Симонов Сергей : другие произведения.

Металлургия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.90*15  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сюда можно кидать информацию по металлургии, литью, производству металлопроката. Как по новым и экспериментальным технологиям, так и по массовому производству. Интересует в первую очередь, массовое.


  

25. Р-7

  
   После запуска первого спутника 5 ноября 1956 года (АИ см. гл.12) в космической программе СССР образовалась некоторая вынужденная пауза. Ограниченные возможности ракеты-носителя Р-5-3 не позволяли забросить на орбиту более-менее приличную массу. Уместить какую-либо серьёзную научную аппаратуру в пределах 100 кг не получалось. А более мощная ракета-носитель Р-7 пока проходила наземную отработку на специально построенных для этого стендах, и к полёту была ещё не готова.
   Хрущёв старался не торопить Королёва, и не требовал от него любой ценой запустить на орбиту хоть что-то. Прежде всего, Королёв и сам понимал, что "нельзя давать супу остыть в горшке". ОКБ-1, весь НИИ-88 и опытный завод в Подлипках, "где директором товарищ Турков", как было принято говорить в те годы, и так уже работали на полную мощность. Требовать от людей ещё большей концентрации сил было нельзя - излишняя спешка в технике приводит к ошибкам, а ошибки приводят к катастрофам.
   Первый спутник отработал на орбите меньше месяца. Первые образцы панелей солнечных батарей, которыми был облицован его корпус (АИ) слишком быстро деградировали и выходили из строя. Но политическое значение спутника было, бесспорно, огромным. Это признавали все, даже американцы.
   Успех следовало развить, но развивать было пока нечем. Обсуждалась идея запустить второй такой же спутник, на замену первому, но это было уже не то. Не было в ней сколько-нибудь заметного прогресса.
   Советскую космическую программу в который раз выручил Михаил Клавдиевич Тихонравов. С начала 1956 года Тихонравов и Феоктистов вели эскизную проработку будущего пилотируемого космического корабля, он же - будущий спутник фоторазведки.
   Королёв, по совету Келдыша, заранее перевёл Феоктистова из НИИ-4, где тот работал, к себе в ОКБ-1. Там же, в отделе 29, уже работал над спутниками и Тихонравов.
   К началу зимы 1956 года облик перспективного космического корабля уже более-менее определился. Мощный компьютер из 2012 года, зашифрованный в переписке как "БЭСМ-1М", позволил Тихонравову и Феоктистову приблизительно обсчитать аэродинамику спускаемого аппарата в виде "фары". Это пока был ещё не точный расчёт в трёхмерной аэродинамике, а всё те же прикидочные формулы, загнанные в самописную программу. Тем не менее, расчёт на ЭВМ позволял не мучиться с логарифмической линейкой, а просчитывать множество вариантов в автоматическом режиме.
   Компьютерные расчёты следовало проверить на практике. Была изготовлена уменьшенная модель спускаемого аппарата и продута в аэродинамической трансзвуковой трубе модель спускаемого аппарата такой формы. Эти работы провел "на своем энтузиазме" известный "трубочист", один из ведущих аэродинамиков ЦАГИ - Константин Павлович Петров. Имея аэробаллистические расчеты и аэродинамические характеристики, приступили к компоновке СА.
   (Событие, в реальной истории относящееся к 1959 году
  http://www.spek.keytown.com/rasIIIProg/5_tvorch/Space40/1998/books_98/Soloviev.htm)
   Одновременно отрабатывалась асботекстолитовая абляционная теплозащита для спускаемого аппарата.
   За счёт полученной информации удалось сэкономить много времени, в "той истории" потраченного на выбор лучшего из множества вариантов. Так, к примеру, к варианту "баллистический спуск и посадка на парашюте" в "той истории" пришли лишь в апреле 1958 года, после чего ещё довольно долго испытывали модели спускаемых аппаратов разной формы. Рассматривались самые различные конфигурации: конусы, обратные конусы (то есть движущиеся основанием вперед), зонт, цилиндры... На доклад к Королёву Тихонравов и Феоктистов в "той истории" попали со своими расчётами "Востока" лишь в июне 1958 года.
   (Феоктистов К.П. Траектория жизни. Между вчера и завтра.)
   Сейчас же Королёв, точно зная, что и как следует делать, сказал сразу:
   - Считайте "фару". Тем более, раз уж есть на чём считать. Что не сосчитаете - потом продувками отработаем.
   Тем не менее, приходилось комплексно решать множество сложных вопросов из разных областей науки и техники. Сергей Павлович Королёв, пользуясь своим допуском к "Тайне", неоднократно запрашивал у "группы информации" различные документы. Но офицеры КГБ не всегда были достаточно компетентны, чтобы найти в огромном количестве присланной информации именно те крупицы знания, что требовались в нужный момент Главному конструктору. Потому Королёв часто ездил в "группу информации" сам, чтобы ознакомиться с документами на месте и найти то, что ему нужно.
   Главному всегда хотелось сделать нечто такое, чего ещё никто никогда не делал. Можно было, например, запустить на орбиту собаку. К этому моменту был уже накоплен значительный опыт полётов собак на геофизических ракетах.
   (http://ru.wikipedia.org/wiki/Собаки_в_космосе,
   http://web.archive.org/web/20120420022303/
   http://tvsh2004.narod.ru/space_ap/vostok_1K_3KA_nopilot.html)
   При этом использовалась чаще всего ракета Р-1 модификаций Д и Е, у которой полезная нагрузка была около тонны. Но это были не суборбитальные полёты на большую дальность. Капсула с собакой поднималась на 100-110 км вертикально вверх, постепенно теряя скорость, после чего в части опытов собаки опускались в контейнере на парашюте, а в части - катапультировались и спускались на парашютах в индивидуальных скафандрах.
   Сейчас же предстояло разместить животных в капсуле гораздо меньшей массы и размера.
   Для испытательных полётов обычно брали небольших собак массой не более 6 кг. Но даже 6-килограммовая собака в скафандре и системе фиксации в аэродинамический макет спускаемого аппарата не помещалась - уж очень он был небольшой.
   Александр Серяпин, ведущий инженер лаборатории герметических кабин и скафандров, раздобыл где-то совсем маленькую собачонку, вроде той-терьера, и предложил запустить её.
   Королёв, скептически посмотрел на тщедушную собачку, потом на Серяпина, и сказал:
   - Уж очень она дохленькая. Михаил Клавдиевич подсчитал, что при входе в атмосферу перегрузки будут до 9G. Её после посадки из капсулы ложкой вычерпывать придётся. Надо подбирать кого-то маленького, но покрепче.
  
   Хрущев, в русле общей тенденции провозглашённой им борьбы с привилегиями партаппарата, отказался переезжать из квартиры на улице Грановского, 3 в переоборудованный еще по указанию Маленкова особняк в Еропкинском переулке. Не поехал он и в новый особняк на Ленинских горах, передав его одному из детских домов.
   А вот "группу информации" пришлось перевести из квартиры на улице Грановского в основное здание КГБ на Лубянке. Причина была тривиальной - в квартире оказалось невозможно установить сразу несколько "печатающих аппаратов" ЭФМ-1. Места было мало.
   На Лубянке группе отвели значительно более просторное помещение, снеся межкомнатные стены между несколькими смежными кабинетами.
   Королёв часто засиживался подолгу, изучая документы. "Группа информации" работала круглосуточно, в 4 смены по 6 часов. Он не только подыскивал документы, но и мог тут же сесть и начать что-то считать или же бегло прочитывал текст и просил распечатать те или иные страницы.
   Особенно внимательно он изучал мемуары своего заместителя Бориса Евсеевича Чертока. Книга была объёмистая, подробная, и содержала исчерпывающий анализ многих проблем и неудач с ракетами-носителями и космическими аппаратами.
   Сергей Павлович оценил её по достоинству. Будучи на Байконуре, он как-то, уже поздно вечером, зашёл к Чертоку, и, по ходу беседы за чаем, как бы невзначай сказал:
   - Надо бы всё, что мы делаем, записывать, для потомков. Чтобы знали, что и как было. Да и самим может пригодиться.
   - Я кое-какие пометки делаю, Сергей Палыч, - ответил Черток.
   - Вот и молодец! - похвалил Королёв. - Ты пиши, пиши, да поподробнее. Мало ли как жизнь повернётся...
   А вот на Феоктистова, прочтя его мемуары, Сергей Павлович поначалу крепко обиделся. Но, поразмыслив, решил, что в этой реальности всё ещё может сложиться иначе.
   Однажды Сергей Павлович, утомившись после многочасового изучения монографии Ярошевского "Вход в атмосферу космических летательных аппаратов", отодвинул в сторону распечатки и попросил чаю. Дело было ещё на улице Грановского, на Лубянку группа Селина перебралась в апреле 1957-го.
   Пока чекисты ставили чайник, капитан Селин предложил Главному немного развеяться и подал ему альбом с распечатанными смешными фотографиями. В ноутбуке нашлись не только текстовые образцы юмора из будущего, но и папка с небольшим количеством - всего несколько сотен килобайт - смешных фотографий из интернета. Чекисты их пересняли, распечатали в цвете и сделали фотоальбом, специально для отдыха посетителей.
   Листая альбом, Королёв улыбался, а то и посмеивался... пока не дошёл до фотографии кота в стиральной машине-автомате, с подписью "Земля в иллюминаторе...". Как позже рассказывал капитан Селин, Главный конструктор "вдруг изменился в лице", а затем спросил:
   - Андрей Викторович, а от вас можно позвонить по ВЧ?
   Селин, получивший от Серова указание "во всём помогать Главному конструктору, выполнять любые его пожелания так, как если бы приказ исходил от меня лично", тут же подвинул Королёву телефонный аппарат.
   Королёв тут же позвонил в Институт Космической Медицины, Лебединскому.
   - Андрей Владимирович, здравствуйте. Королёв у аппарата.
   - Здравствуйте, Сергей Палыч, узнал.
   - Андрей Владимирович, скажите, вы кошек на переносимость перегрузок не проверяли?
   - Вообще пробовали, Сергей Палыч. Перегрузки они переносят неплохо, куда бОльшая проблема - зафиксировать кошку в центрифуге, - ответил Лебединский. - Они почти из любой сбруи выворачиваются.
   (Кошку успешно запускали по суборбитальной траектории французы 18 октября 1963 года http://novosti-kosmonavtiki.ru/forum/forum9/topic13879/ По ссылке можно посмотреть, как выглядел космический контейнер для кошки)
   - Ну, раз проверяли, значит, как-то сумели зафиксировать? - спросил Королёв.
   - Сумели. Пришлось очень хитрую систему фиксации спроектировать. Мы ещё и мышей проверяли на центрифуге.
   - И как?
   - Да тоже нормально, как минимум 4G выдерживают. Вообще, в зависимости от направления ускорения, могут и больше.
   (Переносимость перегрузок мышами http://bsmy.ru/4439 и контейнер для запуска мышей на орбиту http://www.ntv.ru/novosti/670046)
   - Спасибо, Андрей Владимирович. Обрадовали. До свидания. - Королёв прижал и отпустил рычаг, и тут же попросил соединить его с НИИ-88.
   К аппарату ВЧ позвали Тихонравова.
   - Михаил Клавдиевич, есть идея, - сказал Королёв. - Давайте возьмём тот макет спускаемого аппарата, что продували в ЦАГИ, покроем его теплозащитой, и запустим по суборбитальной траектории на Р-5. Даже не на двухступенчатой, а на серийной баллистической. Отработаем вопросы теплозащиты, потом поставим на Р-5-3 и запустим на орбиту кота и нескольких мышей. Точнее, сначала на баллистической Р-5 по суборбитальной, а потом уже, может быть, и на орбиту.
   Озадаченный Тихонравов обещал подумать и посчитать варианты. Всё-таки, запускать пустой беспилотный аппарат - это одно, а запускать аппарат с какой-никакой системой жизнеобеспечения для животных - значительно сложнее.
   Королёв тем временем согласовал свой план с руководством страны. Устинов поворчал для порядка, но согласился. Косыгин, которому Хрущёв неоднократно принимался доказывать важность освоения космоса, тоже не возражал.
   Сам же Никита Сергеевич принял предложение Королёва с энтузиазмом.
   - Кота с мышами, говорите, запустить? Почему бы и нет? Давайте попробуем. Заодно и вход в атмосферу отработаем.
   - Да тут можно отработать целый комплекс проблем, Никита Сергеич, - пояснил Королёв. - Теплозащита. Вход в атмосферу. Парашютная система. Система жизнеобеспечения. Поведение животных в космосе. Мы, конечно, собак запускали неоднократно, но по орбите - ещё ни разу.
   - А вернуть живыми их сможете? - спросил Хрущёв.
   - Из суборбитального полёта - точно сможем, - ответил Королёв. - Собак же возвращали, когда на геофизических ракетах запускали. А пока работаем на суборбитальных траекториях, Тихонравов разработает систему схода с орбиты. Тут важно, что Р-5 уже в достаточной мере отработана, и её запуск стоит значительно дешевле, чем запуск будущей Р-7.
   Лучшего аргумента для Хрущёва он предложить не мог.
   - Очень хорошо, Сергей Палыч, - согласился Первый секретарь. - Действуйте. Если возникнут организационные проблемы - звоните в любое время, мой прямой телефон у вас есть.
   Для него предложение Королёва снимало сразу несколько политических проблем. Можно было показать всему миру, что советская наука, запустив первый спутник, не остановилась на месте, а успешно развивается. Можно было значительно опередить американцев, первыми запустив живых существ на орбиту. А если удастся их ещё и вернуть с орбиты невредимыми, это будет очень серьёзный успех. Ведь из "электронной энциклопедии" Хрущёв знал, что у американцев первый суборбитальный полёт шимпанзе по кличке Хэм на ракете "Редстоун" состоится только 31 января 1961 года. Опередить США в космосе практически на 4 года - это ли не доказательство превосходства социалистической системы?
   - Сергей Палыч, - спросил Хрущёв. - А кота вы уже подобрали?
   - Нет, конечно, Никита Сергеич, мне эта идея вообще только сегодня пришла в голову, - ответил Королёв.
   - Тогда у меня предложение, - сказал Хрущёв. - Давайте назовём нашего кота-космонавта Леопольдом.
   - Э-э-э... - Сергей Павлович на несколько секунд выпал в ступор. - Назвать-то можно, но почему именно Леопольдом?
   Никита Сергеевич, хитро улыбаясь, достал планшет и включил Главному конструктору одну из серий мультфильма. Эти несколько мультиков были обнаружены Сергеем Хрущёвым на карте памяти смартфона. Никите Сергеевичу настолько понравился добрый и интеллигентный кот с галстуком-бабочкой, что он, услышав о полёте кота и мышей, немедленно предложил назвать "космического кота" в его честь.
   Посмеявшись над незадачливыми мышами, Сергей Павлович обещал назвать кота Леопольдом, но сказал:
   - Только вот, Никита Сергеич, тогда выходит, что эти мультики надо всему советскому народу ещё до полёта продемонстрировать. Иначе никто не поймёт, почему именно Леопольд, а не Пушок или Мурзик.
   - Дело говорите, Сергей Палыч, - ответил Хрущёв. - Ну-ка, посмотрим, кто у нас и когда этого кота в "той истории" снимал.
   Как он выяснил из "электронной энциклопедии", мультики про кота Леопольда начал снимать режиссёр Анатолий Резников аж в 1975 году.
   - Как ни жаль, но придётся Анатолия Израилевича маленько ограбить, - вздохнул Хрущёв. - Кому бы это всё поручить... - пробормотал он, копаясь в планшете. - А, вот подходящий кандидат. Котёночкин Вячеслав Михайлович. Сейчас он работает художником-аниматором, режиссировать сам будет только с 1962 года. Ну, мы его малость поторопим.
  
   Посвящать Котёночкина в "Тайну" никто не собирался. Поступили иначе. Группа Клушанцева пересняла мультфильмы про кота на киноплёнку. Титры отрезали, оставив только изображение со звуком.
   Заброс мультфильма на киностудию "Союзмультфильм" Хрущёв поручил Льву Константиновичу Атаманову, председателю Бюро творческой секции и члену худсовета "Союзмультфильма".(http://ru.wikipedia.org/wiki/Атаманов_Лев_Константинович) Его Никите Сергеевичу посоветовал Клушанцев. Переснятые серии были отданы "для изучения техники мультипликации" Вячеславу Михайловичу Котёночкину. По легенде, серии были нарисованы и сняты вскоре после войны, но положены "на полку" и лишь недавно "случайно обнаружены в запасниках".
   Отрезанные титры навели Котёночкина на мысль, что с автором безусловно талантливых и удачных мультфильмов, возможно, случилось что-то нехорошее. Но на дворе было начало 1957 года, да и секретный доклад на 20-м съезде в этой реальности был другим, потому докапываться до истины Вячеслав Михайлович не рискнул.
   После нескольких дней изучения на студию позвонил сам Хрущёв. Министру культуры Александрову он эту ситуацию не доверил.
   Пояснив, что видел пару мультфильмов из серии, Никита Сергеевич спросил Атаманова:
   - Лев Константиныч, а показать эти мультики по телевидению мы можем? А то у нас цветное вещание налаживается, а показывать нечего, мало пока у нас цветных фильмов снимают.
   - Можем, Никита Сергеич, почему не показать. Худсовет мультфильмы отсмотрел и одобрил, Вячеслав Михайлович с удовольствием взялся снимать продолжение.
   - Тогда вот что, Лев Константинович, - сказал Хрущёв. - Поставьте Вячеславу Михайловичу задачу. Сейчас у нас разворачивается освоение космоса. Эту тему надо раскручивать и пропагандировать, тем более - для детей. Пусть он подумает в этом направлении. А проконсультировать его сможет, к примеру, Павел Владимирович Клушанцев. Он по этой тематике в документальном жанре работает, потому знает достаточно много, для мультика этой информации хватит.
   - Понял, Никита Сергеич, - ответил Атаманов. - Сделаем. Но съёмки рисованного мультфильма - дело не быстрое. На десятиминутный мультик уйдёт примерно полтора года.
   - Неужели? - Хрущёв был разочарован и огорчён. - Надо же, как долго... Ну, что ж, искусство есть искусство, торопить художника не будем. Пусть Вячеслав Михайлович работает.
   Мультфильмы про доброго кота начали показывать по телевидению и в кинотеатрах с начала февраля 1957 года.
  
   Первый суборбитальный полёт макета спускаемого аппарата на Р-5 состоялся в конце февраля 1957 года. Теплозащита выдержала, а вот парашют при спуске порвало в клочья. Аппарат был разрушен полностью
   К счастью, Тихонравов предполагал подобное развитие событий. Аппарат был изготовлен не один, а целая небольшая серия.
   Парашют пересчитали, ввели ещё один парашют - ленточный, для предварительного торможения. Он в ходе снижения отстреливался, после чего из контейнера уже выходил основной купол.
   Второй запуск был сделан в первую неделю марта. Принятые меры помогли, уменьшенный, но функциональный макет спускаемого аппарата целым и невредимым был выловлен в северной части Охотского моря.
   В третьем запуске, 20 марта, по суборбитальной траектории полетел кот, торжественно представленный телевидению после полёта как Леопольд, и десяток мышей, упакованных в индивидуальные капсулы внутри общего контейнера. Полёт продолжался всего 15 минут, потому система жизнеобеспечения была сделана упрощённой. При подготовке к старту вентиляция спускаемого аппарата осуществлялась с фермы обслуживания, и лишь за минуту до старта снабжение воздухом было переключено на баллон внутри спускаемого аппарата.
   Ракета ушла со старта на исходе ночи, чтобы приводнение состоялось в светлое время суток с учётом разницы в часовых поясах. При суборбитальном полёте обеспечить посадку в заданном районе было проще. Меньшая, чем у термоядерной боевой части, масса спускаемого аппарата позволила увеличить дальность.
   Район посадки располагался в Охотском море у западного побережья Камчатки. Поиском и спасением занимались корабли Тихоокеанского флота и несколько дирижаблей, базировавшихся на камчатских аэродромах.
   Вход спускаемого аппарата в атмосферу был засечён дирижаблем ДРЛО, патрулировавшим у побережья. В воздухе снижающийся корабль вели самолёты, а после раскрытия основного парашюта эстафету приняли вертолёты. Подлетевший к вычисленному району посадки "Киров" опустил в воду корзину с аквалангистами в зимних гидрокостюмах, они зацепили спускаемый аппарат стропами, и корабль был поднят в тёплую и комфортную пассажирскую кабину дирижабля.
   Открыли люк, и первый в мире космический кот был торжественно извлечён из капсулы под стрёкот кинокамер. Каждая операция фиксировалась на плёнку: и для истории, и как доказательство советского приоритета.
   Часть этих кадров была в тот же день показана по Центральному телевидению. К этому моменту зрители уже видели несколько серий про кота Леопольда, поэтому кот-космонавт, появившийся перед объективами в неизменном галстуке-бабочке, стал самым узнаваемым символом 1957 года.
   Мультфильмы показывали и за рубежом. Первыми их получили социалистические страны и Китай, затем Индия и Индонезия. В Европе первой к ногам интеллигентного кота в бабочке пала Франция.
  
   После того, как суборбитальный полет кота с мышами увенчался успехом, Королёв собирался было готовить орбитальный полёт продолжительностью один виток. Такой эксперимент позволил бы отработать динамику входа в атмосферу на орбитальной скорости. Но эта задача была значительно более сложной.
   Просчитав конфигурацию, задачи и сроки, требуемые для создания орбитального корабля под уменьшенную капсулу спускаемого аппарата, со своей системой ориентации, системой жизнеобеспечения, тормозной двигательной установкой для схода с орбиты, и прочими сопутствующими системами, Королёв и Тихонравов пришли к выводу, что задача слишком сложна. Её решение неминуемо отвлечёт разработчиков от создания полноразмерного космического корабля.
   К тому же задача многократно усложнялась жесточайшим лимитом массы на Р-5-3. Просчитав веса, требуемые для создания мини-корабля, Михаил Клавдиевич покачал головой и сказал:
   - Сергей Палыч, прокувыркаемся мы с этим мини-котолётом дольше, чем с основным кораблём. Тут все системы надо, считай что заново проектировать.
   К тому же, если с перегрузками у кошек всё было более-менее в порядке, то вот невесомость, как оказалось, они переносили не в пример хуже. В ходе подготовки к полёту кота прокатили по параболической траектории на Ту-104. Невесомость при этом длилась каких-то 30 секунд, но коту хватило и этого.
   Оказавшись в невесомости, привязанный поводком к ошейнику кот начинал отчаянно извиваться в воздухе, судорожно пытаясь отыскать опору, титаническими усилиями дотягивался до крюка в полу салона, к которому был привязан поводок, вцеплялся в этот крюк всеми 4-мя лапами, злобно оглядывался по сторонам и истошно выл, не реагируя на попытки людей его успокоить.
   (Феоктистов К.П. Траектория жизни. Между вчера и завтра.)
   В суборбитальном полёте на кота, по большей части, действовали перегрузки, а период невесомости, как и в Ту-104, был коротким, поэтому Королёв решил рискнуть. А вот отправлять кота в полуторачасовой полёт в невесомости было совсем уж негуманно.
   С явным сожалением Королёв доложил Хрущёву, что орбитальный полёт с животными придётся отложить до испытаний Р-7 и создания полноразмерного космического корабля.
   - Не выходит, значит, у вас "котолёт"? - посмеиваясь, спросил Хрущёв. - Ну, да и ладно. Подождём. Всё равно американцы после полёта нашего Леопольда локти кусают.
  
   Американцы действительно кусали локти. После запуска советского спутника президент Эйзенхауэр обнаружил, что Соединённым Штатам реально нечего противопоставить советской ракетной программе. На описываемый момент на вооружении армии США стояла ракета "Редстоун" с дальностью 600 км, а также разрабатывались ракеты средней дальности "Юпитер", "Тор" и МБР "Атлас" и "Титан".
   Ещё в сентябре 1955 года Эйзенхауэр принял решение ускорить создание ракет средней дальности в связи с началом испытаний советской Р-5. Но "Торы" хронически взрывались на старте или начальном участке траектории, а более сложный "Атлас" ещё не был готов. «Титан» также ещё не вышел из стадии проектирования. Начало конкретных действий тормозилось неопределенностью касательно того, какое именно ведомство должно будет отвечать за разработку новых ракет. К тому же, у американцев тоже ещё не было космического корабля. (Программа "Меркурий" была начата в январе 1959 г)
   В ноябре 1955 года министр обороны Уилсон объявил, что ВВС будут отвечать за разработку БРСД наземного базирования, а объединенная команда Армии/ВМС будет отвечать за разработку БРСД морского базирования. В декабре 1955 года президент Эйзенхауэр причислил программу разработки БРСД к числу программ наивысшего приоритета.
   Более-менее хорошо шли дела у фон Брауна с его программой "Юпитер", фактически являвшейся развитием уже отработанного "Редстоуна". Испытания начались осенью 1955 года, после создания основного двигателя. (По разным данным - сентябрь или ноябрь 1955 г)
   В марте 1956 года компания "Крайслер" получила контракт на производство ракет "Юпитер", и в том же марте полетел первый прототип. С самого начала "Юпитер", за счёт отработанности основных технических решений ещё при создании "Редстоуна" показал себя значительно более надёжным, чем его конкурент "Тор".
   Но различные подковёрные игры вокруг "Юпитера", связанные с конкурентной борьбой различных ведомств, привели к тому, что решение о том, какая из двух БРСД в итоге встанет на вооружение, затягивалось.
   В мае 1956г. БРСД "Юпитер", стартовав с Атлантического Ракетного Испытательного Полигона, пролетела около 1850 км.
   В сентябре 1956 года ВМС США отказались от участия в программе разработки БРСД, предпочтя ей программу Polaris.
   Эта неопределённость продолжалась до ноября 1956 года (АИ), когда разъярённый советскими космическими успехами президент выделил фон Брауну неограниченное финансирование и фактически дал немцу карт-бланш на создание ракеты.
   В том же ноябре 1956 года Министр обороны Уилсон принял решение о том, что все ракеты с дальностью более 320 км будут создаваться и эксплуатироваться только ВВС. Это резко снизило заинтересованность Армии в программе по разработке собственной БРСД. Однако в конце концов было принято решение о продолжении создания в Редстоунском Арсенале "армейской" БРСД, получившей название "Юпитер" и обозначение SM-78.
   На следующий день после запуска советского спутника, Вернер фон Браун вышел на министра обороны с предложением о возобновлении проекта «Орбитер» на новом технологическом уровне, обещая, что его спутник выйдет на орбиту уже через 60 дней!
   Но тут, видимо, сыграла свою роль национальная гордость. Предложение фон Брауна снова отклонили, сделав ставку на продолжение работ в рамках программы «Авангард». Представители флота уверяли всех в своей готовности очень скоро довести программу до реального результата.
   Советский спутник, прочертивший небо над США, не только привёл Америку в состояние паники, но и спровоцировал возникновение множества предложений по дальнейшему развитию космической программы.
   Вернер фон Браун наряду с предложениями по реанимации проекта «Орбитер» выдвинул новую программу пилотируемого полета, фигурировавшую под названием «Проект Адам» («Project Adam»). Предполагалось использовать ракету «Редстоун» и гондолу от высотного стратостата в качестве гермокабины. Ракета должна была поднять гондолу с человеком на высоту 240 км, после чего гондола спускалась оттуда и садилась на парашюте. Полёт должен был продолжаться 6 минут.
   Военно-морской флот предложил проект пилотируемого разведывательного спутника «MER I», («Manned Earth Reconnaissance»), который мог быть использован как основа для программы подготовки пилотируемого космического полета.
   Бюро аэронавтики ВМФ совместно с фирмой «Convair» и авиационной компанией «Goodyear Aircraft Corporation» начало эскизное проектирование космического корабля«MER II», однако к декабрю 1958 года проектные работы ещё не были закончены, и флоту было отказано в дальнейшем финансировании.
   Наиболее продуманным был проект военно-воздушных сил «Человек в космосе за кратчайший срок» («Man in Space Soonest»), проходивший в документах под обозначением «7969» («Project 7969»).
  
   Первые работы по проекту «7969» начались еще в марте 1956 года в рамках программы создания пилотируемой баллистической ракеты для высотных исследований («Manned Ballistic Rocket Research System»). Тогда ВВС объявили конкурс на разработку обитаемой капсулы. В результате было получено около десятка технических предложений.
   При обсуждении программы было наложено важнейшее ограничение: ускорение должно быть не более 12 g. Из этого следовало, что для запуска капсулы с человеком на орбитальную высоту нужна ещё одна ступень к баллистической ракете «Atlas», выбранной в качестве носителя. Эта дополнительная ступень, первоначально получившая наименование «Hustler», впоследствии стала известна как ракета «Аджена» («Agena»), а вся система получила имя «Атлас-Аджена»
   Свои предложения по пилотируемой капсуле представили такие известные фирмы, как «Lockheed», «Martin», «Convair», «Goodyear», «McDonnell», а также менее известные «Avco» и «Aeronutronics». Компании «North American», «Bell» и «Republic» предложили свои варианты орбитального самолёта.
   Все эти предложения имели 2 общих недостатка:
   1. На их реализацию компании просили в среднем 30 месяцев.
   2. У США не было на данный момент подходящего носителя.
   В определённой степени американская космонавтика на этом этапе пала жертвой более высокого развития атомных технологий. Американские атомщики уже к этому времени сумели создать относительно небольшие и лёгкие атомные и водородные заряды достаточной мощности. Поэтому создаваемые американские МБР проектировались под небольшую массу полезной нагрузки. Масса лёгкой головной части «Атласа» составляла 1,5 тонны при мощности 3Мт, тяжёлой – 2,8 т.
   Советским атомщикам в 1953-м году, когда выдавалось техническое задание на Р-7, такое весовое совершенство было не под силу. Да и в 1957-м советская боеголовка для Р-7 на те же 3 Мт весила аж 5370 кг. Вскоре ситуация изменилась, мы тоже научились делать лёгкие и мощные боевые блоки. Но это обстоятельство неожиданно для американцев сработало в пользу Советского Союза. У нас под тяжёлую боеголовку была создана мощная ракета, а у них такой необходимости не было.
   Единственной уже летающей и при этом надёжной ракетой был фон Брауновский «Редстоун», но он был слишком слаб для вывода чего-либо на орбиту.
   После запуска советского спутника члены «Американского ракетного общества» призывали создать научно-исследовательское агентство по космонавтике. С такой же инициативой выступила Национальная Академия наук.
   К апрелю 1957 года в Конгресс было подано 29 законопроектов, касающихся организации национальной космической программы. Все авторы этих документов сходились в одном — космонавтикой должна заниматься одна единственная организация, которая сможет скоординировать разрозненные усилия военных и гражданских ведомств, направленные на преодоление отставания Америки в космической гонке. 14 апреля с аналогичным законопроектом выступила и президентская администрация.
   Но тут неожиданно выступил против не кто иной, как Барри Моррис Голдуотер, одиозный сенатор от штата Аризона, ветеран войны, генерал-майор, и упоротый антикоммунист. (АИ) Голдуотер всю жизнь выступал с двумя идеями: он во всём видел происки «красных» и требовал ограничения власти федерального правительства. Его преемником в кресле сенатора от Аризоны стал не кто иной, как Джон Маккейн. Кресло, судя по его нынешнему хозяину, оказалось заразным. (http://www.vestnik.com/issues/98/0623/win/sirotin1.htm, http://ru.wikipedia.org/wiki/Голдуотер)
   Кто и каким образом внушил Голдуотеру, что создание плановой организации, объединяющей и направляющей усилия разрозненных частных компаний является происками мирового коммунизма, сейчас вряд ли удастся установить. (АИ) По крайней мере, до тех пор, пока не будет снят гриф «Совершенно секретно» с некоторых архивов Первого Главного управления КГБ.
   Так или иначе, Голдуотер произнёс в сенате страстную речь, обличающую плановую экономику, вознёс на щит идеалы свободного рынка и заявил, что «создание централизованного тоталитарного монстра, такого, как NASA, будет богопротивным актом предательства идеалов американской демократии и свободного предпринимательства».
   Разумеется, Голдуотер очень хорошо понимал, что престижу Америки нанесён непоправимый ущерб, и выступал за скорейшее исправление ситуации, но ни в коем случае не с помощью создания правительственной централизованной структуры, а исключительно при участии частного предпринимательства. Он апеллировал к «духу первых пионеров американского Запада».(АИ)
   В частной беседе президент Эйзенхауэр назвал сенатора «Идиотером».
   Не то, чтобы многие сенаторы и конгрессмены его поддержали, но дискуссия разгорелась нешуточная. Выступление Голдуотера вызвало ожесточённые дебаты между прагматиками, либералами и консерваторами в составе Конгресса. Прагматики требовали скорейшего создания NASA, консерваторы во главе с Голдуотером выступали против, либералы болтались между ними как цветок в проруби. Наиболее упоротые либералы поддерживали Голдуотера, более адекватные выступали за идею NASA, но в ограниченном виде, только как органа для распределения бюджетных денег и проведения конкурсов по выбору наилучших предложений от частных компаний.
   Вместе они забалтывали вопрос в течение нескольких месяцев. Эта трепотня задержала создание NASA до марта 1958 года. (В реальной истории NASA было создано 29 июля 1958 г)
  
