Ситникова Лидия Григорьевна : другие произведения.

Терра Инкогнита: Технохаос

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
  • Аннотация:
    В тексте есть: постапокалипсис, приключения, роуд-стори, экшн, жестокость.
     
    Первая книга цикла "Сверхновый Завет".
     
    После того, как на планету обрушился Гнев Господень, природа сошла с ума. Выжившие пытаются продлить свое существование, цепляясь за осколки былых технологий. В обществе без электричества на первое место выходит бензин. Гильдия дизельщиков восстанавливает железнодорожные пути, налаживая сообщение между укрытиями. Пустоши отданы на откуп мелким бандам, заброшенные мегаполисы - чудовищным порождениям Гнева.
     
    Это мир технохаоса. И в этом мире, где теплицы защищают от адской жары, а за батарейку готовы убить, где Бог-из-машины противостоит Бензиновому демону, и отчаявшиеся люди сталкиваются в смертельных играх, предстоит встретиться двоим...
     
    Она бежит от страшной мести за то, чего не совершала. Он ищет то, что, возможно, не существует. Вдвоем они отправятся в края полумифического севера, далеко за пределы Обжитых земель - через тайфуны и кислотные дожди, через стаи мутантов и племена огнепоклонников, мимо железных монстров и капсулы, на которой сотни лет назад Адам и Ева совершили побег из Рая.
     
    Долгий путь проверит на прочность - и их самих, и хрупкое доверие, и привычку к скрытности. Кем им предстоит стать друг другу - помощником или врагом? Эксперименты давно погибшего ученого сделают возможной не только эту встречу, но и дадут шанс вернуть миру свет. Но вначале им нужно дойти. И научиться прислушиваться - ведь кто не слушает пустошь, тот больше никогда ничего не услышит.

Когда я гладил спину Мачака, она светилась,

и с моей ладони сыпались искры. Меня посещали отвлечённые мысли.

Природа тоже кошка? Если да, то кто гладит её по спине?

Я решил, что это может быть только Бог.

Никола Тесла

Пролог

Невидимок никто не обыскивает.
Никто не беспокоится о тех, кого не стоит брать в расчёт. Особенно если на другой стороне численный перевес.
Враг моего врага - ещё один враг, и только. Они сглупили. Но их слишком много, этих врагов. А пуля - всего одна.
Рука сжимает едва потеплевшую рукоять вальтера в кармане куртки. Взгляд смещается - на единственного, кого я не могу назвать своим врагом.
Машины всё ещё внизу, на берегу - лучи их прожекторов перекрещиваются на блестящих от изморози поручнях. На стальных канатах. На фигуре в распахнутом плаще.
Последняя пуля - всё-таки для него.
- Стоять.
Резкое слово звонко рассыпается в пустоте. Прожектора мигают, кружащийся в них снег мечется крошечными вихрями.
- Мы никуда не плывём. - Мой палец застывает на спусковом крючке, словно примёрзнув. - Вам нужен он и его знания, но вы их не получите.
- Ника...
Он отступает. Ещё и ещё, шагая назад, даже не пытаясь уйти с линии выстрела. Просто отдаляется - по прямой, по скользкой от наледи палубе. Ветер хлещет по глазам, и сквозь дрожащие в них слёзы я вижу его силуэт.
Ещё шаг. Ещё. Рукоять дрожит в непослушной ладони.
Ветер треплет его золотистые волосы. Отбрасывает полы парки, распахивая их, пытается сорвать расстёгнутый плащ.
Ствол вальтера всё ещё смотрит ему в грудь. В потрёпанную чёрную рубашку, в упрямо бьющееся сердце, под ровный стук которого я столько раз засыпала.
Время растягивается, застывает расплавленным янтарём.
Если бы всё можно было вернуть... Отмотать дни назад. Медленно, неторопливо; смотреть, как раскручивается обратно запутанная жизнь. Как расплетаются нити Гордиева узла и сходятся к той точке, откуда всё началось. К моменту, когда всё перестало быть простым и ясным. Если бы можно было сказать "стоп!", дойдя до этого момента. Закрыть глаза - и получить ещё один шанс. Сделать выбор, на этот раз правильный. Если бы, если бы...
Как вышло, что я сейчас здесь, на палубе древнего ледокола? С чего всё началось - неужели с той встречи в поезде? Если бы я знала, если бы я только знала...
В свете прожекторов снежинки свиваются причудливым кружевом. В золотом янтаре вспыхивают образы прошлого.
Если бы всё можно было вернуть, я бы с ним даже не заговорила.
Или?..

Часть 1

По безумным блуждая дорогам,

Нам безумец открыл Новый Свет;

Нам безумец дал Новый завет -

Ибо этот безумец был богом.

Если б завтра Земли вечный путь

Осветить наше солнце забыло -

Тотчас целый бы мир осветила

Мысль безумца какого-нибудь!

