По вечерам за окном шумел ветер, и тихо переговаривались эльфы. Их шепот песней сливался с музыкой ветра, и девочка засыпала под мелодию непонятного языка. Слова, как выщербленные ступеньки волшебной лестницы, уводили девочку в страну диковинных снов, и целыми ночами летала она над лиловыми горами, пики которых золотило обжигающее солнце, над изумрудными озерами, где в прозрачных глубинах резвились русалки и над черно-фиолетовым лесом вековых елей, приютивших в ветвях говорящих белок и жадных сов. Девочка бродила по замкам с островерхими башнями, что терялись в облаках. Переходя из залы в залу по прохладным плитам розового мрамора, она наблюдала через стрельчатые окна, как по многоярусным садам чинно прогуливались странные птицы с блестящим оперением и даже не мечтали улететь. Девочка была здесь желанной гостьей, и уходила лишь когда солнце из мира снов переходило в реальность.
Девочка медленно просыпалась, чувствуя теплое прикосновение солнечных лучей к щеке. Она жмурилась, сонно улыбаясь в ответ на шепот пожилой феи, что каждое утро приносила ей ключевую воду и смешные круглые конфеты, пахнущие свежей мятой. Лицо у феи было бархатно-доброе, прошитое мелкими стежками морщинок от уголков глаз к вискам. Она ласково смотрела на девочку и иногда гладила ее по растрепанным волосам. Фея любила во всем аккуратность и часто дарила девочке толстые тяжелые гребни и легкую пудру из пыльцы алых цветов. От нее щеки девочки становились пунцовыми, и фея была довольна.
Все еще грезя об эльфийских красотах, девочка шла к роднику умыться. Веселое журчание воды сливалось здесь со звенящими голосами дриад, любивших поплескаться в прозрачных струях. Шалуньи тонкими пальчиками брызгали на девочку холодной водой, а та только смеялась в ответ. Игра была вроде нерушимого утреннего ритуала, который повторялся изо дня в день, давая уверенность в том, что сегодня все будет так же прекрасно, как вчера и даже неделю или две назад.
Завтрак подавали хлопотливые мыши в клетчатых передниках. Они торопились принести из жаркой кухни блюда, наполненные сладкими фруктами и рассыпчатой белой кашей, нежно пахнувшей свежими сливками. Мыши смешно суетились, толкали друг друга локтями, морщили носики и ворчали. У мышей была Тайна. Девочка случайно узнала о ней весенним вечером. Дверь в кухню в те майские сумерки оказалась приоткрытой, и хлопотливое перешептывание мышей было слышнее обычного. Девочка тихонько подошла к двери и одним глазком приникла к щели. Мыши сидели кружком у большого стола, среди медных ковшей и тяжелых чугунных сковородок, вытирали лапки о полы передников и осторожно брали с большого блюда тонкие кусочки молочно-тяжелого сыра. Они клали его на хлеб и нетерпеливо поглядывали на мышь-повариху, что держала зеленую бутылку с Тайной. Мыши воровато оглядывались, опасаясь за секретность своих посиделок. Повариха вынула из тонкого бутылочного горла пробку, и кроваво-красный напиток полился в грубые стаканы. Мыши проворно поднимали заалевшее стекло и загадывали желания. Они просили праздников, здоровья и любви. Потом девочка еще несколько раз видела, как мыши открывали свою Тайну. А однажды девочку заметили, и мышь-повариха разозлилась. Велев девочке не подглядывать, она громко хлопнула дверью, и девочка услышала, как упала тяжелая щеколда. Но все равно, каждый раз, когда суетливые мыши разносили еду, девочка вспоминала об их Тайне и улыбалась.