   Полёт в космос советского кота оказался полной неожиданностью для администрации США, прежде всего, потому, что Королёв и Тихонравов принимали решение относительно спонтанно. Каких-либо Постановлений по разработке специального космического корабля не принималось, всё делалось в инициативном порядке, на энтузиазме исполнителей и за счёт внутренних резервов Главкосмоса. (АИ)
   Первый запуск, в ходе которого макет был разрушен, американцы проспали. Запуск происходил очень рано утром, перед рассветом, что было немного необычно. Второй пуск они засекли уже на нисходящей траектории, но решили, что происходит испытание какой-то новой опытной баллистической ракеты увеличенной дальности. О третьем запуске американцы узнали в момент пуска. Но пуск производился с полигона Капустин Яр, основные параметры соответствовали Р-5, потому он был расценён аналитиками ЦРУ как очередное испытание боевой ракеты средней дальности.
   Первый сюрприз ожидал американцев через несколько минут после пуска, когда радары, расположенные в Иране, показали, что «головная часть» Р-5 вышла на суборбитальную траекторию. В этот момент в Вашингтоне были отложены первые кирпичи. Р-5 считалась ракетой средней дальности, с досягаемостью 1200 км. Радар показал, что разделения ступеней не было, ракета была одноступенчатая. Но расчёт траектории показывал, что точка падения «головной части» приходится на северный район Охотского моря близ побережья Камчатки.
   Когда Эйзенхауэру доложили, что «красные» сумели «увеличить дальность стрельбы» Р-5 как минимум до 6000 километров, президент сбледнул с лица. Р-5 на текущий момент производилась серийно, а Хрущёв в своей очередной речи уже с гордостью сообщил, что «ракеты у нас делают на конвейере, как колбасу» («как сосиски» – это уже потом журналисты переиначили)
   Срочно поднятые из Японии самолёты-разведчики зафиксировали необычную активность русских в северной части Охотского моря. Они видели вход в атмосферу спускаемого аппарата, и его последующий спуск на парашюте, но решили, что это спускается приборный контейнер с записями полётных параметров. Их заблуждение только укрепилось, когда дирижабль «Киров» выудил из морских волн приводнившийся спускаемый аппарат.
   О запуске ракеты с животными в спускаемом аппарате американцы узнали по каналу ONN. В репортаже из Москвы был показан красивый, рыжий с белым кот, с бантом-бабочкой на шее, его полётный контейнер, а главное – небольшая обгорелая капсула, в которой он пролетел 6000 км над территорией Союза.
   В первый момент у Эйзенхауэра отлегло. Он понял, что дальность запуска была обусловлена не резко возросшей мощностью двигателей Р-5, а сокращением полезной нагрузки. Затем президент осознал, что престиж Соединённых Штатов получил очередную оплеуху, на этот раз – обманчиво мягкой, но когтистой кошачьей лапкой.
   Ситуация усугублялась ехидными комментариями прессы. Журнал «Тайм» поместил на обложке фотографию рыжего хвостатого покорителя космоса с многозначительной и двусмысленной надписью: «Red Cat in Space».
   Карикатуристы изощрялись как могли. На их произведениях рыжий советский кот то лупил по щекам оторопевшего дядю Сэма, то гадил ему в цилиндр, пока тот спал.
   Президент лично вызвал Вернера фон Брауна. Разговор был долгим, содержательным, и нелицеприятным. Фон Браун с горечью перечислил все случаи, когда чиновники вставляли ему палки в колёса, затем пояснил, что имеющиеся и разрабатываемые американские ракеты имеют слишком малую грузоподъёмность, чтобы говорить о серьёзном использовании их в качестве космических носителей.
   – Вы хотите сказать, что наши ракеты не могут закинуть в космос даже кота? – спросил президент. – Но ведь русская Р-5 – ракета приблизительно такого же класса! Она помощнее «Редстоуна», но слабее вашего «Юпитера».
   – Кота или обезьяну чисто по полезной нагрузке прокатить по суборбитальной траектории можно, – пояснил фон Браун. – Но мы полностью сосредоточены на создании военного варианта ракеты. Да, мы можем запустить спутник, но очень простой и лёгкий. До хотя бы суборбитального полёта с животными ещё очень далеко. Мы же хотим, чтобы запущенное животное вернулось живым и невредимым?
   – Конечно! – подтвердил президент
   – К сожалению, на данный момент это невозможно, – сказал фон Браун. – Мы пока не готовы. (АИ) (На описываемый момент в США в 1948-50 гг проводилось 5 запусков обезьян на ракетах Фау-2, 4 запуска были неудачными, обезьяны погибли, 5й оказался успешным. Затем в 1951-52 гг лаборатория авиационной медицины ВВС провела три запуска геофизических ракет Aerobee RTV-A-1 с обезьянами на борту. В первом запуске обезьяна погибла, два других были успешными. Запуски проводились с базы ВВС Холломэн, Нью-Мексико. Это были не суборбитальные полёты. Ракеты поднимались вертикально на высоты 60-130 км, после чего капсула опускалась на парашюте. При таком полёте скорости входа в атмосферу значительно ниже, поэтому не требуется мощная теплозащита. Следующий этап запусков животных проводился уже на ракетах «Юпитер», со стартового комплекса VLF26 с космодрома на мысе Канаверал, начиная с 13 декабря 1958 г. Капсула с обезьяной по кличке Гордо утонула после приводнения. Защитники животных об этом почему-то никогда не вспоминают. Следующий, удачный полёт двух обезьян – Эйбл и Бейкер, т.е. А и Б состоялся 28 мая 1959 года. В третьем полёте ракета взорвалась на 13 секунде полёта. Таким образом, в 1957 г и в течение большей части 1958 г у американцев не проводилось экспериментов по запуску животных в космос, хотя советские спутники уже летали. http://ru.wikipedia.org/wiki/Обезьяны_в_космосе)
   Эйзенхауэр был вынужден признать, что немецкий конструктор прав. Американцы сделали ставку на бомбардировочную авиацию, и добились большого прогресса в этом направлении. Но СССР сделал ставку на ракеты, и убил одной ракетой двух зайцев.
   Президент вновь увеличил финансирование и попросил фон Брауна ускорить работы.
   "Эсэсовцы" фон Брауна с энтузиазмом взялись за дело. Но ожидаемого резкого рывка не вышло. Ещё не была отлажена вся цепочка производственной кооперации. Прототипы летали, но создание полноценной боевой, а, тем более, космической ракеты затягивалось. Чиновники всех мастей торопили конструкторов, то и дело напоминая, сколько денег вложено в программу, и как важно догнать и опередить "красных". Фон Браун и остальные специалисты нервничали. А когда конструкторы и испытатели нервничают - они чаще ошибаются.
   Во время подготовки к одному из испытательных запусков - всего с сентября 1955 по июнь 1958 было запущено 28 ракет "Юпитер" A и "Юпитер" C - случилась тяжёлая авария. (АИ)
   По инструкции в ходе подготовки у заправляемой ракеты не должно быть никаких посторонних. А в случае какой-либо неисправности вся электросистема должна быть обесточена. Но из-за спешки и давления сверху инструкции периодически нарушались. Если бы в стартовой команде были только педантичные немцы, они делали бы всё по инструкции, и, скорее всего, ничего не случилось бы.
   Но "для ускорения работ" фон Брауну навязали довольно много персонала из числа американцев, да он и не смог бы обходиться только силами эмигрировавших вместе с ним немецких специалистов. А у американцев был несколько иной менталитет и отношение к инструкциям.
   Заправка уже заканчивалась, когда электрики обнаружили мелкую неисправность в системе управления ракеты. Начали "прозванивать" цепи управления. Ясной картины поначалу не складывалось. К заправленной ракете вызвали немецких специалистов. Фон Брауна в этот момент на полигоне не было, решения принимали его помощники.
   Спешка никогда до добра не доводит, не довела и на этот раз. Постоянное чиновничье: "Давай-давай!" сделало своё чёрное дело. Пока специалисты обсуждали возможные неисправности возле ракеты, внутри что-то коротнуло. О причине замыкания и о том, кто, в нарушение дюжины инструкций, не обесточил ракету, потом несколько десятилетий спорили американские историки.
   Баки "Юпитера" были полностью заправлены. Последовал мощнейший взрыв, сопровождавшийся долгим высокотемпературным пожаром.
   Лучшие немецкие специалисты из команды фон Брауна сгорели в стене пламени, в которую превратилась ракета. (АИ)
   Хуже того, на месте катастрофы вскоре появились агенты ФБР. Место взрыва было оцеплено, началось долгое и нудное расследование. У фон Брауна в США были не только покровители, но и недоброжелатели. Его нацистское прошлое многим не нравилось.
   На время расследования фон Браун был отстранён от работы. Он пережил сильнейший стресс и слёг с инфарктом. Хуже того, погибли ценнейшие специалисты с огромным практическим опытом, что не могло не сказаться на темпе дальнейших работ. (АИ)
   Катастрофа и расследование надолго задержали развитие наиболее успешной американской ракетной программы. Весь эффект от увеличения финансирования и ускорения работ оказался "обнулён".
   Самое детально проработанное предложение по освоению космоса представили ВВС. Это был готовый пятилетний план развития космонавтики. Он предусматривал создание спутниковой группировки, запуск на орбиту возвращаемых научно-исследовательских станций и пилотируемой капсулы, подготовку экспедиций на Луну и Марс.
   Пока в Конгрессе обсуждались отдельные положения будущего «Закона об авиации и космических исследованиях», ВВС продолжали свои исследования. Знаменитый план завоевания космического пространства военно-воздушными силами обретал все более зримые черты. Теперь он был разделен на четыре фазы.
   Первая фаза, называемая «Человек в космосе за кратчайший срок» («Man-in-Space-Soonest»), предусматривала подготовку и реализацию запуска обитаемой капсулы на орбиту по «баллистической» схеме; планировалось, что первоначально в космос будут запущены подопытные обезьяны, и лишь потом полетит человек.
   Во второй фазе «Человек в космосе, продолжение» («Man-in-SpaceSophisticated») планировалось подготовить и запустить более тяжелую пилотируемую капсулу, способную находиться на орбите не менее 14 дней — фактически орбитальную станцию.
   Третья фаза «Исследование Луны» («Lunar Reconnaissance») включала мягкую посадку на Луну автоматической станции с научным оборудованием, включающим телевизионную камеру.
   В ходе реализации четвертой фазы амбициозного плана «Высадка на Луну и возвращение» («Manned Lunar Landing and Return») инженеры ВВС собирались построить огромный космический корабль, способный не только подняться в космос, но и облететь Луну, совершить мягкую посадку на ее поверхность и вернуться назад. (Цитируется по А.И. Первушин, Битва за Звезды. Космическое противостояние, часть 1)
   ВВС не повезло. Чёрт его знает, где Голдуотер узнал о советских пятилетках, но он вцепился в слова «пятилетний план» и объявил авторов плана «проклятыми коммунистами», спровоцировав ещё одну дискуссию в сенате и в Палате Представителей.(АИ)
   Тем не менее, детальное обсуждение первой фазы состоялось 2 мая 1957 года в Штабе ВВС. (В реальной истории – 2 мая 1958 г.)
   На этом обсуждении было принято решение о создании ракеты «Thor-117L» на базе баллистической ракеты среднего радиуса действия «Тор» и предлагаемой (пока ещё не разрабатываемой) ракетно-транспортной системы «117Л», она же «Атлас-Аджена».
   Однако программа ВВС была сочтена излишне дорогим удовольствием даже для такой богатейшей страны, как США. По подсчётам экспертов ВВС, только на объединение усилий гражданских разработчиков и начало хоть сколько-нибудь осмысленной деятельности по пятилетнему плану, уже в будущем бюджетном году необходимо было выделить не менее 1,7 миллиарда долларов.
   Узнав об этой астрономической сумме, президент Эйзенхауэр, выступая на заседании в Белом доме, заявил:
   – Мне хотелось бы узнать, что происходит на обратной стороне Луны, но я не могу выделить на это средства в текущем году.
   К осени 1957 стало ясно, что программа ВВС проработана намного лучше, чем все, что успели спланировать другие ведомства. Однако создание «гражданской» НАСА поставило на планах военно-воздушных сил жирный крест. 1 марта 1958 года, (Через 16 месяцев после запуска 1 советскогос спутника 6 ноября 1956 г - АИ) преодолев отчаянное сопротивление консерваторов во главе с Голдуотером, президент Эйзенхауэр подписал указ об осуществлении космической программы под руководством Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства и присвоил этой программе высшую категорию срочности: «Д-Икс» (В реальной истории 1 сентября 1958 года)
   Более раннее принятие организационных решений не означало ускорения работ. Все основные работы по ракетам-носителям уже были начаты. Лишь в сентябре 1957 г, после казавшейся нескончаемой череды взрывов, впервые успешно стартовала разработка ВВС – ракета «Тор». В декабре 1957 года состоялся первый удачный старт ракеты «Атлас». «Титан-1» запаздывал.
   Первый запуск МБР «Титан-1» состоялся в феврале 1959 года с авиабазы Патрик, Флорида. При этом вторая маршевая ступень была наполнена водой вместо компонентов топлива, а вместо стандартной головной части был использован неотделяемый макет. Впервые разделение ступеней, в котором вместо второй ступени по-прежнему использовался макет, состоялось во время четвертого запуска. Первый успешный запуск со штатной второй ступенью и капсулой с телеметрической аппаратурой вместо ГЧ удалось провести лишь в феврале 1960 года. Первый успешный запуск ракеты со штатной ГЧ состоялся в августе 1960 года, и лишь 2 декабря 1960 г была сформирована первая эскадрилья, пока ещё без ракет. 3 декабря с базы Ванденберг был проведён первый запуск «Титан-1» из прототипа шахтной пусковой установки. Шахта была разрушена взрывом ракеты и впоследствии не восстанавливалась.
   23 октября 1957 года состоялся первый суборбитальный запуск прототипа ракеты «Авангард», под обозначением «TV-2» («Test Vehicle»). Во время этих испытаний отрабатывалась первая ступень ракеты-носителя, поэтому вместо второй и третьей ступени были установлены макеты. Запуск был признан успешным. Ракета «Авангард» сумела достигнуть высоты 175 километров и скорости 1,9 км/с.
   Орбитальный запуск назначили на 2 декабря 1957 г, но из-за технических неполадок его несколько раз откладывали. И вот, наконец, 6 декабря с космодрома на мысе Канаверал стартовала ракета «Авангард-1». При запуске присутствовало более 200 репортёров, прямую радиопередачу вёл Гарри Ризнер от «Си-Би-Эс».
   Перед сотнями объективов фотоаппаратов и кинокамер ракета приподнялась примерно на один метр, затем осела вниз, окутанная облаком пламени, и медленно завалилась на бок, утопив стартовый комплекс в море огня. (http://www.youtube.com/watch?v=JK6a6Hkp94o)
   Известие об этой аварии, ставшей новым поражением Америки, разнеслась по миру почти мгновенно. Карикатуристы изощрялись в изобретении прозвищ злосчастному «Авангарду», именуя его «Флопник», «Упсник», «Капутник»... Некоторые из высших офицеров ВМС высказывали туманные намёки на диверсию «агентов Москвы». Эти намёки выглядели просто смешно. Сенатор Линдон Джонсон заклеймил программу «Авангард», назвав её «дешевой авантюрой, которая закончилась одной из наиболее разрекламированных и унизительных неудач в истории Соединенных Штатов».
  
   Пока шла вся эта "котовасия", готовилась к своему первому старту ракета Р-7. 30 марта в Загорске были проведены окончательные огневые испытания её лётного варианта. (Б.Е. Черток "Ракеты и люди" )
   Проработанность составленной Главкосмосом программы начала давать свои результаты. К первым стартам Р-7 жидкий кислород ещё подвозили в цистернах, но эти цистерны были уже не обычные, а специальные, спроектированные по аналогии с сосудом Дьюара в Электровакуумном институте, под руководством академика Сергея Аркадьевича Векшинского. Его институт разработал очень экономичную систему для поддержания высокого вакуума в теплоизолирующих полостях хранилищ жидкого кислорода.
   Также отрабатывалась технология использования переохлаждённого кислорода, заливаемого в баки при температуре не -183®С, при которой жидкий кислород мгновенно вскипал от соприкосновения с металлом, а при -200®С или при -210®С.
   (В реальной истории этот вопрос был поставлен Мишиным лишь в 1960-м при создании ракеты Р-9. Все цифры – по Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)
   За счёт этого впоследствии удалось снизить потери жидкого кислорода в 500 раз, а также ускорить заправку ракеты с нескольких часов примерно до 1 часа для Р-7. (На Р-9 заправка занимала около 20 мин)
   На Байконуре уже строился завод по производству жидкого кислорода. К первому старту Р-7 его построить, конечно, не успевали - программа освоения космоса, в которой было запланировано строительство завода, была принята в ноябре 1956 г. Но к тому моменту, как развернутся полномасштабные работы с множеством пусков, завод уже должен был быть готов.
   По ходу тестов в Загорске выявилось множество новых замечаний, которые пришлось устранять уже в Монтажно-Испытательном Комплексе на Байконуре. То, что не успели сделать на заводе, дорабатывала бригада цеха N 39 под руководством Цыганова.
   Количество доработок, особенно замечаний по радиоприборам, было так велико, что стало ясно - запустить ракету до майских праздников невозможно. А тут ещё на Байконур заехал во время своей ставшей уже привычной весенней поездки на целину Никита Сергеевич. (АИ, в реале Хрущёв на Байконур в это время не приезжал)
   Ознакомившись с ходом работ и условиями жизни на полигоне, Хрущёв всех похвалил, поблагодарил за хорошую работу, и строго запретил какие-либо попытки "запуска к Первомаю", о чём заикнулось было командование.
   Продемонстрировав военным внушительный кулак, Никита Сергеевич заявил:
   - И чтоб никакой мне тут показухи к праздникам! Этот старт, - он указал на виднеющиеся на горизонте циклопические конструкции, - знаете во сколько народу обошёлся? А ну как завалится ракета прямо на него, да ё..нет? Никакой спешки, работать приказываю спокойно, методично, с соблюдением всех инструкций и нормативов.
   Наведя порядок, Хрущёв поехал дальше, в Кустанай, а руководство и инженерный состав облегчённо выдохнули и продолжили работу.
   Второй чистовой цикл горизонтальных испытаний отдельных блоков был закончен 30 апреля.
   1 мая был устроен отдых и праздник. Затем началась сборка блоков ракеты в единый пакет. К 5 мая ракета была собрана, завершены электрические и пневмогидравлические проверки всего пакета в сборе. Гидроиспытания были проведены по настоянию Королёва. По ходу испытаний было выявлено и устранено большое количество протечек, возникших из-за тряски в ходе транспортировки блоков ракеты по железной дороге.
   Рано утром 6 мая первая Р-7, погруженная на установщик, соплами вперёд поехала к старту. Тепловоз толкал установщик очень медленно и осторожно - никакая тряска не допускалась, повторно испытать ракету на герметичность топливных магистралей можно было только в МИКе.
   На финальные испытания всех систем уже после установки на старт, вместе с просмотром телеметрических плёнок и подробным разбором выявленных неисправностей ушло 7 суток.
   Все службы от Тюратама до Камчатки, четыре измерительных пункта: Сары-Шаган, Енисейск, Уссурийск, Елизово, не считая двух местных, дальние пункты радиоуправления, службы единого времени, полигонные телеметрические станции доложили о готовности на 15 мая.
   14 мая на стартовую площадку начали доставлять цистерны с жидким кислородом. Утром 15 мая, после окончательных проверок и утверждения их результатов Госкомиссией было принято решение начать заправку.
   Рязанский провёл радиоперекличку со всеми измерительными пунктами, проверив связь. Чтобы уберечь старт на случай аварии, предусмотрели команду отсечения двигателей, но не раньше 12 секунды полёта, чтобы ракета успела отлететь подальше.
   Первоначально предполагалось использовать команду аварийного подрыва. Для этого в конструкции ракеты предусмотрели закладку зарядов взрывчатого вещества. Но после изучения "тех документов" на первых нескольких ракетах от закладки ВВ отказались, и ракеты поступали с завода "разминированными".
   (В реальной истории заряды удаляли прямо на стартовой позиции перед заправкой, при этом уронили внутрь ракеты шайбу от винтов крепления блока управления взрывателем, из-за поисков шайбы задержали старт.)
   На окончательном заседании Госкомиссии Королёв доложил, что "устанавливается расчетная дальность 6314 км. Основными задачами пуска следует считать отработку техники старта, проверку динамики управления полетом первой ступени, процесса разделения ступеней, эффективности системы радиоуправления, динамики полета второй ступени, процесса отделения головной части и движения головной части до соприкосновения с Землей." (Б.Е. Черток "Ракеты и люди")
   На ракете была установлена измерительная головная часть с телеметрической аппаратурой. Испытания ракеты только начинались, необходимо было точно замерить нагрузки и вибрации, действующие на конструкцию, а также параметры траектории. Для этого в измерительной головной части была установлена аппаратура систем РТС и «Трал».
   - Сначала надо обеспечить безопасность страны, - сказал Жуков на заседании Президиума ЦК. - А потом пусть учёные играются в свои спутники.
   Хрущёв был вынужден согласиться.
   Система отделения боевой части была переделана с учётом недопустимости соударения с отделившейся ступенью ракеты. Для этого ступень после отделения головной части притормаживалась.
   Старт был назначен на 21.00.
   Объявили 30-минутную готовность. За главным пультом управления в пусковом бункере занял место Евгений Осташёв. Рядом сидел "стреляющий офицер" Борис Чекунов, впоследствии запускавший все Р-7 начального периода с Байконура. По бокам от них расположились испытатели из Загорска, проверявшие ракету на стендах.
   Левее сидели управленцы во главе с Николаем Алексеевичем Пилюгиным. В нескольких комнатах большого бункера расположился "мозговой центр". Обложившись чертежами и схемами, они были готовы на лету решать возникающие технические проблемы, давать подсказки в случае какой-либо осечки при прохождении схемы пуска.
   По электрической части быстрее всех мужчин разбиралась в хитросплетениях электрических схем Инна Ростокина, она оказалась единственной женщиной, которую Королёв допустил в бункер. Здесь же один из заместителей Королёва - Борис Евсеевич Черток.
   В гостевой комнате бункера ждали старта Неделин, Келдыш, Кузнецов, Ишлинский, Глушко, Мрыкин.
   За 15 минут в бункер спустились Королёв, Носов, Воскресенский, Бармин. Установлена связь с первым измерительным пунктом, где будут отслеживать полёт ракеты. Носов и Воскресенский встали к перископам.
   Наконец, объявили минутную готовность.
   Пошли уже ставшие привычными во время недавних запусков Р-5 команды: "Протяжка", "Ключ на старт", "Продувка", "Ключ на дренаж", "Пуск"
   Чекунов вдавил красную кнопку запуска. Осташёв, глядя на пульт, сообщил:
   - Прошла "Земля-борт".
   Стоящий у перископа Воскресенский сказал:
   - Отошла кабель-мачта.
   Ракета освободилась от связи с землёй. Зажигание. В считанные секунды двигатели вышли на режим.
   - Предварительная...
   Ревущее белое пламя заполнило рукотворный каньон газоотвода под стартом, окутало ракету почти до половины.
   - Промежуточная...
   - Главная! Подъём!
   - Есть контакт подъёма, - сообщил Осташёв.
   Медленно, словно нехотя, гигантская ракета приподнялась на столбе пламени, циклопическим цветком разошлись в стороны удерживающие её опоры.
   - Ракета ушла! - сказал от перископа Воскресенский.
   - Пульт в исходном! - доложил Осташёв.
   Все кинулись наружу по узкой лестнице, чтобы своими глазами проводить первую Р-7, уходящую в ночное небо.
   Ослепительный факел поднимался всё выше. Далеко в вышине косые лучи заходящего Солнца на миг высветили удлинённое тело ракеты.
   Вдруг от белого огонька отделился и полетел в сторону второй, меньший огонёк. Только один, а не четыре, и явно преждевременно. А затем холодный тёмный хрусталь небосвода озарился ослепительной вспышкой. В небе расцвёл огненный цветок, из которого летели во все стороны горящие обломки.
   - Твою ж мать! - разочарованный Королёв готов был рвать и метать. - Ну ведь всё предусмотрели, всю ракету языками вылизали! Что недоучли? Что?
   - Да ладно вам, Сергей Палыч, - попытался успокоить его оказавшийся рядом Мрыкин. - Сами знаете, удачный первый пуск -- не к добру. Лучше сейчас покувыркаемся, чем потом проблемы выгребать.
   (Мрыкин Александр Григорьевич, в описываемый момент - начальник Управления опытно-конструкторских и научно-исследовательских работ Управления заместителя командующего артиллерией ВС СССР, работал с Королёвым, присутствовал на пусках почти всех первых советских ракет)
   - Да это-то понятно, Александр Григорьич, - с досадой ответил Королёв. - Но всё равно обидно. Столько трудов - и всё равно псу под хвост!
  
   Снова спустились в бункер, в пультовую, куда поступали все доклады телеметристов. Плёнки с записью сигналов телеметрии ещё предстояло проявить и расшифровать, но уже сейчас было ясно, что один из боковых блоков ракеты отделился раньше времени. А вот почему он отделился раньше - как раз и предстояло понять.
   В результате расследования и изучения телеметрии пришли к выводу, что причиной стала неправильная настройка редуктора перекиси водорода в одном из боковых блоков. Чисто человеческая ошибка. Из-за этого блок израсходовал топливо на 3 секунды раньше остальных боковых "морковок", после чего автоматически отделился.
   (Реальная причина аварии РН Р-7 24 декабря 1958 года)
   При несимметричном разделении ракету слишком энергично закрутило, один из ещё не отделившихся блоков оторвался, пробив бак горючего второй ступени. В результате взрыва носитель был полностью разрушен.
   Королёв был зол и разочарован. Столько трудов было положено на выяснение по "документам 2012" всех возможных причин неудачи в первых пусках. И всё оказалось напрасно.
   Ну, не всё. Большинство возможных конструктивных причин было устранено. Пока ещё не устранили причину возможного возникновения высокочастотных колебаний в двигателях боковых блоков. Сама по себе причина была ясна - пульсации давления подачи окислителя на входе в насос, из-за которых возникали пульсации давления в камере сгорания. Их частота неудачно совпадала с собственной частотой колебаний конструкции ракеты-носителя, что закономерно привело бы к резонансному разрушению конструкции.
   Для устранения этого, пусть пока и не проявившегося дефекта ещё предстояло спроектировать и изготовить специальные гидравлические демпферы в магистралях окислителя на входе в насосы.
   Но тут причина аварии была не в конструктивном недостатке, а в элементарной невнимательности при настройке. Ракета была очень сложным техническим объектом, с множеством настраиваемых агрегатов. К тому же, конструкция новая, необлётанная и до конца не отлаженная.
   Прогон двигателей всех ступеней на стендах позволил выявить многие технические дефекты, но выловить при стендовых прогонах вообще всё оказалось невозможно.
   Примерно так Королёв и докладывал Хрущёву на следующий день, уже ознакомившись с плёнками телеметрии.
   Вопреки его ожиданию, Никита Сергеевич известие о взрыве ракеты воспринял спокойно:
   - М-да... Ну что ж... Не первая, и не последняя. Жаль, конечно, изделие сложное и дорогое. Но, хотя бы старт цел, никто не погиб, и научно-технические результаты хоть какие-то получены. Первая ступень ведь отработала почти до конца?
   - Да, Никита Сергеич, буквально трёх секунд не хватило до разделения.
   - Будем надеяться, что вторая попытка пройдёт удачнее. Когда, кстати, планируете следующий запуск?
   - Надо ещё раз всё перепроверить, Никита Сергеич. Думаю, что недели через две.
   (В реальной истории второй запуск, также неудачный, состоялся в ночь с 10 на 11 июня. Ракета осталась цела, но не улетела - один из клапанов был установлен "задом наперёд" и не открылся.)
   - Хорошо, - одобрил Хрущёв. - Клапаны проверьте.
   - Ох... Они мне уже по ночам снятся... Обязательно проверим, Никита Сергеич, - ответил Королёв.
  
   За день до неудачного первого пуска Р-7 был предотвращён так называемый Футбольный бунт в Ленинграде.
   О возможности возникновения беспорядков Серову сообщил капитан Селин. Он нашёл статью о беспорядках в «электронной энциклопедии» в ноутбуке. Серов немедленно полез проверять информацию по «Списку событий, которые необходимо предотвратить», но никаких упоминаний о «Футбольном бунте» в Ленинграде не обнаружил.
   Анализируя «Список», Хрущёв и Серов уже на начальном этапе поняли, что он был далеко не полным. К примеру, в нём отсутствовали как класс сведения об авиационных происшествиях на территории СССР. Из авиакатастроф были вообще упомянуты только взрыв «Принцессы Кашмира» над Южно-Китайским морем, авиакатастрофа 1964 года, когда погиб маршал Бирюзов, гибель в авиакатастрофах Гагарина и Гарнаева, да посадка Ту-124 на Неву 21 августа 1963 года. «Список» содержал лишь упоминания о событиях действительно политически важных или действительно катастрофических.
   Когда Серов посетовал по этому поводу, Никита Сергеевич резонно заметил:
   – А по-твоему, Александр должен был каждого котёнка, застрявшего на дереве, перечислить? Спасибо ему великое, что о самых страшных катастрофах предупредил. Это твое дело, Иван Александрович, землю носом рыть, чтобы найти всю информацию, которая нам помочь может.
   К рапорту Селина была приложена распечатка статьи из «энциклопедии», а также справка оперативных служб по каждому из фигурантов событий, поименованных в статье. Селин, не будь дурак, полученную информацию использовал по максимуму, подключив и милицию, и первые отделы, и отделы кадров по всему Ленинграду. На каждого фигуранта были установлены имя, фамилия, отчество, домашний адрес и место работы, должность, семейное положение, пристрастие к алкоголю, факты нарушения общественного порядка, наличие приводов в милицию и т. п.
   Похвалив капитана за находчивость и распорядительность, Серов сам проанализировал события. Он с удовлетворением отметил, что косвенные социальные причины, приведшие к народному выступлению, частично устранены изменившейся внутренней политикой советского правительства. В «энциклопедии» причиной недовольства народа называлась «добровольно-принудительная» подписка на Государственный заём, составлявшая половину зарплаты, а также выход 19 апреля 1957 года Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О государственных займах, распространяемых по подписке среди трудящихся Советского Союза», отсрочившего тиражи выигрышей и погашение облигаций по всем предыдущим займам на 20 лет.
   В текущей версии истории никакой подписки на Госзаём по стране не проводилось – с 1956 года эта практика была Хрущёвым отменена (АИ). Постановления об отсрочке выплат по ранее проводившимся Госзаймам тоже не было, выплаты, погашение облигаций и розыгрыш очередных призов проводились регулярно и в срок, за этим следили очень строго.
   Недавнее – в начале апреля – традиционное снижение цен, которое также проводилось неукоснительно, тоже сделало своё дело. По сообщениям Ленинградского управления КГБ, каких-либо признаков недовольства в городе отмечено не было.
   Тем не менее, Серов отдал распоряжение на время матча «изъять из обращения» под благовидными предлогами всех фигурантов дела – исключительно для профилактики. Изымали, конечно, не прямо со стадиона, и не из людных мест. Сделали проще - пригласили людей "для беседы" к определённому времени, или сразу по окончании рабочего дня.
   – Лучше подержать их в «обезьяннике» до вечера, а потом извиниться и отвезти на служебной машине домой, чем потом сажать на 6-8 лет, – пояснил Серов Хрущёву своё решение.
   Никита Сергеевич с такой постановкой вопроса согласился.
   Матч прошёл спокойно, без каких-либо эксцессов.
  
  
   Заключенный в октябре-ноябре 1956 года мирный договор с Японией привёл к некоторому улучшению двухсторонних отношений Японии и СССР. Не то что бы две столь разные страны вдруг упали друг другу в объятия, но некоторые проекты сотрудничества понемногу начали развиваться. Иногда они обретали весьма необычные формы.
   Из «электронной энциклопедии» аналитики капитана Селина узнали о том, что 27 июня 1957 года вблизи поселков Муя и Усть-Муя в «той истории» произошел подземный толчок силой в 10-11 баллов. Об этом было немедленно доложено Хрущёву. (http://ez.chita.ru/encycl/person/?id=2867)
   Никита Сергеевич прежде всего связался с Жуковым, дал команду штабу Гражданской Обороны подготовить план мероприятий по защите населения. Затем он, немного подумав, позвонил Келдышу и спросил:
   – Мстислав Всеволодович, а вы что-нибудь знаете о предсказании землетрясений?
   – Пожалуй, только то, что они непредсказуемы, – пошутил Келдыш.
   – А если у нас есть сведения, что где-то, в известное нам время, произойдёт мощное землетрясение, это не поможет учёным научиться их предсказывать?
   Келдыш мигом сообразил, что речь идёт об информации из будущего.
   – Думаю, Никита Сергеич, что такие сведения геологи и сейсмологи с руками оторвут.
   – А в международных отношениях нам это не может помочь? – спросил Хрущёв. – Ведь есть же страны, очень страдающие от землетрясений? Мне вот про Индонезию говорили...
   – И Индонезия, и Япония, кстати, – ответил Келдыш. – Они действительно на вулканах живут. В Италии Везувий стоит практически возле Неаполя.
   – А давайте мы попробуем эту информацию применить с пользой для СССР? – предложил Хрущёв. – Что-нибудь вроде совместной научной экспедиции устроим?
   Келдыш с энтузиазмом поддержал идею Первого секретаря ЦК. В результате в начале июня 1957 года в посёлок Муя прибыла международная экспедиция, в составе которой были геологи и сейсмологи из СССР, Индонезии, Италии и Японии.
   Само собой, просто так сообщить учёным, да ещё иностранным, что в такую-то дату в этом месте произойдёт землетрясение, было нельзя.
   Мстислав Всеволодович несколько дней ломал голову, потом решил обратиться к специалистам и посоветовался с Иваном Александровичем. Совместными усилиями был разработан следующий план.
   Целью совместной экспедиции было предложено проведение взрывного сейсмологического зондирования. Даты нескольких взрывов были подобраны таким образом, что последний эксперимент был назначен на 30-е июня. Землетрясение ожидалось летом, что было удачно в отношении погодных условий. Для привлечения учёных было заявлено проведение достаточно дорогостоящих экспериментов с большим количеством взрывчатки – в шурфы закладывалось по несколько десятков тонн аммонала. Упустить такой шанс сейсмологи не могли.
   Приехавшие учёные привезли и расставили в районе проведения экспериментов множество приборов, чтобы получить общую картину залегания горных пород на обширной территории.
   Были проведены комплексные исследования, советские учёные, работавшие по расширенной программе, провели работы по отслеживанию различных явлений-предвестников землетрясения, от поведения животных до всевозможных феноменов, изучаемых физикой и химией, изменений концентраций веществ, явлений, связанных с электричеством, изменения электрических, и магнитных полей.
   Гефест не подвёл, землетрясение состоялось «в намеченный срок». В результате хребет Удокан поднялся на 1-1,5 метра, а также сместился в северо-восточном направлении на 1-1,2 метра. Намаракитская впадина опустилась на 5-6 метров и произошёл её сдвиг в юго-западном направлении. Одним из наглядных последствий этого стало образование во впадине озера Новый Намаракит, длиной около 3 километров и шириной от 500 до 600 метров. Образовались разрывные трещины глубиной до 20 км с видимым зиянием до 20 м.
   Расставленные на местности приборы зарегистрировали полную картину землетрясения, был локализован его эпицентр, определена глубина залегания, с высокой точностью удалось оценить мощность толчков и скорость распространения ударной волны в породе.
   В результате был собран ценнейший экспериментальный материал, который геологи и сейсмологи стран-участниц экспедиции изучали впоследствии несколько лет. Изучение результатов стало прологом к созданию Международной службы геологической безопасности. Эта организация занялась разработкой средств и методик предсказания землетрясений.
   Однако в СССР пошли несколько дальше. Хрущёв попросил «группу информации» сделать ему подборку по землетрясениям и другим природным катастрофам. Подборка была, возможно, неполная, но впечатление производила.
   Решение Первого секретаря последовало незамедлительно. Через неделю он представил на заседании Президиума ЦК записку с инициативой создания Министерства по Чрезвычайным Ситуациям. В перспективе же Никита Сергеевич предлагал создать Международную Спасательную Службу, оснащённую современной медицинской и спасательной техникой, транспортом – прежде всего – транспортной авиацией, и имеющую в личном составе квалифицированных специалистов.
   МЧС было создано уже летом 1957 года. Ему были переданы несколько эскадрилий транспортной авиации, вначале на самолётах Ли-2, а затем, по мере освоения в серийном производстве – более тяжёлых Ан-12.
   Международная Спасательная Служба была создана несколько позднее, но уже как общая структура ВЭС. С самого начала МСС позиционировалась как исключительно гуманитарная организация. Она координировала свои действия с ООН и Международным Комитетом Красного Креста, что позволило затем расширить её зону ответственности далеко за пределы стран ВЭС.
   Эту инициативу с особенным энтузиазмом поддержали Индонезия и Китай. Некоторые страны, не входившие в ВЭС, также проявили интерес к участию в проекте спасательной службы. Первой из них была Япония, затем к организации присоединились Бельгия, Франция, Италия и США.
   Участие стран НАТО в одном, пусть и гуманитарном, проекте с Советским Союзом и другими социалистическими странами по тем временам было неслыханным политическим прорывом.
  
