Аннотация: Ni+3-е путешествие Ийона Тихого (Текст сгенерирован МММ ОбИОСиПТТТ с использованием Метода Самоисполняющихся Прогнозов)
О БЛАГОСТИ РОВНОСИДЕНИЯ
(Третье мнимое путешествие Ийона Тихого)
На самой заре звездоплаванья, когда человечество едва только училось высовывать нос из-под голубенького атмосферного одеяльца, люди вдруг поняли, что им страшно не повезло. По злой иронии судьбы нам досталась планетная система, затерянная на самом краю галактики, в настоящем космическом захолустье! Светила раскиданы здесь чрезвычайно редко, и даже если построишь межзвёздный корабль, то пока найдёшь братьев по разуму, уже и Солнце погаснет. Вот если бы оказаться поближе к центру, или, ещё лучше - в одном из шаровых звёздных скоплений где космос утыкан мирами будто кекс изюмом! Но пока не были изобретены надёжные средства межзвёздного сообщения, людям оставалось только смотреть в телескопы, предаваться мечтам, и строить планы.
Итак, я чихнул и открыл глаза в сорока тысячах световых лет от Солнца. Космос сиял. Привычная чернота вакуума, которая так гнетёт звездоплавателя в путешествии по родным галактическим задворкам, служила здесь лишь обрамлением для мириад восхитительных бриллиантов, будто подобранных кем-то по размеру и цвету.
День за днём я перелетал от звезды к звезде в тщетной надежде найти хотя бы какие-то признаки жизни. Но, поразительно прекрасные, эти светила оказались столь же поразительно бесплодны. Меня начал раздражать яркий свет - куда ни кинешь взгляд, везде самодовольное сияние этих пустышек. В конце концов, я почти заблудился, и лишь в самом дальнем углу обнаружил одинокую планету, населённую разумными существами. Имя Синглетия подошло ей как нельзя лучше.
Природа однообразна в своих придумках. Мыслящие лишайники и растворы не больше чем выдумки досужих фантастов. Вот и здешние обитатели напоминали людей. Я разглядел в телескоп, что рук у них было две, голова одна, а ног четыре. Ноги росли из того же места, что и у нас, только попарно, потому аборигены смахивали на ходячие вешалки или фотоштативы. Я сразу же решил назвать их квадропедами, и, воодушевлённый, поспешил на посадку.
Обычно я предпочитаю немного понаблюдать за жизнью незнакомого мира с безопасного расстояния, но сейчас представлялся особый случай. У туземцев был явно какой-то праздник. Кажется, готовилось торжественное гуляние или парад. В такие минуты все настроены благодушно, и завязать контакт бывает очень легко.
Однако выяснилось, что квадропеды общаются при помощи свиста, а я с детства плохо различаю тональности. Как раз для таких случаев я постоянно вожу с собой парочку дрессированных шлюмпсов. Эти крохотные создания, напоминающие жевательную конфету, обитают в пустынях планеты Зафирюка. Всю жизнь они проводят сидя на горячем песке, глазея на небо, и вполне счастливы таким бытиём. Чтобы вовремя предупреждать об опасности ближних и дальних сородичей, в процессе эволюции шлюмпсы приобрели чрезвычайно тонкий слух, и научились понимать абсолютно любой язык. Ну а когда всё так хорошо понимаешь, то и заговорить дело нехитрое. Достаточно воткнуть по одному шлюмпсу в ухо, как после недолгой тренировки они принимаются нашёптывать всё, что им самим удаётся расслышать. Говорить на чужом языке, конечно, не выйдет, но уж лучше так, чем никак вовсе.
Правда, шлюмпсы очень не любят, когда их куда-то заталкивают и пихают. Поэтому первое время невозможно услышать ничего кроме отборной ругани. Но выбирать не приходится. На время полёта я поместил шлюмпсов на тёплый кожух реактора, а сверху приладил настольную лампу, чтобы как следует согрелись, немного размякли и подобрели.
