ГЛАЗ БОГА

У шамана три руки... Э. Шклярский

  Скучная вещь - пустой круглый стол, выставленный на улицу и всеми забытый. Дощатая столешница покоробилась на солнце, потрескалась, потемнела. Но это на первый взгляд. А если поковыряться в трещинах, то может и найдешь что-нибудь интересное - немного влаги, грязь, каких-нибудь мелких тварей.
  "Вот этим они здесь и занимаются. Дур-р-рацкая планета!" - Злыдень отошел от окна. Отгоняя невесть откуда выплывший образ, залпом допил то, что было в стакане. Вода. Крепче ничего не положено.
  Но главное - тут можно дышать. Даже существовать вполне сносно вблизи экватора. И вообще - отличное место для колонизации!
  В дверь постучали: "Ваш-бродье! Дозор сообщает, что в деревне обнаружен шаман!" - тощий ординарец вылупив глаза стоял на пороге.
  Злыдень кивнул, и быстро стал собираться - редкий случай, жаль упустить. С шаманом можно договориться. И кое-что поиметь... А если нет - вот приказ о тридцатикилометровой зоне. Он его выполнит.
  
  Вездеход пер, вздымая пыль, по желтой равнине, едва заметно поднимавшейся к северу. Ярко-белые кубики базы остались далеко за кормой. Машину вел ординарец. Злыдень то зевал по сторонам, то кидал взгляд на приборную доску, то принимался рассматривать собственные ладони - все окружающее ему давным-давно осточертело. Эх, скоро закончится контракт, и ноги его здесь больше не будет. Наместник, конечно, предлагает завербоваться еще на три года, сулит, гад, немало, но черта с два, дудки! Если сегодня удачно с шаманом сложится, то о деньгах долго беспокоиться не придется. Хоть бы попутчик попался толковый. А уж Злыдень повторит все слово в слово, как Белобрысый.
  Остановились на самом краю обрыва. Дальше пути нет. В трехстах метрах ниже, занавешенные маревом пыли, копошатся бульдозеры. Дня за три роботы, пожалуй, пройдут весь склон, и будут там, где мертвая желтизна породы сменяется травой и кустарником. Все по графику. И если до той поры не столковаться с шаманом, придется избавиться от деревни. От этой мысли Злыдень поморщился.
  Противоположный край каньона зыбко дрожит вдалеке, видимый сквозь дымку поднимающихся испарений. Текла здесь когда-то река, одна из многих, бежала себе тоненькой жилкой к круглой линзе экваториального моря. Теперь нет ее. Вода ушла глубоко вниз, под землю. На дне каньона лишь множество мелких ручьев, заросли, а в них деревня. Злыдень еще раз глянул за край, прикинул маршрут. Под ногами серыми крестиками реяли птицы.
  
