Роман "Континент", 4 Глава
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава 4
Поселок
Не уйти! Не сбежать! Песок осыпается под ногами. Женщина мечется по серому от дождя пляжу, ее легкие следы перекрываются отпечатками тяжелых ног. Раскинутые руки-лапы тянутся к ней, горящие глаза не упускают ни одного движения.
Шум дождя заглушил пронзительный визг. В поселке его никто не услышит. Ужас жертвы распаляет монстра еще больше. Пару раз женщине чудом удавалось увернуться от острых когтей, но потом ее все же задело. Кроваво-красные полосы выступили на предплечье, но она не почувствовала боли, страх заглушил все чувства.
Отчаянная мысль пришла в голову, даря крошечную надежду на спасение. Что если чудовище боится воды, вдруг оно не умеет плавать? Лучше ледяной Океан, чем клыки и когти!
Женщина отбежала подальше к самым холмам, уводя чудовище за собой, а потом опрометью бросилась к морю. На одном дыхании она долетела до бурлящей воды и, не останавливаясь, кинулась в нее. Накативший ледяной шквал сбил с ног, потащил. Падая и захлебываясь, она почувствовала, как тяжелое мускулистое тело накрыло ее, и крепкие лапы поволокло на отмель.
Монстр, рыча, навалился сверху. Когти вцепились ей в бедра, раздвигая и раздирая плоть. Чудовище оседлало жертву. Женщина уже не кричала, только голова бессильно моталась из стороны в сторону, в такт бешеному ритму. Достигнув пика, монстр поднял голову к струям дождя, из его пасти вырвался долгий, пронзительный вой, затем он упал на жертву и молниеносно сомкнул клыки на ее горле. Руки несчастной вздрогнули последний раз, царапая мокрый песок.
Волны смыли кровь, близился шторм. Самая высокая волна подобралась к неподвижному телу, подхватила его и поволокла в глубину. Другие волны кинулись на подмогу, и вот уже пляж опустел, только вдали на воде покачивалось нечто, может, рваная сеть, а может обломок рыбацкой лодки - с берега не разглядишь.
В середине зимы в поселке отмечали Артан - праздник самой длинной ночи в году. После него день начинает прибывать, но в эту ночь на землю спускаются призраки и мечутся во мраке в поисках неприкаянных душ, во всяком случае, так говорили мудрецы. И Тодор им верил. На этот раз день Артана выдался ясным, но ближе к вечеру небо заволокли низкие тучи, на заливе Олфуса поднялся шторм, и солнце село в серую мглу. Когда стемнело, звезд на небе не было видно.
- Дурной знак! - шепнул Тодор в бороду, и сам зажал себе рот. - Нет. Хватит с нас неприятностей!
По преданию, на закате следовало посмотреть на небо и загадать желание. Если небеса чистые, то просьба беспрепятственно поднимется вверх и непременно исполнится, а уж если такие как нынче, то вряд ли можно ждать высшей милости. Рыбаки всегда просили о хороших уловах и спокойной воде, ремесленники - побольше покупателей, а все вместе жители поселка - здоровья и счастья всем своим близким. Только желания эти не всегда исполнялись, в последний год шторма усилились, а ливни залили всю округу.
Тодор был старостой Лунда уже без малого сорок лет, он разменял восьмой десяток, войдя в пожилой, но еще крепкий для гнома возраст. Он помнил множество праздников, и каждый раз в Лунде в Артан гномы, люди и мумми жгли костры до утра, ели, пили и пели песни, чтобы повеселиться и отпугнуть нечистую силу.
В честь праздника он принарядился, повязал поверх сюртука расшитый бисером пояс, за который заткнул небольшой боевой топор с искусно выделанной рукоятью. Ныне - скорее символ, чем боевое оружие.
Дом старосты стоял в центре поселка, от него до площади - рукой подать. Тодор не спешил. Он медленно шествовал по улице, раскланиваясь с селянами, ощущая себя хозяином и заботливым отцом всего Лунда. Глядя по сторонам, он примечал, где не убран участок или дом не покрашен. Все должно быть опрятно и благочинно во вверенном ему месте. Бывали случаи, когда кто-то из селян спорил с гномом, говоря, что нечего ему соваться в чужие дела. Красить дом или нет, не старосты забота. А еще говорили, что чистый фасад, не спасет от гнилого подполья, и Тодор лишь маскирует плесень, вместо того, чтобы уничтожить ее с корнем. Кое-кто из молодежи тоже не ужился со старостой, уж больно строг был гном ко всему новому. Непокорные уехали, строптивые с годами затихли, а Тодор все так же был старостой и следил за порядком в своем поселке.
Выйдя на площадь, Тодор поприветствовал всех и проверил готовность к празднику. Как и положено, гномы соорудили пещеру, собрав для нее весь сырой, талый снег. Когда-то в таких пещерах, в глубинах гор, гномы встречали самую длинную ночь. Ныне снежные стены, за неимением самоцветов, обильно украсили галькой и яшмой с дальнего пляжа. Кругом зажгли разноцветные лампочки, а перед входом развели костер. Над ним уже висел огромный чан для варки традиционного гномского эля. Гномы верили, что костер увидят с небес, и Великий Мастер их не оставит.
Тодор зашел в пещеру, указательным пальцем потер гладкий камушек, вделанный в снег, и тихо сказал:
- Нет у нас алмазов и изумрудов, Лунд живет бедно. Прошу тебя, Великий Мастер, не оставь нас, когда будешь раздавать свои милости!
Потом он провел пальцем по лбу, очертив круг:
- Пусть древний обряд поможет! Если Великий не пошлет нам даров, то, может, хотя бы избавит от несчастий.
Люди на праздник Артан срубили в роще молодую сосенку и установили ее посреди площади. Дети и женщины, что порезвей и помоложе, принялись привязывать к веткам яркие бантики. Люди считали, что украшения обеспечат исполнение всех желаний. Сосенка не высока, но и ее непременно заметят с ночного неба. Постепенно к украшению дерева присоединились все, у кого под рукой нашелся любой лоскуток ткани. Белокурая красавица Дилана, жена самого удачливого рыбака, подошла к старосте, и с легким поклоном вручила ему красную шелковую ленту, словно из девичьей косы:
- Завяжите на счастье! Пусть следующий год будет удачнее прожитого.
Тодор в ответ поклонился женщине и завязал аккуратный бантик на середине ветки.
