Скифа : другие произведения.

Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Случилось в Скородумовке горе великое. Поутру встали бабы, а ни мужиков, ни сыновей нет. Лежали на кроватях чурочки березовые.
  Дед Дрёма сидел на завалинке, тряс седой и редкой бородёнкой.
  - Как померла моя Дуня, - жаловался старик сам себе, - оставила меня, горемычного, одного одинешенька, нет мне больше житья в избе.
  - Ишь, расселся, нюни распускает, - в окошко выглянула рябая толстощекая баба. - То в избе сырость разводил, пока грибы по стенам расти не начали, теперь на двор выполз, ужака старая.
  - Эх, Марфушка, - старик вытер слезу, - и помереть в покое не дашь, дергаешь хуже зуба больного.
  - Да хоть щас ложись и помирай, - рявкнула невестка. - А коли живешь да хлеб жуешь, хоть что делал бы.
  - Забыкала, - отмахнулся старик.
  - Гостюшка топает, - прошипела Марфа, вглядываясь вдаль. - Ишь, вся в родителей, нахалка. Придет в избу, сядет на лавку и начинает петь припевать: чем вы гостюшку потчевать-угощать будете. У меня-то она не разжилась, я ей сразу выложила: березовой каши наварила, тебе вволю или наполовинку. Обиделась, ушла.
  По улице вприпрыжку скакала девочка лет восьми.
  - Здравствуй дедуля Дремуля, - звонко крикнула она, - да и ты, Марфушка-толстушка.
  - Ах, негодница, - тетка Марфа захлопнула окошко.
  - Посиди со мной на завалинке, - пригласил дед Дрема девчушку. - А то ко всем заходишь, а у нас сроду не бываешь.
  - Была я у вас как-то, больше не хочу, - нахмурила выгоревшие бровки девчушка, - тетка Марфа прутом березовым угостить обещала, от дела я ее, оторвала. А сама так занята была, так занята, тебя, дед, с печки согнала, сама на ней лежала.
  - Спину я застудила, вот и лежала, грелась, - гаркнула Марфа, едва не срывая створки окошка с петель.
  - Не спрячешься от нее, - поморщился дед, - с утра до вечера бы да бы, то бы сделал, это бы починил. Я ей говорю, стар стал, слаб, а она быкает.
  - Коли руки трясутся - половики бы вытряхнул, дрова поколол бы, - сказала Марфа, поправляя узел неопрятного платка, - хоть что сделал бы, лодырь, - баба зевнула, потянулась и захлопнула окошко.
  - Щас храпеть начнет, работяга, - усмехнулся старик, - я внуку сколько раз говорил: уйми жёнушку, когда баба волю берет - дело на лад не пойдет. Баба в семье, как кура в гнезде, покудахтывает и поквохтывает. А коли она как петух гордо голову носит, да распоряжаться начинает - не будет толку. Со мной без устали языком мелет, из дома гонит, а того не видит, что молоко бежит, печка дымит, а вчера - младенец из люльки выпал.
  - Руки у него трясутся, - не унималась Марфа, опять показываясь в окошке, - люльку бы качал, дитя бы тешил. Самое дело стариково.
  - Тьфу, дура, - с досады сплюнул старик, - опять забыкала.
  - Ты кого дурой называешь, полоумный дед, - рявкнула Марфа.
  - Вот и полоумным на старости лет стал, - дед Дрёма вытер слезу и опустил голову.
  - Чем нюни распускать, работал бы, - гнула свое Марфа, - глядишь, мне делов было бы меньше.
  - Вот как, - рассерженно сжала кулачки Гостюшка и зашагала к своему дому. - Старика не уважают, куском попрекают. Где это видано? Да слыхали о таком безобразии люди? - девочка останавливалась, недоуменно разводила руки, и опять шла дальше. - Сделал бы, покачал бы, подмел бы, - не унималась Гостюшка. - Ого! Придумала!
  Девочка заторопилась в свою избу. На полу черепком играл младший братик Стёпушка.
  Гостюшка подскочила к сундуку, с трудом откинула крышку и запустила руку под куски полотна.
  - Где же оно? - шептала девочка, морща лобик, - маманя перепрятала что ли?
  - Да вот же мое колечко! - Гостюшка повертела перед носом братика тоненькое неприметное колечко. - Видал? С виду невзрачное, серенькое. Нигде не блеснет, краской не заиграет.
  - Колеко, - Стёпушка протянул ручки к сестре, - дай поиграца.
  - Нельзя, - Гостюшка спрятала руку за спину, - оно мне для дела нужно.
  - Дай, Сюся.
  - Скажи, Ксюша, тогда дам.
  -Сюся, Сюся, - лепетал малыш.