Пьер-Жан Беранже "Безумцы"

Глава 1. На сегодня я жива

Мотель нашёлся в трёх кварталах от станции. Огромное ветхое здание - из тех, где на один-два дорогущих люкса полсотни убогих комнатушек. Когда-то многоэтажная, "свечка" нависала над головой остатками развороченных перекрытий. Несущие опоры бесстыдно скалились арматурой - чудный узор на фоне закатного неба. Мотель явно готовился отдать душу бензиновому демону. Верхние этажи и левое крыло лежали в руинах - голые клетки комнат меж полуобрушившихся стен - но на нижних ярусах кипела жизнь.
Справа гомонил притон - типичное обиталище менял, игроков, безработных биров и прочего сброда. То что надо.
Табличка у входа сообщала обычное:
"Мена: натура, бартер, акумы. Плата: акумы (приписанное сбоку "+натура" с похабной символикой наполовину стёрлось - кислотные дожди не пощадили краску). Стучите в дверь".
Дверь отсутствовала - видимо, табличку вешали в лучшие времена. Я обернулась. Зудящее чувство чужого взгляда не покидало, словно между лопаток ввинчивался ржавый гвоздь.
Здесь никого нет. Никого.
Улица позади и впрямь была пустынна. Я глубоко вздохнула и заглянула внутрь.
Внутри пили. Пили, ели, менялись хабаром, обшушукивали сомнительные сделки, бросали кости, торговали оружием и шмотьем. Взгляд выцепил пару простетуток [1] - зыркающие исподлобья зенки, балахоны не по фигуре, руки глубоко в карманах. И неизбывная трупная вонь.
Но, к счастью, ни следа "немой гвардии". Кажется.
Я протолкалась к стойке, кинула обрюзгшему бармену батарейку и, получив взамен стакан с розоватым пойлом, устроилась тут же и стала приглядываться к народу. Жрать хотелось неимоверно, но позволить себе даже "фиглю" я не могла. Последние батарейки уныло постукивали в сумке. Мне срочно требовалось пополнить запас. Я бы и пить не стала, но уж лучше потратить немного, чем оказаться вышвырнутой вон за нарушение правил. Расположение местных мне ещё пригодится.
Сигналка жалобно пискнула, сообщая, что поданная барменом жижа безопасна. И ещё раз - что заряд акума близок к нулю. Обкусанная деревяшка стойки неприятно врезалась в спину. Народ гомонил, не обращая на меня внимания. То и дело кривая дыра входного проёма выплёвывала свеженьких посетителей. Я тянула кислое пойло и прикидывала, кому бы из присутствующих могли понадобиться мои услуги. Выходило негусто.
Биры на своей волне, да и не суются они дальше "оранжевой" зоны - проводник ни к чему тем, кому достаточно мелкого барахла. Не зря кличка этих ребят пошла от слова, в старые времена обозначавшего нищенство. Побирушки. Впрочем, сами биры предпочитают куда более изящную версию - я не раз слышала в разных вариациях историю про безымянного героя, первым вынесшего из смертоносного города-призрака баночку пива [2]. Легенда настолько трещала по швам, переполненная собственной нелепостью, что сходила за анекдот.
Барыги и вовсе в пустоши ни ногой, перекупщики чёртовы. А простетутки предпочитают собирать железо с окочурившихся первых и вторых, вот уж воистину - поимеют кого угодно чуть ли не за так. Я в очередной раз про себя восхитилась тонкому юмору человека, скомбинировавшего из староанглийских слов "prostitute" и "prosthesis" [3] настолько меткое прозвище и наградившего им тех, кто наживается на грабеже трупов. Действительно, чего уж проще - дождаться, пока человек отбросит ботинки, сапоги или колёса - что там у него на ногах или вместо них - и содрать с него импланты, а то и экзоскелет, если повезёт.
Разведчиков видно не было. Зубы прикусили щербатый край стакана. У входа мелькнула тень - нарисовался новый гость. Я смерила его быстрым взглядом. Ещё один барыга. Может, тоже податься? Дело-то хоть и не больно прибыльное, но спокойное.
Грёбаный Немой... Опять как камень на голову. Второй год не может смириться, что его вшивый братец струсил. А он струсил. Он свернул. Он, а не я.
Я шевельнула зазудевшим плечом. Струсил он, а бежать приходится мне. Потому что живой братец - тоже трус, трус и мудак, который повесил на меня всех несуществующих собак и за которым таскается целая бражка. И опять будут гнать, наступать на пятки, "вести", пока не загонят в угол, и так без конца...
Я залпом опрокинула в себя остатки пойла и с размаху вдарила стаканом по стойке. Стекляшка нехотя треснула и распалась на две кривые половинки. Бармен одобрительно приподнял брови, а я поморщилась - чёртовы куски пророчили мне кривую дорогу. А, впрочем, иначе и быть не могло, в моей-то ситуации.
Я вздохнула - с выпивкой на сегодня всё - и шагнула на выход.
Ладно. Посмотрим, чем угощают в мотеле.
"Старое укрытие", - сообщало граффити над входом. Так вот в честь чего названа станция. Местная достопримечательность - наверняка единственная на весь этот убогий городишко.
