Интересно, черт подери, что я вообще здесь делаю? Они считают меня психом? Ну-ну, пускай. Профессионалы, мать их! За окно бы посмотрели и все поняли. Гибель цивилизации, людям кранты, даже любимой соседской кошечке скоро каюк придет. По крайней мере, я так думаю. Хотя, признаться, когда я сюда направлялся, она еще жива была. Кошечка. Я думал у меня глюки, боялся, что амфетаминчиков перебрал вот и ломанулся в больницу, чтобы прокапали. А они меня в комнату с мягкими стенами. Уроды! Спасибо, что смирительную рубашку не нацепили, хоть в чем-то капелька гуманизма проявилась. А, нет. Надели рубашку. Просто рукава не завязали. Болтаются теперь как две гигантские матерчатые сосиски! Сижу теперь, значит, сижу. Стену разглядываю. Окна нет. А то я бы посмотрел на мертвый город и доктора бы носом ткнул. Хотя о чем это я? Сколько раз я его уже тыкал, когда у него в кабинете находился. А он смотрит так снисходительно, стекляшками очков сверкает, да бородку почесывает. Светило, блин!
- Больной, - говорит, - это у вас последствия отравления организма наркосодержащими веществами.
А я к распахнутому окну подбегаю, тычу пальцем, смотри мол. Пустые улицы, разбитые автомобили, трупы на тротуарах разлагаются. А ему всё нипочем. Только тягостно вздыхает и бормочет под нос:
- Мы вас вылечим.
А из лекарств, между прочим, он мне только градусник сует, и аспирин заставляет пить.
И еще эти куриные котлеты! Ужас! Как они мне надоели. Повару давно пора голову отвернуть и еду его дурацкую в задницу запихать. Котлеты и кисель, кисель и котлеты. Каждый божий день! Да еще и то не прожаренные, то подгоревшие... голова крУгом. Или кругОм? КругОм голова - хи-хи.
Я вскочил, заметался по палате. С разбегу головой об стену. Еще раз. И еще и... Нет, хватит пожалуй. Бестолку. Бес толку. Бес в ребро. Седина в бороду. Побриться бы, а? Да не дают ведь бритву. Колющие, режущие психам нельзя. А небритым ходить можно, да? Можно я тебя спрашиваю? Таракан. Живой. Все сдохли, а он живой. Сидит усами шевелит, смотрит на меня. Тоже бы побриться не мешало.
Я заплакал. Горько стало, обидно. Прямо как в тот момент, когда от амфетамина отошел и из подвала на свет Божий вылез. А они все дохлые, мертвые то есть. И жена и дочь. На улицу выглянул, а там трупы пачками. Лежат, глаза навыкате, будто жуть несусветную увидели. Я, конечно, сразу понял, что во мне дело. То есть привиделось мне все это. Даже перед тем, как в больницу идти, чай успел выпить и с женой поговорить. Она, правда, не отвечала, лежала себе на полу и в одну точку смотрела. Временами мне даже страшно становилось. Радовало только одно, что не перебивает. Раньше то, как было? Ты ей слово, она в ответ десять. Ты плюнешь, замолчишь, а она еще пяток контрольных. В голову.
А в больнице то сразу доктор приветливым таким показался.
- Дышите, не дышите. Что употребляли? Пройдите в палату.
А я купился. Как дурак.
Говорю же ему, посмотри в окно то! Все мертвые! Мертвые все!
А он улыбается и только головой качает.
Вот и сейчас скоро на прием. В животе засосало. У меня всегда так, как есть захочу, так сразу меня, почему то, к врачу зовут. А потом повар этот, в колпаке, котлеты пережаренные приносит. Или недожаренные. Когда как... и кисель, опять же.
Что смотришь? Убить тебя что ли? Да нет, живи таракашка. Хоть одна живая душа. Душа в душе... В душ бы мне, а? Помыться там, побриться. А впрочем... Для кого? Чего? Сдохли ведь все! Я сам видел, когда в больницу плелся. Трупы одни кругом. Даже птиц не видно. Я один только и иду по улице. А что, я же не птица, чего бы мне и не идти? Вот и иду. В больницу пришел. Теперь вот здесь. В ней, в смысле. Который день вот только, уже не помню - то ли третий, то ли пятый. Хотя судя по ненависти накопившейся в желудке к киселю и котлетам, наверное, уже с месяц здесь. Я. Я здесь месяц, я здесь месяц. А ты? Таракан не молчи. Сколько тебя здесь держат? Да не бойся, не сдам я тебя. Что я, сука, что ли конченная? Нет, конечно. У меня вот и семья даже есть. На воле. Была семья. Они там, правда, кричали на меня часто. Бездельник говорили, наркоман. Сдохнешь рано. А видишь, как оно получилось. Всех пережил.
Снова в животе заурчало. На прием пора, а потом есть. Кушать. Лопать. Жрать. Насыщаться. Хрен с ними с котлетами, от голода говорят, еще больше народу умирает. Да и не только от голода. Думаю, те, что на улицах разлагаются и не голодные вовсе были. А очень даже сытые. Один я, как таракан, в подвал забился, с таблеточками. Может и выжил поэтому.
Я встал, подошел к двери. Прислушался. Сердце стучит, неторопливо так, вразвалочку, будто шаги санитара. Значит скоро придут.