   Только совместными научными и гуманитарными проектами международное сотрудничество не ограничивалось. Та же Япония в конце 50-х была совсем не такой технически развитой страной, как сейчас. Разрушенное войной хозяйство ещё не было до конца восстановлено, к тому же в стране хозяйничали американцы.
   О каком-либо серьёзном сотрудничестве в условиях присутствия американских оккупационных сил говорить не приходилось. Однако Хрущёв воспользовался случаем и попытался продвинуть хотя бы некоторые проекты сотрудничества в сфере культуры, не без основания полагая, что чем больше народы узнают друг о друге, тем легче будет перейти к совместным экономическим проектам.
   В кинотеатрах Японии начали периодически показывать советские фильмы и мультфильмы. Их переводом и озвучкой занималась совместная советско-японская студия в Токио. Советские мультфильмы 50-х отличались очень подробной и качественной рисовкой, и пользовались заслуженным успехом у привыкших к тщательности японцев.
   Суборбитальный полёт кота Леопольда, разрекламированный с подачи Хрущёва по всему миру – космический кот стал звездой эфира на канале ONN – стал мощным катализатором для отечественной анимации. Узнав из газет о полёте, Вячеслав Михайлович Котёночкин постарался ускорить работу. И тут история совершила неожиданный поворот.
   В его студию зашёл Лев Константинович Атаманов, а вместе с ним – совсем молодой японский парнишка, по виду – ещё школьник, учащийся старших классов, и переводчик.
   – Вячеслав Михайлович, я вам тут помощника привёл, – сказал Атаманов. – Вот, молодой человек из Японии, приехал к нам по своей собственной инициативе. Очень интересуется мультипликацией, хочет стать художником-мультипликатором, а в перспективе – режиссёром.
   – И, знаете, мне тут рекомендовали из компетентных органов... – понизив голос, произнёс Атаманов, многозначительно не закончив фразу, – так вот, мне рекомендовали к этому юноше присмотреться. Даже, вот, переводчика прислали...
   – Гм... – озадаченный Котёночкин не знал, что и сказать. – Ну, что ж... Давайте для начала познакомимся, молодой человек. Как вас зовут?
   – Миядзаки Хаяо, – скромно ответил японец. (В реальной истории Хаяо Миядзаки в 1957 году было 16 лет. Будучи в последнем классе старшей школы Тоётама, он увидел в кино анимационный фильм «Хякудзядэн» – «Легенда о белой змее». По его собственным словам, именно с этого момента он твёрдо решил стать аниматором.)
   Как выяснилось затем, Миядзаки-кун увидел в кинотеатре мультфильм, который его поразил естественностью движений персонажей и тщательностью рисовки. Мультик оказался... советским. Потрясённый Хаяо пересмотрел все немногие советские мультфильмы, которые показывали в Японии (АИ), и выяснил, что озвучивают их на совместной студии в Токио.
   Он немедленно отправился искать студию, и отыскал. Там вместе работали японцы и несколько советских специалистов. Аниматоров в студии не было – только озвучка. Тем не менее, парню предложили нарисовать пару мультипликационных персонажей. Результат понравился и японцам и русским.
   Тем более, «в составе делегации» была «личность в штатском». Серов дал указание проверять по «электронной энциклопедии» всех иностранных граждан, выходящих на контакт. Информация по привычным каналам докладывалась в Центр, а уже там аналитики передавали имена контактёров «группе информации», даже не подозревая, чем эта группа в действительности занимается.
   «Пробив» молодого японца по «энциклопедии», капитан Селин понял, что в невод попала золотая рыбка. Он немедленно доложил по ВЧ генералу Серову – право прямого доклада ему было дано, несмотря на невысокое звание.
   Серов за прошедшие годы тоже научился быстро ориентироваться и использовать столь необычный источник информации. Он запросил у Селина насколько возможно подробную справку, а в Токио полетела шифровка с требованием «развить отношения с контактом».
   Токийская резидентура проявила находчивость. Прежде всего, пареньку искренне сказали, что его манера рисовки весьма неплоха, и попросили оставить свои координаты, чтобы была возможность связаться.
   С телефонами в Японии тогда было непросто, потому Миядзаки-кун записал свой домашний адрес и имя. Уже через пару дней его пригласили на студию для беседы. Ему сказали прямо: «У вас хорошие перспективы, вам надо учиться на аниматора. Мы приглашаем вас в Советский Союз, на студию «Союзмультфильм».
   Миядзаки Кацудзи полученному приглашению не обрадовался. Он был твёрдо намерен отправить сына в престижный университет Гакусюин, где учились, в том числе, японский император Хирохито и его будущий преемник Акихито.
   Миядзаки-кун отца уважал, но был твёрдо настроен исполнить свою мечту. В конце концов, университет есть и в Москве. Отец и сын сошлись на компромиссном варианте: Миядзаки-сан отпустил сына в Москву на каникулы, а там видно будет.
   Вячеслав Михайлович Котёночкин об истинном уровне участия компетентных органов в судьбе молодого японца, разумеется, осведомлён не был. Да его это и не слишком интересовало. Парнишка рисовал отлично, да и идеи высказывал полезные и грамотные.
   Несмотря на мешавший поначалу языковой барьер, Миядзаки-куна немедленно приставили к делу. Тем более, когда он узнал, что русские коллеги делают мультфильм о первом полёте кота в космос, Хаяо тут же предложил не только свои услуги, но и стал выдавать идеи по сюжету. Как многие школьники, он был энтузиастом, а начавшееся освоение космоса увлекло и воодушевило многих.
   С его подачи в сюжете появилась очаровательная Неко-тян, подруга для кота Леопольда, скромная как истинная японка, в классическом белом кимоно, расшитом цветами сакуры.
   В это же время, для ускорения работы, Котёночкину передали информацию о приёмах ограниченной анимации, широко применяемой позднее в аниме. Для пробы коллектив Вячеслава Михайловича попытался сделать в этой технике короткий ролик, всего лишь для оценки скорости анимирования. Результаты впечатлили. Получалось значительно быстрее, дешевле, либо можно было снять более длинный и сюжетно наполненный фильм.
   Котёночкин переговорил с Атамановым, показал ему снятый ролик и свои намётки по сюжету. Предлагалось снять уже не 10-минутную серию, а несколько. Но требовалось увеличение финансирования и расширение штата аниматоров.
   Атаманов поддержал Котёночкина перед руководством. Деньги выделили. Более того, была организована совместная советско-китайская студия мультипликационных фильмов. Для китайцев это был шанс устроиться на хорошую работу, а для «Союзмультфильма» – эффективное и недорогое решение.
   Речь шла, разумеется, о чисто технической работе – прорисовке фонов по фотографиям с помощью пантографа, раскраске контурных фигур, уже нарисованных профессиональными аниматорами, прорисовке промежуточных фаз движения. Т. е. на китайских непрофессиональных помощников были возложены пусть не творческие, но необходимые и весьма трудоёмкие операции. Такую же схему широко применял Уолт Дисней.
   Младший Миядзаки проработал на «Союзмультфильме» недолго – каникулы кончились, и пришло время возвращаться в Японию. Но несколько недель, проведённые в СССР в первом прикосновении к любимому делу стали определяющими. Закончив университет, он снова вернулся в СССР для стажировки на «Союзмультфильме», а через два года, уже в Японии, им была основана совместная советско-японская анимационная студия, занимавшаяся не только озвучкой, но и выпуском полноценных мультфильмов.
  
   31 мая 1957 года Хрущёв дал интервью американской телекомпании CBS. Это было первое в истории телевизионное интервью политического лидера Советского Союза репортёру иностранной державы. Ранее он уже неоднократно давал интервью западным журналистам, их публиковали в газетах. Никита Сергеевич с удовольствием беседоовал с западными репортёрами, считая, что таким образом он доносит наше советское видение мира до западного читателя, отгороженного «железным занавесом». Ведь «занавес» работал в обе стороны, исключая любые контакты, любую возможность достижения взаимопонимания.
   Инициатором интервью стал телерепортёр CBS Дэниэл Шорр. Он вёл на CBS программу «Лицом к нации». Шорр написал Хрущёву письмо, объяснил, что его программу смотрит большинство телезрителей США, и в ней к американцам уже обращались почти все мировые лидеры.
   Никита Сергеевич не мог упустить такую возможность – обратиться к американцам напрямую. Телешоу после запуска первого спутника было не в счёт – там главными действующими лицами были учёные, а Хрущёв, хоть и играл роль телеведущего на пару с Левитаном, сам не имел возможности подробно высказать свои взгляды.
   Из США в Москву доставили телевизионную аппаратуру – примерно полтонны. Под телестудию определили отделанный тёмными дубовыми панелями зал заседаний Президиума ЦК. Он соединялся дверью с кабинетом Первого секретаря. Зал выглядел практически так же, как и при Сталине, только на столиках, расставленных вдоль стен, добавились новые модели, миниатюрные копии изделий советских заводов. Их дарили Главные конструкторы, директора заводов, секретари обкомов. Хрущёв любовно коллекционировал преподнесённые ему модели, гордился ими не меньше, чем сами авторы новых разработок, с удовольствием демонстрировал достижения советской науки и техники западным визитёрам. (см. С.Н. Хрущёв «Реформатор»)
   Подготовка аппаратуры была долгой – несколько часов. Всем запретили курить – Первый секретарь не курил сам, и не переносил табачного дыма. Тут же были и советские телевизионщики. Рядом с каждой американской камерой устанавливали советскую – для страховки от возможной фальсификации. Мало ли что там американцы сами намонтируют, а имея собственную копию интервью, мы всегда сможем вывести их на чистую воду. Для полной объективности Хрущёв пригласил и репортёров канала ONN (АИ) Их присутствие могло гарантировать объективность передачи его ответов всему миру.
   Все нервничали. Для телевизионщиков – и наших, и американских – это было первое интервью в Кремле. Хрущёв тоже был на нервах, ходил взад-вперёд по ковровой дорожке от письменного стола до двери и обратно, останавливался у окна, смотрел на внутренний дворик, окружённый зданием Совета Министров, снова ходил... Репортёров предупредили, что с их помощью Хрущёв «хочет улучшить отношения с Соединенными Штатами». Шорр от имени CBS заверил, что их вопросы будут заданы с той же целью.
   В «той истории» Никита Сергеевич, не выдержав, сорвался, открыл дверь и наорал на репортёров: «знает он этих пройдох-журналистов, им одно удовольствие «выискивать блох», высасывать из пальца провокации…» (см. С.Н. Хрущёв «Реформатор») Сейчас он решил поступить иначе.
   Никита Сергеевич вышел из своего кабинета в превращённый в студию зал заседаний Президиума ЦК, тепло приветствовал Шорра и остальных присутствующих, уселся в кресло за столом. Шорр с микрофоном в руке сел рядом. Микрофон для Хрущёва прикрепили на столе. Маленьких микрофонов, закрепляемых на лацкане пиджака тогда не было, использовались монстрики величиной с пачку сигарет, но скруглённой формы.
   Он решил сразу взять инициативу на себя, не позволяя телевизионщикам вести интервью в желаемом для них ключе. (АИ)
   – Я рад приветствовать вас, господин Шорр, и всех ваших коллег, – сказал Никита Сергеевич. – Чтобы американским телезрителям было понятно, мы с вами сейчас находимся в Зале заседаний Президиума ЦК КПСС. Это, фактически, святая святых Советского Союза, комната, где принимаются наиболее важные решения на государственном уровне. С планировкой американского Белого Дома сравнивать сложно, у вас аналогом этого зала можно назвать Зал Кабинета (зал, где проходят заседания Кабинета министров Соединённых Штатов, рядом с Овальным кабинетом Президента). Вот за этой дверью находится мой рабочий кабинет, если вам интересно, чуть позже мы сможем туда заглянуть. Он не такой роскошный, как Овальный кабинет, но площадью побольше. Это чтобы вы потом, у себя в США, не говорили, что русские патологически скрытный народ и никому ничего не показывают. (АИ)
   Дэниэл Шорр от удивления едва не проглотил микрофон. Хрущёв захватил инициативу в свои руки и повёл наступление дальше.
   – Прежде чем вы, господин Шорр, начнёте задавать свои вопросы, я вам тоже задам несколько вопросов, – сказал он. – Вот вы уже не первый день в Москве, успели многое посмотреть. Признайтесь прямо сейчас, перед вашими телезрителями – вы хотя бы раз видели в СССР на улице медведя?
   – Нет, господин Хрущёв, ни разу не видел, – был вынужден признать ошарашенный таким натиском комментатор CBS. – Москва – очень красивый и вполне цивилизованный город.
   – Так почему же в вашей прессе представляют русских дикарями, у которых медведи ходят по улицам, играют на балалайках и пьют водку? – наседал на него Хрущёв.
   – Понимаете, у нас ведь свободная пресса... – начал мямлить Шорр. – Корреспондент имеет право выражать любое свое мнение, каким бы оно ни было...
   – Даже если это мнение представляет собой совершенно абсурдную ложь и дикие измышления? – не отступал Никита Сергеевич.
   – Э-э-э... Господин Хрущёв, я могу говорить только за себя... Но я заверяю вас, что никогда не публиковал лжи о вашей стране!
   – Вот и впредь публикуйте только правду, – сказал Никита Сергеевич. – Договорились?
   Шорр молча кивнул.
   – Ну что ж, теперь задавайте ваши вопросы.
   Интервью прошло успешно. Как рассказывал потом Шорр, Хрущёв показал себя «располагающим, и одновременно неуловимым и строгим собеседником». Он кратко ответил на вопросы о глушении передач «Голоса Америки», а основное время посвятил теме поддержания мира и улучшению отношений с США.
   Также Шорр спрашивал его о перспективах развития экономических отношений стран ВЭС, политической направленности этого небывалого союза государств, охватившего 2/3 Евразии, допытывался о наличии разногласий внутри организации. (АИ) Хрущёв отвечал уклончиво, напирая на экономический характер сотрудничества.
   В целом, как позже сказал Шорр, «все это Хрущев говорил и раньше, в интервью не оказалось ничего сенсационного. Будучи слишком «внутри» происходившего, — поясняет Шорр, — я упустил главное: сенсацию, огромные газетные заголовки по всему миру сделало само появление Хрущева, живого, здорового и совсем нестрашного в американских домах на экранах телевизоров» (см. С.Н. Хрущёв «Реформатор»)
   После этого интервью у Шорра установились, можно сказать, дружеские отношения с советским лидером. Хрущёв уважал американского комментатора за проявленную объективность, за то, что он ничего не переврал в интервью, по обыкновению репортёров.
   Шорр позже опубликовал свою книгу, в которой, среди многих других деталей, есть забавный эпизод о том, как он отпрашивался у Хрущёва в отпуск. (Цитируется по С.Н. Хрущёв «Реформатор»):
   «— В чем же ваша проблема, господин Шорр? — поинтересовался Хрущёв.
   — Мои руководители в Нью-Йорке не позволяют мне уехать из Москвы из-за слухов о предстоящем Пленуме Центрального Комитета, — пожаловался Шорр.
   Хрущёв кивнул головой в знак понимания.
   — Когда точно вы собираетесь в отпуск? — спросил Хрущёв доверительно.
   — Завтра, — ответил я.
   — На сколько? — поинтересовался Хрущёв.
   — На две недели, — уточнил я.
   — И вы опасаетесь, что в эти две недели состоится Пленум ЦК? — снова спросил Хрущёв.
   — Именно, — повторил я. Диалог становился забавным.
   — Можете идти в отпуск, — навалившись на меня животом, прошептал в мое ухо Хрущёв.
   — Вы обещаете, что Пленум не соберется? — перестраховался я.
   — Если случится что-то неожиданное, мы соберемся без вас, а так отдыхайте спокойно, — Хрущёв дружески ткнул мне пальцем под ребро», — заканчивает свое повествование Шорр.»
   Хрущёв слово сдержал — пока корреспондент Си-би-эс в Москве Даниэл Шорр отдыхал, не только не собрали Пленум ЦК, но и вообще ничего интересного в столице не происходило.
  
   25 мая 1957 года в Москве открылась высотная гостиница «Украина»
   7 июня 1957 года объявили о создании Союза кинематографистов СССР. До того кино числилось в Министерстве культуры на правах производственного главка. Теперь киношников уравняли в правах с писателями, композиторами, художниками и архитекторами.
   Неудачный первый пуск Р-7 повлиял на принятие некоторых важных решений. Королёв ввёл перекрёстный контроль за выполнением всех испытаний и настроечных операций. Кроме того, по его просьбе Хрущёв поручил министру авиапромышленности Дементьеву передать Главкосмосу два дирижабля: ставший уже обычным «Киров» грузоподъёмностью 50 тонн и 70-тонник типа «Менделеев».
   При необходимости для транспортировки «тяжёлых, негабаритных, особо хрупких грузов», как была хитро названа в записке Хрущёва ракета, Главкосмосу разрешалось вне очереди привлекать уникальный дисковый 100-тонный «Циолковский». Таких гигантов в СССР было пока что построено только два, поэтому очередь на их использование у предприятий и организаций достигала нескольких месяцев.
   Вторую ракету Р-7 вывезли на старт 5 июня. В этот раз подготовка и испытания на стартовом комплексе шли значительно быстрее, так как уже появился некоторый опыт. Ракету подготовили за 5 дней. (Согласно Б.Е. Черток «Ракеты и люди») На ней вновь была установлена измерительная головная часть с аппаратурой системы «Трал».
   Во время испытаний в МИКе Королёв лично проверил правильность установки всех клапанов. Когда Пилюгин заикнулся о необходимости ввести в управляющий контур ракеты интегратор по углу вращения ИР-ФИ, Сергей Павлович спустил на него такого «Полкана», что Николай Алексеевич ретировался едва ли не бегом.
   (В реальной истории из-за некорректной работы интегратора ИР-ФИ была потеряна третья по счёту ракета Р-7)
   10 июня вторая Р-7 была заправлена и подготовлена к старту. Это была «машина №6», в «той истории» считавшаяся «несчастливой». (Первые 4 собранных ракеты предназначались для различных наземных испытаний, 5-я была потеряна при первом пуске).
   Перед стартом мандраж был у всех. Взлетит или не взлетит? Не подведут ли системы управления? Отделится ли головная часть, дойдёт ли до полигона целой? Вопросов было море, ответов не было ни на один.
   Старт назначили на 23.00 местного времени, т. е. 21.00 по Москве. В это время на Камчатке было уже достаточно светло, чтобы наблюдать ожидаемый вход головной части в атмосферу и затем отыскать место её падения.
   Государственная комиссия дала разрешение на старт.
   Встали на возвышения у перископов позади главного пульта Носов и Воскресенский. Измерительные пункты по трассе полёта один за другим доложили о готовности. Вставил в пульт и повернул главный стартовый ключ Евгений Осташёв. Теперь предстартовые и стартовые процедуры идут в автоматическом режиме, по командам программно-временного устройства, чтобы исключить любые человеческие ошибки. Протянуты и подмотаны по команде «Протяжка» плёнки для записи телеметрии. Самописцев с бумажными лентами ещё не было, вместо них использовалась киноплёнка.
   Продута азотом топливная система, чтобы убрать пары кислорода.
   Осташёв повернул ключ, закрыв дренажные клапаны. Туман от испарения жидкого кислорода исчез. Только что окутанная туманом гигантская ракета предстала перед всеми в лучах прожекторов.
   Прошла команда «Протяжка-2», плёнки промотались дальше, началась запись параметров стартового комплекса и ракеты.
   Включился наддув баков, теперь ракета держит устойчивость на внутреннем давлении.
   Кабель-мачта отошла от ракеты, включились её аккумуляторы.
   Пошёл отсчёт. Зажигание.
   Под ракетой мелькнула первая робкая вспышка, осветив белым светом циклопические конструкции котлована. Заплясали в котловане под ракетой оранжевые языки пламени. Все замерли.
   Если сейчас произойдёт задержка, двигатели не выйдут на режим – автоматика через несколько секунд их отключит, и старт будет сорван. Придётся сливать компоненты топлива и везти ракету обратно в МИК на просушку – керосин уже попал в камеры сгорания, и повторная попытка зажигания может привести к взрыву.
   Нет, всё в порядке, несколько секунд – и двигатели вышли на режим. Оранжевое пламя окутало ракету почти до середины, до места крепления боковых «морковок» первой ступени. Ракета, ещё удерживаемая силовыми фермами старта, ревела, словно от нетерпения. Тяга двигателей превысила массу носителя, поток воздуха, увлекаемый факелом вниз, в рукотворный каньон под стартом, сорвал с ракеты окутывающую её стену огня.
   Лепестками цветка разошлись в стороны опоры старта. «Дюймовочка» весом в 270 тонн, приподнялась, разорвав контакт подъёма, и плавно, медленно пошла вверх.
   Спотыкаясь о ступени лестницы, толкая друг друга в темноте, люди высыпали из бункера и смотрели в чёрное ночное небо, прикрывая руками глаза от ослепительного белого света факела.
   Из репродуктора разносились по громкой связи сообщения с наблюдательных пунктов:
   – Пять секунд, полёт нормальный.
   – Десять секунд, полёт нормальный.
   Ракета уходила всё выше, люди, не отрываясь, смотрели вверх, напряжённо ожидая, произойдёт ли разделение ступеней. Факел при взгляде сбоку, от бункера, был похож на ослепительно сияющую пятиконечную звезду с длинным огненным хвостом.
   Высоко в тёмном небе от яркого белого пятнышка факела одновременно отделились четыре маленьких огонька. Четыре! По трансляции разнеслось торжествующее:
   – Есть отделение первой ступени!
   Люди уже кричали «Ура!», поздравляли друг друга. Главный Конструктор всё ещё напряжённо ждал докладов с измерительных пунктов, боясь услышать, что что-то пошло не так. Но все доклады проходили нормально, сообщая о штатной работе бортовых систем.
   Кинотеодолит КТ-50 и кинотелескоп КСТ-80, наводящиеся по сигналам сдвоенного радиолокатора, следили за полётом ракеты на расстоянии не менее 500 километров. Кинотеодолит измерял параметры траектории, а кинотелескоп с фокусным расстоянием 10 метров снимал процесс разделения ступеней. (По учебному фильму «Испытание МБР Р-7» http://www.youtube.com/watch?v=y4LVqi7sMVw Как они выглядели, можно посмотреть здесь http://kik-sssr.ru/IP_4_Turatam_old.htm)
   Королёв опасался, что подведёт аппаратура управления. Все приборы пока что испытывались только на стендах, в режиме телеметрии. Как они поведут себя в полёте – не знал никто.
   Аппаратура отработала штатно. Позже, когда расшифровали сигналы системы «Трал» – убедились, что сбоев не было. По трансляции объявили:
   – Есть отделение головной части.
   С первого измерительного пункта, где был установлен монитор «Трала», в реальном времени отображавший некоторые параметры в виде зелёных столбиков на экранах электронно-лучевых трубок, Голунский и Воршев доложили, что разделение прошло успешно, соударений головной части и второй ступени не зарегистрировано. (АИ)
   Королёв связался с Камчаткой.
   – Гостей ждёте?
   – Все готовы, – ответили с полигона.
   Головная часть вошла в атмосферу раскалённым болидом, прочертив в небе хорошо заметную светящуюся полосу. Её полёт контролировался дирижаблем ДРЛО, а также наблюдался визуально, средствами приборного контроля, и с поднятых в воздух вертолётов.
   Камчатка сообщила, что отклонение от точки прицеливания составило около 3-х километров к северу. При расчётной мощности термоядерной БЧ в 800 килотонн это было почти приемлемо.
   На месте падения головной части образовался кратер диаметром около 12 метров. Вся аппаратура была полностью разрушена. Никто и не надеялся, что какие-либо приборы уцелеют.
   Когда по трансляции объявили, что головная часть достигла цели, люди бросились обнимать друг друга, кто-то закричал «Ура!», Мрыкин и Келдыш поздравляли Королёва. На позиции воцарилась атмосфера праздника.
   Принятые меры контроля помогли. Ещё сырая, неотработанная ракета уже во втором запуске выполнила полётную программу. Были мелкие замечания по работе некоторых бортовых систем, выявленные после проявки и анализа плёнок с записью параметров «Трала». Но в целом испытания можно было считать удачными.
   Королёв спустился в бункер и начал звонить в Москву. Там шёл десятый час вечера, но он знал, что абонент на другом конце провода не спит, и с нетерпением ждёт известий.
   – Хрущёв слушает, – послышался бодрый голос в трубке.
   – Здравствуйте, Никита Сергеич! Докладывает Главный конструктор Королёв, – разговор шёл по защищённой линии ВЧ, можно было не опасаться и говорить как есть. – Запуск прошёл успешно, сейчас готовимся проявлять и анализировать плёнки. С Камчатки сообщили – наблюдали падение объекта в расчётном районе.
   – Молодцы! Поздравляю! – в голосе Первого секретаря ЦК отчётливо слышалось торжество. – Спасибо, Сергей Палыч, от всего сердца, спасибо! Порадовали старика!
   Разговор был коротким, Хрущёв лишь уточнил пару технических моментов, о которых успел узнать за время общения с ракетчиками, и отключился.
   Поднявшись из бункера на поверхность, Королёв попал в круговорот радостных, празднующих людей. Вокруг него тут же собрались остальные члены Совета Главных конструкторов, его заместители, подошёл председатель ГосКомиссии Руднев.
   (Руднев Константин Николаевич, в 1957-58 гг зам Председателя Госкомитета по оборонной технике, председатель Госкомиссии на испытаниях Р-7)
   Королёв официально доложил Рудневу об удачном завершении полёта.
   – Это надо отметить, – сказал Константин Николаевич, выслушав рапорт.
   – Приглашаю ко мне, – сказал Королёв. – Нина Ивановна мне шоколадный торт прислала, большущий, мне одному не одолеть. Помощники нужны.
   (В реальной истории торт был вручен Б.Е. Чертоку как утешительный приз, когда он остался руководить на полигоне подготовкой к 3-му пуску, а все Главные уехали обратно в Москву. Тем не менее, торт был, это реальный факт. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)
  
