O Simona : другие произведения.

Хроники Фемискира. Глава 285, 286, 287, 288, 289, 290, 291, 292, 293, 294

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хроники Фемискира. Продолжение. Episode 6
  
  ГЛАВА 285
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ПЕРСЕФОНА.
  
  "Разумеется, что камень неподъёмный, - я произнесла через несколько минут наших бесполезных усилий. - Зачем ложить легкий камень на могилу.
  Мертвец легкий камень сдвинет.
  А тяжелый камень он не поднимет".
  "Но тогда мы не доберемся до древних украшений под камнями", - Маний надул щеки.
  "Ты так нарочно говоришь, дразнишь меня", - я в свою очередь надула губки.
  "Что будем делать, Персефона?
  Мы даже самый маленький могильный камень не подвинули.
  Персефона, - Маний облизнул губы. - Я слышал от своего деда, что...
  Нет, Персефона, нет".
  "Начал - говори, Маний".
  "Если принести жертву, то, возможно, что камень сдвинется".
  "В Тире, в Пелопонесе, везде, даже у нас на ярмарке приносят жертвы перед богами.
  Но почему-то жертвенные камни не двигаются, Маний".
  "Те камни не двигаются, а эти, возможно, двинуться, если их оросить кровью".
  "Где мы возьмем жертвенную кровь, Маний".
  "Где мы возьмем жертвенную кровь, Персефона?" - Маний сделал два шага ко мне.
  "Маний, не пугай меня, - я отошла от своего двоюродного брата. - Надеюсь, что ты не собираешься моей кровью брызгать на могильные камни древних асирийцев?"
  "Только немного твоей крови, Персефона".
  "Почему моей крови, Маний?"
  "Потому твоя кровь понравится больше камням, что ты невинная девушка.
  Всегда приносят в жертву невинных девушек".
  "Ахаха, Маний, - я зло засмеялась. - Маний, поэтому жертвенные камни не двигаются, что приносят в жертву невинных рабынь.
  Значит, неправильная жертва выбрана жрецами.
  Надо приносить в жертву невинных парней". - Я показала зубки.
  Сделала три шага назад.
  И... оступилась.
  Оказывается, что слишком уж вышла из пещеры.
  На тропинке я зацепилась волосами за корягу.
  "Маний, - я трясла головкой. - Меня прояснило.
  В пещере древних слишком дурные мысли.
  Я проветрила головку, и они исчезли.
  Выходи из пещеры и глубоко дыши свежим воздухом".
  "Ты обманываешь, Персефона", - Маний прорычал.
  Но из пещеры высунул голову.
  Ноздри Мания раздувались кровожадно.
  Через несколько минут Маний пропищал:
  "Ты права, Персефона.
  Пещера на нас ужасно подействовала.
  Мы чуть не убили друг друга".
  "Если бы я не выпала из пещеры, то мы бы принесли нас в жертвы", - я дышала и не могла надышаться.
  Маний спустился ко мне.
  Мы настороженно смотрели друг другу в глаза.
  И... расхохотались.
  "Чуть не убили друг друга", - я повторяла и повторяла.
  "Принесли бы нас в жертву", - Маний вытирал слезы смеха.
  "Тише вы, болваны, - Послышалось от реки. - Всю рыбу распугаете своим ржанием".
  "Кто это? - я схватилась под левой грудью. - Асириец древний заговорил из могилы?"
  "В реке нет могил, - Маний поднял голову. - Рыбак местный.
  Но почему он отвязывает нашу лодку от лианы?" - Маний схватил камень и понесся по тропинке.
  "Не смей воровать", - я с воинственным кличем побежала за Манием.
  "Здравствуйте", - рыбак уже сидел в нашей лодке.
  Он отпустил лиану и делал вид, что интересуется только поплавком своей удочки.
  Будто ожидает, что мы пройдем дальше по болоту.
  "Здравствуй, рыбак, - Маний подбрасывает камень в руке.
  Камень падает в грязь и обрызгивает Мания и меня болотной грязью. - Ты, зачем нашу лодку отвязывал?"
  "Ваша лодка? - рыбак вцепился руками в борта. - Чем докажите?"
  "Тем докажем, - я запищала, - что под листьями водяных лилий на дне лодки лежит вяленое мясо наше".
  "На дне лодки под листьями водяных лилий спрятано мясо, которое я вялил, - рыбак поднимает листья.
  Нагло на нас смотрит и хохочет. - Моя лодка".
  "Ах, твоя лодка, - Маний замахнулся камнем. - А камень мой.
  Вылезай из нашей лодки, а то голову тебе камнем пробью".
  "Нельзя угрожать человеку, - рыбак вжал голову в плечи. - Я пожалуюсь на вас центуриону.
  Вас казнят.
  Привяжут к лошадям.
  Лошади побегут и разорвут вас на куски".
  "Все ты продумал, - Маний усмехнулся нехорошо. - Но только ты не дойдешь до центуриона своего".
  "Или дойдешь, но мы уже уплывем", - я не хотела, чтобы Маний покалечил рыбака.
  "Мы не похороним тебя на древнем кладбище, - Маний шагнул в лодку. - Мы сбросим тебя в речку крокодилам.
  Придут твои родственники искать тебя - где рыбак?
  Рыбак?
  Какой рыбак?
  Спросите у крокодилов, не видели ли они рыбака, который нагло ворует чужие лодки".
  "Дайте, хоть рыбку половить, - рыбак натянуто улыбнулся. - Из вашей лодки хорошо клюет". - Рыбак выдернул из воды толстую серебристую кефаль.
  Насадил ее на тонкую лиану и опустил в воду за борт лодки.
  "Ты много наловил, пока мы недолго отсутствовали", - я наклонилась и посмотрела в воду.
  На лиане болтались три рыбины.
  "Почему ты голая, девушка, - рыбак левым глазом косил на меня.
  Правым глазом - на поплавок. - Ты - рабыня?"
  "Почему, если девушка голая, то сразу - рабыня, - я потянулась, подхватила хитон и надела его. - Теперь, в одежде я не кажусь тебе рабыней, рыбак?"
  "В хитоне ты не кажешься мне рабыней", - рыбак кивнул вытянутой головой.
  "У меня жемчужные бусы, - я похвасталась. - Рабыни не носят украшения".
  "Я знал одну рабыню - рабыня Гектора, - рыбак дернул удочку.
  Рыбка сорвалась и упала в воду: - Мелочь пошла", - рыбак сплюнул за борт.
  "И что за рабыня Гектора?" - я шейку вытянула, чтобы лучше слышать.
  "Гектор влюбился в свою рабыню.
  Одевал ее, как жену патриция.
  Дарил золотые украшения с драгоценностями".
  "Если Гектор любил свою рабыню, то почему он не сделал ее свободной? - Маний камень из руки не выпускал. - Выкупил бы рабыню сам у себя и сделал бы ее свободной".
  "Ха, - рыбак посмотрел на Мания, как на глупенького ребенка. - Если бы Гектор сделал свою рабыню свободной, то она сразу бы от него ушла.
  Зачем свободной красивой девушке Гектор?
  Гектор старый и грязный.
  Не моется.
  Экономит воду".
  "Мы не экономим воду, потому что в реке ее вокруг много", - я удачно пошутила.
  Но рыбак и Маний почему-то не засмеялись.
  Лишь странно на меня посмотрели.
  "Дайте мне вашего замечательного мяса", - рука рыбака потянулась к самому большому вяленому окороку на дне лодки.
  "Хорошо, что ты называешь вяленое мясо нашим, - Маний легонько предостерегающе ударил камнем по руке рыбака. - Минуту назад ты говорил, что мясо ты вялил, и что лодка твоя".
  "Я есть хочу", - рыбак опустил ударенную Манием руку в воду.
  "У тебя рыба.
  Ее ешь".
  "Рыбку приготовить надо, - рыбак хныкал. - А мясо уже готовое".
  "Мясо денег стоит, - Маний щелкал пальцами. - Давай деньги за мясо".
  "У меня нет денег, - рыбак тяжело вздохнул. - Были бы деньги, то я бы купил рыбу, а не ловил бы ее на реке с крокодилами".
  "Мы не крокодилы", - я снова удачно пошутила.
  Но опять Маний и рыбак не поняли мою шутку.
  "Мы не станем тебе дарить вяленое мясо, - Маний торжествовал. - Тем более что ты хотел украсть нашу лодку".
  "Не станете дарить мне мясо, - рыбак впился глазами в мое лицо. - Тогда ты, девушка, стань моей женой".
  "Я слишком юная, чтобы выходить замуж, - я захихикала.
  И тут до меня дошел смысл слов рыбака. - Чтооооо? - Настолько поражена, что спросила не то, что хотела: - Далеко ли до Флавии?"
  "Я отвечу на любой ваш вопрос, если дадите мне мясо".
  "За каждый ответ мы разрешим тебе откусывать по кусочку, - я с надеждой посмотрела на Мания. - Правда, Маний?"
  "Я бы хотел получить ответы на многие вопросы, - Маний почти согласился. - Но только мне не нужен ответ - далеко ли до Флавии.
  Я сам знаю, сколько плыть до Флавии.
  Рыбак может нас обмануть о Флавии".
  "Я не знаю никакой Флавии", - рыбак переводил взгляд с Мания на меня и обратно на меня.
  "Вот видишь, Персефона, рыбак обманул нас. - Маний погрозил рыбаку камнем: - Ты знаешь, но не скажешь о Флавии, рыбак".
  "Я не догадываюсь о ваших отношениях, парень и девушка..."
  "Мы двоюродные брат и сестра..."
  "Если считаете, что я вам лгу о Флавии, то почему я должен верить вам, что вы брат и сестра.
  Может быть, вы обманываете меня".
  "Сила на нашей стороне", - Маний постучал камнем по борту лодки.
  "Сила у тебя, парень, - рыбак голову свесил. - У тебя и лодка, и девушка, и вяленое мясо.
  Все у тебя".
  "Зато у тебя рыба", - Маний поцокал языком.
  "Маний, Маний, пусть нам рыбак подскажет, - я вернулась к разговору о вяленом мясе. - И откусывает, когда рассказывает.
  Все равно, мясо протухнет даже вяленое.
  Жарко и влажно на реке".
  "На, кусай, - Маний выбрал самый заплесневелый кусок вяленого мяса. - Но только - из моих рук.
  Ты откуда?
  Из Афин?"
  "Из Рима я пришел", - рыбак откусывает огромный кусок.
  Вращает глазами и жует.
  Он смягчается.
  Лицо становится более приветливое".
  "В Риме ты торговал?"
  "Торговал в Риме", - рыбак ответил не очень охотно.
  "Если ты в Риме торговал, то, зачем далеко от Рима рыбу ловишь?"
  "Не из Рима я.
  Обманул вас, - рыбак жует и жует вяленое мясо. - Я старый солдат.
  Нет у меня дома и приюта.
  Нет жены, нет никого.
  Удочка моя - все мое богатство.
  На реке живу.
  По три месяца людей не вижу".
  "Счастлив ты?"
  "Счастливее меня нет рыбака во всей Македонии. - Болезненная улыбка кривит лицо рыбака. - Главное - рыбу поймать.
  Тогда живой остаюсь.
  Одно время я крокодилов добывал".
  "Мясо крокодилов пахнет болотом, невкусное", - Маний произносит, будто пробовал мясо крокодила.
  Он никогда не ел крокодилов.
  А о том, что мясо крокодила невкусное, услышал на галере...
  "Голодному бездомному и камень на ужин вкусный, - бывший воин смеется. - Я с крокодилов кожу сдирал.
  Вырезал из нее ремешки.
  Из тех ремешков сандалии плел и на ярмарке продавал.
  Хорошие деньги получал от жен патрициев".
  "И много заработал?"
  "Много, но ничего у меня не осталось.
  Все стражники забрали.
  Сказали, что я без разрешения префекта торговал на ярмарке.
  Побили меня палками.
  Отобрали деньги, кожаные сандалии из крокодилов.
  И сказали, чтобы больше не появлялся.
  Иначе меня на кол посадят.
  Я рыдал, просил отдать деньги.
  Говорил, что я тоже был стражником и солдатом.
  Пригрозил, что стражники, когда станут ненужными, будут, как и я без дома и без друзей.
  Меня за угрозу сильно побили.
  С тех пор я к людям не выхожу.
  Людей боюсь".
  "А, если появляются люди?"
  "Если появляются люди, - жизнь гаснет в глазах рыбака, - то я в пещере прячусь".
  "В пещере, где могилы?" - Маний икнул от волнения.
  "В пещере, где могилы, - рыбак насаживает на лиану пойманную ставридку. - Я близко к могиле.
  Израненный в сражениях.
  Мне без укрытия трудно - кости болят.
  Но река кормит, а пещера укрывает.
  Никто меня не ругает и за седую бороду не дергает.
  Рыбы мне хватает.
  Только скучно с рыбой.
  Птиц пытаюсь ловить.
  Но они летают, а я не летаю.
  Не могу догнать птицу.
  Дождик пойдет - я в пещере сплю.
  Голову на могильный камень опущу - и спать".
  "Страшная пещера", - я стараюсь узнать тайну пещеры.
  "Бездомному нищему даже смерть не страшна, - рыбак меня осматривает с ног до головы. - Никто меня не трогает в пещере.
  Лучше с мертвыми, чем с живыми.
  Я же видел из кустов барбариса, как вы в мою пещеру поднимались.
  Испугался, хотел убежать подальше.
  Лодку вашу увидел и обрадовался.
  Хотел лодку увести, а вы быстро вернулись - скатились с горы.
  Был бы я моложе, то не догнали бы меня.
  Плыл бы я в лодке до самого Киевграда".
  "Не уплыл, - я не знала, как спросить о сокровищах асирийцем.
  Не знала, поэтому спросила, не зная: - Скажи, дядя.
  Ты под могильными камнями золото искал?"
  "Под могильными камнями? - рыбак остро на меня взглянул.
  Седые брови зашевелились, как волосатые гусеницы. - Конечно, искал.
  Камни могильные в пещере тяжелые.
  Я один камень два месяца подрывал.
  Сдвинул, скатил с горы.
  Под камнем могила".
  "Золото?
  Сапфиры?
  Рубины?
  Жемчуг?
  Изумруды?
  Бриллианты?"
  "Если бы хоть одна золотая монетка, - рыбак с досадой стукнул по борту лодки.
  По воде побежали круги. - Череп и кости в могиле.
  Только череп и кости.
  Да, череп и кости.
  Только череп и кости..." - Рыбак не мог остановиться.
  Наверно, очень ему обидно было, что золото не нашел в могиле.
  "Череп и кости - асирийца древнего?" - я очень любознательная.
  "Что?
  Какого асирийца? - Рыбак рот раскрыл. - Твой отец что ли?"
  "Рыбак, не слушай мою подругу, - Маний, кусал губы. - Девушка умное не скажет".
  "Девушка умное не скажет, зато умное ответит", - я показала Манию язычок.
  Пусть не думает, что он здесь самый умный.
  "За мясо спасибо, - рыбак тяжело отдувался. - Больше не лезет.
  Знаю, что ночь спать не буду.
  Живот не даст.
  Но все равно - накушался".
  "Возьми остаток окорока, - Маний щедро предложил. - На кости еще много мяса осталось.
  Если не протухнет, то на неделю тебе хватит"
  "Радость, радость мне пришла, - рыбак засуетился. - Не протухнет мясо.
  Я в пещере его песочком присыплю.
  Песок не даст сгнить.
  Люди по тысяче лет в песке лежат мертвые и не гниют".
  "Тогда и от меня забирай бараньи ребра копченые, - я расщедрилась. - Добрый ты, рыбак
  Бездомный.
  Жалко тебя".
  "Не скрываю слез радости, - рыбак засопел и зарыдал. - Давно мне никто добра не делал большого.
  Разбойники дальше по течению живут на кладбище.
  Я к ним иногда захожу, когда мне совсем плохо.
  Иногда покормят, иногда побьют меня.
  Но и они не так добры, как вы".
  "Разбойники?" - Маний и я переглянулись.
  "Убиииийцы, - рыбак протянул. - Но мое дело - сторона.
  Захотят - убьют меня.
  Крокодилам на корм бросят.
  Все равно все умрем. - Рыбак тихо плакал. - На реке я битву видел.
  Две галеры столкнулись.
  Никто не хотел пропускать другого.
  Налетели друг на дружку.
  На саблях и на ножах бились.
  Я надеялся, что трупы к берегу принесёт волной.
  Я по кошелям пошарю.
  Одежду с мертвых сниму.
  В моем положении любая вещь - подарок небес.
  Но не повезло мне.
  Галеры затонули.
  А крокодилы всех - живых и мертвых - сожрали вместе с кошелями, саблями и одеждой.
  Я так понимаю - что если нищий бездомный - то никакие трупы с галеры не помогут разбогатеть.
  Иногда я в деревню прихожу.
  Все равно - никому не нужный".
  "Дядя, поплывем мы дальше", - Маний к веслам перешел.
  "Засиделся я с вами", - рыбак засуетился.
  Подхватил удочку.
  Рыбу на лиане вытащил из воды.
  Вяленое мясо, которое мы ему подарили, под мышками зажал.
  Вышел из лодки на кочку.
  Обернулся и глуповато улыбнулся:
  "Девка, спасибо тебе.
  Я с последней войны девок голых не видел.
  В войне рабынь мы завоевали.
  Но так давно было, что уже не помню - было или не было.
  А ты - живая".
  "Живая я", - я пощупала свои бедра.
  Все засмеялись.
  "Я научу вас, как разбойников около воды миновать без проблем, - рыбак расщедрился на советы. - Как увидите на берегу каменные столбы, так вы сразу хода прибавляйте.
  Гребите изо всех сил.
  Убийцы вас заметят в любом случае.
  Но, если медленно кто плывет, то разбойники в лодки прыгают и догоняют.
  Кто же быстро проносится мимо них, за теми даже погоню не устраивают.
  Ленятся убийцы".
  
  Через некоторое время мы с реки видим, как рыбак под тяжестью рыбы и наших подарков поднимается к пещере.
  "Напрасно мы его мясом кормили", - Маний запоздало жадничает.
  "Маний, - я с укоризной качаю головкой. - Рыбак нам подсказал, как мимо разбойников убийц проплыть.
  Иначе нас поймали бы и убили".
  "Придумал рыбак о разбойниках убийцах", - Маний неуверенно тянет речь.
  "Какая рыбаку польза от выдуманных убийц?"
  "Рыбак хотел показаться перед нами знающим и значительным".
  "Маний, каменные столбы, - я поднялась в лодке. - Как рыбак говорил".
  "И ты, Персефона, надеешься, что я налягу на весла, потому что поверил рыбаку об убийцах"? - Маний смотрит на меня с насмешкой.
  "Я не надеюсь, что ты будешь грести, Маний, - я присаживаюсь за весла. - Я сама буду уносить нашу лодку от убийц разбойников". - Я с силой - со своей девичьей небольшой силой - гребу по реке.
  "Около каменных столбов кладбище, - Маний вглядывается в берег. - Не обманул нас рыбак... наверно.
  Какие-то люди бегут к лодкам".
  "Какие-то люди, - я передразниваю Мания. - Если люди потрясают топорами, то они - разбойники".
  "Греби, Персефона, греби".
  "Гребу, Маний, гребу".
  "Я тебе помогу", - Маний усаживается рядом со мной.
  Вдвоем гребем мощно, напористо.
  Лодка ускоряется и несется.
  Почти несется.
  Почти, как стрела...
  Разбойники убийцы садятся в лодки, но не отплывают.
  Затем выходят из лодок.
  "Рыбак честный, - я торжествовала, словно ручалась за рыбака. - Он сказал, что разбойники убийцы ленятся гнаться за теми, кто быстро проплывает мимо их стойбища".
  "Признаюсь, что не зря мы рыбака кормили, - Маний соглашается с неохотой. - Он нас спас своим советом.
  Иначе нас разбойники убийцы коптили бы на вертелах".
  "Мир не без добрых рыбаков, Маний".
  
  К вечеру нас догоняет рыбацкая лодка.
  Мы не гребем.
  Рыбак в лодке рядом тоже не гребет.
  Течение нас несет.
  "С нашим Полуксом разговаривали?" - рыбак спрашивает.
  "С каким вашим Полуксом?"
  "Который в пещере жил", - рыбак смотрит на небо.
  "В пещере?
  Жил?"
  "Я за вами с реки наблюдал, - рыбак показывает зубы. - В это время сомы очень хороши.
  Сомов я ловил.
  Вы Полукса угостили вяленым мясом".
  "Угостили, - я трясу головкой. - Разве грех угостить бездомного голодного вяленым мясом".
  "Не грех, конечно, - рыбак кряхтит. - Но на пользу оно ему не пошло".
  "Главное, что пошло".
  "Полукс давно мяса не ел.
  Только рыбкой питался.
  Наелся вяленого мяса и помер".
  "Умер?"
  "Десять войн Полукс прошел, - рыбак смотрит на нас с осуждением. - На кол его сажали.
  Пикой протыкали.
  Колесницей давили Полукса.
  Наконечник стрелы у него под кожей застрял.
  А умер он от переедания.
  От жадности и голода все мясо сразу съел.
  Я зашел в пещеру:
  "Полукс, Полукс, дай ответ".
  В ответ услышал стон.
  Полукс синий лежит скрючившись.
  Руками за живот держится и стонет.
  "Убили, убили меня", - крикнул и задергался.
  Затем совсем умер, целиком". - Рыбак замолчал.
  "Мы не виноваты, - я твердо заявила. - Обвинять нас в том, что мы накормили нищего мясом - нечестно.
  Почему вы, жители деревни, не помогали бывшему воину?
  Он вас защищал от врагов.
  Вы же ему ни кусочка баранины не предложили.
  Если бы подкармливали Полукса мясом, то он не набросился бы жадно на вяленую баранину, которую мы ему подарили, и не умер бы от боли в животе".
  "Я с тобой соглашусь, девка, - рыбак поправил бороду.
  Перекинул ее с левого плеча на правое. - К нам в деревню он приходил.
  Мы на него снисходительно смотрели и улыбались.
  Не давали мясо кушать.
  Полукс полежит в тенечке под пальмой.
  Посмотрит на пасущихся баранов.
  Так и все время проводил в деревне, пока не оголодает.
  По три дня ничего не ел.
  Мы же не предлагали.
  А воровать он не умел".
  "Девок не портил ваш Полукс?" - Маний озадачил меня и рыбака.
  "Да ты что говоришь, парень? - рыбак даже заикаться стал. - Посмотрит на купающихся девушек в луже.
  Или по ночам в окна заглядывал.
  Нет, никого он не портил.
  Вреда от Полукса не было".
  "Дядя, а за нами, зачем плывешь?"
  "Я не за вами плыву.
  До следующего поворота реки только.
  Там ямы под водой глубокие.
  Сомы в тех ямах величиной с коня".
  Мы попрощались взглядами с рыбаком.
  "Персефона, - Маний вытянул ноги между моих ног. - Нам нужен хороший ночлег, но бесплатный".
  "Хорошо бесплатно не бывает, - я вспомнила поговорку тирбургских купцов.
  Они изредка заезжали в нашу деревню. - Причалим к берегу около пальмовой рощи.
  Может быть, кокос найдем вкусный".
  "На пальмовых листья хорошо выспимся", - Маний согласился.
  
  Согласиться-то согласился, но причаливать я должна...
  В последние дни я стала чуть хуже думать о моем двоюродном брате.
  Мысленно придиралась к нему.
  Наверно, я устала в дороге...
  Я вогнала лодку в камыши.
  Вышла и по колено в воде тянула лодку за собой к берегу.
  Маний же в лодке ожидал, когда можно ему выйти на сухой берег.
  Я лианой привязала лодку к пальме.
  Вдруг, я почувствовала, что за мной кто-то следит.
  "Маний, - я оглядывалась по сторонам. - На меня смотрят".
  "Фу, Персефона, перестань нервничать, - Маний пожал плечами. - Кому ты нужна... - И тут же исправился. - Конечно, ты нужна многим.
  Но не настолько, чтобы за тобой подглядывали".
  "Маний, я боюсь", - я шагнула за пальму.
  И увидела высокого патриция.
  Патриций надменно смотрел на меня.
  Парадная туника патриция расшита золотом.
  За патрицием стояла высокая красивая рабыня.
  Я поняла, что она рабыня, потому что - без одежды.
  Рабам одежда не нужна...
  Патриций и рабыня молчали.
  Ждали, что мы дожны оправдываться - зачем плыли, почему пристали к берегу, что мы хотим, не навредим ли.
  Патриций неотрывно смотрел на Мания.
  И к удивлению, первым заговорил патриций:
  "Юноша, ты, почему не в армии?"
  "Из нашей деревни в императорскую армию не берут", - Маний вытер нос.
  По ошалевшему взгляду понятно, что Маний удивился вопросу патриция.
  "Дяденька патриций, - я подумала, что нужно отступать к лодке.
  Неизвестно, что у патриция в мыслях о нас. - Почему столь высокий и благородный, ходит по дикому берегу реки?"
  "Любознательная девушка, - патриций с презрением взглянул на меня и снова обратил свой взор на Мания: - Грациозный юноша.
  Скулы благородно выдаются у тебя.
  Изящно очерченный нос и тонкие губы.
  Глаза маленькие, но выразительные и блестят.
  Волосы черные, кучерявятся.
  Не смотри на меня с недоброжелательством".
  "Ну", - Маний переступал с ноги на ногу.
  Не знал, что делать и что говорить патрицию.
  "Здравствуй, красивый юноша", - патриций видел только Мания.
  Я же Мания грациозным красавцем не считала...
  "Здравствуй, патриций", - Маний ответил приветливо, без нотки вражды и презрения.
  "Ты на лодке плыл?"
  Будто я не плыла с Манием на лодке...
  "Я - Маний, - мой двоюродный брат икнул. - Да, благородный патриций, я со своей сестрой двоюродной путешествую..."
  
  
  ГЛАВА 286
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ПАТРИЦИЙ.
  