***
- Доктор, но ведь все умерли! Вы в окно посмотрите! Видите? Видите? Вон толстяк на скамейке уже, который день лежит. А там машины столкнулись и люди в них. Не шевелятся ведь. И кто, по-вашему, псих? Я или вы? Ах, да, вы же большой ученый. У вас очки в золотой оправе. И бормочете вы все себе под нос, что вылечите меня. А я здоров! Понимаете, здоров! А повар ваш гад! Скажите, чтобы пиццу принес! И сосисок с пивом. А то я от его куриных котлет кудахтать скоро начну! Да, доктор, а вы знаете, что я в камере... то есть в палате не один? Не знаете? Айяйяй. Я правильно сказал? Слитно говорится или раздельно? Ну, типа отделяя, каждый яй друг от друга? Ай яй яй? Что вы молчите? Да, не один. Друг у меня живет. Тоже усатый. Так вы хоть распорядитесь, чтобы ему бритву дали.
Я встал, снял с себя смирительную рубашку. Благо не завязанная болтается. Обогнул стол. Неторопливо достал из шкафа белый халат. Надел. Затем поднял со стола очки в золотой оправе и, повертев их в руках, нацепил себе на нос. Затем основательно уселся на место доктора, подпер рукой щеку.
- Значит, вы говорите, что все умерли? Не беспокойтесь, мы вас обязательно вылечим.
Я лениво почесал пальцем подбородок.
- Бритву уж извините, голубчик, я вам дать не могу. Посмотрите, в каком вы находитесь состоянии. Все вам трупы мерещатся.
Я кинул взгляд на залитую солнцем улицу, наводненную толпами людей, и продолжил:
- Подлечитесь немного и вернетесь домой. У вас ведь семья, ребенок. Так что, вот вам градусник, смерьте температурку. А потом таблеточку аспиринчика. И никаких волнений.
Я снова поднялся. Снял с носа очки, положил их на место, халат аккуратно повесил в шкаф. Обогнув стол, надел смирительную рубашку и уселся на прежнее место.
- Доктор, вы смеетесь? Вы разве ничего не видите? Посмотрите на диван!
Я кивнул в сторону.
- Вы же уже почти разложились! От вас запах!
Я заплакал. Потом вытер рукавом лицо, снова обошел стол, и уселся на место доктора.
- Ну не надо так расстраиваться, больной. Мы вас обязательно вылечим! Главное соблюдать рекомендации и сохранять бодрость духа. А теперь можете идти. Санитар вас проводит.
Я поднялся и направился к выходу. Возле двери, надел на себя другой халат и белую шапочку.
- Больной. Пройдемте.
***
Ну что? Ждешь? Эй, ты где? Таракан! Сбежал куда-то. Доктор не хочет тебе бритву давать, так что будешь усатым бегать. А я, пожалуй, посижу. Подремлю. Только вот подкрепиться надо. Где этот повар, будь он неладен. Мало того, что фигней всякой кормит, так еще и не торопится.
Я поднялся. Разбежавшись, со всего маху двинул головой в мягкую стену. Да так, что даже шея заболела. Постоял, покачался из стороны в сторону и, шатаясь, побрел к двери. До кухни тут совсем недалеко.
Грязная посуда, затхлый запах, идущий от лежащего на полу человека, сверкающие плиты и холодильник. Набитый котлетами. На мне поварской колпак. И мне он очень нравится. Я часто смотрюсь в нем в зеркало и думаю, что готовить пищу мое призвание! Да! Чтобы не говорил этот псих, постоянно отказывающийся от котлет. Кисель он не любит, фифа! Пиво ему подавай! Вот выздоровеет пусть идет в ресторан и жрет, что душе угодно. А у меня здесь не санаторий, чтобы еду заказывать.
Я поставил сковороду на плиту. Залил маслом и кинул на нее мороженые котлеты. Не на плиту, конечно, а на сковородку. Тефаль! Вещь отличная. Бак с киселем практически полон. Стакана ему, пожалуй, хватит. Буйному тому. Пусть подавится.
Я закинул полупрожарившиеся котлеты на поднос, поставил рядом кисель и понес обед больному.
***
Жрать же невозможно! Повар этот, врач с аспирином. Сговорились они что ли? Как они не видят, что весь город умер. Вымер. Люди вернее умерли все... Или не все? Да нет же, даже здесь в больнице трупами пахнет. В кабинете у доктора, на диване, мужик мертвый, да и на кухне тоже. Все время запинаюсь. А как это я могу запинаться на кухне, если меня туда не пускают. Дежавю? Может, приснилось? Нет, сны мне не снятся. Мне вот таракан все время мерещится. То он есть, то его нет. Эй, таракан... у тебя дети есть? А у меня есть! Дочка и жена! То есть были они. Орали все время... орала вернее. Жена потому что орала. Лентяй, на шее сидишь! А я никогда, слышь, никогда не сидел на шее. Я все больше в подвале своем, с препаратами разными. Представляешь, каково мне? Сейчас то, конечно она уже не кричит. Потому что я здесь, а она там - дома. И не живая вовсе. А я живой! Живой я! И мне надоели эти куриные котлеты! Они меня задолбали так, как я тебя задолбал разговорами. Ты уж меня прости... не с кем просто больше. Вот доктор говорит, вылечусь я и домой пойду. Только что мне делать то дома? Жена уже не орет, с соседом не поругаешься. Так... сосед. Ах да, у него же кошак остался. Рыжий такой. С усами тоже. Прямо как ты...
Ладно, мне волноваться нельзя, доктор сказал. Он, наверное, умный. В очках. Заботится обо мне. Посплю я, пожалуй. Меня скоро вылечат. Обязательно вылечат. Я ведь живой!