   После удачного запуска Р-7 Хрущёв собрал у себя руководство Главкосмоса и основных разработчиков ракетно-космической техники, атомщиков, а также военных. Устинов, Келдыш и Королёв по его просьбе подъехали за час до начала общего совещания. С «посвящёнными в Тайну» разговор был особый. Никита Сергеевич пожалел, что отсутствовал Курчатов – он не успевал приехать до начала общего совещания.
   – Ну, молодцы. Проходите, присаживайтесь, – довольный успешным запуском Хрущёв всегда был радушным хозяином, однако сразу перешёл к делу.
   – Сергей Палыч, ракету мы запустили, – сказал он. – Что дальше?
   – Военные требуют начинать лётно-конструкторские испытания Р-7 в варианте МБР, – ответил Королёв.
   – А вы сами как думаете? – спросил Хрущёв.
   – Глупость это. Спутник запускать надо.
   – Именно, – Хрущёв веско приложил ладонью об стол. – Р-7 – ракета ни разу не боевая, я это Георгию и Митрофану Иванычу уже раз десять вдалбливал. Один стартовый комплекс «семёрки» обходится в полмиллиарда рублей. Подготовка к пуску – пять-семь суток. Тогда как всего один запущенный нами спутник вогнал Штаты в панику.
   – Никита Сергеич, но ведь задница-то по-прежнему голая! – сказал Устинов. – Чем супостата пугать будем? Один раз они спутника испугались. Второй раз – не прокатит. Вон, кот ваш их только разозлил.
   – У тебя, Дмитрий Фёдорович, до прошлого ноября вообще ничего не было, кроме твоих ложных ракетных позиций, – ответил Хрущёв. – И что, напали американцы?
   – Нет, но... вдруг узнают, что позиции ложные? Кто тогда им помешает напасть? Бомбардировщиками не отобьёмся. А по «тем документам» ясно, что даже 4 старта Р-7, что были построены, уже их отрезвили, – сказал Устинов.
   – Да не четыре старта их отрезвили, а то, что они не знали, сколько всего у нас МБР, – ответил Хрущёв. – В «той истории» ложные ракетные позиции тоже строили. Американцы тогда предположили, что у нас примерно 44 реальных ракеты, и то струхнули. А сейчас у тебя 360 пусковых, из которых сколько построены по реальным спецификациям?
   – Двести, – ответил Устинов.
   – То есть, как только Янгель начнёт делать свою Р-16, мы сможем немедленно ставить её на боевое дежурство на уже подготовленные позиции, и с уже натренированными на макетах расчётами, так? – спросил Хрущёв.
   – Так, – проворчал Устинов. – Но до Р-16 ещё далеко. Михаил Кузьмич только-только в конце июня Р-12 на испытания выкатит.
   – Челомей всё ещё своими ПКР занят! – посетовал Никита Сергеевич. – Нельзя его сейчас с этой работы срывать. А то я поручил бы ему недорогую межконтинентальную сделать.
   – Фантазёр ваш Челомей, – буркнул Устинов. – И прожектёр.
   – Фантазёр не фантазёр, а в той истории тысячу УР-100 напилил и паритет с Америкой обеспечил, – возразил Хрущёв. – Я сужу по делам, а не по родству. Не думай, что если он мне свояк, так я ему доверяю больше, чем Сергей Палычу, или Янгелю.
   Устинов помрачнел. Челомей был ему поперёк горла, но сделать он ничего не мог. За Челомея горой стояли и флот и Хрущёв.
   – Сергей Палыч, а с вашей разработкой РТ-2 как дела? – спросил Дмитрий Фёдорович.
   – Если честно – не очень хорошо, – признался Королёв. – Это, скорее, задача на перспективу. Сейчас очень много сил и времени отнимает «семёрка». Да и атомщики не радуют – головную часть массой менее полутора тонн разработать пока не могут, а у РТ-2 забрасываемая масса получается всего 600 килограммов. И с хранением крупных твердотопливных зарядов пока что есть сложности. В общем, при всём желании, раньше 1960-61 года РТ-2 на испытания не выйдет.
   – Щёлкин обещал в скором времени сделать боеголовку полегче, – заметил Хрущёв.
   – Всё равно с гироскопами пока плохо, Никита Сергеич, – ответил Королёв. – Раньше 59 года мы нормальных гироскопов не получим, хоть и начали по ним работы раньше. Три года надо, минимум. Единичные образцы высокооборотных гироскопов мы получаем, но это лабораторное производство. (В реальной истории первые гироскопы, обеспечивающие достаточную точность на межконтинентальных дальностях наша промышленность освоила где-то к 1963-1964 г)
   – Вот и я говорю, раз пока нам американцам напугать нечем, будем их пугать тем, что есть, – ответил Хрущёв. – тяжёлый научный спутник у вас готов, Сергей Палыч?
   – Готов, Никита Сергеич, мы же его по вашему указанию ещё в 54-м готовить начали, – ответил Королёв.
   Речь шла о спутнике, известном в нашей истории как «Спутник-3». Это был крупный аппарат массой 1327 кг, несущий 12 научных приборов.
   – Вот его и запустим, – решил Хрущёв. – И дальше, в процессе испытаний ракеты, будем запускать головные части и спутники попеременно. Проводить лётно-конструкторские испытания и отрабатывать ракету всё равно надо, сами собой все её недостатки не вскроются, так?
   – Конечно, – подтвердил Королёв.
   – А стрелять такими ракетами – удовольствие недешёвое. Спутник у вас один подготовлен?
   – Три.
   – Это хорошо. На случай, если ракета откажет. Так и договоримся, – сказал Хрущёв. – С радиационными поясами разобраться не забудьте. Не хрен приоритет их открытия какому-то там ван Аллену отдавать.
   – Уже учли, – кивнул Королёв.
   – А дальше вы что планируете?
   – Дальше, Никита Сергеич, надо отрабатывать орбитальный корабль-спутник для полёта человека, – убеждённо сказал Королёв. – Михаил Клавдиевич над ним сейчас работает, совместно с Феоктистовым. Ну, а пока корабль не готов, можно попробовать запускать автоматические межпланетные станции к Луне, Марсу, Венере. Я вот тут с Лавочкиным переговорил, хочу передать его заместителю Бабакину всю тематику АМС для Луны, Венеры и Марса. А то На Тихонравова и Феоктистова получается слишком большая нагрузка – они и 5 типов спутников делают, и пилотируемый корабль, и АМС ещё... Семён Алексеич с Георгием Николаичем не возражают, скорее даже проявляют интерес.
   – Тематику АМС Бабакину передавайте. Луноход у него получился, так может, году к семьдесят первому и марсоход сделает? Посадочную площадку присматривать надо, – согласился Хрущёв. – Постановление готовьте совместно, я протолкну. Спутники для народного хозяйства запускать надо, Сергей Палыч! Прежде всего – связь. Фоторазведка для военных. Навигация. Разведка погоды.
   – Да понимаю я, Никита Сергеич! Во всех этих направлениях работа идёт, но по каждому из них что-то нас держит, – посетовал Королёв. – По спутникам связи – пока держит отсутствие надёжной силовой электроники и долгоживущих солнечных батарей. Каждый месяц по спутнику запускать – страна без штанов останется.
   – Для фоторазведки нужен корабль, аналогичный пилотируемому кораблю-спутнику, то есть, со спускаемым аппаратом, способным доставить отснятую плёнку с орбиты на Землю. Передавать высококачественное изображение по телевидению на сегодняшний момент невозможно. Получим возвращаемый корабль-спутник – будет и фоторазведчик.
   – Для навигации нужны атомные часы и опять-таки – долгоживущий источник энергии. Долгоживущий – это хотя бы год. Ни того ни другого пока не создано, – Королёв мрачно загибал пальцы. – Атомные часы получим, скорее всего, в следующем году, Николай Геннадьевич Басов над ними работает, а вот с энергоисточником пока глухо.
   – Для разведки погоды оптика высокого разрешения не нужна, сгодится обычная система на основе современного телевидения. Если только удастся решить проблему долгоживущих солнечных батарей, чтобы работали не месяц, а хотя бы полгода, лучше – год, тогда и разведка погоды получится.
   – Для спутников СПРН нужна точная навигация, чтобы засекать место старта и от него рассчитывать траекторию.
   Королёв развёл руками, глядя на Хрущёва.
   – Ясно. Выше головы не прыгнешь, – подытожил Никита Сергеевич. – С энергетикой будем решать. Малогабаритный атомный реактор на спутнике поставить можно?
   – Теоретически – да, практически получится тяжёлое и опасное устройство, – пояснил Королёв. – Особенно в случае аварии носителя. Можно радиоизотопный источник сделать. Он тоже опасный, но не такой тяжёлый. Но большого количества энергии не даст. С реактором можно получить побольше, но всё упирается в преобразователь. Если бы иметь на борту турбинку, можно было бы атомным реактором обеспечить аппарат энергией. Но турбинка будет работать как гироскоп. Такой аппарат будет плохо маневрировать.
   – А как же наши спутники «Молния» в «той истории»? – вспомнил Келдыш. – Они как раз ориентировались за счёт маховика, сохранявшего положение в пространстве. Роль такого маховика могла бы играть турбинка.
   – Могла бы, – кивнул Королёв. – Но всё равно, такой источник энергии за несколько месяцев не сделаешь. На тяжёлом спутнике мы планируем поставить солнечные батареи, в дополнение к аккумуляторам, но у них пока КПД около 5%, и живут они ещё недолго.
   – А нельзя ли греть теплоноситель для турбинки не реактором, а сфокусированным солнечным светом? – спросил Хрущёв. – Поставить на спутник большую линзу, или лучше даже зеркало из тонкой металлизированной плёнки, и сфокусировать отражённый свет на теплообменнике.
   – Попробовать можно, но большая линза выйдет очень тяжёлой, а зеркало нужно очень большое, – объяснил Королёв. – Такой спутник можно закинуть на высокую орбиту, а на эллиптической, на которой работала «Молния», он будет на каждом витке слегка цеплять атмосферу Земли в перигее, и каюк придёт этому зеркалу из плёнки.
   – Ясно, – кивнул Хрущёв. – Вот, кстати, насчёт высокой орбиты. Пока геостационарная орбита никем не занята, стоило бы подумать вот о чём. Собрать на высокой орбите очень большое орбитальное зеркало, которое могло бы обогревать наши северные районы, на которые попадает мало солнечного света. Такое возможно?
   Королёв и Келдыш переглянулись, улыбаясь.
   – Никита Сергеич, вы представляете, какого размера будет это зеркало? – сказал Келдыш. – И какую точность понадобится обеспечить, чтобы его геометрия была идеальной? А если будут отклонения формы – ничего не получится. Луч расфокусируется. Отражённым светом обогревать или получать энергию можно, но максимум, что нам по силам – это солнечная печь или солнечный «кипятильник» для раскрутки турбинки.
   – Опять не попал, – улыбнулся Хрущёв. – Ладно, оставляю эту тему профессионалам. Простите старика за глупые вопросы. Но думать на перспективу необходимо. Вот, например, орбитальные станции, о которых мы говорили. А какие задачи на них можно решать?
   – Научные эксперименты, прежде всего, биологические, физические, – начал Келдыш. – Кроме того, орбитальная станция может стать основой для тяжёлого межпланетного корабля.
   – Эксперименты – это хорошо, это нужно, – согласился Хрущёв. – А орбитальный завод сделать можем? Мне электронщики часто говорят: вот, трудно на земле обеспечить чистую среду без примесей, высокий вакуум... А ведь в космосе вакуум бесплатный, клапан открыл – вот тебе и вакуум. Можем мы высокочистые полупроводники, к примеру, получать на таком орбитальном заводе?
   – Золотые полупроводники получатся, Никита Сергеич, – пояснил Королёв. – Сырьё-то для них с Земли поднимать придётся. А каждый килограмм, поднятый с Земли, стоит ого-го сколько!
   – Это если сырьё для них обычными ракетами поднимать, – заметил Хрущёв. – А если воздушно-космическую многоразовую систему сделать? Если хотя бы первая и третья ступени будут многоразовыми, в виде самолётов, а одноразовым будет только разгонник, стоимость выведения упадёт в разы. А наращивая объём выпуска, можно будет и на рентабельное производство выйти. Особо чистые полупроводники тоже, знаете ли, вещь недешёвая. Если их продавать, то окупится. А ещё лучше продавать, скажем, готовые микросхемы.
   – Это возможно, – согласился Келдыш. – Хотя ещё очень хорошо посчитать надо. Но в любом случае, это задача для середины-конца 60-х, а то и позже.
   – Так я и прикидываю сейчас перспективы на будущее, – пояснил Хрущёв, – чтобы космос был не только статьёй расходов в бюджете.
   – Если говорить об окупаемости космоса, – ответил Келдыш, – то экономического эффекта быстрее и проще достичь от продажи услуг космической связи, продажи метеорологической информации, обеспечения навигации. Наверное, для начала надо этим всё же заниматься. В любом случае, чтобы получить отдачу от космоса, придётся сначала очень хорошо вложиться. Кроме того, большие доходы можно будет получить на косвенных результатах освоения космоса.
   – Это как?
   – Применяя технологии, разработанные для космоса, в народном хозяйстве. Ну, к примеру, те же солнечные батареи, топливные элементы. Сначала они дорогие, малоэффективные, и доступны только для космоса, – пояснил Келдыш. – По мере их совершенствования они будут дешеветь, и в конце концов станут доступны любому колхознику.
   – Лет через пятьдесят, – проворчал Королёв.
   – С электроникой – можно и гораздо раньше, если наши военные не будут сидеть на ней, как собака на сене, а позволят использовать микросхемы в гражданских проектах.
   На столе Хрущева замигал лампочкой телефон-селектор. Первый секретарь нажал кнопку.
   – Все собрались, Никита Сергеич, – доложил Шуйский.
   – Эх... Интересно с умными людьми побеседовать, – вздохнул Хрущёв. – Пойдёмте, товарищи, нас ждут.
  
   Обсуждение поначалу вышло бурным. Жуков и Неделин требовали снова полностью подчинить космическую программу военным и отдать все ракеты Р-7 в сводную «тяжёлую бригаду инженерного резерва Главного командования» – так именовались ракетные части до создания РВСН. Неделин принёс плакат, на котором была изображена схема предполагаемого расположения стартовых комплексов Р-7 в Плесецке и на Байконуре, и аргументированно, с цифрами, доказывал, какие цели можно будет с этих пусковых поразить на территории США.
   Хрущёв выслушал его, не перебивая, что само по себе было нехорошим признаком – если Никита Сергеевич не задавал уточняющих вопросов, значит, не заинтересовался. Озадаченный Неделин закончил доклад и вопросительно посмотрел на Первого секретаря.
   – Всё хорошо, всё красиво, – покивал головой Хрущёв. – Одного не учли, Митрофан Иваныч. Сколько вся эта красота стоит?
   – Э-э-э... Не понял, – произнёс Неделин.
   – Вы сколько стартов для «семёрки» планируете построить?
   – Четыре в Плесецке, два на Байконуре.
   – А сколько один старт стоит, знаете? Полмиллиарда!
   – Так точно. Но... Никита Сергеич, безопасность страны стоит дороже!
   – Верно. А обеспечить безопасность страны ваши 6 стартов могут?
   – Так точно!
   – Уверены? 6 стартов – это 6 ракет. 6 головных частей, заброшенных на территорию противника. Точность попадания у Р-7 пока что сами знаете какая... Предположим, в цель попадёт половина головных частей. Это ещё оптимистичный прогноз, – на ходу рассуждал Хрущёв. – А у противника – более тысячи реактивных бомбардировщиков. Каждый из которых несёт не по одной бомбе, а по 2-4. А сколько времени уходит на подготовку Р-7 к запуску, вы лучше меня знаете. И сколько времени заправленная ракета может стоять на старте – тоже. Так что, обеспечат ваши 6 стартов безопасность страны?
   – Не могу знать! – ответил Неделин.
   – То-то... И я не могу. Но что-то простая арифметика мне подсказывает, что на данном этапе безопасность страны скорее обеспечит истребительная авиация и зенитные ракеты, которые, кстати, уже испытываются, – сказал Хрущёв. – Потому строим ещё один старт в Плесецке, один в Индии на этом острове, блин, как его, никак не могу запомнить...
   – Шрихарикота, – подсказал Келдыш, заглянув в свои бумаги.
   – Во, точно. И ещё один, может быть, на Дальнем Востоке, но это сильно попозже, – заключил Хрущёв. – В общем, что я вам хочу сказать. Р-7, как я уже говорил неоднократно, ракета ни разу не боевая. Это – космическая ракета-носитель, и рассматривать её надо, в первую очередь, в этом качестве. Конечно, если возникнет угрожающая международная ситуация, её можно использовать в качестве боевой ракеты. Но, это уже будет жест отчаяния с нашей стороны. Если только... – Хрущёв вдруг задумался, глядя на Королёва.
   – Сергей Палыч, а вы мне третью ступень для «семёрки» показывали в прошлом году? – спросил он. – Она готова?
   – Она ещё не испытывалась в полёте, Никита Сергеич, – ответил Королёв. – Только на стенде.
   – А если поставить на «семёрку» третью ступень, и на неё сверху – термоядерную бомбу?
   – Так в этом случае бомба выйдет на орбиту, Никита Сергеич, – ответил Королёв.
   – Вот именно. И получится у нас с вами глобальная ракета, которая наносит удар в течение, скажем, часа после получения приказа. А не через пять суток, и даже не через двенадцать часов. В угрожаемый период можно вывести на орбиту две-три таких боеголовки заранее.
   – А если кризис будет преодолён мирным путём, куда потом эту бомбу девать? – поинтересовался Жуков. – Кроме того, атомной бомбе особые условия хранения нужны, температурный режим, а в космосе их обеспечить не так то просто.
   – Можно перевести её на вытянутую эллиптическую орбиту и взорвать в апогее, – предложил Келдыш. – Желательно – над восточным полушарием, когда у нас день. Тогда в Штатах будет ночь, меньше шансов, что они что-то заметят, тем более – с полушария, обращенного в другую сторону. Но тут есть сложность. Спутник ведь далеко не на каждом витке проходит на территорией Штатов.
   Он покопался в своей папке и показал Хрущёву картинку с проекцией орбиты спутника на поверхность Земли, выглядящую как набор параллельных синусоид.
   – Видите? Из-за вращения Земли проекция орбиты постоянно смещается. Поставленную вами задачу логичнее решать другим способом – запускать Р-7 таким образом, чтобы боевая часть выходила на цель с неожиданного направления, – продолжил Келдыш. – Например, с юга. То есть, виток будет один, и неполный. Зато теоретически такая ракета может поразить цель в любой точке планеты. А если боевых блоков на ней будет несколько, притом, оснащённых собственными небольшими двигателями для манёвра и схода с орбиты, то одним запуском можно накрывать сразу несколько целей. Но пока это всё – чистая теория.
   – Вот именно, нам бы пока научиться сводить спускаемый аппарат с орбиты так, чтобы он садился в заданном районе, – проворчал Королёв.
   – А что атомщики скажут? – спросил Хрущёв. – Юлий Борисович, Кирилл Иваныч, чем порадуете?
   Академики Харитон и Щёлкин переглянулись, затем Юлий Борисович сказал:
   – Нам удалось несколько уменьшить массу термоядерных зарядов. Сейчас уже можно достаточно уверенно сказать, что мы укладываемся в 1100-1300 кг при мощности в одну мегатонну. С ростом мощности этот показатель улучшается.
   (Для ракеты Р-12 были примерно в это время созданы головные части массой 1100 и 1600 кг, мощностью в 1Мт и 2,3 Мт соответственно)
   – Через год-два, полагаю, нам удастся сделать боевой блок мощностью около 3-х мегатонн и массой примерно полторы тонны.
   Харитон взглянул на Щёлкина, передавая ему слово.
   #Обновление 23.11.2014
   – Мы провели на Новой Земле испытание маломощного тактического заряда, – сказал Кирилл Иванович. – Работа проводилась в рамках создания атомного заряда для артиллерии резерва Главного командования, и для артиллерии флота.
   – Так-так! – Хрущёв заинтересованно повернулся к академику. – И что вышло?
   – Получили мощность от пяти до десяти килотонн. Можно сделать и меньше, вплоть до килотонны, при этом, правда, увеличивается количество непрореагировавшего плутония, соответственно, происходит заражение местности. Можно сделать и побольше. Задача-то ставилась как раз чтобы поменьше, и в минимальных габаритах заряда.
   – Сколько-сколько? – перебил академика маршал Неделин.
   – От пяти до десяти, – повторил Щёлкин.
   – Ничего себе! А сколько весила ваша штучка? – Неделин не на шутку заинтересовался.
   – Сам заряд без корпуса весил килограммов пятьдесят при диаметре около 300 миллиметров. То есть, если немного постараться, можно еще слегка уменьшить диаметр и упаковать его в стандартный 12-дюймовый калибр наших линкоров и железнодорожной артиллерии особой мощности.
   – Ёшкин кот! А помощнее заряд сделать нельзя? Хотя бы килотонн на двадцать, а лучше бы – на пятьдесят? Мы бы его на Р-5-2 поставили, – сказал Неделин. – Это же, считай, решение наших проблем! До Америки достанем!
   – Ты ещё горохом в Америку кидаться начни, – ехидно подколол Неделина Жуков. – Хрена ли толку с этих двадцати килотонн? Вот, я понимаю, мегатонна. Хрясь – и в дамках. Был Нью-Йорк – и нету.
   – Узко мыслишь, Георгий, – Хрущёв достал из ящика стола карту Соединённых Штатов и развернул на столе. – Смотри. Вот тут, на восточном побережье, от Бостона до Вашингтона практически сплошной город. А теперь прикинь. Р-7 у нас пять тонн закидывает на восемь тысяч километров? А если она туда полсотни штук такого «гороха» по 10 килотонн привезёт? И высыплет?
   – Бл..., … – внезапно осипшим голосом произнёс Жуков. – Это ж... баллистический самосвал получается...
   #Обновление 23.11.2014
   (1957 год, разделяющиеся головные части ещё даже в проекте не существуют)
   – Вот-вот! Кирилл Иваныч, фактически, сейчас своим «горохом» обеспечил нам если не ядерный паритет с Америкой, то возможность в скором времени этого паритета достичь.
   – Полсотни штук не получится, Никита Сергеич, – урезонил Хрущёва Щёлкин. – Надо же ещё теплозащиту головной части обеспечить. Я бы рассчитывал на массу 200-250 кг при габаритах 1,5 метра в длину и 500 миллиметров в диаметре. Ну, и для Р-7, соответственно, штук двадцать таких головных частей, плюс удерживающая конструкция и система разведения боевых блоков. А мощность... ну, да, поставим дополнительно внутренний бустер, с его помощью можно довести количество прореагировавшего плутония примерно до 20% и мощность, соответственно, килотонн до 40-50.
   – Фактически, – поразмыслив, сказал Хрущёв, – надо анализировать площадь городской застройки в США и, исходя из характера целей, планировать, какими головными частями куда наносить удар. И делать несколько вариантов, на случай, если часть наших ядерных сил будет уже небоеспособна в результате удара противника. Георгий, поручи Генеральному штабу проработать вопрос.
   – Есть! – ответил Жуков.
   – Осталось придумать, как оповестить об этом Эйзенхауэра, – криво усмехнулся Келдыш. – Может, открытку пошлём? Они и в спутник-то не сразу поверили.
   – М-дя... Насчёт этого подумать надо, – согласился Хрущёв. – Кирилл Иваныч, мы вас перебили, простите. Продолжайте, пожалуйста.
   #Обновление 23.11.2014
   – И кстати, мы закрепили в паре десятков метров над зарядом толстую стальную плиту, обмазанную графитовой смазкой. Ещё две плиты закрепили по сторонам на массивных бетонных упорах.
   – И что стало с плитами? – поинтересовался Хрущёв.
   – Верхняя улетела, – развёл руками академик Щёлкин. – Где она сейчас – мы сказать затрудняемся. По результатам анализа скоростной киносъёмки она получила скорость в районе 60-70 километров в секунду. Так что либо она сгорела от трения об атмосферу, либо её остатки сейчас покидают Солнечную систему. Вообще-то плита была толстая, могла и не сгореть.
   – Две плиты, что были закреплены на упорах, вместе с упорами сдуло в море. Остров, всё-таки... Хорошо ещё, что недалеко от берега. Водолазы их нашли и сумели осмотреть. Графит испарился, поверхность плиты в центре получила относительно небольшие повреждения, за счёт абляции графита, а вот края плит пострадали более серьёзно, и что хуже – неравномерно. Возможно, если поиграть формой плиты и расстоянием от плиты до эпицентра, можно этот эффект эрозии краёв свести к минимуму. Соответственно, при взрыве в вакууме такая сильная эрозия тоже маловероятна, поскольку там не будет такой сильной ударной волны. Это всё считать надо, – пояснил Щёлкин.
   Королёв, что-то сосредоточенно считавший на листке бумаги, поднял голову, прислушиваясь к разговору, но затем снова углубился в расчёты.
   – Интересно, – сказал Хрущёв. – А фильм вы не снимали? Хотелось бы посмотреть.
   – Снимали, конечно, – ответил Щёлкин. – Я вам пришлю копию.
   – Очень интересный результат, – сказал Хрущёв. – Спасибо, товарищи, порадовали. Но повторюсь ещё раз, Р-7, в первую очередь – космический носитель. Мы с Сергей Палычем перед началом совещания уже успели обсудить кое-какие перспективные работы. Предлагаю совместить лётно-конструкторские испытания «семёрки» с выводом на орбиту искусственных спутников Земли, над которыми у нас с 1954 года работает Михаил Клавдиевич Тихонравов.
   Жуков и Неделин восприняли предложение Первого секретаря без особого энтузиазма, считая космос непонятной блажью Никиты Сергеевича.
   – Особое внимание прошу обратить на создание метеорологических спутников, а также аппаратов для фоторазведки, навигации и связи, – продолжил Хрущёв.
   Тут военные снова оживились. Это для них было понятно и выглядело полезным.
   – Это точно, спутник-фоторазведчик нам жизненно необходим, – поддержал Никиту Сергеевича маршал Жуков.
   – Насчёт эксперимента Кирилла Ивановича с зарядом малой мощности, – подал голос с дальнего конца стола Челомей. – Разрешите немного добавить?
   Устинов поморщился.
   – Слушаю вас, Владимир Николаевич, – ответил Хрущёв.
   – Мы тоже провели кое-какие испытания, – сказал Челомей. – Если позволите, у меня тут с собой фильм...
   Хрущёв попросил Шуйского принести кинопроектор. На дальнюю стену кабинета повесили экран, задёрнули шторы...
   Застрекотал киноаппарат. На экране появилась замысловатая модель в виде массивной платформы, над которой была пристроена труба подачи зарядов.
   (Челомей показал примерно такой фильм http://www.youtube.com/watch?v=Pcidu6ppcFg)
   – Мы использовали небольшие тротиловые шашки, с подрывом от детонатора, по проводам, – пояснил конструктор.
   Первый взрыв подбросил модель в воздух, тут же прогремел второй, за ним третий, четвертый. Подбрасываемое взрывами устройство летело всё выше и выше. После пятого взрыва оно было уже на высоте нескольких десятков метров. Взрывы прекратились, аппарат начал падать, затем раскрылся парашют, и модель приземлилась.
   – Как видите, простой и вполне убедительный опыт показывает, что летать на взрывной импульсной тяге можно.
   – А ещё мы уже начали проектировать систему подачи зарядов и систему амортизации тяговой плиты, – Челомей выключил проектор, включил свет, и развернул красочный плакат, нарисованный на ватмане цветной тушью. На плакате было изображено в разрезе устройство хранения и подачи зарядов в виде целого комплекса многозарядных барабанных кассет.
   – Вам кто разрешил тратить народные деньги на всякие игрушки? – не выдержал Устинов.
   – Я разрешил, – вмешался Келдыш. – Как научный директор Главкосмоса. У нас своё финансирование, и мы имеем право им распоряжаться.
   – Правильно сделали, что провели испытание, – сказал Хрущёв. – Очень показательно. Такие работы стоят недорого, и проводить их можно в инициативном порядке. Я вот слышал, что американцы собираются создать специальную организацию по перспективным оборонным разработкам (Хрущёв имеет в виду DARPA). Считаю, что нам тоже необходимо создать такую организацию, но не только по оборонным, а вообще по всем новым разработкам.
   – Пусть эта организация, назовём её, скажем, Госкомитет по новым технологиям при Научно-Техническом Совете СССР, – предложил Первый секретарь ЦК, – организует новые разработки во всех областях, отслеживает, с помощью разведки, появление новых технологий за рубежом, оценивает полезность всех новых разработок, как наших, так и зарубежных, а также вносит в Госплан предложения по финансированию этих разработок.
   – Предложение правильное, Никита Сергеич, – тут же сказал Устинов. – Поддерживаю.
   – Только выбить у Госплана ресурсы – далеко не простое дело, – заметил Келдыш. – У американцев есть такое понятие – «чёрные проекты». Мы могли бы резервировать, скажем, 1-2 % госбюджета на подобные проекты, а распоряжаться ими мог бы непосредственно ГКНТ. Разумеется, при условии строгой отчётности перед ЦК КПСС, Советом Министров и Госпланом.
   – Подумаем на этот счёт отдельно, – сказал Хрущёв.
   Госкомитет по новым технологиям (ГКНТ) при НТС СССР был создан уже в июле 1957 года (АИ). В СССР он играл ту же роль, что в США – DARPA.
   – Раз у нас появился достаточно мощный космический носитель, – продолжал проталкивать свою мысль Челомей, – неплохо было бы провести испытание корабля на взрывной импульсной тяге непосредственно в космосе. Я пока имею в виду модель на обычных зарядах тротила. Например, поставить её третьей ступенью к Р-7. Это пригодилось бы для отработки системы амортизации тяговой плиты.
   – Хернёй не занимайтесь, – проворчал Неделин. – Ракеты нужны для обороны страны. А не для запуска ваших игрушек.
   – М-да? – криво усмехнулся Челомей. – Разрешите ещё один фильм показать?
   – Давайте, – кивнул Хрущёв.
   Снова застрекотал киноаппарат. На экране появились три космических корабля сферической формы. Они приближались к планете, явно не земного типа. Кадр переменился, со стороны спутника планеты к ним приближались три других корабля, напоминающих по форме снаряды. Камера «облетела» корабль, показывая его со всех сторон. На борту утыканного орудиями планетолёта была отчётливо видна красная звезда, серп и молот, и красная надпись «Бдительный»
   Позади у него виднелась мощная круглая плита, за которой ежесекундно вспыхивали ослепительные вспышки света. Корабли подлетели к планете, в которой Хрущёв с удивлением узнал Юпитер. Фотографии большинства планет Солнечной системы – до Сатурна – были в ноутбуке. Насколько они были достоверны – Никита Сергеевич не знал, но красноватые полосы на Юпитере запомнил.
   Вскоре на орбите Юпитера разыгралось до ужаса реальное космическое сражение. (http://www.youtube.com/watch?v=fXeUkrlxQ98)
   Хрущёв с интересом следил за реакцией Жукова и Неделина. Этот ролик был найден в смартфоне группой Клушанцева, когда они переснимали на 35мм плёнку полученные из будущего фильмы. Таких коротких роликов, занимавших относительно небольшое место, но информативных, в смартфоне было несколько десятков, на самые разные темы.
   Никита Сергеевич специально подговорил Челомея показать фильм Жукову, выдав его за произведение Клушанцева.
   Когда снова включился свет, Хрущёв увидел, на лице Георгия Константиновича ожидаемый скепсис пополам со вполне объяснимым интересом.
   – И что, вы хотите сказать, что вот такие вот корабли реально можно построить? – спросил Жуков. – Сколько такой корабль стоить будет?
   – Сам корабль – примерно как тяжёлый крейсер, – ответил Челомей. – Только вот тяжёлый крейсер не может бомбить Америку с орбиты очередями атомных бомб. А такой корабль – может. Основная стоимость – тяговые заряды.
   Жуков и Неделин молча переглянулись. На их лицах читались недоверие и интерес.
   «П..ц Америке», – подумал Никита Сергеевич. – «Георгий, похоже, заинтересовался»
   – Это сколько ж ему бомб надо? – спросил Неделин. – Тут вся страна без штанов останется, если этот ваш звездолёт будет взрывать по бомбе в секунду.
   – Вот в этом пока главная проблема, – признал академик Щёлкин. – Но мы над этим работаем. Идеально было бы взрывать дейтерид лития без участия ядерного запала, но этого мы пока не умеем. Есть, впрочем, надежда, что с помощью реактора-ускорителя можно будет нарабатывать расщепляющиеся материалы, например, уран-233, несколько дешевле, чем в традиционном реакторе-размножителе.
   #Обновление 23.11.2014
   – Никита Сергеич, мне ясно одно: стартовать на ядерном приводе с Земли просто нереально. Даже если мы сумеем создать относительно чистые заряды, что тоже очень большой вопрос, так как при этом усложняется и удорожается конструкция и растёт мощность, – продолжал Щёлкин, – то всё равно остаётся проблема гигантских ускорений и быстрого износа краёв плиты, что приведёт к асимметрии тяги. Если только поднимать корабль на ЖРД километров на 50-70, где атмосфера уже совсем разрежённая и не будет образовываться сильная ударная волна. В любом случае, без натурного испытания упрощённой модели в реальном запуске, скажем, в качестве третьей ступени Р-7, сказать что-либо невозможно. А такой запуск усложняется необходимостью возвращения модели с орбиты для осмотра, либо надо осматривать модель в космосе. Это было бы предпочтительнее, чтобы исключить влияние трения об атмосферу при спуске с орбиты. Проще говоря, чтобы было однозначно ясно, какие повреждения получила плита именно в результате подрыва заряда.
   – Ладно, пока что всё это фантастика, – проворчал Хрущёв. – Экспериментами занимайтесь, а там видно будет. Кирилл Иваныч, ваше мнение я услышал, и с вами согласен. Эксперимент в космическом пространстве с упрощённой моделью проведём, но позже. Сейчас главная задача – отработать ракету-носитель, и желательно бы ещё как-то напугать американов, пока Янгель с Макеевым и Надирадзе настоящие боевые межконтинентальные ракеты не сделают.
   – Можно провести стрельбы Р-7 на максимальную дальность, – предложил Королёв. – Например, в акваторию Тихого океана.
   (Такие стрельбы были проведены в начале 1958 года. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)
   – Вот-вот, – оживился Неделин. – Правильное предложение, Сергей Палыч. И вообще, раз уж Кирилл Иваныч нас сегодня так порадовал, я всё-таки настаиваю, что все Р-7 надо передать под контроль военных. Раз уж вы сами считаете, что она может выполнять боевые задачи.
   – Я всё-таки продолжаю считать, что Р-7 – ракета в первую очередь космическая, – возразил Хрущёв.
   – Разрешите, Никита Сергеич, – сказал Королёв.
   – Пожалуйста, Сергей Палыч.
   – А что, если мы, используя имеющиеся наработки, сделаем на основе «семёрки» специализированную ракету для военных? Помните, мы с вами обсуждали вариант, мы его ещё называли Р-9, – предложил Королёв. – Я тут ещё раз прикинул для проверки по весам...
   – Да, помнится, был такой разговор, – припомнил Хрущёв. – Но мы же с вами тогда решили, что не нужна такая ракета.
   – Вы же сами сказали, что Р-7 для военных не подходит, – сказал Королёв. – Для них нужна специализированная ракета, но, при этом, мы сможем использовать при создании Р-9 имеющийся конструкторско-технологический задел по Р-7.
   – У Янгеля Р-16 на подходе, – заметил Хрущёв. – Если что-то делать – оно должно быть лучше, чем Р-16, с более высокими ТТХ и эксплуатационными характеристиками, иначе зачем? Вы хотите сказать, что Р-9 будет лучше, чем Р-16?
   – Да, – уверенно сказал Королёв. – И главное, что мы сможем сделать её очень быстро.
   – Гм... Насколько быстро? – спросил Неделин.
   – В начале 60-го года выведем на испытания, – уверенно пообещал Королёв. – Если в этом году начнём проектировать.
   (В реальной истории первоначальное предложение о проектировании Р-9А было направлено в Правительство в апреле 1958 г, в марте 1959 получено согласие Министерства обороны, 13 мая 1959 принято Постановление, т. е. выделены средства и определены исполнители и соисполнители. К моменту завершения в октябре 1959 года эскизного проекта ракеты Р-9 были выданы и согласованы задания всем смежным организациям, выпущен комплект рабочих чертежей, изготовлена технологическая оснастка и начато изготовление отдельных агрегатов ракеты. Летные испытания ракеты Р-9 начались 9 апреля 1961 года, первый успешный пуск – 21 апреля 1961 года. http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/energia46-96/04.html При начале проектирования в середине 1957 г или даже в начале 1958 г, названные Королёвым сроки достаточно реальные.)
   – Это каким же образом? – спросил Хрущёв.
   Прожектёров он не любил, а предложение Королёва выглядело совсем уж нереальным.
   – Помните, Никита Сергеич, что у нас третья ступень для «семёрки» подготовлена? – спросил Королёв. – Мы её ещё в 54-м параллельно проектировать начали. Вот её возьмём в качестве второй ступени новой ракеты. Сделаем к ней первую ступень, причём мы уже с переохлаждённым кислородом работать научились, так что время заправки можно будет сильно сократить.
   (В реальной истории в качестве третьей ступени для Р-7 использовалась вторая ступень ракеты Р-9А. Сейчас Королёв по сути предложил провернуть обратную операцию)
   – Это опять на кислороде? – спросил Неделин. – Не надо нам такого счастья. Сделайте нам ракету на высококипящих компонентах.
   – Я имею в виду, что мы, во-первых, при подготовке «семёрки» многому научились, – сказал Королёв, – и теперь знаем, какие характеристики важны для военных. Уверен, что мы сумеем уложиться по времени заправки в 15 минут, пока раскручиваются гироскопы. (Реально Р-9А в шахтном варианте заправлялась переохлаждённым кислородом быстрее, чем раскручивались гироскопы http://www.buran.ru/htm/gud%2012.htm)
   – К тому же, третья ступень для «семёрки» уже прошла стендовую отработку, а для первой мы используем двигатели, являющиеся дальнейшим развитием РД-107, которые стоят на «семёрке», и есть возможность широко использовать детали от Р-7 и её производственную оснастку, – продолжал агитировать Королёв. – Фактически, мы можем запроектировать новую ракету и поставить её на конвейер параллельно с отработкой Р-7, сразу учитывая в её конструкции все выявленные недостатки. (Габариты ракеты выбирались так, чтобы обеспечивалось транспортирование её в собранном виде в одном железнодорожном вагоне и чтобы можно было использовать сварочно-штамповочное оборудование ракеты Р-7 для производства блоков ракеты Р-9. http://www.buran.ru/htm/gud%2012.htm. Конструктивные особенности ракеты Р-9 и принятая технология изготовления позволяли без существенной переделки оборудования цехов завода 88 быстро и даже параллельно с Р-7 вести освоение и переход к серийному выпуску новой ракеты Р-9. http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/energia46-96/04.html) К моменту создания новой ракеты будет готова и новая комплексированная навигационная платформа повышенной точности – инерциальная, плюс астронавигация с бортовой ЭВМ, и мы могли бы на новую ракету «самосвал» поставить...
   – Насколько я помню, Янгель тоже в конце 60-го обещает представить Р-16 на испытания, – заметил Хрущёв. – А от вас, Сергей Палыч, я вообще-то жду РТ-2.
   – С РТ-2, как я уже говорил, не всё так просто... – ответил Королёв. – Так быстро мы её не сделаем. Михаил Кузьмич, конечно, слово сдержит, я его знаю, но ведь его Р-16 ещё отрабатывать придётся. А у нас половина ракеты, считайте, уже есть.
   Хрущёв несколько минут размышлял молча. Затем сказал:
   – Сейчас решать не буду. Представьте записку, там посмотрим. Сразу скажу – делать параллельно аналог Р-16 на кислороде смысла не вижу. Если уж делать, то делать надо так. Базирование – сразу в шахте. Причём ракета должна находиться в защищённом контейнере, вывешенном в шахте на амортизаторах, чтобы держала близкий ядерный взрыв. Шахту сразу надо делать унифицированную, такую, чтобы можно было туда и вашу ракету поставить, и янгелевскую, а в идеале – чтобы можно было заменить контейнер с вашей ракетой на контейнер с ракетой Янгеля и обратно.
   – Сделаем, Никита Сергеич, – Королёв говорил уверенно, видно было, что он уже всё заранее просчитал. – Более того, мы просчитали вариант установки на Р-9 третьей орбитальной ступени. Можем сделать на её базе глобальную ракету. Шахтную.
   – Хм... – Хрущёв заинтересованно подсчитывал что-то, загибая пальцы. – Янгель раньше 67-68 года глобальную ракету не сделает, а если вам удастся сделать её, скажем, к 62-му году, тогда это будет оправданно. И посмотрите, может быть удастся использовать её в качестве летающего стенда для отработки новых двигателей, что делаются по схемам «концептов», – Хрущёв имел в виду двигатель замкнутой схемы, аналог НК-33, который в это время совместно доводили Глушко и Кузнецов. – Да, кстати, а с Глушко вы своё предложение согласовали? Мы его и так уже завалили работой, а тут ещё движки для первой ступени делать, а потом ещё и для третьей... Я представляю, что Валентин Петрович по этому поводу скажет...
   – Да ничего не скажет, – ответил Королёв. – Для второй ступени двигатели Косберг уже сделал, больше того, уже отработал. (Двигатель блока А был разработан в ОКБ-456 – В.П. Глушко, а двигатель блока Б — в ОКБ-154 – С.А. Косберг. http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/energia46-96/04.html) А на первую ступень Валентин предлагает поставить модифицированный двигатель от первой ступени «семёрки», подняв в нём тягу за счёт увеличения давления. Мы с ним, на самом деле, этот вариант уже обсуждали.
   (Двигатель РД-111 был сделан на основе наработок по двигателю РД-107, хотя объём работ и уровень модификации в итоге оказался заметно большим, чем изначально предполагали.)
   – Там важно не влезть в высокочастотные пульсации, – продолжил Королёв, – но насчёт этого мы интересную подсказочку нашли.
   (В реальной истории на 3-й ступени ракеты ГР-1: «Впервые в двигателе была использована камера сгорания с щелевой смесительной головкой, имеющей высокую расходонапряженность и устойчивость к высокочастотным колебаниям, что существенно повысило надежность двигателя.» http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/energia46-96/04.html)
   – А ещё есть идея затем собрать на основе первых ступеней новой ракеты универсальный носитель с пакетной компоновкой, – закончил Сергей Павлович. – Соединить штук пять таких УРМ вокруг центрального блока большей размерности, а на нём уже можно будет двигатели с замкнутой схемой поставить. Полезную нагрузку надо ещё прикинуть, но получится изрядно побольше, чем на «семёрке», и притом – на отработанных и освоенных к тому времени комплектующих.
   – Тогда годится. – сказал Хрущёв. – И если делать на кислороде, то на переохлаждённом, чтобы заправлялась быстрее, и в заправленном состоянии могла стоять хотя бы часов десять. Операции заправки и подготовки к пуску должны быть максимально автоматизированы. Сделаете?
   – Сделаем, – твёрдо ответил Королёв.
   Он уже изучил по «документам 2012» все изделия, которые ему в «той истории» удалось сделать, и теперь был уверен в своих возможностях больше, чем когда-либо.
   – Можем даже мобильный железнодорожный вариант сделать. Не ГР-1, конечно, но Р-9 сделаем.
   – Мобильный железнодорожный? – Неделин тут же заинтересовался. – Не. На кислороде, да ещё мобильный – это нереально. Нам только не хватало цистерны с жидким кислородом в поезде, чтобы кислородный пожар устроить. Сделайте нам ракету на «вонючке»
   – Ну вот ещё! – возмутился Хрущёв. – Митрофан Иваныч, вот только самовоспламеняющихся компонентов нам в поезде не хватало! Сойдёт с рельсов где-нибудь в повороте – такой фейерверк будет, что мама не горюй. Сергей Палыч, давайте спешить не будем. Железнодорожный комплекс – штука, конечно, заманчивая, но очень сложная. Давайте для начала сделаем хорошую универсальную шахтную ракету и на её базе УРМ для составного носителя.
   – Хорошо, – согласился Королёв. – Вот только с жидким кислородом нам помощь потребуется. Для космических запусков жидкий кислород тоже будет необходим, может быть, стоит создать специальную организацию по разработке криогенной техники? Она не только на нас, а и на весь Союз будет работать.
   Королёв намекал на необходимость создания НПО «Криогенмаш». (В реальной истории создано в г. Балашиха в 1972 г)
   – Хорошо. Насчёт криогенной техники – подумаем. Свои соображения по этому поводу напишите, чтобы в Президиуме обсудить, и в Госплан передать. А теперь вернёмся к запускам Р-7 на максимальную дальность, – сказал Хрущёв. – Что вам ещё нужно для проведения такой операции?
   – Понадобится несколько кораблей для наблюдения за районом падения боеголовок, – заметил Королёв.
   – Корабли найдём, – решил Хрущёв. – Предложение Сергея Палыча одобряю. И вот что. А давайте-ка заодно пошлём «открытку» для Эйзенхаура. Кирилл Иваныч, вы полсотни микрозарядов сумеете сделать?
   – Смотря к какому сроку, Никита Сергеич! Боюсь, что на это не меньше года понадобится, – ответил Щёлкин.
   – Годится. Делайте. Значица, так, товарищи, – сказал Хрущёв. – Предлагаю стрельбы на максимальную дальность провести в два этапа. Этап первый – по готовности носителя стреляем измерительной головной частью на 12 тысяч километров. Падение головной части регистрируем с кораблей. Думаю, что американцы тоже будут где-то рядом болтаться, так что тоже всё увидят.
   – Этап второй, – усмехнулся Никита Сергеевич. – Вы, Сергей Палыч, готовите «самосвал». Надо продумать, как грамотно разбросать боевые блоки по максимальной площади, но чтобы обеспечить перекрытие зон поражения.
   – Это можно, например, вращением сделать, – с ходу предложил Королёв. – Центробежной силой развести боевые блоки.
   – Вам виднее. В общем, вторым этапом объявляем о проведении ядерных испытаний в международных водах в акватории Тихого океана, объявляем квадрат запретной зоной. И накрываем его нашим «самосвалом». Американцы на атоллах бомбы взрывают, а мы что, рыжие?
   – Мы не рыжие, Никита Сергеич, – усмехнулся Королёв. – Мы – красные!
  