  Ну вот и дно, доползли наконец. Злыдень почти не запыхался, а ординарец сопит тяжело за спиной - пришлось ему на себе тащить и свое барахло, и шмотки начальника. Только спустились - повстречали туземцев. Полтора десятка людей возятся в высокой траве. Чего-то они там то ли рвут то ли окучивают - понять трудно. Тут же и орнитогомы - стоят неподвижно, вертят покрытыми белым пухом бошками, переминаются с ноги на ногу, немигающими глазами смотрят вслед Злыдню и ординарцу. Злыдень отвернулся, сплюнул, тихо выругался - "пингвинов" он не любит, пожалуй, больше чем все остальное. Наверное потому, что до сих пор помнит вкус "пингвиньего" мяса - постное, напоминающее индейку.
  Да кто ж тогда знал, что эти твари разумны? Ну или "псевдоразумны" - черт их разберет. Тут задумаешься, кто разумен, а кто не очень, - он усмехнулся, - а знатный сюрприз был, когда "пингвины" говорить научились, хоть и коряво, но как по команде, все вместе, сразу. Не столковаться бы нам без них с троглодитами."
  Кроме "пингвинов" никому нет до них дела - туземцы продолжают в грязи рыться, и думает Злыдень - подойди он сейчас, пристрели любого, остальные вряд ли обеспокоятся.
  "А совсем недавно - сто пятьдесят трупов за ночь. Целое поселение олухов - колонистов. Вот оно, обманчивое троглодитское миролюбие. Поначалу ведь даже периметров мы не ставили. Зато теперь получите - тридцатикилометровая зона. И в ней всех... Под корень..."
  В тот раз его парни долго ловили шамана. Поймали наконец, вместе с попутчиком, а узнали только что поселенцы "мешают видеть". И все. Умер шаман. А чего видеть? Вокруг лишь заросли, да желтые стены обрыва, да полоска неба...
  Нет, не нравится Злыдню такая война. Но и в покое аборигенов оставить нельзя - непредсказуемы, ведут себя не по людски... Не по правилам.
  Помнил Злыдень, как поначалу пытались троглодитов ассимилировать. Приобщить, так сказать, к цивилизации. Потом бросили - бесполезно. "Нельзя приобщить того, кто самодостаточен в своей нищете. Да и чего с ними церемониться? Вон, высоколобые говорят, их тут на всю планету тысяч сто, не больше. И что, метрополия должна считаться с этими оборванцами? В конце-концов, мы сюда прилетели, мы их обнаружили, а не наоборот, и это дает нам некое право..." - так Злыдня и понесло. Рассуждать он мог бесконечно.
  Между тем близко деревня. А вот и пост - рассупонившийся капрал на обочине млеет. Увидев начальство, неловко козырнул, пытаясь встать по форме. Злыдень в ответ походя, с силой, пнул его в рант массивного башмака. Тот, нелепо взмахнув руками, повалился в траву.
  А Злыдень уже размышлял о предстоящем деле: Как говорил Белобрысый, нужно просить укрытое в обмен на обещание не трогать деревню - в их понятиях это, вероятно, и значит "не мешать видеть". Полгода спокойной жизни он троглодитам обеспечит - через пятьдесят километров есть еще один пригодный для освоения разлом. Там будут готовить площадку. А потом и контракт его кончится.
  Впереди замаячил просвет - широкая прогалина между двух прячущихся в зарослях ручьев. Отличное место. Злыдень и сам бы разбил здесь лагерь, но челноки не могут садиться в каньон. Натоптанные дорожки между хижинами пусты - обитатели либо разбрелись по делянкам, либо сидят внутри, пережидая жару. "Пингвинов" тоже не видно. Только перед общинным домом галдят и плещутся в луже похожие на обезьянок волосатенькие ребятишки. Большой квадратный шалаш для шамана стоит на отшибе. Видно, что собран недавно и на скорую руку - бирюзовая листва на ветках не успела пожухнуть. Шаман - птица перелетная, ему дом не нужен. Дозорные, несомненно предупрежденные раззявой - капралом, блюдут службу - несколько околачиваются с краю деревни, еще трое шалаш окружили.
  Унтер подскочил, доложился: "Шаман внутри, ваш-бродье! Никуда не отлучался! - и после паузы, тихо - Кажется, ждет вас." Злыдень по своему обыкновению только кивнул в ответ. Уже у проема занавешенного циновкой вспомнив об ординарце обернулся, мотнул головой - дескать, не входи, но будь рядом, и нырнул внутрь.
  
  В шалаше полумрак, даже почудилось Злыдню, что шамана нет здесь. Один попутчик - орнитогом притулился у стены справа. Злыдень на мгновение застыл на пороге, а "пингвин" склонил вбок голову, вытянул шею, согнулся. Наверное, это можно считать приглашением. Вошел Злыдень, и тут увидел шамана. Хотя на человека это мало похоже, напоминает, скорее, куль тряпья на подставке. Лишь приглядевшись разобрался, что не подставка внизу - нога, а сверху шаман накрыт циновками. Просто не сидит он по человечески, а стоит на одной ноге в приседе , и голень левой положил на бедро правой, той, что в землю упирается. Руки под циновками спрятаны, голова тоже.
  Злыдню почему-то не по себе стало - не так он представлял встречу. А как? А кто его знает...
  - Говорить хочу - наконец вымолвил Злыдень.
  - Говорить - говорить - тут же отозвался орнитогом чревовещательским своим голосом.
  - Договариваться хочу.
  - Говорить - говорить - договариваться - снова скороговорка, и неясно, понял он чего, или так болтает. Ну да что уж теперь. Надо быка за рога брать:
  - Вы мне скрытое, а мы... - не успел фразы закончить, как "пингвин" затараторил:
  - Сокрытое - спрятанное - скрытое - сокрытое... - и замолчал. Понял Злыдень, что оговорился. Подумал, и повторил с нажимом:
  - Вы мне - сокрытое - в шалаше стало тихо. Нутром ощутил Злыдень, как загустел воздух между попутчиком и шаманом.
  - Тогда мы... люди... не будут... мешать... видеть - невольно переходя на "пингвиний" язык и останавливаясь после каждого слова произнес он.
  - Видеть - люди - мешать - нет - мешать - нет - оживился "пингвин", и помолчав добавил тоже медленно, с натугой:
  - Глаз. Закрывать. Четыре. Раза. Потом. Давать.
  "Четыре раза закрывать глаза - значит четверо суток ждать - сообразил Злыдень - такая у них мера времени странная", а попутчик продолжил:
  - Тебе. Нет уходить. Быть. Ждать.
  "Это еще зачем?" - а вслух:
  - Нет. Я не могу остаться. Идти надо.
  - Тот. Твой. Рядом. Остаться. Веревка. Веревка.
  "Какая еще, к черту, веревка?"
  - Какая веревка? С кем рядом?
  - Тот. Попутчик. Идти вместе.
  "Елки-моталки, да он же ординарца оставить просит - осенило Злыдня - а на кой ему ординарец? Неужто для гарантии? Чтобы подстраховаться? Ну хитер... - он даже улыбнулся невольно - а оставить все равно кого-то надо бы. Присмотреть, на всякий случай."
  - Ладно. Здесь останется мой человек. Через четыре дня я приду... за сокрытым.
   