- Храни нас всех Небо и Великий Мастер! Пусть так и будет!
Глядя на светлые косы Диланы, он вспомнил другую косу, черную, словно смоль, и глаза страстные и яркие, как звезды. Очень давно это было, а будто вчера! Тодор нашел в толпе Майру. Старуха улыбнулась ему, она ждала его взгляда. Волосы ее давно стали седые, глаза выцвели. Человеческая жизнь короче гномьей, только Тодор не замечал в Майре никаких перемен. Он помнил то лето, когда они были вместе, помнил, как залезли они на сеновал, и как все у них было тогда впервые. Горячее дыхание Майры и рыбья чешуйка, прилипшая у нее к груди...
Человек и гном! Не бывать такому! Против общего мнения и воли родителей они не пошли. Нынче другие времена, может, кто и женился бы на девушке из другого народа, а тогда такое посчитали недопустимым. Чего боялись? Тодор и сам не знал. Им сказали нельзя, и они приняли это как должное, отступили. Поздней осенью Майру выдали замуж, в девках она уже сидеть не хотела, а потом и Тодор женился на достойной гномице из почтенного рода.
Праздник шел своим чередом. Тодору подали кружку эля, настала пора произнести речь. Эль был хорош, в меру густ, в меру крепок. Кружка та же самая, что и в прошлом году - керамическая, блестящая, с крохотной выщербленной у ручки. До нее эль подносили в глиняном кубке, но он разбился три года назад. Гном попытался припомнить, из чего пил до того, но не смог. Слишком много лет он произносил речи на праздниках. Он поздравил односельчан с переломом зимы, пожелал им тепла и света, доброй погоды и больших семей. Еще он хотел добавить, что желает родному Лунду получить, наконец, общий триард, чтобы жителям было проще добираться до города, но не стал - побоялся сглазить.
Люди на площади развели костры и принялись жарить рыбу. Столики покрыли старыми льняными скатерками, поставили кувшины с брагой и квасом, несколько больших глиняных блюд с лепешками и сладости для детей. Год выдался неурожайным, привычных сухофруктов почти не было, их заменили медовыми карамельками в блестящих обертках, специально привезенными из города. Дети с криками носились между столами, хватая из муммских корзин традиционные сладкие круглые пряники, символизирующие солнце, весну и тепло.
Ветер принес с залива снежную тучу, редкие белые кристаллики закружились в воздухе, играя и тая на столах. Около чана с элем загремели кружками. Едва наполнив их, гномы встали в круг и, перекрикивая друг друга, запели:
Чем громче мы песню победы поем,
Тем дальше от нас полночная тьма.
Сомкнем же плотнее наш строй боевой,
От наших ударов отступит зима!
Ударами кружки о кружку соседа, они задавали ритм песни. К ним немедля присоединились люди и мумми. Пение и стук становились все громче. Когда-то создатель песни взывал к ударам боевых топоров, обрушивающихся на врага, а вовсе не к пивному застолью, но после заключения мира старую военную песню исполняли только на праздниках. Эля выпивалось много, а орал и стучал народ так, что в пору было бежать не только врагам, но и любому, кто не пил вместе с ними.
По завершению пения толпа принялась развлекаться следующим способом, каждый старался поймать в кружку как можно больше снежинок. Поверье гласило, что каждая добавленная в эль снежинка принесет одно сбывшееся желание, но поймать кружкой редкие крохотные кристаллики было трудно, особенно если перед этим выпито больше литра!
Здоровые мужики с кружками наперевес носились по площади, стараясь изловить свое счастье. Они сталкивались, расплескивали эль, и разлетались в разные стороны под смех и крики толпы. Юрг поскользнулся на замерзшей луже и с маху шлепнулся наземь, подбив здоровяка Хадрома. Хадром взмахнул руками и вылил на голову Юргу свой эль, после чего грохнулся на него сверху. Со стороны картина выглядела уморительно, мокрый от эля Юрг, а на нем Хадром с пустой кружкой в руке. Припечатанный к земле, Юрг принялся зверски ругаться, желая сбросить с себя односельчанина. Хадром поначалу попытался встать, чем еще больше осложнял положение своей жертвы. Когда же Юрг начал брыкаться и лягаться, Хадром пьяно заржал и развалился на несчастном, почти расплющив его. Бедный Юрг едва не испустил дух. Помогли односельчане, подняли здоровяка и освободили Юрга. Он едва держался на ногах, но кинулся на обидчика с кулаками. Чтобы не дать разгореться ссоре, староста встал между ними и крикнул:
- Хватит вам! Успокойтесь.
И в этот самый миг погас свет во всем Лунде. Остались гореть только костры на площади.
Народ разом стих. Из компании молодежи, стоящей неподалеку от гнома, робко выкрикнули:
- Отличная шутка!
Парни засмеялись, но смех вышел невеселый, и тут же угас. Люди озадачено переглядывались, прижимая к себе умолкших детей. Странное оцепенение наваливалось на плечи, страх на когтистых лапах подкрался к сердцам рыбаков и принялся царапать их. Взяв себя в руки, Тодор приказал:
- Проверьте, что там случилось! Не иначе, как из-за лампочек замыкание вышло.
Кто-то побежал к трансформатору, когда малышка Синиз крикнула:
- Смотрите, там мушки летают!
Тодор обернулся, но ничего не увидел, только темные точки плыли перед глазами, отчего гном решил, что выпил лишнего или давление у него поднялось. Остальные тоже смотрели в недоумении.
- Ну, вот же! Мушки! - настаивала Синиз, тыча крохотным пальчиком в сторону улочки, ведущей к заливу.
Теперь Тодор понял, что черные точки вовсе не дефект зрения. Смутные штрихи и размытые кляксы висели в воздухе, колеблясь в свете костров. Они образовывали несколько неясных столбов, уходящих вверх метра на два.
Отец взял Синиз на руки и покрепче прижал к себе. Холодный ручеек страха сбегал по позвоночнику и предательски скользил в ноги, приковывая к земле. Остолбенев, стояли жители Лунда и смотрели на колышущиеся столбы.
- Это морок! - загудела толпа.
- Может, это мираж?.. - робко предположил поселковый учитель.
Один из столбов заскользил в сторону площади. Точки в нем мерцали, переливались, от чего движение становилось неуловимым. Народ дрогнул и отшатнулся в сторону. Столб, дошел до костра и растворился, исчезнув в свете пламени.