  - У, бестолковый, язык на бок свернул, ничего толком сказать не можешь. Не получишь колечко. Оно мне, знаешь, для какого важного дела надобно? Думаешь на пальце колечко носить надо, перед подружками хвастаться, а вот и нет. Гляди, Стёпушка, - девочка провела колечком по стенке сундука, тут же появилась дверка. Девочка толкнула ее. - Видал? Открывается и войти можно, но больно она мала. Ох, маманя с папаней ругаться будут, когда увидят. Тащи-ка, Степка, отцов зипун, наряжаться будем.
  Девочка зачерпнула в печи горсть сажи и намазала чёрным лицо братца.
  - У, какое чудище получилось, - хихикнула она. - Запомнит тетка Марфа Гостюшку, не будет больше старого деда попрёками изводить.
  Тётка Марфа варила щи. Вернее не столько варила, сколько стояла, опершись на ухват и закрыв глаза. Густой черный рой мух летал по избе.
  - Чем бока на печи пролеживать встал бы, старый, и мух выгнал, - лениво сказала Марфа.
  Но тут в стене из толстых бревен невесть как появилась дверь, она медленно раскрылась. В проеме кто-то стоял.
  Марфа икнула, вытаращила глаза, зажмурилась, помотала головой и опять уставилась на незнакомца.
  - Э, - затянула она. Хотела было опереться на ухват, но промахнулась и плюхнулась на пол.
  - Батюшки! Рожа-то черным-черна, будто сажей вымазана, только глаза сверкают. Ты кто? Зачем в мою избу зашло, чудище, а то я тебя ухватом.
  Голос Марфы дрожал. Чудище в вывороченном тулупе из-под которого торчали босые маленькие как у ребенка ножки, со старым лукошком на голове было невысокого росточка и слегка покачивалось. Но Марфе со страху показалось, что чудище упирается головой в матицу.
  - Ты к-кто? - икнула Марфа.
  - Каждый день меня зовешь и не признала? - хихикнуло чудище, - Только и слышно: подмел бы, вытряхнул бы, сходил бы. Вот я и пришёл. Бы я.
  - Дождалась, - донёсся с печки ехидный голос. - Теперь тебе Бы всё переделает.
  - Дедок, спускайся с печки, - плаксиво заговорила Марфа, - боязно мне.
  - Сама Бы звала, сама и разбирайся, - хихикнул старик.
  - Плату большую возьму, - продолжал Бы, - половину от сделанного. Половик вытряхну - половину оторву, дров наколю, половина поленьев моя.
  - А дитя в люльке как качать станешь? - удивилась Марфа.
  - Этого тебе оставлю, а другого родишь - себе заберу.
  Марфа тяжело поднялась, её щеки побагровели.
  - Ах ты, змеюка ползучая, - гаркнула баба, - деточку мою, кровинушку родненькую и себе, чтоб на рожу твою чумазую смотрел и икал со страху!
  Марфа толкнула Бы, тот тоненько ойкнул, свалился и покатился по полу.
  - Голова отлетела, - крякнул дед Дрёма с печи, - ну и сильна ты, Марфушка, с самим Бы справилась!
  - Цево толкаесся, - заревела "голова" чудища.
  - Вот сорванцы, - ахнула Марфа, - надо же, что удумали, провести меня хотели! Обещала я тебе, Гостюшка, березовой каши, сейчас так наешься, на всю жизнь запомнишь.
  Гостюшка выбралась из зипуна, подхватила на руки чумазого Стёпушку, сидевшего на ее плечах, и выскочила из избушки.
  - Дверь свою забирай, - кричала вслед тетка Марфа, - мне она посерёд стены без надобности. А за зипуном и не думай возвращаться, он мне пригодится! Ни отцу не отдам, ни матери!
  Вся Скородумовка, узнав об этой истории, потешалась над Марфой. Пойдет та на речку бельё колотить, а бабы смеются: Марфушк, сама будешь вальком махать иль Бы позовешь? Спустится та к колодцу, соседки тут как тут: а Бы куда делся, чего он тебе вёдра нести не помогает?
  Старого Дрёму Марфа больше не обижала, но Гостюшку костерила на все лады.
  - Ишь, стену мне в избе проломила, негодница, - жаловалась бабам.
  -Ты, Марфушка, как Бы увидала, - заливались смехом соседки, - в уме повредилась. Как девчонка малая с братцем несмышленышем могли брёвна переколотить.
  - Сама удивляюсь, - отвечала Марфа.
  Никто не верил Марфе. Даже муж махал досадливо рукой и говорил: почудилось тебе с перепугу. А дед Дрёма хихикал и отнекивался, я, мол, на печи лежал и ничего не видал. Стена была целехонька, ведь сразу после ухода Гостюшки, прибежал её отец Егор, махнул рукой, и дверь в стене исчезла. Марфа каждое бревнышко перещупала, пересмотрела, никакого следа не осталось.