Взгляд упал на корявые очертания пожарной лестницы, протянутой по стене. Из груди вырвался нервный смешок. Надо же! Архаика, музейный экспонат... Кто бы мог подумать, что они ещё сохранились? Даже стены не выдерживают местной погодки.
Я снова оглянулась. Мысленно выругалась, заставляя себя двигаться медленней.
Спокойно. Это всеми чертями забытое недоразумение, отстойник, живой только потому, что рядом проходит рельсовая ветка. Никто в здравом уме сюда не сунется.
Никто. В здравом уме...
- Люкс занят, - буркнул мне заросший густым ворсом портье с внешностью вышибалы. - Есть свободное место в "трёшке".
Ютиться (даже всего одну ночь) в провонявшей конуре с двумя мелкими барыгами мне не улыбалось. Наверняка они воняют - я ещё не встречала менялу, который бы мылся чаще, чем раз в полгода. Жизнь у них такая. Да и отдохнуть не получится - полудрёма с вальтером под подушкой не заменит полноценный сон. А мне он был ох как нужен.
- Десять штук. - Я плюхнула рюкзак на исцарапанную стойку, машинально читая вырезанные на ней матюки. - И найди мне комнату. Повыше, не над вашим притоном. Я хочу выспаться.
Собственный голос звучал отвратительно гундосо через забитый пылью респиратор.
- Комната стоит пятнашечку в ночь, - ухмыльнулся в бороду портье. - Чем тебе "трёшка" не угодила, а, детка? А то, слышь, могу предложить свою конуру, с собой в качестве бонуса!
Игнорируя похабное ржание, я выложила перед портье пятнадцать батареек и приправила их - про себя, конечно, - увесистой пачкой проклятий.
Если так пойдёт и дальше, через пару дней мне не за что будет купить даже чистой воды.
Но, сто к одному, через пару дней не это станет моей самой серьёзной проблемой.
- Бери и дай мне ключи.
Портье плотоядно облизнулся, сгрёб волосатой лапищей батарейки и выдал мне видавший виды зазубренный стерженёк.
- Четвёртый этаж, комната сорок пять. - Осклабившаяся морда кивком указала направление.
Я двинулась к лестнице, привычно отмечая расположение окон и выходов.
- Слышь, детка! - донеслось в спину. - Если что, моя конура всегда бесплатно!
***
Портье был прав - комната на люкс не тянула. Заперев и дважды проверив дверь, я щёлкнула зажигалкой, подпаливая фитиль толстой самодельной свечи. Чёрные тени запрыгали по кое-как сколоченной койке.
Ничего. Спать можно.
Окно оказалось неожиданно добротным, с плотно сидящей рамой и металлическими поворотными заслонками-жалюзи. Между створками не прошло бы и лезвие. Рука с облегчением стянула осточертевший респиратор. Джекпот.
Я опустила рычажок вентилятора, без особых затей привинченного к стене. Лопасти нехотя закрутились, но медленно - видимо, солнечная батарея дышала на ладан, как и весь мотель. Но стены были крепкими, без единой дыры, что вкупе с хорошим окном и надёжной дверью позволяло рассчитывать на несколько часов спокойного сна. Если повезёт.
Помимо койки и ящика с водружённой на него свечой, в комнате нашёлся стул и - о, седая старина! - пузатый трельяж с отломанной дверцей. Под трельяжем покрывался пылью пустой оцинкованный таз. В куске зеркала, сохранившегося на древнем предмете мебели, отразилось моё лицо - обведённые серыми кругами глаза и такая же серая кожа. Пыль запорошила даже веснушки, щедро рассыпанные вокруг носа. Волосы под убранной на лоб защитной лентой слиплись сосульками от пота и грязи, превратившись из светлых в коричневые. Тяжёлая сумка давила на плечо, и я горбилась, отчего казалась ещё ниже своего и так небольшого роста.
Оставив сумку на койке, я раскрыла окно.
За ним обнаружилась плита перекрытия, сиротливо обрывающаяся в никуда. Из стремительно чернеющих сумерек выступали обломки стен и межкомнатных перегородок. Я перегнулась через подоконник, разглядывая пейзаж. Видимо, когда-то здесь были просторные апартаменты. Потом часть здания обвалилась, но оставшаяся оказалась достаточно прочной, чтобы достоять до появления нынешних владельцев "Укрытия". Бывшие перегородки превратились во внешние стены, а дверные проёмы - в окна. Я постучала по грубо сработанной деревянной раме. Новодел.
Нехотя вернув на место респиратор, я выбралась в окно. Кожа под пыльной маской зудела и чесалась, покрывшись плотной коркой засохшей соли. Зудело и чесалось всё тело, но это подождёт. Сначала осмотрим местность.
Соседние окна оказались заколоченными - видимо, мне достался очень спокойный номер. Бетонная плита справа обрывалась в пропасть - четыре этажа пустоты и арматурных веток; слева путь преграждала полуразрушенная стена. Над головой зияло небо.
Я перелезла через крошащийся кирпичный треугольник, когда-то разделявший смежные комнаты. Плита уходила дальше, теряясь в темноте. Старый бетон хранил на себе, как шрамы, сотни крохотных углублений, оставленных едкими дождевыми каплями. И не лень циклонам забираться в такую задницу.