- Призраки боятся огня! - заорал Хадром, и, схватив из костра головню, ринулся вперед.
Он сделал не больше пяти шагов и налетел на что-то твердое и скользкое. От неожиданности рыбак заорал и выронил факел. Все увидели, что штрихи и точки быстро окружили здоровяка. Что-то вырвалось из колышущейся массы, черная плеть взлетела в воздух и стегнула Хадрома. У него на шее показалась кровь - три глубоких красных отметины, как от когтей хищника. Несчастный взвыл от боли, упал и потерял сознание.
Жена Хадрома истошно завизжала, и кинулась к мужу. Люди в ужасе заметались по площади, толкая друг друга, стараясь найти укрытие. Столбы-призраки сместились к центру, и Тодор увидел, как тело Хадрома постепенно растворяется в них. Морок поглотил его, и оно тонуло в мерцающей ряби. Женщина попыталась схватить мужа за руку, но когда рябь коснулась ее, отпрянула. Хадром исчезал на глазах у сельчан.
- Что ж вы стоите, как истуканы? Помогите! Они уносят его! - кричала она.
Первыми, как ни странно, пришли в себя не крепкие мужики, а два худосочных подростка. Они кинулись к костру, выхватили оттуда по головне и с разбегу запустили их в скопление точек. Затем отбежали на безопасное расстояние. Головни погасли, налетев на что-то невидимое, но движение призраков замедлилось. Из марева проступил силуэт Хадрома. Тут опомнились рыбаки, и кинулись отбивать товарища. В призраков полетели камни и горящие ветки. Мерцающие столбы отступили, на земле остался лежать бесчувственный Хадром.
Тут один из призраков отделился от общей массы и двинулся на людей. Налетевший порыв встречного ветра сбил с него пелену защитного морока, и все увидели страшное существо с плотным чешуйчатым покровом и шипастой броней по хребту. Когтистая лапа потянулась к подростку, замершему у костра.
Мастерство не пропьешь! В молодости Тодор изучал военное дело. А потому выпитые кружки не помешали ему в мгновение ока выхватить из-за пояса боевой топор и со всего маха метнуть его в темную тварь. Раздался удар, словно по ратным доспехам. Топор вошел в чешую. То ли стон, то ли рев разнесся по площади. Чудовище отступило. Сельчане, подбадривая друг друга бранью и криками, устремились вперед. Тодор остался на месте, он чувствовал, как от пережитого страха подгибаются ноги, но все же сумел взять себя в руки и, перекрывая гомон толпы, заорать:
- Включите свет!
Голоса у гномов хриплые, сильные. Про такие говорят - луженые глотки. Кто-то там, у трансформаторной будки, услышал его, щелкнул рубильником и на площади вспыхнул свет. Призраки отступили так же быстро, как возникли на площади. На поляне остался лежать бесчувственный Хадром.
Так и закончился праздник. После него страх поселился в душах селян. Люди хотели бы позабыть о пережитом, но не вышло. К тому же - Хадром тяжело заболел. После ранения фельдшер осмотрел его шею, смазал ранки и не нашел в них ничего сверхъестественного, кроме, понятно, обстоятельств появления, а так - обычные ссадины. Но рыбаку становилось все хуже. Он почти не ел, все время жаловался на усталость, с трудом поднимаясь с постели. Здоровяк Хадром чах на глазах, будто кто-то постепенно выпивал его жизнь. От былых толщины и мощи не осталось следа. Вначале думали, что это последствие стресса, потом, что в ранки попала инфекция. Через две недели его отвезли в больницу, где он и умер, как сказали, от потери сил. Иной диагноз медики поставить не смогли. Правда, лечащий врач, вызвав вдову в коридор, шепнул ей на ухо, что у Хадрома были все признаки воздействия темной магии. Вдова рассказала подруге, а та уже разнесла по всему Лунду, что жизненные силы рыбака высасывал тот, кто нанес удар плетью. Может, так оно и было, а, может, врач списал на магию собственное бессилие, трудно сказать. Но после всего случившегося с наступлением темноты и до рассвета в Лунде всегда горел свет.
Первый месяц весны выдался сырым и холодным. Хельди поправила вязанье и плотнее укутала ноги пледом.
- Ох, ох, о! Неудачный был праздник.
Артан давно миновал, а Хельди все вспоминала его, бесконечно перемывая каждую деталь праздника. Казалось бы, лучше вспомнить добрые дни, коих в Лунде было не мало, но у Хельди иной нрав. Хозяйственная и бережливая мумми, по какой-то странной иронии судьбы все время вспоминала беды и неприятности. У нее была слабость по сто раз смаковать описание болезней соседей, ссор жен с подвыпившими мужьями, или, в крайнем случае, то, как непочтительно обошлась с ней тощая Прони из соседней лавки, когда продавала овощи. В последнее время размышлений у Хельди прибавилось. В Лунде происходило что-то неладное, люди рассказывали всякие небылицы, пугая друг друга. Злые вести вертелись в голове Хельди целыми днями. Обсудить их с сельчанами удавалось нечасто, стоило ей посудачить с соседкой с полчаса, как та неожиданно вспоминала, что забыла на плите суп, и поспешно убегала прочь. Дома Хельди тоже поговорить было не с кем. Жила она одна. Муж сбежал от нее через полгода после свадьбы, не выдержал вечных попреков, постной еды и сплетен обо всей округе. Он боялся, что Хельди начнет его преследовать, но она даже не расстроилась, оставшись без благоверного. Ушел, так ушел! Хельди и замуж-то вышла только по настоянию покойной матушки. Без мужа ей стало легче, в доме чище, стирки меньше, готовить на мужика не надо, а с работой она и сама прекрасно справлялась. Но, не смотря на это, и на то, что с момента побега прошло уже без малого сорок лет, Хельди и по сей день не могла успокоиться, обсуждая со всеми соседками, как мог мужчина в здравом уме и трезвой памяти уйти от такой прекрасной женщины, как она, и к кому? К рыбачке, похожей на сушенную камбалу!
Короткий вечер подходил к концу. Хельди отложила вязание, нехотя оторвала объемный зад от уютного, мягкого кресла и вразвалочку прошлась по комнате, словно большая серая утка. Серый свитер домашней вязки, серая длинная юбка, серые плотные шерстяные чулки, и даже маленький узелок редких волос на макушке, и тот был серый. Она привычно проверила, догорела ли печка и надежно ли заперта дверь, и тут ей послышался неясный шум с улицы.