После завтрака девочка садилась вышивать или рисовать. Внимательная белая лошадь с грустными глазами часто подходила к ней, интересуясь, что же такое изображает девочка на большом, как мир, белом листе тонкой бумаги. А девочка рассказывала лошади про море, которое никогда не видела, но знала о нем все. Она знала, что на море бывают огромные волны, уносящие в неведомые страны отважных путешественников на прочных кораблях, что в море жестоко воет ветер и ночами луна и звезды предсказывают морякам судьбу. Море умеет говорить, у него есть низкий, гортанный голос, который пугает глупых, трусливых людей, но ласкает мудрых кошек. Лошадь слушала и кивала. А если девочка бралась за вышивку, лошадь заботливо не сводила с нее глаз, чтобы девочка не поранилась иголкой или ножницами, и советовала, какого цвета нитки выбрать для цветка жимолости.
Но особенно девочка любила те дни, когда после завтрака ее приглашал в гости Волшебник. Старик жил в высокой башне, далеко от девочкиного жилища. Туда надо было долго идти, а потом еще подниматься по узкой лестнице с выгнутыми, как лебединые шеи, перилами. В комнате у Волшебника всегда было оранжево-светло, а сам он вечно поглаживал свою аккуратную бороду и смешно хмыкал. Перед ним обычно стоял чай в тонком стакане с серебряным подстаканником. За все свои визиты девочка ни разу не видела, чтобы Волшебник отхлебнул золотого напитка, но над тонким стеклом всегда вился пар, повторяя замысловатый рисунок серебряных завитков. Волшебник заинтересованно расспрашивал девочку о ее беседах с лошадью, о том, как вели себя мыши и что говорили эльфы. Он согласно кивал, когда девочка говорила складно, и болезненно щурился, если она не могла подобрать слов, чтобы описать великолепие эльфийского мира. Часто Волшебник произносил заклинания из непонятных девочке слов. Она внимательно слушала и даже кивала, а потом посмеивалась про себя, вспоминая чудачества старика.
Обед всегда подавали вовремя все те же мыши. Обжигающий суп был янтарно прозрачным, а рис рассыпчатым и белым, как облака. Почему-то именно в этот момент к девочке приходило острое осознание того, что она Принцесса и у нее есть государственные обязанности. Например, нужно было принимать послов, что подоспевали всегда к вечеру. Поэтому все время послеобеденной дремы, девочка представляла себе, как будет разговаривать с иностранцами. Ее научили вежливо кивать и улыбаться, говорить "спасибо", принимая щедрые дары, и тут же отдавать их все стоящим за спиной услужливым гномам.
Иногда посетителей не было, но Принцесса все равно отсиживала положенные часы в зале с огромными окнами. Свет там всегда был холодным и мелко дрожал, как любимая собачка Старшей фрейлины, лысая и глупая. В такие дни Принцесса злилась, что ей нельзя погулять по саду, вместо того, чтобы слушать глупую болтовню придворных. Но чаще в такие часы появлялся Принц из неизвестной страны. Он долго рассказывал девочке о том, как живется его народу, и ей становилось жалко и Принца и его страну. Там всегда было очень много проблем. Но подданные Принца любили Принцессу неизвестно почему и всегда передавали ей приветы, а то и гостинцы.
Когда час приемов заканчивался, можно было погулять. Но Принцесса так уставала от разговоров или безделья, что никогда не уходила дальше придворного фонтана. Там она садилась на низкую лавочку и наблюдала за тонкой водяной струйкой вытекающей изо рта толстого мраморного дельфина. Она думала о море, которого никогда не видела и о книгах, которые еще хотела прочесть в дворцовой библиотеке. Девочка пойдет туда после ужина. Она заберется с ногами в старое кресло с продавленной спинкой, что стоит у давно нетопленного камина, и будет листать страницы чужих жизней. А потом она будет мечтать, глядя на тонкие браслеты из речного жемчуга на своих хрупких запястьях. И так до того момента, пока эльфы не начнут шептаться за окнами...