Когда я, замаскировав ракету в ближайшем леске, вошёл в город, карнавал уже начался. Шествие переливалось всеми цветами радуги, ошеломляло буйством красок и форм. Пышные воланы, буффоны и шлейфы. Перья неведомых птиц, пух и прах. В такой толпе мой необычный вид не вызывал ни малейшего удивления, чем я и воспользовался, стараясь продвинуться ближе к центру, где располагалась группа существ, более странных, чем остальные. Верхние части их тел ничем не отличались от прочих - голова, две руки, словом, всё как у людей. Но ниже туловище расширялось, заканчиваясь округлым седалищем на манер груши. Ноги у этих созданий отсутствовали. Снабжённые нижними конечностями соплеменники несли калек в резных паланкинах, катили в повозках, покрытых цветными узорами, выказывая при этом величайшую радость.
Пёстрой толпой мы вышли на площадь, где квадропеды стали рассаживаться, постелив на землю циновки. При этом все старались сбиться в кучу так плотно, как только возможно, и особенно - вокруг грушезадых, которых я уже назвал про себя аподами. Конечно, не слишком оригинально, но ведь надо было их как-то назвать.
Между тем местное солнце скатилось за горизонт, и на планету упала ночь, которая, впрочем, отличалась от дня лишь тем только, что взамен одного большого светила в небе загорелись сотни маленьких. Будто кто-то погасил верхний свет, и включил праздничную иллюминацию. Квадропеды только того и ждали. От центра к краям тесного сборища покатилась волна - все начали тереться друг о друга седалищами и закатывать глаза, будто в экстазе. Я же чувствовал себя до крайности глупо. Стоило преодолевать чёртову прорву парсек, ради ощущений, доступных в ближайшем метро? Этим ходячим штативам и дела нет до посланца иных миров!
Но тут всё изменилось. С гиком и свистом на площадь ворвалась орава квадропедов, обряженных в чёрные клобуки. Ловко орудуя увесистыми с виду дубинками, они принялись охаживать несчастных сидельцев. Те, кто мог, тут же вскочили и бросились наутёк. Лишённые ног аподы бежать не могли, поэтому им досталось крепче всего. Правда, выяснилось, что некоторые лишь прикидывались безногими, спрятав конечности внутри объёмистого мешка, набитого чем-то мягким. Побросав амуницию, притворщики задали такого стрекача, что только пятки сверкали.
До крайности ошеломлённый происходящим, я совсем позабыл об опасности. Напрасно! Будто сверхновая взорвалась в моей голове! И померкла.
Я пришёл в себя от звуков замысловатой мелодии. Это оказался апод, который тут же приветственно просвистел:
- Рад что ты жив, дорогой брат! Боюсь даже представить, сколько всего тебе пришлось вынести! Но теперь невзгоды твои миновали, и больше нет никаких причин беспокоиться!
Я попробовал встать, но нижняя часть моего тела оказалась пристёгнутой к ложу.
- Нет-нет! - запротестовал апод. - Это опасно! - Знаками я попытался объяснить ему, что никакой опасности нет, но он всё понял по-своему:
- Несчастный! Ты, выходит, и говорить не умеешь. Как же был прав досточтимый Фиампрокус!
Меня явно здесь с кем-то путали. Кое-как выпросив карандаш и листок бумаги, я изобразил ракету, и себя в ней.
- Ах, ты до сих пор веришь в сошествие Симпатикаки с небес?! В какой же глуши ты рос!
Толкнувшись руками, он выкатился в дверь - к его седалищу были приделаны маленькие колёсики, и вскоре вернулся с тем, что я посчитал ужином.
Лежащий на тарелке студень приятно пах, и оказался весьма недурён на вкус. Только разжевать его было трудно. Я подумал, что местная кухня крайне своеобразна, но тут же одёрнул себя: Разве Симпатикака был кулинаром, а не принцем крови? Родись он бедным хрямканином, аподиальность и поныне бы считалась отклонением и позором, а Синглетия лишилась бы своих выдающихся ровносидельцев. Тернист был их путь к заслуженному почёту и славе, против всеобщей отсталости и бескультурья. Но в этих ужасных условиях столетиями брат тёрся о брата, и проскочила искра, и вспыхнуло пламя!
Работая челюстями, я долго размышлял о нелёгкой аподской судьбе, пока не осознал с удивлением, что жую школьный учебник. Я зачерпнул ещё студня чтобы вкусить все тонкости синглетийской истории. Едва ли можно придумать более естественный и приятный способ усвоения знаний! Наконец, прожевав хрестоматию от и до, вновь вернулся к личности Симпатикаки, после чего заснул.
