Аннотация: По мотивам повести М. и С. Дяченко "Кон"
Репетиция была назначена на 8 часов утра, и в половине восьмого Игорь уже стоял на пороге Кона. Рано приехал… Придется ждать и дергаться. Если кто-то из труппы откажется в самый последний момент, передумает, проспит, сойдет с ума, умрет… Все это были вполне реалистичные варианты развития событий. Прежде, чем приступить к проекту, Игорь очень хорошо изучил историю Кона, особенно все, что касалось его теневой стороны. Отвергнутые спектакли. Судьбы провалившихся на Кону актеров. Спектакли, которые не дошли до премьеры по вине обстоятельств (читай: съели конкуренты), спектакли, авторы которых испугались в последний момент. Статистика по самоубийствам. Статистика занятости актерского состава после провала. Последние – самое простое: ни один из актеров, которые пережили позор на Коне, не нашел в себе силы еще раз подняться на сцену. Даже в роли третьего зайчика справа на детском утреннике. Таков был великий Кон - жестокое божество искусства, на алтаре которого лилась отнюдь не метафорическая кровь. Игорь выбрал для постановки музыкальный спектакль, надеясь, что вокалисты, изначально не рассчитывающие на «подачки» от Кона, окажутся менее пугливыми, чем драматические актеры, у каждого из которых в печенках сидит страх перед провалом, но там же сидит надежда однажды стать звездой «волшебного» театра, негаснущей, нестареющей, вызывающей иступленную любовь толпы. Спектакли, которые принял Кон, шли в его репертуаре десятилетиями, не теряя в глазах публики ни новизны, ни актуальности. Таких было немного. Все знали, что именно нравится Кону – классический «Станиславский», добротная актерская игра, внятный нравственный «мессендж». Но знания теории Кона не гарантировала успех на практике. А провал… Что ж.. О провалившихся на Кону не любили вспоминать ни пресса, ни зритель, ни их более удачливые коллеги. Игорь собирался прервать этот заговор молчания.
Ждать – это все равно, что держать паузу. Двадцать лет назад, будучи актером, он этого не умел.
В 7. 45. пришла Вика - «Магдалена». Драматическое сопрано. Музучилище. Консерватория. Педагогический институт. Десять лет вторым голосом в церковном хоре.
В 7. 50 явился «Каиафа» - Артем Портнов… Вадим хотел найти на эту роль настоящего иерея. Это было бы очень актуально … Есть же иереи, которые снимаются в кино! Но никого подходящего священника на эту роль он найти не смог и, в конце концов, эта партия досталась Артему. Сорок лет. Бас. Откровенно говоря, так себе басок, не удивительно, что карьера не задалась. Они вместе крепко выпили. Еще раз. И еще. После чего контракт был подписан.
7. 52. «Пилат» и «Ирод» появились почти одновременно. Одного Игорь нашел в Саратовской консерватории, другого - в переходе метро. «Пилат»- Андрей Иноземцев был карьеристом и поверил в россказни Игоря о великом успехе проекта. Впрочем, почему «россказни»? Формально Игорь не лгал – он действительно делал качественный спектакль, вкладывая в эту постановку все имеющееся у него силы. «Ирод» просил назвать себя просто Вася, он давно бросил театр, пел в переходах метро, и клялся, что уже месяц как в завязке. Игорь ему не верил, но роль свою Вася тянул хорошо. Он был во всем, если не считать алкоголя, стопроцентным нонконформистом.
За пять минут до условленного часа подъехал главный герой. По правде говоря, Игорь боялся его язвительного взгляда. За плечами Антона Белова было несколько второстепенных партий в разных музыкальных проектах, работа на телевидении в качестве звукорежиссера, репутация человека со скверным характером, «гибкий», как называл его про себя Игорь, тенор, и абсолютное попадание в типаж. Антон был атеистом и вторым человеком, которому Игорь раскрыл план до конца. Да, конечно, Кон не примет этот спектакль! Нас ждет провал! Провал и есть наша цель! Провал – это наша АКЦИЯ. Мы сыграем по своим правилам на его поле и не мы, а Кон, его возможности, его правила станут инструментом в наших руках!
Некоторое время Антон молчал и только его узкие умные глаза недобро щурились под круглыми очками.
