Хм.... Ну, вот я и родился. Забавно, не правда ли? Лежит такой маленький, сморщенный комочек в яслях, машет ручками и ножками. Да еще и голосит. Титьку просит. Да и как тут не просить, когда действительно очень есть хочется. А самое обидное, что силенок еще нет, встать на ноги не получается. Правда, правда! Я несколько раз пробовал - бесполезно. Падаю. А до кувшина с козьим молоком рукой подать. Ну, ничего скоро мамка придет и покормит, а сейчас, придется слюни пускать, на кувшин с молоком поглядывая. Скучно маленькому, как ни крути. Ни поговорить с кем, ни побегать. Только и развлечений, что с живота на спинку перекатываться да гукать. Ой, букашка ползет. Крохотная козявочка такая, еще меньше меня. Не знаю, как она называется, наверное у нее и имени то нет. И куда она так увлеченно ползет? Неужели ко мне? Точно! К ножке подползла и давай карабкаться! Даже нога задергалась, и пальчики зашевелились, щекотно ведь!
А вот и мамка пришла. Смотрит, улыбается, с подбородка слюнки мне вытерла и радуется чему-то. Я даже нахмурился. Лобик сморщил, скуксился весь и жду. Дитя кормить надо, а не разглядывать. Эх, не могу я долго хмуриться, чувствую, улыбка до ушей растянулась. А рот беззубый еще, только угу, да угу могу выговорить. Добрая у меня мама. Хорошая. Глаза прямо так и светятся, будто звездочки яркие. Подняла меня, прижала к себе, сама такая горячая прегорячая, прямо как.... Как.... Не знаю, как что, но приятно. Я только прижался к ней, а губы сами уже к титьке тянутся. Эх, голод не тетка, пирожка не даст. Тут самому действовать надо. А отца я редко вижу. Говорят, он плотничает где-то, чтобы мы, значит, впроголодь не сидели.
***
Вот они все думают, что я еще маленький и глупый. Если в одной рваной рубашонке без штанов бегаю, значит, дитятко неразумное. Да я, если хотите знать, побольше, чем они разумею. Просто надо подрасти немного, чтобы вспомнить, зачем я здесь объявился. Мозг все-таки еще детский, а память она сразу не восстановится. А вообще мне здесь нравится. Особенно когда босиком по раскаленным камням бегаешь. Горячо конечно, но в целом терпимо. Прыгаешь с ноги на ногу, а камни, будто добродушные зверюшки кусаются. Лениво так, нехотя, покусывают пятки. А я смеюсь и, усевшись на задницу, ладошками ступни потираю, чтобы не так горячо было. А если ветерок прохладный подует, да еще в самый зной, тогда вообще здорово! Обдувает он, шалапут, прилипшие ко лбу влажные волосы и разговаривает. Шепчет что-то. На своем ветряном языке.... А я делаю вид, что понимаю его. Киваю, поддакиваю совсем как взрослый. А еще я люблю на небо смотреть. Когда по ярко синему небесному ковру медленно и величаво движутся барашки-облака. Спокойно, умиротворенно становится на душе и, позабыв о горячем хлебе и теплом крове, мечтаешь с головой окунуться в небесное стадо. Пушистое и сверкающее. Но желудок подводит. Вот, снова заурчал. Неплохо бы перекусить, только горячие лепешки за просто так никто не даст. Интересно, а чем питаются воздушные барашки?
Нет, пора взрослеть. Ведь для чего-то я оказался здесь. Я точно знаю, что цель у меня была. Ничего скоро вспомню.
***
А мир действительно жесток. Вчера толпа забросала камнями незнакомого землепашца. Он умер прямо на моих глазах. Но страшнее всего были не предсмертные муки израненного и истекающего кровью человека, а восторг черни. Даже малые дети, с трудом поднимая тяжелые острые камни, старались попасть бедняге в голову. Если им это удавалось, они прыгали и смеялись. Молодые девушки улыбались, мужчины кричали и добивали страдальца увесистыми булыжниками. А человек просто лежал и стонал. Сначала он еще пытался ползти, но когда чей-то меткий бросок раздробил ему колено, он перестал двигаться и только прикрывал лицо окровавленными пальцами. Его агония длилась долго, и это очень потешало публику. Такое развлечение не смог пропустить никто из жителей. Когда, наконец, бедняга испустил дух, довольные и счастливые люди разошлись по домам. Только я стоял неподалеку и плакал. Меня уже не радовала вечерняя прохлада, опустившаяся на землю, не умиляли дети, которых я совсем недавно учил грамоте. Я даже забыл про свою худобу и долговязость из-за которой часто становился объектом насмешек красивых девушек. Потом я покинул это селение. Я шел очень долго, не разбирая дороги, до тех пор, пока ноги в стертых сандалиях не начали саднить. Тогда я лег наземь и, положив котомку под голову, начал смотреть на ночное небо. Звезды слабо мерцали, будто смаргивали невидимые слезинки, застилающие их свет. Так мы смотрели друг на друга и плакали. Пока заря не окрасила небосвод в кровавый цвет.
***
Я уже давно вспомнил, для чего прибыл сюда. Зачем родился и вырос среди людей.
И теперь, когда я начал понимать их, то уже сомневаюсь смогу ли их переделать. Стоило ли вообще ввязываться в эту авантюру и терять столько времени. И все-таки думаю, у меня получится. Вернее надеюсь на это. Иначе и не стоило начинать. С недавнего времени я стал проповедником. Брожу по селениям, рассказываю людям о добре и зле, иногда совершаю чудеса. А они лишь посмеиваются в густые бороды и гонят прочь. Хотя не все. Попадаются и такие, чьи сердца я смог затронуть своими речами. Взять хотя бы Левия Матфея. Вот уж никогда бы не подумал, что случайно встреченный на дороге сборщик податей так проникнется идеями гуманизма. А ведь, поди ты, проникся! Более того, теперь это мой неразлучный спутник. Я иногда бывает, даже злюсь на него, особенно когда он задает слишком много глупых вопросов, ответы на которые, как мне кажется, должен знать и ребенок. Он, наверное, и есть ребенок. Раз в его сердце не проникла грязь и скверна. Много ли таких, как он в этом мире?