  - Колдовство, - шептала Марфа, - не зря Егор из дальних краев себе женушку привез. Дунька сама колдует и дочку ремеслу выучила.
  - Сметливая наша Гостюшка, - говорили деревенские, - вся в отца и мать, ишь как Марфу проучила.
  Но родители дочку за смекалку не похвалили.
  - Виновата ты в том, Ксюша, что без спросу в сундук залезла, - пеняла дочери Дуня, - Разве для того я кольцо прятала, под полотно подсовывала, чтоб ты его брала. Человека выпугала.
  - Какого? - удивлялась Гостюшка. - Тётку Марфу что ли?
  - И Марфа человек. А братец твой Стёпушка упал, ножку зашиб, весь вечер плакал. А ведь про то колечко мы никому не рассказывали, не простое оно. Хорошо отец успел дыру в стене спрятать, пока деревенские не увидели.
  - Как, маменька, как отец дверь спрятал? - встрепенулась Гостюшка. - Дверь делать у меня получается, а спрятать нет.
  - Вот оно что! - хлопнул себя по колену Егор. - Зря, видать, мы бабке Евлашке не поверили, когда она говорила, что у нее в стене завалившегося сарайчика дверь открылась. Эх, Ксюша, Ксюша, большая ты уже, восьмой годок, а одно озорство на уме.
  Гостюшка насупилась:
  - А чего она деда старого обижает?
  - И это не дело, - согласился отец. - Старики мудрость нам дают, каждое их слово ловить нужно. Но там чужая семья, не нам в неё мешаться. Разве у Марфы мужа нет, разве не мог он сам жёнушку приструнить? А ты, выходит, их на посмешище выставила.
  В душе Егор с Дуней были согласны, поделом досталось нахальной Марфе и ее мужу, который не хотел заступиться за старика, но похвалить дочь не могли, а то привыкнет над взрослыми потешаться.
  - Видать настала пора тебе, Ксюша, узнать как Влас и Протас решили по свету пойти, и как их сыновья Протасик и Власик мальцами-удальцами стали.
  - У, - отмахнулась Гостюшка. - Я эти сказки с детства слышу.
  - То от чужих людей слышала, теперь от меня послушай, - сказал Егор.
  Много вечеров рассказывал он дочери о своих странствиях. Гостюшка то восхищенно охала, то сочувственно всхлипывала, то досадливо морщилась.
  - Ах, тятенька, - воскликнула она, когда история подошла к концу, - вот мне обидно, что сейчас ничего любопытного в мире не осталось. Гляну на нашу Скородумовку, до зевоты здесь скучно. Мужики пашут да сеют, бабы прядут и языками мелют. Родилась бы я мальчишкой, сбежала бы из дома и пошла по миру.
  - Была бы ты мальчишкой, - крякнул Егор, - я тебя за такие мысли выпорол бы.
  - Наша доля бабья за прялкой сидеть, детей нянчить, мужу угождать, - сказала мать.
  - Тоска, - топнула ногой Гостюшка.
  Мать мудро усмехнулась:
  - Платком голову покроешь, все мечты укроешь.
  - Не хочу, не буду, - сердилась девочка, - тоже хочу подвиги совершать!
  Девочка села к окошку, прижалась носом к стеклу. Казалось, огоньки, гаснувшие в домах, поднимались в небо, чтобы в нем сиять до утра. Деревня тихо готовилась ко сну. И вдруг над лесом багровым пламенем вспыхнул огненный столб и рассыпался искрами, что-то тяжело ухнуло, Гостюшке даже показалось, что изба качнулась.
  - Тятя, маменька, - воскликнула девочка, - в лесу пожар!
  - Где? - всполошились Егор и Дуня, - подскочили к окну и рассмеялись: - звезды сегодня ярко горят.
  Гостюшка чуть не плакала.
  - Своими глазами видела, как огненный хвост прямо в землю ушел.
  - Умаялась ты, задремала у окошка, вот и приснилось. Полезай на печку, спи, доченька, - сказала мать.
  Утром по Скородумовке бежала, торопилась весть. Принесли ее ребятишки, ходившие за грибами: на лесной опушке незнамо как появилась избёнка. По рассказу ребятишек, жили в той избёнке мужик с бабой.
  - Ох, чудны, ох, страшны, - только и могли сказать дети.
  - Откуда избушка взялась? - задумалась Гостюшка, - не она ли ночью к нам прилетела? А пойду, сама гляну. Нечего чужие разговоры слушать, нужно самой всё разузнать.
  Девочка отвела братца к соседке, подхватила корзину, вроде собралась за грибами и побежала в лес. На опушке, где ещё вчера росли ромашки да колокольчики, и впрямь стояла скособоченный домик.