- Акция - это рубить иконы топором… А то, что предлагаете вы, Игорь Сергеевич – это не акция, это будни искусства. Три-четыре неудачника заработают себе депрессию и шизофрению. Такие «акции» на Кону случаются с периодичностью раз в месяц.
- Не такие, Антон! Наша акция тщательно спланирована. Нас ждет медийный успех. Журналисты поднимут шум – я договорился. Мы дадим интервью, нас пригласят на ток-шоу. Мы станем звездами! В зале уже стоит наготове Ирма. Она сделает наш провал сенсацией! А если кому-то из ребят станет совсем худо, так за кулисами его ждет консультант по работе с актерским составом - психиатр со шприцем.
- А выбор пьесы, я полагаю, инициирует скандал с РПЦ? - уточнил Антон.
Когда Игорь понял, что готов бросить вызов Кону, он не секунды не раздумывал над репертуаром. Он взял старый добротный мюзикл о Христе, который когда-то, может быть, и потрясал умы консервативно настроенных граждан, но сейчас шел разве что по разряду «ретро». Ирма предложила что-нибудь более радикальное, но Игорь настоял на своем.
- Выбор пьесы, - ответил он Антону,- обусловлен тем, что она мне нравится.
…Стас Корнилов– «Иуда» - опаздывал на генеральную репетицию, впрочем, как и на все другие репетиции, которые у них были. Его Игорь нашел в какой-то самопальной рок-группе с бесконечно вторичным репертуаром и подивился, как бездарно человек умеет тратить свой талант и молодость. Когда Игорь объяснил ему ситуацию, Стас выплюнул жвачку, с которой расставался, кажется, только на сцене. Он согласился сразу, потому что соглашался на любую работу.
***
Всем известно, что Кон не сразу меняет спектакль. Первые 10 -15 минут он как бы присматривается к тому, что происходит на сцене, как бы колеблется. Как будто видит действо в первый раз, как будто не было прогона… Ученые «коноведы» выдвигали разные теории на этот счет, но Игорю всегда казалось, что дело в зрителе, в том, что его психика не сразу настраивается на нужную волну. Он и сам двадцать лет назад, глядя на вульгарные кривляния своих товарищей, не сразу осознал, насколько бездарную комедию они ломают…
Тогда их провал зрительный зал встретил оглушительным хохотом. Игорь хохотал громче всех, веселее всех почти до занавеса, до той самой сцены, где должен был появиться и не появился его герой - Иешуа. На репетициях этот момент трогал его до слез. В конце он просто выходил к зрителю, раскинув руки крестом, и ждал, пока начнутся аплодисменты. Пауза между концом спектакля и реакцией зрителя казалась ему верхом театрального искусства. За неделю до премьеры Макс вычеркнул его роль из сценария…
… Как только тяжелая металлическая дверь Кона захлопнулась за его спиной, Игорь поперхнулся собственным смехом, как блевотиной. Да, он желал провала своих бывших друзей. Да, он знал, что провал на Коне равносилен публичной казни! Но не думал, что станет одним из палачей. Он утешал себя тем, что не был свободен, что на него воздействовал Кон. Он прочитал потом сотню монографий на тему рецептивной эстетики и почти убедил себя в том, что его предательство было невольным… Да и кто предатель? Разве не Макс, который сначала втянул его в эту авантюру, а потом, за неделю до премьеры, запинаясь и краснея, протянул ему два билета на свой спектакль, в котором Иешуа не задействован?
-Понимаешь, мы, ведь, можем провалиться… Я не хочу, чтобы зритель освистал Его образ.
Уже потом, когда они с Максом изрядно выпили, Игорь, глядя в глаза своему другу, сказал: «а может быть, Кон принял бы твое детище, если бы ты оставил в спектакле мою роль?» Не нужно было этого говорить. Может быть, не скажи он этих слов, Макс, режиссер-неудачник, пламенный неофит, отец двоих детей, деспот и романтик, был бы сейчас жив…
***
Третий – непоправимый - звонок заставил Игоря вздрогнуть. Первые 15 минут спектакля он тупо отсидел в роскошном режиссерском кресле… Радио было выключено, но Игорь и так знал – чувствовал кожей, что происходит на подмостках.