  "Приглашаю тебя, юноша, в мой походный шатер", - патриций развернулся и стал взбираться на высокий берег.
  На нас и на рабыню свою патриций даже не обернулся.
  Понимал, что мы будем слушаться беспрекословно.
  Маний догнал патриция и шел рядом с ним.
  Я плелась в конце нашей странной компании.
  Передо мной обнаженными ягодицами сверкала рабыня.
  Так как девушка поднималась, то я не видела ничего вокруг, кроме ее попки.
  "Я - патриций Тесей, - патриций взял Мания за руку. - Я направляюсь к цезарю.
  Здесь сделал привал.
  Не думал, что в глуши, на берегу реки я найду грациозного гибкого юношу".
  "А уж, как я не думал, что встречу патриция у реки", - Маний засмеялся.
  "Около Римбурга уже подобных диких мест нет, - патриций тяжело вздохнул.
  Обернулся и пронзил меня острым взглядом - с головы до ног.
  Или на рабыню смотрел, а мне показалось, что на меня. - Дикие пальмовый рощи около Римбурга уничтожены.
  И вода не столь чистая, как здесь.
  Ты какого рода племени, Маний?
  Страсбургский или Афинский?
  Если Афинский, то тебе одна дорога - в философскую школу Сократа.
  Примерно два дня отсюда идти пешком".
  "Нет, спасибо, Тесей, - Маний споткнулся о красный камень.
  Патриций тут же поддержал Мания за талию, чтобы он не упал. - В философскую школу Сократа я успею...
  На обратном пути.
  Меня лодка на реке ждет.
  Не пропадать же лодке".
  "Лодка, да, лодка, - патриций засмеялся. - А в лодке - что?"
  "В лодке ничего", - Маний не проговорился о вяленом мясе под листьями водяных лилий.
  "Ничего нет в лодке, - патриций многозначительно повторил.
  Он остановился и смотрел в маленькие глазки Мания.
  Старался угадать по глазам. - Лодка плавает.
  Зачем к берегу пристал?" - Патриций Тесей продолжал говорить с Манием, будто он один плыл в лодке.
  "Ночевать в пальмовой роще хотел, вот и пристал к берегу", - Маний принял игру патриция, что будто бы меня нет.
  Я почувствовала себя лишней и одинокой.
  "Может быть, сбегу? - я замедлила шаг и подумала. - Вернусь на чудо-озеро и к Жизель?
  Она говорила, что я ей нужна, и что она меня любит".
  Но в то же время я не имела права бросить Мания одного на растерзание патриция...
  Конечно, от меня - хрупкой, тоненькой - мало пользы в бою с патрицием.
  Но хотя бы своим присутствием подбодрю Мания.
  И тут мелькнула мысль:
  "А, что, если Маний обо мне уже забыл.
  Он - во время нашего восхождения на высокий берег - ни разу не оглянулся на меня".
  Патриций что-то шепнул Манию на ухо.
  Маний жеманно засмеялся, как девушка.
  Мы поднялись в пальмовую рощу.
  Десяток солдат с копьями, мечами пировали на траве под пальмой.
  Наверно, они охраняют патриция.
  Около кустов малины стоял высокий красивый шатер.
  Солдаты увидели патриция и вскочили.
  "Вольно, Крамер, - патриций небрежно махнул рукой. - Отдыхайте.
  Утром отправимся дальше, через Харибду". - Патриций Тесей вошел в шатер.
  Маний проследовал за патрицием.
  Рабыня осталась около входа в шатер.
  Я подумала и тоже хотела войти.
  "Тебе нельзя туда", - рабыня на меня посмотрела с жалостью.
  "Но там Маний.
  Он мой друг и двоюродный брат".
  "Пусть даже сам цезарь твой Маний.
  Тесей в свой шатер женщин не допускает".
  "Тогда я подожду около шатра", - я присела на жесткую траву.
  "Я бы тебе не советовала оставаться у шатра, - рабыня понизила голос.
  Голос у нее спокойный, мягкий.
  Рабыня чуть заметно кивнула в сторону сидящих воинов. - Они сейчас напьются вина из амфор и к тебе полезут".
  "Зачем они ко мне полезут? - Я пожала плечами. - Какая солдатам от меня радость?
  Я же не пью вино.
  Не умею рассказывать истории".
  "Ты, что?
  Ничего не понимаешь?"
  "Я много что понимаю", - я обиделась и надула губки.
  "Возвращайся к своей лодке.
  И, если заметишь, что кто-то спускается к тебе, то советую - отплыви подальше от берега.
  В реку с крокодилами даже пьяный солдат не полезет.
  А, если полезет - то сам себя накажет".
  "Ты говоришь загадками".
  "Йена".
  "Что за Йена?"
  "Мое имя - Йена".
  "Я - Персефона".
  "Персефона, поторопись, - Йена настороженно смотрела на солдат.
  Они стали оглядываться на меня.
  Даже посмеивались".
  Вдруг, седой воин поднялся и на шатающихся ногах двинулся к нам.
  "Персефона, идем, - Йена схватила меня за руку. - Я тебя до лодки твоей провожу".
  "Ты - рабыня.
  Как ты оставишь своего хозяина патриция".
  "Я не понадоблюсь Тесею до утра", - рабыня криво усмехнулась.
  Воин подошел и опустил свою ладонь на мою попку.
  "Галлий, нельзя, - рабыня бесцветно произнесла. - Тесей не разрешает ее трогать".
  "Какое дело нашему Тесею до простой крестьянки?" - Воин все же убрал руку с моей попки.
  "Ты войди в шатер и сам спроси Тесея, какое ему дело до простой крестьянки", - Йена усмехнулась.
  Видно, что она хорошо знала привычки патриция.
  "Я еще не сошел с ума, чтобы без приглашения зайти в шатер Тесея, - воин сплюнул мне под ноги. - Девка, еще кто с вами был?"
  "Нет, только я и Маний, - я отвечала охотно. - На галере с нами плыли купцы.
  Потом еще мы людей встречали.
  На чудо-озере..."
  "Ты очень глупая крестьянка", - солдат покачал головой.
  Йена меня тащила за руку к обрыву.
  Я оглянулась.
  Солдат внимательно смотрел на меня.
  "Еще не совсем упились солдаты, - Йена прошептала, когда мы стали спускаться вниз, к реке. - Но когда упьются, то перестанут соображать.
  Тогда я их никак не остановлю".
  "Что от меня хотел старый солдат?
  И зачем меня щупал?"
  "Жениться на тебе Галлий хотел".
  "Жениться?"
  "Да, жениться.
  А потом другие солдаты на тебе бы женились".
  "Разве можно жениться в поле?
  Женятся в храмах".
  "Солдатам все и везде можно, - Йена произнесла угрюмо и печально. - Законы на глиняных столбах не для них писаны.
  Воины могут все, если захотят".
  Мы обе помолчали.
  "Нет в солдатах доброты.
  Раньше была, а потом исчезла.
  И в солдаты идут уже меньше.
  Молодых убивают, а старики продолжают воевать".
  "Йена, а ты давно рабыня?" - я спросила осторожно.
  "Я родилась в рабстве, - Йена помогла мне перелезть через упавшее дерево. - Мои родители - рабы".
  "Тяжело?"
  "Я другой жизни, кроме рабства не видела, - Йена вошла в лодку.
  Я - следом за ней.
  Мы присели на разные скамеечки. - Даже бежать из рабства не хочу.
  На воле другая жизнь.
  Я же ничего не умею, кроме как прислуживать.
  Не умею покупать, продавать, растить хлеб, ловить рыбу.
  Бесполезная я буду без хозяина.
  И долго не проживу.
  Меня обманут и убьют", - Йена вздрогнула.
  "Я и не думала, что некоторые боятся убежать из рабства, - я наклонилась и извлекла из-под листьев водяной лилии кусок вяленого мяса. - Возьми, покушай, Йена".
  "Спасибо тебе, добрая Персефона, - Йена покачала очаровательной головкой. - Я не ем мясо".
  "Болеешь?"
  "Нет, я с детства не ем мясо, рыбу, дичь.
  Даже яйца не кушаю.
  И молоко не пью".
  "Бедненькая.
  Значит, все же - болеешь".
  "Нет, не болею, - Йена засмеялась. - Когда мне было пять лет, я увидела, как раб отрезал у другого раба ногу и жадно ел ее сырую.
  Меня вырвало.
  С тех пор я каждый раз, когда смотрю на мясо, то представляю, что оно - нога раба".
  "А рыба, яйца и молоко, причем здесь?"
  "Рыба, яйца и молоко - та же самая сырая нога раба", - Йена махнула тонкой ручкой.
  "И этот бараний бок кажется тебе ногой раба, Йена?"
  "Еще бы, - рабыня фыркнула. - Смотрю на вяленую баранину, а вижу сырую ногу раба".
  "Смешно, - я пару раз откусила мясо и спрятала под листья водяных лилий на дно лодки. - Теперь тебе не видится нога раба?"
  "Сейчас нет ноги раба", - Йена засмеялась.
  Мы молчали минуту.
  И минута молчания как бы нас сблизила.
  "Йена, я не выдержала, - если ты смотришь на мясо и видишь отрезанную ногу раба, то если посмотришь на отрезанную ногу раба, то увидишь баранину на ребрышках". - Шутка мне очень понравилась.
  Я хохотала, даже ножками стучала по дну лодки.
  Йена тоже залилась звонким серебряным смехом.
  Мы смеялись до слез.
  Вдруг, послышался треск.
  За ним раздались проклятия.
  "Персефона, отплываем", - Йена выскочила на берег.
  Быстро сорвала лиану, которая держала лодку.
  Оттолкнула лодку и перевалилась в нее.
  Мы отплыли метров на десять от берега.
  "Эх, упустил добычу, - серая тень на берегу превратилась в пятно. - Йена, греби к берегу.
  Я тебе кое-что на ушко скажу".
  "Ганимед, я на год вперед знаю, что ты мне скажешь", - Йена держала лодку на границе водяных зарослей.
  "Отдай нам девку, а сама плавай, сколько хочешь, Йена".
  "Персефона - не моя и не рабыня, - Йена остро взглянула на меня. - Как же я ее могу отдать?
  Она - не вещь.
  Если Персефона захочет, то она сама к тебе приплывет".
  "Я не хочу", - я ответила быстро.
  Шатающийся солдат меня пугал.
  Что-то было зловещее в его ухмылке.
  "Ганимед, слышал?
  Персефона не хочет к тебе".
  "Тебя Персефона зовут?" - Ганимед решил говорить со мной.
  "Персефона", - я присела к веслам, чтобы лодку не снесло.
  "Персефона, а, если я в тебя копье метну?"
  "Если ты в меня копье бросишь, Ганимед, то оно меня пронзит.
  И я умру". - Я дрожала от страха.
  "Или не попадешь, а копье утонет", - Йена заступилась за меня.
  "Ну, тогда я из лука выстрелю в тебя, Персефона".
  "Ганимед, патрицию Тесею не понравится, если ты убьешь Персефону или меня.
  Стрела и в меня может попасть.
  Рука у тебя сейчас неверная".
  "За мою руку не беспокойся, Йена, - солдат захохотал.
  И снова стал меня уговаривать.
  Словно птичку подманивал: - Персефона, а Персефона".
  "Да, Ганимед".
  "Ты деньги любишь?"
  "Люблю деньги, Ганимед".
  "Плыви ко мне.
  Я тебе золотой сольдо подарю".
  "Целый золотой сольдо, - у меня сразу губки пересохли. - На золотой сольдо можно купить три деревни, как наша".
  "Нет у него золотого сольдо, - Йена зло прошептала мне. - Обманет".
  "Йена, я все слышал, - солдат зарычал. - Не лезь не в свои дела.
  Или ты девку для себя присмотрела".
  "Ой, Ганимед, сам ты девка", - рабыня взглянула на меня и опустила глазки.
  "Рабыня, я приказываю, греби к берегу", - солдат завопил.
  "Я не твоя рабыня, Ганимед, - голос Йены сухой. - Я рабыня патриция Тесея".
  Йена присела ко мне на скамейку и прошептала на ушко тихо-тихо:
  "Уплывем отсюда.
  Ганимед может и из лука выстрелить.
  Ума совсем нет у солдата".
  "Куда мы поплывем?
  Здесь мой Маний.
  Я его не оставлю одного.
  Маний утром придет, а меня нет?
  Не согласна я уплывать".
  "По берегу нас могут найти солдаты, - Йена тряхнула роскошными черными волосами. - Подберутся тихонько.
  Скрытно ходить воины умеют отлично.
  Если бы пьяный Ганимед не споткнулся и не упал бы, то..." - Йена замолчала.
  "То, что было бы?"
  "Плохо тебе было бы, Персефона".
  "Ой".
  "Вот тебе и ой".
  "Йена, а что солдат имел в виду, когда говорил, что ты девку для себя присмотрела?"
  "Не слушай солдат, они убивают, - Йена заскрипела зубами. - По пути три семьи вырезали, - в голосе зазвенел металл. - Ночью тайно подошли и всех убили".
  "Зачем?" - я почувствовала, как от ужаса отнимаются пальцы рук.
  "Тесей приказал, - Йена пожала плечами. - Мне солдаты и патриций не докладывают.
  Я - рабыня.
  Надо было им - зарезали.
  Никто даже проснуться не успел.
  Солдаты умеют тихо подкрадываться".
  "А собаки?
  Собаки бы залаяли".
  "Собаки, - Йена усмехнулась невесело. - Собаки обожают солдат и армию.
  После солдат остаются вкусные убитые лошади.
  И люди... погибшие.
  Много мяса, много костей.
  Собака хозяина предаст ради солдата...
  Поэтому собаки не лаяли".
  "Ужасно", - я не могла успокоиться.
  "Где бы тебе спрятаться до утра?" - Йена провела ладошкой по лицу.
  "Мы плыли и видели небольшой островок около берега, - я вспомнила. - По воде до островка опасно добираться.
  Водяные змеи и крокодилы кишат.
  Солдаты не доберутся до меня.
  Но на островке...
  На островке, я думаю, что все спокойно".
  "Замечательно, - Йена вглядывалась в темную реку. - Кажется, я его вижу, островок".
  Через несколько минут мы доплыли до островка.
  Йена первая выпрыгнула из лодки.
  Выдернула ее на сушу.
  И подала мне руку.
  Я была приятно удивлена.
  Вспомнила, что Маний всегда ждал, когда я вытащу лодку.
  Затем только выходил сам на берег...
  Ну, разве, что за редким исключением, помогал мне.
  Мы осмотрелись по сторонам.
  "Ни крокодилов, ни змей", - Йена наклонилась и собирала сухие водоросли.
  Я следила за рабыней.
  Все не выходили из головы слова солдата о том, что Йена меня приберегла для себя.
  Она отрежет мою ногу и съест.
  "Будем спать на сухих мягких водорослях. - Йена улыбнулась мне и похлопала себя по бедру. - Персефона.
  Ты смотришь на меня задумчиво".
  "Ничего особенного, Йена.
  Мои глаза веселые, но сморят задумчиво". - Я осторожно опустилась на сухую теплую мягкую постель.
  Рабыня стояла и смотрела на воду.
  "Йена, а ты, почему не ложишься спать?"
  "Ты спи, Персефона, - рабыня обернулась.
  Уголки ее рта растянулись в мягкой улыбке. - Я любуюсь рекой.
  Давно я так спокойно не стояла и не наблюдала.
  Жизнь рабыни - постоянное ожидание.
  И ожидание плохого.
  Но я уже говорила, что другой жизни я не знала и не умею.
  Я не представляю, как ты со своим другом плыла в лодке.
  Плыли вы свободно.
  Никто не указывал вам, где остановиться, что делать.
  Вы сами выбирали свою дорогу.
  Я так не могу.
  Я из другого мира.
  Из мира рабов", - плечи рабыни затряслись.
  "Йена, - я не выдержала.
  Поднялась.
  Подошла и обняла ее. - Не плачь.
  Жизнь моя не лучше рабской.
  У меня нет денег.
  Нет своего дома.
  Замуж меня никто не возьмет, потому что я бедная".
  "Но ты свободная и умеешь жить".
  "Да, я свободная и умею жить", - я почувствовала разницу между свободной, пусть даже бедной девочкой, и рабыней - пусть и рабыня богатого знатного патриция.
  Йена не думала о том, что кушать.
  За нее решал хозяин.
  И не задумывалась, где переночевать в безопасном от разбойников насильников месте.
  Всю жизнь решали за рабыню..."
  "Река течет, - рабыня опустила головку на мое левое плечо. - Никто реку не выдумал.
  Никто не назовет ее рабыней, хотя она не может выйти на свободу из своих берегов.
  Никто не скажет, что река бедная, хотя у нее нет золотых монет.
  Мы умрем.
  А река будет спокойно жить".
  "Умирать я не собираюсь", - я с напряжением выдохнула.
  "Персефона, а ты видела падающую звезду?
  Самую большую, которая небо расколола?
  Было пять лет назад.
  Ночь осветилась.
  Стало светло, как днем.
  Будто второе солнце зажглось.
  Купцы говорят, что эту звезду видели во многих царствах".
  "Я видела ту звезду, Йена, - я обрадовалась. - Я очень испугалась.
  Я тогда тихонько срывала персики в чужом саду.
  Когда звезда ослепительно взорвалась, я упала с персикового дерева.
  Думала, что боги Олимпа на меня рассердились за то, что я воровала персики.
  А я всего-то пять штучек взяла.
  Голодная была очень.
  Я персики оставила и побежала домой".
  "Глупенькая ты, Персефона, - Йена погладила меня по головке. - Богов Олимпа нет.
  Их придумали жрецы.
  Даже если бы они были, то не послали бы на одну хрупкую девочку огненную Звезду.
  Если на каждую девочку с персиками бросать яркую звезду, то звезд на небесном своде не хватит".
  Мы засмеялись.
  Наши взгляды молчаливо скользили по далекому берегу.
  Течение смерти повеяло на меня холодом.
  Я вспомнила древнее кладбище в пещере.
  "Йена, - я не понимала, что говорю.
  Слова отдельные понимала, но общий смысл не доходил.
  Но я должна была сказать: - Я скоро разбогатею.
  Во Флавии на ярмарке, по приказу цезаря всем будут раздавать золото и драгоценные камни.
  Так Маний обещал мне.
  А я Манию верю.
  Я наберу на ярмарке много-много золота.
  И выкуплю тебя из рабства.
  Ты будешь свободная, Йена.
  И до конца своих дней можешь не нуждаться.
  Золота на всех хватит.
  И на меня, и на тебя, и на Жизель!"
  "Жизель?
  Кто она?
  Тоже рабыня, как и я?"
  "Нет, Жизель - не рабыня, - я подумала, что напрасно проговорилась малознакомой рабыне.
  Но с другой стороны, она стала как бы подруга для меня. - Жизель хорошая.
  Она живет на чудо-озере.
  Уговаривала меня остаться.
  Я же сказала, что на обратном пути с ярмарки я загляну к ней.
  И, возможно..."
  "Персефона, ты сказала о ярмарке во Флавии?" - Йена смотрела на меня с солнечной теплотой.
  "Да, на ярмарке во Флавии будут раздавать золото, сапфиры, бриллианты, изумруды и рубины.
  Всем желающим..."
  "Персефона, нет никакой Флавии".
  "Йена, ты повторяешь слова, которые говорили мне многие.
  Лишь один Маний утверждает, что и Флавия и чудесная ярмарка - существуют". - Я чуть не рыдала.
  С одной стороны понимала правоту Йены.
  С другой стороны - я верила Манию.
  "Я много городов и империй объехала с патрицием Тесеем, - в уголках глаз Йены появились слезинки. - Но ни разу не слышала ни о Флавии, ни о чудесной ярмарке, где раздают золото и сапфиры бесплатно.
  Если бы подобное происходило, то о Флавии знали бы даже в самом отдаленном уголке земли".
  "Все равно Флавия и ярмарка во Флавии существуют, - я топнула по сухой траве. - Ой. - Я подпрыгнула и скакала на одной ножке. - Иголка в пятку воткнулась".
  "Иголка? - Йена подлетела ко мне.
  Выдернула из ноги длинную иглу акации. - Сейчас водой смочим и травку приложим.
  Я знаю, какую травку.
  Меня мудрецы лечили.
  Чтобы в походе, если что с моим хозяином случится, то я смогла бы ему помочь вылечиться. - Йена суетилась вокруг меня.
  И видно, что ей приятна эта суета... - Персефона, ложись и спи, - Йена вывела меня из задумчивости. - С твоей ножкой теперь все будет в порядке.
  До утра заживет.
  Я же еще немного постою.
  А за то, что ты хотела меня выкупить из рабства, когда разбогатеешь, я тебе безмерно благодарна". - Йена легонько хлопнула меня по попке.
  По-подружески. - Я опустилась на сухую постель.
  Оставила мысли о том, что Йена может быть опасной для меня.
  "Может быть, Йена приберегла меня для себя - означает, что она хотела с кем-то, со мной поговорить ночью.
  Ей, вообще, не с кем было разговаривать.
  Кто воспринимает рабыню всерьез?
  Ей только приказывают и ждут от нее работы.
  У рабыни нет ни друзей, ни рабов.
  Все холодно замолкают, когда она рядом.
  Ее не стесняются. - Сердце мое застучало быстро-быстро. - Даже, если она съест мою ногу, то пусть ест.
  Хоть какая радость девушке, которая родилась в рабстве.
  А я?
  Я умру раньше, чем..." - Мысли были невеселые, но в то же время - спокойные и умиротворяющие.
  Почему-то я подумала, что смерть от солдата я бы приняла с ужасом, со страхом, а от Йены - со спокойствием и пониманием.
  Наверняка, ничего подобного не было в мыслях Йены, но я так ощущала окружающую вокруг себя ночь.
  Я погрузилась в сон.
  Проснулась от веселого задорного пения болотных куликов.
  "Йена, ты, что не ложилась?" - я увидела рабыню.
  Она стояла, как и перед моим сном.
  И смотрела на реку.
  "Я успею выспаться в походе", - Йена улыбнулась.
  Ее прекрасное лицо преобразилось.
  "Йена, ты стала другая за одну ночь". - Я распахнула глазища.
  "Какая другая?"
  "Новая.
  Ты светишься.
  Спокойствие и уверенность появились".
  "Ты заметила? - рабыня засмеялась. - Я тоже почувствовала, что со мной что-то произошло ночью.
  Что-то перевернулось во мне.
  Кажется, что я родилась заново.
  Родилась свободной, не рабыней.
  И все благодаря тебе, Персефона".
  "Почему я?"
  "Без тебя, я бы не приплыла на этот островок.
  Не вдыхала бы свободу реки.
  Знаешь, Персефона.
  Я поняла, что я могу жить одна, свободная, на реке.
  Как старый солдат, который жил в пещере и ловил рыбу.
  Я могу кушать только рыбу".
  "Но ты же говорила, что ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни молока ты не ешь", - я даже подпрыгнула.
  "Это было вчера, - Йена свободно засмеялась. - Сегодня я - другая. - Она подбежала к лодке.
  Подняла со дна листья водяных лилий.
  Схватила кусок вяленого мяса и впилась в него острыми белейшими зубками. - Вкуснотища. - Через несколько минут Йена опустила оставшийся кусок обратно в лодку.
  Бережно прикрыла его листьями. - Вчера я была другая.
  Сегодня я - новая.
  Я больше не вернусь к патрицию Тесею".
  "Ох, Йена.
  Боюсь, что ему не понравится твой поступок".
  "А я не боюсь, Персефона.
  Я пойду по реке вниз.
  Одна".
  "Йена, может быть, ты поплывешь со мной и с Манием?" - я кусала губки.
  Догадывалась, что Манию присоединение к нам беглой рабыни очень не понравится.
  "Нет, Персефона, - Йена опустила ладони на мои плечи. - Я же все понимаю.
  Для тебя я - подруга.
  Для твоего друга..."
  "Маний - мой двоюродный брат".
  "Для твоего друга я - чужая.
  Он не примет меня в лодку". - Йена произнесла то, чего я боялась.
  "Посмотрим, кто кого, - я упрямо сжала губы. - Если Маний меня не послушает, то пусть плывет дальше один".
  "Как же твоя мечта о Флавии с чудесной ярмаркой с золотом и драгоценными камнями?"
  "Сама найду Флавию", - сердечко мое заболело.
  "На ловца и зверь бежит", - Йена резко обернулась к берегу.
  
  
  ГЛАВА 287
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЙЕНА.
  
  "Маний?" - я увидела друга и закричала.
  Маний показался мне родным-родным.
  Он добежал напротив островка.
  Опустил на траву мешок и размахивал руками.
  "Маний, почему ты ничего не говоришь?" - я кричала.
  "Персефона, замолчи, - Йена приложила ладошку к моему ротику. - Судя по всему твой дружок..."
  "Мой далекий брат..."
  "Твой далекий брат не хочет, чтобы его слышали.
  Он спешит, чтобы мы его забрали как можно быстрее", - Йена сдвинула лодку в воду.
  Прыгнула на скамеечку.
  Я вбежала в воду, подтолкнула лодку и перевалилась в нее.
  С горы послышались вопли:
  "Где он?"
  "Мания ищут", - Йена со всей силы налегала на весла.
  Кусты на берегу разошлись.
  Из них выскочил один из солдат стражи патриция Тесея.
  Маний обернулся на него в панике.
  Понял, что не успеет прыгнуть в лодку.
  Солдат схватит его.
  "Маний, плыви", - я истошно завопила.
  Маний подхватил мешок и бросился в воду.
  Слева сразу разошлись кувшинки.
  И два желтых глаза поднялись над водой.
  "Крокодил, - Йена прошептала. - Не говори Манию.
  Иначе он испугается и запаникует".
  "Крокодил его съест".
  "А, если Маний выскочит на берег, то его убьют", - Йена зашипела на меня.
  Крокодил сначала ринулся за Манием.
  Речной хищник был ближе к нему, чем наша лодка.
  Ближе и быстрее.
  Я перегнулась и хлопала ладошкой по воде.
  "Персефона, что ты делаешь?" - Йена удивилась.
  Дыхание тяжело вырывалось из ее очаровательного ротика.
  "Отвлекаю крокодила от Мания".
  "Зато привлекаешь других крокодилов", - Йена оглянулась через левое плечо на плывущего к нам Мания.
  "Ой, - я привстала в лодке. - Крокодил развернулся от Мания.
  Он поплыл к солдату.
  Наверно, солдат показался ему более..." - я не успела договорить.
  Стражник уверенно плыл за Манием.
  Понимал, что догонит его.
  И, вдруг, стражника подбросило.
  Крокодил выпрыгнул уже с человеком в пасти.
  Солдат дико закричал.
  Крокодил рухнул со своей добычей.
  И исчез вод водой.
  Наступила зловещая тишина.
  "Вода скрывает звуки", - Я подала Манию руку.
  "Сначала мешок, Персефона", - Маний пытался перебросить мешок через борт лодки.
  "Давай свой мешок", - Йена схватилась за мешок.
  "Не трогай его, рабыня, - Маний завизжал и выдернул мешок из руки Йены. - Моя добыча".
  "Тогда оставайся со своими крокодилами", - Йена обиделась.
  Я с трудом вытащила тяжелый мешок.
  Затем помогла Манию забраться в лодку.
  "Вовремя, - Йена ядовито заметила. - Три крокодила кружат вокруг лодки.
  А с берега в нас целятся".
  "Йена, не дури, - воин Ганимед размахивал руками. - Вышвырни вора и его девку из лодки.
  Плыви к берегу".
  "Я не твоя рабыня, - Йена направила лодку к центру реки. - Я не рабыня уже".
  "Вот ты как заговорила, Йена", - кто-то из стражников выпустил по нам стрелу.
  Стрела упала далеко справа от лодки.
  "Сандерс, - Йена захохотала - зло, и в то же время торжественно. - У тебя руки дрожат, Сандерс, после вчерашней попойки.
  Или Судьба не позволяет стрелять в девушку".
  "Ты не девушка, Йена.
  Ты - рабыня нашего патриция".
  "Что?
  Что вы говорите?
  Не слышу?" - Йена продолжала хохотать.
  Она, словно с ума сошла.
  Еще бы - убежала от хозяина.
  Впервые в жизни почувствовала себя свободной.
  