Я вернулась в комнату, закрыла жалюзи и сняла респиратор. Всё. Наконец-то можно рассла...
Грохот заставил меня дёрнуться. Я бросилась к стене, выхватывая вальтер. Кирпичные огрызки впились в кожу.
За дверью дробно застучали шаги. Навскидку - как минимум трое. Я рывком распахнула окно, в нос ударила вонь сырой пыли, ночной уличный шум резанул по ушам. Дверь за спиной затрещала, стоная выворачиваемыми петлями.
Я схватила сумку и перемахнула через подоконник. В подошвы ткнулась плита, захрустело битое стекло. Пригибаясь, я побежала вдоль стены. Проклятый ветер дул сзади, волосы набивались в рот, и я материлась про себя, натягивая на лицо пластиковый намордник маски. В груди уже начинало жечь, и, едва прорезиненный пластик, чмокнув, встал на место, я шумно втянула воздух, пропущенный через фильтр.
Перегородка выросла впереди тёмной скалой. Я ухватилась за выщербленный кирпич, прижимаясь к обломку стены. На секунду зависла над пропастью, нащупывая ногой плиту с другой стороны. Внизу гомонил притон - обрывки голосов доносились сквозь посвисты ветра.
Нога упёрлась в крошащийся бетон. Цепляясь ногтями, я перевалилась через клятый кусок стены и растянулась на щебне. Тремя этажами ниже притон продолжал шуметь, заглушая все звуки. Но мне казалось, что я уже слышу топот ног и ругань по ту сторону перегородки.
Плакал мой спокойный сон.
Я вздёрнула себя на четвереньки. Щебень оглушительно скрипел и шуршал, пока я перебиралась через него, минуя гору обломков, когда-то бывших наружной стеной здания. Острые куски, невидимые в темноте, впивались в ладони. Хуже было то, что эту часть я так и не успела разведать. На этот раз меня нашли быстро, слишком быстро, и так не должно было быть, так попросту быть не могло...
Щурясь, я продвигалась почти вслепую, едва различая в серых тенях очертания стен. Рука сама нащупала кустарный подствольный фонарик на пистолете. Губы под маской искривились. Ну уж нет. Я и так у них на виду. А удачный выстрел мне дорого обойдётся.
Я выпрямилась. Пульс колотился где-то в горле. От забега по пересечённой бетонной местности во рту окончательно пересохло. Пальцы подрагивали, сжимаясь на рукояти. Стоит включить фонарь, стоит сделать хоть выстрел - игра в прятки закончится. А если я чудом попаду в главаря, на меня откроют такое сафари, что происходящее будет казаться лёгкой прогулкой.
Сзади шумно осыпались камни, ветер донёс обрывки брани. Я вжалась в стену, инстинктивно уходя с открытого пространства. Руки шарили по выбитым кирпичам, прокладывая дорогу. Надо двигаться. Я могу сбить их локаторы, если тоже буду бежать. Чтобы мой сигнал появился на радаре, кому-то придётся остановиться - либо мне, либо им.
Но я не собиралась останавливаться.
Под ладонями вдруг провалилось, лишённая опоры рука соскользнула. Дыра в стене. Смахивая слёзы, высекаемые ветром, я вытянула шею, пытаясь разглядеть хоть что-то. Порывы трепали волосы, капюшон куртки хлопал по лопаткам. Сердце бешено ухало.
Ничего. Вокруг - только нагромождения тёмных теней. Я нащупала край дыры, уцепившись за шершавый кирпич как за единственный маяк в непроглядном сером море.
Что бы там ни было, другого пути всё равно не видно.
Я присела, отщёлкивая фонарь. Стиснула помятый железный цилиндрик, вдавила кнопку и скользнула в дыру.
В крохотную комнату, заваленную битой штукатуркой, с перекошенной трухлявой дверью. Плечо упёрлось в сыплющуюся створку - та с душераздирающим скрежетом сдвинулась, открывая проход в коридор.
- Она-здесь!
Тело окатило ледяной волной. Говорун Немого. Безмозглый на службе у бессловесного - идиот, механически воспроизводящий то, что Немой показывает ему знаками. Дикие интонации, неуместные, неподходящие, только добавляли голосу жути, оттеняя до отвращения схожие паузы между словами.
Жёлтый луч фонаря прыгал по стенам - прямой коридор с одинаковыми пятнами дверных створок по сторонам. За любой мог оказаться тупик. Одно из двух: угадал - не угадал, сдохнет тот, кто проиграл.
Сзади грохнуло, дробью рассыпались мелкие камни. Я метнулась вбок, к железной двустворчатой двери. Толкнула - та не подалась, гулко загудев под ладонями. Я вжалась в дверь, и тут луч фонаря выхватил узкий тёмный провал в её нижней части.
Лифт!
Заклинившие створки лифтовой клети мелко дрогнули, когда я, обдирая локти и колени, протиснулась под них. Древние тросы затряслись, клеть заходила ходуном. Сдёрнув маску, я зажала в зубах фонарь и скользнула в шахту. Руки упёрлись в стены, колючие от бетонных капель. Я прикусила кнопку, и подствольник погас.
- Сука! - донеслось из-за дверей.
В полной темноте я медленно поползла вниз, цепляясь за тошнотворно ровные стенки шахты, упираясь ладонями и ступнями, обдирая спину. Фонарь стал каменным. Изо рта текло, тёплая слюна струилась по подбородку, сочась сквозь стиснутые зубы.