   После заседания Челомей подошёл в коридоре Кремля к Королёву.
   – Сергей Палыч, ты, вроде, скоро научный спутник запускать собираешься?
   – Собираюсь, – коротко ответил Королёв.
   Он решил было, что Челомей будет приставать к нему с идеей запуска прототипа импульсного корабля. Королёв всё ещё считал эту затею бредовой. Но Челомей заговорил не об этом.
   – У тебя вторая ступень, по моим прикидкам, на орбиту выходить должна?
   (В АИ первый спутник запускали на Р-5-3, поэтому Челомей пока может определить возможность выхода 2й ступени Р-7 на орбиту только расчётом)
   – Да, – кивнул Королёв. – А что?
   – Не выводи её на орбиту, – убеждённо произнёс Челомей. – Сделай что хочешь, но ступень с орбиты после вывода спутника сведи.
   – Да зачем? – удивился Королёв. – Пусть себе летает. Через несколько недель сама затормозится об атмосферу и сгорит.
   – Идея у меня есть, – сказал Челомей. – Как американцев на место поставить. Если интересно, могу приехать с плакатами и всё рассказать. Но чтобы был эффект внезапности, надо до поры до времени вторую ступень на орбиту не пускать.
   Сбить спесь с американцев Сергей Павлович хотел не меньше Хрущёва, и потому заинтересовался.
   – Можно на бак окислителя противосопла поставить. Мы уже поставили одно, для небольшого торможения при отходе головной части, можно ещё одно, для увода поставить. И и дать давление наддува под конец чуть побольше. Давай завтра созвонимся, и приезжай, – предложил он. – Лучше даже прямо в Главкосмос, там Келдыша заодно поймаем.
   (Подобная система с противосоплами в баке окислителя использовалась при запуске «Спутника-3» http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/afanasiev3.htm)
   – Надо бы ещё Щёлкина, – сказал Челомей. – А, кстати, вот и он. Кирилл Иванович, можно вас на минутку?
  
   Академики собрались на следующий день. Челомей пока академиком не был, но не сомневался, что будет.
   Когда он развернул перед ними плакат, Королёв с удивлением узнал в представленном на рисунке космическом аппарате вторую ступень его «семёрки», надставленную примерно десятиметровым модулем, на котором виднелись крестообразные панели солнечных батарей.
   – Выглядит внушительно, – сказал Сергей Павлович.
   – Так на то и расчёт! – усмехнулся Челомей.
   – Ну, и что это за хреновина?
   – Ты, Сергей Палыч, ориентацию в пространстве отработать собираешься? А маневрирование на орбите? – спросил Челомей. – Вот тебе летающий стенд для отработки. Приделаем к твоей второй ступени мой модуль, и будет у тебя на орбите управляемый маневрирующий спутник длиной 40 метров. Прикинь, как американцы обос..утся, когда над головой это увидят.
   – Погоди, погоди... – сказал Королёв. – Ты хочешь сказать, что эта штука будет маневрировать на орбите?
   – Ну конечно! Менять ориентацию и маневрировать немного, – пояснил Челомей.
   – Я представляю, как это чудовище подлетает к Вашингтону и принимает вертикальное положение, – Келдыш усмехнулся. – Учитывая, как они перепугались при запуске нашего спутника...
   – Пф-ф! – фыркнул Королёв. – А если они решат, что она прицеливается в Белый Дом? Не, товарищи, так и войну начать недолго. Кстати, а зачем ты Кирилла Иваныча пригласил?
   – Вот, слушайте, – начал Челомей, разворачивая следующий плакат.
  
   В течение следующих нескольких минут в кабинете научного директора Главкосмоса был слышен громовой хохот.
   – Это надо Никите Сергеичу показать, – решил Келдыш. – Я договорюсь о встрече.
   – Кирилл Иваныч, а вы сможете собрать несколько микротермоядерных зарядов разной мощности? – спросил Челомей. – Что-нибудь от 5 до 20 килотонн, чтобы взрывать по нарастающей?
   – Соберём, – кивнул академик Щёлкин. – Вы только систему прицеливания продумайте как следует, чтобы не промахнуться. А то будет выглядеть нереально.
   – А мы вокруг точки прицеливания по три радиомаяка поставим, на буйках, – предложил Королёв. – Или даже световые маяки, чтобы видно было только сверху. И прицеливаться будем в точку пересечения медиан треугольника. Можно даже всю конструкцию чем-то соединить, чтобы буйки не разносило волнами в стороны.
   – Да, в общем-то подводный взрыв всё равно захватывает приличную площадь, – заметил Келдыш. – Если даже промахнёмся на десяток-другой метров, в темноте американцы не заметят. Меня больше остаточная радиоактивность беспокоит.
   – При наших испытаниях остаточная радиоактивность была на значительно более низком уровне, – подсказал Щёлкин. – Термоядерная реакция «дожигала» непрореагировавший остаток запала. Наведённая радиация присутствовала, конечно, но также в меньшей степени.
   – Это могут списать на остаточную ионизацию в месте удара луча, – подсказал Челомей. – Главное, чтобы луч выглядел правдоподобно.
   – Как ты собираешься сгенерировать такой гигантский электрический потенциал? – спросил Королёв.
   – Взрывомагнитным генератором, – ответил Челомей. – Документацию по нему Серов предоставил. Мы уже опытный образец собрали и испытали. Спутник будет ориентируемый, поэтому можно аккуратно вытолкнуть взрывогенератор в космос, соединив его со спутником длинным кабелем. Если рванёт метрах в 50 от спутника, система ориентации удержит грубую наводку. Потом аккуратно корректируем прицел, и стреляем.
  
   Хрущёв, выслушав предложение «академиков-заговорщиков», тоже долго хохотал.
   – Вот ведь! Вроде, взрослые серьёзные мужики... Академики... А отмочат иной раз почище провинциального секретаря райкома или председателя колхоза. Вы что же, любую херню, что я сморозил, в жизнь воплотить пытаетесь? Товарищи, вы этак Эйзенхауэра в гроб вгоните! До инфаркта доведёте, – произнёс он, наконец, вытирая слёзы смеха. – А мне с ним ещё договариваться! М-да... Но задумка мне нравится... Вкусная задумка...
   – Мы это учитываем, – сказал Королёв. – Стрельбы можно провести в начале 1959 года, как раз успеем всё подготовить и отработать все системы. Тогда у Айка будет почти 9 месяцев, чтобы отлежаться. Зато у нас на переговорах будет увесистый аргумент.
   – Сергей Палыч, ему уже лет много! Смотрите, не переборщите! Кроме шуток, я серьёзно, – сказал Хрущёв. – Кстати, а что такое взрывомагнитный генератор?
   – Устройство, преобразующее энергию взрыва обычной взрывчатки в мощный импульс электрического тока, – пояснил Челомей. – Не знаю, где ребята Ивана Александровича это выкопали, но весьма пригодилось.
   – Гм... Погоди-ка. Что-то мне такое говорили про электромагнитный импульс... – припомнил Хрущёв.
   – Ну да, в общем, это всё из той же оперы...
   Никита Сергеевич задумался.
   – Я вот думаю, насчёт авианосных соединений. А если перед ударом крылатых ракет запустить в ордер торпеду с таким генератором? Чтобы выстреливался из торпеды в воздух и создавал мощный электромагнитный импульс? Тогда можно вырубить ПВО соединения, в этом случае значительно больше крылатых ракет достигнут цели.
   – Мы в этом не специалисты, – ответил Королёв. – Это с моряками обсуждать надо.
   – Теоретически, может получиться, – сказал Челомей. – Но надо очень хорошо всё посчитать. Мощность генератора, зоны поражения, количество торпед, точки подрыва... Сергей Палыч прав, надо моряков подключать.
   – Позвоню Кузнецову, поручу покумекать над этим, – решил Хрущёв. – А вы, товарищи, работайте. Осечки быть не должно.
  
   Первое огневое испытание ракеты Р-12 было проведено в марте 1957 г. в НИИ-229 в г. Загорске. Испытание оказалось успешным. Следом сразу же были проведены еще три огневых испытания. Первую летную ракету под индексом М2-3 отправили с завода №586 на полигон Капустин Яр 5 мая 1957 г. Ракету погрузили в специальный вагон, и в начале лета она прибыла на полигон.
   Испытания проводились на площадке №4 «Н» («новая»), техническая позиция оборудована в монтажно-испытательном корпусе площадки №20, стартовая позиция – на площадке №21.
   На полигон приехали почти все главные специалисты ОКБ: М. Янгель, В. Будник, Л. Васильев, В. Ковтуненко, Н. Герасюта, Б. Губанов, В. Грачев (ведущий конструктор ракеты), проектанты, конструкторы, двигателисты, управленцы, баллистики, прочнисты, испытатели. Руководил бригадой подготовки и проведения пуска испытатель Загорского НИИ Анатолий Бабушкин. Председателем госкомиссии назначили генерал-лейтенанта Андрея Соколова.
   Прилетел на полигон и Сергей Павлович Королёв. Раздосадованный недавним неудачным первым пуском Р-7, он, посмотрев на длинную тонкую Р-12, сказал: «Это что за карандаш? Он сломается, не успев взлететь».(http://rvsn.ruzhany.info/SS_4.html)
   Михаил Кузьмич Янгель лишь усмехнулся.
   По данным, полученным через председателя КГБ Серова, ещё в ходе изготовления первой опытной партии, ракета была доработана. Заново спроектировали и отработали на стендах, насколько это было возможно, систему отделения головной части. Чтобы импульс при отделении не влиял на точность попадания, скорость отведения головной части пневмотолкателем максимально уменьшили, задросселировав магистраль. После разделения сама ракета тормозилась, чтобы избежать соударений с головной частью.
   Эти доработки позволили значительно сократить сроки испытаний. Более того, главным новым качеством у них было ампулизированное исполнение топливных емкостей и возможность нахождения в заправленном состоянии до одного года. Были проведены технологические и конструктивные усовершенствования обеспечивали значительное уменьшение габаритов, стартовых весов и стоимости изготовления. (В реальной истории этот комплекс доработок для ракет Р-12, Р-14 и Р-16 был предложен по результатам испытаний, но от него отказались, чтобы не задерживать постановку ракет на вооружение. Доработанные ракеты в документации завода-изготовителя обозначались как Р-22, Р-24 и Р-26 http://rvsn.ruzhany.info/SS_4.html)
   Помимо значительно более долгого — 1 год вместо 30 суток, т. е. в 12 раз – нахождения заправленной ракеты на боевом дежурстве, ампулизированная конструкция также позволяла значительно сократить время подготовки к пуску. Если на приведение обычных ракет в состояние полной готовности к пуску требовались десятки минут, и даже часы в зависимости от исходных состояний, то время готовности ампулизированной ракеты определялось, в основном, временем раскрутки гироскопа до нужного числа оборотов.
   Первый пуск состоялся 22 июня 1957 года. Он был сразу удачным. (Так и было в реальной истории) Помогла тщательность подхода Михаила Кузьмича Янгеля ко всем мелочам проектирования. Пролетев 2000 километров, ракета точно поразила условную цель – прицеливание производилось по горе Мунлу в Казахстане.
   Маршал Неделин тепло поздравил коллектив завода № 586 с выдающимся успехом.
   Всего в ходе первого этапа испытаний было проведено 25 пусков ракет Р-12. Уже в ходе первого этапа стало ясно, что ракета будет летать. Поэтому Хрущёв, посоветовавшись с Неделиным и Жуковым, сразу распорядился начать строительство защищённых шахтных пусковых позиций. (Реально строительство шахтных пусковых позиций началось значительно позже – 1 шахтный полк встал на боевое дежурство 1 января 1963 г. в г. Плунге, в Латвийской СССР. http://www.arms.ru/nuclear/R12.htm Задержка была, в первую очередь, обусловлена тем, что уязвимость открытых пусковых позиций осознали далеко не сразу, а лишь с 1958-59 года.)
   Позиционные районы для Р-12 начали готовить загодя, а пусковую шахту в Капустином Яре, для проведения 2 этапа испытаний, начали строить одновременно с началом испытаний 1 этапа, уже с июня 1957 года (В реальной истории шахту в Капустином Яре начали строить в июне 1959-го, строительство заняло около 3-х месяцев, так как уже в начале сентября 1959 го был проведён первый пуск из шахты http://www.arms.ru/nuclear/R12.htm)
   В ходе первого этапа испытаний, разумеется, выявились некоторые недостатки, но их было значительно меньше. Были проведены соответствующие доработки, занявшие около полугода. Второй этап испытаний проводился с декабря 1957 по июнь 1958, в ходе этих испытаний была впервые проведёна стрельба ракетой из пусковой шахты. (В реальной истории – начало сентября 1959 г) В первом пуске из шахты ракета на 57 секунде полёта потеряла управление и упала. Анализ обломков показал, что при выходе из шахты один из стабилизаторов был повреждён. Конструкцию ракеты доработали.
   Достигнутая в ходе испытаний высокая надёжность ракеты позволила отказаться от проведения последних 9-ти пусков (http://rvsn.ruzhany.info/SS_4.html)
   В июле 1958-го Р-12 была официально принята на вооружение. (В реальной истории в сентябре 1958 был показ старта Р-12 Хрущёву во время его посещения полигона Капустин Яр, принятие на вооружение – 4 марта 1959 г. http://rvsn.ruzhany.info/SS_4.html. Указанная в http://www.arms.ru/nuclear/R12.htm дата 4 марта 1958 г – явная опечатка)
   Уже одновременно с началом первого этапа испытаний, сразу после первого удачного пуска, было принято решение о развёртывании крупносерийного выпуска Р-12. (В реальной истории решение было принято в апреле 1958 года) Инициатором решения выступил Устинов, которого активно поддержал Хрущёв. На возражения скептиков, относительно того, что «стоило бы сначала завершить испытания, а затем разворачивать серийное производство», Никита Сергеевич ответил:
   – Нечего резину тянуть. Я в Янгеля верю, ракета у него получилась. Надо готовить серийное производство.
   Уверенность Хрущёва и Устинова основывалась на информации из «документов 2012» Р-12 вышла удачной ракетой, и руководители СССР сделали ставку на неё. К тому же на базе Р-12 предполагалось создать недорогой носитель для вывода на орбиту лёгких спутников. Пока само понятие «лёгкий спутник» было условным – электроника ещё не позволяла делать спутники по-настоящему лёгкими. Но в скором прогрессе электроники Хрущёв не сомневался.
   Производство Р-12 разворачивали на 4х заводах. Головным выступал завод № 586 в Днепропетровске, с которого изделие передавалось в серию на Пермский машиностроительный завод имени В.И. Ленина (Мотовилихинские заводы), Оренбургский машиностроительный завод и Омский авиационный завод.
   12 июля 1957 года приказом Госплана Пермского экономического административного района было создано специальное производство по изготовлению жидкостных ракетных двигателей на Заводе имени Я.М. Свердлова. Всего в Перми для выпуска комплектующих к ракете Р-12 было задействовано 19 предприятий-смежников. Для обеспечения выполнения важнейшей государственной задачи Хрущёв дал указание Госплану СССР, ставшему основным административным звеном в управлении экономикой (см. гл. 23) наладить продовольственное снабжение в Пермском экономическом районе на уровне закрытых научных городов Арзамас-16 и Томск-7. Тем более, что успехи в сельском хозяйстве позволяли это сделать. (АИ) Главной задачей нового производства стало освоение двигателей РД-214 ракеты Р-12 и ракеты-носителя «Космос». В марте 1958 года пермский РД-214 с успехом выдержал проверку на стенде ОКБ-ГДЛ, г. Химки — советского опытно-конструкторского бюро по разработке жидкостных ракетных двигателей (сейчас — ОАО «НПО Энергомаш им. академика В. П. Глушко»). С этого момента началось серийное производство жидкостных ракетных двигателей. Жидкостные ракетные двигатели РД-214 (8Д59) для БРСД 8К63, впоследствии РД-214У (8Д59У) для БРСД 8К63У наиболее длительное время – с ноября 1957 г. по июль 1972 г. – изготовлялись именно в Перми. (В реальной истории: Приказ Пермского Совнархоза, дата приказа – 12 марта 1958 года, дата испытаний – январь 1959 года, начало выпуска – ноябрь 1958 http://rvsn.ruzhany.info/SS_4.html)
  
  
   Третья по счёту «лётная» ракета Р-7 уже месяц неторопливо готовилась на технической позиции. Сам спутник начали создавать ещё в 1954 году , и с 1956го он не спеша дорабатывался в НИИ-88, дожидаясь своей очереди на пуск.(АИ)
   Спутник был выполнен как термоконтейнер конической формы длиной 3,57 м, с диаметром основания 1,73 м, без учета выступающих антенн.
   (Выглядел он вот так http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/foto/07-17.jpg)
   Внутри гермокорпуса на задней приборной раме из магниевого сплава, были расположены приборы системы управления: радиотелеметрическая система «Трал» и радионавигационная – аппаратура «Факел-Д» и «Факел-М» для контроля орбиты. Так же здесь находилось программно-временное устройство, блоки командной радиолинии МРВ-2М и системы обеспечения теплового режима, электрохимические источники тока. Здесь же была установлена научная аппаратура для измерения интенсивности первичного космического излучения и регистрации ядер тяжелых элементов в космических лучах, а также для регистрации ударов микрометеоров.
   На передней приборной раме были размещены: аппаратура для измерения давления, ионного состава атмосферы, концентрации положительных ионов, величины электрического заряда, напряженности электростатического и магнитного полей, интенсивности корпускулярного излучения Солнца. Здесь же был установлен один из радиопередатчиков «Маяк»в. Всего спутник нес на борту 12 научных приборов.
   Помимо химических источников электропитания, спутник оснащался секциями полупроводниковых солнечных батарей – четыре малые секции на переднем днище, четыре секции на боковой поверхности и одна – на заднем днище. Это обеспечивало всенаправленность диаграммы приема излучения. Регулирование теплового режима ИСЗ осуществлялось путем изменения принудительной циркуляции теплоносителя, в качестве которого использовался газообразный азот, а также изменением коэффициента собственного излучения ИСЗ. С этой целью на боковой поверхности спутника были установлены 16 секций автоматически управляемых жалюзи.
   Спутник был оснащен совершенной для своего времени измерительной и радиотелеметрической аппаратурой – система «Трал» работала с запоминающим устройством, при этом результаты измерений запоминались и с большой скоростью сбрасывались на приемные пункты при пролете спутника над территорией СССР.
   (Расположение научной аппаратуры на спутнике см http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/foto/07-19.gif
  Научная аппаратура спутника:
  1 - магнитометр; 2 - фотоумножители для регистрации корпускулярного излучения Солнца;
  3 - солнечные батареи; 4 - прибор для регистрации фотонов в космических лучах;
  5 - магнитный и ионизационный манометры; 6 - ионные ловушки; 7 - электростатические флюксметры;
  8 - масс-спектрометр; 9 - прибор для регистрации тяжелых ядер в космических лучах;
  10 - прибор для измерения интенсивности первичного космического излучения;
  11 - датчики для регистрации микрометеоров
   По материалам http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/afanasiev3.htm)
   При подготовке к пуску Королёв с Тихонравовым несколько модифицировали спутник. Получив информацию о малой вероятности столкновения с микрометеорами, Сергей Павлович распорядился выкинуть аппаратуру их регистрации. Вместо них был установлен простейший счётчик Гейгера-Мюллера, подобный тому, какой в «той истории» стоял на борту американского спутника «Explorer-1». Его показания также записывались на магнитофон и периодически сбрасывались на приёмные пункты.
   Аппаратуру регистрации данных испытывали неоднократно – Королёв из «документов 2012» знал, что именно её отказ в «той истории» стал причиной ошибки академика Вернова в интерпретации данных по замерам радиоактивности, и честь открытия радиационных поясов Земли ушла в США, к Джеймсу ван Аллену.
   Королёв приказал подготовить 4 комплекта аппаратуры регистрации для спутника и ещё 4 приёмных комплекта. Аппаратуру полностью перепроектировали, использовав наработки американской фирмы «Ampex», к которым имелся доступ благодаря деятельности Первого Главного управления КГБ. Новая аппаратура была значительно более надёжной. Кроме того, Королёв, как и в случае с первым спутником, приказал установить наиболее критичную в плане надёжности аппаратуру на салазках, чтобы, в случае отказа даже перед самым стартом, её можно было легко и быстро заменить через предусмотренный в конструкции люк обслуживания. (АИ)
   С аппаратурой регистрации радиоактивных частиц Сергей Павлович неожиданно попал в сложное положение. Руководителем исследований по этой теме был академик Вернов Сергей Николаевич, профессор МГУ, и он настаивал на установке значительно более сложного прибора СМ-65.
   Королёв знал из «документов 2012», что этот сложный и тяжёлый прибор на спутнике нафиг не нужен – значительно важнее для получения результата надёжность аппаратуры регистрации, позволяющей получать данные за время всего витка, а не только во время пролёта спутника над территорией СССР. Но как объяснить это Вернову, не раскрывая «Тайны»? А Сергей Николаевич осаждал Константина Давыдовича Бушуева, отвечавшего за подготовку «Спутника-3», требуя любой ценой «воткнуть» туда свой СМ-65. (АИ, в реальности прибор СМ-65 был установлен на «Спутнике-2», который в этой версии истории пропустили http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/afanasiev3.htm)
   В конце концов Королёв вынужден был соврать Вернову, что его прибор снят со спутника «из-за перевеса».
   Ракета-носитель для запуска «Спутника-3» также была модифицирована. Прежде всего, Валентин Петрович Глушко подготовил для неё двигатели с увеличенным удельным импульсом. Также ракета была облегчена. Была существенно упрощена телеметрия, выброшены кабели, связывающие носитель с головной частью, уменьшено число аккумуляторных батарей. Модифицированный носитель получил обозначение 8А91. (http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/afanasiev3.htm)
   Подготовка закончилась к 7 июля 1957 года – в этот день ракета с порядковым номером Б1-1 была вывезена на старт. (В реальной истории ракеты в комплектации 8А91 с номерами Б1 строились с октября 1957 г, в июле ещё использовалась ракета № М1-7. В АИ Королёв и Глушко, получив необходимые данные, несколько ускорили работу.) Ракету Б1-2, на которой первоначально собирались запустить спутник, Королёв пускать запретил – в «той истории» на ней возникли резонансные вибрации боковых блоков, что привело к её гибели на 96й секунде выведения. Сергей Павлович приказал отрабатывать на ней демферы для гашения вибраций.
   Как и в предыдущем случае, подготовка изделия на стартовой позиции заняла ещё пять суток. 12 июля 1957 года ракета, несущая в качестве полезной нагрузки искусственный спутник, в «той истории» получивший название «Спутник-3», была готова к пуску. (Реальная дата запуска «Спутника 3» – 15 мая 1958 года)
   Ракета со спутником ушла в небо в 21.00 12 июля 1957 года. Тщательно отлаженная материальная часть на этот раз отработала как часы. Конечно, потом анализ плёнок телеметрии вновь выявил целый букет мелких неполадок, но на общий ход событий они, к счастью, влияния не оказали.
   Так, например, была двухсекундная задержка с выходом на режим первой промежуточной ступени тяги и, затем, на режим главной ступени тяги одного из боковых блоков. Продлись эта задержка чуть дольше – и автоматика отключила бы двигатели. К счастью, пронесло, блок «Г» вышел на режим едва ли не на последних секундах временного контроля.
   (Реальная неисправность, выявленная по телеметрии после запуска 1 спутника 4 октября 1957 г РИ)
   Спутник вышел на близкую к расчётной орбиту: наклонение – 65,2®; высота перигея – 226 км; высота апогея – 1881 км; период обращения – 105,95 мин. Он активно функционировал до конца июля 1957 года (АИ, в реальной истории спутник был запущен 15 мая 1958 года и проработал в активном режиме до 3 июня 1958) После того, как его аккумуляторы разрядились, солнечные батареи ещё в течение месяца продолжали питать радиоответчик спутника, позволяя точно отслеживать изменение параметров его орбиты. Он окончательно сошёл с орбиты в июне 1959 года (в реальной истории – в апреле 1960), совершив более 10000 оборотов вокруг Земли.
   В результате безотказной работы системы телеметрии и хранения данных было получено большое количество очень важной информации. Одним из сенсационных результатов, как этого втайне ожидал Королёв, «знавший будущее на несколько шагов вперёд», стало обнаружение высокой концентрации электронов на больших высотах, за пределами уже известной ионосферы. Академик Сергей Николаевич Вернов, автор этих исследований, поначалу объяснял это явление вторичной электронной эмиссией — выбиванием электронов из металла спутника при столкновении с частицами высоких энергий — протонами и электронами. Но затем, сопоставив записанный на магнитофонную плёнку сигнал счётчика Гейгера с периодом обращения спутника и параметрами орбиты, он отметил в изменении сигнала чётко прослеживаемую периодичность.
   Академик Вернов и ещё один советский физик-экспериментатор, Александр Евгеньевич Чудаков (http://ru.wikipedia.org/wiki/Чудаков_Александр_Евгеньевич) попытались построить на основе полученных данных графическое распределение уровней радиации вокруг планеты. Кропотливое исследование заняло дало неожиданный результат – вокруг Земли был обнаружен радиационный пояс тороидальной формы – гигантский бублик, наполненный заряженными частицами высоких энергий. (Примерно вот так оно выглядит http://rageofnature.com/wp-content/uploads/2013/03/nasa_rageofnature.com-poyasa-zemli.jpg)
   Едва взглянув на плакат Вернова и Чудакова, когда физики докладывали о полученных результатах на заседании у Келдыша, Сергей Павлович вполголоса произнёс:
   – Та-ак... А к Марсу-то с полярной орбиты стартовать надо... Или из высоких широт. Да ещё и перпендикулярно эклиптике... Плохо. И по весу и по энергетике невыгодно. Вот ведь, твою мать... А ведь получается, что Вовка-то прав, что взялся этот грёбаный взрыволёт делать. Ему-то похрен, где стартовать, с его-то мощностью... Интересно, а возле Марса такие пояса есть? Надо будет у Селина в книгах порыться...
   Открытие радиационных поясов Земли стало важнейшим вкладом советских учёных в достижения мировой науки в ходе Международного геофизического года. (В реальной истории из-за отказа аппаратуры регистрации данных на «Спутнике-3» Вернову не удалось получить полную картину распределения плотностей радиации в зависимости от положения спутника на орбите. Подобное исследование провёл Джеймс ван Аллен при помощи счётчика Гейгера, установленного на американском спутнике «Explorer-1» Через 2 года он объявил об открытии радиационных поясов Земли. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)
   Сразу после успешного запуска спутника Сергей Павлович решительно отправил в отпуск своего заместителя Бориса Евсеевича Чертока. Причиной тому стала вычитанная им информация о редкой форме эозинофильной болезни, которую подхватил Борис Евсеевич, оставшись на полигоне.
   Королёв не был медиком, но здравым смыслом обладал в полной мере. Черток как заместитель по электрике был ему жизненно необходим. Болезнь, если бы он её подхватил, вырубила бы Бориса Евсеевича почти на полгода. Аврала, требовавшего присутствия его на полигоне, после удачного запуска спутника уже не было. Кроме Чертока, эту дрянь в команде испытателей не подхватил никто, значит, у Бориса Евсеевича была, возможно, индивидуальная предрасположенность к этому редкому заболеванию, вызываемому местной паразитической микрофлорой.
   Таким образом, Борис Евсеевич, вместо того, чтобы загреметь на больничную койку, отправился с семьёй в отпуск в Евпаторию. (АИ. Ну хоть чем-то автор должен отблагодарить Бориса Евсеевича за подробнейшие мемуары :) Заодно и за спутником через тамошний НИП приглядит, ведь всё равно не утерпит)
  