  Лодка летела к середине широкой в этом месте реки.
  Берег и голоса стражников исчезали в утреннем тумане.
  Стрелы, воины уже не казались страшными.
  "Нужно плыть как можно дальше и, как можно быстрее", - Маний отдышался.
  "Маний, ты удивительно мудрый, - я пропищала. - Как можно дальше, и как можно быстрее плыть от стражников, которые хотят тебя убить.
  Маний, почему они называли тебя вором".
  "Патриций Тесей заплатил мне, - Маний заскрежетал зубами. - Я подумал, что слишком он мало дал мне монет.
  Поэтому я, когда патриций заснул, прихватил еще монет из его кошелька.
  И немного серебряной посуды в мешок...
  Я не вор.
  Я взял то, что мне положено.
  Я заработал своей..."
  "Маний, за что тебе патриций Тесей заплатил?" - я раскрыла ротик.
  "Персефона, не спрашивай о том, что не хочешь услышать", - Йена постучала пальчиками по веслу.
  "Не твое дело, Персефона, за что я получил СВОИ деньги".
  "Маний, ты, почему дерзишь мне?"
  "А ты не спрашивай, Персефона".
  "Маний, ты же сам сказал, что патриций Тесей заплатил тебе".
  "Сказал, что патриций мне заплатил.
  А за что деньги дал - тебя не касается.
  Деньги мои, и только мои".
  "Ах, так, Маний", - я надула щечки.
  Жгучая обида терзала меня.
  "Не обижайся, Персефона, - Маний произнес примирительно. - Я же сделал как можно лучше для нас.
  Пока ты отдыхала, я работал".
  "Я отдыхала? - я чуть из лодки не выпрыгнула.
  Завизжала. - Меня стражники хотели убить.
  Йена меня спасла.
  Вот, как я отдыхала.
  А ты, Маний, даже не побеспокоился, когда оставил меня одну с десятью пьяными стражниками".
  "Но ты же живая сейчас, Персефона, - Маний сел на мешок. - Поэтому не выдумывай, что тебя хотели убить".
  "Йена спасла меня.
  Если бы не она, то меня уже бы не было в живых.
  И тебя она спасла от стражников и крокодилов.
  Так что, Маний, не обижай мою новую подругу".
  "Не было у тебя подруг, Персефона, а как только со мной поплыла, так обросла подругами, как дно лодки обрастает ракушками", - Маний пробурчал.
  "Ты завидуешь мне, Маний?
  Но у тебя тоже появился друг - патриций Тесей".
  "Шутки у тебя, Персефона, шутки висельника".
  "Маний, не будем ссориться", - я улыбнулась другу.
  "Кстати, рабыня, почему ты с нами? - Маний недобро посмотрел на Йену. - Ты привлечешь к нам ненужное внимание.
  Мы высадим тебя на берег".
  "Я не рабыня, Маний", - в груди Йены заклокотало.
  "Ты - рабыня патриция Тесея, - Маний надул щеки. - Я бы мог вернуть тебя к хозяину..."
  "Которого ты обворовал, и который приказал тебя убить", - Йена ответила с сарказмом.
  "Ну, тогда я бы мог продать тебя на рынке рабов".
  "Маний, - Йена грациозно потянулась.
  И неожиданно, обвила руками шею Мания.
  Уперлась ногами в его поясницу. - Ты, как все мужчины.
  Вы издеваетесь над девушками, потому что вы сильнее.
  Но как только девушка вас обижает, вы превращаетесь в овцу".
  "Отпусти, ты меня задушишь, рабыня", - Маний захрипел.
  "Персефона, отпустить твоего дружка?"
  "Моего двоюродного брата...
  Не отпускай пока.
  Но не задуши.
  Я задам Манию пару.
  Нет - один вопрос".
  "Персефона, ты сговорилась с рабыней, - Маний верещал. - Ты больше не подруга мне".
  "Может быть, я тебе не подруга, потому что ты получил деньги и богатство, Маний, - я сузила глаза. - Не хочешь делиться со мной?"
  "Я и не собираюсь с тобой делиться, Персефона.
  Моя - добыча.
  Ты бы могла в это время у солдат по кошелям пошарить..."
  "Хороший друг плохому не научит", - я расхохоталась.
  "Персефона, ты хотела задать вопрос, - Йена с трудом удерживала Мания. - Я долго его так не удержу.
  Мы рабы, учились друг у другу приемчикам, как выжить в рабстве.
  Мы брали лучшее от стражников, от воинов и от разбойников.
  Удержать Мания я долго не смогу.
  Этот захват подразумевает, что жертву надо сразу душить".
  "Ты опасная, рабыня, - Маний верещал. - Отпусти меня".
  "Скажи, что я не рабыня", - Йена усилила нажим на шею Мания.
  "Ты... ты не рабыня...
  Отпусти, сумасшедшая".
  "Нет, Маний, еще скажи, что я самая красивая девушка, которую ты видел".
  "Ты не рабыня.
  И ты - самая красивая девушка". - Маний обливался потом.
  "Маний, теперь я спрошу, - Я нависла над другом: - Ты обманул меня о Флавии?
  Ведь нет никакой Флавии?"
  "Нет никакой Флавии, - Маний задыхался. - Персефона.
  Я обманул тебя.
  Даже, если бы Флавия существовала с ярмаркой, где бесплатно раздают золото, сапфиры, бриллианты, изумруды и рубины, то все равно я бы поплыл обратно домой.
  У меня уже есть богатство...
  В мешке".
  "Флавии не существует, - ножки мои подкосились.
  Я упала на дно лодки. - Маний, ты...
  Зачем ты меня обманул?
  Для чего придумал поход на ярмарку во Флавию?"
  "Персефона, это второй вопрос, - лицо Мания посинело. - Ты обещала один раз спросить".
  "Йена, отпусти Мания", - я выдохнула.
  "Маний, если ты задумаешь снова бунтовать, то я у меня для тебя найдется еще много удушающих приемов, - Йена зловеще прошептала. - А то, что я - рабыня, а ты свободный, ты ошибся.
  Теперь ты мой раб.
  Я твоя свободная госпожа.
  Могу продать на ярмарке для рабов.
  Деньги поделю с Персефоной".
  "Но ты же голая.
  За милю видно, что ты рабыня", - Маний произнес осторожно.
  "Я оденусь.
  А тебя раздену.
  Кто тогда будет из нас казаться рабом?"
  "Я - свободный", - Маний выпятил грудь.
  "Ты был свободный, когда я тебя держала и не выпускала?" - Йена засмеялась.
  "Перестаньте ругаться, - я замахала ручками. - Патриций и солдаты устроят за нами погоню.
  Они будут искать нас".
  "В нашей деревушке нас не отыщут, - Маний тряс головой. - Слишком бедная деревня".
  "До нее сначала нужно добраться, - я посмотрела на Йену. - Ты с нами, Йена?"
  "Нет, я уже сказала, что не стану вам обузой, - Йена грустно мне улыбнулась. - Я сойду на берегу".
  "Мы плывем обратно, потому что Флавии нет, - Маний обвиняюще на меня посмотрел, словно я придумала Флавию и богатую ярмарку, а не он. - Я видел протоку, узкую речку.
  Мы в ней скроемся".
  "Маний, - я вспомнила. - Ты же не умеешь плавать.
  Плохо плавал.
  А с мешком плыл быстро и уверенно, как крокодил".
  "Наверно, я забыл, что я не умею плавать, - Маний засмеялся. - Поэтому и плыл".
  Напряжение в лодке упало.
  Мы некоторое время плыли молча.
  Я сменила на веслах Йену.
  Маний не выказывал желания сесть к веслам.
  "Девушки мирно купаются, - я указала пальчиком на песчаный пляж. - Подплывем?
  Спросим?"
  "О чем спросим, Персефона?"
  "Не видели ли они стражников поблизости".
  "Патриций Тесей еще не успел добраться до этих мест, - Йена приложила ладошку ко лбу. - Сначала надо собрать шатер.
  По берегу в любом случае дольше, чем по воде.
  И, я думаю, что солдаты не знают, в какую стороны мы поплыли".
  "Они могут искать по всем сторонам".
  "Нет, слишком мало солдат, - Йена покачала миленькой головкой. - Если они разбредутся, то, кто патриция Тесея будет охранять?
  Места неспокойные.
  Варвары кочевые устраивают набеги".
  "Десять стражников не защитят патриция от варваров", - Маний обрадовался, что хоть в споре победил Йену.
  Но рано радовался.
  "Плохо ты знаешь солдат, крестьянский парень, - в голосе бывшей рабыни прозвучала гордость за солдат армии цезаря. - При осаде Калки тридцать спартанцев остановили трехтысячное войско кочевников".
  "Не хочу", - Маний потряс головой.
  "Что не хочешь, Маний?"
  "Я о своем задумался".
  "Купальщицы в лодку сели, - Йена произнесла с тревогой. - К нам плывут.
  Что им надо?"
  "Подплывут - узнаем, что они хотят от нас", - я ответила храбро.
  "Их две, а нас - трое", - Маний тоже храбрился.
  "Я себя неуютно чувствую, - Йена жалко улыбнулась. - Первый день я свободная.
  Не знаю, что и как говорить".
  "Йена, - я решительно сняла с себя хитон. - Одевайся в мою одежду".
  "Персефона, я никогда не носила одежду", - Бровки Йены поднялись.
  "Ты теперь свободная.
  Привыкай к одежде".
  "Но тогда ты, Персефона, будешь голой и похожей на рабыню", - Маний проблеял.
  "Никогда я не стану похожей на рабыню", - может быть, мои неосторожные слова обидели Йену.
  Но они вырвались из меня как-то сами по себе...
  Девушки подплыли к нам.
  Одна не оделась.
  Вторая сидела на корточках и высунула голову их небрежно наброшенного хитона.
  "Путники, нет ли у вас что поесть? - обнаженная девушка спросила. - Мы - погорельцы.
  Дома наши со всем добром сгорели.
  Мы даже рыбу не можем ловить - нечем.
  Голодаем, и одежды нет".
  "Кто же вас поджег?"
  "Солдаты".
  "У нас нет лишней еды", - Маний пробурчал.
  "Возьмите, - я сняла листья и достала два увесистых куска вяленого мяса. - Больше ничем я вам помочь не могу".
  "Персефона, - Маний хотел отобрать куски мяса.
  Но Йена схватила его за руку.
  Маний рухнул на дно лодки: - Нам самим мало. - Маний завыл. - Почему ты распоряжаешься моим мясом, Персефона?"
  "Потому что я отдала свою долю, - я покачала головкой. - Твоя доля мяса осталась тебе.
  Не бойся, Маний, твоего я не трону".
  "Ну, если у вас мало припасов", - девушка из-под хитона жадно смотрела на мясо.
  "Берите", - я отдала два куска.
  "Они же не худые, - Маний не мог успокоиться. - Груди налитые.
  Бедра округлые.
  Девушки не голодали".
  "Не голодали мы, пока у нас были дома и хозяйство".
  Они жадно рвали, как волки, мясо белыми зубками.
  "Можно остановиться где-нибудь, где мало людей?" - Йена осмелилась и спросила.
  Ее голосок дрожал.
  "От солдат скрываетесь, - девушки переглянулись. - Мы тоже боимся теперь каждого.
  Ждем, когда наша родня к нам на выручку приедет.
  Пережидаем на реке в камышах.
  Нет, здесь солдаты бродят.
  Зато ниже по течению, как увидите, что речка впадает, туда сворачивайте.
  Берега там болотистые.
  Туда мало, кто ходит.
  Разве что - за болотными ягодами".
  "Та протока, о которой я говорил", - Маний довольный потирал руки.
  "Вы, чьи будете?" - девушки любознательные.
  "Чьи, чьи, зато не ваши", - Маний ответил неприветливо.
  "Фу, - девушка обнаженаня надула губки. - Нехороший парень.
  Может быть, мы с добрыми намерениями".
  "Какие могут быть добрые намеренья у голой девушки?" - Маний захохотал.
  Его смех отражался от гладкой поверхности реки.
  "Что, если мы замуж за тебя просимся?"
  "Замуж?
  За меня? - Маний рот распахнул.
  Я и Йена захихикали. - Но вы же бедные.
  Нет у вас ничего".
  "Нам родственники помогут".
  "А, что, девочки, если я уже женат? - Маний расплылся в улыбке.
  Ему понравилось, что к нему сватались. - Разве вы не видите двух девушек в моей лодке?"
  Почему-то Маний назвал лодку своей.
  Но я уже привыкла, что у него все вокруг, якобы принадлежало ему...
  Не похожи на твоих жен. - Бойкие местные девушки подмигнули мне и Йене. - Ты - далеко сидишь от нее, - на меня пальчиками указали. - А от второй девушки - ты на нее косишь с опаской.
  Будто бы боишься", - девушки кивнули на Йену.
  "Глазастые вы, - Маний проблеял. - Смотрите, не потеряйте глаза, а то выпадут".
  "Ярмарка в ваших местах есть?" - Йена загорелась желанием пойти на ярмарку.
  Просто так - посмотреть.
  "Ярмарка?
  Чего?
  Ярмарка в Писурах съезжается.
  Торжища у них по понедельникам.
  Сегодня же - среда.
  У нас одна ярмарка - жрец Конкорд.
  Конкорд для нас - и ярмарка, и торговля бойкая, и мудрец-философ, и весельчак", - девушки засмеялись.
  Толкали друг дружку локоточками.
  Прятали глазки.
  "Судя по вашему веселью, жрец Конкорд - великий шутник", - Йена произнесла тихо.
  "Шутник, но помогает нам жрец Конкорд.
  Когда солдаты сжигали дома и грабили, он в колодце отсиделся.
  Сейчас за ягодами отправился на болото".
  "Не он ли возвращается с ягодами", - глазки у меня зоркие.
  "Жрец Конкорд", - девушки быстро поплыли от нашей лодки к берегу.
  Кричали на ходу:
  "Вы плывите ближе к берегу.
  Ветер в спину вам поможет - быстрее будете".
  "Жреца Конкорда нам только не хватало", - Маний процедил сквозь зубы.
  "Жрец расскажет о нас солдатам патриция Тесея", - я за беспокоилась.
  "А я думаю, что жрец Конкорд солдатам не станет помогать, - Йена пересела ко мне ближе. - Солдаты сожгли дома.
  Он в колодце сидел из-за солдат.
  Не будет он с ними откровенничать и помогать им".
  Мы снова молчали.
  Оживились, когда увидели протоку.
  "Сюда, сюда греби", - Маний указывал Йене.
  Она послушно повела лодку к впадающей в большую реку маленькой речке.
  Но около сухого места, возле слияния двух рек неожиданно для нас причалила лодку к берегу.
  "Я отсюда пешком пойду".
  "Куда же ты пойдешь Йена?" - я удержала ее за руку.
  "Пойду искать место для своего нового житья", - Йена мягко улыбнулась мне.
  "Правильно, что уходишь, - Маний обрадовался. - иди, Йена, и нигде не останавливайся, пока не почувствуешь, что нашла свое".
  "Маний, а почему ты приказываешь моей подружке? - Я неожиданно разозлилась. - Она не рабыня тебе".
  "Персефона, не ссорься с братом, - Йена опустила ладони на мои плечи. - Вам вместе жить.
  У меня же никого не осталось".
  "Я - твоя подружка, Йена".
  "Спасибо тебе, Персефона".
  "Знаешь, что, Йена, - я сбросила листья с кусков вяленого мяса на дне лодки. - Бери, сколько унесешь.
  На первое время тебе хватит..."
  "Персефона..." - Маний завизжал.
  "Маний, - я широко расставила ноги и воткнула кулачки в бока.
  В моем голосе сливался мед с молоком. - Я потом буду просить у тебя прощения.
  Унижаться перед тобой.
  Но - потом, а не сейчас.
  Сейчас, не смей меня тронуть".
  "Не смей тронуть Персефону", - Йена повторила.
  "Вы сговорились, - Маний заскулил и закрыл глаза. - Я ничего не вижу, ничего не слышу.
  Иначе мое сердце разорвется. - Маний заткнул уши пальцами. - Ничего знать не хочу".
  "Йена, - я дрожащими руками развязала мешок, который Маний притащил с собой от патриция Тесея. - Ты долго служила патрицию.
  Не скопила даже на одежду.
  Если тебя хоть немного успокоит, то возьми. - Я вытащила из мешка тяжелый кошель. - Плата за твое рабство.
  Не знаю, сколько монет в кошеле патриция.
  Надеюсь, что золотые.
  И кувшин серебряный забери.
  И еще чашу серебряную".
  "Персефона", - глаза бывшей рабыни загорелись зелеными звездами.
  "Ничего не говори, Йена.
  Я сама потом отвечу Манию.
  Ему хватит добра надолго.
  Ты же...
  Нет, не ходи с деньгами и серебром на ярмарку.
  Тебя обманут.
  Ты отправляйся к моей подружке Жизель на чудо-озеро.
  До него осталось недалеко.
  По большой реке вниз - и увидишь его.
  Передай Жизель от меня привет.
  Скажи, что я сама не могу вернуться с пустыми руками.
  Я обещала ей золото и драгоценные камни с ярмарки во Флавии.
  Когда я разбогатею, а я обязательно разбогатею, я приду к Жизель и тебе.
  Надеюсь, что вы подружитесь.
  Жизель хорошая, - я слезы глотала. - Вы будете вместо добывать жемчуг.
  А я... а я..."
  "У нас деньги есть, - Йена пронзала меня взглядом. - И о жемчуге ты говоришь.
  Мы же не будем бедные - я, твоя подруга Жизель, и ты".
  "Все я вру, - я вытирала слезы ладошкой. - Нет, о деньгах не вру.
  Я найду деньги.
  Но главное, почему я не могу пойти с тобой на чудо-озеро к Жизель - Маний.
  Я не оставлю его одного.
  Он обманывал меня.
  Будет обманывать.
  Но он - мой двоюродный брат.
  Без меня он пропадет.
  Я только провожу его до дома.
  Маний рад даже будет, когда я от него уйду к вам на чудо-озеро.
  Он же боится, что я попрошу свою долю из его мешка.
  И из тех денег, которые ему патриций Тесей дал, не знаю за что...
  Так что - ждите меня.
  Жизель обещала, что будет ждать меня всю жизнь..."
  "И я тебя буду ждать всю жизнь, Персефона, - Йена, бывшая рабыня хотела меня поцеловать на прощание.
  Но отвернулась. - Прости, Персефона, что не прощаюсь с тобой по-нормальному, - голос Йены дрожал. - Не умею я прощаться.
  И не хочу с тобой прощаться". - Йена сняла хитон.
  Завернула в него куски вяленого мяса, серебряный кувшин и серебряную чашу.
  Кошель с монетами повесила на пояс.
  С мешком медленно удалялась от меня.
  "Йена", - я крикнула в спину подружки.
  "Да, Персефона", - Йена не обернулась.
  Ее плечи дрожали.
  "Ты Жизель очень легко найдешь на чудо-озере.
  Я уверена...
  Или она тебя найдет".
  Йена опустила дивнейшую головку и ничего мне не ответила.
  Пустота разлилась в моем сердце.
  Мне казалось, что я предала Йену, как ее предавали все.
  Что я от нее отказалась, как и другие отказывались от нее...
  И она не говорит мне об этом.
  Я хотела побежать следом.
  Но взглянула на беззащитного Мания.
  И осталась.
  Лишь шептала:
  "Йена, Жизель.
  Я вернусь к вам на чудо-озеро.
  И мы будем жить вместе.
  Никогда не расстанемся".
  
  
  ГЛАВА 288
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  МЕШОК МАНИЯ.
  
  Я осторожно завязала мешок Мания.
  Сидела и долго трясла головой.
  "Сколько же вы, девки, будете болтать? - Маний открыл глаза и вытащил пальцы из ушей. - Уже ушла рабыня?"
  "Маний, Йена не рабыня".
  "Хорошо, - Маний с подозрением рассматривал меня. - Твоя подружка ушла?"
  "Она уже далеко".
  "Баба в воду - лодке легче", - Маний захихикал".
  "Маний, а ты изменился сильно за время нашего плаванья".
  "Персефона, ты тоже стала другая, - Маний торопливо развязывал мешок. - Смелая, гордая.
  Я даже скажу - резкая и дерзкая.
  Но мы же останемся друзьями, Персефона?"
  "Мы с тобой дальние брат и сестра, Маний.
  Мы будем дружить всегда".
  "Персефона, ты ничего еще не дала моего рабыне?"
  "Маний, она не рабыня, - я устало вздохнула. - Нет, Маний.
  Ничего я твоего не дала рабыне.
  Только несколько кусков вяленого мяса".
  "Мешок был тяжелее, Персефона".
  "Маний, тебе кажется, что мешок был тяжелее".
  "Ты развязывала мешок, Персефона?"
  "Маний, я не развязывала ТВОЙ мешок, Маний.
  И ничего не дарила твоего Йене.
  Хотя надо было отблагодарить за то, что она спасла тебя и меня от смерти.
  Ты бы остался без твоего любимого мешка с украденным добром патриция, и без голов остались бы мы...
  Йена нас спасла", - я повторила в очередной раз.
  "Мне кажется, что было больше вещей в мешке, - Маний засунул голову в мешок. - Я не помню, что бросал в мешок.
  Темно было в шатре патриция Тесея.
  Но все же..."
  "Маний, я бы не смогла развязать узел, который ты затянул на мешке, - я лгала и была противна сама себе. - И мясо, которое я подарила Йене...
  Все мясо уже попахивает.
  Оно, хотя и вяленое, но все равно на реке на солнце заплесневело и протухлилось слегка".
  "В огне обжарить мясо, и тухлоты не будет вообще", - Маний завязал мешок.
  Вроде бы успокаивался.
  "Домой, Маний?" - я вынужденно улыбнулась.
  "Домой, Персефона", - Маний мне кивнул.
  Я села за весла.
  Лодка с трудом сдвинулась с места в узкую речку.
  Лес ветвей, корней ходячих деревьев, стволов кокосовых и финиковых пальм тянулся со всех сторон к лодке.
  Нас толкало и кидало в разные стороны.
  Впереди, на повороте стояли непроходимые заросли камыша.
  "Прорвемся, - я стиснула зубки и налегла на весла. - Правильно сказали девушки на реке - сюда мало, кто заглянет.
  Нас не отыщут слуги патриция Тесея.
  А потом о нас он забудет.
  Начнется очередная битва, и патрициям будет не до крестьянских парня и девушки".
  Маний меня не слышал.
  Она мило спал на дне лодки.
  "Патриций Тесей, - Маний зачмокал во сне. - Еще, пожалуйста".
  Я засмеялась.
  Потому что патриций Тесей, к нашему счастью, был далеко.
  Из воды тянулись к нам ветви утопленных диких деревьев.
  Сверху нависали с пальм яркие сочные лианы.
  На них резвились птицы и карликовые обезьянки.
  Я веслом отбивала особо назойливую зелень, или отталкивала плывущую корягу.
  За очередным поворотом я увидела высокого сгорбленного худого человека.
  Он был в красных сандалиях жреца, в длинной тоге, подпоясанной золотым пояском.
  Мозолистые руки старца находились в постоянном движении.
  На голве незнакомца высилась остроконечная шапка.
  На лбу выжжен иероглиф Солнца.
  "Ко мне плывешь, красавица?" - старик назвал меня красавицей, поэтому я улыбнулась приветливо.
  "Может быть, и к тебе, добрый человек.
  Нам нужно заночевать. - И спросила в лоб: - Ты - жрец Конкорд?"
  "Нет, я не жрец Конкорд, - лицо старика покраснело.
  Глаза воспалились и заслезились.
  Появилась страдальческая улыбка. - Жрец Конкорд мой частый гость.
  Мы с ним вместе...
  Впрочем, это тебе не интересно и не понятно.
  Я - Фемистокл - жрец болотного храма.
  Ты сказала, что вам нужно заночевать.
  Ты не одна? - Жрец вытянул шею и рассмотрел спящего в лодке Мания. - Ты с парнем?
  Как жаль".
  "Он - не парень.
  Маний - мой дальний брат".
  "Тогда совсем другое дело, - на лице жреца Фемистокла заиграли солнечные блики. - Брат - не муж.
  Я приглашаю вас в свой храм переночевать и отдохнуть с дороги.
  Вы, наверно, заблудились.
  Редко, кто входит на лодке в эту узкую протоку.
  Слишком много змей. - Жрец Фемистокл сорвал за хвост зеленую змею с лианы и бросил в воду.
  Змея невозмутимо проплыла мимо моей лодки. - На деревьях змеи.
  В воде змеи.
  На земле змеи".
  "Что же ты живешь в столь ужасном месте, жрец?" - Я с ужасом заметила, как по лианам вьются алые змейки.
  "Я разговариваю на змеином языке", - жрец Фемистокл ответил важно.
  "Жрец, скажи змеям, чтобы они меня не трогали.
  Замолви за меня и моего брата Мания словечко перед змеиной царицей".
  "Слово у меня одно, - жрец сдвинул седые брови. - Только за тебя попрошу, чтобы тебя не кусали змеи.
  Твой брат дальний пусть сам от змей отбивается".
  "Что?
  Змеи?
  Кто?
  Где?
  Когда?
  Ты кто? - Маний поднялся в лодке. - Прижал к груди мешок. - Не украли мой мешок. - Маний выдохнул с облегчением. - Персефона, ты не лазила в мешок?
  Не развязывала его?"
  "Не лазила в ТВОЙ мешок, Маний.
  Не развязывала его", - я ответила холодно.
  "Что в мешке прячешь, парень?" - жрец Фемистокл заинтересовался.
  "Ээээээ прах моей матери и прах моего отца в глиняных амфорах, - Маний покраснел от вранья. - С собой всегда вожу отца и мать".
  "Похвально, похвально, благородный юноша", - жрец Фемистокл вроде бы хвалил Мания.
  Но в его словах звучало презрение.
  "Я - Персефона", - я сказала жрецу, чтобы отвести внимание от насупленного Мания.
  Он вцепился в мешок, как орел в зайца.
  "Я уже понял, что ты - Персефона, - жрец Фемистокл улыбнулся мне и крякнул. - Позволь, Персефона, я помогу тебе выйти из лодки". - Жрец протянул мне руку.
  "Как мило", - я охотно вложила свою ладошку в горячую потную ладонь старого жреца. - Мне никто еще не делал подобного предложения".
  Я солгала, потому что Йена помогала мне выйти из лодки...
  Но не скажу же я жрецу о Йене...
  "Я же не замуж тебя зову, Персефона", - жрец Фемистокл икнул.
  "Знаю, Фемистокл.
  Я сказала, что мне никто раньше не предлагал помощь...
  Никто из мужчин".
  "А твой брат?"
  "Я всегда помогаю Персефоне", - Маний солгал.
  Кажется, он очень недоволен ситуацией.
  Постоянно косо смотрел на жреца Фемистокла.
  Маний провалился по колени в грязь.
  Я же, с помощью жреца, оказалась на сухом месте.
  Даже ножки не замочила.
  "Юноша, привяжи лодку", - жрец не обернулся к Манию.
  "Никуда она не уплывет", - Маний с сомнением посмотрел на грязь, отделяющую лодку от него.
  "Уплывет, обязательно уплывет ваша лодка, - жрец засмеялся. - Обезьяны ее уведут.
  Они подсмотрели, как рыбаки лодкой управляют с помощью весел.
  Прыгнут обезьянки в лодку и уплывут в дальние края.
  Мне не вашу лодку жалко.
  Обезьянок я жалею".
  В ответ на слова жреца с лиан заверещали обезьяны.
  Они скакали по пальмам.
  Катались на лианах.
  С нетерпением ждали, когда мы уйдем.
  "Персефона, - Маний неуверенно позвал меня. - Привяжи нашу лодку надежно".
  "Маний..." - я раскрыла ротик от наглости моего двоюродного брата.
  "Парень, девушка не будет себя загрязнять, - за меня заступился жрец Фемистокл. - Ты - мужчина.
  Ты можешь грязный войти в храм.
  Но девушка должна быть чистая во всем, даже без болотной грязи на подошвах".
  "Придумают же жрецы", - Маний пробурчал.
  Жрец сделал вид, что не услышал его замечание "придумают же жрецы".
  "Болеем мы в храме, - через несколько шагов жрец Фемистокл признался. - Болезнь - не заразная.
  Но жрецы лежат ни живые, ни мертвые.
  Я хоть к реке хожу.
  А другие жрецы поленьями лежат на ложах".
  "Жрецы болеют - плохо", - я не знала, что сказать.
  "Храм осмотришь, Персефона? - жрец смущенно на меня смотрел.
  И добавил нерешительно: - Можно, конечно можно и храм осмотреть, и отдохнуть славно.
  К счастью, жрец Конкорд ушел помогать оставшимся в живых, после того, как кто-то сжег дома..."
  "Солдаты сожгли", - я переступила через вялого питона.
  Судя по тому, что его живот раздулся, питон недавно съел человека, или кабана.
  "Не вспоминай около храма о солдатах, - жрец Фемистокл погрозил мне пальцами. - Не надо нам ни солдат, ни жреца Конкорда сегодня в гости.
  Без них я и ты повеселимся.
  А то жрец Конкорд очень шустрый весельчак.
  Ни одна жрица от него не уйдет без подарка".
  "Красивый храм?" - Я хотела спросить о подарках от жреца Конкорда.
  Но что-то меня остановила.
  Сзади, за моей спиной обижено сопел промокший и униженный жрецом, Маний.
  Он нарочно громко жалобно вздыхал.
  "Храм?
  Храм - смотреть есть на что. - Мутные глаза старого жреца прожигали меня.
  Будто что-то хотели сказать.
  Но глаза не разговаривают... - Но ты сама, юная Персефона, храм".
  "Я - храм?"
  "Да, каждая женщина - храм, - жрец Фемистокл закряхтел. - Храм нашей надежды - женщина.
  Одна женщина подобна золотому храму.
  Каждый хочет в него войти.
  Но допускаются в золотой храм только избранные.
  Другая женщина - серебряный храм.
  Благородный храм с благородными чертами.
  Бывают женщины - запущенный храм.
  Но и в запущенный храм войдет достойный и украсит храм, отмоет, устранит недостатки.
  Нет плохих храмов, как нет и плохих женщин".
  "Очень приятно слышать подобные слова от жреца, - я захихикала смущенно. - Жрец Фемистокл.
  А я - какой храм?"
  "Ты, Персефона, какой храм? - Жрец остановился и хитренько поглядывал на меня. - Я позже скажу тебе, Персефона, какой ты храм".
  "Ну, пожалуйста, ну пожалуйста, жрец Фемистокл, скажи, скажи, - я подпрыгивала от наречения и хлопала в ладошки. - Я очень любознательная.
  Какой же я храм?"
  "Сначала надо в храм войти, а потом судить о нем", - жрец Фемистокл закашлялся.
  "Так войди же в мой храм, жрец Фемистокл, - я округлила глазки. - И скажи, какой я храм - золотой, или серебряный".
  "Персефона, опомнись, - Маний заверещал, как белка. - Не навязывайся старцам".
  "Тихо, парень, - жрец Фемистокл зло блеснул глазами на моего друга. - Если не замолчишь, то я напущу на тебя змей.
  Иди и не скули".
  "Вы, мужчины, говорите загадками, - я надула губки. - Не пойму, о чем вы".
  "Персефона, ты хочешь, чтобы я вошел в тебя, как в храм?" - жрец Фемистокл смотрел на меня быстро, скользяще, изучающе.
  Затем вздохнул.
  "Конечно, я желаю быть храмом", - я захихикала.
  Маний сзади зарычал.
  "Почему ты голая, Персефона?
  Ты рабыня?
  Тогда где твой ошейник?"
  "Я не рабыня.
  Я отдала свою тунику...
  Нет, я зацепилась туникой за ветки, когда мы проплыли мимо колючего дерева.
  Моя одежда осталась на акации".
  "Наверно, далеко ты была, потому что у нас не растут акации", - жрец Фемистокл произнёс жарко.
  "Жрец, ты осуждаешь меня?" - я спросила робко.
  "За что же тебя осуждать, красавица?"
  "Потому что я обнаженная, без одежды".
  "Персефона, где ты видела храм в одежде?" - жрец чуть в яму не упал.
  Настолько искренне удивился.
  "Но другие женщины, не рабыни, ходят в одеждах.
  И ты их тоже называл - женщин - храмами".
  "Женщины, перед тем, как станут доступным храмом, в который можно войти, раздеваются", - жрец произнес наставительно.
  "Меня сейчас вырвет от ваших храмов, - Маний подбежал и шептал мне на ухо. - Храмы, жрецы.
  Персефона, давай убежим".
  "Где же мы тогда переночуем, Маний?
  На лианах змеи, в воде змеи, на земле змеи.
  А жрец Фемистокл за меня... за нас слово сказал змеям, чтобы не кусали".
  "Меня уже кто-то укусил за пятку", - Маний пожаловался.
  "Наверно, жук тебя укусил за пятку, Маний", - я боялась подумать, что моего друга укусила змея за пятку.
  Неожиданно, пальмовая роща расступилась.
  На берегу небольшого озера стоял светлый прекрасный храм.
  Из чистого белого мрамора.
  Колоны упирались в небо.
  Вокруг болотного храма виднелись статуи юношей и девушек.
  На траве, на мраморных ложах лежали и спали жрецы.
  Я посмотрела на множество глиняных амфор и курдюков.
  Одни амфоры были пустые.
  Другие - полные вина.
  Жрец Фемистокл пристально посмотрел в мои глаза.
  Наши взгляды встретились.
  Я поняла, какая болезнь сразила жрецов в болотном храме.
  Имя этой болезни - вино.
  "Не осуждай нас, Персефона.
  Грех осуждать жрецов.
  Мы слабые духом, но сильные телом.
  Вернее, наоборот.
  Раньше были сильные телом, но слабые духом, а теперь наш дух укрепился, а силы телесные покинули нас.
  Почти покинули нас силы телесные". - Жрец Фемистокл повторил.
  "Что за статуя?" - Я открыла ротик.
  Над нами возвышался голый мужчина в мраморе.
  Могучие мускулы казались настоящими.
  "Статуя Аполлона Бельведерского", - жрец Фемистокл произнес с почтением.
  "Он на тебя похож, Фемистокл", - я решила польстить старику.
  "Правда? - румянец засветился на щеках жреца. - Да, похож немного.
  У нас мужское маленькое..."
  "Так куда ты лезешь со своим маленьким мужским, жрец", - Маний не выдержал.
  Жрец вместо того, чтобы накричал на Мания, улыбнулся.
  Опустил руку на затылок моего товарища.
  И, вдруг, неожиданно сильно схватил за левое ухо Мания.
  "Парень, - жрец Фемистокл торжествовал и благодушествовал. - Я с твоей дальней сестрой осмотрю храм.
  Ты же не переступай черту. - Жрец кончиком сандалии начертил на земле линию. - Тебе в храм нельзя.
  Хочешь - болей вместе с остальными жрецами.
  Найди амфору полную и болей себе на здоровье".
  "Почему я не могу пойти за вами?" - Маний ответил дерзко.
  "Потому ты не можешь пойти за нами, парень, что ты для меня не храм.
  Для меня храм - женщина.
  Вот, если придет жрец Конкорд, то ты станешь для него храмом.
  Жрец Конкорд найдет храм в каждом: и в мужчине, и в женщине".
  "А, если я переступлю твою черту, жрец Фемистокл?" - Маний сделал вид, что хочет перепрыгнуть через черту.
  "О, Маний, не делай этого, - в голосе жреца Фемистокла разлился яд. - Тогда боги Олимпа на тебя рассердятся очень и очень".
  "Я не верю ни в Олимп, ни в богов Олимпа", - Маний ответил дерзко.
  "Можешь верить, или не верить в Олимп и в богов Олимпа, - жрец Фемистокл прищурил глаза. - Но они моей рукой пошлют тебе яд, или змею.
  Или еще что-нибудь пришлют, когда топор опустится на твою голову".
  "Жрец Фемистокл, ты ужасы рассказываешь", - я распахнула глазища.
  "Девочка, ты дрожишь, - жрец Фемистокл обнял меня за плечи.
  Его руки - костлявые, сухие, как ветви высохшего дерева. - Мы быстренько осмотрим статуи и захоронения.
  Затем ты в купальне согреешься".
  "Купальня?
  Для меня?"
  "Только для тебя одной сегодня будет купальня".
  "Жрец Фемистокл, ты меня балуешь".
  "И ты меня побалуешь, Персефона".
  "Я никогда не была в настоящей мраморной купальне.
  Купальни - для патрициев и благородных горожан.
  Я же простая девушка.
  Всегда моюсь на реке".
  "Простая может стать золотой", - жрец Фемистокл повел меня от Мания.
  Маний пыхтел.
  Но судя по тому, что его пых удалялся, Маний не переступал черту, которую сандалией провел жрец Фемистокл.
  
  "Наш болотный храм очень богатый, - жрец вел меня по дорожке между статуями и могилами. - Осторожнее, Персефона.
  Ножку выше поднимай.
  Здесь кости из земли торчат.
  Могилы, кругом могилы.
  Самые великие города и храмы стоят на костях.
  Без костей город и храм не построишь. - Под ногой жреца Фемистокла хрустнул старый череп и рассыпался. - На стенах нашего храма ты видишь налет глубокой древности.
  Храм болотный поднялся на болоте очень и очень давно.
  Сначала была купальня и мраморные лавки для вдохновенья.
  Затем купальня и лавки обросли стенами, колонами и статуями.
  Но самое важное в храме - могилы.
  Обрати внимание на могилу, которая стоит отдельно.
  Могила выложена гранитом и покрыта золотой пылью".
  "Она отличается от других могил, - я с интересом рассматривала золотую пыль на гранитный плитах. - Могила цезаря?"
  "Нет, не цезарь, а простой варвар покоится под этой плитой.
  Вернее - варвар не очень простой".
  "Почему же он похоронен около великого храма, если он варвар".
  "Варвара звали Калле, - жрец Фемистокл согнулся.
  Вся его фигура показывала немощь.
  На лице светилось осуждение. - Он вместе с другими варварами напал на храм.
  Но тогдашние жрецы приняли варваров радушно.
  Угостили, предложили вина.
  Варвары храм не разрушили.
  Через три дня они ускакали.
  Остался лишь один Калле варвар.
  Он сказал, что не уйдет из храма, пока не выпьет все вино из амфор.
  Богатырь был варвар.
  Ему подносили одну глиняную амфору с вином за другой.
  Варвар пил, и не упивался.
  Все жрецы лежали, не могли подняться, а варвар Калле веселился на оргии".
  "С кем варвар веселился, если все жрецы лежали и не могли подняться?" - я спросила с любопытством.
  "Один он веселился, - жрец Фемистокл провел рукой по седой бородке. - Все умел варвар Калле.
  Даже оргию один сам с собой устраивал...
  Когда ему нужна была жена, то Калле выходил на большую дорогу.
  Бросал в первую проходящую женщины свою дубину.
  Затем оглушенную или убитую женщину за ноги тащил в свое логово".
  "Но как же можно жениться на женщине, которая оглушена или мертвая? - Я приложила пальчик к губкам. - Вдруг, она не согласится стать женой варвара?"
  "С варваром Калле все соглашались, - жрец Фемистокл покачал головой. - Он так и не смог выпить все вино в нашем храме.
  Неистощимо вино в болотном храме.
  Много лет варвар Калле жил при храме.
  А потом умер.
  Потрясённые мощью варвара, жрецы сделали исключение.
  Похоронили его около храма, а не сбросили тело в болото.
  Много раз могила варвара Калле спасала храм.
  Прискачут варвары.
  Хотят храм разорить, а жрецов убить.
  Жрецы сразу ведут варваров к могиле Калле:
  "Могила вашего собрата варвара.
  Наш болотный храм находится под его защитой.
  Даже мёртвый Калле хранит нас".
  Варвары удивлялись.
  Затем присаживались к столу слушать, как пил и гулял варвар Калле, их легендарный предок.
  На том и стоим".
  "На могиле стоите?"
  "Все на могилах стоят, - жрец Фемистокл подвел меня к статуе женщины: - Афина Паллада.
  Древняя статуя.
  Ее заморские купцы принесли в дар храму.
  Купцы купили ее по случаю на ярмарке, дешево...
  Не знали, куда деть.
  Вот и подарили нашему болотному храму.
  Рядом - статуя Венеры Милосской".
  "Почему статуя без рук?"
  "Статуя без рук, потому что какой-то злодей ночью отбил и украл мраморные руки Венеры Милосской, - жрец Фемистокл в гневе тряс головой. - Поймать и оторвать руки вору".
  "Да, надо вора наказать", - я подумала о Мании.
  Он тоже немного вор, но руки у статуй не воровал... еще не воровал.
  "Особенная статуя, - старец любовно поглаживал мраморные бедра выбитой из камня девушки. - Жрица весталка Гермиона.
  Она при жизни мертвых поднимала, и после смерти силу дает".
  "Она сейчас дала тебе силу, Фемистокл?"
  "Приложи руку к мрамору, Персефона, приложи, - жрец взял мою ладонь и опустил на мраморную попу весталки Гермионы. - Что ты чувствуешь?"
  "Чувствую теплый мрамор".
  "Силы у тебя прибавилось, Персефона?"
  "Не знаю, жрец, прибавилось ли у меня силы.
  Я - девушка слабенькая, хрупкая".
  "Вижу, что ты хрупкая, Персефона".
  "Маний говорит, что у меня узкие бедра, как у мальчика".
  "Твой друг Маний бредит.
  Хорошие у тебя бедра, славные, Персефона".
  "Как бедра могут быть славными?
  Славными бывают великие полководцы.
  Они добиваются славы в сражениях".
  "Иная девица своими бедрами одержит больше побед, чем великий полководец.
  Поэтому ее бедра называют славными".
  "Я еще не одержала ни одной победы.
  Я не воин".
  "Одержала, одержала ты, девка, много побед.
  Но еще не догадываешься о них".
  "Ты - философ мудрец, жрец Фемистокл".
  "Каждый жрец - философ и мудрец, но не каждый мудрец философ - жрец".
  "Ты очень умно говоришь, Фемистокл".
  "Я не только говорю, но и делаю".
  "Жрец, а как весталка Гермиона поднимала мертвых?"
  "Однажды весталка Гермиона купалась в реке, - голос жреца потеплел. - Солнечные лучи играли на ее блестящей влажной попе.
  После омовений весталка Гермиона стояла на берегу и любовалась речкой.
  На следующий день на ярмарке объявился древний старик Гипократ.
  "Чудо, со мной произошло чудо", - Гипократ стоял на пьедестале и поднимал руки к небу.
  "Гипократ, мы думали, что ты умер, - знающие старика удивлялись. - А ты живой и помолодевший".
  "Я тоже думал, что я умер, - Гипократ ликовал. - Вчера я лежал под кустом около реки.
  Я три дня не ел и готовился умирать.
  Ноги и руки отказали мне.
  Лишь в голове теплился лучик солнца.
  Я лежал долго, бесконечно долго.
  Подумал, что уже умер.
  И ожидаю около реки ладью Харона.
  Он перевезет меня в царство мертвых, в царство Аида.
  Вдруг, я услышала тихий шорох.
  И спросил - Харон?
  Молчание было мне ответом.
  Я с огромным трудом открыл глаза.
  Боялся, что вместо Харона за мной пришел Минотавр.
  Сначала я видел светлое пятно.
  Затем оно проявилось в девичью фигурку.
  Зрение постепенно возвращалось ко мне.
  И я любовался красавицей.
  Позже я узнал, что она - весталка Гермиона.
  Гермиона вошла в речку и мило омывала себя.
  Она натирала шелковую кожу ароматными цветами.
  Потом весталка вышла на берег и поглаживала себя, чтобы сбить прилипшие к коже лепестки цветов.
  Я же в величайшем удивлением осознал, что чем дольше смотрю на весталку Гермиону, тем больше у меня сил становится.
  Она меня подняла из мертвых
  Когда весталка Гермиона удалилась, то я прыгал и скакал по берегу, как горный козел.
  И видите, граждане, что я помолодел.
  Весталка Гермиона - кого хочешь поднимет из мертвых".
  Так вещал помолодевший старец Гипократ на ярмарочной площади.
  С того дня весталка Гермиона трудилась с утра до ночи, и с ночи до утра.
  Она вставала перед народом.
  И каждый уходил с новой порцией силы.
  Приносили мертвых.
  Мертвые поднимались, когда весталка Гермиона сбрасывала с себя хитон.
  Правда, недоверчивые, говорили, что многие прикидывались мертвыми, чтобы попасть вне очереди к весталке Гермионе.
  Но никто их не осудит.
  А эту статую для нас изготовил купец Микеланджело Рафаэлло.
  Высекал из мрамора и рыдал, рыдал и дальше высекал весталку Гермиону". - Жрец Фемистокл прослезился.
  "Фемистокл, вино закончилось в амфорах", - неожиданно около нас возник молодой жрец.
  Он едва держался на ногах.
  Черные глаза жреца то загорались, то туманились.
  "Кастор, - жрец Фемистокл строго посмотрел на молодого. - Не лги мне.
  Не лги мне, Кастор.
  На храмовой площади много полных амфор с вином".
  