Вначале залаяла соседская шавка, затем скрипнула петля на калитке. Хельди быстро погасила свет, чтоб ее не увидели, а самой видеть все, что творится на улице. С неожиданной ловкостью скользнула к окну и влезла коленями на табурет. В начале она ничего не могла разглядеть из-за кустиков мальвы, которыми был обсажен весь двор. Но потом уловила два силуэта, идущих к дому: один высокий, в чем-то свободном, развевающемся на ветру, другой - не то собака, не то мелкий пони. Опасности в незнакомцах не чувствовалось, может потому, что человек казался усталым, шел медленно, чуть согнувшись. Так идут после дальней и трудной дороги. Зверь покорно плелся за ним, чуть поотстав. Хельди зажгла свет.
- Кого это несет, на ночь глядя?! Да еще и скотину свою ко мне тащит.
Хельди возмутилась не на шутку, она терпеть не могла, когда нарушают ее покой. На всякий случай мумми мгновенно подбежала к столику у плиты и спрятала в шкаф кастрюльку с недоеденным мясом и вазочку с овсяным печеньем.
- Еще чего, угощать незваных!
В дверь постучали. Хозяйка к встрече была готова, но сразу открывать не пошла. Вот еще! Можно подумать, будто она только и ждала, что к ней явятся гости в столь поздний час! Выждав минутку, Хельди крикнула наигранно сонным голосом:
- Иду, иду. Кто же это там?
Последнее ей, и правда, натерпелось узнать.
- Это я, госпожа Хельди! - донесся из-за двери приглушенный женский голос.
Хельди редко называли госпожой, такое обращение одновременно польстило и озадачило ее.
- Кто это - "я", интересно знать?
Для приличия строго осведомилась она, одновременно отпирая засовы.
Путница не успела ответить, дверь приоткрылась и Хельди увидела в освещенном узком проеме бледное, с грязным мазком на лбу, лицо молодой женщины. Пряди длинных пепельных волос выбились из косы, глаза потемнели от усталости, а вся одежда была запачкана грязью.
- Вы помните меня, госпожа Хельди?
В певучем голосе послышалось нечто знакомое.
- Я приезжала к вам три года назад, с Гашем, вашим племянником. Помните?
- Так ты сбежавшая невеста Гаша... - неуверенно протянула мумми.
- Нет. - Неожиданно твердо произнесла девушка. - Я не сбежала, мы с Гашем расстались. Мы не подходили друг другу.
Вот теперь Хельди ее узнала. По волевому подбородку и по этой манере уверенно говорить "нет". Она и тогда так отвечала, всем, кто пытался отговорить ее от выхода в море на рыбацкой лодке или от похода за ягодами в запретную зону. Племянничек Гаш, тот сразу трусил и оставался дома, а она шла, и рыбу поймала, и ягод целый кузовок принесла. Еще Хельди вспомнила, что в тот раз девушка здорово помогла ей по хозяйству.
- Ты что ли, Кайда? - мумми близоруко прищурилась, вглядываясь в усталое лицо. - Точно, Кайда. Повзрослела, кажись, да еще похудела, а ведь тогда такая пухленькая была...
- Мы очень устали, - тихо произнесла девушка. - Мы от самого перешейка вдоль всего залива пешком шли. Как на остановке из автобуса вышли, так и пошли. Три машины нас обогнали, два монора и один диард, но никто не хотела подвезти. Хотя диард-то мог бы, он же большой.
- Великие Небеса! Хорошо, что дошли! Такой длинный путь. - Хельди ужаснулась, подумав о расстоянии. - А ведь диард не иначе, как нашего старосты Тодора, другой такой машины в округе нет. Что ж тебя не подвез? Он у нас, вроде, не злобный.
Она распахнула перед гостей дверь, но та не спешила войти.
- Наверно, он Мурзика побоялся... - скромно заметила Кайда.
Только сейчас мумми вспомнила о собаке, что шла вместе с девушкой.
- Ты что, не одна? Кто там у тебя, что за зверь?
- Ну, это... понимаете, Мурзик. - Девушка подтолкнула кого-то из темноты в полоску света. - Он хороший, умный, он не кусается.
- Чур, меня, чур!
Хельди невольно шарахнулась в комнату. В проеме дверей показалась мохнатая морда молодого сфинкса. Ростом он пока был не больше самой крупной пастушьей собаки, которую мумми когда-либо довелось видеть. Грива у сфинкса еще не выросла, а только щетинилась за ушами. Песочную шерсть густым слоем покрывала дорожная пыль, длинный хвост с пушистой кисточкой на конце нервно бил по ребрам. Но большие продолговатые зелено-желтые глаза смотрели спокойно, совершенно по-человечески, внимательно изучая мумми. "Не бойся меня!" - ясно прозвучало у Хельди в мозгу, от чего она оробела еще больше.
- Он не тронет, Мурзик очень мирный. Он все понимает! - чуть не плача, затараторила девушка. - Мы очень устали...
Видя, как складывается ситуация, Мурзик лег у порога, положил массивную голову на большие лапы и закрыл глаза. Демонстрация такого полного повиновения задобрила Хельди. Сразу видно, зверь знает свое место!
- Ну, что ж мы стоим, проходите в дом, - она открыла дверь пошире.
Какое-то время гости приводили себя в порядок. Кайда помылась, расчесала волосы и заплела тугую косу, потом обтерла сфинкса мокрой тряпкой и причесала его грубым прочным гребнем. На предложение Хельди отвести Мурзика во двор и разместить в старой собачьей конуре или хотя бы в пристройке к сараю, гостья отреагировала отказом.
- Он ляжет рядом с моей кроватью, - пояснила она. - Он меня не оставит. Он еще маленький, ему будет страшно и одиноко в будке.
Хельди, скрепя сердце, положила гостье порцию мяса из заветной кастрюльки, и даже подала к чаю печение. Потом достала самую старую миску и слила в нее остатки вчерашнего супа.
- Вот, ешьте! Ты и твой зверь.
- Спасибо! У меня тут консервы есть.
Кайда поспешно порылась в своем рюкзаке и извлекла оттуда несколько консервных банок, а также мешочек с конфетами. Хельди заулыбалось - приятно, когда гость приезжает не с пустыми руками. Она немедленно налила себя чаю и приступила к дегустации столичных сладостей. Краем глаза она приметила, что Кайда выгребла несколько кусочков мяса из своей тарелки и незаметно сунула сфинксу. Тот благодарно облизнул ей пальцы.