   Запуск советского тяжёлого спутника вновь вызвал во всём мире переполох. Пока мировое научное сообщество радостно комментировало результаты расшифровки телеметрии со спутника, которые, по рекомендации академика Келдыша, публиковались Академией Наук СССР без какой-либо секретности, в США царило уныние. Такой паники, как при старте первого спутника, уже не было. Человек привыкает ко всему. Но сам факт, что «Советы» вывели в космос научную лабораторию массой и габаритами с автомобиль, тогда как американцам всё ещё не удавалось выпихнуть на орбиту хотя бы 8-килограммовый «карандаш», действовал на администрацию президента угнетающе.
   Ещё в ноябре 1956 года, вскоре после запуска спутника, Эйзенхауэр сменил министра обороны. Чарлза Вильсона, неосторожно назвавшего спутник «изящным научным фокусом», заменил на этом ответственном посту Нил Макэлрой, президент компании «Проктер энд Гэмбл». (В реальной истории назначен министром обороны 9 октября 1957 г. Не мебельщик, конечно, но тоже далеко не военный специалист)
   У Макэлроя хватило ума трезво оценить перемены в геополитической ситуации. Вскоре после вступления в должность новый министр обороны в заявлении для прессы признал: «Неограниченные цели и полная победа в войне с СССР более недостижимы»
   Ещё более конкретно высказался видный публицист профессор Б. Броди: «Советские спутники нанесли удар по самодовольству американцев, впервые показав, что русские способны опередить нас в технических достижениях большого военного значения»
   Газета «Таймс», отнюдь не замеченная в просоветских настроениях, высказалась весьма необычно: «Честь и хвала русским. Они, подобно мореплавателям - первооткрывателям новых земель XV века, разбудили воображение. Вслед за полетом в космос неотвратимо грядет изучение новых миров…»
   (http://www.astronaut.ru/bookcase/books/afanasiev3/afanasiev3.htm)
   Когда ТАСС сообщило о запуске на орбиту тяжёлого научного спутника, американские специалисты рассчитали по его массе и параметрам орбиты приблизительные характеристики ракеты-носителя, которая выводила его в космос.
   Доложенные президенту, эти расчётные данные вызвали шок как у Эйзенхауэра, так и у самих специалистов. Хотя они несколько заблуждались относительно общего облика советской ракеты, полагая, например, что блоки первой ступени расположены параллельно центральной второй ступени и имеют такую же длину, но считать американцы умели не хуже русских. По их подсчётам выходило, что первый спутник массой около 100 кг, возможно, ещё не был безоговорочным свидетельством возможности доставки ядерной боевой части на территорию США. Американцы не без оснований считали, что советским ядерщикам недоступна та степень миниатюризации зарядов, которой достигли к тому времени они сами. Да и ракета Р-5-3, характеристики которой американцы вычислили, наблюдая за полётами головных частей с помощью радаров в Иране, была слишком слабой по их подсчётам.
   Но после запуска тяжёлого спутника последние надежды и сомнения отпали. Расчёты показывали, что ракета-носитель, способная вывести на орбиту полторы тонны, может закинуть на территорию США не менее 5 тонн «полезной нагрузки», что как раз соответствовало обычной массе тогдашнего термоядерного заряда.
   (Смотрим ТТХ наших и американских бомбардировщиков того времени – обычно указывается дальность с нагрузкой 4,5 или 9 тонн, т. е. с одной или двумя термоядерными бомбами)
   При этом американцы очень хорошо отдавали себе отчёт, что головная часть ракеты, за счёт высоты и скорости полёта, с лёгкостью «перепрыгивает» только что созданную в США сложнейшую и дорогостоящую систему ПВО SAGE. При этом ни имеющиеся на вооружении США ракеты ПВО «Найк-Геркулес», ни сверхдальние беспилотные перехватчики «Бомарк» перехватить боеголовку не способны в принципе.
   Деньги налогоплательщиков были выброшены на ветер. Причём деньги немалые. Оставалась пока надежда, кстати, не такая уж призрачная, что таких монстроподобных ракет у СССР мало, а основной ответный удар, в случае войны, будут наносить советские бомбардировщики. Тем более, что показанная летом 1956 г Натану Туайнингу и Кёртиссу Лемэю в Тушино «карусель» бомбардировщиков М-4 как раз и наводила американское командование на эту успокаивающую мысль. Потому строительство сооружений системы SAGE и позиций перехватчиков «Бомарк» было продолжено. И построено было много. (http://ru.wikipedia.org/wiki/CIM-10_Bomarc)
  
   #Обновление 25.11.2014
   Основная работа по космическим аппаратам развернулась на направлении создания первых АМС для исследования Луны и отработки пилотируемого корабля. По предложению Королёва вся тематика АМС была передана Бабакину, который с энтузиазмом взялся за работу. Параллельно Мишин в Омске делал разгонный блок «Е» для вывода АМС к Луне. (АИ) Имеющийся блок «И» – вторая ступень будущей Р-9 – для этой задачи был избыточно мощным. Он предназначался для вывода на круговую орбиту пилотируемого космического корабля.
   С этим и пришли к Хрущёву Королёв и Келдыш вскоре после запуска тяжёлого научного спутника. Сергей Павлович коротко доложил Первому секретарю ЦК о ходе работ над пилотируемым кораблём. К этому времени был закончен эскизный проект. Темпы работ Хрущёва впечатлили.
   – Сергей Палыч, как вам удалось так ускориться? – спросил он. – Ведь в документах были только общие сведения по «Союзу», кое-какие цифры, картинки... Ни чертежей, ни подробных расчётов...
   – Так в том и дело, Никита Сергеич, что по этим цифрам и картинкам Тихонравов с Феоктистовым сумели отсечь все предварительные варианты и сразу выбрали магистральный путь, – пояснил Королёв. – Кстати, спасибо, что подсказали Феоктистова к Тихонравову пораньше перевести. Характер у него, конечно, тот ещё, но парень с головой. Если его направлять куда нужно – горы свернёт.
   – Да это не я, – ответил Хрущёв. – Это Мстислав Всеволодович по документам нарыл.
   – И молчал! – укоризненно сказал Королёв, покосившись на Келдыша.
   Академик молча пожал плечами.
   – Ладно, коньяк я вам, Мстислав Всеволодович, потом поставлю, – усмехнулся Главный конструктор. – В общем, вот какая петрушка получается, Никита Сергеич. В «той истории» работы по «Востоку» начаты в апреле 57-го. К апрелю 58-го были исследованы и подобраны конструкционные и теплозащитные материалы, определена форма спускаемого аппарата. В начале июня 58-го Тихонравов и Феоктистов пришли ко мне с предложением по спускаемому аппарату шарообразной формы. Я им велел написать отчёт, ещё два месяца они его писали, затем идея утрясалась и созревала, и лишь в ноябре 58-го, после утверждения Совета Главных было начато эскизное проектирование. Закончено оно было к апрелю 59-го, а в мае были сделаны расчёты баллистического спуска с орбиты. Соответственно, в мае 59-го было принято Постановление «О разработке экспериментального корабля-спутника» (22 мая 1959 года результаты работ были закреплены в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 569—264 о разработке экспериментального корабля-спутника, где были определены основные цели и назначены исполнители.)
   – Сейчас же, мы начали работы по пилотируемому кораблю весной 56-го, – продолжал Королёв. – За счёт известной из «документов» компоновки тамошнего «Союза» мы приняли все основные решения по компоновке, параллельно провели экспериментальную отработку конструкционных и теплозащитных материалов в наземных условиях, и в ноябре 56-го с помощью академика Лебедева обсчитали аэродинамику спускаемого аппарата в виде «фары». После чего начали сразу делать эскизный проект. Как видите, мы уже опередили «ту историю» на полтора года. Потому я и хочу вас просить протолкнуть следующее постановление, – Королёв передал проект постановления Хрущёву. (Изданное 10 декабря 1959 года постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1388—618 «О развитии исследований космического пространства» утвердило главную задачу — осуществление полёта человека в космос.)
   Первый секретарь прочитал начало постановления, затем сразу заглянул в конец, где перечислялись решения, выхватил из текста ключевые фразы.
   – Если не будем тянуть резину, можем в итоге запустить человека на два года раньше, чем в «той истории», я просчитал, – сказал Сергей Павлович.
   – Постановление я вам обеспечу, – ответил Хрущёв. – А вот с запуском человека торопиться не будем.
   – Как? Почему? – Королёв был одновременно удивлён, возмущён и расстроен. – Мы же можем запустить раньше! Никита Сергеич, я гарантирую, успеем!
   – Не торопитесь, – веско ответил Хрущёв. – Поясню, почему. Прежде всего, ваш новый корабль-спутник – это вам не «Восток». Он сложнее. И он у вас ещё сырой, так, кажется, у вас говорят? Ракета тоже ещё не облётана толком, она ещё испытания проходит. Сколько у вас мелких отказов при каждом запуске сыплется? Вы мне первого космонавта на орбиту вывести хотите, или угробить?
   – Теперь насчёт космонавта. Отряд космонавтов формировать будем, – продолжал Хрущёв. – Но первым должен лететь Гагарин, мы с вами уже это обсуждали. А он пока ещё только-только училище осенью заканчивает. Парень способный, конечно, но надо дать ему полетать хотя бы год. (Гагарин написал заявление о приёме в отряд космонавтов 9 декабря 1959 г)
   – Ну, это да... – согласился Королёв. – Но, в конце концов, можно и другого лётчика подобрать, если уж на то пошло...
   – Вы, Сергей Палыч, думаете о приоритете, а я ещё и о политике, – улыбнулся Хрущёв. – Можно и другого запустить. Да. Но лучше – Гагарина. Кто лучше его сможет представить Советский Союз по всему миру – я не знаю. Но главное даже не в этом.
   – Конечно, если разведка доложит, что американцы опередили известный нам график и готовятся запустить человека, мы тоже ускорим работу, – продолжал он, – Приоритет не отдадим. Если что, разведка и задержать американцев, возможно, поможет. Но, по моим прикидкам, мне надо, чтобы полетел Гагарин, и чтобы он полетел именно в апреле 1961-го.
   – Почему? – спросил Келдыш.
   – Да, что за сакральная дата? – удивился Королёв.
   – Нет, в принципе, можно бы и раньше, но не ранее 20 января 1961 года, – пояснил Хрущёв. – Мне надо, чтобы на момент старта Гагарина в Белом Доме уже сидел Кеннеди. С Айком нам при всём желании не договориться, слишком мы его разозлили. И слишком он несамостоятелен в решениях. Я до сих пор вспоминаю, как ему Даллес в Женеве записки подкладывал, а президент их читал. Вслух. Как школьник. Стыд да и только. Кеннеди всё же сам решает, что и как. Но оптимально, чтобы Гагарин полетел в интервале от 12 до 19 апреля 1961 года.
   – Тут, похоже, опять тонкий расчёт по времени, – догадался Королёв. – Как с Суэцким кризисом. А если Кеннеди не выберут президентом?
   – Выберут, – ответил Келдыш. – По «документам» основной предвыборный козырь Кеннеди – обвинения в адрес Айка, что допустил «ракетное отставание» от СССР. Сейчас это отставание ещё больше, поэтому победа Кеннеди будет ещё более вероятной. Правда, почему именно апрель 61-го, я не очень понимаю.
   – Ну, так вы же учёный, Мстислав Всеволодович, – улыбнулся Хрущёв. – Иван Александрович вот, сразу догадался, мы с ним недавно тоже обсуждали, его дела, конечно, а не космос.
   – Сложную игру затеяли, Никита Сергеич, – заметил Королёв.
   – А в политике простых игр не бывает, – развёл руками Хрущёв. – Поэтому мне сейчас важна не только отработка пилотируемого корабля. Кстати, вы как его назвать собираетесь? «Восток» явно не подойдёт, всё же конструкция уже другая.
   – По конструкции он сейчас ближе всего к проекту 7К-Л1 «той истории». Тогда программа называлась «Север», – ответил Королёв, разворачивая эскиз корабля. – Сейчас можно и по-другому назвать, не суть важно. – он развернул плакат и положил его на стол. – То есть пока только спускаемый аппарат и небольшой приборно-агрегатный отсек. (Изображение можно посмотреть тут http://althistory.ru/?p=44) Во внутренних документах мы называем его 1К-О, то есть «опытный». Позднее добавим орбитальный отсек перед спускаемым аппаратом. Разница будет в том, что в зависимости от назначения корабля, приборный отсек и орбитальный отсек будут меняться. То есть, будет корабль модульной конструкции. Увеличивая орбитальный отсек, можно будет продлить срок автономного полёта до нескольких суток. Но для этого нужна будет ракета большей мощности, чем Р-7. Потому я и предлагаю сделать полиблок-конструктор из нескольких первых ступеней Р-9.
   Никита Сергеевич с интересом изучал рисунки корабля.
   – Здорово! – сказал он, наконец, оторвавшись от эскиза. – Молодцы, товарищи! Такую фантастическую машину делаете. Но ведь помните, что «Союз» проектировали 5 лет, начали в 62-м и подошли к первым беспилотным запускам в конце 66-го – начале 67 года. Успеете?
   – Никита Сергеич, то, что мы делаем сейчас, это ещё не «Союз», – пояснил Королёв. – Это машина значительно проще. Я бы сказал, нечто среднее между «Восходом» и «Союзом» «той истории». Мы же крайний срок тоже знаем. На полноценный «Союз» мы сейчас не замахиваемся, просто потому, что нам его не сделать. Опыта практического ещё нет. «Документы оттуда» тут не помогут. Упрощённо говоря, вот дали вам чертёж молотка. Но если вы инструментом работать не умеете, то нормального молотка не сделаете. А у нас ещё и инструмента нет, и вместо чертежа нормального – цветные картинки.
   – Понятно, – кивнул Хрущёв.
   – Но при этом нам сейчас будет проще, – продолжал Сергей Павлович. – Потому что техническая преемственность между нашим 1К-О и будущим «Союзом» будет больше, чем между «Восходом» и «Союзом» «той истории». Фактически, мы будем разрабатывать и совершенствовать один и тот же конструктив корабля, зарекомендовавший себя как достаточно удачный. И времени на отработку у нас, считайте, на 10 лет больше. И о многих встретившихся при разработке проблемах мы тоже знаем. Так что будет у нас полноценная универсальная рабочая лошадка к 63-му – 64-му году.
   – Это хорошо, – улыбнулся Хрущёв.
   – А вот на этом направлении мы должны сосредоточиться в дальнейшем, – Сергей Павлович развернул схему, на которой была изображена необычная конструкция из торчащих во все стороны, как показалось Хрущёву, цилиндрических баков.
   Присмотревшись, он разглядел в центре ещё один, более узкий цилиндр, усаженный трёхлучевыми звёздочками.
   – Это что? – спросил он.
   – Орбитальная станция, – ответил Королёв. – Видите, в центре универсальный стыковочный модуль УСМ. Переходный туннель, оснащённый несколькими стыковочными узлами. К нему стыкуются остальные отсеки. Каждый отсек выводится на орбиту отдельным носителем.
   – Дорогое удовольствие получается! – заметил Хрущёв.
   – На самом деле – нет, – пояснил Келдыш. – Военные собираются тратить значительно больше носителей только на запуски своих спутников-разведчиков. А если запускать по модулю раз в полгода, то станцию за три года собрать можно. Сами модули будут дольше проектироваться. Причём после запуска первого, основного модуля, станцию уже можно эксплуатировать с экипажем на орбите. А дальше – наращивать её возможности до полной конфигурации.
   – А главное, – добавил Королёв, – станция – это готовая основа для тяжёлого межпланетного корабля. К ней надо только пристыковать разгонные блоки, баки с топливом, и посадочный корабль.
   – То есть... вот эта... штука... – Хрущёв едва не обозвал растопыренную конструкцию на рисунке каракатицей, но побоялся, что Королёв обидится, – эта штука может превратиться в корабль для полёта к Луне?
   – Или к Марсу, – кивнул Сергей Павлович. – В зависимости от задачи её можно наращивать дополнительными модулями. Ведь к центральному блоку с УСМ можно подстыковать второй центральный модуль, тоже с УСМ, а к нему ещё четыре модуля, и так далее, пока не соберётся длинная гирлянда. В зависимости от мощности носителя габариты модулей могут быть разные. Эти, на рисунке, рассчитаны на Р-7 с третьей ступенью. Если Валентин сделает третью ступень с водородом, то полезную нагрузку поднимем тонн до 12-15. Это так, прикидочно. Мы рассчитываем сейчас, прежде всего, на преемственность технологий. Чтобы из одного вырастало другое.
   – Правильно, – одобрил Хрущёв. – Я ещё прошу вас, товарищи, сосредоточиться сейчас на двух темах спутников. Первое – метеоспутники. Сами понимаете, точное знание погоды влияет на авиацию, военную и гражданскую, на сельское хозяйство, на морские перевозки, на курортно-туристическую индустрию, которую мы активно будем развивать.
   – Над метеоспутником Иосифьян работает, – сказал Келдыш. – Там основная задача – обеспечить ориентацию и стабилизацию аппарата, а вся целевая аппаратура – телекамеры и телепередатчик. Потом добавим аппаратуру для инфракрасных и актинометрических измерений. Осенью планируем запустить первый образец метеоспутника. Отработаем на нём системы ориентации, стабилизации и электроснабжения.
   – Годится, – сказал Никита Сергеевич. – Если телевизионная система будет готова – испытайте и её. Я Шмакова лично попрошу к Иосифьяну подключиться. Важно оценить, что нам даст такой спутник.
   – Сделаем, – сказал Королёв. – Для метеорологического спутника высокого разрешения снимков не нужно. Важнее периодичность снимков для предсказания перемещения облачных массивов.
   – Второе. Спутник фоторазведки, – сказал Хрущёв. – Его отработка важна для военных. Это и вам позволит отрабатывать пилотируемый корабль. Ведь конструктив у фоторазведчика и пилотируемого корабля общий?
   – В основном – да, – подтвердил Королёв. – Только кресла космонавтов заменяются на фотоустановку, и в системе управления могут быть отличия.
   – Вот и запускайте их, для начала отработаете все системы в беспилотном варианте, – предложил Никита Сергеевич. – Тут вы лучше меня разберётесь. Теперь вот что мне скажите. Вы о составе лунного грунта в документах читали?
   – Да, конечно, – кивнул Королёв. – Но, Никита Сергеич... До Луны нам ещё как до Китая пешком...
   – А мы с вами сейчас как работаем? – риторически спросил Хрущёв. – На опережение. Мы с вами знаем, что долететь до Луны можно. Знаем, что лунный грунт содержит полезные для нас элементы. Там есть кислород, водород, титан, алюминий, железо, кремний для фотоэлементов и электроники. Да ещё и гелий-3 для термоядерных реакторов. Никто в мире ещё не знает, а мы знаем. Вы – руководители Главкосмоса. Вам и карты в руки. Надо предварительно оценить, можно ли добывать эти полезные элементы из лунного грунта в автоматическом режиме.
   – В автоматическом? – удивился Королёв.
   – Да. Вот ваша ракета-носитель, – сказал Хрущёв. – Её основная масса – топливо. Основная проблема у нас – высокая стоимость вывода грузов на орбиту. Какой вывод напрашивается?
   – Стартовать с Луны? – спросил Королёв. – Никита Сергеич, но ведь это невероятно дорого. Вы предлагаете собирать ракеты на Луне?
   – Нет, – усмехнулся Хрущёв. – Пока я вам предлагаю поручить небольшой группе исследователей обдумать принципиальную возможность получения из лунного грунта прежде всего – кислорода и водорода, а также гелия-3.
   #Обновление 26.11.2014
   – Никита Сергеич, – осторожно возразил Келдыш. – Насчёт гелия-3 я бы не торопился. Мы с Игорем Васильевичем этот вопрос обсуждали. Пока достоверно не известно, сколько его на Луне. Тем более, его уже сейчас можно получать на Земле, облучая литий в реакторе. Запустить гелиевую реакцию труднее, чем реакцию дейтерий-тритий. Полагаю, овчинка выделки не стоит.
   – Хорошо, Мстислав Всеволодович, вам виднее, – согласился Хрущёв. – Предлагаю составить эскизный проект такого передвижного промышленного комплекса, который будет в автоматическом режиме ездить по Луне и добывать топливо для космических кораблей. Прикинуть экономическую часть этого процесса. Возможно, спроектировать механическую и химическую часть этого комплекса. Чтобы потом, через годы, через десятилетия, когда у нас появится возможность для широкомасштабного освоения Солнечной системы, мы этот проект достали, добавили к нему электронную аппаратуру управления, уже более совершенную, чем мы можем сделать сейчас, собрали такой передвижной завод и отправили на Луну.
   – А следом можно будет подумать и о проектировании постоянной обитаемой лунной базы. Я имею в виду, что небольшая группа будет потихоньку этот проект прорабатывать в эскизном виде, постоянно внося в него изменения по мере прогресса наших технологий. А к тому времени, когда освоение Луны из авантюры старого дурака Хрущёва превратится в технически реальную необходимость, мы будем иметь готовый, всесторонне проработанный эскизный проект. Тогда уже подключим конструкторов, они нарисуют чертежи, и мы такой передвижной завод изготовим и на Луну отправим, примерно за пятилетку, а то и быстрее.
   – Ну, предположим, отправили мы такой завод, – Королёва идея уже захватила. – Дальше можно предположить, что мы запускаем некий пока что гипотетический многоразовый корабль-заправщик, который курсирует между Луной и земной орбитой. Автоматический, конечно. Он возит с Луны топливо. Мы выводим на орбиту пустой, незаправленный ТМК, заправляем его на орбите и он летит дальше. Кроме того, раз этот завод добывает кислород и водород, значит, для лунной базы уже будет на Луне вода и воздух.
   – Именно, Сергей Палыч! – улыбнулся Хрущёв. – Тем более, я надеюсь, что Виталий Михалыч Иевлев нам ядерный двигатель всё-таки сделает. Соответственно, у нас будет двигатель и топливо. У нас будет орбитальная станция, из которой, как вы сами сказали, можно сделать ТМК, пристыковав к ней двигатель и топливные баки. И тут надо ещё вот о чём подумать. В поясе астероидов наверняка есть замёрзшие ледяные астероиды. Это, конечно, сильно на будущее, но саму идею вам расскажу, пока не помер.
   – Заправляться от них? – сразу сообразил Келдыш. – Есть такие астероиды. Церера, например.
   – Послать туда автоматический корабль, который будет стыковаться с астероидом и потихоньку плавить его атомным реактором. Но, это уже для конца 21 века идея, – сказал Королёв. – Давайте так далеко забегать не будем. Нам бы человека в космос запустить, и потом его живым оттуда вернуть.
   – Это правильно, Сергей Палыч. – усмехнулся Хрущёв. – Помечтали – и хватит.
   Выйдя от Первого секретаря, Королёв и Келдыш переглянулись.
   – Надо бы Сергею Никитичу намекнуть, чтобы не давал Никите Сергеичу по вечерам слишком много читать с планшета, – вполголоса произнёс Мстислав Всеволодович.
   – Да, верно. А то он в следующий раз решит кукурузу на Луне выращивать, – кивнул Сергей Павлович. – В открытом грунте.
   Не успели они дойти до двери приёмной, как дверь кабинета Хрущёва распахнулась.
   – Мстислав Всеволодович! – окликнул его Хрущёв. – Пока вы не ушли, вернитесь на минутку.
   Синхронно крякнув, оба академика вернулись в кабинет Первого секретаря, плотно прикрыв дверь.
   – Скажите, товарищи, а вам ничего не попадалось в документах относительно плодородия лунного грунта? – спросил Хрущёв. – Неужели такие эксперименты не проводили?
   Келдыш выразительно посмотрел на Королёва.
   – Никита Сергеич, – начал он. – На Луне нет органических остатков, вы же понимаете. Соответственно и плодородного слоя там быть не может.
   – Да это-то я понимаю, – Хрущёв озадаченно почесал лысину. – Но ведь на лунной базе оранжерею всё равно устраивать придётся. А если навоза побольше положить?
   Келдыш и Королёв переглянулись, едва сдерживаясь. Из всех предложений Первого секретаря ЦК идея гонять на Луну космические корабли с навозом была самой фееричной.
   – Всё равно, Никита Сергеич, на реголит я бы в этом случае не рассчитывал, – осторожно сказал академик. – Скорее уж придётся смотреть в сторону гидропоники.
   – Да! Пожалуй, вы правы, – кивнул Хрущёв. – Простите, товарищи, что задержал. Эх! А ведь там тяжесть в шесть раз меньше земной! Представляете, какая бы там вымахала кукуруза!!
  
   В конце апреля в Горьком, был спущен на воду первый образец безымянного ещё судна на подводных крыльях, конструкции Ростислава Евгеньевича Алексеева.
   Алексеев отнюдь не был начинающим конструктором. До этого он занимался проектированием торпедных катеров на подводных крыльях. В 1951 г. за работы по этой тематике ему была присуждена Сталинская премия. Но сделанный им в 1957 году корабль был первым СПК гражданского назначения в СССР.
   Кораблик имел весьма необычную для тех времён форму и был покрашен в жёлто-зеленые цвета. Весь остаток весны и начало лета его достраивали на плаву.
   Всё на нём – от двигателя до последней заклёпки было сделано в СССР, советскими специалистами из наших же материалов. Качество клёпки дюралюминиевого корпуса было очень высоким – авиационным, хоть теплоход и строился на судостроительном заводе «Красное Сормово». Название он тоже получил подходящее – «Ракета».
   В первых пробных выходах рулевым был сам Алексеев. После нескольких пробных походов, устранив выявленные недостатки, Главный конструктор повёл перекрашенную к тому времени в праздничный белый цвет «Ракету» в Москву. На борту теплохода в этом рейсе, кроме команды и самого Алексеева, находились ведущие конструкторы и рабочие завода. Для них поход в столицу на построенном их руками корабле стал заслуженной наградой за месяцы напряжённого труда.
   «Ракета» на подводных крыльях, хоть и создавалась по приказу Министерства судостроения, но для того времени была слишком необычной, нестандартной. Перспективы серийного строительства были сомнительны. Существовал большой риск, что уникальная разработка так и останется одним из сотен опытных проектов.
   Потому Ростислав Алексеев и задумал дерзкий план – показать «Ракету» самому Первому секретарю ЦК Никите Сергеевичу Хрущёву, в обход начальства.
   Через два дня ожидалось открытие Московского Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 1957 г.
   «Ракета» вышла из Горького рано утром 26 июля 1957 года. Всего через 15 часов хода она пришвартовалась к дебаркадеру Химкинского речного вокзала. Выбор причала был не случаен.
   У причала стоял тяжеловесный чёрный ЗиС-110, и несколько более скромных ЗиМов. Красавица на подводных крыльях сбавила скорость, плавно опустилась в воду и подошла к дебаркадеру. Команда пришвартовала теплоход, Алексеев сошёл на берег, направился прямо к Хрущёву и с ходу предложил Первому секретарю покататься по Москва-реке на новейшем советском корабле на подводных крыльях.
   Надо было знать характер Хрущёва. Никита Сергеевич тут же взошёл на борт. Теплоход отошёл от дебаркадера, разогнался и встал на крыло. «Ракета» неслась по глади реки, легко обгоняя все прочие суда, проскакивая под мостами, промчалась мимо Кремля.
   Хрущёв был поражён. Сойдя с теплохода на берег, он поздравил Ростислава Евгеньевича с выдающимся успехом.
   – Так как насчёт серийного производства, Никита Сергеич? – тут же спросил Алексеев.
   – Хватит нам по рекам на волах ездить! Будем строить! – не сходя с места, решил Хрущёв. (http://saroavto2.blogspot.ru/2014/05/blog-post_18.html)
   А затем, слегка погрозив пальцем главному конструктору, добавил:
   – А вот трудовое законодательство нарушать нельзя. Если будете продолжать – накажем. (АИ. В реальной истории при строительстве «Ракеты» Алексеев отменил в своём КБ выходные дни.)
   Серийное строительство СПК «Ракета» развернулось с 1959 года. До 1977 года было построено 389 единиц, в том числе 32 на экспорт. Теплоходы эксплуатировались не только в соцстранах и Китае – их закупали такие развитые страны, как Великобритания, Германия, Канада, Финляндия.
   В 60-х КБ Алексеева создало целое семейство СПК. Первым крупносерийным, в 1961-м году, стал «Метеор». Их было сделано более 400, они поставлялись в Венгрию, на озеро Балатон, во Вьетнам, в Грецию, Италию, Китай, Польшу, Румынию, США, Югославию.
   Серийное строительство СПК велось в Крыму, в Феодосии,
   «Метеор», будучи двухмоторным, брал уже 115 человек. Они производились до 1993 года. (По Неве ходят – скорее, летают – до сих пор) На нём был комфортабельный салон – 8 кресел в ряд, разделённых одним проходом, кафе, бар, лобовое стекло для переднего обзора, смотровая площадка наверху
   «Метеор» имел свою морскую версию – «Комета», созданную также в 1961 году. В 1962-м появилась экспериментальная «Чайка», на которой отрабатывалось крыло и форма корпуса для последующих СПК.
   Потом были «Спутник», «Буревестник» – крупные корабли, построенные в единственном экземпляре. «Спутник» построили в том же 1961-м, но четыре мощных дизеля давали слишком сильную вибрацию корпуса. Морская версия «Спутника» с улучшенной мореходностью называлась «Вихрь».
   «Буревестник» появился в 1964-м, у него было два газотурбинных двигателя от Ил-18, в результате – очень сильный шум и большой расход топлива. Он вёз 150 пассажиров на скорости 95 километров в час. Эксплуатировался до конца 70-х.
   Для неглубоких рек построили серию из 30 СПК «Беларусь» на 40 пассажиров. Эти суда строились в Белоруссии, отсюда и название. Они же ходили и по Каракумскому каналу.
   С 1973 года пошло в серию второе поколение СПК. «Ракету» сменили «Восходы», более совершенные корабли, которые можно было эксплуатировать в прибрежных районах на море, например, в Крыму. Кроме Советского Союза «Восходы» поставлялись ещё в восемнадцать других стран, в частности, в Канаду, Вьетнам, Китай, Нидерланды, Австрию, Венгрию, Болгарию, Таиланд, Турцию. «Беларусь» сменила новая модель «Полесье»
   За 40 лет различные заводы построили более 1500 пассажирских судов на подводных крыльях (СПК) типа «Ракета», «Метеор», «Полесье» (речные), «Комета» и «Восход» (морские), которые обеспечили регулярное речное и прибрежное высокоскоростное сообщение в европейской части страны, районах Сибири и Дальнего Востока. Таким образом, СССР был мировым лидером в области строительства судов на подводных крыльях.
   (Это всё данные из реальной истории. Я не упоминаю разработки 80-х – «Олимпия», «Циклон», «Колхида» – поскольку они слишком сильно выпадают из временного интервала книги. Как будет развиваться строительство СПК в АИ – будем посмотреть. Самое интересное у нас ещё впереди.)
  