  
  ГЛАВА 289
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЖРЕЦ ФЕМИСТОКЛ.
  
  "Жрец Фемистокл, - молодой захныкал. - То вино кислое и крепкое, кунжутское.
  Я от него умираю постоянно".
  "Если ты умираешь, то подойди и потрогай статую весталки Гермионы, - я посоветовала молодому жрецу. - Весталка Гермиона даст тебе силу".
  "А ты мне дашь?" - молодой жрец нагло уставился на меня.
  "Что тебе дать?
  Я не весталка.
  И, как ты видишь, у меня и на мне ничего нет".
  "Кастор, возьми ключ от кладовой, - жрец Фемистокл протянул молодому жрецу большой бронзовый ключ. - Возьми из наших запасов амфору сладкого Афинского.
  Только другим жрецам не говори.
  Они осудят меня за то, что я балую тебя.
  Ну, иди, ступай, Кастор".
  Молодой жрец принял ключ.
  Стоял и колебался во всех смыслах.
  Еще раз посмотрел на меня и нехотя медленно удалился.
  Или мне так показалось, что нехотя и медленно.
  "Войдем в храм, в купальню древнюю", - жрец Фемистокл провел меня по ступенькам.
  "Она замечательная, купальня, - я завизжала от радости. - Красивая, с цветной мозаикой".
  "И вода в купальне всегда теплая.
  Земля снизу ее подогревает огнем", - жрец Фемистокл произнес с гордостью.
  "Прелесть, прелесть, прелесть, - я вошла в воду.
  С удовольствием в нее погрузилась с головой. - Я чувствую себя жрицей храма".
  "Нравится?
  Оставайся у нас жрицей в болотном храме, - Фемистокл оживился. - Храм мужской.
  Но, если для варвара Калле мы сделали исключение, то и для тебя прикроем глаза на правила болотного храма".
  "Мне нельзя здесь оставаться, - я покачала головкой.
  Легла на спинку в воде и подняла ножку. - Меня Маний ждет".
  "Маний?" - голос жреца стал угрожающим.
  "Жрец Фемистокл, присоединяйся ко мне в купальне, - я произнесла быстро, чтобы жрец не придумал зло против моего друга Мания. - Места в купальне много".
  "С удовольствием к тебе присоединюсь, Персефона, - жрец Фемистокл скинул с себя одежды, словно только и ждал моего приглашения. - Благодушия во мне много". - Жрец сошел в воду.
  "Жрец Фемистокл", - снова объявился молодой жрец Кастор.
  "Что тебе, Кастор, опять? - Фемистокл чуть из купальни не выскочил. - Ты же должен быть не с нами, а с амфорой сладкого Афинского.
  Не мешай мне работать".
  "Жрец Фемистокл, - Кастор не уходил. - Жрецы не поднимаются.
  Надо их водой из реки обливать".
  "Кастор, вот ты сходи на реку и поливай жрецов".
  "Не могу один.
  У меня руки дрожат.
  Ноги подгибаются.
  И я змею боюсь.
  Пойдем со мной, жрец Фемистокл".
  "Иди, жди, Кастор, - жрец Фемистокл отмахнулся. - Я скоро приду и прогоню змею". - Жрец Фемистокл подождал, пока молодой жрец удалится.
  Оживился.
  С него сошли признаки усталости и немощи.
  С робкой улыбкой жрец стал приближаться ко мне.
  Но его настроение испортилось, когда снова появился модой жрец Кастор.
  "Жрец Фемистокл, Синоним уже не дышит".
  "Кастор, сделай Синониму насильное дыхание, - жрец Фемистокл прорычал. - Изо рта в рот".
  Кастор переступал с ноги на ногу.
  Опять ушел.
  Но появился скоро.
  Жрец Фемистокл как раз в этот момент приложил свою ладонь к моей коленке.
  Я не знала, зачем он так сделал.
  Наверно, хотел спросить - не болит ли у меня нога...
  "Жрец Фемистокл, - Кастор проблеял. - Жрец Ехидний на коленях полз и головой о мраморное ложе ударился".
  Молодой жрец Кастор подходил, и все время вызывал гнев жреца Фемистокла.
  "Персефона, а что, если я..." - жрец Фемистокл не успевал договорить.
  "Жрец Фемистокл, жрец Синоним уже дышит", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, хочешь, я покажу тебе дорогу в твой храм?" - Жрец Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, я амфору разбил", - жрец Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, я вздохнуть не могу, - жрец Фемистокл - мне. - Я человек строгий, но не откажусь..."
  "Жрец Фемистокл, Гальваник на Микеля упал", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, некоторые утверждают, что мужчинам от девушек только одного надо", - Фемистокл - мне.
  "Фемистокл, я на статуе Фемиды царапину нашел", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, неразумные мы.
  Поняла?" - Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, когда на болото пойдем?" - Кастор - Фемистоклу.
  "Мало, Персефона, у нас..." - Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, где хлеб взять?" - Кастор - Фемистоклу.
  "А что это у тебя, прекрасная Персефона внизу живота?" - Фемистокл игриво - мне.
  "Жрец Фемистокл, - на этот раз фигура молодого жреца Кастора выражала безмолвное осуждение. - Жрец Вильермо подавился костью".
  "Иду, иду, не осуждай меня, Кастор" - Фемистокл с кряхтеньем выбрался из купальни.
  Надел парадные одежды и двинулся за молодым жрецом.
  Я вышла из купальни.
  "Так и не сказал мне жрец Фемистокл, какой я храм - золотой или серебряный", - я с сожалением вздохнула.
  
  "Персефона, бежим, - из-за статуи рогатого мужчины вышел Маний.
  Глаза его возбужденно блестели. - Нам нельзя здесь оставаться".
  "Маний, откуда у тебя второй мешок?" - я увидела в руке своего товарища новый мешок.
  Старый был привязан к спине.
  "Нашел", - Маний отвернул глаза.
  "Из-за твоего "нашел" теперь жрецы болотные устроят за нами охоту", - я догадалась, что Маний опять что-то украл.
  На этот раз - обворовал жрецов.
  Мы осторожно вышли за храм.
  Скрытно спустились к реке.
  На прихрамовой площади жрец Фемистокл о чем-то спорил с жрецом Кастором.
  Мы плыли по реке, а в моей памяти жрец Фемистокл рассказывал и показывал.
  "Жрецы за нами погоню не устроят, - Маний вольно раскинулся в лодке. - Нет у них лодок.
  А, если бы и были, то не заметят, что что-то пропало.
  Жрецы - не патриции.
  Патриции все замечают".
  "Маний, что ты взял у жрецов? - я осуждающе покачала головкой. - Воровать - грех.
  А воровать у жрецов - тройной грех".
  "Персефона, какая тебе разница, что я забрал у жрецов, - Маний засопел. - Они мне еще должны остались.
  Нет у жрецов ничего приличного, что обрадует меня. - Маний развязал мешок: - Я о тебе не забыл, Персефона.
  Захватил для тебя подарок.
  Ты осуждала меня, что я все себе и себе.
  Нет, я и тебе тоже".
  "Мне?
  Подарок? - Я чуть из лодки не выпала от удивления и восторга. - От тебя?
  Тогда, Маний, тебе прощается твое воровство.
  Что ты подаришь мне?
  Золотой браслет с сапфирами?
  Перстень с рубином?
  Ожерелье с изумрудами?"
  "Вот, надевай, - Маний вытащил смятую поношенную тунику. - А то голая привлекаешь слишком много к нам внимания.
  Свою тунику ты рабыне подарила.
  А я тебе дарю".
  "Во-первых, Маний, старая поношенная туника с подозрительными пятнами - не подарок.
  Во-вторых, я не к нам, а к себе привлекаю внимание.
  Ты обманул меня, Маний.
  Я надеялась на красивый подарок, а не на тряпку грязную".
  "Ты слишком капризная, Персефона".
  "Маний, лучше бы ты сказал, что я слишком красивая".
  Мы молча плыли целых два часа.
  Маний осторожничал со мной заговаривать.
  Я же не знала, о чем болтать с Манием.
  Раньше мы по несколько часов не закрывали рты и не могли наговориться.
  Сейчас...
  "Маний, между нами, словно черная кошка пробежала".
  "Между нами пробежал жрец Фемистокл".
  "Нет, Маний.
  Между нами пробежал патриций Тесей".
  Мы снова не разговаривали.
  Стало темнеть.
  Маленькая речка в полутьме выглядела зловещей.
  На свесившемся до воды дереве я увидела девочку.
  Она с ветвей ловила рыбу на удочку.
  "Девочка, до ближайшей деревни далеко?" - я обрадовалась возможности хоть как-то развязать свой язык.
  "Мчоооо?
  Мучёёё?" - Девочка раскрыла рот и глазища.
  Смотрела на нас, как на диких зверей.
  "Девочка, ты что, никогда не видела людей?" - Я пошутила.
  Маний лишь презрительно смотрел на нее.
  "Неа, никого не видела", - девочка, наверно, произнесла самое длинное предложение в своей жизни, поэтому удивилась.
  "Ты откуда?"
  "Мы - лесные люди".
  "Лесной человек, - Маний говорил свысока. - Где деревня?"
  "Чёо?"
  "Проплыли, - я приветливо кивнула девочке, когда мы миновали и дерево полузатонувшее и ее. - Маний, не суди ее строго.
  Она же людей не видела из-за жизни в пальмовом лесу".
  "Кто она, чтобы я ее судил, - Маний снова был высокомерен. - Она - простая лесная девка.
  Я же..."
  "Ты же с самим патрицием Тесеем ночь в шатре провел", - я произнесла неожиданно зло.
  Не нравится мне, когда девочек обижают.
  "Персефона, ты, почему на меня сердишься?" - после минуты сопения и переживаний Маний очнулся.
  "Маний, кто ты, чтобы я на тебя сердилась?
  Ты - простой деревенский парень.
   Я же..." - Я нарочно замолчала.
  Пусть Маний додумывается.
  Он и думал, пока река не разделилась на две реки.
  "Куда нам плыть?" - Маний почесал лоб.
  "Ты же прекрасно знал, как плыть во Флавию на ярмарку.
  Теперь же не находишь дорогу к нашему дому".
  "Персефона, ну, не злись на меня", - Маний пробурчал почти виновато.
  "Ладно, Маний, не буду на тебя злиться.
  Ты же мой двоюродный брат.
  Я тебя знаю с детства.
  А речку эту я не знаю, - я пошутила. - Плыви в левую реку".
  "Почему в левую?"
  "Потому что она больше заросла, чем правая.
  Значит, по правой - время от времени - плавают.
  А нам главное сейчас ни с кем не встретиться".
  "Поплывем в левую, - Маний согласно кивнул головой.
  Будто он сидел за веслами, а не я. - Надеюсь, что ты не подведешь меня, Персефона".
  "Ах, так, Маний, - я почти визжала. - Ты заставил меня выбирать дорогу.
  И тут же на меня переложил ответственность.
  Если левая река окажется правильной, ты мне даже спасибо не скажешь.
  Но, если я ошиблась, то ты не слезешь с меня".
  "Не слезу с тебя, - Маний впервые за длинную дорогу захихикал.
  Стал прежним. - Беру левую речку на свои плечи. - Маний поднял листья водяных лилий в лодке. - Персефона.
  Поужинаем?
  Поздний ужин придаст нам сил.
  Тебе же еще грести и грести целую ночь".
  "Я буду грести ночь, - я заскрипела зубами. - Ты, Маний, что в это время делать будешь?
  Спать?"
  "Я стану охранять нас", - Маний выпятил грудь.
  "Маний, мясо протухло и заплесневело", - я принюхалось.
  "Слегка заветрелось только, - Маний скривился. - И немного плесени.
  Но мясо вяленое.
  Оно даже тухлое, не опасное".
  "Маний, я девочка.
  Я не стану есть тухлое мясо".
  "Напрасно, Персефона.
  Тогда греби голодная". - Маний откусил от мяса.
  Медленно переживал.
  "Маний, - я захохотала.
  Мой смех жутко звучал в наступающей темноте. - Я не вижу, но чувствую, что твое лицо позеленело".
  "Действительно, тухлое", - Маний икнул.
  Перегнулся через борт лодки.
  Его вырвало.
  "Маний, выбрось мясо в воду, - я отвернула лицо. - Иначе ты проголодаешься так, что соблазнишься тухлым мясом во второй раз.
  И тогда, возможно, что отравишься по-настоящему.
  Здесь нет весталки Гермионы, чтобы она тебя вернула из царства мертвых".
  "Какая весталка Гермиона?"
  "Мне жрец Фемистокл рассказывал, что весталка Гермиона своей красотой давала мужчинам силу.
  И даже поднимала мертвых.
  Мертвые, как взглянут на нее, так сразу оживают".
  "Персефона, мертвые не могут глядеть.
  У них глаза тоже умерли".
  "Маний, откуда ты наешь, что мертвые не могут глядеть?
  Ты, что, умирал?"
  "Не умирал, но умру от вони тухлого мяса", - Маний пересилил свою жадность и выбросил куски мяса в речку.
  "Надо было Йене дать больше этого мяса", - я пожалела.
  "Ты дала бы ей больше мяса, и она получила бы больше тухлого мяса", - Маний засмеялся.
  "Зато мы бы не казались столь жадными".
  Вдруг, на реке плеснуло.
  Мелькнуло белое брюхо, лапы и хвост.
  "Крокодил?" - Маний посмотрел на меня.
  "Я не похожа на крокодила".
  "В этой малюсенькой речке водятся крокодилы?"
  "Маний, почему бы им не жить здесь?
  На них никто не охотится.
  Еды хватает.
  Проплывающие выбрасывают из лодок тухлое мясо".
  "А я хотел ножки перед сном помочить в реке", - Маний содрогнулся.
  "Ты же говорил, что не будешь спать".
  Мы снова плыли молча.
  Вернее - я плыла в лодке, а Маний сидел на лавке.
  "Маний, возьми длинную палку и отталкивай коряги от лодки".
  Маний, к моему удивлению, послушался.
  Длинной толстой палкой освобождал нам путь.
  "Все равно не заснуть на берегу, - я спорила сама с собой. - Крокодилы, змеи, неизвестные дикие девочки лесные с удочками".
  "Должна же быть скоро большая вода", - Маний зевнул с хрустом челюстей.
  Я наблюдала, как сначала темнеют отражения финиковых пальм в реке.
  Потом погружается в бархатную темноту прибрежная трава.
  На небе угасает день.
  Дохнул прохладный ветер.
  В сумраке обозначились быстрые тени.
  Лес загудел ночными звуками.
  Ветер внезапно стих.
  Вокруг нас чавкало, крякало, хрустело, булькало, шипело.
  И казалось, что только наша лодка - нереальная.
  "Дед, далеко до Афин? - Маний чмокал губами. - До Кельбурна за неделю домчитесь на веслах. - В Кельбурне обязательно посетите городскую купальню.
  Хотя, наврядли вас пустят.
  Ночевали бы лучше в болоте".
  "Маний, ты с кем разговариваешь?" - мне стало страшно.
  Но мой товарищ не ответил.
  "Спишь, значит, - я не очень огорчилась.
  Коряг стало меньше.
  Маний уже не нужен для их отталкивания от лодки. - Обещал не спать.
  Мелкая монета - цена твоим обещаниям, дальний брат".
  Мои руки деревенеют.
  Глова наливается синевой.
  "Не всех же едят на реке, - я отчаянно зеваю. - Иначе никто вокруг бы нас не жил ночной жизнью".
  Я не в силах думать и сопротивляться.
  Опускаюсь на дно лодки и проваливаюсь в сладкий крепкий сон.
  Я проснулась от предчувствия утра.
  Оно находилось на границе.
  Я три раза хлопнула ресницами.
  И утро начало отбирать у ночи ее владения.
  Маний мирно посапывал.
  Его голова уютно лежала на лавке.
  Вокруг тела обматывалась красивая пестрая болотная змея.
  Я хотела закричать.
  Но криком не помогла бы другу.
  Я подняла весло и ткнула в змею.
  Она дернула головой и с недоумением на меня уставилась.
  Словно говорила:
  "Девочка, зачем ты со мной жестокая?
  Я же тебя не тронула.
  А твой друг тебе же не нужен".
  "Змея, змея, - я присела на корточки.
  Не сводила глаз с красавицы змеи.
  Если она разозлится, то сдвинет свои кольца и задушит Мания. - Должен же быть кусочек тухлоты.
  В темноте Маний, наверно, не все протухшее вяленое мясо выбросил в речку.
  Что-нибудь и тебе осталось.
  Надеюсь... - Я шарила рукой под лавкой.
  Нащупала что-то слизкое и зловонное.
  Возможно, что вяленое мясо впитало в себя воду на дне лодки.
  Я не смотрела на ЭТО.
  Положила слизкое на широкую часть весла. - Змея.
  Поверь мне.
  Оно вкуснее, чем мой товарищ". - Я снова приблизила весло к змее.
  Она недоверчиво сверкнула красивыми бездонными глазами.
  Потянулась к куску слизкого на весле.
  Я отодвинула весло чуть дальше.
  Оно зависло за бортом лодки.
  Змея начала медленно распускать кольца.
  И, о, радость, вскоре сползла в воду.
  Я опустила весло и наградила змею тухлым мясом.
  "Мы в расчете, змея", - я засмеялась.
  "С кем ты в расчете? - Маний проснулся и протирал глаза. - Я - змея?
  Персефона, зачем ты меня разбудила?"
  "Маний, ты же не хотел спать.
  Должен был нас охранять".
  "Охранять я могу и во сне.
  У меня сон чуткий". - Маний закряхтел, как старый философ.
  "Ага, сон у тебя чуткий, Маний, - я со злорадством подумала. - Если бы я не спасла тебя от водяной змеи, то ты бы никогда не проснулся".
  "Кушать хочу", - Маний с надеждой на меня посмотрел.
  "Я не отдам тебе свою ногу на завтрак", - я вспомнила рассказ бывшей рабыни Йены о том, как она в детстве была ошеломлена, когда увидела, как раб отрезал рабу ногу и пожирал ее.
  
  "В Салемполис посмотреть на ведьм плывете?" - раздалось за нашими спинами.
  Я подпрыгнула от неожиданности.
  Маний выпучил глаза.
  Неужели, нас догнали солдаты патриция Тесея или жрецы из болотного храма.
  Я медленно повернула головку.
  И с огромным облегчением выдохнула.
  Нашу лодку догнал рыбак.
  Сначала показалось, что он плыл на бревне.
  Но я присмотрелась - его лодочка была настолько узкая и невысокая, что казалась бревном.
  "Да, мы плывем", - Маний ответил многозначно.
  "Лодка ваша большая, - рыбак цокал языком. - Неудобно на ней по заросшей реке плыть.
  Моя лодочка узкая, тонкая, везде пройдет.
  Давайте, меняться".
  "Нет, мы лучше на большой лодке", - я ответила как можно приветливее.
  Вдруг, рыбак в нас метнет копье, или из лука выстрелит.
  "Ну, дело ваше, - рыбак крайне огорчился. - Пожалел я вас. - Он поднял голые ноги.
  Они торчали над лодкой. - Вы думали, что до Салемполиса быстро доплывете?
  Неееаа. - Рыбак укоризненно качал головой. - Не надейтесь.
  Вода низкая.
  Не раньше, чем через год в Салемполисе окажитесь.
  На моей лодке за один день бы домчались".
  "Год и день? - Маний захохотал. - Ты шутник, рыбак.
  Если день на лодке плыть, то и пешком можно за два дня дойти.
  А ты говоришь - год".
  "Лодка ваша встанет, жить в ней год будете.
  А пешком - пешком по болоту вы три года топать станете.
  И то - не дойдете никогда до Салемполиса. - Рыбак вытянул тощую гусиную шею.
  Заглянул в нашу лодку: - В мешках, что везете?" - Его очень заинтересовали мешки Мания.
  "Прах моих родителей, - Маний привычно солгал. - И еще в мешках камни". - Пришлось приукрасить ложь, потому что мешков два.
  Какие же должны были быть родители Мания, если их прахом наполнились два мешка.
  Циклопами они должны быть...
  "Зачем вам камни", - рыбак хитро прищурил глаза.
  "Если разбойники попадутся, то мы в них камнями бросим", - я ответила простодушно.
  "Разбойников камнями не закидаете, - рыбак расхохотался.
  Подплыл ближе и дотронулся до борта нашей лодки: - Лодка у вас хорошая, но большая.
  Большая, но хорошая.
  По узкой реке не проплывете.
  Ах, милые, как я вас жалею.
  Далеко ли плывете?" - Рыбак начал надоедать своей назойливостью.
  "Ты же сам ответил за нас, что до Салемполиса мы плывем".
  "Ох, до Салемполиса, - снова огорчение мелькало в глазах рыбака. - Не доплывете вы до Салемполиса в большой лодке.
  Застрянете в корягах.
  Змеи и крокодилы вас съедят".
  "Пошел по второму кругу, - Маний недовольно пробурчал. - Скажи, рыбак, есть у тебя для нас еда?
  А то мы не сделали запас".
  "Еда?
  Добрый час нам всем, - рыбак заохал. - Еда сейчас будет.
  Рыбку поймаю.
  В глине речной запеку.
  Никто лучше меня на реке рыбу не запекает".
  "В лодке запекать будешь?" - я спросила с раздражением.
  Догадывалась, что Маний ради сытного завтрака сделает остановку.
  "Зачем в лодке? - рыбак взглянул на меня с ласковым сожалением. - В лодке костер не разожжешь.
  Одежда сгорит.
  Мы на берегу сейчас огонь разведем.
  Ты - девка бойкая - сухих пальмовых листьев принесешь для огня.
  Поверьте, нет лучше рыбки, чем запечённая около реки".
  "Много говоришь, мало делаешь", - у Мания голодно бурчал желудок.
  "Греби к берегу, девка, - рыбак несказанно обрадовался. - Твой товарищ кушать хочет.
  Или не товарищ, а - муж?"
  "Рано нам женихаться, - Маний засмеялся. - Мы - двоюродные брат и сестра".
  "Счастье, счастье, - рыбак ладонью оглаживал свою бороду. - До Салемполиса не доплывете в широкой лодке, дальние брат и сестра.
  Дооолго, долго веслами махать до Салемполиса и пробираться между коряг. - Рыбак ловко пригнал свою быструю узкую лодку к берегу. - Я вам помогу.
  За лиану вашу лодку привяжу.
  Не уплывет ваша лодочка-то.
  А уплывет - недалеко.
  Застрянет в водяных лилиях, застрянет. - Рыбак ловко вогнал нашу лодку в песчаный берег.
  Сначала помог выйти Манию.
  Затем меня за руку взял. - Девка.
  Если бы случилось наводнение, или пожар по пальмам побежит.
  Станешь моей женой?"
  "Мы не знакомы, а ты уже в жены зовешь, - я попыталась выдернуть свою ладонь из ладони рыбака.
  Но он не отпускал меня... - Ты же меня совсем не знаешь.
  И приданного за мной нет.
  Я - бедная".
  "Приданное у тебя на шее висит, - рыбак потрогал мои жемчужные бусы. - Не у всякой девки подобное приданное есть".
  "А у тебя, рыбак, какое приданное? - мне стало любопытно. - Твоя лодочка-бревно?"
  "Сама ты бревно, - рыбак обиженно сдвинул брови. - Мое приданное вот здесь". - Он костяшками пальцев правой руки постучал себя по лбу.
  Мы замолчали.
  К счастью, Маний влез в наш разговор о женитьбе:
  "Когда запеченная рыба будет?"
  "Ой, а я и забыл совсем, - рыбак всполошился. - Сюда, сюда иди, парень.
  Тебя как зовут?"
  "Маний".
  "Приятно познакомиться, Маний, рыбак говорил, как благородный. - А я - Корвет.
  Как назвали родители, так и живу", - рыбак развел руки в стороны.
  "Я - Персефона, - пришла моя очередь представиться. - Я - девушка", - зачем-то глупо добавила.
  Думала, что смешно получится, но вышло глупо.
  "Теперь можно рыбку ловить, - рыбак из лодки достал верёвку, свитую из конского волоса.
  На конце веревке загнут бронзовый крючок. - Ты, Маний, как главный, на берегу стой.
  Рыбу хватай, которую мы из воды будем выбрасывать.
  Ты же, Персефона, скидывай свой хитон".
  "Не стану я раздеваться, - я закусила губки. - Ты мне не муж, чтобы я голая щеголяла перед тобой".
  "Тогда в хитоне входи в воду, - рыбак не спорил. - Я стосковался по рыбке.
  Думаю - как рыбку поймать.
  Кто мне поможет?
  И тут вы плывете.
  Долго же вы плыли до встречи со мной.
  Не на мели ли сидели? - С силой ударил кулаком в свою худую грудь. - Жизнь, жизнь моя.
  Ты, Персефона из воды рыбу на берег кидай.
  Братец твой ее будет держать".
  "Ты, тогда зачем нам нужен, Корвет? - я с опаской зашла по колени в воду.
  Огромная жаба ткнулась носом в мою ногу.
  Подумала и поплыла дальше по своим жабьим делам. - Если я буду бросать рыбу, а Маний ее станет ловить?"
  "Ну, славные времена, - рыбак засмеялся. - Омут глубокий.
  Как же без меня вы рыбу поймаете.
  Дорогие вы мои, - Корвет вздохнул, словно с облегчением.
  Насадил на бронзовый крюк стрекозу и бросил веревку с крюком в воду. - Лодка у вас огромная для наших мест.
  Девка ты красивая, чтобы жила одна без мужа.
  В рыбалке вы неопытные, с голоду без меня померли бы.
  Вы для меня сейчас самые близкие люди.
  Я от вас любую беду отведу.
  Мне одному кусок рыбы в горло не полез бы
  Я думаю - друзей найти себе.
  Думал, думал, а вы плывете по реке.
  Медленно плывете, потому что лодка ваша большая.
  Я спросил, куда вы плывете.
  Потому что понял - не доплывете вы в большой лодке".
  "Рыбак, а ты что думаешь о нас?" - я вошла по пояса и ждала, когда рыбу хватать и на берег бросать.
  "Я думаю, что вы хорошие, - рыбак в лодочке своей раскачивался. - Не видали вы других народов.
  Летом по этой реке никто не плавает.
  А зимой иногда купцы в болотный храм плывут по большой воде.
  Купцы очень приметные, большие. - Рыбак Корвет прищурился и вглядывался в мое лицо: - Персефона, хитон твой намок.
  Все просвечивает.
  Напрасно ты стеснялась передо мной голая в воде ходить.
  Теперь ты, как голая, а хитон намочила, - Корвет качал головой сокрушенно: - Вы не асирийцы?"
  "Дядя, асирийцы вымерли давно", - я и Маний засмеялись.
  "Знаю, знаю, что вымерли асирийцы давно, - рыбак не смутился. - Но кто-то из них остался.
  Обязательно остался.
  Если обидел вас, хорошие вы мои, то извините.
  Я так полагаю, что асириец тоже не проплыл бы в большой лодке по моей реке. - Рыбак Корвет назвал речку своей. - Хорошее дело, если плывешь быстро.
  Если медленно, и за коряги цепляешься, то - плохо.
  Можно петлю на обезьяну поставить, или на крокодила.
  Но крокодил быстрый, а обезьяна еще быстрее.
  Моя лодка тоже ходит весело.
  А ваша большая лодка - груз, а не лодка.
  На широкой воде ваша лодка удобная.
  А на узкой речке - бесполезная.
  Ошиблись вы, когда в нее сели.
  В этой лодке даже обниматься не получится".
  
  
  ГЛАВА 290
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  РАЗБОЙНИК КОРВЕТ.
  