Не дело переводить хороший продукт на зверье! Но, на первый раз, Хельди решила смолчать, хоть в душе и вскипела.
- Откуда у тебя сфинкс? Говорят, их породу давно истребили атланты, а когда сфинксов совсем не осталось, их объявили чуть ли не божеством. Так всегда бывает, вначале перебьют, а потом в ранг возводят. Тоже мне, божество! - кивнула Хельди на Мурзика, свернувшегося калачиком у ног Кайды.
- Я его нашла котенком, в Покинутых землях. Теперь он со мной. Подрос. Хотелось бы найти его родичей.
- А здесь ты зачем? Место для отдыха не подходящее! У нас тут последнее время неспокойно.
Хельди, как могла, расписала гостье темные события, творящиеся в поселке. С одной стороны, у нее, наконец-то, появился слушатель, которому можно было поведать обо всех ужасах, с другой, она рассудила, пусть девица испугается и не думает гостить у нее слишком долго. Как ни странно, слова Хельди произвели на девушку обратное впечатление. Она оживилась, глаза заблестели, и даже сонливость прошла.
- Надо во всем разобраться! - выпалила Кайда. - Я собираюсь пойти за холмы, в запретную зону. Мне нужны оружие и проводник.
Мумми ахнула и всплеснула руками:
- Офонарела! Куда ты пойдешь? Зачем? Нет, я и раньше подозревала, что ты ненормальная. Правильно мой племянничек сделал, что расстался с тобой! Теперь-то я точно вижу, ты не в себе, с тобой рядом, милая, жить то опасно!
- Мы не подходили друг другу. - Машинально поправила Кайда, и добавила, запинаясь. - Мне надо в запретную зону. Очень надо...
На глаза у нее вдруг навернулись слезы. Она опустила голову и беззвучно заплакала. Сфинкс мгновенно поднялся и лизнул девушку в руку, подбадривая и утешая ее.
- Почему ты ревешь? - удивилась Хельди. - Может, Гаша моего вспоминала и вернуть захотела? Признавайся, ты приехала, чтобы я помирила вас? Но учти, Гаш живет в городе, я его редко вижу.
От такого предположения слезы у Кайды высохли сами.
- Нет, Гаш мне не нужен! Мне надо в запретную зону.
- Зачем?
Кайда помедлила, но решила, что сказать правду придется.
- Год назад пропали мои родители. Они исследовали береговой шельф, - видя непонимание мумми, она пояснила, - они ученные, исследователи, изучали береговую линию. Выясняли, что происходит с Континентом, понимаете? И вот они пропали, бесследно. Я их ищу.
- Где, здесь?
- У меня есть сведения, тут надо искать. Это одно из мест, где пропадают люди.
Хельди пожала плечами и согласилась:
- Родители - дело святое! Главное, глупостей не натвори. А насчет поиска и проводника, тут тебе староста нужен. Это только к нему. Утром я тебя отведу, а пока отдыхай.
Тодор сидел за столом на любимом стуле с мягким сидением и резной спинкой. Каждый вырезанный из дерева листик он помнил до последнего завитка. Всю красоту выводил собственными руками.
Гном смотрел в окно на низкое, серое небо и вспоминал. В сущности, жизнь прожита правильная, хорошая. Прошлое пролетало перед глазами как осенние листья. Тепло родительского дома, мать и отец, каких поискать - любящие, серьезные, строгие! Постижение ремесла, которое еще до рождения сына выбрал ему отец. Умница жена. Правда, ушла в мир иной раньше срока, но тут уж ничего не поделаешь. Зато оставила достойных сыновей, они - гордость отца. Все трое выросли и пошли каждый своей дорогой. За прожитые годы Тодор был спокоен, хоть сейчас мог держать ответ перед Великим Мастером! Но вот в последнее время все в поселке пошло не так. А ведь он за Лунд в ответе.
Гном почесал седую короткую бороду, с шумом отхлебнул горячий ягодный чай и снова взглянул в окно. На сей раз вид изменился, по улице, в сторону его дома, шли двое. Пара выглядела настолько комично, что Тодор хихикнул в усы. Широким шагом прямо по лужам шагала высокая незнакомка. Узкие брюки заправлены в сапоги, свободный плащ развевался по ветру, длинные серебристые волосы струились за ней, словно знамя. Во всем ее облике сквозили решительность и целеустремленность. Рядом с ней, как колобок на ножках, катилась Хельди. Поспешно семеня, она размахивала руками, указывала дорогу и одновременно поучала спутницу. Тодор не сомневался, что забавная пара держит путь к старосте Лунда, то есть к нему.
- Ты смотри, не сболтни при старосте лишнего! - увещевала девушку Хельди.
- А что я могу сболтнуть?
- Мало ли, с тебя станется! Ты бы лучше юбку надела. Староста у нас старых правил, а ты вон как вырядилась, словно солдат в поход.
- Но ведь я и правда в походе. Знаешь, мне за Мурзика не спокойно, не стоило его запирать дома! Он может испугаться, начнет скучать.
- Совсем с ума сошла! Нельзя к старосте с твоим сфинксом идти. Помни, Тодора все уважают. Он мудрый, справедливый... но, если между нами - тот еще зануда и скряга! Все время высчитывает что-то. Говорит, для блага поселка, но я бы не поручилась. Сыновья от него сбежали, не выдержали жизни с отцом. Он хотел, чтоб они жили по старинке, как предки. Ну, вот, мы уже и пришли. Помни, милая, будь почтительна!
- Постараюсь.
Хельди взялась за дверной молоток и постучала.
Перед приходом гостей гном поднялся в библиотеку и для солидности взял в руки книгу. Будто читал.
Дверь отворила экономка, она приняла плащ и пальто у женщин и проводила их на второй этаж.
- Хозяин в библиотеке.
- Надо же!
Гном восседал на низком диванчике с томом эльфийских стихов. Поприветствовав дам, он повелел экономке сварить кофе, а книгу аккуратно поставил на полку, чтоб не помять красивый золотой переплет.
- Вы читаете на квентийском?! - ахнула гостья. - Я переводчица. Это очень сложный язык.
Гном промолчал. Книга досталась ему по наследству, то, что это стихи, он догадался только по расположению строк.