- Где-эта-тварь?!
Беснующийся сверху голос, казалось, гремел прямо в моей голове.
- Она-ещё-здесь! Проверьте-чёртовы-комнаты!
Полусогнутые ноги затекли, но я продолжала сползать. Останавливаться нельзя. Нельзя, когда от этого зависит твоя жизнь.
- Ищите-сушь-вас-побери!
В пальцы с каждым движением впивались ледяные иглы. Напряжённые до предела ноги дрожали, подёргиваясь, грозя вот-вот отказать. До хруста стиснув зубы на кнопке фонаря, я дюйм за дюймом опускалась в тёмный колодец.
Наконец рука коснулась металла - окантовка лифтового проёма. Слава богам, без дверей - ещё немного, и мышцы бы не выдержали.
Продолжая упираться ногами, я сползла до середины и неуклюже вывалилась на этаж. Колени подогнулись, я прокатилась и врезалась боком во что-то твёрдое. Вместе с хрустом рёбер в глазах вспыхнули искры. Я уронила фонарь, закашлявшись от удара, выбившего из груди весь воздух. Железная трубочка зазвенела по полу.
- Ушла! Лифт! Идиоты!
В шахту полетел мелкий мусор. Я подгребла к себе фонарик, сжала в руке. Поднялась, цепляясь за стену, стараясь не вдыхать глубоко. В груди пульсировала боль, сердце захлёбывалось, пытаясь справиться с нехваткой кислорода.
- Лезьте-кому-сказал!
По стенам шахты загрохотали пули, оглушительное эхо заметалось в узком бетонном колодце. Несколько кусочков свинца выскочило из проёма.
- Раскачивай! Уйдёт-мут-её-раздери!
Помятая клетка лифта заскрипела, ударяясь о бетон. Пальцы нащупали кнопку на корпусе фонаря. Надо валить. Эти громилы не протиснутся под лифтовой клетью, но если им удастся её обрушить - а им удастся, в борьбе ржавых тросов и горы мышц я ставила на последние - то очень скоро мне придётся несладко.
Я вдавила кнопку включения. Блёклый луч запрыгал по коридору - точной копии коридора этажом выше. Облупленные стены, груды мусора и торчащей арматуры, перекошенные дверные коробки. Минуя их, я на ходу пыталась вспомнить расположение выходов на жилом ярусе мотеля. Где-то здесь должен быть поворот...
Пробравшись между нагромождениями кирпичей, я свернула направо... и едва не заорала в голос.
Передо мной, скаля жёлтые зубы, сидел человек.
Сердце ухнуло в пятки, спина разом взмокла липким потом. Но рука, дёрнувшаяся к вальтеру, застыла на полпути.
Человек был мёртв. Он был мёртв уже давно - ткани лица превратились в пергамент, а усохшие мышцы растянули рот в злобной ухмылке.
- Бог-из-машины, - пробормотала я, приближаясь к покойнику.
Он действительно высох, и стоило мне коснуться его плеча, как ломкие кости осыпались грудой осколков. Бормоча стандартную формулу благодарности, я содрала с трупа объёмистую прорезиненную штормовку, бросив беглый взгляд на криво вышитую метку. Чудом держащийся череп продолжал скалиться над обломанными плечами. Интересно, портье в курсе, кто у него в постоянных жильцах?..
Я перевела дух и накинула воняющую пылью шмотку. Прислушалась - за спиной стало подозрительно тихо. Эти лбы не умеют двигаться бесшумно, значит, они решили поискать обходной путь, отказавшись от затеи с лифтом.
А лестница здесь рядом, так что долго им искать не придётся.
Я миновала ещё пару комнат. Дверь на площадку оказалась ожидаемо заколочена - лестницей пользуются все, а проход на нежилые этажи запрещён. Сквозь зубы просочилось нечто не совсем цензурное. Десяток досок громилам на один зуб, а для меня - непреодолимая преграда.
Я прислонилась к стене, часто дыша. Каждый вдох отдавался болью. В затхлом воздухе, казалось, напрочь отсутствовал кислород. В голове начинало шуметь. На заброшенных ярусах нет вентиляторов, разгоняющих метан. Если я не найду выход, то скоро составлю компанию улыбчивому симпатяге.
Вспоминай.
Я заставила себя отлепиться от стены. Мысленно воспроизвела схему мотеля. В памяти всплыл размалёванный вход, двойные двери, испещрённый выбоинами фасад...
Вот он, мой запасной вариант.
Нужная комната нашлась совсем рядом. Пригасив фонарик, я выглянула в оконный проём. Никого. До земли - три этажа. Не смертельно, но с переломанными ногами не побегаешь.
Я примкнула фонарь к вальтеру - от зубов на потемневшем металле остались серебристые вмятины - и высунулась в окно. Пальцы сжались на шершавом железе. Пожарная лестница застонала, принимая тяжесть моего тела. На голову посыпался песок - часть креплений наверняка не прошли испытания временем.
Перебирая руками и ногами, я быстро спускалась. Лестница дрожала и дёргалась, но держалась, недовольно затрещав, когда мои ботинки коснулись земли.
Гул оставшегося сбоку притона донёсся до ушей сладкой музыкой. Я огляделась, выискивая в темноте массивные фигуры с обрезами наперевес - но проулок был пуст.
Надвинув на глаза капюшон, я запахнула жёсткие полы штормовки и быстрым шагом двинулась прочь от мотеля.
На сегодня я жива.
 