  "Дядя Корвет, а зачем нам обниматься?" - я отогнала палкой небольшую водяную змею.
  Змея узкой лентой исчезла в глубине реки.
  "Не нужно вам обниматься, потому что вы брат и сестра дальние.
  А, если бы мужем и женой были?
  Что тогда?
  Обнимались бы, обнимались, да дообнимались бы.
  Привычка у молодых обниматься.
  Руку на затылок положите - и вся правда.
  Знайте, что я за свою жизнь двадцать крокодилов поймал. - Рыбак от обниманий перешел к крокодилам. - Обо мне даже в Римбурге слышали.
  Цезарь приказывал мне явиться к нему.
  Я что?
  Я не согласен так далеко плыть.
  Если хочет цезарь на меня посмотреть и послушать, как я двадцать крокодилов поймал, то пусть сам ко мне приезжает.
  Или высылает за мной свою колесницу.
  Многие говорят, что я слишком слаб, чтобы крокодила тащить из реки.
  Действительно, силы в моих руках мало.
  Как у тебя, Персефона, у меня силы в руках.
  Но не сила нужна, а вот что, - рыбак снова постучал костяшками пальцев по лбу.
  По тому месту, где у него приданное... - Фигура моя прозрачная.
  Но глаза острые.
  Когда я крокодила ловлю, то особая уверенность и спокойствие во мне появляются.
  Я на своей реке живу.
  Она мне и дом, и жена, и муж и хозяйство мое.
  Ни на что реку эту не променяю.
  Несусь в своей узкой лодочке над бездной глубины.
  Огонь, а не лодка.
  Ваша лодка больше моей, но на реке не развернется.
  А, если крокодил? - Рыбак замолкает и пристально смотрит в мои глаза.
  Находит в них что-то важное для себя и с удовлетворением мычит. - Крокодил - огого. - И тут же напрягается. - Дергает рыба за крючок.
  Лишь бы не черепаха.
  Черепаха большая, а мяса в ней мало.
  Зато злая, дерется под водой черепаха". - Рыбак Корвет тянет за веревку из конского волоса.
  В глубине что-то широко ходит на крючке.
  "Дядя Корвет, я боюсь", - с ужасом смотрю на темную воду.
  "Ты его или ее камнем, камнем по голове бей", - рыбак истошно вопит.
  "Кого камнем бить?
  Персефону бить камнем по голове?" - Маний или шутит, или не понял рыбака.
  "Кого ловим, Персефона, камнем бей.
  Маний, у тебя в мешке камни.
  Дай один".
  "Свои камни не дам", - Маний прижал мешок к груди.
  "Под ногой у меня камень", - я нагибаюсь и с трудом поднимаю тяжеленный подводный камень.
  "На тебя веду, на тебя, Персефона, - рыбак хрипит от волнения. - Хватай, не отпускай.
  Иначе без рыбки останемся".
  "А, что если оно - не рыба, а - крокодил?" - я проблеяла.
  "Тогда будет мой двадцать первый пойманный крокодил", - рыбак с трудом удерживает свою лодочку.
  Она крутится на месте. - Живой он слишком. - Непонятно о ком. - Бей его". - С губ рыбака летит пена.
  И тут я увидела, как из глубины на меня несется что-то большое.
  Рыба или речной черт.
  В чертей я не верила, но придется верить...
  Безумные глаза рыбы ищут спасения.
  Я поднимаю камень выше.
  Но тут рыба сбивает меня с ног.
  Я падаю.
  Рыба влетает под меня.
  Я хватаюсь за хвост рыбины.
  Она в панике несет меня от берега.
  Я исчезаю под водой.
  Появляюсь над поверхностью.
  Снова исчезаю.
  В промежутках слышу обрывистые советы мне и ругань.
  "Дура...
  Неумеха...
  Не смогла...
  Держи...
  Не отпускай".
  Я лечу под водой попой вперед.
  Моя головка - к хвосту рыбы.
  Ножки - около ее головы.
  Вдруг, рыба ускоряет ход.
  Я чувствую, что она свободна.
  "Утопит, под корягу унесет", - я в панике отпускаю освободившуюся огромную рыбу и выныриваю.
  С огромной скоростью плыву к берегу.
  Не слышу отдельных звуков.
  Краски и звуки сливаются в единую шумовую цветную полосу.
  Я очнулась на берегу.
  Стояла на четвереньках и выплевывала из себя воду, мелкие ракушки и водяные растения.
  "Что же ты девка наделала? - рыбак уже причалил и стоял надо мной. - Всю рыбалку испортила.
  Всю рыбу распугала в округе.
  Останемся голодными.
  Держать надо было крепче".
  "Сам бы держал, рыбак", - я переворачиваюсь на песке на спину.
  "Маний, она у тебя всегда неумелая?" - Рыбак повернул голову к моему товарищу.
  "Какая есть", - Маний бурчит.
  "Есть и есть девка, а нам нечего есть", - рыбак шутит.
  "Что на мне?
  В чем я?" - я провожу рукой по оголившимся ногам.
  "Рыбья слизь и рыбья чешуя на тебе, девка, - рыбак хохочет. - Ты превратилась в деву-рыбу".
  "Фу, гадость", - я поднимаюсь на дрожащих нога.
  Иду к речке омываться.
  Сейчас мне все равно - не до стыда.
  В голове шумит.
  Живот неприятно полный речной водой.
  Я стянула с себя хитон и обнаженная обтираюсь песком.
  Затем долго вытираюсь ароматными водяными цветами.
  "Персефона, если бы не ты, то мы бы уже кушали рыбу", - Маний меня обвинил.
  Но у меня нет силы отвечать дальнему брату.
  "Пусть обтирается, не мешай ей, - рыбак неожиданно вступается за меня. - Провинилась, но теперь исправляется.
  Дорого стоит посмотреть, как голая девушка на реке щекочет себя цветами".
  "Вот и покушали", - я наклонилась и полоскаю хитон в реке.
  "Не покушали, но покушаем, - рыбак Корвет ответил доброжелательно. - Моя... подруга сюда придет.
  Она никогда без хлеба ко мне в гости не ходит.
  Хлебушка поедим.
  Голодными не останемся.
  А то вы собирались до Салемполиса на вашей большой лодке доплыть.
  С голода умрете, пока на лодке вашей будете пробираться сквозь затонувшие деревья".
  Я молча ухожу от Мания и Корвета к нашей лодке.
  Ложусь около нее и забываюсь в безумстве.
  Катание на огромной рыбе по реке меня полностью лишило сил.
  Пятнами всплывают мысли о крокодилах, об огромных водяных змеях и свирепых черепахах.
  Только сейчас осознаю опасность.
  Меня от зубов крокодилов спасла только огромная скорость рыбы.
  Я пролежала бревном до вечера.
  Проснулась и почувствовала легкий запах запеченной рыбы.
  "Рыбу поймали?" - я поднялась и с трудом отрыла глаза.
  "Проспала ты рыбку, - Маний засмеялся. - Персефона.
  Кто долго спит, тот остается голодный".
  "Я поймал золотую форель, - рыбак Корвет потыкал палкой в костер. - Запекли ее и не удержались.
  Я хотел тебе кусочек оставить, Персефона.
  Но слишком сочная была форель".
  "Сочная и жирная", - Маний облизывал пальцы.
  "Кто не работает, Персефона, тот не ест", - Корвет назидательно погрозил мне пальцем.
  "Ты, Персефона, не старалась, - Маний сытно рыгнул. - В следующий раз держи рыбу".
  "Как же вы рыбу без меня поймали, - во мне была пустота. - То я вам нужна была, то без меня обошлись".
  "Мы поняли, что ты никчемная при ловле рыбы, Персефона, - рыбак выбросил остатки рыбы в речку. - Поэтому и не будили".
  "Корвет, ты же сказал, что я всю рыбу распугала.
  Как же ты форель поймал?"
  "Надо было - и поймал", - рыбак отвел глаза в сторону.
  Поднялись птицы в роще.
  "Моя Эльвира подходит к нам, - рыбак прислушался. - По лесу плывет, а не идет.
  Легкая она, воздушная.
  Ты, девка, - рыбак мне подмигнул, - даже не пытайся пройти по лесу, как Эльвира ходит.
  В сучьях запутаешься навсегда.
  Только она так умеет сквозь наш лес проходить".
  "Я и не собираюсь в лес", - я пожала плечами.
  Заранее уже не любила Эльвиру, которая умеет ходить по лесу, а я - ничего не могу.
  Ни рыбу, ни походку...
  
  Из кустов барбариса вышла...
  Нет, действительно, выплыла девушка.
  Она ступала так, словно не по непроходимым зарослям, а - по мощеной камнями дорожке.
  Девушка улыбалась.
  Или она увидела нас и улыбалась, или по жизни улыбалась всегда.
  Она подошла ко мне.
  Бросила под ноги объёмистый мешок.
  Широко расставила ноги и с детским любопытством разглядывала меня.
  Будто недоумевала, что увидела еще одну девушку.
  На Мания и рыбака Корвета девушка не смотрела.
  "Эльвира, хлеб принесла?" - рыбак крикнул вместо приветствия.
  "Принесла, Корвет, доставила, Корветушка, - девушка очнулась. - Я всю ночь готовила хлеб.
  Добавила в него кокосовое масло.
  В огонь бросала только ветки кипариса и лавра.
  Чтобы хлеб поднялся и не подгорел".
  Эльвира подошла к огню, на котором рыбак и Маний приготовили форель и сами ж ее съели.
  Потом она подбежала ко мне и взяла меня за руку:
  "Ты кто? - Глазища Эльвиры распахнулись. - Лесная нимфа?"
  "Я - Персефона", - я смутилась.
  "Наша Персефона не умеет ловить рыбу", - Маний тут же подал голос.
  Ему не нравилось, что Эльвира не обращает на него внимания.
  Может быть, внимание ее не понравилось бы Манию.
  Но она не смотрела на него.
  "У Персефоны руки не из того места растут", - рыбак Корвет забыл, как подластивался ко мне.
  "А из какого места у тебя руки растут, Персефона?" - Эльвира округлила ротик в любопытстве.
  "Я платье сушу, поэтому сейчас без одежды, - я пробурчала. - Голая перед тобой.
  Сама посмотри, откуда у меня руки растут".
  "У Персефоны руки растут из правильного места, - Эльвира закричала радостно. - Опустила свою руку на мое плечо.
  И добавила к моему и всеобщему удивленью: - Персефона сейчас пойдет со мной спать".
  "Но я уже спала", - я пыталась по взгляду девушки угадать ее намеренья.
  "Незачем Персефоне спать", - Маний недружелюбно пробормотал.
  "Незачем Персефоне спать с тобой, Эльвира", - рыбак Корвет вроде бы те же самые слова произнес, что и Эльвира.
  Но в них был иной смысл.
  "Пойдем со мной, - Эльвира приблизила свое прекрасное свежее лицо к моему и шептала. - Очень важно для тебя, чтобы ты сейчас пошла со мной".
  "Почему важно для меня", - я почувствовала горячую ладошку Эльвиры на своих губах.
  Глаза девушки умоляли меня, чтобы я не сопротивлялась и не говорила громко.
  "Я иду с Эльвирой спать", - я не смогла скрыть любопытство.
  "Персефона, ты не..." - Маний промычал.
  Но рыбак Корвет стал шептать ему на ухо.
  При этом Корвет хихикал, как девушка.
  Маний тоже захихикал.
  "Не подсматривайте за нами, мальчики", - Эльвира повела меня за руку в кусты барбариса.
  "Странно - я прижалась сзади к Эльвире. - Перед тобой кусты расступаются и не цепляют иголками.
  Меня же кусты пытаются оцарапать.
  Я прижималась к тебе - не подумай плохого - чтобы не оцарапаться".
  "Прижимайся сильнее, - Эльвира подбодрила меня.
  Она остановилась на небольшой полянке, окруженной колючими кустами. - Отсюда мы увидим, если кто к нам захочет подобраться", - Эльвира сказала спокойно, не особо тихо.
  "Кто к нам захочет подобраться?" - я насторожилась.
  "Корвет или твой друг могут полюбопытствовать, чем мы здесь занимаемся".
  "Чем мы будем заниматься в кустах, Эльвира?
  Здесь же ничего нет, чтобы две девушки этим занимались".
  "Ты будешь отдыхать, а я тебе кое-что скажу, - Эльвира спокойно прилегла на сухие листья.
  Похлопала ладошкой рядом с собой. - Ложись, Персефона.
  Тебе понадобится много сил в дороге".
  "О какой дороге ты говоришь, Эльвира? - я прилегла рядом с ней и опустила свою головку на животик Эльвиары: - Ты не возражаешь, если моя головка отдохнет на твоем животике?
  Так мне тебя лучше видно и слышно".
  "Конечно, не возражаю, Персефона, - щечки Эльвиры загорелись. - Лежи, отдыхай".
  "Ты, словно волнуешься за меня".
  "Волнуюсь за тебя, Персефона".
  "Почему?
  Ты же меня не знаешь, Эльвира".
  "Волнуюсь, что Корвет хочет вас убить".
  "Нас убить? - я подскочила.
  Но Эльвира опустила ладошку на мою головку.
  И я снова прилегла. - За что?"
  "Не за что, а почему, Персефона".
  "Почему, Эльвира?".
  "Не знаю, почему, Персефона.
  Но я слышала от крестьян, что за вами охотится какой-то патриций Тесей.
  И жрецы болотного Храма недовольны вами.
  К тому же, Корвет, никого не отпускает от реки".
  "Как не отпускает?"
  "Корвет убивает редких путников.
  Все добро их... ваше... забирает".
  "Но Корвет показался мне милым и добрым, - я раскрыла глаза. - Он радостный.
  Хотел лодками обменяться".
  "Милый и добрый Корвет, потому что радуется, что вас убьет и обворует.
  Лодками предлагал обменяться, чтобы отвлечь ваше внимание и успокоить вас.
  Вы же не подумаете, что тот, кто хочет обменяться с вами лодками, вас обворует".
  "Не подумаем".
  "Поэтому я тебя предупреждаю, Персефона, бегите, если сможете.
  Корвет так просто не отпустит вас".
  "Эльвира, почему я должна тебе верить?"
  "Ты должна мне верить, Персефона, потому что девушки обязаны друг дружке верить.
  В этом наш маленький девичьий секретик".
  "Эльвира, а зачем ты тогда с Корветом, если он разбойник?"
  "Я с Корветом, потому что он мой отец".
  "Твой отец? - Я растирала щечки ладошками. - Но он называл тебя своей любимой девушкой".
  "Разве дочь - не любимая девушка для отца?"
  "Эльвира, но ты же идешь против отца, когда нам помогаешь".
  "Хватит с меня смертей, - Эльвира вздохнула. - К тому же, как я увидела тебя, так сразу пожалела твою красоту.
  Ты сразу мне понравилась".
  "Правда, Эльвира?
  Я - красивая?"
  "Да, Персефона, ты красавица".
  "И ты красавица, Эльвира".
  "Я - красавица? - Эльвира смутилась. - Ты так нарочно хвалишь меня, Персефона, потому что я спасаю тебя и назвала тебя красавицей".
  "Как можно нарочно назвать красавицей, Эльвира? - Я засмеялась звонко. - Нарочно называют, когда хотят оскорбить.
  Например, нарочно говорят - ты урод, или уродина.
  Но я говорю, что ты красавица, Эльвира".
  "Персефона, спасибо, - дочь разбойника в смущении водила пальчиком по песку. - Отдыхай, Персефона.
  Тебе и твоему товарищу придется несколько дней убегать.
  Не сможете отдыхать".
  "Эльвира".
  "Да, Персефона".
  "Ты помогаешь мне, потому что я тебе понравилась".
  "Да".
  "Но зачем ты помогаешь Манию, моему двоюродному брату.
  Ты даже на него не смотрела".
  "Я помогаю и твоему другу, потому что ты огорчишься, если мой отец его убьет.
  А я не хочу, чтобы ты огорчалась".
  "Очень мило, Эльвира", - я с наслаждением вытянула ножки и пожаловалась. - Пока тебя не было, твой отец и Маний заставляли меня ловить рыбу.
  Я стояла в воде.
  Потом на меня набросилась огромная рыбина.
  Она выпучила глаза.
  Я на рыбине опускалась на дно реки и взлетала вверх.
  Потом я отцепилась от рыбы.
  На берегу я обнаружила, что вся покрыта рыбьей слизью и чешуей.
  Маний и твой отец разбойник ругали меня за то, что я упустила рыбу.
  Называли меня неумехой".
  "Какой ужас, - Эльвира всплеснула руками и побледнела. - Мужчины очень жестокие и неблагодарные.
  Я отцу каждый раз хлеб выпекаю.
  Ни разу он меня не похвалил".
  "Отец не хвалит свою дочь - тоже ужасно", - я с пониманием покачала головкой.
  "Персефона".
  "Да, Эльвира".
  "Если ты плавала на рыбе, и она обмазала тебя своей слизью рыбьей и вываляла в чешуе, то почему ты не пахнешь рыбой, - Эльвира присела и обнюхивала меня. - Очень даже приятно пахнешь".
  "ХАХАХАХА, Эльвира, - я же обтирала себя песочком и ароматными травами".
  Мы радостно засмеялись.
  Я закрыла глаза.
  Эльвира затихла.
  Через несколько минут я открыла глаза.
  "Персефона, ты не спишь?" - Эльвира сложила губки сердечком.
  "Не сплю, Эльвира".
  "Не хочешь спать, или волнуешься перд побегом от моего отца?"
  "Эльвира, ты тоже не спишь.
  Значит, заботиться обо мне".
  "Охраняю тебя, Персефона".
  "Эльвира?"
  "Да, Персефона".
  "Я очень напряжена.
  И у меня спинка чешется между лопаток.
  Почеши, пожалуйста, если тебе не трудно".
  "С удовольствием, - Эльвира расцвела. - Я рада тебе помочь".
  Дочь разбойника опустила прохладные ладошки на мою спинку.
  Поглаживала, разглаживала, постукивала, почесывала.
  "Очень приятно, Эльвира, - через розовый туман я мурлыкала. - Но ты уже не спинку мне чешешь".
  "Ой, Персефона, прости, - Эльвира испуганно вскрикнула.
  Ее ладошки, как бабочки упорхнули от меня. - Я так поняла, что ты сказала, что у тебя спинка чешется, Персефона.
  А потом ты сказала, чтобы я почесала.
  Я не подумала, что почесать - значит только спинку.
  Тебе неприятно было, Персефона?"
  "Приятно, Эльвира.
  Если тебе не трудно, то продолжай чесать, пожалуйста.
  У меня после твоих поглаживаний попка зачесалась.
  И ножки".
  "Ножки нужно обязательно погладить перед дальней дорожкой, - ладони Эльвиры скользили по моим ногам. - Если в дороге зачешется, то нельзя будет остановиться.
  Погоня - не шутка".
  "Конечно, Эльвира, нельзя будет остановиться", - что-то ударило меня в голову.
  Лишило на время сознания.
  Горячая волна поглотила меня.
  "Я, что заснула от твоих поглаживаний и почесываний, Эльвира?" - я с трудом разлепила веки.
  "Ты заснула на чуть-чуть, - Эльвира выглядела тревожной. - Но до этого ты дергалась, стонала и изгибалась.
  Я причинила тебе боль, Персефона?"
  "Я не чувствовала боли, Эльвира.
  Со мной творилось непонятное".
  "Я огорчила тебя", - Эльвира надула губки.
  "Совсем не огорчила, Эльвира.
  Если думать, что подружка может огорчить подружку, то небесный свод обрушится и придавит всех".
  "Значит, ты на меня не сердишься, Персефона?"
  "Не сержусь, Эльвира.
  Наоборот, я очень благодарна тебе.
  Ты почесала мне везде.
  Теперь я расслабленная.
  И у меня ничто не чешется".
  "Зато я чешусь, - Эльвира пыталась тонкими пальчиками почесать себе между лопаток. - Комары искусали.
  До всех мест добрались мошки.
  Зуд в теле необыкновенный".
  "Эльвира, я тебя почешу, чтобы не чесалось", - я с готовностью поднялась.
  В головке слегка кружилось.
  "Ты слишком добра ко мне, Персефона, - Эльвира провела пальчиком по губкам. - Но ты устанешь меня чесать".
  "Не устану, Эльвира.
  После твоих поглаживаний у меня сил прибавилось".
  "Ну, разве только так, Персефона", - Эльвира вытянулась на травке.
  "Эльвира, мне неудобно тебя чесать и поглаживать.
  Твой хитон очень грубый".
  "Отец экономит на мне, поэтому покупает хитоны самого низкого свойства, грубые", - Эльвира засмущалась.
  "Сними его, Эльвира".
  "Снять?"
  "Конечно, сними.
  Я же не стесняюсь перед тобой.
  Я обнаженная, пока мой хитон после купания сушится.
  Кроме нас никого рядом нет.
  А мы подружки.
  Подружки не стесняются друг дружки".
  "Я и не подумала, - Эльвира стянула с себя хитон. - У меня не было подружек до тебя, Персефона.
  Отец говорит, что подружки отвлекают.
  Он считает, что нельзя девушке с девушкой дружить".
  "Твой отец взял тебя, свою дочь, в рабство, вот и говорит тебе всякие глупости".
  "Наверно, ты права, Персефона", - Эльвира прошептала и закрыла глазки.
  "Ого, как тебя комары искусали, - я рассматривала Эльвиру. - Все тело, все ножки, ручки, животик - все в красных точках укусов".
  "Комары злые".
  "Да, комары злые, Эльвира", - я опустила ручки на плечи дочки разбойника.
  Начала потихоньку поглаживать.
  "Персефона?"
  "Да, Эльвира".
  "Ты издалека приплыла?"
  "Еще не знаю - далеко или близко.
  Маний дорогу знает.
  А почему ты спрашиваешь?"
  "Если ты недалеко, то мы могли бы иногда встречаться с тобой".
  "Было бы прекрасно, Эльвира, - мои ладони опустились ниже.
  Я говорила горячо, убежденно. - Ты сказала, что у тебя нет подружек, и не было.
  У меня тоже не было подружек.
  Даже Маний считает меня мальчиком.
  Я Манию - друг, а не подруга.
  Хотя мы двоюродные брат и сестра.
  Теперь у тебя есть подружка - я.
  И представляешь, Эльвира, у меня в походе сразу стали появляться подружки.
  Сначала на галере - дочь богатого визиря Асуна пригласила меня спать вместе с ней в комнатке..."
  "Ты спала с дочкой богатого визиря, Персефона?" - Эльвира задрожала под моими ладонями.
  "Эльвира, ты дрожишь.
  Тебе холодно?
  Или я плохо чешу укусы от комаров?"
  "Я сама по себе не дрожу, Персефона.
  Я лежу, а тело мое дрожит.
  И почему дрожит, я не знаю.
  Мне не холодно.
  Мне жарко.
  Внутри меня пылает огонь.
  А тебе, Персефона, повезло, что ты спала с дочкой богатого визиря.
  Интересно же, как они богатые выглядят, как чувствуют себя.
  Я только один раз в жизни видела патриция на ярмарке.
  И то - он пронесся в колеснице".
  "Подумаешь, патриций, - я чувствовала себя бывалой путешественницей. - Я на галере даже разговаривала с патрицием Венценосом.
  И позже патриций Тесей был..."
  Я не стала уточнять, что патриций Тесей интересовался только Манием, а не мной.
  Наверно, Маний был для патриция лучшим собеседником, чем я.
  
  
  ГЛАВА 291
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЭЛЬВИРА.
  
