- Если бы я жил вечно, я бы творил миры, - сказал я и запустил гальку прыгать по волнам. Галька прыгнула разок и булькнула.
- Для того, чтобы творить миры нужно уметь творить. Как минимум, - сказал Рустик веско. - Одной вечности тут недостаточно. - И он запустил свою гальку. Галька пропрыгала семь с половиной раз.
- А ты как думаешь? - спросил я Лёну. Мне по зарез важно было знать, что она думает. От этого зависило, буду ли я жить вечно и буду ли жить вообще. Лёна явно догадывалась об этом, поэтому отвечать не спешила. Она зыркнула своими зелёными глазищами, задумчиво почесала конопатый нос и, наконец, сказала:
- Вечность - это же не просто очень долго, это - всегда, правда? А раз всегда, значит и всё. И везде. И как угодно. Значит, всему будет время научиться. И творению, в том числе.
- Ничего подобного, - возразил Рустик, сделал себе подушку из песка и лёжа на животе, обхватил её руками. - Вечно живя, можно заниматься вечным ничегонеделанием - просто быть. Как камень. И что тогда? Ничего! Творение - это изобретение нового, это развитие старого, это изменение, во всяком случае. Поэтому, для начала, нужно научиться изменять. И изменяться.
- А что изменять? - спросил я подозрительно: по опыту я знал, что Рустик ничего просто так не скажет, небось, просчитал уже всё на десять ходов вперёд, вырыл яму-ловушку и замаскировать успел, знаю я его...
- Ну... что изменять... - протянул он в деланном раздумьи, - погоду,например... или, там, ландшафт...
- ...или характер, - добавила Лёна.
- Это уже не изменять, а изменяться, - нравоучительно проговорил Рустик, - но тоже сойдёт. Для начала.
- А как? То есть, куда? То есть, в какую сторону? Что, ты, скажем, был весёлым и добрым и вдруг изменил себя на хмурого и злого?
- А что, разве не может быть? Вполне! - сказал Рустик.
- И это ты изменением называешь? - спросил я. - Не изменение это совсем, а измена. Самому себе измена. А я на это не готов! Никогда я не изменю самому себе. Да и другим - тоже! - сказал я с неожиданным для себя самого жаром и ощутил на себе взгляд Лёны. Она смотрела на меня как-то странно, словно впервые увидела или узнала.
- И ещё, - я уже не мог остановиться, - выжечь лес - это новое? Убить зверя, отнять жизнь - изменение, да? Ну так вот, не желаю я такого изменения! И не творение это вовсе! Творение - это не просто изменение, это - хорошее изменение, доброе, ценное и... красивое ! Вот - красивое! И чем больше красоты - тем больше творения. И чем больше творения - тем больше жизни и тем больше вечности.
Я посмотрел на Рустика и поспешно добавил:
- И не говори мне, что вечности не может быть больше или меньше!
Наверное, впервые видел я Рустика растерянным, причём, смотрел он не на меня, а куда-то вбок от Лёны. Электричество, исходящее от неё ко мне, задело его краем волны и он обжёгся. Обжёгся и понял. Очень он смышлёный, Рустик.
Он тут же вскочил, отряхнулся, как собака и с него полетели во все стороны брызги песка, электрических искр и досады.
- Пошли ежевику рвать! - крикнул он и, не дожидаясь ответа, пустился к оврагу.
Я стоял против Лёны, а она всё также неотрывно смотрела на меня. Тогда я сделал шаг ей навстречу, и ещё один, и остановился близко-близко, и заглянул прямо в её невозможные глаза. Они были распахнуты настежь и все сплошь в рыжих крапинках. Крапинки закружились, стали солнцами, свились в спиральные туманности... Лететь в них было легко и безвоздушно, сердце не билось, времени не было...
- Я знаю,что такое вечность, - прошептал я. - Вечность - это ты. И я хочу в ней жить. Подари мне вечность.
- А что ты будешь там делать? - донеслось до меня отовсюду.
- Я буду творить. Я наполню её жизнью, добром и красотой. Я...
- Бери, - сказала она просто. - Я дарю тебе вечность. Она твоя.
Глыба сердца у меня в груди вспыхнула сверхновой. Я стал солнцем и светом и миром.
- Я - Солнце! - закричал я, - я ветер, я - звёзды, я - всё!
Я схватил гальку и запустил её впляс. Галька подпрыгнула 798 раз, набрала скорость и взмыла в небо. И даже там продолжала подпрыгивать от избытка жизни.
- Ты сотворил племя крылатых галек, - возвестила Лёна.
- Это перелётные гальки. Они летят к дальним гнездовьям. Это в созвездии Пса, - пояснил я.
***
Мы лежали, обнявшись, на песке и глядели в вечности друг друга.
- Я понял, откуда у тебя рыжинки в глазах, - сказал я, - твои глаза - Зелёные Дыры: они всасывают веснушки и...
- Ничего ты не понял, всё как раз наоборот: они Великие Сеятели: веснушки вызревают в них крапинками, а по ночам выбираются по векам наружу, из-под ресниц. Поэтому, у меня ресницы такие рыжие.
- А..., ясно. Я ещё новичок в твоей вечности. Ты мне себя откроешь?
- Ты сам будешь меня открывать. Вечно. А я - открываться и обнаруживаться.
- И ты всё время будешь другая и разная и новая?
- Всегда, - пообещала она.
- Господи, я и не думал, что вечность - это так много!