Эльфы исчезли первыми. Просто в один из вечеров девочка не дождалась их разговоров, и пришлось идти спать только под песни ветра. В ту ночь Принцессе не снились замки, и она не гуляла по волшебным лесам. Девочка попала в город, чужой, но казавшийся знакомым. Кругом были люди, разнообразие озабоченных лиц очень пугало. Люди шли серыми толпами, и девочке было трудно дышать в этой сгущающейся массе. Она проснулась от собственного крика, а старая фея успокаивала ее, гладя по волосам и подсовывая мятные конфетки. Но девочка вдруг поняла, что в мире что-то случилось, и эльфы уже не вернутся никогда. С этого дня Принцесса стала привыкать к городу, что виделся в каждом сне.
А дриады у родника становились ехидными и злобными. Они брызгали на девочку холодной водой и смеялись, показывая острые, голубоватые пластинки зубов. Да и не дриады это были вовсе. Девочка замечала потом этих девушек и за обеденным столом и среди придворных в зале с дрожащим светом. Некоторые из них заговаривали с ней, позволяли себе садиться рядом на низкую лавочку у фонтана. Похоже, они считали себя ровней Принцессе. И девочка постепенно настолько смирилась с этим, что тоже брызгала на них водой у родника, превратившегося вскоре в толстый кран с подпалинами ржавчины.
Все менялось. Хлопотливые мыши становились полными неповоротливыми женщинами с отекшими лицами, которые не давали лишнего тонкого кусочка хлеба, если девочка просила, но зато щедро наваливали в тарелку кислой капусты. И еще от них пахло, и вскоре девочка поняла, что это запах вчерашней Тайны.
Добрая лошадь стала заставлять девочку рисовать что-то не по ее желанию. Просила изобразить дерево и рассказать, какие у него корни и почему на ветках нет листвы. Она говорила хриплым голосом и часто встряхивала гривой седоватых волос, за которыми были уже не добрые лошадиные глаза, а оценивающие синие льдинки. Да и была ли она лошадью? Девочке все чаще виделась на ее месте усталая женщина с морщинистыми руками.
Все также наведывался после обеда озабоченный Принц. Теперь он разговаривал с Принцессой более фамильярно, намекая на старое знакомство, и даже на то, что имеет на Принцессу какие-то права, как ее, страшно сказать, супруг. Девочка усиленно гнала от себя мысли об этой странной связи, но чем больше она пыталась избавиться от них, тем решительнее наступали воспоминания, в которых она видела другую свою жизнь.
Принцесса вспомнила город, что являлся ей в снах, и где она была совсем не Принцессой. Она жила там когда-то вместе с Принцем. До тех пор пока в один прекрасный день за девочкой не пришла фея и не сказала ей, что она Принцесса, и что ее ждет совсем другая жизнь. Та, которую девочка сейчас теряет. В тот день визита феи девочка надела гранатовые браслеты на запястья, а потом они превратились в нитки речного жемчуга...
За окном падал снег. Утром вместо феи девочку разбудила старая женщина в белом халате, она не принесла ни воды, ни мятных конфет. Она только сказала, что девочке пора. И они пошли куда-то длинными коридорами, а потом поднимались по обшарпанной лестнице с перилами, словно траченными молью. Там, наверху давно уже не было комнаты волшебника. Там был кабинет со стенами, выкрашенными в грязно-оранжевый цвет. Пожилой мужчина с бородкой улыбнулся, увидев девочку, и кивнул женщине в халате, чтобы та, как всегда, оставила их наедине. Он не спрашивал бывшую Принцессу об эльфах и мышах, он уже знал, что их нет. Старик смотрел на девочку по-отцовски строго и нежно.
- Как я и обещал, на Рождество вы отправитесь домой. Вы окрепли достаточно для того, чтобы побыть с семьей. Да и муж ваш давно об этом просит. Будьте умницей, и по весне мы с вами попрощаемся насовсем.
Девочка кивала, соглашаясь. А потом приехал тот, что был Принцем, и увез девочку в шумный и суетливый город, который пугал многолюдьем. В первый же день девочка потеряла там свои жемчужные браслеты. Вместо них на запястьях остались только тонкие белые шрамы словно от холодных лезвий, которые муж почему-то прячет в верхнем ящике своего стола, туго запирающемся на ключ .