  "Ты общалась с патрициями, с дочкой визиря, - Эльвира произнесла с восхищением.
  Повернула головку и с восторгом смотрела на меня. - Ты счастливая, Персефона".
  "Была бы я счастливая, если бы сейчас за мной не гнался тот самый патриций Тесей и не хотел бы меня убить", - я захихикала.
  Эльвира тоже засмеялась звонко, утрене.
  "Ты очень хорошо поглаживаешь и чешешь, Персефона, - Эльвира таяла под моими ладонями. - Где ты научилась?"
  "Эльвира, ты не поверишь, если я отвечу, где я научилась", - я продолжала смеяться.
  "Поверю, Персефона.
  Ты же не станешь обманывать свою подружку".
  "Не стану обманывать свою подружку, - я чуть надавила пальчиками и продолжала поглаживать. - Я до сегодняшнего дня никого не поглаживала и не чесала.
  Я научилась от тебя, Эльвира.
  А тебя, кто научил?"
  "Меня отец научил и заставляет разминать его мышцы, - Эльвира вздохнула. - Только мне не нравится гладить отца.
  Он жесткий.
  Ты - совсем другая, Персефона".
  "Эльвира?"
  "Да, Персефона".
  "А ты где живешь с отцом?"
  "Мы живем в шалаше у реки.
  Причем раз в несколько дней меняем место".
  "Неудобно, Эльвира".
  "Очень неудобно и тяжело, Персефона".
  "У вас нет дома?"
  "У нас был просторный хороший дом у дороги.
  Но отец его продал.
  Он говорит, что слишком много людей интересуются мной.
  Боялся, что меня уведет жених, - Эльвира вздохнула печально. - Поэтому отец продал дом и увел меня в глушь".
  "Зачем же вы меняете часто место?"
  "Чтобы нас не нашли родственники тех, кого мой отец убил и обокрал.
  И, чтобы стражники не вышли на наш след".
  "Но ты же не грабила и не убивала, Эльвира".
  "Я никого не обижала.
  Ни у кого ничего не брала, - голосок Эльвиры задрожал. - Но отец напугал меня.
  Он предупредил, что, если нас поймают, то меня казнят, как и его", - Эльвира задрожала.
  "Тебе нравится жить с отцом разбойником в шалаше, Эльвира?"
  "Я ненавижу жизнь в шалаше, Персефона.
  И с отцом мне не хочется.
  Но мне некуда идти.
  И отец за мной следит..."
  "Эльвира..." - я чуть забылась.
  Мои пальчики сильно надавили.
  Эльвира коротко вскрикнула.
  Выгнулась дугой.
  По ее телу побежали крупные волны.
  С тяжелым вздохом Эльвира опала.
  "Прости, я слишком сильно надавила тебе, Эльвира. - Я распахнула глаза. - Задумалась, заслушалась, и не усмотрела.
  Я же неопытная в поглаживании.
  Очень больно?"
  "Больно? - Эльвира присела на корточки и трясла дивной головкой. - Не понимаю, кто я, где я.
  Я на Олимпе?
  Мне так хорошо никогда не бывало, Персефона.
  Ты затронула какую-то очень расслабляющую точку радости во мне".
  "Я и не подумала, - я погладила подружку по коленке. - Значит, ты на меня не сердишься, Эльвира?"
  "Сержусь?
  Я благодарна тебе, Персефона.
  Ты подарила мне что-то новое.
  Пока не знаю, что это, но оно - восхитительное".
  "Я подарила тебе дружбу, Эльвира.
  Ты мне подарила дружбу.
  Дружба нас так обрадовала".
  "Как прекрасно дружить, - Эльвира расслабленно потянулась. - Я пока не буду одеваться.
  Ты не возражаешь, Персефона?
  Мой хитон очень грубый.
  И я не хочу, чтобы тяжелая ткань одежды стерла приятные воспоминания о твоих нежных ладонях на мне".
  "Конечно, не одевайся, Эльвира.
  Остынь".
  "Спасибо, Персефона", - дочка разбойника опустила глазки.
  "Я что хотела сказать, - я вернулась к своей мысли, которая мне казалось замечательной: - Мою подружку дочку визиря Асуну Маний продал в рабство..."
  "Продал в рабство твою подружку?" - Эльвира в ужасе приложила ладошку к влажным губкам.
  "Он не нарочно продал Асуну, - я посчитала, что нужно заступиться за Мания. - Мой двоюродный брат продал в рабство и патриция Венценоса.
  Маний очень хотел подарить мне бусы из Нильского жемчуга.
  Но у него не было денег.
  Поэтому Маний продал дочь визиря Асуну и патриция Венценоса.
  Работорговец все равно обманул Мания.
  Заплатил очень мало за двух хороших рабов.
  Но денег хватило на жемчужное ожерелье".
  "Красивое, - Эльвира очень осторожно дотронулась до крупной жемчужины в моем ожерелье. - Я боялась тебя даже спросить о нем.
  Одета ты бедно, а ожерелье дорогое.
  Твой друг поступил благородно, потому что на деньги вырученные от продажи людей в рабство, сделал тебе подарок.
  Это искупает грех Мания".
  "Мне тоже очень нравится это ожерелье, - я провела язычком по губкам. - Эльвира, если ты не хочешь жить в шалаше, если тебе неприятно, что твой отец разбойник и ты сбежала бы, но некуда, то я тебе предлагаю..."
  "Предлагаешь поплыть с тобой", - глазища Эльвиры распахнулись.
  В них засверкали золотые звезды.
  "Со мной плыть нельзя, потому что Маний не обрадуется тебе, Эльвира, - я произнесла виновато. - Но мы с тобой обязательно скоро встретимся.
  Я в пути нашла себе еще одну подругу - рабыню Йену.
  Вернее, сейчас она уже не рабыня..."
  "Ты ее выкупила, Персефона", - Эльвира смотрела на меня с обожанием.
  "На выкуп рабыни у меня денег нет, - я пожала плечиками. - И патриций Тесей не продал бы мне свою рабыню.
  Он бы просто отнял у меня деньги.
  Многие мужчины считают - зачем продавать, если можно просто обмануть и украсть...
  Йена сбежала от своего хозяина. - Я решила промолчать, что Маний обокрал патриция... - Я предложила бывшей рабыне - она очень хорошая, добрая, милая, она спасла меня от солдат - отправиться к моей другой подружке..."
  "У тебя еще подружка?" - По прекрасному лицу Эльвиры блуждала милая улыбка.
  "Да, Эльвира.
  У меня в походе еще одна подружка появилась.
  Жизель - с чудо-озера.
  Жизель - прекрасная и добрая.
  Она приглашала меня жить с ней навсегда на озере.
  Озеро большое.
  Рыбы всем хватит. - И о жемчуге на озере я пока не рассказывала Эльвире... - Я обещала, что приду к Жизель позже.
  Когда стану богатая...
  Бывшая рабыня Йена пошла на чудо-озеро к моей Жизель".
  "Жизель примет бывшую рабыню?" - Эльвира заволновалась, словно она - Йена.
  "Конечно примет, - я беспечно махнула ручкой. - Жизель замечательная и добрая.
  Когда узнает, что Йена тоже моя подружка, то они будут вместе.
  И вместе станут ждать меня".
  "Везет им, везет тебе", - Эльвира опустила головку.
  "Везет тебе, Эльвира, - я приблизила свое лицо к головке Эльвиры и поцеловала ее в лобик. - Я приглашаю тебя на чудо-озеро. - Я приглашала, словно я хозяйка озера, а не Жизель. - Там ты спрячешься от своего отца разбойника.
  Не будешь больше помогать ему.
  Пусть он сам один убивает, ворует, печет хлеб, сам себя нахваливает и чешет.
  Так ему и надо, злодею".
  "Было бы прекрасно сбежать от отца на чудо-озеро, - в глазищах Эльвиры засветилась надежда. - Я даже знаю, где чудо-озеро.
  От купцов давно слышала, когда мы еще при дороге в доме жили...
  Найду.
  Но согласятся ли твои подружки, чтобы я была с ними?"
  "Обязательно согласятся", - я уверяла горячо.
  "Но я не хочу с тобой расставаться даже на миг, - Эльвира пропищала. - Мы только что подружились.
  Нам хорошо вместе.
  Но ты меня уже покидаешь.
  Вдруг, ты обманешь меня?
  Выйдешь замуж за Мания?
  Или за другого парня.
  И не вернешься ко мне". - Эльвира тихо заплакала.
  "Эльвира".
  "Да, Персефона".
  "В пути все подружки помогают мне.
  Асуна пригласила спать с ней в комнатке на галере, а не на палубе.
  Жизель помогла мне радоваться.
  Йена спасла меня от злых солдат, которые хотели меня убить.
  Ты спасаешь от своего отца разбойника.
  Разреши и мне спасти тебя.
  Возьми мои жемчужные бусы". - Я с душевной болью сняла с шеи свои жемчужные бусы и повесила на шею Эльвиры.
  "Не возьму, Персефона.
  Они слишком дорогие". - Эльвира была потрясена моим поступком.
  "Мы их будем носить по очереди, Эльвира.
  День - я, день - ты.
  Мои бусы успокоят тебя и дадут уверенность, что я к тебе вернусь на чудо-озеро.
  К тому же, по бусам Жизель и Йена поймут, что ты моя подружка очень хорошая".
  "А, если Жизель и Йена позавидуют, что ты мне подарила бусы, а им не подарила бусы?"
  "Скажи, что я, когда вернусь, всем подарю дорогие подарки.
  Подружки не обидятся.
  Подружка - потому и подружка, что не обижается на подружку".
  "Персефона, - Эльвира засмеялась. - Ты столько раз повторила "подружка", что у меня головка закружилась".
  "Моя головка тоже кружится", - я смеялась вместе с подружкой.
  "Персефона?"
  "Да, Эльвира".
  "Я когда сбегу от своего отца..."
  "Не медли, Эльвира.
  Если стражники и жрецы ищут меня и Мания, то они могут на этой речке наткнуться на тебя и на твоего отца..."
  "Я сбегу сегодня же, - в голосе Эльвиры сталкивались камни. - Отец бросится догонять вас.
  Я же - побегу от отца в другую сторону.
  Мои ножки быстрые.
  Я - легкая.
  Меня никто в джунглях речных не догонит.
  По пути я...
  Да, я успею из тайника отца взять деньги.
  Твои подружки примут меня, как ты говоришь...
  Но я тоже хочу им быть приятной сразу.
  Я приду с деньгами".
  "Ты знаешь, где твой отец прячет украденное богатство?"
  "Не богатство, а - немного монет.
  По нашей реке богатые купцы и знатные патриции не плавают.
  А с простого крестьянина или рыбака отец не разбогател.
  Но все же мелкие монеты я принесу на чудо-озеро.
  И еще. - Эльвира решительно подняла подбородочек.
  Я поразилась, как она преобразилась, когда решила сбежать от отца-разбойника. - Я попрошу писаря, чтобы он придумал, как тебе избежать казни, если тебя поймают.
  Писари все законы цезаря знают".
  "Неужели, найдешь писаря для меня, Эльвира? - я, если бы не сидела, то упала бы от удивления. - Говорят, что все писари - мошенники".
  "Нет, не все писаря негодные".
  "Ты знаешь хорошего, честного писаря?"
  "Знаю, но у него нет правой руки.
  Очень хитрый писарь.
  Любой закон цезаря в свою сторону истолкует.
  Стражники его ненавидят.
  Но ничего с этим писарем сделать плохого не могут.
  Только руку отрубили ему мечом". - Эльвира засмеялась.
  Я тоже смеялась, когда представила, как писарь стражников разозлил.
  "Он возьмется за закон и поможет мне?"
  "Обязательно поможет тебе, Персефона.
  Писарь с темной душой.
  От него всем достается.
  Но те, кто ему платит, тем он помогает.
  Ум у писаря огромный, больше, чем у мудрецов и философов.
  Даже шатающегося пьяного купца назовет трезвым тот писарь".
  "Пусть он и Манию поможет, - я облизала пальчики. - Ну, даже если ты писаря этого не найдешь, то все равно мне беды не будет от стражников.
  Они меня на чудо-озере не поймают.
  Я на лодочке заплыву на середину озера.
  Там мель.
  На той мели хоть день, хоть год можно прятаться от стражников и воинов.
  Еды в озере хватает.
  Мидии под ногами.
  А воины не поплывут за мной по озеру.
  Потому что чудо-озеро может все волной смыть.
  В чудо-озере на дне невидимый город Гладиатор.
  И под водой до сих пор с древних времен сражаются гладиаторы на арене того города.
  Слышны из-под воды озера крики раненых и умирающих гладиаторов".
  "Ого, - Эльвира захлопала в ладошки. - Хочу!
  Хочу, хочу на чудо-озеро к твоим подружкам, Персефона".
  "На чудо-озере встретимся, Эльвира".
  Я поднялась с сухих мягких листьев.
  "Эльвира, я жду тебя, - издалека раздался голос разбойника Корвета. - Мы весь хлеб уже съели".
  "Надо же, они весь хлеб съели, - я топнула ножкой и подняла несколько листочков. - Нам ни рыбки, ни хлеба не оставили.
  Нашли, чем гордиться - хлеб съели".
  "Персефона, ты где? - тут же добавился трубный голос Мания. - Не занимайся глупостями".
  "О каких глупостях он говорит? - Эльвира сдвинула бровки недовольно. - Чтобы заняться чем-то, нужно покушать.
  А они все скушали.
  Я хлеб выпекала, а даже не попробовали с тобой".
  "Эльвира, пора", - снова отец-разбойник Корвет призывает.
  "Пора? - Эльвира побледнела. - Наше тайное слово.
  Отец говорит "пора", когда собирается грабить и убивать".
  "Значит, нам пора, Эльвира", - я обняла подружку.
  "Персефона".
  "Да, Эльвира".
  "Давай, поцелуемся в губки.
  Поцелуй в губки тоже будет наш тайный знак.
  О нем будем знать только ты и я...
  И наши подружки..."
  "Ты умно придумала, Эльвира, чтобы наш тайный знак был - целование в губки", - я обрадовалась.
  Мы поцеловались в губки в знак дружбы.
  "Обменялись знаками тайными", - Эльвира захихикала.
  Она взяла меня за ручку и повела за собой.
  "Где вы были, и что делали?" - отец-разбойник Эльвиры встретил нас подозревающим взглядом.
  "Где, где", - я дерзко передразнила разбойника.
  Он тут же расплылся в милой улыбке добряка.
  Показывал, что он спокойный и хороший.
  "Мы ягодки барбариса кушали", - Эльвира ответила отцу кротко и опустила прелестнейшую головку.
  У меня закралось сомнение, что Эльвира передумает убегать от своего отца.
  "Персефона, - взгляд Мания добро не предвещал. - Ты почему отдала свое ожерелье, ожерелье жемчужное, которое я тебе подарил?
  Зачем ты подарила Эльвире?"
  "Во-первых, ожерелье стало моим.
  Что хочу с ним - то и делаю.
  Кому хочу - тому дарю".
  "Во-вторых... - щечки Эльвиры стали розовенькие.
  Губки превратились в бутон розы.
  Подружка ответила за меня. - Во-вторых, Персефона дала мне поносить ожерелье.
  Не навсегда".
  "Да, да, не навсегда, - отец-разбойник Эльвиры обменялся с дочкой быстрыми взглядами. - Моя Эльвирочка отдаст ожерелье".
  "Отец, мы кушали ягодки барбариса в кустиках, если тебе интересно", - Эльвира пропищала и повторила.
  "Зачем вы собирали ягоды?" - Маний считал, что он вправе спрашивать Эльвиру.
  "Затем мы собирали и кушали ягодки барбариса, - теперь я ответила за подружку, - что вы нам еды не оставили.
  Хлеб съели.
  Рыбку съели".
  "Персефона, разве ты голодная? - Маний похлопал себя по округлившемуся после еды животу. - Ты худенькая.
  Тебе мало надо.
  Еда тебе вредит.
  Бедра округлятся от еды.
  И ты перестанешь быть похожей на юношу". - Маний понял, что сболтнул лишнее.
  Вжал голову в плечи.
  Но Корвет и Эльвира сделали вид, что не слышали его.
  "Ты, Маний дружишь с Персефоной, - отец Эльвиры стал нам зубы заговаривать, отвлекал, убаюкивал пустой болтовней. - Так ли?
  Верно!
  Большая дружба где?
  У цезаря большая дружба с патрициями и сенаторами.
  Цезарь - великий!
  Слава цезарю!
  Разве можно дружбу нарушить?
  Без дружбы нет...
  Без дружбы нет дружбы".
  "Само собой", - Эльвира робко произнесла.
  Либо она так прятала свою дерзость и смелость, либо очень боялась своего отца-разбойника.
  Корвет зло сверкнул глазами на дочь, но говорил Манию:
  "Без дружбы даже в трактир не пускают.
  Если хочется спать - надо спать.
  Когда приходит время дружить - дружим.
  Один скажет о спящем с презрением, что он дрыхнет без задних ног.
  Но другой успокоит и иные слова подберет, что не дрыхнет спящий, а - отдыхает, розовые сны видит.
  Так и в дружбе - если ты цезарь, или простая девушка из леса, то не подлецы, когда дружат".
  "Корвет, - я подошла к его узкой небольшой лодочке, - можно я покатаюсь в твоей лодке?
  Немного всего лишь...
  Кружок сделаю около берега".
  "Зачем тебе кататься в чужой лодке, Персефона?" - Маний влез не в свое дело.
  Я ему отчаянно подмигивала так, чтобы разбойник Корвет не заметил.
  Маний на меня таращил глаза и не понимал, что я хочу сказать подмигиванием.
  "Зачем спрашиваешь, Маний? - разбойник Корвет улыбался лучисто, солнечно. - Девочка покататься хочет в моей лодочке.
  Ваша лодка большая, неповоротливая.
  По нашей реке не накатаешься в ней.
  Вы еще плыли по чистой воде, хотя с корягами и затонувшими целыми деревьями.
  Дальше не сможете проплыть.
  Дальше река заросла на многие мили.
  А здесь, пусть Персефоночка, поплавает".
  "Спасибо, Корвет за щедрость", - я даже подпрыгнула от радости.
  Присела в лодочку.
  Сделала несколько гребков веслом.
  Привыкала.
  Лодка опасно колыхалась, но не переворачивалась.
  "Маний, Маний, замечательно в лодочке узкой.
  Садись ко мне". - Наступил решительный момент.
  Лишь бы Маний не упрямился.
  Но он, конечно, заупрямился.
  "Не сяду я в маленькую лодочку.
  Она утонет или перевернется.
  Но может сначала перевернуться, а потом утонет.
  Не стану я собой кормить крокодилов".
  "А мной можешь кормить крокодилов? - я взорвалась.
  Но огромными усилиями успокоила себя. - Ты мне на коленочки присядь, Маний". - Я всячески уговаривала друга.
  "Лодка слабая, утонет", - Магий сопел.
  К счастью, разбойник Корвет заступился за свою лодку:
  "Моя лодочка со стороны похожа на бревно.
  Маленькая, быстрая, везде пройдет.
  И очень крепкая и выносливая.
  Слон...
  Да что слон!
  Слон и цезарь в лодку присядут, и она не утонет.
  А вы всего лишь парень и девушка, а не слон и цезарь".
  "Маний, иди ко мне на коленочки", - я призывно улыбалась.
  Но в душе кипела злостью на старого друга.
  Даже подумала, что если разбойник Корвет сейчас набросится на Мания, то я уплыву одна.
  Против сильного и хитрого убийцы Корвета я не устою.
  И тут я почесала за ушком:
  "Может быть, Эльвира придумала, что спасает меня от своего отца?
  Солгала, что он разбойник убийца и грабит на реке.
  Только зачем ей лгать мне?
  Чтобы я подарила ей жемчужные бусы?"
  Я кусала губки.
  "Ладно, на твоих коленочках, Персефона, я посижу даже в слабой лодочке", - Маний пробурчал, словно делал мне огромное одолжение.
  "Мешки, мешки с собой, зачем берешь, Маний? - разбойник Корвет озаботился. - Пусть на берегу полежат.
  Никто не украдет твои мешки.
  Кому нужен прах твоих родителей и камни в мешках?"
  "А, если бы в мешках был бы не прах моих родителей и не камни? - Маний грузно уселся мне на коленочки.
  Лодка опустилась бортами чуть-чуть выше воды. - Тогда бы их украли?" - Маний, оказывается, очень тяжелый и рыхлый.
  Мои коленочки затрещали.
  Я стиснула зубки, но терпела ради побега от разбойника.
  "Камни тяжелые, - маленькие глазки разбойника забегали быстро-быстро. - Они лодку перегрузят".
  "Ты же сказал, Корвет, - я пищала из-под Мания, что твоя лодка выдержит слона и цезаря.
  Неужели, слон и цезарь меньше весят, чем прах родителей Мания и камни в его мешках?"
  "Слон, конечно, цезарь, конечно", - кажется, что разбойник Корвет стал подозревать нас, что мы сбежим.
  Он быстро взглянул на свою дочку.
  Но Эльвира улыбалась ему невинно и солнечно.
  Тогда разбойник - на всякий случай - направился к нашей лодке.
  "Покатаемся, поплаваем", - я отчалила от берега.
  Лодка шла быстро, как разбойник и обещал.
  Конечно, ему нужна быстрая лодочка, чтобы он догонял свои жертвы на реке.
  Но опасно лодка двигалась - чуть не черпала бортами.
  "Персефона, поворачивай к берегу", - Маний заверещал и взмахнул руками.
  Лодка немного зачерпнула левым бортом.
  "Сядь, идиот", - я зашипела на Мания.
  Впервые за время нашего знакомства обозвала товарища грубо.
  Маний от удивления застыл.
  Ну и хорошо, что не двигался.
  "Персефона, поворачивай к берегу", - разбойник повторил за Манием и сел в нашу лодку.
  "Сейчас, сейчас поверну, - я удалялась от разбойника и от берега. - Хочу повернуть, но лодка несет нас по реке".
  "Поворачивай", - разбойник Корвет зарычал.
  Начал грести за нашей лодкой.
  "Поворачивай, Персефона, - Маний тоже рычал на меня. - Ты нас утопишь.
  Ты сошла с ума".
  "Ты сошел с ума, Маний, - я шептала зло. - Корвет - разбойник.
  Он убьет нас".
  "Глупости говоришь, Персефона, - Маний побледнел. - Корвет добрый.
  Он угостил меня рыбой и хлебом".
  "А меня рыбой и хлебом не угостил, Маний.
  Разбойник тебя задабривал и отвлекал едой.
  Потому что ты - парень.
  Я - девушка, поэтому разбойник убийца не считал меня опасной для него".
  "Не ври, Персефона.
  Зачем Корвет хочет нас убить?" - Маний снова заерзал на моих коленках.
  Лодка еще раз зачерпнула бортом.
  "Разбойник убьет и заберет нашу лодку и твои мешки, Маний", - наконец, я сказала то, во что Маний поверил.
  Еще бы - его мешки хотят украсть.
  Разбойник Корвет приближался к нам на нашей большой лодке.
  Я на разбойничьей лодке, хоть и старалась, но разбойник догонял.
  Силы у него хватало.
  А мне трудно везти себя и Мания.
  Ручки мои быстро уставали.
  Краем глаза я заметила, как с берега легкая невесомая тень метнулась в колючие кусты барбариса.
  "Не обманула меня Эльвира, - на моем сердце стало тепло. - Все же ее отец - разбойник убийца".
  "Персефона, - разбойник протянул руку, чтобы схватить борт нашей лодки. - Вернись к берегу.
  Обещаю, что тебе ничего плохого не сделаю".
  Маний взвизгнул и ударил по руке разбойника.
  Лодки немного разошлись.
  "Своим "обещаю", что мне ничего плохого не сделаешь, ты доказал, что ты разбойник убийца", - я не выдержала.
  "Кто тебе сказал, что я убийца-разбойник, Персефона?" - Гримаса ненависти покрыла улыбку Корвета.
  Странно было видеть на одном лице ненависть и показное, лживое добродушие.
  "Эльвира, твоя дочь мне сказала, что ты грабишь на реке и убиваешь людей, - меня понесло словами.
  К сожалению, лодку не понесло. - И еще она сказала, что ты держишь ее в рабстве.
  Не даешь веселиться.
  Вы живете в шалаше в лесу, а не в доме".
  "Эльвира, я тебя накажу", - разбойник оглянулся на берег.
  За это время я чуть отплыла.
  "Ну, раз вы все знаете обо мне, - Корвет показал желтые с черными точками зубы, - то не поймите меня неправильно, когда я вас резать буду.
  Я хотел вас пожалеть, не убивать.
  Только забрал бы вашу лодку.
  Но теперь..."
  "Сначала догони нас и свою дочку", - я нарочно сказала об Эльвире, что она убежала.
  Чтобы отомстить разбойнику за его нехорошие слова и намерения.
  "Ты подговорила мою дочку сбежать от меня? - голос разбойника стал мягким и прикрыто добрым. - Персефоночка.
  Я тебя не убью.
  Обещаю.
  Я тебе глазки выколю.
  И продам слепую на рынке рабов".
  "Зачем кому-то слепая рабыня?" - я даже застыла.
  С весла слетали капельки в реку.
  "Персефона, греби", - Маний завизжал.
  "О, Персефона, ты даже не догадываешься, что слепые рабыни очень ценятся.
  Слепая рабыня развлекает гостей на оргиях.
  А, когда слепая рабыня станет не нужна на оргиях, то ее отправляют на мельницу.
  Она вместе со слепыми ослами вращает мельничный жернов". - Лодка разбойника опасно приблизилась в очередной раз.
  Но теперь Корвет не протягивал руку.
  Он своим веслом толкнул нашу лодочку.
  Наша лодка очень и очень сильно зачерпнула.
  "Маний, вычерпывай воду из лодки". - Я паниковала.
  "Чем вычерпывать?
  Ковша в лодке нет".
  "Ладонями вычерпывай, Маний", - Я направила лодку к дереву в воде.
  Оно перегородило реку.
  И показала язык разбойнику убийце Корвету:
  "Корвет, ты дурак".
  
  
  ГЛАВА 292
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЛОДОЧКА.
  
  "Почему я дурак?" - На этот раз удивился разбойник.
  "Потому ты дурак, Корвет, - Маний истерил, но истерика помогала ему панически быстро выплескивать воду из нашей лодочки, - что если нас утопишь, то утопишь и мои мешки.
  Они же тебя интересуют".
  "Мне не нужны прах твоих родителей и камни в мешках", - разбойник Корвет снова протянул весло, чтобы толкнуть нашу лодку.
  "В мешках не прах моих родителей и не камни, а богатства", - Маний умно решил, что, если сейчас не признается и не покажет, что у него в мешках, то разбойник утопит нашу лодочку.
  Места здесь тихие, крокодилы голодные.
  Без лодки я и Маний до берега не доплывем.
  "Серебряная чаша, - Корвет разинул рот. - Я видел ее в болотном храме у жрецов.
  Вы обворовали болотных жрецов. - В голосе убийцы послышалось одобрение. - Мне очень повезло, что я встретил вас.
  Много добра возьму". - Разбойник уверен, что мы от него не сбежим.
  Дерево упавшее не пропустит нашу лодочку.
  Я в отчаянье направила лодку в полузатопленные ветки.
  Наша тонкая лодчонка подпрыгнула, взвизгнула и... перелетела через полузатонувшее дерево.
  Сзади послышался тупой удар и треск.
  "Не догонишь, не догонишь", - я панически захохотала.
  Тяжелая лодка с разбойником не смогла преодолеть дерево в воде.
  Слишком низко сидела лодка.
  И, кажется, что в ней образовалась течь широкая.
  "Корвет, передавай привет крокодилам", - Маний загрохотал хохотом над рекой.
  В ответ неслись проклятия от разбойника-убийцы.
  Он проклинал полузатонувшее дерево, свою дочь Эльвиру, меня, Мания, тяжелую лодку и даже себя проклинал, что поверил нам.
  "Я не дооценил тебя, Персефона", - голос разбойника донеся до нас издалека.
  Или из-под воды, потому что разбойник утонул, или с берега, если Корвет выбрался на сушу, или из тонущей лодки...
  "Я не рабыня, чтобы меня оценивали", - я вытирала слезы истерики и смеха.
  "Корвет не обманул", - Маний ерзал на мне.
  "Маний, не двигайся, - я зашипела. - Иначе утонем".
  "У меня ноги затекли и попа", - Маний заныл.
  "А у меня ничто не затекло под тобой, Маний? - я усилено гребла. - Ты же на мне сидишь.
  Я ног не чувствую".
  "Тебе хорошо, Персефона, - Маний продолжал, надеялся, что я его пожалею. - Ты не чувствуешь своих ног подо мной.
  А я свои ноги чувствую, как они затекают".
  "Поменяемся местами, Маний? - я спросила с сарказмом. - Ты будешь грести, а я уютно устроюсь на твоих ногах".
  "Нет, лучше ты греби, - Маний сразу сдался. - У тебя лучше получается грести".
  "Умно ты придумал, Маний, - я восхитилась. - Как другого заставить работать за себя.
  Нужно только сказать - у тебя лучше получается, чем у меня".
  "Персефона, не скандаль", - Маний приложил палец к моим губам.
  "Твой палец пахнет рыбой, которую ты съел и не оставил мне ни кусочка, и хлебом, которым ты тоже меня не угостил".
  "А твои пальцы, - Маний понюхал мою руку, - непонятно чем пахнут, Персефона".
  "Мои пальцы пахнут чистотой, - я смутилась и опустила ручки за борт.
  Вымыла их... - Маний, почему ты сказал, что разбойник Корвет нас не обманул?" - Я запоздало спросила, чтобы отвлечь Мания от моих пальчиков.
  "Он не обманул, что его лодка быстрая и пройдет там, где наша с тобой лодка не прошла бы по реке, потому что наша лодка большая, а лодка разбойника маленькая".
  "В этом Корвет не обманул нас, - я согласно кивнула головкой. - Но в другом - он обманщик.
  Поэтому он злодей".
  
  "Персефона, смотри, большая чистая вода, - Маний закричал. - А Корвет говорил, что дальше по реке мы не проплывем".
  "Значит, он нас и о реке обманул, чтобы завладеть нашей большой лодкой, - я вглядывалась в расширяющуюся реку. - Маний, на берегу большой город".
  "Но он нам не нужен, Персефона, - Маний тяжело вздохнул. - За нами охотятся слуги патриция Тесея и жрецы болотного Храма".
  