Сегодня мы сидели у костра и беседовали. Левий достал где-то кусок барана и зажарил его на вертеле. Я напрасно допытывался у него, откуда мясо. Этот хитрец лишь лукаво улыбался и бормотал что-то про добрых людей. А сам перемазался жиром с ног до головы, уплетая баранью ногу. На него невозможно было смотреть без смеха. А в воздухе витал такой аромат, что я тоже не удержался и присоединился к пиршеству. Потом мы долго разговаривали лежа возле костра. Я напрасно пытался объяснить спутнику свою цель. Он даже не знал слово контрабанда, но это я ему растолковал без особого труда. Сложность заключалась в том, что он не мог понять, как можно заниматься контрабандой, или как он говорит - тайным провозом, жизни.
Я уже почти уснул, как вдруг Левий Матфей растолкал меня и с горящими глазами сообщил, что все понял. "Ты хочешь тайком привести нас в Царство Божие", - заявил он. Борода его при этих словах топорщилась от гордости. Мне очень сильно хотелось спать, поэтому я не стал еще раз вдаваться в нюансы. "В Царствие так в Царствие" - кивнул я и повернулся на другой бок.
***
В Иерусалим я действительно въехал на осле, что бы там не говорили очевидцы. И напрасно многие ругают ослов, называя их тупыми и упрямыми животными. На самом деле они милейшие существа - кроткие и безобидные. Город сразу поразил меня шумом и гамом. Узкие грязные улочки, залитые нечистотами, вызывали тошноту. Но я смирился. Я много с чем смирился ради этих людей и своей цели. Прекрасной и достойной, но, по мнению нашего Совета, противозаконной. Совет привык быть единственной разумной расой за Пределом. Сколько сотен цивилизаций так и не смогли перейти Предел. До нас доходили только безжизненные планеты. А поскольку хозяев на них уже не было, то все природные запасы планет доставались Совету. Так, что мы не бедствуем, а живем в свое удовольствие, пополняя знания и осваивая приходящие к нам за Предел солнечные системы. Но такой путь ведет к застою. Жители земли тоже не смогут пройти за Предел. Наши ученые, как всегда, оказались правы. По их расчетам люди перебьют друг друга уже через пару тысячелетий. Если, конечно им не помочь. Изучая погибшие цивилизации, я пришел к выводу, что у них не было религии. Вернее они поклонялись различным богам, но их всесильные боги отличались изрядной долей кровожадности. И на определенном этапе эволюции цивилизация уничтожала себя. Людям на Земле грозит то же самое. Сначала мне казалось, что, просто проповедуя и зажигая в их сердцах огонек доброты и милосердия можно помочь им. Но сейчас я уверен, что этого мало. Придется явить настоящее чудо. Да такое, чтобы весть о нем разлетелась по всему миру. Сподвижники у меня уже есть. Их двенадцать, я назвал их апостолами. Если все получится так, как я решил и на Земле появится настоящая религия, которая во главе угла поставит мои заповеди, то возможно люди и выживут.
Я улыбнулся. Улыбка вышла неестественная, страдальческая. А что вы хотели? Прожить тридцать лет и три года на этой планете, терпеть побои и унижения и после всего этого остаться оптимистом и весельчаком?
Наверное, я все-таки оптимист, раз решился на такое дело! Контрабанда разумной жизни за Предел! Совет будет рвать и метать. Я представил, разгневанные лица членов Совета и снова улыбнулся. Что они смогут сделать? С юридической точки зрения я чист. Если бы я передал людям эликсир бессмертия или уничтожил орудия убийства, настоящие и будущие, тогда да. Закон бы меня не пощадил. А я просто учу их добру. Единственное в чем меня смогут обвинить это в демагогии. Но когда Совет поймет, к чему она привела, будет уже поздно. Я протащу эту цивилизацию за Предел, тихо и незаметно.
***
Финальный аккорд. Крест! Не ожидал, что именно так все получится, но это даже к лучшему. Человеческое предательство, в кои то веки, сослужило хорошую службу. А я голову ломал, как сдвинуть все с мертвой точки. Казнь на глазах толпы и воскрешение - хороший ход!
...мысли путаются. Окровавленные запястья горят огнем. Если скосить глаза, то можно даже увидеть шляпки гвоздей пробивших мне руки и намертво приколотивших к кресту. Пот заливает лицо и щиплет глаза. И мухи... они назойливы, как Левий Матфей после сытного ужина. Ползают по груди, лицу, рукам. Особенно много их на кровоточащих ранах. Мне даже иногда становится щекотно, как тогда в детстве, когда букашка ползла по маленькой ножке. А с небосклона палит солнце. Безжалостно, беспощадно бьет по голове желтой огненной палицей! Я пытаюсь поднять свесившуюся на грудь голову. Бесполезно. А внизу стоят солдаты, внешне безразличные ко всему и за ними в толпе зрителей маются мои ученики. Я не могу поднять голову и разглядеть их, но я знаю они там!
...вроде стало легче.... Что это? Свежий ветерок обдувает мне лицо и шепчет непонятные слова на своем ветреном языке. Я разговариваю с ним. Киваю и поддакиваю, как десятилетний ребенок. А он все шепчет и шепчет....