[1] Автор в курсе, как пишется слово "проститутка". Опечатка допущена намеренно и будет объяснена далее.
 
[2] Англ. beer - пиво.
 
[3]Англ. prostitute - девушка лёгкого поведения, prosthesis - протез.
 

Глава 2. Мир правит нами

К тому моменту, когда прибыл поезд, я ещё не успела окончательно известись. Наличие рядом оживлённой ветки в буквальном смысле спасало мне жизнь - едва я, кутаясь в чужую штормовку и изо всех сил пытаясь не бежать, ступила на платформу, вдали показались два жёлтых глаза. Пыхтя и воняя гарью, дизельный тягач подполз к станции. Секунды тянулись как ртуть, пока короткий состав издевательски неторопливо вытягивался вдоль полуразрушенного настила. Я запретила себе оборачиваться чересчур часто, но пальцы в прохладном кармане куртки буквально вросли в рукоять вальтера.
Тягач чихнул и дёрнулся в последний раз, замирая. Три вагона за ним синхронно вздрогнули.
К открывшейся двери, выплюнувшей наружу тяжёлый пандус, я подошла первой. И, кажется, единственной - на посадку в другие вагоны желающих не намечалось. Значит, долго стоять не будем.
Я нырнула в тамбур, оттёрла плечом медлительного смотрителя, на ходу суя ему положенную мзду. Заставила себя замереть на секунду, пока тот махал фонарём у меня перед глазами. Пальцы сводило от напряжения.
Поезд дрогнул, стуча сцепками. Апатичный смотритель не спеша поднял пандус и захлопнул дверь. За мной больше никто не вошёл. Состав, набирая ход, покатился прочь от "Старого укрытия".
А я наконец-то сумела разжать руку.
После Гнева Господня жизнь сосредоточилась вокруг таких укрытий. Не все, конечно, были настолько погаными, как только что покинутое мной. Но не всем и повезло. Когда с неба упал огонь, воспламенив Землю и превратив её в Ад из библейских легенд, выжить удалось лишь немногим. Ходили слухи, что за несколько часов до катастрофы "избранные" получили послания от Бога, указавшего им путь к спасению. И что сам Ной, создав Ковчеги, собрал в них "каждой твари по паре". Не знаю, так или нет, но сейчас тварей на бедной планетке хватало.
Поезд - один из немногих, курсирующих между укрытиями, - неспешно двигался вперёд. Я стояла, привалившись плечом к стенке, и смотрела в крохотное зарешеченное окно. По ту сторону сетки клубилась ночь.
Когда первые смельчаки начали выходить на поверхность - из Ковчегов, стихийных убежищ и даже шахт - им пришлось нелегко. Природа, до Гнева бывшая матерью, теперь стала врагом. Невидимые озоновые дыры впускали в атмосферу космическую дрянь. Часть суши оказалась затоплена, ещё часть - выжжена ударами с воздуха. Словно этого было мало, скопления метана над свалками мегалополисов вспыхнули как спички. Огненные штормы уничтожили то, что осталось после антропогенных разрушений. Будто окончательно выйдя из себя, природа, веками терпевшая надругательства, разбушевалась. Проснувшиеся вулканы безжалостно заливали сушу раскалённой лавой, выплёскивая ярость земных недр. Резко скакнувшая температура у поверхности, видимо, подтопила льды на полюсах - уровень океана поднялся, мелкие острова и прибрежные районы ушли под воду.
Облик мира неузнаваемо изменился. Пригодная для жизни территория сократилась до узкой полоски, зажатой между Калёными пустошами и чертой Урсиды [4]. Пустоши, охватившие все средние широты, по слухам, простирались далеко за экватор - но добраться до бывшей срединной линии Земли ещё не смог никто: безумная жара и полное отсутствие источников воды не давали ни малейшего шанса. А черта Урсиды - то, что раньше звалось Северным полярным кругом, - обещала каменный снег и бесконечные кислотные штормы.
До сих пор никто точно не знает, сколько лет прошло после Гнева Господня. Когда потомки выживших стали открывать двери убежищ, выяснилось, что каждая такая группка отсчитывала время по-своему. В Ковчегах не было часов, а акумы электронных устройств, принадлежавших спасшимся, за многие годы безнадёжно испортились, выработав свой ресурс.
Все настаивали на собственной правоте, и в конце концов несколько общин решили принять единое десятичное время. Год отныне делился на декады, тройки декад собирались в месяц. День дробился на десять часов, час - на десять минут, минута - на десять секунд. Один день прибавлялся к каждой нечётной декаде, за исключением первой - впрочем, это правило нарушалось в високосный год. Его так и прозвали - год первой декады. Нехороший, неправильный год.