  Мы проплыли мимо города и купающихся девушек. - Персефона подняла головку от стола. - Вскоре я и Маний приехала в родную деревню.
  Маний меня бросил.
  Ну, как бросил.
  Перестал проводить со мной время.
  Он на ворованное купил этот гостиный двор.
  Со мной не поделился.
  Иногда приглашает помочь ему.
  - Персефона, почему ты не ушла к своим подругам на чудо-озеро? - Неожиданно раздался голосок Джейн. - Если Маний тебя обманул, то ты со спокойной совестью могла пойти к Йене, Эльвире и Жизель.
  - Рабыня, - амазонка Семирамида с удивлением повернула очаровательнейшую головку. - Ты подошла тихо.
  Я даже не заметила.
  Кто тебе разрешил подслушивать и разговаривать?
  Я тебе не разрешала говорить.
  - Я не рабыня, - Джейн фыркнула. - Можно подумать, что Персефона не поняла.
  - Я догадалась, - Персефона напряглась. - Получается, что вы что-то от меня скрываете.
  Я оказалась в вашей тайне.
  Теперь вы меня убьете?
  - Убить тебя? - Семирамида задумалась.
  - Никого мы не будем убивать, - Джейн решительно топнула.
  Подняла пыль. - Мы все подданные Империи.
  Мы должны дружить и сплотиться вместе против проклятых жухраев.
  - Сплотиться?
  Жухраи?
  Подданные Империи? - Персефона с непониманием переспросила.
  - Долго рассказывать, - амазонка поднялась из-за стола.
  - Амазонка, не принимай решений, о которых будешь жалеть, - Персефона побледнела под цвет белого лотоса. - И произнесла быстро: - Если вы разбойницы, то я вас нанимаю на одно дело.
  - Интересно, - Семирамида усмехнулась ядовито. - У тебя же нет денег, чтобы нанять разбойников.
  Ну, конечно, мы не разбойницы...
  - У меня нет денег, но если вы мне поможете, то у меня будут деньги, - Персефона смотрела в глаза амазонки.
  Голую Джейн она не боялась.
  Но вот амазонка...
  Об амазонках многое говорят.
  Может воткнуть кинжал и даже не моргнет от досады.
  - Помочь тебе обслуживать гостей? - амазонка дышала в лицо Персефоны. - Печь хлеб в земляной печи?
  Подавать на столы рыбу?
  - Гостиный двор не мой, - слова давались Персефоне с трудом.
  - Гостиный двор принадлежит твоему брату дальнему - Манию, - амазонка опустила ладонь на рукоять кинжала. - Мы уже слышали от тебя...
  - Гостиный двор не мой, - Персефона не сводила испуганных глаз с ладони амазонки на рукояти кинжала. - Но он может стать моим...
  На недолгое время. - Персефона говорила быстро, давилась словами. - Я продам эту таверну.
  Мне она не нужна.
  Мне нужны деньги.
  Я хочу с деньгами вернуться к своим подружкам на чудо-озеро.
  Много лет я не могла, а теперь у меня появился шанс...
  Я не хотела без денег к ним приходить.
  - Деньги? - амазонка задала вопрос из одного слова.
  - Вы поможете мне, я помогу вам, - Персефона облизнула пересохшие губы. - Я прослежу за вашей подружкой.
  Даже, если ей будет угрожать опасность, то я ее спрячу.
  Я знаю, где у Мания вход в тайную пещеру под таверной.
  Я не обижу вашу раненую подругу.
  Конечно, ее не медведь помял...
  Если думаете, что я вас обману, то подумайте, что вы найдете меня на чудо-озере и отомстите.
  - Я почти поверила тебе, Персефона, - амазонка убрала ладонь с кинжала. - Говори, что нужно...
  - Если, если... - Персефона набрала силы, чтобы сказать. - Если Маний не вернется на этот постоялый двор, то он будет принадлежать мне.
  Я уже сказала, что не так долго.
  Я его сразу продам.
  И, если Маний и его проклятые любимчики не придут сюда...
  - Ты нанимаешь нас... меня, чтобы я убила твоего двоюродного брата? - амазонка в удивлении подняла брови. - И его дружков?
  - А Маний меня не убивал все это время? - из глаз Персефоны брызнули слезы. - Я родилась нищая и сейчас нищая.
  Мне стыдно на чудо-озеро прийти к подружкам.
  Бывшая рабыня Йена пришла с серебром.
  Дочь разбойника Эльвира... Эльвирочка... принесла награбленное ее отцом.
  А я?
  Мне стыдно.
  - Но тебе не было стыдно, когда ты столь же нищая с Манием пришла к чудо-озеру и познакомилась с Жизель, - Джейн произнесла с жалостью. - Жизель тебя приняла нищую.
  Нищета в Империи не означает, что...
  - Джейн, подожди, пожалуйста, - амазонка опустила ладонь на бедро Джейн. - Я лучше знаю наши обычаи.
  Обычаи дикарей на неинтересной для Империи удаленной планетке.
  - О чем вы? - снова любопытство появилось в очах Персефоны.
  Но ни амазонка, ни сержантка Джейн ей не ответили.
  - Мы договорились? - Персефона искательно смотрела в глаза амазонки.
  - Договорились, - Семирамида ответила четко.
  - Тогда я принесу вам сейчас деньги, - Персефона подскочила. - Я знаю, где Маний их хранит.
  Надеюсь, что он не спросит меня о том, что я взяла его деньги... - Двусмысленно.
  - Маний тебя не спросит, зачем ты взяла его деньги, - амазонка ответила понятно. - Никто не спросит тебя, Персефона, о тех деньгах твоего двоюродного брата.
  - Я быстро, - Персефона улетела в дом.
  - Джейн, - амазонка вздохнула. - Конечно, ты можешь на нашей дикарской планетке не играть в рабыню.
  Сейчас в тебе взыграла гордость, и ты сказала Персефоне, что ты не рабыня.
  Конечно, нам повезло, что никого вокруг нет.
  Персефона испугалась, что мы ее убьем.
  - Мы бы ее не убили, - Джейн пробурчала.
  - Я бы убила, - амазонка ответила просто. - Иначе, Персефона, возможно, рассказала бы стражникам, что амазонка и ее голая подружка перерезали много человек в гостином дворе ее двоюродного брата.
  - Нужно быть честными, - Джейн кусала губки. - И не рабынями.
  - Ты можешь всем говорить, что ты не рабыня, - амазонка повторила с нажимом. - Но тогда, поверь мне, Джейн, мы не сможем искать твою подругу Бонни.
  Нами будут интересоваться на каждом шагу.
  - Семирамида, ради Бонни я согласно на все, - глазища Джейн загорелись. - Даже в рабыню поиграю.
  Интересно и рабыней побыть.
  Я, как бы работаю на Империю, как шпионка.
  Внедренная на дикую имперскую планету шпионка.
  Сержантка Джейн - шпионка, - Джейн смаковала слова.
  - Я и не верила, что упрямая ты согласишься играть в рабыню и хозяйку, - амазонка вздохнула с облегчением. - Но твоя любовь к подруге...
  - Мы крепко-крепко дружим с детства, - солнечная улыбка осветила прелестное лицо Джейн.
  - Почему Персефона так долго? - амазонка внимательно смотрела на дом.
  - Она сбежала?
  - Нет, Персефона не убежит.
  Она любит своих подружек.
  И хочет к ним вернуться на чудо-озеро.
  Поэтому покупает наши... мою услугу.
  Персефона хочет, чтобы я убила ее двоюродного брата и его слуг и рабов.
  - Убила? - Джейн протянула.
  - Джейн, мне казалось, что ты поняла, - амазонка подняла левое плечо.
  - Я думала, что она... вы шутите.
  - Хороши шутки.
  - Семирамида, я не позволю убивать подданных Империи, - Джейн выпятила небольшие, но красивые грудки. - Я - сержантка Имперской армии.
  И воюю против жухраев, а не против наших имперцев.
  - Джейн, я бы могла с тобой долго спорить - о наших обычаях, о правилах - если не убьешь, то убьют тебя.
  Но сейчас успокою тебя - никого я убивать не буду.
  Ни Мания, ни его слуг и рабов.
  Я их уже убила...
  - Кошмар, - Джейн присела на корточки и обхватила головку руками. - Куда я попала...
  Куда моя бедненькая Бонни попала...
  - Волновались? - из дома выбежала Персефона. - Переживали, что я вас обману? - Девушка протянула амазонке увесистый кошель. - Я из тайника Мания взяла для вас мелкие, средние и золотые монеты.
  Если бы только золотые, то они бы привлекли к вам внимание.
  А внимание к вам повышенное, как я полагаю, в вашем походе не нужно.
  Здесь монетами на десять золотых.
  - Много, - амазонка подбросила кошель.
  Поймала и развязала. - Действительно, много денег.
  Десять золотых - огромнейшие деньги.
  Ты могла бы нам дать меньше, но дала больше.
  Почему, Персефона?
  - Потому что вы мне понравились, - Персефона улыбнулась. - Вы напомнили мне, как я убегала с Манием от стражников, жрецов и разбойника.
  Вы же тоже убегаете от кого-то?
  - Как сказать, - амазонка ответила уклончиво. - Все мы убегаем.
  И в то же время догоняем.
  - Да, да, - Джейн оживилась. - Я и Бонни убегали от неизвестных.
  Они нас догоняли.
  Теперь я догоняю Бонни.
  - Ты очень откровенная девочка, - Персефона провела ладонью по волосам Джейн.
  - Джейн не из наших мест, - амазонка буркнула.
  - Я догадалась, - Персефона засмеялась: - Амазонка.
  Ты спросила, почему я дала тебе больше денег, чем могла бы дать?
  - Да, я удивилась.
  - Потому что вы мне понравились.
  - Ты уже это говорила, Персефона.
  - Я бы все равно вам дала деньги на дорогу.
  И за вашу подружку, за уход за ней я не возьму ни сольдо.
  - Ты можешь спокойно продавать свой гостиный двор, Персефона, - амазонка заявила после недолгого молчания.
  - Я догадывалась, - Персефона приложила руку к сердцу. - Вы убили Мания и его слуг.
  - Не мы, а - я, - Семирамида заскрежетала зубами. - Мне ничего не оставалось делать, как защищать себя и мою Калипсо, - Семирамида кивнула в сторону комнаты, где находилась ее подруга. - Твой брат Маний, хозяин гостиного двора, приютил наших убийц.
  Затем стал на их сторону.
  Не лез бы Маний не в свои разборки, остался бы живой и здоровый.
  Но он...
  Не хочу говорить.
  Ты сама поняла, Персефона.
  - Да, Маний мог предать... - на глазах Персефоны появились слезинки.
  Но она их быстро смахнула пальчиками.
  - Наемные убийцы...
  Они убили мою Калипсо. - Семирамида решила рассказать до конца.
  Амазонки открытые.
  Редко хранят тайны...
  - Но твоя подружка Калипсо не мертвая, а раненая, - Персефона подняла бровки.
  - Она была мертвая, и осталась бы мертвая, убитая, если бы Джейн не помогла.
  Она умеет возвращать умерших из царства Аида. - Семирамида ласково посмотрела на Джейн.
  - Ну, Семирамида, ты меня захвалила, - уголки губ Джейн растянулись в улыбке. - Просто нам всем повезло - тебе, Калипсо и мне.
  Ты оплакивала свою подружку убитую...
  - Не оплакивала, - Семирамида вздрогнула. - Амазонки не плачут.
  - Плакала, оплакивала, - Джейн показала язычок. - Но я увидела, что еще не поздно сделать внутримышечно иглами и запустить кровяной мотор...
  - Что сделать?
  Что запустить? - Персефона распахнула глазища.
  - Не твое дело, Персефона, - амазонка ее резко и грубо оборвала.
  И тут же смягчила: - Нет времени на разговоры, Персефона.
  - Значит, ты, все-таки убила Мания, - Персефона вернулась к прежней теме.
  - Убила, но раньше, чем ты предложила мне убить его и его слуг.
  Жалеешь, Персефона, что заплатила деньги мне?
  - Ты, что, ты что, - Персефона замахала ручками.
  Подняла ветер. - Я бы все равно дала тебе деньги.
  Даже, если бы заранее знала твердо, что моего двоюродного брата нет в живых.
  - Жалеешь Мания? - Джейн вытянула шейку.
  - Жалею, - Персефона ответила зло. - И жалею, что он умер.
  И жалею, что не убила его раньше сама.
  Он издевался надо мной.
  Всю жизнь мне загубил.
  - Не слишком всю жизнь, - амазонка хитро прищурила глаза. - Ответь, Персефона, - Семирамида приблизила свое лицо к лицу испуганной девушки. - В твоем рассказе многое не сходится.
  Почему Маний был в рассказе всего лишь на несколько лет старше тебя.
  А при жизни выглядел на пятьдесят?
  Ты же девушка лет двадцати.
  - Так и есть, - Персефона засмеялась невесело. - Если мне не поверите, то можете проверить.
  Найдите мертвого Мания и загляните ему под балахон.
  - Фу, заглядывать мертвому под балахон, - амазонка и Джейн взвизгнули вместе.
  - Маний пересадил себе на лицо кожу с зада, - Персефона захихикала. - Поэтому выглядит, как пятидесятилетний.
  Живот отрастил, как бочку.
  А всего лишь на четыре года старше меня... был...
  - Оойойй, верится с трудом, - амазонка покачала дивнейшей головкой. - Зачем нормальный здоровый парень будет снимать у себя с задницы кожу, и приживать ее на лице?
  Это же глупо.
  - Вот и не глупо, - Джейн опустила ладошку на плечо амазонки.
  Семирамида посмотрела на руку Джейн, но ничего не сказала. - Мы в гимназии проходили на уроках дикой истории, что в древности многие люди пересаживали себе кожу с попы на лицо.
  Вы не древние, но вы живете в древности.
  Когда кожа на лице дряблая, старая, или в ожогах, то пересаживают кожу.
  И не только на лицо.
  - Что ты говоришь? - амазонка приложила руку к сердцу.
  - Не только кожу, но и другие органы пересаживали. - Джейн рассказывала с вдохновением. - Глаза, печень и все остальное.
  Брали у мертвых и вставляли живым.
  Мужчины даже, - Джейн захихикала, - себе пенисы новые пришивали, больше прежних.
  - Что пришивали? - Персефона и амазонка раскрыли рты.
  - Вот это, мужское, - Джейн прислонила пальчик к низу живота.
  - У тебя не мужское, а - женское, Джейн.
  - А у мужчин мужское.
  Вы меня поняли.
  - Зачем мужчине большой х...? - Семирамида высказала грубое словцо.
  У амазонок о мужчинах почти все слова презрительные... - С большим х... неудобно скакать на лошади.
  В ногах он путается.
  И некрасиво очень.
  Омерзительно, я бы сказала.
  - Это у вас у дикарей омерзительно, - Джейн покраснела от стыда. - Но другие дикари, в древности, считали что большой пенис - придает мужество.
  Действительно, дикие отсталые раньше были в Империи нашей.
  Не догадывались, что только бластер в руке придает мужчине мужество.
  - Бластер? - Персефона привычно переспросила о незнакомом слове.
  - Пересадки в прошлом, - Джейн небрежно махнула ручкой. - Вернее, они сильно изменились.
  Сейчас приживляют выращенное в инкубаторе, или чужую ногу, отрезанную у мертвого.
  Любой орган присаживают.
  Просто и быстро.
  Даже голову заменяют.
  Но только - если очень быстро...
  - Отрубленную голову заново приживляют? - амазонка раскрыла ротик.
  - Девочка, ты откуда? - Персефона тяжело дышала.
  - Неважно, откуда она, - Семирамида подняла руку, чтобы окончить разговор. - Ты, Персефона, все равно уйдешь скоро в счастливую жизнь с подружками на чудо-озеро.
  Зачем тебе на озере знать много?
  - Ты права, амазонка, - Персефона улыбнулась предстоящему возвращению к чудо-озеру, к Жизель, к Йене, к Эльвире.
  - Маний обгорел, поэтому кожу на лицо пересадил? - Джейн полюбопытствовала.
  - Ему философ в лицо горячий кипящий жир плеснул, - Персефона провела ладошкой по лбу. - Философ зашел в гостиный двор и потребовал кипящий жир барсука.
  Маний спросил - зачем.
  Философ сказал, что выпьет.
  Маний ответил, что горячий жир сожжет внутренности.
  Философ сказал, что видел, как цезарь пил кипящий жир.
  Цезарь не сжег свои внутренности, и он - философ не сожжет.
  Философ захотел уподобиться цезарю.
  Маний принес кипящий жир в котле.
  И насмехался над философом.
  Говорил, что философ выпьет булькающий жир и сразу умрет.
  Философ воскликнул - попробуй на себе, хозяин гостиного двора.
  Ты же не умрешь.
  И выплеснул кипящий жир барсука в лицо Мания.
  Пока Маний кричал и катался по земле с обожжённым пузырящимся лицом, философ сбежал.
  Он лишь крикнул издалека:
  "Извините, я не знал, что так получится".
  К счастью, у Мания гостил лекарь из Римлини.
  Он и пересадил манию кожу с зада на лицо.
  - Теперь все понятно, хотя можно было обойтись без этого, - амазонка поправила лук и стрелы. - Джейн, тебе не кажется, что пора нам идти.
  Мы слишком задержались на гостином дворе.
  Солнце уже высоко.
  - Но мы должны были убедиться, что за Калипсо будет ухаживать достойная сиделица.
  - Убедилась? - амазонка склонила головку к правому плечу. - Персефона - достойная сиделица для Калипсо?
  - Я поняла, что ты, Персефона, позаботишься о Калипсо, как надо, - Джейн ответила не амазонке, а - Персефоне.
  - Спасибо, девочка, - широкая улыбка украсила лицо Персефоны. - Я надеюсь, что мы еще встретимся.
  - Только не здесь, - Джейн засмеялась.
  - Я затру и вымою пятна крови от...
  - Персефона, ты не так поняла, - амазонка усмехнулась. - Джейн не хотела сказать, что ей не нравится твой трактир.
  Она имела в виду, что она издалека.
  И то далеко для Джейн - дорогое сердцу.
  - Счастливого вам пути, - Персефона нерешительно прижалась к Джейн и поцеловала ее в лобик.
  - И тебе всего наилучшего, - Джейн крепко обняла Персефону.
  Три раза поцеловала ее в щеки.
  - Я с тобой не прощаюсь, Персефона, - амазонка ответила на молчаливый вопрос в глазах Персефоны.
  - Береги себя, амазонка, - Персефона не подошла, не обняла, не поцеловала Семирамиду. - И тут же, чтобы скрыть неловкость, вскрикнула: - Я вам на дорогу соберу еды.
  - У нас есть деньги, мы купим, - амазонка махнула ручкой.
  - Вам всякую дрянь подсунут в других трактирах, - Персефона радостно щебетала.
  У нее началась новая жизнь. - Я же - самое лучшее. - Она вернулась из кухни с двумя тяжелыми корзинами фруктов и сушеного мяса.
  - Нет, нет и нет, - амазонка засмеялась. - Мы только возьмем телячьи копчёные ребрышки и две вяленые рыбки. - Семирамида запихнула мясо и рыбок в суму.
  Развернулась и пошла с гостиного двора.
  - Семирамида - хорошая, - Джейн как бы оправдывала поведение амазонки.
  - Я поняла, что она хорошая, - Персефона улыбнулась мягко.
  
  Джейн догнала Семирамиду около белого платана.
  Амазонка пальчиком водила по коре дерева.
  - Что ты делаешь? - Джейн тоже дотронулась до платана.
  - Я пытаюсь узнать, какая будет сегодня погода.
  - По коре дерева гадаешь?
  - Джейн, гадают старушки на ярмарках и базарах.
  Я - амазонка.
  Я смотрю и слушаю.
  - И, какая сегодня погода? - Джейн высунула язычок.
  - Дождь не пойдет.
  Зато жара нас утомит.
  - И все по коре узнала?
  - Да, по коре, - амазонка решила объяснить, а то Джейн не отстанет. - Светлая кора отвечает за солнце.
  Темные пятна - за ночь, дождь и ветер.
  Сейчас темное пятно теплое, как и светлое.
  Значит, погода будет ровная, солнечная.
  Если темное чуть-чуть холоднее светлого, то - небольшой дождь.
  А если они равны по теплоте, то - жара.
  - А, когда светлое пятно и темное прохладные? - Джейн приложила к коре ладошку.
  - Тогда - буря, ураган, сильнейший ветер с дождем, - амазонка отошла от дерева.
  - Я не различаю теплое и прохладное на платане, - Джейн выпятила нижнюю губку. - Пятна кажутся одинаковыми.
  - Ты называешь меня дикаркой, Джейн...
  - Уже не называю.
  - Но все равно, в душе считаешь дикаркой.
  - Нет, не считаю, - Джейн произнесла после некоторого раздумья. - Раньше я думала, что дикари те, кто не летает в космолетах и не стреляет из бластеров.
  Но, оказывается, что мир намного сложнее.
  И, знаешь, что Семирамида...
  - Пока не знаю, что ты хочешь сказать, Джейн, - амазонка засмеялась.
  - Мне не нравится, что я стала задумываться, и что мир усложнился для меня.
  Я должна быть проще.
  Я же - сержантка, девушка.
  Большие знания рождают большие печали - так в Учебке нам говорил капрал Брамс.
  А капрал Брамс ну, ооооочень умный.
  - Ты не считаешь меня дикаркой... уже не считаешь, Джейн, - амазонка склонила головку к правому плечу. - Но я по поводу тебя пока не решила...
  Дикарка ты для меня, или нет.
  Не отличаешь теплое от прохладного на дереве.
  - Ах, ты, нечестная, - Джейн шутливо замахнулась левой рукой на амазонку.
  Тут же лицо Джейн стало серьезным. - Семирамида.
  - Да, Джейн.
  - Мы же не спросили Персефону.
  - О чем не спросили?
  - Видела ли она мою Бонни.
  Нет, конечно, не видела.
  Она бы тогда обязательно сказала, что встретила девушку без одежды, в сапожках, как у меня.
  Но, может быть, что-то слышала о ней от других.
  - Сомневаюсь, Джейн, чтобы Персефона кого-то встретила утром.
  В этих местах люди - большая редкость.
  - Все же я вернусь и спрошу Персефону.
  - Сбегай, спроси, - амазонка легко согласилась.
  И, чтобы время зря не терять, присела под деревом.
  Джейн легко побежала к гостиному двору.
  Около домика и во дворе она не нашла Персефону.
  Зато услышала звонкий смех из комнатки, где лежала раненая Калипсо.
  - Вот ты где, Персефона, - Джейн вбежала в комнатку.
  Персефона сидела на краешке кровати Калипсо.
  Рядом с кроватью стоял небольшой столик.
  На нем - фрукты, вяленое мясо на блюдах.
  Персефона и Калипсо хихикали. - Вы уже подружились.
  - Как хорошо, что ты вернулась, Джейн, - Персефона вскочила.
  Щечки ее румяные. - Я же не догадалась предложить тебе одежду.
  У меня нет запасных хитонов.
  Поэтому, возьми мою хламиду. - Персефона непринужденно освободилась от одежды.
  Сияла своей свежей наготой.
  Крепкие груди Персефоны, словно радовались свободе: - Когда-то я подарила свой хитон бывшей рабыне Йене.
  Теперь - тебе отдаю одежду.
  Так у меня выходит, что с подружками я делюсь одеянием.
  Больше - нечем.
  - Спасибо за доброту, Персефона, - Джейн широко улыбнулась. - Но я не ношу одежды.
  Мне нельзя.
  Калипсо тебе расскажет.
  
  
  ГЛАВА 293
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  СЕМИРАМИДА И ДЖЕЙН, ПУТЬ.
  
  - Дааа? - Персефона протянула с недоверием. - Может быть, ты так говоришь, потому что не хочешь принимать от меня подарок?
  - Нет, правда, - Калипсо подмигнула Джейн. - Им нельзя носить одежды.
  - Ну, тогда я одеваюсь, - Персефона натянула одежду.
  - Персефона, - Джейн чуть замерла. - Я ищу свою подругу.
  У нее сапожки похожи на мои сапожки.
  Она тоже без одежды.
  И она шикарная.
  Ты не видела, не слышала о странной девушке? - Сердце Джейн замерло в груди.
  - Я никого не встречала со вчерашнего вечера, - Персефона ответила после продолжительного молчания. - Но из странного, что было, скажу.
  В небе блеснули две молнии.
  Одна упала где-то здесь рядом.
  Вторая улетела туда. - Персефона вытянула руку.
  - Спасибо, Персефона, - плечи Джейн опустились. - Ты показала направление, которое указала вчера Семирамида.
  Все сходится, но очень далеко.
  - За кентукийскими горами, - Персефона с нежностью и жалостью смотрела на поникшую Джейн.
  - До свидания, - Джейн пошла к выходу из комнатки.
  - Джейн, хорошей вам с Семирамидой дороги, - Персефона прошептала.
  - Берегите себя, - голос Калипсо дрогнул.
  "Что же я так медленно, - Джейн побежала. - Бонни меня ждет, а я едва перебираю ножками".
  
  - Джейн, стой, - раздался за спиной голос Семирамиды. - Куда несешься, дикарка.
  - Ой, Семирамида, - Джейн остановилась.
  Тяжело дышала. - Я и забыла, что ты под деревом сидишь.
  Задумалась и понеслась.
  - Джейн, - амазонка поднялась и приложила ладошку к лобику сержантки Джейн. - Я же предупреждала тебя: слушайся меня.
  Сейчас набегаешься, переволнуешься и быстро устанешь.
  А нам, может быть, нужно идти целый день без остановки и даже ночь.
  Я тебя на своих плечах не понесу.
  Я выносливая, но я девушка.
  Сил у меня только на меня одну хватает.
  - Я поняла, - Джейн выравнивала дыхание. - Я смогу идти долго.
  - Джеееейн, - амазонка протянула. - Ты в своей Империи...
  - В нашей, в нашей Империи, Семирамида, - Джейн сдвинула бровки. - Мы обе - империйки.
  - Не придирайся к словам, Джейн.
  Я говорю, как короче.
  - Короче было бы просто сказать - в Империи.
  Тогда все понятно.
  Не надо было добавлять "в своей".
  - Джейн, не сердись, - амазонка прошептала примирительно. - Я хотела спросить - ты часто ходила на большие расстояния?
  - Большие расстояния - это сколько? - Джейн провела ладошкой по правому бедру. - На космолете я летала до края Вселенной.
  В гимназические годы мы ходили в поход на речку.
  - И все, Джейн? - амазонка посмотрела в глаза.
  - Что все, Семирамида?
  - А целый день без остановки ты шла?
  Без отдыха?
  По горам.
  В жару.
  По колючим зарослям.
  Перепрыгивала с камня на камень?
  - Нет, конечно, - Джейн даже остановилась. - Ты думаешь, что я не смогу?
  Поверь, я лучше умру, чем остановлюсь.
  Потому что моя Бонни в опасности.
  - Если ты умрешь, то твоя подружка будет еще в большей опасности.
  И почему ты думаешь о самом плохом.
  Я же говорила - нужно надеяться на лучшее.
  Плохое, если произошло или произойдёт - так и будет.
  Но, если сейчас твоя подружка сидит в шатре и пьёт скисшее кобылье молоко?
  Радуется жизни...
  - Семирамида, ты не знаешь мою Бонни, - Джейн убыстрила шаг. - Как же она может сидеть в шатре и пить молоко, радоваться жизни, если меня нет рядом?
  Бонни сейчас переживает за меня, как и я за нее.
  - Я впервые слышу о подобной дружбе, - Семирамида произнесла с легкой доброй завистью.
  - Ой, - Джейн споткнулась о камень.
  С трудом удержала равновесие и не упала.
  - Джейн, - Семирамида покачала очаровательнейшей головкой. - Мы сейчас на дороге.
  Что будет, когда пойдем горами.
  Сними хотя бы свои сапожки на неустойчивых высоких каблуках.
  - Ни за что!- Джейн произнесла с болью. - Сапожки - моя гордость и радость.
  Они сами меня несут.
  - Может быть, они несут тебя по ровной дороге.
  А в горах они будут мешать.
  - Даже, если помешают, - Джейн снова споткнулась, запуталась в длинных ногах, - то все равно не сниму.
  Ты бы сняла с себя кожу, Семирамида?
  - Глупый вопрос.
  Конечно, я бы не сняла с себя кожу.
  - Мои сапожки, как моя вторая кожа, Семирамида.
  Я их не сниму.
  - Они приросли к тебе? - амазонка приложила ладошку к ротику.
  Ее изумрудные глаза потемнели. - Сапоги питаются твоими соками. - И тут же засмеялась натянуто. - Нет, я же видела, как ты снимала сапожки, когда я искала на тебе кинжал.
  - И когда ты и Калипсо меряли мои сапожки, я их тоже снимала, - Джейн захихикала. - Нет, они не приросли к моей коже.
  Я просто так сказала. - Джейн споткнулась опять.
  - Три раза на коротком пути, - амазонка остановилась.
  - Я привыкаю к новой дороге, - Джейн тяжело дышала. - Я же очень редко ходила по неровной дороге.
  На Эвкалипте, например.
  - На эвкалипте? - амазонка с непониманием смотрела на Джейн. - Ты ходила в сапогах по дереву?
  Каких же размеров у вас вырастают эвкалиптовые деревья, что по ним можно ходить даже в сапожках на тонком длинном каблуке.
  - Эвкалипт - название планеты, - Джейн рассмеялась.
  И тут же улыбка ушла с ее дивнейшего личика. - Семирамида, я вижу, что ты переживаешь за меня, что я спотыкаюсь.
  Я знаю, что ты не веришь, что я смогу пройти по горам, особенно в этих замечательных сапожках.
  Но я обещаю - буду стараться.
  И еще, Семирамида.
  Не отвлекайся на меня, как я тяжело дышу, спотыкаюсь, падаю.
  Ты смотри по сторонам.
  Все замечай.
  Хоть малейший намек на падение второй спасательной капсулы ищи.
  От нее был огонь.
  Кусты и деревья обязаны обгореть немножко.
  А я...
  Я как-нибудь иду.
  - Спасибо тебе, Джейн, - амазонка нагнулась.
  Подняла камешек с дороги и зашвырнула в кусты.
  - За что спасибо, Семирамида?
  - За то, что ты держишься, не ноешь.
  Велико же твое желание поскорее найти свою подружку.
  - Даже не желание, а нечто большее, - Джейн перепрыгнула ямку. - Я не знаю, как сказать словами. - Джейн оглянулась. - Мы уже далеко ушли от гостиного двора.
  - По моим меркам мы почти от него не удалились, - амазонка вздохнула. - Ты уже меньше спотыкаешься, Джейн.
  - Учусь, - Джейн гордо подняла подбородочек.
  И тут же ножка ее подвернулась.
  Джейн успела выставить перед собой ладони.
  Упала бы на четвереньки.
  Но в последний момент Семирамида удержала Джейн за талию.
  - Чуть не упала, - Джейн засмеялась.
  В ответ амазонка слегка улыбнулась.
  Поднялись на гору.
  - Я думала, что за этой горой город, или что-то вроде него, - Джейн выдохнула тяжело. - Но за горой - гора.
  - Ты даже не представляешь, сколько гор на нашем пути.
  - Лучше не представлять, Семирамида, сколько гор нашем пути.
  - Джейн, мы уже идем от утра до полдня, - за третьей горой амазонка внимательно смотрела в глаза сержантки Имперской армии. - Ты устала?
  - Семирамида, дело не в том - устала я или не устала, - Голос Джейн высох. - Надо идти.
  - Когда остановимся, я смажу твои синяки и царапины соком белладонны, - амазонка с удивлением посмотрела на стойкую путницу. - Ты обгоришь на солнце, потому что ты без одежды и с непривычки.
  И солнечные ожоги я уберу.
  Поэтому, не волнуйся особо.
  - Я не обращаю внимания на пекущее солнце.
  - Ты сейчас не обращаешь внимания на жару, - Семирамида покачала миленькой головкой. - Потому что все твои силы настроены на ходьбу.
  Но, когда устроим привал...
  - Ты же сказала, что будем идти день и ночь без отдыха, Семирамида.
  - Привал нужен даже мне, - амазонка приложила ладошку козырьком ко лбу. - Мы, конечно, будем идти день и ночь.
  Но с небольшими остановками на сон, отдых и еду.
  - Если из-за меня остановки, то не нужно, - Джейн трясла головкой.
  - Джейн, ты уже почти не спотыкаешься.
  - Я сама рада, что я не спотыкаюсь, - Джейн пропищала устало.
  - Джейн, я думала, что твои замечательные сапожки развалятся после недолгой ходьбы, на первом же камне, - амазонка наклонилась и на ходу потрогала сапожок Джейн. - Но на них ни царапинки.
  Даже не запылились.
  - Новейшие технологии, - Джейн не стала пояснять для амазонки - что за технологии, да к тому же - новейшие.
  Не было силы даже не слова. - Сапожки вечные.
  Почти вечные.
  И пыль с них слетает при ходьбе.
  - Восхитительно, - амазонка с удивлением покачала прелестнейшей головкой.
  - Семирамида.
  - Да, Джейн.
  - Когда... мы... найдем Бонни...
  А мы ее обязательно найдем...
  Я подарю тебе эти сапожки.
  - Мне?
  Сапожки эти? - амазонка запиналась о слова. - Спасибо, конечно, Джейн.
  Я вижу, как ты их обожаешь, сапожки.
  И предлагаешь их мне в подарок.
  Но они мне - ни к чему.
  На коне не смогу в них скакать.
  Сражаться - тоже тяжело на высоких тонких каблуках.
  - Семирамида, у тебя есть подружки.
  - Подружки?
  Да, у меня много подружек амазонок и не амазонок.
  - Представляешь, как ты перед подружками будешь щеголять в этих сапожках.
  Тебя сразу царицей изберут.
  - Ух, ты, - амазонка представила, как в сапожках пройдется по ярмарке, а потом будет расхаживать по Фемискира перед амазонками. - Но я не смогу, как ты, Джейн.
  Я с них упаду.
  - Я же не падаю на ваших дорогах, Семирамида.
  Ну, почти не падаю.
  И ты привыкнешь к моим сапожкам.
  Не всегда будешь их надевать.
  Но только в торжественных случаях.
  Натянешь и вспомнишь обо мне...
  - Спасибо, Джейн, - амазонка ответила после глубокого раздумья. - Я не уверена, но я не отказываюсь от твоего щедрого подарка.
  - У меня замечательная сверхпрочная туника.
  Лук Дианы.
  К ним еще твои удивительные вечные сапожки.
  Блеск. - Семирамида засмеялась.
  И тут же преобразилась.
  Улыбку ветром унесло с дивнейшего личика амазонки.
  Семирамида прищурила глазища: - Джееейн.
  У нас неприятности.
  Стражники.
  
  - Где? - Джейн осматривалась по сторонам. - Не вижу никаких стражников.
  - На дорогу смотри, Джейн, а не на кусты.
  - Те двое?
  - Да, пока их два человека.
  Но остальные, возможно, скачут за ними, или спрятались.
  - От кого спрятались?
  - От нас, Джейн, от нас.
  Я подозреваю, что они либо тебя ищут, либо меня хотят убить.
  В последние дни на меня только и покушаются.
  - Ты в Имперском розыске, Семирамида? - Джейн приложила пальчик к лобику. - Нет, ты не можешь быть в имперском розыске, амазонка.
  Иначе за тобой прилетели бы Имперские полицейские.
  - Джейн! Я иду в Фивы, к царю Навуходосору.
  Я должна взять у него пояс нашей царицы Ипполиты и принести в Фемискира.
  Кто-то хочет мне помешать.
  - Поэтому тебя хотят убить? - Джейн округлила глазища. - Но убивать Имперцев нельзя.
  - Стражники еще не знают, что я империйка, а они - Имперцы, - в голосе амазонки послышался сарказм. - Ты им и объясни, что мы все живем в одной Империи.
  - И объясню, - Джейн с готовностью выпятила грудки.
  - Скроемся от стражников в зарослях, - Семирамида свернула с дороги. - Они с лошадьми нас не догонят.
  - Семирамида, - Джейн схватила амазонку за руку. - Может быть, стражники знают, где моя Бонни.
  Или она у них в плену.
  Я должна с ними поговорить.
  - Стражники не разговаривают.
  Стражники убивают, Джейн.
  - Нас не убьют, - Джейн заявила упрямо. - У них нет ни общевойсковых Уставных бластеров, ни снайперских винтовочных бластеров.
  - Джейн, нас схватят.
  - Семирамида, что я должна сделать, если они нападут? - На ладони Джейн появился ее замечательный понтовский кинжал. - Но сразу предупреждаю, что я не стану убивать и ранить имперских подданных.
  - Зачем тебе тогда кинжал, Джейн, - амазонка усмехнулась. - Думаешь, что покажешь стражникам кинжал, и они испугаются?
  Сразу убегут, увидев грозную голую девушку с ножичком?
  - Семирамида, я уже говорила и показывала, что я умею с кинжалом.
  - Говорила и показывала, Джейн, как ты ловко бросаешь кинжал и ловишь.
  - Я могу на расстоянии кинжалом срезать копья, мечи и луки стражников.
  Лишить их оружия.
  Кинжал в полете превратит их одежды в лохмотья.
  А обувь - разрежет.
  Если надо, то я кинжалом - опять на расстоянии - подрежу седла на лошадях стражников.
  - Ты все это умеешь, Джейн? - амазонка прищурила глазища.
  - Скажу скромно так, Семирамида, что это самое простое, что я могу со своим кинжалом.
  Я же с Натуры.
  Если бы на моем месте был натурщик мастер кинжала, то он даже бы с места не сдвинулся.
  Кинжал бы за него сам все делал в полете.
  - Не верю, - амазонка прошептала.
  - Смотри, неверящая Семирамида, - кинжал вылетел из руки Джейн.
  Через некоторое время снова оказался в ее руке.
  - И что, Джейн?
  Что ты сделала с кинжалом?
  - Ах, прости, я же не предупредила тебя, что ты должна была увидеть, - Джейн захихикала. - Теперь гляди внимательно.
  Видишь плод?
  - На пальме?
  - На пальме, Семирамида.
  - Не плод, а финик.
  - Он далеко, как ты думаешь?
  - Для броска кинжала? - Семирамида прищурилась.
  - Да, для броска кинжала.
  - Я бы в него не попала кинжалом с этого расстояния, - Семирамида оценила и призналась. - Но стрелой собью.
  - У меня нет стрелы, - Джейн едва заметно легко взмахнула белой тонкой рукой.
  Амазонка напряженно ждала.
  Через несколько секунд Джейн показала кинжал.
  На нем лежали две половинки... финика.
  - Что за балаган? - амазонка перевела удивленный взгляд с кинжала с фиником на Джейн. - Ты хочешь сказать, что твой кинжал слетал к пальме, срезал финик, разрезал его на две половинки и принес тебе?
  - Угу.
  - Невозможно, Джейн.
  - Ты видишь теперь финик на пальме?
  - Его там больше нет, - амазонка потрясена.
  - Конечно, финика нет на пальме, - Джейн слизнула одну половинку финика с кинжала, а вторую протянула амазонке.
  - Но как твой кинжал...
  Как ты так бросила его, чтобы он не только разрезал финик, но и вернулся с ним, и не уронил.
  - Все очень просто, - Джейн с трудом сдерживала торжество.
  Очень приятно, когда восхищаются ее умением.
  На Натуре подобным фокусом натурщика не удивишь... - Сначала я рассчитываю вращательный момент.
  Задаю импульс и вектор.
  Затем закручиваю кинжал на дабл скорость.
  Первая скорость - скорость полета.
  Вторая скорость - скорость вращения вокруг оси.
  Кинжал вращается так быстро, что с него финик не может улететь.
  Финик удерживается на кинжале центростремительной и центробежными силами.
  - Финик прилип, значит, - Семирамида перевела ан простой язык.
  - Можно сказать, что я его прилепила к кинжалу.
  - Джейн, тогда мы дожидаемся стражников, - амазонка поправила волосы.
  Из кошеля достала две мелкие монеты и зажала в ладошке. - Но ты помни, что ты - рабыня.
  Я сама спрошу стражников.
  Осторожно попытаюсь узнать о твоей подруге.
  Жаль, что нет на тебе ошейника рабыни.
  - Ошейник был бы мне одеждой, Семирамида.
  - Изгрязни пылью свои сапожки, Джейн.
  А то они слишком блестят.
  И обязательно привлекут внимание стражников.
  - Пыль отлетает от сапожек.
  - Попробуй, с соком лопуха смешай пыль, - амазонка сорвала лопух. - Может, прилипнет к сапожкам.
  - Врятли прилипнет, - Джейн наклонилась и пыталась нанести пыль с мякотью лопуха на сапожки.
  