… Действие начинается в полной темноте. Кресел нет. Зритель просто оказывается в пустом темном пространстве, и только на сцене мигает тонкий огонек свечи. (- «Кон, я хочу, чтобы на сцене у нас была возможность зажигать свечи». Пауза. И через две минуты надпись мелом на стене – «Вы можете зажигать свой огонь. А я зажгу - свой».) Звон колоколов… На середину зала выходит человек в полном облачении православного священника. В начале он стоит к зрителям спиной. И когда театральные подмостки окончательно уподобляются храму, звучит первая ария Иуды, резкая, развязная. Теоретически резкий контраст между декорациями и музыкальной фактурой должен был производить сильный эффект.
Иуда в версии Стаса пугал и завораживал. В нем было что-то невинно-детское и откровенно-порочное. Пугало именно сочетание. В жизни же его не называли иначе, как Стасик.
- Ты не боишься играть такого персонажа? - как– то спросил его Игорь. - Знаешь, до тебя трое актеров отказались: два по суеверным, один – по религиозным соображениям. А ты вроде в храм ходишь, крестик, вон, на шее.
- А чего мне бояться? Каждый из нас в чем-то иуда – изрек Стасик глубокомысленную фразу. - Тут и изображать ничего не надо, просто будь самим собой, ну, и в ноты попадай… А вот за Христа не взялся бы…
- Крестик-то сними перед выходом, неудобно.
- Да я спрячу так, что незаметно будет.
Интересно, что Стас, который вовсе не возражал против того, чтобы сыграть главного антигероя Евангелия, явно занервничал, когда понял, что ему придется изображать ряженого попа. И Игорь лишний раз убедился в том, что он на верном пути. Цель Кона – сделать зрителю интересно. Цель акции – сделать ему больно. Так или иначе. Зритель на Коне не свободен в своих реакциях. Он не выбирает плакать ему или смеяться, восторгаться или возмущаться. Кон играет на его душе как на флейте. Недаром, с момента, когда прозвенит третий звонок, Кон никого не пускает в зрительный зал. Недаром он запрещает фотографирования и видеосъемку! Кон – это не просто сила, это насилие. Он может навязать человеку совершенно чуждые ему страсти… Игорь хотел сделать зрителям больно, так же, как было больно ему 20 лет назад, хотел, чтобы они вышли из театра и вспомнили, что только что освистали своего Бога.
Зритель должен был играть ключевую роль этого спектакля – роль толпы. «Апостолы» должны были выходить прямо из зала, «Иисус» должен был спускаться в зал и благословлять толпу – оттуда. Нищие и калеки, римские легионеры, мытари и фарисеи – все они смешивались с публикой и являлись как бы выразителями ее мыслей и чувств.
- Это будет классическая «бродилка» - театр-парадиз? - спрашивал въедливый Антон.
Нет, запускать зрителя прямо в чрево Кона и позволять ему свободно там разгуливать, Игорь не решился, хотя кресла из зрительного зала – убрал. И Кон дал на этот вопиющий акт вандализма свое согласие!
***
Когда Игорь пробрался на балкон, на сцене шел танцевальный номер, символизирующей духовное падение человека. В разных местах сцены под однообразную музыку дергались «грешники» и «грешницы». Временами их движения становились просто непристойными – еще один вызов Кону, который, Игорь хорошо это знал из истории, не терпел на сцене никакого намека на эротику.
Игорь хотел, чтобы движения танцующих были похожи и на страстные объятья, и на припадок эпилепсии. При этом они сохраняли абсолютно бесстрастные – мертвые - лица. Хотел, чтобы было страшно. Страшно ли сейчас зрителю? Игорь не мог понять.
Мелодия первой арии Христа вплелась в общую музыкальную какофонию почти незаметно, но сразу преобразила весь ее строй. Визгливые ноты на верхах притихли, саксофон и фагот уступили место струнным – альту и скрипке. Потом вступил тенор Антона.
Антон не спешил продемонстрировать все красоты своего вокала. Шел речитатив и только в конце музыкальной фразы его голос слегка, как бы удивляясь, поднимался вверх и эхо этих слов, кажется, начинало жить своей жизнью в темных глубинах старого театра. Блаженны нищие духом… Блаженны миротворцы… Блаженны милостивые… Блаженны изгнанные…. Блаженны чистые сердцем…
Игорь все еще не понимает, хорошо ли идет спектакль, а Антон уже спускается в зал и протягивает руки к окружающим. Сначала он благословляет актеров, потом к ним присоединяются простые зрители. Рискованный шаг, ведь ведомая Коном толпа могла быть агрессивной.