Дальше реформаторы не продвинулись. Но не это было самой значительной сложностью...
За сеткой разливалась непроглядная тьма. Ни огонька, ни проблеска света - лишь тусклые блёклые пятна, бросаемые фонарями вагонов. Когда-то в старой книге мне попалась потерявшая всякий глянец иллюстрация - разбрызганные по чёрной земной поверхности рыжие огоньки. Бесчисленные, словно кровавые брызги после удачного выстрела. Но так больше не будет. Никогда...
Труднее всего оказались сами попытки выжить. Попытки каждодневные, упорные и не всегда успешные. Человек больше не был царём природы. Он, словно жалкий червяк, пытался протянуть следующий день, подбирая обломки и объедки, а Земля насмехалась над ним. Засухи уничтожали посадки, тайфуны сносили укрытия, кислотные дожди отравляли озёра и реки. Исчезли привычные растения и животные, и им на смену пришли муты - те, кто мог пить отравленную воду и дышать смесью метана и диоксида азота. А те, кто не мог, умирали - от радиации, яда, голода или от мутовых лап.
Но человек - тварь упрямая куда более, чем муты. Упрямая и живучая - недаром его раньше сравнивали с вирусом. Выходцы из Ковчегов гибли десятками, но выживали сотнями. Привыкли носить респираторы, таскать с собой сигналки на радиацию и газ, строить теплицы и обживать старые многоэтажки, питать портативные батареи энергией обозлённого солнца. Копать колодцы и селиться у истоков рек, как на заре человечества, возносить молитвы богу-из-машины и бензиновому демону. Люди стремились наверх из душных убежищ и были готовы умирать за возможность видеть свет.
Я покачала головой и встряхнулась, унимая остатки противной дрожи в теле.
Они получили эту возможность. Но она им дорого обошлась.
Очень быстро выходцы из убежищ поняли, что на одном желании жить долго не протянешь. Требовалось что-то ещё - подспорье, позволяющее обхитрить восставшую природу и снова занять если не трон её царя, то хотя бы положение равного. И таким подспорьем стала аугментика.
Несмотря на то, что многие технологии были утрачены вместе со сгоревшими книгами и безнадёжно разбитыми компьютерами, человечество сохранило осколки прежних знаний. Поселенцы разрозненных Ковчегов сходились вместе, обмениваясь информацией. Как в мифическом Вавилоне, они говорили на разных языках - но в этой версии легенды языковым барьерам не было суждено сломать великий план.
Постепенно выработалась единая жестовая речь. Теперь те, кто мог прочесть книгу на китайском, передавали знания англоязычным, и наоборот. Круг вновь осваиваемых технологий ширился. Появились первые биохакеры - смельчаки, опробовавшие на себе кустарные импланты, - и умельцы-кракеры, чинившие таких смельчаков. Появились первые акумы для имплантов и экзоскелетов. И новая цивилизация, словно ребёнок, сделала свой первый значительный шаг...
Акумы стали валютой нового мира. Аугментика обеспечивала выживание, а акумы обеспечивали её работу. Никто не мог гарантировать, что после имплантации самодельного наворота в грязном подвале ты выживешь - но что без неё ты умрёшь, гарантировал сам окружающий мир. Точно так же, как и без респиратора, сигналки и пистолета в кобуре.
Чуть позже появились нафтеры. Самая мощная группировка планеты выросла из горстки энтузиастов, искавших уцелевшие нефтехранилища. Именно нафтеры сумели снова пустить по древним веткам поезда на дизельной тяге, именно они дали возможность разведчикам расширить зону поисков до десятков и сотен миль, вновь оживив старые машины. Но даже дизельщики не смогли вернуть людям господство над миром.
Уезжая в пустоши, ты никогда не знал, вернёшься ли живым. Хватит ли в твоей колымаге топлива, чтобы добраться до белых пятен на карте и выставить там свою метку, или же тебя настигнет тайфун. Встретишь ли ты на пути только суслов или же улей-нору мутантов, будет ли и дальше работать сотни раз перезаряженный акум на твоей сигналке - или выйдет из строя, и ты уснёшь вечным сном в объятиях угарного газа, метана или другой дряни.