Теперь он рассмотрел незнакомку получше. Вблизи она оказалась куда милее: открытый взгляд, блестящие волнистые волосы, здоровый цвет лица, прямой нос и пухлые щечки. Тодор поднялся, чтобы предложить даме кресло и тут обнаружил, что в росте она превосходит его на полголовы. "Ишь ты, какая вымахала!" - с досадой подумал он, но все же галантно раскланялся, представляясь. Хельди тоже поклонилась старосте и представила гостью:
- Это бывшая невеста моего Гаша, господин староста, Кайда ее зовут. У нее к тебе дело.
Гном кивнул, сел, с важным видом погладил бороду и сказал:
- Слушаю, Кайда. Что за дело у вас ко мне?
- Извините, господин Тодор. - Поправила девушка. - На самом деле, я не Кайда, а Сирин.
- Что значит сирин? - не понял гном. - Сирины, это ведь такой род людей?
- Нет, - мелодично пропела девушка, - сирины - это не люди, мы совсем другой народ. Нас очень мало, но я не об этом. Меня зовут Сирин. Это мое имя.
- То есть как! - ахнула Хельди, - какая еще Сирин, что за вздор ты несешь? Я же помню, когда вы с Гашем ко мне приезжали, он тебя Кайдой звал.
- Все верно, - невозмутимо ответила девушка. - Тогда мне звали Кайда, но потом я поменяла имя. Я стала Сирин, в честь моего народа.
Тодор поджал губы и подумал, что поторопился с положительной оценкой девицы.
- Виданное ли дело менять имя, то, что дано родителями! Это что ж за новые манеры такие?
Вошла экономка. В библиотеке запахло отличным дорогим кофе. Три маленьких синих чашечки на серебряном подносе смотрелись очень красиво. Пока экономка пристраивала поднос на столик, мумми зашикала на девушку:
- Перестань, прекрати. Зачем ты это сказала?
- Я не хочу врать. - Спокойно заметила Сирин. - Вчера я не успела рассказать тебе, что поменяла имя, но сейчас я представилась официально. Я хочу, чтобы все знали, что я - Сирин. А родителей я люблю! Я здесь как раз из-за них.
Гном отхлебнул кофе.
- Причем тут ваши родители?
- Они пропали, и я их ищу. У меня есть сведения, что они могли пропасть здесь, в запретной зоне.
- В запретной... вон оно как! - Тодор поставил пустую чашечку на поднос и посмотрел на девушку грозно. - Вот что, Сирин или Кайда, как вас там? В запретную зону ходить нельзя, от того ее и назвали запретная. И в Лунде у нас никто не пропадал. Ясно?!
- Как это не пропадал? - ахнула Хельди. - А как же...
- Не пропадал, и все. - Гном стукнул кулаком по столу, - а если и исчез кто, так это точно не ее родители.
- Вы не поняли, они не в Лунде пропали... - воскликнула девушка.
- Не перебивай меня! - гаркнул гном, но и сам замолчал, не зная, что бы еще такое добавить для пущей важности.
В глазах Сирин блеснули слезы, она упрямо дернула головой, и каскад серебристых волос упал на лицо. Тодор дрогнул, ему захотелось погладить эту серебристую копну, но девушка уже взяла себя в руки и тихо, но твердо произнесла:
- Я все равно пойду в зону! Мне нужны проводник и... оружие. Я заплачу сколько нужно.
- Что тебе нужно?! Оружие!
У гнома даже борода встала дыбом. Шутка ли сказать, приходит в дом какая-то Сирин и просит оружия...
- Ладно, оружия не надо, - примирительно сказала гостья. - Посоветуйте проводника.
- Выпей кофе и успокойся, Сирин. Не женское дело бродить по диким местам с проводником. Женщина должна растить детей, готовить, вышивать, танцевать и, если может, музицировать. Я слышал, сирины прекрасно поют, порадуй нас, спой что-нибудь романтическое.
- Вам не понравится...
Тодор встал, заложил руки за спину, и нервно заходил по комнате. Женщину с такой непокорной душой он еще не встречал.
Снизу послышался шум, а затем испуганный вскрик экономки.
- Тарелку что ли разбила? Вот неуклюжая! - с досадой проворчал гном, но закончить фразу не успел.
Дверь библиотеки с силой толкнули, она распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял взъерошенный сфинкс. Он нервно бил хвостом, а желто-зеленые человеческие глаза внимательно осматривали комнату. Гном встал как вкопанный, ноги окаменели.
- Мурзик! - вскрикнула Сирин, протянув руки к зверю.
Сфинкс сделал огромный виртуозный прыжок, перелетел через стол, даже не задев поднос, и приземлился точно у ног хозяйки.
- Мурзик, миленький, ты сбежал. Ты искал меня и нашел по запаху. Вот умница!
- Что это? - дрожащим голосом спросил гном.
Хельди рванулась вперед:
- Не бойтесь, господин староста! Это наш сфинкс. Он совсем ручной, он вас не тронет.
- Я боюсь?! - Тодор распрямил спину и выпятил бороду. - Гномы ничего не боятся.
- Совсем? - уточнила Сирин.
Мурзик громко заурчал у ее ног, трассирующее р-р-р разносилось по комнате.
Гном не ответил, и разговор на этом закончил. Только произнес напоследок:
- Сирин ты или Кайда, только не ходи никуда. Выкинь из головы эту блажь и проживешь дольше! Тут у нас на выселках поселились мутные люди, зачем пришли непонятно, что делают - неизвестно. Смотри, не попадись им!
Первое, что увидела Сирин, проснувшись утром следующего дня, это голубое весеннее небо за окном домика Хельди. Она сладко потянулась и опять прикрыла глаза, вставать не хотелось. Еще в первый приезд ей понравился тихий, уютный домик, в котором пахло деревом и сухими травами. Травы висели на чердаке и в кухне, над печкой, но их горьковатый, чуть терпкий аромат распространялся по всему дому, и даже здесь, в крохотной гостевой спальне, пахло календулой и ромашкой. Каждое лето хозяйка собирала их, связывала в пучки, а потом готовила снадобья от простуды, суставных болей, желудочных колик и прочих недомоганий. Хельди лечилась травами от всего.
Лежа с закрытыми глазами в тепле и уюте, Сирин придумывала прекрасную сказку, представляя, что у нее есть такой домик. Как замечательно было бы жить в тишине и покое! Она зарабатывала бы переводами, ведь это ее профессия, гуляла бы по округе, летом купалась, а в холодное время бродила по побережью, слушала бесконечный шум моря и пела, перекликаясь с чайками.