Игорь не понимает, что происходит, пока гремит «Осанна», а Анна и Каиафа сговариваются погубить опасного проповедника. Он все еще не верит, в то, что видят его глаза, пока Мария возливает масло на главу Иисуса, а Иуда обличает своего учителя в расточительности (здесь Стасик выбегает из зала, являясь как бы гласом народа). Игорь боится поверить, когда Иисус дает последние наставления своим ученикам. «Господи, неужели?» - автоматически шепчут его губы, когда Антон выходит на центральную арию – арию в Гефсиманском саду. Душа скорбит смертельно… Бодрствуйте со Мной… Да минует Меня чаша сия! Игорь видит на сцене одинокую худую фигуру, облаченную в белый хитон, - страдающего Бога, который готовится вступить на Свой крестный путь. Его образ. Его икону… Человек – образ Божий. Антон – человек. Нет никакого противоречия. По щекам Игоря текут слезы, но он все еще отказывается поверить в очевидное: в то, что Кон принял его спектакль.
***
Отпевания Макса было назначено на 12-00, и Игорь, конечно, опоздал… Он боялся похорон, не знал, как себя вести, не умел проявлять сочувствия. Вот и сейчас он не ощущал в душе ничего такого… Просто взбежал на мокрое крыльцо, торопливо снял шапку и неловко перекрестился. В храме почти никого не было. Только Марина, вдова Макса, и священник. «А где остальные?» - хотел спросить Игорь и не спросил… Свеча в руке Марины догорела до половины. Священник все читал и читал что-то бесконечным речитативом, стало жарко, зимняя куртка немилосердно давила плечи. Когда запели «Со святыми упокой» - Игорь подумал, что это тоже спектакль, и что его в этот спектакль не приняли. Храм не принял, потому что он, Игорь, опоздал… Потом какие-то люди равнодушно подняли гроб и понесли его к автобусу, так же спокойно и деловито, как рабочие сцены уносят реквизит после спектакля.
- Как ты? - спросила его Марина.
- Нормально. Работаю.
- Ушел из театра?
- Да…
Макс попал под машину. Просто на ровном месте. Смерть наступила мгновенно. Злые языки, его бывшие коллеги, все равно шептались, что это было самоубийство, но Игорь не верил сплетням. В тот день, когда они напились вместе, Макс говорил о Боге, о том, что Он указал ему путь – уходить из театра, бросать это греховное занятие.
- Наш провал – это знак свыше! Знаешь ли ты, что актерам не положено христианского погребения? А Кон? Что он делает с нашими душами? Он их гнет под себя, уродует! Он лишает нас свободы решать самим: что нам нравится, а что - нет! Он навязывает нам свои ценности!
- Как будто твои попы не навязывают! Туда не ходи, сюда не ходи! Цензуру, блин, ввели!
- Ты не смешивай!
- А в чем разница, объясни! – Игорь начал заводиться, - нет, ты объясни!
- Там – Истина, а тут – иллюзия. Ложь! Скажешь, нет?
- И скажу… И там, и там – балаган! Аплодисменты на Голгофе!
- Ты Голгофу-то не трогай…
- Ну, конечно, только тебе можно….
…Нет, не мог Макс нарушить запрет своего Бога. И когда все уже расселись по своим местам в автобусе, Игорь все медлил. Ему очень хотелось поговорить со священником, но он так не смог придумать, о чем. Ни о том же, в самом деле, что после того злополучного спектакля он так и не нашел в себе силы выйти на сцену… Видимо, Кон в тот день все-таки принял его в компанию актеров-неудачников.
***
В гримерке царило сдержанное ликование. У Игоря была заготовлена речь для провала. Зажигательная (он надеялся) речь о преодолении обстоятельств, о вызове, об эстетической цензуре, которой они посмели бросить вызов. О том, что играть «под Коном» – это удача, а играть против Кона – это героизм! Ирма должна была взять первые интервью (по правде говоря, тексты уже был готов). Но Ирмы не было. И Игорь не знал, что сказать теперь, когда они все счастливы, согреты лучами славы и впереди их ждет долгая творческая жизнь…
Он уселся в свое кресло. Отныне и на много лет это - его кресло. Его место. Бунта не получилось... Или? Что будет, если он сейчас сам все-таки выйдет на сцену и сделает что-нибудь эдакое. Например, плюнет в зрительный зал. Кон и этот поступок сделает частью гениального спектакля гениального режиссера?