   Другим важным направлением в области создания судов с динамическими принципами поддержания были суда на воздушной подушке.
   Работы в этой области в СССР ещё до войны начал Владимир Израилевич Левков. Перед войной по его проекту было построено 15 катеров, проходивших испытания в Копорской губе Финского залива.
   «Весной 1939 года испытания проходили уже два типа катеров на воздушной подушке — Л-11 и Л-13. Корпуса у них, как и у Л-9, были из авиационной фанеры. От предыдущих моделей их отличало количество и расположение моторов. На Л-11 стояли три авиационных звездообразных двигателя воздушного охлаждения, а на Л-13 конструктор оставил два (как на Л-5 и Л-9), но расположил их под углом 45® к горизонту — в надежде, что это улучшит их охлаждение.
   ... Катера двигались над водой, болотом, преодолевая песчаные перекаты, естественные и специально сооруженные препятствия. Кинооператор, выделенный нашей комиссии, гордился эффектными кадрами. Он снимал и движение катера над заторами сплавленных по реке бревен, и выход на обрывистый берег, и преодоление глубоких рвов, равных по ширине двум третям длины корпуса. Сигнальщики на флотских сигнальных постах уже не удивлялись странным судам, которые мчатся к берегу и выходят на сушу.
   А в первое время случались и забавные казусы. Один из краснофлотцев сделал запись в сигнально-наблюдательном журнале: «Торпедный катер выполз на берег и скрылся в лесу...»
   «Крокодилы», как прозвали катерники суда на воздушной подушке, уверенно передвигались и надо льдом залива, и над равнинной местностью на суше. Однако моторы на Л-11 и Л-13 все-таки перегревались — так же, как в свое время на Л-5. Еще в 1937 году по заданию В. И. Левкова разрабатывалась конструкция редукторной передачи от моторов к винтам-вентиляторам. В этом варианте моторы, как и на самолетах, размещались в горизонтальной плоскости и, таким образом, получали положенное им охлаждение воздушным потоком. К сожалению, изготовление винто-моторной группы с редукторной передачей затянулось надолго и не было закончено к началу войны...
   Летом 1941 года испытания катеров В. И. Левкова должны были быть продолжены. Но с началом Великой Отечественной войны выходы в море прекратились. В августе, в связи с приближением к Копорской губе рвущихся к Ленинграду гитлеровцев, все катера на воздушной подушке — Л-5, Л-9, Л-11 и Л-13 — перевели из Пейпии в Кронштадт.
   В первые послевоенные годы В. И. Левков продолжал работу по проектированию катеров на воздушной подушке. Но двигатели с редукторной передачей от моторов к вентиляторам так и не были созданы. Поэтому, когда возобновили испытания еще довоенного Л-5, моторы на полных ходах по-прежнему грелись и испытания прекратили.» (http://militera.lib.ru/memo/russian/nikitin_bv/07.html)
   Когда были получены сведения из 2012 года, из-за большого объёма данных до статей по СВП добрались не сразу. Назначенная Серовым «группа информации» под руководством тогда ещё лейтенанта Селина занималась каталогизацией и распечаткой сведений по строго определённому плану – основное внимание уделялось информации стратегического характера. Лишь в декабре 1953 года, после совещания с военными аналитиками, Хрущёв обратил внимание на необходимость развития различных систем на новых физических принципах.
   К этому времени «группа информации» предварительно каталогизировала присланные материалы и приступила к их планомерной распечатке, то и дело обнаруживая по ходу работы всё новую и новую важную информацию.
   Сведения об СВП были представлены в «обезличенном» виде адмиралу Кузнецову в начале 1954 года. Адмирал тут же дал команду связаться с профессором Левковым.
   Но опоздал. Владимир Израилевич Левков скончался 2 января 1954 г. К счастью, удалось спасти довольно много документов из его архива, в частности – расчёты и чертежи первых катеров на воздушной подушке.
   Всю информацию – и из 2012 года, и из архива Левкова – Николай Герасимович Кузнецов передал в СКБ-5. На изучение данных ушло около года, но уже параллельно с изучением началось проектирование первых, пока ещё небольших катеров на воздушной подушке, оснащённых резиновой «юбкой» – ограждением.
   В 1955-м первый опытный образец катера массой всего лишь 3 тонны был показан руководству страны. В это время разворачивалось освоение нефтяных месторождений в Сибири и на Крайнем Севере, а также начиналась добыча алмазов в Якутии. Узнав о выдающихся характеристиках СВП, Хрущёв распорядился ускорить работы. Его особенно привлекло обстоятельство, что СВП при движении меньше разрушает верхний слой почвы, чем гусеничная техника. При эксплуатации в тундре это обстоятельство было весьма важно.
   В 1956 г. СКБ-5 было преобразовано в ЦКБ-5 и одним из первых получило собственное наименование «Алмаз». (Впоследствии – ЦСКБ «Алмаз») К этому времени совместно с ЦАГИ была проведена большая исследовательская работа (АИ), в ходе которой выяснилось, что увеличение линейных размеров и водоизмещения СВП улучшает не только их грузоподъёмность, но и мореходность. Поэтому ЦКБ-5 приступило к проектированию и постройке опытного образца СВП. К тому же к этому времени начали появляться более совершенные образцы газотурбинных двигателей.
   Первые СВП конструкции ЦКБ-5 оснащались пока ещё поршневыми авиационными двигателями. На ленинградском судостроительном объединении «Алмаз» разработали, построили и испытали 5-местное СВП «Радуга» и 38-местное — «Нева». (В реальной истории построены в начале 1960-х годов). Другими центрами проектирования и строительства СВП стали подмосковное ЦКБ «Нептун» в Долгопрудном, (Реально существует с 1945 г, но занималось изначально созданием маломерных судов. К тематике СВП приступило в реальной истории только в 1975 г) Свирская судоверфь, и всё тот же завод «Красное Сормово» в Горьком.
   Если ЦКБ «Алмаз» впоследствии сосредоточился на строительстве десантных и других СВП военного назначения, то производство гражданских СВП было сосредоточено в ЦКБ «Нептун», где строились малоразмерные аппараты, и в Горьком, где производились многоместные пассажирские суда.
   В 1957 г (АИ) работы по созданию СВП ещё не вышли из стадии опытных разработок, но уже шли полным ходом на нескольких предприятиях.
  
   28 июля открылся 6й Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Он был запланирован ещё два года назад. К фестивалю было построено или отремонтировано значительное количество объектов культурно-хозяйственного значения: в Москве открылся парк «Дружба», гостиничный комплекс «Турист», гостиница «Украина», стадион «Лужники». Именно под влиянием фестиваля получил в 1957 г. свое название проспект Мира. Благодаря фестивалю возник КВН, трансформировавшись из специально придуманной передачи «Вечер веселых вопросов» ТВ-редакции «Фестивальная».
   Новое метро к Лужникам и далее – до университета сыграло большую роль в транспортом обслуживании зрителей. Срочно подлатали асфальт дорог и тротуаров в местах движения автобусов делегатов и их прогулок. Отремонтировали фасады на этих улицах, ветхие дома прикрыли заборами.
   На фестиваль работал, пожалуй, весь Союз: нужны были камень, цемент, облицовка, металлические конструкции для зданий; нужны были для делегаций не только новенькие автобусы – простенькие, тогда ещё ЗИСы, – но и грузовые машины – именно в открытых кузовах машин все делегации «парадом» везли на открытие и закрытие фестиваля. Новшеством для стадионов страны были электронные табло. Нужны были машины милиции, ГАИ, скорой помощи; нужно было всё до мелочей каждому делегату и гостю. А каково было одеть красиво и современно тысячи делегатов, спортсменов, участников показательных выступлений, обслуживающего персонала, охраны…
   Комсомольцы в обязательном порядке, но и прочие москвичи – по личным обязательствам и с энтузиазмом отрабатывали на ударных стройках и благоустройстве столицы десятки часов.
   За год до фестиваля провели Всесоюзный фестиваль, в порядке подготовки, и на основе его опыта и опыта фестивалей в соцстранах отработали программы и подготовили персонал. Подготовили сотни спортсменов и танцоров, участвовавших в показательных выступлениях. Не говоря уже о членах делегации Союза, в том числе спортсменах, участвовавших в соревнованиях.
   Фестиваль имел большое международное политическое значение, с одной стороны, он должен был подтвердить курс на относительную демократизацию, а с другой – привлечь новых друзей. Идею московского фестиваля поддержали многие государственные деятели Запада – королева Бельгии Елизавета, политики Греции, Италии, Финляндии, Франции, не говоря уж о просоветски настроенных президентах Египта, Индонезии, Сирии, руководителях Афганистана, Бирмы, Непала и Цейлона.
   В то время в СССР слово «иностранец» было синонимом слов «враг», «шпион», за исключением разве что представителей стран соцлагеря, но даже и к ним относились с подозрением. Любой иностранец сразу становился экзотикой.
   Однако, прочитав в «документах 2012» об итогах фестиваля, Никита Сергеевич серьёзно задумался. Ещё определённее высказался весной 1957 г. насчёт фестиваля Иван Александрович Серов:
   – Никита Сергеич, а может, похерим на х...й это бл...ство?
   – Нет. Совсем похерить нельзя, да уже и не получится, – ответил Хрущёв. – Но вот минимизировать последствия – необходимо. Вот и подумай, как это организовать.
   Серов, как человек военный, подошёл к делу ответственно. Прежде всего, он привлёк к решению вопроса комсомольских лидеров: Шелепина и Семичастного. Ситуацию он обрисовал в ясных и характерных для военного выражениях, выдержанных, впрочем, в несколько излишне апокалиптическом стиле.
   Разработанный Серовым, Шелепиным и Семичастным план мероприятий, вкратце, сводился к следующему:
   - изменить программу фестиваля таким образом, чтобы сократить возможности для неконтролируемых контактов делегатов с населением СССР.
   - ограничить число делегатов фестиваля разумным количеством.
   - при отборе отдавать предпочтение делегатам – девушкам.
   Как недвусмысленно выразился Серов: «Пусть уж лучше наши – их, чем они – наших».
   Изменения в программе фестиваля заключались в том, что основные мероприятия было решено проводить не в Москве. Основной трудностью для организаторов было обставить всё таким образом, чтобы никто не догадался.
   Проведя в глубоких размышлениях несколько дней, Серов, Шелепин и Семичастный представили Никите Сергеевичу развёрнутый и проработанный план, включавший программу фестиваля и подробное описание мер предосторожности.
   Решено было в полной мере задействовать возросшие транспортные способности СССР. Количество делегатов удалось изрядно сократить – с этим помогло Министерство иностранных дел и лично Шепилов. Изменения в количестве принимаемых делегаций МИД объяснял проблемами со сдачей в срок фестивальных объектов. Вместо 34 000 делегатов приехало менее 10 000.
   При отборе делегатов отдавали предпочтение странам ВЭС и соцстранам. Делегатов из Африки постарались брать по минимуму.
   Доставляли их в Москву самолётами, на поездах, а также речным транспортом. Для поездов с делегатами было решено использовать тепловозы вместо паровозов, чтобы свести к минимуму время стоянок на промежуточных станциях. Железнодорожное расписание скорректировали, предоставив поездам с делегатами «зелёную улицу», как армейским эшелонам. Пароходы по рекам шли и вовсе почти без остановок, бункерование проводилось по ночам. Обслуживающий персонал был особо подобран.
   Все делегаты на границе проходили медосмотр в специально построенных пограничных передвижных медцентрах. Тут же, в экспресс-лабораториях, делались анализы для выявления различных заболеваний, особенно тропических, с которыми наши врачи до того мало имели дела.
   Вся программа каждой делегации была расписана заранее, и не только к каждой делегации, но и на каждое её мероприятие были «прикреплены» «хозяева», принимавшие гостей. С одной стороны, гости были окружены заботой, им некогда было скучать. Но главное – они были под постоянным неусыпным надзором, так как в группах «хозяев» были и сотрудники соответствующих органов.
   Открытие фестиваля проходило на стадионе в Лужниках. Автобусов не хватало, делегатов доставляли на грузовиках, в кузовах которых установили наскоро сколоченные скамейки. С грузовиками вышла смешная история. На тот момент все грузовики в СССР являлись мобилизационным резервом и окрашивались в зелёный армейский защитный цвет. Такая окраска была утверждена директивой Генштаба.
   Организаторы фестиваля понимали, что для праздника такая окраска не слишком подходит, и предложили раскрасить машины в более весёлые тона. Обратились с предложением к начальнику Генштаба маршалу Соколовскому.
   Маршал проявил понимание, совершенно не возражал, но задал резонный вопрос: а кто и за чей счёт будет перекрашивать грузовики после фестиваля обратно в зелёный цвет? На этот вопрос «фестивальщики» дать внятного ответа не смогли, а без этого маршал своего согласия не давал.
   Шелепин и Семичастный обратились к Хрущёву – другой управы на военных в стране на тот момент не было. Никита Сергеевич решил вопрос сразу и навсегда – цвета грузовиков с 1957 года более не диктовались мобилизационным предписанием. Благодаря этому решению и появились ЗИЛы и ГАЗы с голубыми кабинами и белой мордой, КРАЗы с оранжевыми и песочно-жёлтыми кабинами и прочее цветовое разнообразие. Хотя и оливково-зелёных грузовиков тоже хватало.
   Для проезда колонны грузовиков с делегатами выбрали и перекрыли самые широкие улицы. Поставили вдоль тротуаров заранее заготовленные ограждения, расцветив их разноцветными лентами и воздушными шариками. Грузовики ехали по живому коридору из приветствующих их москвичей, но от машин до зрителей были интервалы в несколько метров – достаточно, чтобы не задерживать колонну.
   Чтобы толпа приветствующих не смяла ограждение и милицейское оцепление, водителям грузовиков было приказано держать скорость не менее 40 км/ч.
   Помимо иностранных делегатов, в Москву съехались тысячи людей со всей страны. Потому в дни фестиваля были открыты для свободного посещения Кремль, парк Горького, ЦПКиО и другие культурные центры столицы, был организован бесплатный показ кинофильмов и мультфильмов во всех кинотеатрах.
   Как и предполагал Серов, гости из Африки и Южной Азии вызывали нездоровый интерес своим необычным внешним видом и одеждой. Хотя сотрудники органов и старались ограничить неформальные контакты, медики подстраховались по-своему – бесплатно раздавали презервативы, огромную партию которых специально заказали на «Красном Треугольнике» в Ленинграде.
   Церемония открытия фестиваля прошла торжественно, вызвав огромный интерес у москвичей. Её специально начали в середине дня (В реальной истории из-за медленного движения колонны по улицам Москвы открытие фестиваля задержалось более чем на 2 часа и началось лишь в сумерках.) Красочное театрализованное действо понравилось всем.
   Ближе к окончанию церемонии в небе появились дирижабли. Их было много. Они медленно кружили над Москвой вокруг стадиона, разбрасывая в воздухе тысячи разноцветных воздушных шариков. Когда красочный парад и концерт закончились, на поле стадиона выехал грузовик с передвижной причальной вышкой. Первым к ней пришвартовался 70-тонный гигант класса «Менделеев». К нему была подвешена вместительная пассажирская гондола.
   Дирижабли забрали большую часть делегатов, в первую очередь – из Африки, Южной Америки, США, стран Карибского бассейна, и прочих капиталистических стран. В Москве остались, главным образом, делегаты из некоторых соцстран, Китая, Индии, Индонезии. Остальных повезли в двухнедельный тур по южным республикам СССР, в основном – по Средней Азии, выбрав для каждого воздушного корабля индивидуальный маршрут.
   Отрепетированные делегатами фестиваля концерты состоялись не в Москве, а Ташкенте, Ашхабаде, хлопководческих колхозах Узбекистана и Туркмении, в Киргизии и в Казахстане. Дирижабли нигде не задерживались надолго – посадка, час или два на очередной концерт – и дальше, в следующий колхоз. Местная самодеятельность также готовилась к их прибытию – гостей встречали организованно, в национальных костюмах, устраивали совместные концерты, где, к примеру, ямайский джаз перемежался киргизскими народными песнями и танцами.
   Делегаты, особенно из США и Европы, были одновременно в шоке и в восторге. А что? Их покатали на дирижабле, показали множество экзотических мест... А то, что двухнедельный марафон по раскалённой солнцем Средней Азии вымотал всех до крайности, и на какое-либо неформальное общение никаких сил уже не осталось – так в путешествии ещё и не то бывает.
   Церемонию закрытия фестиваля разнесли по нескольким городам, устроив телемарафон, чтобы не собирать всех делегатов обратно в Москву. Европейцев провожали в Бресте, африканцев и арабов – в Кишинёве, американцев, впрочем, привезли в Москву и отправили оттуда самолётом, причём закрытие фестиваля в Москве проводили прямо в аэропорту.
   Фестиваль вышел ярким и запоминающимся, при этом «детей фестиваля» практически не было.
  
   Следующий пуск «семёрки» мог быть подготовлен к 19-20 августа. Военные требовали теперь сделать ещё несколько пробных пусков по камчатскому полигону Кура ракетами с измерительной головной частью, чтобы быть полностью уверенными в надёжности носителя.
   Именно в надёжности заключались наибольшие проблемы и опасения. Ракета была ещё «сырая» и неотлаженная. После каждого запуска на телеметрии появлялись сигналы, свидетельствующие об отказе или нештатной работе той или иной системы. Военные требовали устранить все недостатки.
   Кроме того, военных пока не устраивала малая точность попадания головных частей. Челомей, которому тоже перепало некоторое количество информации из будущего, разумеется, в обезличенном виде, предлагал сделать маневрирующую головную часть, наводящуюся на сигналы гражданских радиостанций в США или же специально установленных радиомаяков.
   На бумаге концепция выглядела довольно реалистично. Челомей предложил установить на коническом корпусе головной части вблизи её заднего среза, 8 отклоняемых управляющих щитков. (Примерно так http://book.e-reading-lib.org/chapter.php/85671/51/Pervushin_-_Bitva_za_zvezdy-2._Kosmicheskoe_protivostoyanie_%28chast%27_I%29.html)
   Предполагалось, что такая боевая часть, после входа в атмосферу тормозится щитками, снизив скорость, чтобы убрать окружающее её облако плазмы. Затем из днища по окружности выдвигаются антенны пеленгаторов, которые принимают сигналы радиомаяка. Бортовая система наведения анализирует сигналы, определяет положение радиомаяка и вырабатывает управляющие воздействия на щитки.
   Хрущёв дал добро на разработку системы, и Челомей с энтузиазмом принялся за дело, не забывая, впрочем, о доводке морских крылатых ракет, которые оставались его основной тематикой.
   Пока же продолжались пуски Р-7 с измерительной головной частью. 19 августа был успешный пуск с попаданием в опытное поле на Камчатке, 7 сентября – ещё один успешный пуск, но отклонение головной части было несколько больше, чем в предыдущий раз.
   Параллельно проходили первые опытные пуски БРСД Р-12. Там тоже выявлялись отдельные недостатки, но удалось сделать главное – ракета летала и попадала в цель – с той точностью, которую могли обеспечить ещё несовершенные гироскопы.
   Также Янгель начал работу над переделкой Р-12 в ракету-носитель лёгкого класса для вывода на орбиту небольших спутников – такое задание Хрущёв поставил ему ещё в ходе проектирования Р-12. (РН «Космос». В реальной истории начало проектирования — 1959 г, первый пуск – 1962.)
   Эту идею Хрущёву подсказал Устинов, по результатам анализа информации о советской ракетно-космической технике, полученной из 2012 года. Ракета выходила длинной — 32 метра, и массой под 50 тонн. Но она была дешевле Р-16, хотя и имела меньшую забрасываемую массу.
   Для создания этого носителя требовалось разработать вторую ступень. Это задание было поручено Василию Павловичу Мишину, который с подачи Хрущёва получил самостоятельность и Омский механический завод, на котором и создал своё ОКБ, занимавшееся разработкой верхних ступеней и разгонных блоков. Вторую ступень для Р-12 Мишин начал проектировать уже с начала 1957 года. (АИ, в реальной истории на ОМЗ выпускались ракеты Р-12)
   Характеристики второй ступени, потребные для вывода на орбиту спутника массой 550 кг, из «документов 2012» были известны, проблема была в двигателе. ОКБ-456 Валентина Петровича Глушко было в это время загружено очень сильно – он доводил двигатели для Р-7 и янгелевских Р-12 и Р-14, начал проектировать двигатель для Р-16, одновременно работал над «концептами» НК-33 и RL-10. Теперь на него «свалился» ещё и РД-109 / РД-119 – такое обозначение получил двигатель для второй ступени «Космоса».
   Хрущёв, понимая, что от двигателей Глушко сейчас зависит сама возможность «достать» США, а заодно и успех советской космической программы, предложил объединить под общим руководством Валентина Петровича все конструкторские коллективы, занимавшиеся проектированием жидкостных ракетных двигателей. Совсем всех, конечно, объединять не стали, но МНПО «Энергомаш» вскоре превратилось в мощнейший на планете центр проектирования ЖРД. К работам Глушко частично подключились чисто авиационные ОКБ Н.Д. Кузнецова и А.М Люльки, разрабатывавшие турбонасосные агрегаты.
   Одновременно с испытаниями Р-12, на Чукотке, в районе бухты Провидения, началась постройка ракетных шахт для размещения нескольких полков этих ракет. (АИ) Причём шахты закладывались более глубокие, чем требовалось – в расчёте на размещение в них ракеты-носителя «Космос» – двухступенчатой версии Р-12.
   Хрущёв здраво рассудил, что если двухступенчатый «Космос» на базе Р-12 выводит на орбиту 550 кг, то на шесть с половиной тысяч километров он сможет закинуть поболее тонны. Это означало, что при размещении в районе бухты Провидения, боевая часть долетит до Вашингтона. Параллельное проектирование Р-12 и второй ступени к ней позволяло надеяться на создание боеспособной двухступенчатой МБР где-то к 1959 году, а в 1960-м ракеты могли встать на вооружение.
   (В это время в реальной истории уже проектировалась значительно более тяжёлая Р-16, под массу головной части более 2 т. поэтому «Космос» остался ракетой-носителем. В АИ, за счёт полученной информации, есть возможность получить ракету с межконтинентальной дальностью на базе Р-12 несколько раньше, если правильно расставить приоритеты при проектировании.)
  
   К августу появилась и другая проблема – Аллен Даллес снова почувствовал зуд в том самом месте. Несмотря на то, что с июля 1957 года начались полёты по программе «Открытое небо». Долгое многоэтапное согласование списка районов, доступных для воздушного контроля, было закончено в мае 1957 года. В июне стороны обменялись авиаподразделениями воздушного контроля. Под Москвой и в районе Читы приземлились четыре американских RB-50, по два на базу, в США перелетели два советских Ту-4. Аналогично в Норвегии и Италии расположились ещё две пары Ту-4, для контроля соответственно, северного и южного флангов НАТО. Ещё по паре Ту-4 и RB-50 контролировали Центральную и Западную Европу с баз в Западной и Восточной Германии.
   При этом полёты обычных разведчиков на некоторое, впрочем, непродолжительное время, прекратились – «за ненадобностью».
   Первоначально у американцев наблюдалась некоторая эйфория. «Советы» допустили их разведчики на свою территорию! Невероятно!
   Когда проявили первые снимки – эйфория начала медленно растворяться, уступая место осознанию реальности. На снимках были видны танковые парки, аэродромы, заставленные самолётами... По снимкам можно было контролировать армию, убедиться, что она не развёртывается для внезапного нападения, а занимается плановой боевой подготовкой. Но никаких сведений о новых советских разработках программа «Открытое небо» не давала. Как и задумывалось.
   Но космические запуски СССР и начало испытаний Р-7 переполошили всю Америку. Аллен Даллес начал настойчиво предлагать президенту провести несколько разведывательных полётов в район советских полигонов Байконур и Капустин Яр. Он напирал на недавно проведённые доработки самолётов U-2. Их высота полёта была несколько увеличена, а главное – они были покрыты специальной краской, которая якобы поглощала лучи радиолокаторов. Американские локаторы U-2 теперь действительно наблюдали с трудом.
   Лётчики U-2 слегка оборзели, вновь почувствовали себя неуязвимыми. Ещё больше оборзело их начальство – полковники и генералы сами не летали, рисковать жизнями им не требовалось, а результаты выдавать надо было – карьера дороже, хоЦЦА и новый дом в престижном районе, и «кадиллак» последней модели, а то и что-нибудь спортивное-европейское классом повыше американских Muscle Car.
   Сенатские слушания по поводу сбитого над СССР самолёта-шпиона добавили Даллесу седых волос. Однако ему хоть и с трудом, но удалось отбиться от обвинений комиссии. Даллес сослался на параноидальную секретность русских, помешавшую американской разведке своевременно вскрыть наличие на вооружении ПВО СССР ракетных систем с досягаемостью по высоте не менее 20 км. Он также утверждал, что проведённые фирмой «Lockheed» доработки значительно улучшили характеристики U-2, что позволит ему выполнять задания в советском воздушном пространстве без риска быть сбитым. Врал, конечно.
   Специалистам «Локхида» удалось поднять максимальный потолок U-2 с 65000 до 70000 футов, т. е. до 21000 метров. Теперь стационарная система ПВО Москвы действительно не смогла бы его достать. Но Даллес не знал, что в СССР уже испытывается мобильный ЗРК С-75 с досягаемостью по высоте 30000 м.
   Президент сначала противился нажиму Даллеса, не без основания опасаясь, что если русские сбили U-2 один раз, то могут сбить и снова. С другой стороны, обычным разведчикам периодически удавалось внаглую прорываться на несколько сотен километров вглубь территории СССР, особенно на Дальнем Востоке и на Крайнем Севере над Сибирью, прежде, чем перехватчики успевали долететь до этих отдалённых районов.
   Удачный прорыв английской «Канберры» в 1957 году, когда она долетела до Баку, навёл американских военных, а затем и самого Эйзенхауэра на мысль, что на самом деле ПВО «красных» и над европейской частью СССР не настолько грозна и непроницаема. (В реальной истории 4 по 9 июля 1956 г. высотными разведчиками было осуществлено 5 прорывов глубиной до 150-350 км по маршрутам: Гродно-Минск-Вильнюс-Каунас-Калининград; Брест-Пинск-Барановичи-Каунас- Калининград. В АИ 5 июля 1956 был сбит U-2, поэтому состоялся только один полёт «Канберры» 4 июля 1956, после чего полёты были приостановлены.) Да и RB-47, постоянно «щупавшие» советские северные границы, обычно уходили безнаказанными. Хотя и не всегда.
   18 апреля 1955 г в районе островов Беринга и Камчатки два МиГ-15 капитана Короткова и лейтенанта Сажина перехватили RB-47. Коротков атаковал, американский разведчик рухнул в море, экипаж не нашли. Оба наших лётчика были награждёны орденами.
   В том же горячем июле 1956-го в районе мыса Находка группа МиГ-15 обстреляла американский P2V-7 «Нептун». Разведчик сел на воду и затонул, погиб один член экипажа, остальных вытащили американские спасатели, видимо, приводнение было уже в нейтральных водах.
   Были удачные перехваты и позже, в 1958-м и 60-м, о них ещё будет сказано. Пока же президент медлил – посылать очередного пилота на смерть не хотелось. Но, помимо Даллеса, на него начали давить и военные. В конце концов, Эйзенхауэр санкционировал проведение в августе 1957 г. разведывательной операции, получившей наименование «Soft Touch».
   Предполагалось в период с 5 по 28 августа предпринять несколько разведывательных полётов из Лахора, в Пакистане, куда перебазировался отряд «В», для фотографирования советских ракетных полигонов.
   К проведению операции «Soft Touch» готовились и в СССР. О прорыве «Канберры» в 1957 г точной информации в «документах 2012» не было, отчасти потому её и не удалось перехватить. Ну и вообще, «Канберра» – цель довольно сложная для перехватчиков того времени. А вот по всем полётам U-2 списочек с датами и целями имелся, хотя и на английском (http://www.spyflight.co.uk/u2.htm) Кусочки этого списка Иван Александрович Серов и выдавал периодически Сергею Семеновичу Бирюзову под видом агентурных данных.
   Разумеется, и агентурные данные, если таковые были, тоже учитывались. Но с агентурой в Пакистане было пока сложно, потому приходилось уповать на список.
   Ещё в январе Никита Сергеевич просил Грушина и Расплетина ускорить передачу комплекса С-75 на полигонные испытания. Задолго до их начала, с января 1957 г было развёрнуто серийное производство основных компонентов комплекса. Для обеспечения ускоренного оснащения войск зенитной ракетной техникой в 1957 г. промышленности страны предстояло выпустить наземные средства для комплектования 40 позиций ЗРК и 1200 ракет В-750. (Реально так и было, см. http://pvo.guns.ru/s75/s75.htm) Более того, в том же январе ракетой В-750 был сбит Ил-28, переоборудованный в мишень для испытаний другого, «московского» комплекса С-25. Сбили в общем-то вне плана, но именно сбили, а не случайно попали.
   Грушин и Расплетин и сами хотели бы опробовать новый комплекс на реальной цели. Поэтому они несколько ускорили работы, составили более сжатый план экспериментальной отработки. С апреля 1957 г. (в реальной истории – с мая) началась отправка на полигоны первых партий аппаратуры и отдельных боевых средств серийных комплексов СА-75. В октябре 1957 г. планировалось поставить на совместные испытания серийный комплекс СА-75 в полном составе. Но уже в июле (в реальной истории – в августе) начались полигонные испытания опытных образцов. Отличие было в том, что испытания проводились сразу на двух полигонах – в Капустином Яре и на Байконуре. Идея заключалась в создании ракетной засады на обеих основных целях для американских U-2.
   Королёву сама идея соседства зенитчиков с его ракетами поначалу активно не нравилась.
   – Где гарантия, что их изделие не полетит куда не надо? – возмущался Сергей Павлович. – Ракеты, они, знаете, вообще любят гоняться за своими создателями!
   Но приказ есть приказ, тем более – исходящий с самого верха. Зенитчики разместились несколько в стороне от старта «семёрки». Было развёрнуто сразу три опытных комплекса, прикрывавших старт Р-7 с юга, юго-запада и юго-востока. Зоны поражения комплексов частично перекрывались. Когда маршал Бирюзов по указанию Хрущёва показал Сергею Павловичу схему расположения ЗРК и ожидаемого маршрута U-2, Королёв, усмехнувшись, покачал головой:
   – Да тут, Сергей Семёныч, и мышь не проскочит, не то что американы.
   Хрущёв не был бы Хрущёвым, если бы не попытался извлечь из ситуации пропагандистскую выгоду. Совсем недавно, после испытаний Р-7 Королёв показывал ему фильм, снятый кинотелескопом КСТ-80, где было показано разделение ступеней ракеты на большой высоте. Готовя операцию по перехвату U-2, Никита Сергеевич мигом смекнул, что раз противник идёт на Байконур, то можно попытаться следить за ним не только радарами, но и кинотелескопом.
   Наводить ракеты КСТ-80 не умел. Зато снять с большой дальности во всех подробностях их попадание в цель – мог. Хрущёв попросил Королёва организовать наблюдение за разведчиком, пояснив, что его интересуют результаты ракетной стрельбы.
   – Вы только представьте, Сергей Палыч, какого ежа в штаны мы американам подложим, когда они начнут врать, что их самолёт случайно заблудился и потерпел аварию над нашей территорией, – сказал он. – А мы всему миру по ONN фильм покажем, как мы его сбили, да ещё и обломки предъявим, как в прошлом году, с серийными номерами. Не отвертятся! И нашему народу покажем, какое грозное оружие у нас имеется. Чтоб свои гордились, а враги боялись!
   Так как радиолокатор с фазированной антенной конструкции Юрова и электронным сканированием ещё отрабатывался (АИ), для скорости Расплетин предложил сделать станцию наведения ракет 10-сантиметрового диапазона, на уже хорошо освоенных промышленностью лампах.(А это уже факт, первоначально система с 10-см СНР называлась СА-75 «Двина») У этой станции ещё не было аппаратуры селекции целей и системы электронного выстрела. Зато СНР была сделана быстро и уже с апреля 1957 г. она проходила отдельные испытания. (http://pvo.guns.ru/s75/s75.htm) С июля начали пуски ракеты В-750 в замкнутом контуре управления. (В реальной истории — с августа)
   Гостей ждали, и отнюдь не с хлебом-солью. Ну, может быть и с солью, но не на хлебе, а в заряженной берданке.
  