****

   
   "А-а-а-о-о-о-ы-ы-ы - а-а-а-о-о-о-ы-ы-ы - а-а-а-о-о-о-ы-ы-ы..." - звук плывет, как в пустом бочонке в голове отдается. Глаза сами собой скользят по рисункам - на звонкое "а-а-а" по первому ряду влево, на глубокое "о-о-о" по второму вправо, на пустое "ы-ы-ы" - по третьему, снова влево и вниз. Наверное это от того происходит, что Злыдень в такт шаману раскачивается и подпевает. Рисунков много, все разные, охряным цветом по желтоватой соломке сделаны. Что изображено - непонятно, кривые круги, неровные линии, но смотреть и смотреть хочется. С третьего ряда взгляд соскальзывает, так, будто внутрь себя заворачивает, и все сызнова начинается. Сколько Злыдень здесь сидит - сам не знает. Как вошел в шалаш, так словно покрывало на его разум накинули.
   "А-а-а-о-о-о-ы-ы-ы - а-а-а-о-о-о-ы-ы-ы - а-а-а-о-о-о-ы-ы-ы..." Влево - вправо - влево - внутрь-вниз... Влево - вправо - влево - внутрь-вниз... Влево - вправо - влево - внутрь...
   Исчезло все. Шалаш, охряные рисунки, шаман, "пингвин"... Вокруг свет, приглушенный, будто от желтой лампы. Свет струится снизу, дрожащими тонкими волокнами. Покой. Висение в пустоте над огромным диском темно-желтого света. Нет ни рук ни ног, только разум, сжатый в материальную точку. Чужое внимание. Взгляд. Кто-то на него смотрит. Оттуда, откуда струится свет, и теперь растет, ширится круглое пятно черноты прямо под ним, в центре диска. Движение. Все быстрей, быстрей, в средоточие тьмы, к сердцевине... Страх! Замирают все мысли, останавливается, замерзает сознание... Тьма! И свет! Совсем не тот, желтый, а пронзительный, невыносимо - яркий. Сияние! Зажмуриться, закрыть глаза! Изо всех сил! Отвернуться!
   Рвется нить...
   
   Он лежит на земляном полу. Полумрак шалаша. Извне слабые звуки - голоса, шум ветра в зарослях. Поднялся. Сначала опираясь на руки, потом увереннее. И встал в рост. Непривычное чувство тепла щекочет затылок, обернулся, и словно ветер в лицо - поток радости, излучаемый симбионтом. И образы, мысли, которые Злыдень не может понять. Он снова ищет шамана, и вновь узнает его в куче тряпок, лежащего ничком, раскинувшего руки, разметавшего по полу спутанные черные космы. Злыдень склонился, перевернул шамана на спину - посыпались по утрамбованной земле сероватые крупинки. Совершенный наркотик, ценой в состояние, и не стоящий ничего.
   Глаза шамана еще живые - крупные, распахнутые, ломаные прожилки ручейками бегут по темным глазным яблокам к расширенным черным зрачкам. Крутые надбровные дуги, приплюснутый нос, большой рот, отчеркнутый глубокими складками.
   Шаман узнал его - глянул долго, словно стремился передать что-то, какое-то последнее знание, а потом блеснул, ударил глазами, так что Злыдень отпрянул, а шаман вылетел вверх, к сверкающему Средоточию, ничем более не удерживаемый.
   Злыдень вышел наружу. Люди. Далеко и близко... Несчетное количество протянутых нитей. Оборванные, блуждающие в стремлении видеть, и лишние, те, что мешают...
   Подчиненные, ощутившие в нем перемену, стоят, смотрят с опаской. Слепые. Он, как и прежде, кивком приказал им идти за собой. И они пошли. На краю деревни Злыдень остановился - зовет, зовет его симбионт, дарованный Попутчик. А рядом со Злыднем машины, роботы - бульдозеры, вышедшие к деревне точно по графику.
   Злыдень вернется, но не сейчас, чуть позже, когда грязно-желтое глазное яблоко отвернется от Средоточия, укрывшись чернотой звездного века. И тогда он уберет тех, что мешают видеть.

12.08.2006