… Бездна манила... Игорь представил себе этот путь... Ступеньки. Кулисы. Три шага до занавеса. Раздвинуть тяжелый бархат. Здравствуй, зритель, вот и я! Не ожидал? При мысли о сцене Игоря накрыла волна тошноты…
- Что-то не так ? – спросил проницательный Антон.
- Да вот, пытаюсь понять, кто мне букет притащил.
- Уже поклонники добрались? Это реквизит. Букет Магдалены.
- Но цветы живые. Гвоздики.
- Почему вы приняли мое предложение, Антон? Затея была рискованная!
- Абсолютно безнадежная затея, Игорь Сергеевич, вот потому-то я и захотел посмотреть, чем обернется. И еще выплатить кредит.
Антон закурил. Сейчас он был похож на хищника, который поймал крупную добычу и теперь отдыхает после удачной охоты.
- Вы совсем не верите в Бога? - спросил Игорь.
- Даже теперь, вы имели в виду? - подхватил реплику тот, кто десять минут назад был похож на живую икону. – Я допускаю его существование. Но существование Кона для меня гораздо актуальнее. Кон принял то, что по статистике не должно было попасть в его репертуар. Ну и что? Это, по-вашему, чудо?
Игорь не решился ответить: «да».
***
Спектакль во втором действии звенел как натянутая струна. «Мы все молодцы» - думал Игорь, - «мы сделали хороший спектакль, и зритель это оценил. Кон это оценил». Но тревога не уходила. Ему захотелось спуститься в зрительный зал и найти Ирму. Как она там? Что там, вообще, происходит? Действие приближалось к самой сложной сцене. Суд Пилата. Это была ее идея.
- Ты, правда, считаешь, что зритель будет кричать «распни его»? Я бы не стал!
- И что бы ты сделал на месте зрителя? – поинтересовалась Ирма. Они тогда уже полгода как жили вместе, хотя Игорь все еще не оформил развод с бывшей женой.
- Я бы промолчал. Просто промолчал.
- Вот видишь! И все несогласные – промолчат. Кроме двух-трех заводил. Подсадных. Ну, по статистики к ним присоединятся два –три хулигана. В любой аудитории есть отвязные ребята.
- Ты не боишься, что возникнет драка?
- Так мы и хотим скандала, разве нет? Но я думаю, Кон не допустит… К тому же вряд ли на этот спектакль купят билеты религиозные фанатики…
Игорь религиозным фанатиком не был. После многих месяцев изматывающих репетиций все, что происходило на сцене, стало для него не более, чем технической проблемой. Но теперь, когда Кон принял спектакль, чем обернется их провокация? Игорю было не по себе. Ему захотелось запереться в гримерке и до поклонов ничего не видеть и не слышать, но он пересилил страх и спустился в зрительный зал.
… Было темно и прохладно. Хотя в помещении Кона не было кондиционеров, здесь всегда царила комфортная температура. На сцене шел напряженный диалог Христа и Пилата, в результате которого Пилат принимал решения «апеллировать» к зрителям.
- Итак, давайте обратимся к зрительному залу! – воскликнул Андрей– Пилат, - что должен я сделать с этим человеком?
- Распни его!- крикнул звонкий женский голос, и несколько человек, стоящих рядом с Игорем, вздрогнули и начали вертеть головами в поисках источника звука. Неужели Ирма?
- Царя ли вашего распну? - не унимался Пилат.
- Распни его! – подхватило уже несколько голосов.
Ирма была права. Зритель стал частью представления, пожалуй, самым гнусным героем этого действа – молчаливым большинством. Игорь тоже молчал, парализованный отвращением к тому, что происходило вокруг него. Разве не мы с Коном сотворили этот спектакль? А чего я ждал? Того, что возмущенный зритель хлопнет дверью? Остановит спектакль? Вызовет полицию? Да, он видело эту сцену на репетиции тысячу раз, он сам ее срежиссировал, но только сейчас ощутил, что они перешли некую нравственную грань. Именно здесь.