   (Следующий эпизод написан по данным выложенного в Инете рассекреченного учебника по комплексу С-75 и может содержать ошибки и неточности из-за неправильной интерпретации. Кто что найдёт - поправляйте)
   5 августа 1957 года, рано утром пилот отряда «В» Юджин «Бастер» Иденс (Eugene ‘Buster’ Edens) поднял свой U-2 с аэродрома в пакистанском Лахоре. Он не знал, что несколько советских дирижаблей ДРЛО и наземные радары уже соткали над Казахстаном свою незримую ловчую сеть.
   U-2 поднялся до высоты своего практического потолка – на этот раз снижаться было строжайше запрещено. На этой максимальной высоте он и пересёк советскую южную границу.
   Юджин Иденс внимательно слушал радиопереговоры «красных». В эфире было спокойно, никаких напряжённых голосов, громких докладов, оживления не прослушивалось. Однако, это его не успокаивало. Прошлый раз было так же тихо, но Кармине Вито из полёта над Россией не вернулся.
   Тишина была обманчива. После январского совещания по системам ПВО была начата большая работа по интеграции различных систем обнаружения воздушных целей. Безусловно, до создания общесоюзной сети ПВО было ещё далеко, но появление модемов и радиомодемов позволило провести первые опыты по совместной работе нескольких наземных радаров и дирижаблей ДРЛО с автоматизированным обменом информацией. Для этого использовались разработанные в прошлом году и срочно доработанные для возможности сетевого обмена специализированные ЭВМ «Диана-1» и «Диана-2». К ним, по сути дела, было пристроено второе АЛУ и блок памяти для управления модемом. Грузоподъёмность дирижаблей ДРЛО позволяла разместить на них достаточно тяжёлое и объёмное электронное оборудование.
   В июне-июле 1957 г. проводились первые опыты по отслеживанию воздушных целей несколькими воздушными и наземными пунктами обнаружения с передачей информации между пунктами в автоматизированном режиме.(АИ) Эксперименты прошли достаточно удачно, чтобы попытаться применить свежие наработки на реальной цели. Разумеется, в случае отказа расчёты РЛС были готовы перейти на привычный режим команд голосом. На этот случай, чтобы не выдать себя, была разработана система кодированных переговоров.
   Пока же специальные подразделения войск связи вели с американцем сложную радиоигру, имитируя обычные повседневные переговоры, тогда как ЭВМ в небе и на земле бесшумно обменивались кодированными пакетами информации. Все данные стекались в разведывательно-информационный центр (РИЦ) ПВО полигона.
   Из РИЦ информация передавалась непосредственно в дивизионы (комплексы), получившие позывные «Днепр» с порядковыми номерами 1, 2, 3. Офицеры в кабине УВ (кабина управления комплекса С-75), получая данные, объявляли информацию для боевого расчёта голосом, по проводной связи.
   – По данным РИЦ, есть цель, азимут 133, дальность... высота 21 тысяча.
   – Цель один, азимут 133, дальность... подлётное время...
   U-2 плыл в небесной синеве, оставляя высоко в небе белую полоску инверсионного следа. Но он шёл так высоко, что даже эту белую полоску было плохо видно. Внизу проплыли горы Таджикистана, затем Ташкент, слева осталось озеро с непроизносимым для среднего американца названием (оз. Айдаркуль). Теперь внизу расстилалась бескрайняя жёлто-коричневая равнина, рассечённая долиной реки.
   Время от времени на приборной доске вспыхивала и гасла сигнальная лампочка, означавшая, что по самолёту мазнул луч русского радара. По периодичности этих миганий Иденс заключил, что облучающий его радар работает в режиме обзора – он знал, с какой частотой вращается его антенна. Если бы его обнаружили, радар перешёл бы в режим сопровождения, и лампочка светилась бы непрерывно.
   В Кремле, у большой карты, точно так же, как год назад, сидел Первый секретарь ЦК. Время от времени звонил телефон, он брал трубку, слушал, благодарил, и втыкал в карту очередной флажок, помечая текущее положение вражеского разведчика. Линия курса тянулась от границы прямо к космодрому Байконур.
   Самолёт пересёк пустыню, помеченную как Южноказахстанская область, оставил справа по полёту речную долину и город (Кызылорда). Впереди лежала цель – новый секретный ракетный полигон русских. Его точное расположение было неизвестно, примерное – было вычислено по показаниям расположенных в Иране радаров. Но вычислено, как оказалось, достаточно точно.
   – Цель один, подходит к зоне обнаружения СРЦ. (Станция разведки и целеуказания комплекса С-75 – собственный обзорный радар комплекса, индекс П-12 «Енисей»)
   – СРЦ Днепр-2 обнаружить цель. Сектор 120 – 140. Дальность 240. Высота 21 тысяча
   – Цель один, Азимут 133, Дальность 235
   – Цель один, Высота 21 тысяча.
   Лампочка на панели начала вспыхивать и гаснуть в немного другом ритме – самолёт вошёл в зону обзора другого радара.
   – Цель один, азимут 133, дальность... подходит к рубежу подготовки ракет.
   – Дивизион, к бою! Готовить разово шесть.
   – На подготовке шесть.
   Долго искать не пришлось. Далеко впереди маячило сооружение, даже с высоты 21000 метров выглядевшее циклопическим. Гигантские решётчатые фермы и рукотворный бетонный каньон. Иденс проверил всю разведывательную аппаратуру и приготовился снимать. До русского стартового комплекса ещё было несколько минут полёта.
   – Готово шесть.
   – Цель один, подходит к рубежу выхода СНР в эфир.
   – Расчёту – боевая готовность!
   – Принять ЦУ.
   – Передатчик! Произвожу поиск. Антенна!
   (Разогретый заранее передатчик переключён с эквивалента антенны на собственно антенну. С этого момента станция наведения ракет «оживает» и начинает излучать в пространство, тем самым демаскируя комплекс. СРЦ может стоять немного в стороне, а СНР расположена в центре 6-лучевой звезды, по лучам которой установлены пусковые.)
   – Есть цель. РС. (Команда взять цель на ручное сопровождение. По мере приближения сигнал от цели усиливается, после чего можно будет взять цель на автоматическое сопровождение с ручной подстройкой АС-РП, а затем и на полностью автоматическое АС-АП)
   – Есть РС по дальности!
   – Есть РС по углу!
   – Есть РС по азимуту!
   – Цель одиночная, без помех, малоразмерная, приближается.
   – Днепр-2, есть цель, без помех, квадрат... высота 21 тысяча.
   – Внимание, цель захвачена.
   Американец заметил, что лампочка на приборной доске горит непрерывно, тревожным алым светом и понял, что один из русских радаров взял его на сопровождение. Но какой это радар – лампочка сообщить не могла. Иденс проверил аппаратуру радиоразведки, которая записывала все радиосигналы. Потом парни из разведки проанализируют запись и расшифруют частоты, на которых работает этот русский радар. Только тогда можно будет определить, кто же всё-таки оказался таким глазастым и увидел плывущий высоко в небе «невидимый» U-2.
   – Цель – противник. (Нет ответа на запрос системы опознавания «свой-чужой»)
   – АС-РП! (Команда перехода на автосопровождение с ручной подстройкой.)
   – Есть АС по дальности.
   – Есть АС-РП по азимуту.
   – Есть АС-РП по углу.
   Пройдёт ещё несколько лет, прежде, чем в США будет создана аппаратура, автоматически реагирующая на частоту СНР комплекса С-75 и дающая пилоту сигнал тревоги. Пока же комплекс ещё неизвестен противнику, они не знают его характерные частоты, дальность и высоту обнаружения.
   – АС-АП! (Команда перехода на полностью автоматическое сопровождение)
   – Есть АС-АП по азимуту.
   – Есть АС-АП по углу.
   – Метод трех точек!
   – Дальняя .... Ближняя ...! – офицер назвал границы зоны пуска для высоты в 21 км и скорости цели. Цель движется, пока ракета летит к цели, цель успеет приблизиться и войти в зону поражения. За счёт этого границы зоны пуска отстоят от позиции ЗРК значительно дальше, чем границы зоны поражения.
   Сосредоточившись на выполнении задачи, Иденс даже не заметил, что в эфире воцарилась полная тишина. Пилот внимательно смотрел в перископ нижнего обзора, выжидая, когда ракетный старт русских попадёт в прицел его фотоаппарата. Всё его внимание было сосредоточено на объекте.
   – Цель уничтожить тремя, очередью, в гарантированной зоне!
   – Есть уничтожить тремя!
   – Первая готова. Боевое положение.
   – Вторая готова. Боевое положение.
   – Третья готова. Боевое положение.
   Ракеты на пусковых, только что лежавшие горизонтально, направленными в разные стороны, как фигуристки, изящным пируэтом вдруг синхронно приподнялись на угол 45 градусов, одновременно поворачиваясь в сторону цели.
   – Цель подходит к зоне пуска
   – Внимание, первая, пуск.
   – Стартовала первая
   – Вторая – пуск!
   – Стартовала вторая!
   – Третья – пуск!
   Вероятность поражения цели для первых образцов комплекса С-75 была невысока и в зависимости от взаимного расположения ЗРК и цели могла составлять от 0,35 до 0,7. Поэтому стреляли обычно не одной ракетой, а двумя или тремя. Так как из-за различных отказов или маневров цели ракеты могли и не стартовать, к пуску готовили обычно больше ракет, чем собирались запустить.
   Иденс, глядя в перископ нижнего обзора, вдруг заметил впереди и левее на земле облачко дыма, от которого потянулся в его сторону дымный след. Через несколько секунд рядом появилось второе облачко, затем третье. Он никогда ещё не сталкивался с ЗРК, но догадался, что ничего хорошего эти облачка не предвещают. Однако, ему показалось, что дымные следы пройдут ниже его самолёта. Пилот подумал, что в этот раз красные ошиблись, на такой высоте их ракеты его не достанут. Он начал отворачивать, но длиннокрылый U-2 на большой высоте, в разреженном воздухе был очень неповоротлив.
   Русские ракеты быстро набирали высоту и приближались.
   – Десять! – Первая ракета приблизилась к цели на 10 километров, офицер наведения доложил об этом командиру дивизиона.
   Проклиная конструкторов «Локхида», сделавших вместо нормального самолёта это беспомощное и неманевренное насекомое, Иденс пытался хотя бы отвернуть. (В режиме крейсерского полёта U-2 имел очень малый диапазон возможного изменения скоростей – всего лишь порядка 20 км/ч, от 820 до 840 км/ч или что-то около того, а длинные крылья и общая хрупкость конструкции не позволяли активно маневрировать)
   Поздно.
   Перед глазами Иденса мелькнула русская ракета, показавшаяся ему громадной, как телеграфный столб, она прошла впереди его самолёта и ушла вверх, разматывая за собой дымный шлейф.
   – Fuck!!!
   – Срыв АС первого! Первая, промах!
   Мощнейший взрыв потряс U-2, по самолёту словно ударил молот Тора, оба длинных узких крыла моментально сложились и отлетели, Иденса швырнуло вперёд, но удержали привязные ремни, мир вокруг него стал внезапно стал красным – отрицательная перегрузка разорвала сосуды в глазах. Он мгновенно потерял сознание.
   – Вторая, разрыв!
   Иденс уже не почувствовал второго удара, переломившего пополам фюзеляж позади крыльев. Две сотни килограммов взрывчатки в боевой части В-750 разнесли хрупкий разведчик в клочья.
   – Третья, разрыв!
   Академики Расплетин и Грушин, вместе с доброй сотней других зрителей из числа испытателей, а также офицеров и солдат полигона, затаив дыхание, смотрели, как высоко в небе дымный след ракеты пересёкся с белой тонкой ниточкой инверсионного следа U-2, образовав маленькое белое облачко, из которого вперёд по направлению полёта, протянулись, как щупальца, струи дыма от обломков. Часть второй ступени ракеты, волоча за собой клубящуюся дымовую ленту, по инерции улетела вверх. Второй дымный след вонзился в облачко, сделав его ещё больше. Оно рассыпалось дымным спрутом, часть цели, тоже по инерции, ещё пролетела немного вперёд, и закувыркалась, падая с невероятной высоты. На всё ушло не более нескольких секунд.
   Офицер наведения, не вставая с места – в тесном вагончике кабины управления это было далеко не просто сделать – доложил по связи:
   – Цель уничтожена, расход – три.
   – Днепр-2, цель один уничтожил, расход – три, – доложил командир дивизиона на КП, и добавил. – Снять с подготовки три.
   Академик Расплетин повернулся к академику Грушину и торжественно пожал ему руку под радостные возгласы собравшихся. Люди уже выволокли из кабины УВ операторов и командира комплекса, и под крики «Ура!» подбрасывали высоко вверх.
   В это время маршал Бирюзов уже докладывал по ВЧ Хрущёву:
   – Товарищ Первый секретарь, разрешите доложить... – и затем, радостно, не удержавшись: – Сбили, Никита Сергеич! В лучшем виде! Прямо на подходе к первой площадке полигона.
   Были организованы поиски обломков. Падая с большой высоты, части самолёта рассеялись широко по выгоревшей от солнца степи. Обломки собирали несколько дней, но уже в первый день были найдены самые крупные из них – консоли крыльев, двигатель, передняя часть фюзеляжа, стойки шасси, фотоустановка с частично отснятой кассетой, катапультное кресло пилота.
   Нашли и самого пилота. Он был мёртв ещё до того, как упал на землю. При нём имелась листовка с американским флагом и надписью по-русски, с просьбой оказать помощь в переходе границы. (Подобная листовка была у Пауэрса)
  
   Тело, обломки и фотоустановку доставили в Москву, там ими занялись эксперты. Шепилов готовил очередную ноту протеста. Хрущёв не спешил, выжидая, как отреагируют американцы.
   На этот раз Эйзенхауэр не стал выжидать и темнить. Как только ему доложили, что у самолёта по времени закончилось топливо, президент решил действовать на опережение. Приехав в Пентагон, где был установлен телетайп для прямой связи с Москвой (АИ, реально такой телетайп появился после Карибского кризиса, но здесь Хрущёв и Эйзенхауэр договорились о прямой связи в Женеве в 1955 г.), он попросил переводчика отослать Хрущёву сообщение:
   «Господин Первый секретарь! Один из наших самолётов-разведчиков U-2 пропал в районе Центральной Азии. Полёт проходил в режиме радиомолчания. Последнее местоположение самолёта нам неизвестно. Я не исключаю возможности, что пилот, ещё незнакомый с местностью, мог заблудиться и случайно пересечь государственную границу СССР. Я также не исключаю, что самолёт мог потерпеть катастрофу на советской территории. Уверяю Вас, скорее всего, это произошло случайно, из-за непреднамеренной ошибки пилота. Если Вы можете пролить свет на судьбу нашего пилота и самолёта, прошу Вас проявить милосердие и сообщить в наше посольство все имеющиеся у Вас сведения.»
   О получении сообщения было немедленно доложено Хрущёву.
   Крякнув с досады, Никита Сергеевич был вынужден признать, что на этот раз Айк его переиграл. Прислав сообщение по прямой связи ему лично, президент придал истории конфиденциальный характер. А просьба «проявить милосердие» вообще обезоруживала советскую пропагандистскую машину.
   Вызвав Серова и Шепилова, Хрущёв изложил им свои соображения:
   – Вроде как получается, что мы сбили «случайно заблудившийся самолёт». Если начать публиковать заготовленные пропагандистские материалы, получится неудобно. Президент хотел решить вопрос конфиденциально, а мы всё в эфир вывалили. Что делать будем? Есть у нас железобетонные доказательства, что самолёт не «случайно заблудился», а совершал плановый шпионский полёт над территорией СССР? Плёнку не удалось проявить?
   – Есть доказательства, Никита Сергеич, – ответил Серов.
   Он достал пачку проявленных фотоснимков, на которых были видны советские аэродромы и позиции зенитной артиллерии, сфотографированные Иденсом по пути к Байконуру. Затем он вытащил кожаный планшет погибшего лётчика.
   – Смотрите карту, Никита Сергеич. Вот его маршрут отмечен. А вот государственная граница СССР и предполагаемые координаты объектов для фотосъёмки.
   Линия на карте недвусмысленно пересекала границу СССР, углубляясь на советскую территорию.
   – Дмитрий Трофимыч, ноту для американцев подготовили?
   – Да, Никита Сергеич, всё готово, – Шепилов передал Хрущёву текст официального заявления МИДа.
   – Тогда так, – решил Хрущёв. – Президенту я так же конфиденциально отвечу, что самолёт сбит нашей ПВО, и у нас есть доказательства, что он оказался над нашей территорией не случайно. Ну, и напомню, что факт этого полёта нарушает наши договорённости по «Открытому небу». Хотя одним нарушением больше, одним меньше – Айку плевать.
   – Вы передадите собранную информацию и тело пилота в американское посольство. Сами мы никаких публичных заявлений для прессы в первый день делать не будем. А копии фотографий, фотокопию карты, снимки обломков самолёта и киноплёнку телескопа, где заснято попадание ракет, передадим телеканалу ONN. Но надо организовать это под видом утечки данных, как бы неофициально.
   – Сделаем, Никита Сергеич, – ответил Серов.
   Получив ответное сообщение Хрущёва, Эйзенхауэр лишь сдержанно поблагодарил и обещал «разобраться с не в меру ретивыми сотрудниками спецслужб».
   – Опять свалит всё на Даллеса, – проворчал Хрущёв, прочитав ответ президента.
   На канале ONN сначала появилось сообщение, что, по данным «неназванного источника» в СССР был сбит американский самолёт-разведчик. И лишь после того, как весь мир начал обсуждать это происшествие, по советскому телевидению показали подробный сюжет о перехвате, плёнку, снятую кинотелескопом, фотографии советских аэродромов, обломков самолёта, и американскую карту с маршрутом его полёта. Сам ЗРК, разумеется, не показывали, он пока был совершенно секретным. На плёнке были видны только полосы дыма без всяких подробностей.
   Первым телеканалом на Западе, показавшим этот сюжет и разоблачающие США фотографии стал даже не ONN, а ABC. На этот раз их репортёры успели раньше, что лишь добавило истории достоверности в глазах всего мира. И лишь на несколько минут позже ONN показал аналогичный сюжет, но уже не только в США, но и в Европе. Это сообщение вызвало сенсацию. Все мировые газеты перепечатали фотографии, телеканалы снова и снова крутили плёнку, где дымные следы ракет пересекали инверсионный след U-2, и он разваливался на горящие обломки.
   После этого Хрущёв устроил телевизионную пресс-конференцию, где официально сообщил о сбитом самолёте. Он сказал прямо:
   – Вначале американская сторона заверяла нас, что самолёт оказался над территорией СССР случайно и непреднамеренно. Поэтому мы не стали сразу объявлять о нарушении нашей государственной границы. Мы понимаем, что техника не совершенна, навигационные ошибки возможны, лётчики тоже люди и могут ошибаться. Поэтому мы пошли навстречу просьбе американской администрации и не стали раздувать скандал.
   – Но затем были получены неопровержимые доказательства, что нарушение советской границы не было случайным. Оно было запланировано заранее, о чём свидетельствует найденная поисковой командой географическая карта американского производства, с нанесённым на неё маршрутом полёта, – Никита Сергеевич взял карту и лично повесил её на стойку перед телекамерами.
   Репортёры зашумели, телекамеры нацелились на карту, показывая маршрут самолёта крупным планом. Часть карты была закрыта полоской бумаги, чтобы не показывать расположение космодрома – на этом настоял Серов, хотя особого смысла в этом не было – американцы всё равно вычислили координаты полигона, наблюдая за ракетными пусками.
   – Как видите, – продолжал Хрущёв, – доказательства неопровержимые. Ну и зачем, спрашивается, мы согласились на участие в программе «Открытое небо»? Если все договорённости, достигнутые в ходе её обсуждения и согласования, Соединёнными Штатами игнорируются? У нас была договорённость: после начала полётов самолётов контроля все разведывательные полёты помимо этой программы прекращаются. Я вынужден отдать должное президенту Эйзенхауэру – до вчерашнего дня так и было. Эти договорённости более-менее соблюдались. Вчерашний случай показал, что американская администрация может отбросить любые договорённости, если возникнет такая необходимость.
   – Наши самолёты никогда не пересекали границ воздушного пространства США. Счёт нарушениям наших границ американскими и британскими самолётами идёт уже на сотни. Может быть, нам стоит прекратить программу «Открытое небо» и вернуть всё вспять, к состоянию 1954-55 года? – риторически спросил Хрущёв. – Я вам, западные господа, повторяю ещё раз! Не летайте вы в Советский Союз! – сказал он, для убедительности потрясая перед телекамерами увесистым кулаком. – Не летайте вы в социалистические страны! Не суйте своё свиное рыло в наш социалистический огород! Мы ваших шпионов сбивали, сбиваем, и будем сбивать! (В реальной истории фраза была произнесена в 1960 году после пресечения полёта Ф. Пауэрса)
  
   Аллен Даллес сидел в своём кабинете, когда вдруг зазвонил «президентский» телефон.
   – Мистер Даллес, включите-ка канал ONN, – произнёс президент.
   Даллес успел увидеть лишь конец информационного сообщения, но видеоряд повторялся несколько раз, а комментарий не позволял усомниться, что репортёры всё разнюхали.
   – Жду вас и Биссела немедленно, – сказал Эйзенхауэр и отключился.
   Даллес нажал клавишу селектора и сказал:
   – Биссела мне. Ричард? У вас хрущёвский вазелин ещё остался? Берите и поехали, он нам сейчас понадобится.
   Президент встретил их в Овальном кабинете. Он был зол. Очень зол.
   – Итак, мистер Даллес, на сенатских слушаниях вы, помнится, утверждали, что ваш самолёт прошёл модернизацию, и теперь ещё более невидим и неуязвим, чем раньше? – многозначительно вопросил президент.
   – Э-э-э... Господин президент...
   – Молчать!!! – рявкнул Эйзенхауэр, заводясь с пол-оборота. – Я с вами разговариваю!!!
   Президент вышел из-за стола и прошёлся по кабинету, кипя бешенством.
   – У нас с Россией только месяц назад начались взаимные контрольные полёты по программе «Открытое небо»!! Мы с таким трудом согласовали этот грёбаный список районов контроля! Красные несколько раз собирались всё отменить! Они только-только начали хоть чуть-чуть нам доверять! И тут ваша грёбаная высотная мишень снова испортила всё, чего удалось достичь за эти два года! – Эйзенхауэр, красный от ярости, остановился у стола.
   – Это что? – он протянул Даллесу фотокопию карты с маршрутом полёта американского разведчика. – Как вы, идиоты, мать вашу, допустили, что такая улика могла попасть в руки красных?!!
   – Господин президент, но ведь пилоту надо знать, куда лететь...
   – Молчать!!! – прорычал Айк. – Надо было приделать к планшету самоликвидатор! И к фотоаппарату тоже! – он потряс пачкой фотографий советских военных объектов и швырнул их под ноги Даллесу.
   Фотографии разлетелись по полу.
   – А ещё лучше – надо повесить по самоликвидатору вам, идиотам, на шею! Как у этого писателя... как его... Шекли! Подумаешь, русский аэродром с «МиГами» засняли! Эта макулатура не стоит и цента!
   (Повесть Роберта Шекли «Билет на планету Транай» опубликована в 1955 г.)
   – Стоило из-за десятка «МиГов» подвергать риску разрыва соглашение по «Открытому небу»? Стоило? А Хрущёв на пресс-конференции прямо сказал, что готов его пересмотреть, из-за того, что обещаниям администрации Соединённых Штатов нельзя доверять!
   – Господин президент, самолёт должен был сфотографировать русский ракетный полигон... Вы же понимаете, как нам важно получить такие сведения...
   – Важно! Но ещё важнее та масса информации, которую привозят самолёты воздушного контроля из каждого полёта! – Эйзенхауэр показал на большую карту, где на территории СССР пестрели значки воинских частей. – Если из-за вашего нездорового любопытства мы потеряем такой источник данных, мы окажемся там же, где были в пятьдесят четвёртом! Самолёты воздушного контроля дали нам за месяц больше информации о вооружённых силах русских, чем все разведывательные полёты с 1945 года!
   – Господин президент, но всё это – уже известные нам образцы, – не унимался Даллес. – А красные не стоят на месте, они делают всё новые и новые системы оружия. И они уже обогнали нас по баллистическим ракетам дальнего действия.
   – Я знаю! Но я не могу рисковать потерей сведений о дислокации русских военных подразделений, которые привозят самолёты воздушного контроля! По этим данным я могу определить, собираются красные напасть на Западную Европу, или нет! Это для меня сейчас важнее, чем призрачная возможность сфотографировать русский ракетный полигон! – рявкнул Эйзенхауэр. – Я запрещаю вам, слышите, мистер Даллес? Я запрещаю впредь летать над советской территорией на ваших ублюдочных высотных планерах! И если вы ещё раз придёте ко мне с идеей послать U-2 в советское воздушное пространство, я собственноручно засуну динамитную шашку в вашу жирную шпионскую задницу и подожгу фитиль!! Вон отсюда!!!
  
   #Обновление 25.11.2014
  
   6 октября 1957 года была впервые запущена трёхступенчатая ракета-носитель Р-7 с разгонным блоком. Она вывела на сильно вытянутую эллиптическую орбиту искусственный спутник с оборудованием для подробного исследования структуры радиационных поясов Земли. (АИ) В предыдущем полёте из-за недостаточной высоты апогея орбиты был обнаружен только внутренний радиационный пояс. В то время, как информационные материалы из «документов 2012» содержали сведения о втором, внешнем поясе, простирающемся значительно дальше в космос, и содержащем частицы более высоких энергий.
   Благодаря этому спутнику было получено экспериментальное подтверждение этих данных. Параллельно велись работы по созданию метеорологического спутника, оснащённого системой ориентации, телекамерами и системой передачи сигнала на Землю в реальном времени. (АИ) Эти работы были начаты в 1955 году и теперь близились к первому реальному испытанию в космосе. Работы вёл НИИ-627 академика Андроника Гевондовича Иосифьяна, (с 1959 г – ВНИИЭМ), куда передал свой задел по этой работе М.К. Тихонравов. С конца 1956 г. по заданию руководства Главкосмоса работы были ускорены (АИ) с расчётом на вывод спутника на орбиту в конце 1957 года.
   3-го ноября 1957 ракета Р-7 вывела на орбиту первый прототип советского метеорологического спутника, предназначенный пока для отработки систем ориентации в пространстве, а также систем стабилизации и электроснабжения. (АИ) На нём впервые была использована система ориентации на основе маховика.
   (Приблизительный аналог – спутник «Космос-14», он же – «Омега» http://ru.wikipedia.org/wiki/Космос-14)
   В октябре 1957 года вышел на экраны кинотеатров страны документальный фильм Павла Владимировича Клушанцева «Дорога к звездам». Это был первый отечественный научно-популярный фильм, снятый в цвете. Первая его половина, с рассказом о жизни и работе К.Э. Циолковского, осталась неизменной. А вот вторая, по указанию Хрущёва, была частично снята на НИИП № 5 Министерства обороны, сейчас более известном как космодром Байконур. Конечно, подробных съёмок пока ещё секретной техники Клушанцеву сделать не разрешили.
   Советскому народу показали, хотя и издали, реальный старт ракеты Р-5 со спутником, затем старт ракеты Р-7 с тяжёлым научным спутником, рассказали и показали схему радиационных поясов Вернова. Люди увидели, как выглядит настоящий космический скафандр СК-1, разрабатывавшийся на заводе № 918 (В реальной истории разработка СК-1 началась в 1959 г, в АИ — в 1956-м). Реальный корабль 1К-О «Север» Клушанцеву показали, но снимать не дали. Вместо него ему дали полную информацию по кораблю «Восход», которого в этой версии истории не существовало. По этой информации Павел Владимирович с приданным ему коллективом из нескольких макетчиков создал довольно подробный съёмочный макет космического корабля, в котором и снимались сцены полёта в космос, выхода человека в открытое космическое пространство, поведение предметов в невесомости.
   Клушанцев узнал также и о реальных орбитальных станциях, поэтому в фильме не было космонавтов в кожаных регланах и пилотских шлемах, кожаной стёганой обивки на стенах и прочих подобных деталей. Да и сама станция выглядела в фильме не как брикет цилиндров с вращающимся кольцом и экипажем из десятков человек, работающих в искусственной гравитации. Павел Владимирович построил внешне вполне реалистичный макет будущего «Салюта-7». Многомодульный «Мир» ему показали, но использовать в фильме не разрешили.
   – Нечего делиться прорывными идеями со всеми подряд, – пояснил Королёв. – С нами скажем, те же американы не особенно делятся.
   Зато в кадрах лунной экспедиции Клушанцеву разрешили использовать реальные снимки Земли из космоса и снимки с поверхности Луны, сделанные луноходами, только попросили их отзеркалить – на всякий случай. Поэтому цвет и освещение лунных пейзажей в фильме было более чем реалистичным.
   (Вот, например http://www.planetology.ru/panoramas/lunokhod1.php?page=2&language=russian)
   Снимки не слишком подходили в качестве фонов, на них было слишком мало изображения выше линии горизонта. Павлу Владимировичу пришлось над ними поколдовать, благо, что пейзаж особым разнообразием не отличался.
   Фильм, хоть и был документальным, пользовался бешеной популярностью у зрителей. В те годы фильмов было меньше, и в кинотеатрах они демонстрировались по несколько месяцев. Люди смотрели их по 10-15 раз – всё равно смотреть больше было нечего. Фильм Клушанцева оказался из тех, которые смотрели по 10 и более раз потому, что было интересно.
   Фильм «Дорога к звёздам» с успехом демонстрировался за рубежом. Он получил приз на первом Всесоюзном кинофестивале 1958 года и приз первого Международного Кинофестиваля технических и научных фильмов в Белграде в 1958 г. Также фильм был закуплен для показа в США. После оглушительного резонанса, вызванного показом фильма «Тайна двух океанов» (АИ), американская администрация относилась к советскому кинематографу предельно внимательно.
   Президент Эйзенхауэр пригласил для совместного просмотра фильма Вернера фон Брауна. По окончании сеанса он поинтересовался:
   – Что скажете, мистер Браун?
   Немец ответил не сразу. Видно было, что он пребывал в глубокой задумчивости.
   – Невероятно интересно, – сказал он. – Первая часть, про Циолковского – это так, биография великого учёного, дань памяти, история, с ней всё ясно. А вот вторая... – фон Браун замолчал, тяжело вздохнул. – Прежде всего, режиссёра консультировали профессионалы, возможно, даже сам русский Главный конструктор Королёв. По крайней мере, режиссёра допустили в советский ракетный центр, Главкосмос, кажется так он у них называется.
   – Вы хотите сказать, что вся показанная техника – реальна? – изумился президент.
   – Вряд ли вся. Обе ракеты, показанные в фильме – реальны, – ответил фон Браун. – Вот они – точно настоящие. Те кадры, что сняты издалека на старте.
   – Господи, помоги нам, – пробормотал Эйзенхауэр. – Вторая ракета – это же настоящий монстр.
   – Да. Русским удалось создать невероятно мощную ракету, – согласился немец. – У нас ничего подобного нет и ещё несколько лет не будет.
   – А космические аппараты? Тоже настоящие?
   – Точно не скажу. Я бы сказал, что это макеты, но сделанные по фотографиям реальной техники с некоторыми упрощениями. Слишком много мелких и достоверных деталей. Не знаю насчёт кадров, снятых внутри космического корабля. Их, скорее всего, снимали на макете, – сказал фон Браун. – Достоверность макета оценить сложно. Приборы похожи на настоящие. Применение макета могло быть обусловлено чисто практическими причинами. Кабина тесная, оператор там не поместится, а макет спускаемого аппарата можно сделать с отъёмными стенками. Кстати, в достоверности макета меня убеждает именно теснота кабины. Заметили, что трое русских астронавтов в кабине сидели без скафандров? В скафандрах они туда не поместились бы. Очень любопытная и достоверная деталь.
   – Ещё одна деталь – кабина в форме шара. Спускаемый аппарат, однозначно. Такая форма говорит о спуске по баллистической траектории. Перегрузки при входе в атмосферу будут большие. Но форма легко считаемая с аэродинамической точки зрения.
   – Да, но при этом русского кота запускали в капсуле совершенно другой формы, – заметил Эйзенхауэр. – Она была похожа на автомобильную фару.
   – Вот-вот. Один раз запустили кота – и молчок. Подозреваю, что русские поимели какие-то проблемы с расчётом «фары» и при запуске человека решили не рисковать, – удовлетворённо сказал фон Браун.
   – Мне уже докладывали, что по компьютерам русские от нас отстают, и значительно, – ответил президент. – Это подтверждается и вашим анализом. Это хорошо.
   – У красных есть отличные учёные, но общее развитие экономики заметно ниже, – пояснил фон Браун. – Я бы сказал, что у них есть одна-две прорывных отрасли, где они нас опережают, но остальное хозяйство очень отсталое.
   – Пожалуй. А что насчёт орбитальной станции?
   – Ещё один макет, сделанный весьма реалистично. Очень грамотно показана невесомость, – констатировал немецкий конструктор. – Но что-то мне подсказывает, что для вывода на орбиту такой здоровой бочки нужна ракета помощнее, чем та, что нам показали.
   – Ещё мощнее? – изумился Айк. – Думаете, у красных она уже есть?
   – Вряд ли. Слишком фантастично. Думаю, станция – это какой-то концепт. Хотя на красных это не очень похоже, они свою перспективную технику обычно не показывают. Возможно, это один из прорабатывавшихся, но отвергнутых вариантов, – фон Браун задумался. – Меня, господин президент, поразило другое. Съёмки Луны.
   – А что именно?
   – Всё! Прежде всего – фон! Качество, освещение... Ощущение такое, что снято на реальной Луне!
   – Быть не может! Красные не запускали ракет в сторону Луны! – сказал президент. – Мне бы доложили!
   – Угу. А Аллен Даллес заказал «Локхиду» несбиваемый разведчик, – хрюкнул фон Браун.
   – Fuck! Думаете, красные сумели посадить на Луну свой беспилотный аппарат?
   – И сделали это тайно! – подтвердил фон Браун. – В конце концов, они могли запустить ракету ночью, когда у нас день и наше полушарие отвёрнуто в сторону от Луны. Запустить могли прямым пуском, без выхода на околоземную орбиту. Для этого, правда, нужна очень мощная ракета и лёгкий аппарат. Если на этого монстра поставить третью ступень и сделать аппарат весом килограммов 50-100, могло получиться. Точка съёмки расположена невысоко. Похоже, что снимал какой-то небольшой автомат.
   – Да ну, не может быть! Наши радары должны были засечь их старт, тем более – наши радары в Иране.
   – Могли и не засечь запуск, они следят за целями, приближающимися к территории США, а не удаляющимися, – заметил немец. – А иранские радиометристы уже проспали недавно пуск Р-5.
   – Но почему тогда Хрущёв не сообщил об этом на весь мир? – спросил Эйзенхауэр. – Это же была бы невероятная пропагандистская победа.
   – Вот это и мне непонятно, – согласился фон Браун. – Разве что аппарат у них слишком быстро вышел из строя, и они решили о нём не сообщать, чтобы не позориться? Сложная техника у красных не очень-то надёжна. Но тогда почему разрешили использовать в фильме снимки?
   – Вот это – загадка, – задумался президент. – Хрущёв из тех, кто ничего не делает просто так. За каждым его ходом таится двойной, а то и тройной смысл. Вы вспомните Суэцкий кризис – старая каналья обвёл вокруг пальца всех! Никто до сих пор не понимает, как ему это удалось.
   – Россия всегда была загадкой, господин президент, – философски заметил фон Браун. – А красная Россия, это вообще, загадка, укутанная в тайну.
   К подобным выводам пришёл по результатам просмотра фильма не только фон Браун. Американские и европейские учёные, посмотревшие фильм, на все лады обсуждали невероятно реалистичные фоны на кадрах лунной экспедиции. Мнения, как водится, разделились. Часть специалистов считала, что заключительные кадры фильма снимались ночью в пустыне, а Луна на плёнке была закрыта изображением Земли, полученным со спутника.
   Другая часть, получившая в прессе кличку «конспирологи», упорно утверждала, что Советы тайно запустили на Луну беспилотный аппарат, который успел передать на Землю несколько кадров, после чего очень быстро вышел из строя. Поэтому «красные» ничего не сообщали о нём в прессе.
   На вполне логичный вопрос: «Как Советам удалось тайно провернуть столь сложный проект всего через год после запуска первого спутника?», «конспирологи» обычно отвечали, ссылаясь на параноидальную секретность русских, что «у красных всё было готово ещё до войны, но тогда не успели, а сейчас вытащили из дальнего склада свои секретные технологии». Отсюда же конспирологи выводили и впечатляющие ракетные успехи Советского Союза. Свои измышления они аргументировали чрезвычайно высокой реалистичностью фотографий, особо упирая на освещённость и направление теней.
   Некоторые, особо упоротые господа всерьёз утверждали, что Советы послали на Луну, в один конец, космонавта-смертника. Особенно усердствовали два итальянца – братья Ахилл и Джованни Баттиста Джудика-Кордильови. Эти двое с детства увлекались всем, что связано с радио, а после запуска первого советского спутника у братьев окончательно снесло крышу. (Подробнее http://www.seti-ceti.ru/767) Они даже заявляли, что слышали радиопереговоры космонавта с Центром управления полётом. Якобы космонавт-смертник передал на Землю фотографии Луны, затем спел по радио «Интернационал», долго ругал матом советское правительство, а потом застрелился.
   Каким бы диким бредом не выглядело подобное заявление, ему поверили многие. Находились состоятельные астрономы-любители, месяцами изучавшие поверхность Луны, в надежде отыскать на ней Великую Русскую Надпись из трёх букв, якобы оставленную советским космонавтом-смертником.
   #Обновление 26.11.2014
   Хрущёв, выступая по радио, прокомментировал эти измышления так:
   – Не обращайте внимания на этот луносрач, – сказал Никита Сергеевич. – На Западе всегда было много бездельников, которых хлебом не корми, дай пообсуждать подобные глупости. Признаюсь, сначала я и сам было повёлся, но я в кино не специалист. Мне министр культуры показал фото, как этот фильм снимали. Если западные эксперты не могут отличить кадры, снятые в ящике с песком, от натуральной Луны, то это их проблемы.
   Вскоре в кинотеатрах и по телевидению был показан ещё один фильм: «Как снимали «Дорогу к звёздам», где Павел Владимирович Клушанцев слегка приоткрыл некоторые секреты искусства комбинированных съёмок. Показали и «макет Луны» – большой ящик с песком, и чёрный экран, изображающий фон неба.
   Клушанцев действительно снимал часть кадров фильма на этом макете. Но сам макет строился и освещался по реальным снимкам Луны, о чём, разумеется, умолчали. Предъявленный реквизит сгладил накал страстей, хотя некоторые особо упёртые «конспиролухи» не поверили и продолжали гнуть свою линию.

Оценка: 7.90*15  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"