  - Труфальдино, - раздался самоуверенный веселый голос.
  Оказывается, что стражники уже подъехали.
  Лошадки невысокие, выносливые, походные. - Я думал, что девочки в кустиках уединились.
  А они нам оргию подготавливали. - Стражник кончиком копья постучал по попке, склонившейся над сапожками, Джейн.
  Сержантка стояла попкой к дороге.
  - Ты замечательно подметил, Лайфак.
  Услужливая рабыня, - второй стражник захохотал и провел пальцем по густым свисающим усам.
  Джейн обернулась и посмотрела на стражников.
  - Господа стражники, - амазонка заслонила собой Джейн. - Мы идем по своим делам.
  Никого не трогаем.
  Законы цезаря не нарушаем, - Семирамида разжала ладошку.
  На ладони засветились две монетки.
  Стражник с редким именем Лайфак ладонью слизнул монетки.
  И подобрел:
  - Амазонка, ты, откуда идешь?
  - Откуда ходят амазонки, - Семирамида улыбнулась. - Из Фемискира, конечно.
  - А куда?
  - В Фивы.
  Дорога ведет в Фивы.
  - Помимо Фив дорога проходит по многим городам, - стражник Труфальдино поглаживал древко копья.
  - Что тебе надо в Фивах, амазонка, - стражник Лайфак прищурил глаза.
  - Я же тебя не спрашиваю, стражник, откуда ты и куда, - Семирамида не выдержала.
  - Огого, какая ты страшная.
  - Она не страшная, а красивая, - Джейн быстро-быстро хлопала ресницами.
  Семирамида с досадой закусила губку, потому что Джейн должна играть рабыню.
  А рабыни со стражниками не спорят.
  - Рабыня разговаривает? - Труфальдино в наигранном удивлении щелкнул пальцами.
  - Моя рабыня, - амазонка ответила коротко.
  - Почему рабыня без рабского ошейника?
  - Ошейник ей шею натирает.
  Придем в Фивы, куплю ошейник для рабыни, - Семирамида, наконец, поймала взгляд Джейн.
  И состроила ей рожицу, которая должна означать - молчи.
  - Гостиный двор проходили? - Лайфак спросил с фальшивым равнодушием.
  Наступил момент истины.
  - Позавтракали мы в гостином дворе, - Семирамида осторожно подбирала слова.
  - Видели кого-нибудь или что-нибудь необычное?
  - Видели необычный банан, - амазонка усмехнулась.
  - Ты - шутница, амазонка, - Труфальдино показал зубы.
  - Амазонки не умеют шутить, - Семирамида пожала плечами. - Шутка мешает воевать.
  Действительно, банан был большой и необычный.
  - Больше ничего необычного?
  - Хозяйка гостиного двора ничего нам не сказала о необычном, - Семирамида догадалась, что стражники проверяют след упавшей ночью звезды.
  - Хозяйка? - стражник Труфальдино погладил лошадь по шее. - А я слышал, что на гостином дворе хозяин.
  У него нет хозяйки.
  - Не знаю, что ты слышал, стражник, и от кого, - амазонка говорила спокойно, - но нас обслуживала девушка.
  Ее имя - Персефона.
  - Персефона - двоюродная сестра хозяина, - стражник Лайфак хорошо знал местных жителей.
  Наверно, сам из этих краев. - Все правильно.
  Она иногда помогает Манию на гостином дворе.
  - Господа стражники, - Семирамида намеренно произнесла уважительное "господа".
  Наступило время важного вопроса. - Вы бога Олимпа ищете?
  - Почему ты так решила, что мы ищем бога Олимпа? - стражники Труфальдино и Лайфак переглянулись.
  - Хозяйка гостиного двора сказала, что видела ночью огонь небесный.
  Значит, с Олимпа Зевс или Гермес спустился на землю.
  - Глупости, бабьи сплетни, - стражник Труфальдино сплюнул.
  Его глаза косили от вранья. - Никакого Олимпа и богов Олимпа нет.
  Все придумали жрецы.
  - Но я видела Геракла, - Семирамида не удержалась, чтобы услышать мнение стражников о Геракле. - Он - сын бога.
  Бессмертный и непобедимый.
  - Ему просто повезло, что он долго живет, и что его никто не может убить, - Труфальдино произнес с завистью. - Но он не бог.
  - Он - сын Зевса.
  Зевс - бог.
  Как же Зевс может быть и не быть? - Семирамида упорствовала.
  Сама не понимала, что на нее нашло:
  "Что на меня нашло? - амазонка удивлялась. - Закончила бы беседу.
  Разошлись бы со стражниками.
  Нет же, я полезла о Геракле спрашивать".
  - Ты бы, амазонка, рот закрыла и не болтала лишнего, - стражник Лайфак чуть склонился. - Не твое дело о богах Олимпа рассуждать.
  - Не упади, - Семирамида процедила сквозь зубки.
  - Что? - стражник Лайфак не понял.
  - С коня не упади, - амазонка усмехнулась. - Наклонился ты слишком, чтобы мне совет дать.
  Я же амазонка
  Я на коне родилась.
  Вижу, что сейчас свалишься и головку расшибешь.
  - Ты, амазонка, не думай, что справишься с нами, - стражник Труфальдино произнес с искренней злобой. - Знаю я вас хорошо.
  Вы же ненавидите мужчин.
  Смотришь на нас и мечтаешь всадить кинжал в бок.
  - Даже не думай, амазонка, - стражник Лайфак побледнел. - У нас вокруг товарищи по горам ходят.
  Нас много. - И стражник Лайфак тонким голосом закричал, повернув голову к зарослям. - Бермуд, Анчоус, Иванченко, Автанаил.
  Не надо бежать к нам на помощь.
  Мы сами справимся.
  - Да, вас много, - амазонка с трудом сдержала улыбку.
  - Лайфак, не дери глотку, - даже Труфальдино сморщился от идиотского поступка товарища. - Горных козлов распугаешь.
  А я собирался подстрелить одного козла нам на ужин...
  - Труфальдино, ты посмотри, какие у рабыни сапожки, - Лайфак заерзал в седле. - Блестят. - Действительно, даже липкий сок лопуха не помог пыли приклеиться к чудесным сапожкам Джейн. - У цезаря нет подобных замечательных сапог.
  - Да, амазонка, расскажи, почему у твоей рабыни сапожки лучше, чем у цезаря.
  - Ну... Ну... - Семирамида приложила пальчик к носику.
  Придумывала ложь, которая сойдет за полуправду. - Моя рабыня - танцовщица.
  Она танцует за деньги в трактирах и в гостиных дворах.
  Деньги, разумеется, мне достаются.
  - Что-то я впервые слышу, чтобы у амазонки была рабыня, - стражник Труфальдино оказался въедливый. - И деньги вас, амазонок, не особо интересуют.
  - Деньги интересуют всех, особенно, стражников, - амазонка ответила дерзко.
  Намекала, что дала стражникам мзду.
  Лайфаку и Труфальдино ее замечание не понравилось.
  - Ты, амазонка... - Лайфак поднялся в седле.
  - Да, я - амазонка, - Семирамида поняла, что отступать нельзя.
  Если начала дерзить, то нужно продолжать.
  Именно так поступают настоящие амазонки.
  А она - настоящая амазонка... - А то, что у меня рабыня - мое дело.
  - Если она рабыня-танцовщица, - Труфальдино не сводил глаз с рук амазонки. - То пусть она спляшет перед нами.
  - Моя рабыня танцует только за деньги, - Семирамида напряглась.
  Она внимательно следила за обманчиво медленными, почти ленивыми движениями стражников.
  
  
  ГЛАВА 294
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЛАЙФАК.
  
  "Лайфака я стрелой успею достать, - Семирамида оценивала свою позицию. - Но второй стражник - Труфальдино, в это время копьем...
  Да и ссориться со стражниками нам нельзя.
  И так, за мной охотятся.
  Судя по всему, эти два стражника - не наемные убийцы.
  Наемные убийцы действуют сразу и решительно.
  Обычно - из засады.
  Но, может быть, наемные убийцы Труфальдино и Лайфак как раз прикидываются стражниками, чтобы усыпить мою бдительность?"
  - Если твоя рабыня танцует только за деньги, - стражник Труфальдино произнес жестко, - то пусть продолжает приносить тебе деньги.
  Но мы, стражники, денег не платим.
  Зачем же тогда у нас оружие и разрешение от цезаря всех допрашивать?
  - И виновных наказываем, - Лайфак смело пропищал. - В Сиракузах месяц назад были.
  На меня и на Труфальдино купцы пальцами показывали, смеялись над нами.
  Потому что мы стражники бедные, с границ.
  Не в шелка и в золото одетые.
  Стражники и приближенные воины сенаторов, патрициев и цезаря богато разукрашены.
  А мы - простые трудяги меча и копья - одеваемся с мира.
  Потому что мы честные и справедливые.
  В Сиракузах мы скромно пришли на стадион, чтобы посмотреть сражение гладиаторов.
  Разумеется, что нам достались самые дальние от арены места.
  Лучшие места заняты сенаторами и городской беднотой Сиракуз.
  - Гордых из себя в Сиракузах строят, а из лука стрела у них дальше пяти шагов не летит, - Труфальдино стражник продолжил рассказ своего боевого товарища.
  Сплюнул под ноги коня. - Разносчик хлеба от нас корзину дальше держал.
  Говорит, что нам хлеб не положен.
  - Так и сказал хлебоносец, - стражник Лайфак почесал колено древком копья:
  "Хлеб - для нищих граждан Сиракуз.
  Хлеб и зрелища мы по пятницам раздаем".
  - Я разносчика хлебов кинжалом в зад уколол, - стражник Труфальдино расхохотался. - Он сразу нам два хлеба выделил.
  Гулящие девы к нам подсели.
  Строго на нас смотрят, словно мы каменные истуканы с острова Борнео.
  "Стражники, - девам и хочется наших денег, и колется. - Вы смотрите на нас, но своего удовольствия не показывайте.
  Иначе заплачете кровавыми слезами.
  Мы девушки честные, поэтому на мелкую монету нас не купишь".
  - На мелкую монету их не купишь, - стражник Лайфак расхохотался. - Я девам прекрасным отвечаю:
  "А на золотую монету вас купить можно?"
  "Мы - дочки патрициев, - девы переглянулись. - Мы честь свою не распродаем налево и направо.
  Но за золотую монету нас купить вы можете"
  А вторая - скромная, которая дочка сенатора, добавила:
  "Попробуйте купить нас за золотые монеты.
  Может быть, мы согласимся стать предметом торга, как овцы".
  - Откуда благородным девам знать, что у нас и с мелкими монетами всегда туго, а золотых мы давно не видели, - стражник Труфальдино подмигнул Семирамиде. - Но мы из себя богатых корчим.
  К нам больше уважения проявлять стали.
  Даже центурион предложил нам пересесть ближе к арене.
  Но мы уже не соглашались.
  Лучше к прекрасным девам ближе, чем к умирающим гладиаторам.
  - Мы благородных дев начали трогать и поглаживать.
  Дело в том, что, оказывается, простую девку из балагана нельзя трогать, если не заплатил.
  Но благородных - можно и без денег.
  Благородные дочки патрициев и сенаторов хотят получить больше, но позже.
  В итоге не получают даже мало и сейчас.
  - Девы благородные кривились, когда мы их руками исследовали... но терпели, - стражник Труфальдино хрюкнул, что означало - смех. - Устали они от одиночества.
  Нищих и неблагородных к себе не подпускают красивые дорогие девы, а сенаторы и патриции больше рабынями и рабами заняты на пирах и оргиях, чем благородными девушками.
  - Мы их щупаем бесплатно, а они даже не догадывались, что у нас золотых монет нет, - стражник Лайфак захихикал. - Сидим, на гладиаторов глазеем.
  Девушки ждут продолжения.
  Когда мы им предложим прокатиться на колеснице до галеры.
  А затем на галере отправиться в увлекательное путешествие на Остров удовольствия или в термы для благородных.
  - Я и Лайфак ставки на гладиаторов сделали - по маленькой.
  Надеялись выиграть.
  В первом сражении на арене, действительно, наши гладиаторы одержали победы.
  Только без рук и без ног с арены уползли.
  Но зато их противники остались мертвыми на песке.
  Распорядитель нам наш небольшой выигрыш выдает и спрашивает:
  "Господа стражники!
  Вы довольны?"
  Мы ответили, что вполне довольны.
  Девушки, как увидели, что мы выиграли, так засветились даже.
  На ласки стали охотно отвечать.
  - А тут еще продавец амфор с вином около нас нарисовался, - Лайфак от приятных воспоминаний высунул язык. - Мы расщедрились.
  Купили четыре большие амфоры вина на четверых.
  - Нам - по амфоре, и двум благородным девам - по амфоре вина.
  "Вино кислое, - девушки морщатся. - Дешевое".
  - Мы сделали вид, что разозлились на торговца, - стражник Лайфак разгорячился. - Начали кричать, что он нас обманул.
  Якобы мы ему золотом заплатили, а он вместо дорогого асирийского выдержанного тысячу лет вина нам продал дешевое божоле.
  Продавец вина завопил, что никаких золотых монет он от нас не получил - только мелкие медные.
  Но кто поверит простому виночерпию.
  Его сразу скрутили.
  Амфоры с вином у него забрали, чтобы проверить вино.
  А самого торговца вином в цепи заковали и в гладиаторы отдали.
  Но нам продавца вина не жалко.
  Пусть не жадничает.
  - После нашего благородного поступка, - стражник Труфальдино от своей важности живот выкатил, - девы прекрасные нас еще больше полюбили.
  Даже начали щебетать о свадьбе.
  - Мы же осторожно отвечали, что дождемся окончания гладиаторских боев.
  Тогда и о свадьбе подумаем. - Лайфак почесал за ухом.
  - А тут девушки есть захотели, - стражник Труфальдино смял лицо в ладони. - Зовут нас с гладиаторских боев.
  Губки надувают недовольно:
  "Мальчики... - это мы-то мальчики... - Пойдем в гостиный двор "Мертвый гладиатор".
  Выкупим у хозяина зал для оргий на ночь.
  Всю ночь будем пировать.
  А то кушать хочется..."
  Мы спросили - так ли девушкам кушать хочется на оргии.
  Благородные девы захихикали.
  А самая наглая - дочка сенатора - спросила:
  "Денег золотых у вас хватит на ночную оргию, стражники?"
  - Мы ответили, что не на одну, а на сто ночных оргий у нас золотых монет хватит, - стражник Лайфак вздохнул. - Мы понимали, что назад во вранье пути нет.
  И отказать благородным девам в оргии мы не можем, потому что обещали.
  И устроить оргию мы не в состоянии.
  Потому что нет у нас денег.
  Тут еще к нам сенатор подсел.
  - Сенатор спросил нас, издалека ли мы прискакали, - стражник Труфальдино пальцами расправлял брови. - Предлагал нам вложиться в очень выгодное его дело.
  "Всего лишь сто золотых, - сенатор о золоте говорил так просто, словно об орехах. - Вы даете мне сейчас сто золотых.
  Я вам через неделю возвращаю двести золотых монет".
  Мы и девы благородные напряглись.
  Я и - Лайфак - поняли, что сенатор затягивает нас в ловушку.
  Девушки благородные ждали, что мы немедленно выделим сенатору сто золотых.
  А отказать сенатору нельзя.
  Сразу на виселицу или на кол попадем.
  - Мы ответили сенатору, что вложить сто золотых монет в хорошее прибыльное дело - очень даже хотим.
  Но мы желаем вложить больше.
  Только с собой сундук с золотыми монетами не захватили.
  Сейчас сбегаем в гостиный двор, где остановились, возьмем деньги и с деньгами вернемся к девушкам и к сенатору, - стражник Лайфак засмеялся. - Ловко мы придумали. - Стражникам доставляло огромное удовольствие рассказывать амазонке и ее "рабыне" о своих похождениях в Сиракузах.
  Больше ни с кем стражники Лайфак и Труфальдино не могли откровенничать.
  Слишком опасно рассказывать о том, как они убежали от благородных девушек и от сенатора.
  А амазонка - если и перескажет историю стражников - то ей никто не поверит.
  И не станет амазонка зря языком болтать.
  Амазонки - вроде бы свободные, но на них косо все поглядывают...
  А "рабыня" амазонки - вообще, не считается за человека...
  - Только не поверил нам сенатор, - стражник Труфальдино продолжил увлекательный рассказ. - Он навязался с нами в гостиный двор идти.
  И девушки с нами вышли со стадиума.
  "Где ваша колесница, стражники?" - благородные девы по сторонам прелестными головками крутят-вертят.
  Не привыкли они пешком ходить.
  Их только в роскошных колесницах катают и на галерах.
  - Мы отвечаем, - стражник Лайфак с обожанием посмотрел на своего напарника, - говорим девам и сенатору:
  Надо же!
  Мы колесницу свою около стадиума оставили.
  Лошади в колесницу запряжены благородные - арабские скакуны.
  И где теперь наша колесница?
  - Я начал волосы на себе рвать и кричу, - стражник Труфальдино вспоминает с удовольствием: - Украли нашу колесницу, украли.
  - На наше удивление сенатор и благородные девы поверили нам, - стражник Лайфак ус подкрутил. - Вызвали распорядителя стоянки колесниц.
  Вопят на него:
  "Что за времена пришли!
  Раньше можно было свободно оставить колесницу у стадиума.
  Даже не надо было рабам давать мелкие монеты, чтобы рабы за колесницами следили.
  А теперь черни, воров развелось столько, что честным стражникам и благородным патрициям нельзя на минутку отлучиться посмотреть, как гладиаторы друг другу головы рубят.
  Угнали колесницу.
  Что теперь цезарь о Сиракузах скажет?"
  - Я и Лайфак переглядываемся.
  Все выходит в нашу пользу.
  Доверчивые патриции и девы в Сиракузах.
  Поверили, что у нас золотые монеты есть.
  И даже в колесницу нашу несуществующую поверили.
  "Не переживайте, стражники, - сенатор меня за локоток мягко взял. - До вашего гостиного двора докатим в моей сенаторской колеснице.
  Мне колесница от цезаря бесплатно положено.
  И овес для коней - за счет граждан Сиракуз".
  - Сенатор нас в свою колесницу пригласил, - стражник Лайфак глупо улыбался приятным воспоминаниям. - Колесница на двоих - на возницу и на лучника.
  Но мы вчетвером поместились.
  Сенатор лично конями управляет.
  А я и Труфальдино к девушкам тесно-тесно прижались, чтобы не вылететь из колесницы.
  Благородные девушки хихикают.
  Уже видят нас своими мужьями.
  Манона так своей красотой в мою красоту вжалась, что кости трещали.
  - Сенатор нас тоже своими друзьями уже считает, - стражник Труфальдино облизнул губы. - Рассказывает о делах в сенате округа.
  "Наши заседания стали приобретать необычные формы, - сенатор умело колесницей управляет, как настоящий возница. - Смесь чрезвычайного благодушия и сдержанного восторга на наших сенатских заседаниях.
  Даже цезарь своего коня привел, чтобы конь на сенаторов посмотрел.
  Приятно нам стало.
  Мы цезарю обещали, что готовы выступить в смертный бой при первом его сигнале".
  - Я и Труфальдино слушаем сенатора и по сторонам поглядываем.
  Когда к гостиному двору "Мертвый гладиатор" прискачем, то уже поздно будет.
  Сенатор с нас глаз не спустит.
  Он хочет получить от нас золотые монеты.
  - Я и Лайфак понимали, что патриций наши монеты просто заберет.
  Никакой прибыли мы не получим от него.
  И не вернет он нам золото.
  Должен же благородный патриций на что-то покупать рабынь и устраивать оргии...
  Но девушки были уверены в честности патриция.
  - Я начал патрицию голову мутить, - стражник Труфальдино признался. - Спросил его - кому он служит.
  "Я цезарю служу", - сенатор гордо ответил.
  И мы цезарю служим.
  Но на сенатора мрачно посмотрели.
  - Служба службой, а жить хочется, - стражник Лайфак показал неровные зубы. - Куда бедному стражнику податься?
  Жить хочется.
  А стражник только от войны живет.
  Я чувствовал, что если затянем разговор, то он протянется до гостиного двора.
  Я сделал вид, что заснул.
  - Девушки сразу стали Лайфака будить:
  "Не спи в колеснице, Лайфак.
  Вылетишь.
  Костей не соберем".
  Благородные девы подали нам отличный совет.
  - Я и Труфальдино стали думать, как вылететь из колесницы, чтобы не умереть.
  И в то же время сбежать от сенатора и от благородных дев.
  Я тоже стал моргать и зевал.
  Глаза даже закрыл.
  "Спит, - сенатор на нас глаза скосил. - Красавицы.
  Пошарьте у стражников в сумах.
  Там должны быть золотые монеты. - Стражник Лайфак икнул. - Мы не успели сжаться, а девичьи ласковые быстрые пальчики уже искали в наших сумах.
  "Нет золотых монет у стражников", - благородные девы удивились
  Но не поверили себе.
  "Конечно, в сумах у них нет золота, - сенатор засмеялся нехорошо.
  Хотя только что советовал пошарить у нас в сумах. - Стражники не доверяют нашим Сиракузам.
  И правильно делают, что не доверяют.
  У них колесницу около стадиума украли.
  Наверняка, стражники под туниками на поясах золото от воров прячут в тугих кошелях".
  "Что-то тугое я нащупала", - меня моя подружка схватила за... - стражник Лайфак захихикал. - За живот схватила.
  - Мы поняли - пора бежать, - стражник Труфальдино захохотал. - Если до щупанья дошло, то - не жить нам.
  Нечем хвастать - ни золотом, ни чем другим...
  Колесница как раз по узкой дороге по берегу моря неслась.
  Я и Лайфак выпрыгнули.
  Быть, или не жить.
  Удачно мы полетели с высоты в морскую бездну.
  Не убилась - и то счастье.
  Сразу на берег не вылезли.
  За морскими камнями затаились.
  И правильно сделали.
  Набежала городская стража.
  Баграми, сетями, палками в воде нас ищут.
  Все хотят наше золото, которое мы выдумали...
  Только и слышим:
  "Что за люди?"
  "Сонные".
  "По какому делу?"
  "По гладиаторскому".
  "Без дела прискакали.
  На смерть гладиаторов смотрели".
  "А девки?"
  "Девки до денег жадные"
  "Сам ты жадный, Лапедуз".
  "Глубже, глубже тыркай, Софокл".
  "Багром их ищи в яме".
  "Братцы, я мурену поймал".
  Не нашли нас за морскими камнями.
  Побежали стражи мурену жарить на костре.
  - Так наша поездка в Сиракузы смешно закончилась, - Лайфак потянулся. - Прекрасный сон улетел.
  Получается, что Сиракузы, овеянные славой Архимеда, растилаются синевой до горизонта не зря.
  Стройные девушки.
  Гармония криков раненых умирающих гладиаторов.
  Страстные речи.
  Стройные рабыни.
  По ночам из домов доносятся жаркие стоны.
  И кто-то головой о стенку бьётся...
  - Лайфак, - стражник Труфальдино древком копья постучал по плечу товарища. - Ты снова бредишь.
  С твоими мечтами лучше податься в барды или в актеры.
  Актер - тот же самый гладиатор, только живет чуть-чуть дольше гладиатора.
  - Не хочу в актеры, - стражник Лайфак вжал голову в плечи. - Актеров камнями забрасывают.
  - А кому сейчас легко, - стражник Труфальдино снова возвратился мыслями к амазонке: - Значит, ты не хочешь, амазонка?
  - Что не хочу, стражник?
  - Не хочешь, чтобы твоя рабыня перед нами танцевала бесплатно.
  - Езжай в Сиракузы, стражник, - Семирамида закусила губку.
  Сорвала с плеча лук.
  Наложила на тетиву стрелу.
  Все настолько стремительно, что никто не заметил, как лук со стрелой оказались в руках амазонки.
  - Ты покушаешься на стражников цезаря? - Лайфак позеленел от страха.
  Его губы посинели.
  Уши и кончик носа побелели.
  Стражник стал похож на витраж в храме.
  - Я не покушаюсь на стражников, - амазонка с трудом сдерживала стрелу на натянутой тетиве. - Амазонки не покушаются.
  Мы сразу...
  Но не будем об этом.
  Разойдёмся с миром, стражники?
  Будем считать, что стрелу направила на птичку.
  - Сама ты птичка, амазонка, - стражник Труфальдино не собирался сдаваться. - Ладно, я прощу тебя.
  Соглашусь, что ты в птичку целилась.
  - Амазонки не целятся.
  - Споришь со мной, амазонка?
  - Не спорю...
  - Ты целилась в птичку.
  Но за то, что я добрый и простил тебя, твоя рабыня должна танцевать перед нами.
  В знак примирения и уважения.
  - Рабыня, - Семирамида умоляюще посмотрела на Джейн. - Танцуй.
  Покажи, что ты умеешь.
  Но не долго.
  Нам же не платят...
  Семирамида затаила дыхание:
  "Послушается ли меня строптивая пришелица из другого мира?
  Умеет ли она танцевать?
  Знает ли, что означает - танцевать и танец?"
  Но Джейн удивила и приятно обрадовала Семирамиду.
  - Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, - Джейн поклонилась амазонке.
  Повернулась к стражникам.
  И... началось...
  Сначала стражники и амазонка не поняли, что "рабыня" делает и собирается делать.
  Джейн стояла.
  Ножки ее прилипли к земле.
  Но зато бедра вращались.
  Джейн выставляла попку.
  Прогибалась назад.
  Наклонялась вперед.
  Руками перед собой замысловато водила.
  Покачивала плечиками.
  Она была - сплошное движение.
  - Цезарь, меня поцелуй, - у стражника Труфальдино отвисла челюсть.
  - Кусай меня, морской волк, - стражник Лайфак чуть с лошадки не свалился.
  Таращил на Джейн глаза.
  Даже Семирамида поймала себя, что заворожена странными движениями Джейн.
  Которые, наверняка, в большой Империи называются танцами.
  Когда все накалились, Джейн, присоединила к танцу ножки.
  Подпрыгивала, вертелась.
  Превратилась в песчаную бурю.
  Затем, когда казалось, что стражники лопнут, а амазонка упадет на землю, Джейн резко остановилась.
  И застыла со счастливой улыбкой.
  Она видела, что произвела огромное впечатление своим танцем.
  И, конечно, сержантке льстило повышенное внимание.
  - Пусть меня повесят на воротах Александрии, если я сейчас тебя не оприходую, - стражник Труфальдино ловко соскочил с лошади.
  Направился к торжествующей Джейн.
  На ходу Труфальдино расстегивал пояс...
  По покрасневшему лицу стражника стекали крупные капли пота.
  - Стражник, не прикасайся к моей рабыне, - Семирамида произнесла тихо.
  Но от тона ее голоса у стражника Лайфака поднялись волосы дыбом.
  - Амазонка, с дороги, - стражника Труфальдино уже не остановить. - Не вздумай мне мешать, пока я развлекаюсь с твоей рабыней.
  Даже не развлекаюсь, а награждаю ее собой за танец...
  - Джейн, - Семирамида многозначительно произнесла.
  Улыбка погасла на прекрасном лице Джейн.
  Обнаженная девушка неловко взмахнула правой рукой.
  Словно споткнулась, присела.
  Затем выпрямилась.
  Неожиданно, заржал конь стражника Труфальдино.
  Встал на дыбы.
  Безумно вращал глазами.
  Искал, куда бы прыгнуть.
  Развернулся.
  Ударил крупом по лошади, на которой сидел стражник Лайфак.
  И понесся по дороге в направлении гостиного двора.
  - Что за, - стражник Труфальдино не знал, что делать. - Продолжить наседать на "рабыню", которая завела и возбудила его своим необычным танцем, или бежать догонять лошадь. - Лайфак, - стражник Труфальдино принял решение. - Что глаза выпятил, как вяленый тетерев?
  Гони за моей Сивкой. - Труфальдино обратно застегнул пояс.
  Наградил амазонку ненавидящим взглядом.
  И побежал следом за скачущим Лайфаком и своей убежавшей лошадью.
  
  - Ты? - Семирамида дрожала.
  Вытерла ладонью пот со лба.
  - Я, - Джейн подошла и погладила Семирамиду по головке. - Ты дрожишь.
  От волнения?
  - Амазонки не волнуются.
  Мы не волнуемся... за себя.
  Я за тебя переживала.
  Ты же моя подруга...
  Подруга на время нашего похода.
  - Со мной все хорошо, - Джейн беспечно махнула ручкой.
  - Наша дорога теперь через горы, - Семирамида взглядом выискивала хоть какой-нибудь проход между камней и колючих кустов. - Все равно мы должны были свернуть.
  Стражники нам помогли сменить дорогу на горы...
  Можно так сказать. - Амазонка невесело засмеялась. - Но сначала пошлем весть Персефоне.
  Чтобы она была готова к появлению стражников на гостином дворе.
  - У тебя есть передатчик? - бровки Джейн поползли на лобик.
  - Передатчик?
  Что это?
  - Семирамида, как ты пошлешь весточку Персефоне?
  - С птицей.
  Я птице к лапке привяжу кусочек коры.
  На коре нацарапаю...
  - Где ты возьмешь птицу, Семирамида? - Джейн оглядывалась по сторонам.
  Смотрела на небо. - Птиц, конечно, много.
  Но как твоя птица узнает, куда ей лететь?
  - Я - амазонка!
  Амазонки повелевают птицами и львами.
  Мы спустились с Олимпа!
  Мы - богини!- Семирамида напускала на себя загадочность
  Но не выдержала и засмеялась. - Проще простого для амазонки отправить весть с птицей.
  Отправить, конечно, можно.
  Но не всегда птица прилетает туда, куда амазонка захочет.
  Но в любом случае у нас другого выхода нет.
  Если птица не долетит, то все равно Персефона знает, что делать, когда появятся стражники. - Семирамида из колчана вытряхнула на ладонь несколько крошек, оставшихся после хлебной лепешки.
  Амазонка подняла лицо к небу.
  И из горла Семирамиды вырвался гортанный легкий крик.
  - Ты курлычешь, как голубь, - Джейн прошептала.
  Семирамида, разумеется, не ответила.
  Ее ротик был занят птичьим пением.
  Через пару минут послышался шум крыльев.
  Три ярких лесных голубя кружились над амазонкой.
  Один боязливо присел в отдалении на ветку.
  Второй опустился на бревно упавшее.
  Но третий - самый глупый, поэтому самый смелый - уселся на плечо Семирамиды.
  - Клюй, ешь хлебушек, - амазонка перестала курлыкать.
  Голуби насторожились.
  Но вид хлеба прогнал страхи. - Вы летите дальше голодными, - амазонка сказала двум голубям, которые не подлетели к ней.
  Голуби, словно поняли амазонку
  Недовольно курлыкнули и взлетели.
  Третий голубок клевал хлебные крошки.
  - В гостином дворе тебе Персефона еще крошек насыплет, - амазонка разговаривала с птицей, как с человеком.
  Быстро сорвала с ближайшего дерева кусок коры.
  Оторвала от него малую часть.
  Нацарапала кружок, еще кружок, палочки ног и рук.
  - Смешно, - Джейн наблюдала внимательно.
  - Человечек, а рядом копье, - к руке нарисованного человечка добавила длинную черточку.
  Затем подумала и еще одну. - Два копья.
  Два стражника.
  - Персефона поймет?
  - Персефона догадается, что мы предупреждаем об опасности.
  - Не мы, а - ты, Семирамида.
  - Джейн?
  - Да, Семирамида.
  - Помоги мне забраться на дерево, - амазонка подошла к высокой кокосовой пальме. - Чем выше, тем больше шансов, что голубь долетит. - Семирамида хватила голубя и посадила его в сумку, чтобы не улетел раньше времени.
  - Что я должна делать? - Джейн ответила с готовностью.
  - Я подтянусь за выступ на коре пальмы, - амазонка изучала пальму. - Ты же поддержи меня за ножки.
  - Обязательно, - Джейн подошла к пальме.
  Амазонка подпрыгнула и ухватилась за чуть отошедшую кору:
  - Джейн, подтолкни меня.
  - Толкаю.
  - Джейн?
  - Да, Семирамида.
  - Не за попку, а за ножки держи.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"