- Ставлю вопрос на голосование – взвизгнул Пилат, - кто за то, чтобы распять Иисуса, именуемого Христом, поднимите руки!
- Прекратите это! – хотел крикнуть Игорь, но не крикнул, а развернулся и направился к выходу. Это был хороший спектакль, грамотно построенный, работающий на глубинных и актуальных ассоциациях. Пилат-Андрей был великолепен в своем богоборческом безумии. Но Игорь больше не хотел это видеть.
Антон лежал на роскошном коновском диване, и даже сквозь грим было видно, что он страшно бледен. Никогда он не был так похож на Христа, как в этот момент.
- Он потерял сознания прямо на сцене во время бичевания. Сначала он закричал,— рассказывал один из «центурионов», имени которого Игорь не запомнил, - но мы думали, что это он так в роль вошел, а потом смотрим, он в отключке. Оказалось, у него вся спина исполосована как будто кнутом.
- Кто это сделал?
- Да вы о чем, Игорь Сергеевич? – возмутился «центурион». - У нас и кнута никакого не было, мы звук ударов на магнитофон записали.
- Насколько серьезно его состояние? - деловито осведомился Игорь. Происходящее не укладывалось в голове.
- По сути, это не совсем следы кнута, это знаете.... как стигматы... Антон мог так войти в роль, что...
- Он сможет доиграть спектакль? - услышал Игорь свой спокойный голос как будто издалека.
- Игорь Сергеевич, - с укоризной сказала Вика, - Спектакль надо остановить!
Игорь и сам это понимал, но какая-то волна подхватила его и потащила вперед к развязке пьесы, финал которой, похоже, был известен только Кону.
- Ему осталось сказать всего несколько слов... Всего несколько слов отделяют нас от триумфа!
Игорь осторожно склонился над Антоном, тронул его за плечо. Антон захрипел и разлепил глаза.
- Что, Игорь Сергеевич, сыграли в перфоманс с Коном? Похоже, он нас переиграл.
- Антон, соберитесь, – начал уговаривать его Игорь.
- Куда собраться-то? На тот свет, что ли?
- Вы о чем?
- Акция… У нас – своя, у Кона – своя. Все, как в сценарии, только по правде. Цветы – живые, а актеры – мертвые… Лучше бы вы рубили иконы.
- Где Стас? - крикнул Игорь, покрываясь холодным потом… Он уже знал ответ. Он знал, что сейчас на сцене Стасик допевает последние слова своей арии, которая должна закончиться смертью Иуды.
***
Тело Стасика положили прямо на полу…
- Скорую нужно вызвать, - сказал кто-то. – И полицию.
- Кон глушит все телефоны. – ответил Игорь. – Кто-нибудь, сообщите, что спектакль окончен. Вика, пожалуйста!
Через пять минут Вика вернулась бледная и смущенная.
- Игорь Сергеевич, я не смогла…
- Что не смогла? - не понял Игорь
- Не смогла сказать… я слова забыла. Так странно, со мной такого никогда не была. Вышла – и как отрезало. Я даже забыла, зачем туда шла. Может быть, вы поговорите с Коном сами?
Спектакль для Кона – высшая ценность. Режиссер волен сбежать – до третьего звонка. Ни один спектакль не был сорван после. Игорь читал работы, посвященные медицинским и правовым аспектам взаимодействия с Коном, и его поражало, что ни разу ни один спектакль не нарушили форс-мажорные обстоятельства. Больше всего Игоря интересовало, почему актеры провалившихся проектов не уходили сразу после антракта? Теперь он понял – почему! Шоу маст гоу он! Для Кона спектакль заканчивается с финальными аплодисментами. Смерть актера – не повод прервать спектакль, тем более, если свои сцены он уже отыграл… Навсегда. Игорь подумал, что они все-таки станут медийными звездами. Но совсем не так, как было запланировано.
- А что нам мешает просто встать и уйти? – спросила Жанна из подтанцовки.
- Попробуй, Жанна! - сказал Игорь, - давайте все попробуем!
Несколько человек направились к выходу. Игорь остался сидеть без движения. Он знал, что Кон слишком хитер, чтобы оставить им такую простую возможность. Он выглянул в окно: там падал пушистый снег, оранжевые фонари создавали ощущение праздничного, почти новогоднего уюта. Он представил себе людей, идущих вечером домой. Счастливые… Еще два часа назад он мог быть одним из них. А может быть, и нет ничего за окном! Может быть, Кон украл их, поместил в другое измерение, в страну Нетландию, в которой весь мир – театр, сцена, на которой возвышается Крест. Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем…
- Антон, надо доиграть спектакль и отвезти тело Стаса в морг. Сколько мы будем тут сидеть?