- Может, когда-нибудь так и будет. - Прошептала она. - Я поселюсь у моря, и буду жить одна. Совсем одна...
Тут ей стало так грустно, что захотелось заплакать. В последнее время такое случалось с ней часто. Родители пропали, и, кто знает, найдет ли она их, друзья постепенно ушли в свою жизнь, обзавелись семьями, братьев и сестер у Сирин не было, а любимого она пока не нашла. Даже когда папа и мама работали, они редко виделись с дочкой: вечные исследования, вечные длительные командировки. Как только Сирин подросла, она начала оставалась одна, а одиночество - очень тяжелая штука, особенно когда ты молода и неопытна. Одиночество толкает на глупости и порой затмевает разум. Как-то в момент такого затмения и кромешной тоски Сирин дала согласие стать невестой Гаша. Ей показалось, что хозяйственный, домовитый мумми принесет тепло и покой в ее бесприютный дом. Очень скоро выяснилось, что у жениха и невесты нет ничего общего, кроме взаимных попреков и недовольства они ничего не смогли друг другу дать. Даже во время поездки в Лунд Гаш ухитрился испортить Сирин весь отдых, впрочем, как и она ему. Ее манил Океан, его - посиделки с друзьями. Она хотела увидеть запретную зону, он боялся опасностей как огня. Кто прав, кто виноват? Нет ответа! Слишком разными они были. Вернувшись домой, Сирин окончательно поняла, что им надо расстаться.
Мурзик дремал на лоскутном коврике у кровати. Он заметил, что Сирин пошевелилась, и вскочил на ноги. Поняв, что девушка не встает, сфинкс тактично вернулся в прежнее положение, решив повременить с началом дня. Но понежиться в постели Сирин не дали, в комнату торопливо вошла Хельди. Постучать она даже не думала, а прямо с порога начала разговор:
- Кайда, сколько можно спать? Весенний день год кормит!
- Кого он кормит? - Сирин открыла глаза, и приподнялась на постели.
Хельди махнула рукой на бестолковую горожанку:
- Так в древности говорили, ты могла бы знать! Чай, ученая. Вставай скорее, поможешь мне по хозяйству.
- Хорошо. А кто из древних так говорил?
- Умные люди.
- А... люди! Понятно. - Протянула Сирин.
Она зевнула, но, поймав на себе гневный взгляд Хельди, прервала рассуждения и спустила босые ноги на пол.
- Сейчас... уже встаю!
Вместо холода пола, ноги уткнулись в спину Мурзика, лежащего у кровати. Сфинкс развернулся и лизнул пятку хозяйки длинным шершавым языком.
- Все городские - лентяи! Живут себе, горя не знают. - Упрекнула Хельди их обоих, отнеся и сфинкса к горожанам. - В кои-то веки солнце вышло. А вы спите!
Мурзик скосил на женщину недобрый янтарный глаз.
- Ладно, ладно, - сменила она гнев на милость. - Я вам поесть оставила. Пойду в огород, а вы не задерживайтесь, выходите.
Дверь захлопнулась. Сирин встала, поежилась и начала одеваться. Поплескав в лицо холодной водой, она заплела волосы. Пора начинать день! Печка в гостиной давно остыла, Хельди не топила ее по утрам - зачем зря тратить дрова, если надо идти в огород? На столе, в глиняном расписном кувшине, стояло молоко, рядом тарелка со свежим хлебом и яблочное варенье в стеклянной банке. Еды не много, особенно если учесть аппетиты Мурзика... Сирин осмотрела гостиную в поисках консервов, привезенных из города, их нигде не было видно. Тогда, воровато оглядываясь, она заглянула в шкафчики. В самом дальнем углу нашла припрятанные банки, вытащила одну, распечатала и положила все содержимое в миску Мурзика. Тушенка исчезла почти мгновенно. Сирин отлила молока себе в чашку, а остальное вылила Мурзику. Сфинкс вопросительно посмотрел на нее:
- И это все?
- Я сейчас тебе хлебушка отрежу. - Успокоила его Сирин.
Бутерброд с вареньем сфинкс съел только из ее рук, да и то маленькими кусочками, делая одолжение. Сфинксы не любят яблочного варенья.
День действительно выдался ясным, солнечным. Первое, что притягивало взгляд в садике Хельди - ярко-оранжевые рамы новенького парника. Накануне Сирин даже не успела заглянуть за дом, и не увидела главной гордости хозяйки - ее огорода. Как у всякого уважающего себя мумми, огород был большой и ухоженный, а по ровным бороздкам грядок можно было сверять измерительный инструмент. Хельди немедленно вручила помощнице увесистую штыковую лопату и наметила фронт работ, размером в две борозды. Мурзик вертелся тут же, принюхивался к чему-то, посматривал по сторонам. Потом совершенно бесшумно подкрался к соседскому забору и, сделав неимоверный прыжок, перемахнул через живую изгородь и исчез. Сирин насторожилась:
- Что ты там делаешь?
Тишина. Через миг послышалось истеричное кудахтанье и приглушенный хруст. Мумми разогнула спину:
- Где твой зверь?
Сирин опасливо покосилась на соседский участок.
- Он... тут... гуляет. И, наверное, завтракает. - Тихонько добавила она.
Сделав грациозный прыжок в обратном направлении, Мурзик вновь стоял у ее ног. Он облизывался, вид у него был очень довольный, в пушистой песочной шерстке запуталось несколько куриных перьев. Заслонив сфинкса от Хельди, девушка почистила зверя, погрозив ему пальцем.
- А я что? - улыбался сфинкс, - я ничего! Надо же как-то питаться!
Вскопав землю до половины первой борозды, Сирин почувствовала, что спина у нее немеет и отнимается, а ноги, напротив, наливаются свинцом. Девушка резонно решила, что имеет право на кратковременный перерыв. Она подставила лицо весеннему солнцу и блаженно зажмурилась. Из забытья ее вывел истошный крик Хельди:
- Ах ты, негодник. Сейчас я тебе уши то надеру! Кайда, ты посмотри только, что он на грядке делает!
Сирин вздрогнула и открыла глаза. Стоя на свежевскопанной борозде, Мурзик с наслаждением рыл землю крепкой когтистой лапой. Когда яма удовлетворила его по глубине, он повернулся к ней задом и, с задумчивым выражением морды, уселся справлять нужду. Сирин растерялась.
