала Белка, потому что там было тепло и всех видно. А теперь на этой планке лежала кошка, отдаленно напоминающая нашу Белку. Она глянула на нас какими-то странными глазами, не поднимая головы, и опять их прикрыла. Потом открыла глаза опять, и мы увидели, что её глаза как -то разъехались в разные стороны. Её серая шерстка стала тусклой, сама кошка была необыкновенно худа, даже рёбра выпирали, и ни на что не реагировала.
Соседка же нам рассказала, что с тех пор как мы уехали, кошка практически перестала есть, потом и перестала гулять, просто лежала на этой планке и медленно умирала.
Вот как это можно было понять? Мы не особо ласкали её, не баловали лакомыми кусочками, да их и не было этих лакомых кусочков. Мы сами не ели ничего вкуснее яичницы по великим праздникам. А Белке от этой яичницы доставались крохотные кусочки. Только понюхать, можно сказать. Мы были поражены её преданностью и привязанностью, а отец просто зауважал нашу замечательную кошку.
Вот так и жили мы с этой кошкой в любви и согласии до тех пор, пока с ней не случилось несчастье. Белка упала с крыши дома, в котором мы жили. Дом был трёхэтажным, с потолками высотой около трёх метров, так что высота, с которой упала кошка, была очень приличной. Да ещё она упала в кирпичи, потому что дом стоял на территории кирпичного завода. Короче говоря, кошка так разбилась, что есть она не могла. И спас её наш отец. Он стал кормить её из пипетки. Этот жест отца говорил о многом. У него был довольно суровый нрав, да он и сам часто говорил, что вот он женат был два раза, а что такое любовь - не знает. Так это или не так, трудно сказать, но я сама не видела от него больше проявления любви до тех пор, пока у него не появились внуки. Но это уже другая история.
А тогда отец выходил нашу замечательную кошку, и она прожила ещё лет десять. А когда пришло её время умирать, Белка просто ушла в подвал дома, где её и нашли через несколько дней бездыханной.