- Я не выйду больше на сцену. Стас уже мертв. Я не хочу быть следующим!
- Игорь Сергеевич, - всхлипнула Вика, - поговорите с Коном. Может быть, он нас отпустит?
- Поговори… с Богом поговори! - с трудом выдавил из себя Антон. У него явно начинался бред.
- Мы что же тут, навсегда застряли? - осведомился «центурион».
- Не навсегда, а до тех пор, пока не прозвучат финальные слова главного героя, - сказал Игорь.
- Я не пойду, - замотал головой Антон, - Я не подписывался умирать.
Время шло. Игорь понимал, что пауза давно уже вышла за рамки мхатовской, и в любом нормальном театре возмущенные зрители уже давно штурмовали бы двери гримерки. Но сейчас в зале царила зловещая тишина. Зрители ждали, молча и терпеливо. Казалось, что они в своем ожидании выпали из времени, что они простоят так две тысячи лет и все-таки дождутся смерти своего Бога.
Антон ничего не ответил. Было абсолютно очевидно, что в таким состоянии он не поднимется на сцену при всем желании.
- Любой может произнести финальные слова, - заметила Вика, - но что с ним будет потом?
- А может быть, ничего не будет? – предположил Андрей–«Пилат», - может быть, смерть Стасика – трагическая случайность, а Антон – просто истерик?
- Бросим жребий! – предложил Игорь. - Участвуют все мужчины. Кто вытянет бумажку с крестиком – идет на сцену, заканчивает спектакль, и все расходимся по домам, а Антон платит неустойку.
К этому моменту Игорь уже понял, чего ждет от него Кон. Он уже знал, что затея с голосованием провалится, потому что люди напуганы до смерти. Потому что они просто актеры, просто вокалисты, просто танцоры. Не герои. Не святые. Не дураки. Он совсем не удивился, когда один из танцоров массовки, который вытянул жребий, просто послал всех в таких выражениях, которые часто звучали на подмостках других театров, но никогда на Коне.
Игорь понял, чем должна закончиться эта пьеса и даже почти не испугался, когда его телефон завибрировал смс-кой с номера покойного Макса: «Игорь! Иди на сцену!» Некоторое время он рассматривал свой телефон, раздумывая, не разбить ли его об пол? Но, в конце концов, решил обойтись без громких сцен.
***
Когда он был студентом, ему много раз приходилось играть этюд на тему: «идущий на казнь». Он шел на казнь в образе нищего бродяги, в образе свергнутого короля, в образе безумного маньяка, в образе бездарного актера, который боится провалить свою роль… В образе Бога? Нет, ни разу… Потом они всей группой бурно обсуждали, что должен чувствовать его герой, каковы его мотивации… Ничего он не чувствовал. Не споткнуться бы… не заблудиться…. Ступеньки. Кулисы. Занавес, конечно, поднят… Каковы его мотивации? Он же не герой и не святой? Почему он не прячется от потусторонних слепящих лучей прожектора? Он двадцать лет не был на сцене… Гул затих… Я вышел на подмостки… На меня наставлен сумрак ночи… Говорят, Борис Пастернак написал это стихотворение под впечатлением от провала «Гамлета».
За что Ты караешь меня? За то, что я хотел славы? За то, что я произносил Божье имя всуе? Или за то, что в моем спектакле нет воскресения? Господи, прости меня, я всего лишь хотел еще хоть раз побыть Тобой…
Как только актер оказался на месте, Кон погрузил сцену в трагический полумрак и Игорь легко закончил спектакль одной фразой, почти не вдумываясь в ее смысл: « Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?». Последнее, что он услышал перед тем, как нестерпимая боль разорвала его грудную клетку, были аплодисменты.