Как и во все времена, смельчаков находилось немного. Все хотели жить, но если выживание требовало риска, то рисковать при этом предпочитали другими. Появились барыги - менялы, скупавшие у разведчиков хабар и продававшие его втридорога. Появились банды, поделившие территорию между собой и бравшие плату за проход всё тем же хабаром (впрочем, можно было расплатиться и жизнью). И появились проводники - такие как я.
Поезд тряхнуло - наверняка разбитый рельсовый стык. Я ухватилась за поручень, ввинченный в стенку тамбура. Состав несколько раз качнулся на рессорах и снова ровно застучал по рельсам.
Дешёвое бухло, консервы, сухпайки, чай и кофе, журналы с весёлыми картинками - ради всего этого теперь ставили на карту жизнь. Акумы дорожали, а жизнь, наоборот, обесценивалась. Сам по себе человек уже не стоил ничего - ни с точки зрения других, ни с собственной. Толку, если твоё сердце бьётся? Покажи лучше, что можешь дать.
Десятки раз я водила в пустоши тех, кто просто хотел добыть очередную порцию жратвы или снять с мертвеца уцелевшую куртку, не заплатив при этом местной банде. Я знала тайные тропы и обходные пути и, в отличие от банд, давала гарантию, что не прикончу клиента с хабаром - если, конечно, он не решит поднять руку на меня. Это было мерзко, но я водила - ведь мне тоже нужно было на что-то жить.
Я побывала в гиблых городах-призраках, полных тишины и затаённой злобы, и в умирающих городах-зомби, где ещё теплилась какая-то, порой даже почти человеческая, жизнь. Я сотни раз благодарила умерших - за одежду, обувь, оружие и пищу, перекочёвывавшие в мои руки. Я возносила молитвы богу-из-машины, веря в то, что он помог мне уцелеть - даже во время затмения или в дурной високосный год. И, должно быть, мои слова достигали неведомой цели. Пока на пути не встретился Немой...
Я стиснула зубы. Колёса поезда размеренно отбивали свой ритм.
Как бы человечество ни ершилось, не мы правили этим миром, а он - нами. И он диктовал нам свои каноны. Свой безжалостный Сверхновый завет.
Я вздохнула. Ладно. Пора заходить.
В вагоне царил полумрак. "Полу" - потому что каждые три-четыре шага он всё же слегка рассеивался подвешенными кое-как лампами. Лампы качались. Пятна света качались им в такт, выхватывая то облезлую отделку, то побитые, будто обгрызенные, перегородки, то давая блик на затворе чьего-нибудь вессона.
Бликов было много. Гораздо больше, чем хотелось бы.
И всё же моё сердце билось ровно. В каждом вагоне обязательно есть охрана. И не те хлипкие пареньки, что стерегут станцию. Нет, дизельщики серьёзно относятся к безопасности - не пассажиров, конечно, а своей собственной. Поезда слишком ценны, чтобы в них затевать перестрелки, это понимает даже последний болван. И всё-таки от безумцев никто не застрахован.
Но что ещё хуже - их появление никогда нельзя предугадать, потому что природа безумца противна любым закономерностям.
Вагон оказался на удивление людным. В свете вспыхивавших сигаретных огоньков темнели силуэты. Едкий дым щипал глаза.
Я продвигалась по узкому коридору, то и дело задевая плечом очередную перегородку, и считала блики. Четыре. Ещё четыре. И снова четыре... Чёрт, здесь вообще свободные места остались?..
Коридор казался нескончаемо длинным, а блики и пятна света уже начали сливаться в одну бесконечную линию, когда мой взгляд выхватил наконец то, чего я ждала - одинокий красный огонёк зажжённой сигареты. Чуть поодаль, в том же отсеке, привычно блестела отражённым светом оружейная сталь. Двое - значит, место всё-таки есть.
- Место есть? - на всякий случай уточнила я, останавливаясь в проходе.
- Найдётся, - донеслось в ответ.
Сочтя это за приглашение, я вошла.
 
[4] Вымышленное название "черта Урсиды" имеет следующую этимологию. Наименование "Арктика" - область, лежащая к северу от Северного полярного круга, - происходит от древнегреческого слова "ἀρκτικός" ("рядом с Медведицей"), которое, в свою очередь, восходит к слову "ἄρκτος" - "медведь". Это связано с расположением в северном полушарии неба созвездия Большой Медведицы, латинское название которого звучит как Ursa Major (Урса Мажор).
 
 
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ (БЕСПЛАТНО) >>>

Понравилось? Поделитесь с друзьями :)

  

Заглядывайте и сюда - в группе полезное для авторов, интересное для читателей:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"