Наутро состоялся консилиум. Две дюжины учёных мужей осматривали меня так и сяк, а потом вынесли свой вердикт.
- Перед нами редчайший случай недоразвитой аподиальности - просвистел председатель. - Вынужденный под давлением общества вести образ жизни, привычный для квадропеда, пациент наловчился искусно балансировать на двух ногах, но столь противоестественный способ передвижения наложил глубокий отпечаток на его мозг. Тяжёлая форма алалии, которую мы наблюдаем, является следствием интернизированного страха падения. С детских лет больной только и думает о том, как бы не сверзиться и не свернуть шею. Фиампрокус в своём трактате "Об аномальной педальности" рассматривает подобные случаи, и рекомендует операцию подтверждения аподиальности как лечение.
Когда я понял, какую участь готовит мне аподский синклит, волосы встали дыбом на моей голове. Я принялся кричать, и размахивать руками, всеми средствами выказывая своё несогласие. Но старейшина молчал. Зато самый молодой свистнул так, что заложило уши:
- Мерзкий педик! Да он просто глумится над нами! Сколь много достойных квадропедов жаждали бы вступить в наше братство, а этот урод имеет наглость отказываться от высокой чести! Вышвырнуть его отсюда! Пусть подыхает!
Надежда вспыхнула в моём сердце, но тут же угасла:
- Не горячись, Дрямкус - подал голос старейшина. - Мы не можем оставить больного. Он не ведает, что творит. И обратился ко мне:
- Прости ему его резкость, брат. Аподофобы, едва не лишившие тебя жизни, и осквернившие праздник братрения, издевались над коллегой Дрямкусом, обзывали безногим, и предлагали бежать наперегонки. Поэтому он так ожесточился сердцем. А ты, верно, решил что мы станем тебя принуждать? Но это противно самой сути аподософии. Мы можем лишь смиренно сидеть и ждать пока ты сам сделаешь правильный выбор.
С тех пор братья по очереди приходили ко мне и насвистывали о великом даре аподиальности. Оказалось, синглетийские учёные установили, что аподы с детства наделены множеством разнообразных талантов, главный из которых усидчивость. Пока юные квадропеды шпыняют скрямбак во дворах, аподы жуют мочало наук, плетут мандразмэ и занимаются ствистомонией, местной разновидностью пения а'капелла. Со временем у аподов развивается задний мозг - особый нервный узел в крестце, и тогда их суждения обретают особую мудрость и основательность. Потому нет ничего удивительного в абсолютном преобладании аподов среди синглетийских государственных мужей.
- Так неужели - нежно свистели они - ты хочешь отказаться от всего этого?
Однажды, получив к ужину очередной студень знаний, я принялся за еду, и тут же подумал: "Ах, как хорошо покоиться на широком седалище, глядя в небо, не думая ни о чём". Я немедленно выплюнул жвачку, оказавшуюся "Трактатом о неизъяснимой благости ровносидения", но странные мысли постоянно посещали меня. Должно быть, аподы подмешивали что-то в обычную пищу.
Со временем я и в самом деле почувствовал вкус к ровносидению. Сколько можно бороздить космические просторы? Звёзды всё равно везде одинаковы, и облететь их жизни не хватит. Седалище моё ощутимо раздалось, и, кажется, я всё чаще начинал мыслить крестцовым мозгом.
Я уже готов был принять окончательное решение, но прежде решил наведаться в ракету за зубной щеткой, без которой очень страдал эти дни. Синглетийцы отращивают зубы к каждой трапезе, и потому незнакомы с проблемой кариеса.
Мы двинулись в путь на ползявках, больших дрессированных улитках, и на второй день неторопливого путешествия достигли цели. Разумеется, никто из братьев не поверил, что эта железная штука может летать. Да я и сам, признаться, уже не был в этом уверен. Я поднялся в кабину, и в задумчивости положил руки на рычаги. Зачем вообще куда-то лететь, если можно сидеть, обмусоливая жвачку мудрости под светом тысячи звёзд? Но тут чей-то голос оглушительно рявкнул у меня голове:
- Идиот! Что может быть лучше лампы? И не забудь запустить реактор, чурбан!