***
А потом он очнулся в своей гримерке. Она была завалена цветами. Радио молчало, и это означало, что злополучный спектакль все-таки был окончен. Игорь некоторое время полежал в тишине, наслаждаясь отсутствием мыслей… Он только сейчас понял, как устал взвинчивать себя и окружающих, как ему надоела борьба. Потом он все-таки поднялся и слегка пошатываясь, вышел в холл. Состав спектакля праздновал победу прямо в зрительном зале. Стол и стулья притащили из чьей-то гримерки, стульев, впрочем, хватило всем, и кто-то уселся прямо на пол. Видимо, Кон не возражал против такого примитивного выражения радости.
- Приветствую, Игорь Сергеевич! – радостно и тепло улыбнулся Антон, - с возвращением!
Он успел переодеться в джинсы и свитер, снять грим и обрести былое хладнокровие.
- Как вы себя чувствуете? – спросил Стасик, слегка запинаясь. Он, судя по всему, произнес тост за «нашу победу» не один раз.
- Так что, Стас, ты не умер?
- Живее всех живых! – хохотнул Стас.
- А мне знаете, что показалась? - взволновано рассказывала Анечка Великанова, - когда я прикоснулась к одежде «Иисуса», ну, в начале спектакля? Что у меня восстановилось зрение! А у меня с первого класса по минус 7 на оба глаза.
- А я прихожу в себя на полу. – рассказывал Стас, размахивая руками. - Ну, думаю, попал. Потом слышу – аплодисменты. Пошел посмотреть. А там такое! Такие овации! Крики…
- Правда? - спросил Игорь. – И Антон тоже вышел на поклоны?
- Я всех до смерти перепугал, - не слушая Игоря, продолжал Стас.
- Нам все показалось, Игорь Сергеевич – подытожил Антон, открывая очередную бутылку вина. – Актеры – впечатлительные натуры. Но искусство не убивает и не исцеляет. Оно приносит деньги.
- Игорь Сергеевич, - с чувством сказала Вика, - я вам так благодарна! За все! Я теперь заживу по-человечески. Квартиру куплю. Съеду с этой помойки, дочку в престижную школу отдам. Знаете, когда мы там стояли, на сцене, я поняла, что вот это и есть счастье… За это можно и умереть.
- Да это только в первый раз страшно, - радовался Стас, - да и не больно почти. А мне Кон зато двойной гонорар выплатил!
- Шестьдесят сребреников?
Стас растеряно замолчал.
- Вы устали, идите домой! - примирительно сказал Антон, снова корректный и невозмутимый. – Или хотите с нами, в «Словакию»? Неплохой ресторан.
- А я свой сольник запишу, - мечтательно вздохнул Стасик…
Игорь знал, что ничего он не запишет. По статистике только 5 процентов актерского состава, играющего в спектаклях Кона, смогли реализовать себя в других проектах. Все остальные так и оставались актерами одной роли. Жаль, что Стасику досталась именно эта.
***
…Игорь оказался один в темном пространстве зрительного зала.
- Почему ты принял мой спектакль? - спросил он пустоту, не особо рассчитывая на ответ. – Он не должен был тебе понравиться.
Пискнула смс-ка: «Я принял оба спектакля. Твой и мой».
- Оба?
- Акция: жизнь и сцена - одно. С тобой в главной роли. Мне понравилась идея.
- Ты теперь каждый раз будешь их убивать и воскрешать?
Телефон молчал, и Игорь было подумал, что аудиенция окончена, но тут его взгляд упал на скомканную салфетку, на которой было нацарапано карандашом: «Воскресил не я».
- Оставь их в покое, ладно? Акция, воспроизведенная дважды, теряет смысл. Это только в храме Бог умирает и воскресает каждый день.
- «Каждый миг» - откликнулся телефон, и Игорю показалось, что в этих словах он слышит упрямую интонацию Макса.
Теперь спектакль будет жить без него своей нормальной жизнью.. Хороший спектакль который, как и все спектакли Кона, сеет разумное, доброе, вечное… Зря я обидел Стасика…
Повинуясь внезапному порыву, Игорь поднялся на сцену. Сейчас это было просто возвышение. Никакого волшебства. Никакой опасности. Игорь подслеповато щурился, как будто в глаза ему бил яркий свет, хотя света не было почти никакого. Тускло мерцал ряд лампочек высоко под потолком. А что если попробовать…
- Гул затих. Я вышел – тут Игорь сделал непреднамеренную паузу, потому что в горле у него внезапно пересохло, - на подмостки. Первая фраза стихотворения получилась неожиданно хорошо!