- Он не виноват, он же должен где-то того... справляться. А может это удобрение будет? - неуверенно предположила она.
- Удобрение? Я тебе покажу, удобрение! Бери лопату и закапывай, живо!
Сирин пошла исполнять. По дороге она поймала Мурзика за отрастающую гриву, отвела в сторону и, присев рядом с ним по корточки, принялась увещевать:
- Как тебе не стыдно? Нас с тобой приютили, а ты?!
Лицо девушки находилось как раз вровень с лукавой мордой сфинкса. Мурзик подмигнул ей левым глазом и лизнул ее в нос.
- Не подлизывайся! - Сирин оттерла лицо тыльной стороной ладони. - Ты ж разумный! Ну, что мы скажем, если соседи обнаружат пропажу курицы?
Зверь потряс головой.
- А если перья найдут? - не унималась она.
Мурзик подбежал к изгороди из акации и поскреб ее лапой. Перья он спрятал надежно.
Огородный труд бесконечен, его можно сравнить только с уборкой или ремонтом. Его нельзя закончить, его можно только прекратить! Покончив кое-как со второй бороздой, Сирин с трудом разогнула спину, и, пока мумми не успела дать ей новое поручение, поспешила откланяться:
- Мы пойдем, осмотрим округу. Заодно я Мурзика прогуляю, пока он еще чего-нибудь не натворил.
- Ладо, идите, - проворчала Хельди, зыркнув на сфинкса. - Только смотри, из поселка не уходи, нынче у нас неспокойно.
Узкие улочки были в этот час малолюдны, все занимались своими делами, никто не шатался праздно. Аккуратные палисадники окружали дома, из рыхлой земли вскопанных клумб пробиваться тонкие ростки первых цветочных побегов. Дома, домишки и пара больших особняков, все одинаково ухоженные и покрашенные. Староста лично следил за тем, чтобы жители содержали жилища в приличном виде. На всех окнах, обращенных в сторону улицы, висели чистые занавески, у кого-то из пестрого ситчика, у кого-то из тюля с оборками, а у кого-то из редкого в Лунде капрона. Роднило их только одно, если хозяева были дома то, заприметив прохожего, они осторожно приподнимали край занавески и смотрели, кто там идет по улице, нет ли чего примечательного? Вот под такими любопытными взглядами и шли по поселку Сирин и сфинкс.
Сколько не ходи по улицам Лунда, выйти можно или к заливу Олфуса, или к холмам, которые приведут к берегу Океана, где раскинулась запретная зона. Сирин свой выбор сделала: перешагнув через очередную лужу, она повернула наверх. Через пятьдесят метров дорога стала сужаться, дома на ней попадались все реже и более бедные. Скоро поселок кончился, и впереди открылись холмы. Зеленые волны молодой зелени напоминали ковер, к северу чернели отроги Карайских гор.
Ветер засвистел в ушах. Сфинкс почуял свободу, принюхиваясь, повел бархатным носом, огляделся и огромными прыжками понесся к ближайшим кустам. Сирин прикинула расстояние до Океана и решила, что в ближайшие дни найдет проводника и отправится с ним в запретную зону. На всякий случай она сунула руку в потайной карман плаща, проверяя, на месте ли самая ценная вещь. Универсальный ключ никуда не делся, он лежал там же, маленький, гладкий. Все в порядке! Сирин запахнула полы, уселась на бугорок жухлой прошлогодней травы и задумалась. Обычно процесс размышлений сопровождался у нее мурлыканьем чего-нибудь себе под нос. Петь Сирин очень любила, музыку и слова придумывала сама, но, к сожалению, даже родители признавали, что природный дар сиринов обошел ее стороной, ни абсолютного слуха, ни дивного голоса она не имела. Заслышав пенье хозяйки, прибежал Мурзик. Он прижался к ногам и нервно задергал хвостом, заглядывая в глаза.
- Тебе что, песня не нравится? - улыбнулась девушка. - Хотя, нет. Вижу, ты нервничаешь. Кто тебя напугал?
Сфинкс промолчал, а из рощи между холмами донесся неясный вскрик, не понять, кто кричит, то ли животное, то ли человек. Сирин вскочила на ноги, инстинктивно обнимая Мурзика за мохнатую голову, готовясь его защищать. Где-то заблеяли овцы. Крик повторился, на этот раз ближе, затрещали ветки дальних кустов, и все стихло. Холодок страха пробежал по спине. Девушке показалось, что внизу мелькнула большая тень. Она уже собиралась дать деру, кинувшись к поселку вместе с Мурзиком, но тут, совсем рядом услышала:
- Где же вы, вечная тьма?! Куда подевались?
Из рощи на открытый склон выскочил человек, невысокий, в простой длинной куртке, с палкой в руках. Увидев Сирин и зверя, мужчина кинулся к ним, крича:
- Девушка, вы тут овечек не видели? Может, ваша собачка поможет найти?
Сирин мотнула головой:
- Это не собака, это сфинкс. А что случилось?
Мужчина даже не взглянул на сфинкса, будто видел их каждый день, зато радушно улыбнулся Сирин, и принялся объяснять:
- Меня зовут Ларс, я нанялся тут пастухом. Недавно. И вот, как назло, две овцы пропали, прям из-под носа исчезли! Может, свалились куда, а может их увели те бездельники, что поселились на выселках, вот за той рощей.
Он махнул рукой в сторону гор.
- Мы слышали блеяние. Попробуем вам помочь! - заверила Сирин.
Через минуту все трое спускались по склону. Мурзик шел впереди, нервничал, поджимал уши, обнюхивал землю, Сирин пыталась понять, что встревожило зверя, и внимательно оглядывала кусты. Ларс больше смотрел на девушку. Она была выше его, и когда нагибалась, чтоб разглядеть примятую траву, он улыбался, а когда она наклоняла голову, он любовался ее серебристой косой. Впереди, в ивняке, что-то мелькнуло, Мурзик напрягся, приняв боевую стойку. Сирин немедленно запустила пальцы в его короткую гриву, чтобы остановить, если рванется и защитить, если что. Ларс тоже присмотрелся к ивовым зарослям. Там, далеко впереди, в низине между холмов, бродил мужчина, высокий, стройный, с черными гладкими волосами, завязанными хвост.
- Стой! Негодяй! - заорал Ларс во все горло, и в припрыжку понесся вниз по зеленому склону.