  Гостюшка спряталась в малиннике и с любопытством рассматривала избушку. В ней было тихо, но вот дверь отворилась, на пороге показалась приземистая, крепкая баба. Потянулась, хрустнула костями, зевнула.
  - Ох, чуть с крыльца не полетела, - посетовала баба и крикнула в глубину избёнки: - говорила тебе, ставь ровней, на бок завалил, кривоглазый.
  - Сама-то сама, - бухтел кто-то.
  - Фу, - сморщилась Гостюшка, - жаба-жабой. Лицо в бородавках, рот от уха до уха, и вся какая-то зелёная.
  На крылечко вышел мужик.
  - Опять недовольна, Дива, - загудел он, - мы тут ненадолго.
  - Тьфу, головёшка, - прошептала Гостюшка, - такого в бане неделю парить надо. Уж очень черен.
  Мужик был высок, худ и тёмен лицом. Спутанные длинные волосы схватывал обруч. Бороду мужик заплетал по-иноземному, как девка косу.
  - Сделаем дело, сестрица Дива, - гудел мужик, - и восвояси.
  - Ох, сделаем, Змеюшко, - потерла руки баба, - хорошо как сделаем, братец!
  - Змеюшка, Змеем его что ли зовут? - удивилась Гостюшка, - странное имя, а взгляд у мужика и впрямь змеиный.
  Змей ушел в избу, Дива еще раз потянулась, хотела последовать за братом, но тут кусты затрещали, и прямо к избушке, едва не наступив на руку Гостюшке, выкатилась рыжая Полька. Она споткнулась о выступающий корень дерева, свалилась и заверещала:
  - Ой, оюшки, яжык прикушила.
  - Чего пришла? - неласково встретила ее Дива.
  - На зенихов гадать, - зарделась Полька и прикрыла глаза рукавом.
  Гостюшка так и прыснула. Женихов у Польки было, как летом снега.
  - Принесла чего? - деловито спросила Дива.
  - У мамани куцок полотна подтибрила.
  - Лучше б хлеба захватила, - загудел из избы мужик, - есть охота.
  - Будет и хлеб, и сметанка, - хохотнула Дива, - молочка принесут и творожку, наешься, Змеюшка, и напьёшься. Я в сегодняшнюю ночь сон бабам и девкам наслала, все придут, увидишь.
  Полька взобралась на кривой порог, через некоторое время вышла из избы пунцовая от радости, поправила платок, поклонилась хозяйке и опять ринулась в кусты.
  - Мой Сенька будет, мой, - довольно пыхтела Полька.
  Гостюшка только головой покрутила: Сенька был самым красивым парнем в деревне.
  Едва успела уйти Полька, к избе вышла еще одна девка, Варька, она тоже заглядывалась на Сеньку.
  - Эк их поперло, - покрутила головой Гостюшка, - идут хороводом, друг с дружкой не встречаются.
  Девки, бабы шли вереницей. Не успевала одна скрыться в лесу, как на опушке показывалась другая. Дверь в избу открывалась и захлопывалась без остановки.
  Проводив очередную посетительницу, Дива, плюнула ей вслед.
  - Надоели, дурехи, и чего ходют? Пойду сосну, умаялась.
  Но тут из леса к избушке вышли ещё две женщины, каждая держала в руке узелок.
  - Тётки Фрося и Фотинья, - удивилась Гостюшка, - какая нужда их привела?
  Фрося и Фотинья огляделись по сторонам, словно боялись, что их могут увидеть.
  - Дурное мы затеяли, - пробормотала Фрося и повернулась было, чтобы уйти, но тётка Фотинья ухватила её за рукав.
  - Пускай дурное, лишь бы к хорошему привело. Сколько ещё мучиться будем?
  - Топайте, топайте отсюдова, - крикнула с покосившегося крыльца Дива, - замаялась я с вами, отдохнуть надо бы.
  - Бабушка, - робко сказала Фотинья, - нам про мужей своих узнать надобно.
  Хозяйка, было уже повернувшаяся к просительницам спиной, резко обернулась, её лицо озадаченно вытянулось.
  - Что-о? Какая я тебе бабушка? - рассвирепела Дива. - Иль внуки за мной гурьбой ходят. Да я венец надену, гривну, с серьгами нацеплю - красоты небывалой становлюсь.
  Гостюшка захихикала.
  - Да вот мужья наши Влас и Протас, - начала было Фрося.
  - Ну-ка, прочь пошли со своими мужьями, - рявкнула Дива, - ишь, бабушку нашли.
  - Тихо, сестрица, - на крыльцо мягко и тихо вышел старик, - зачем добрых жен обижаешь?
  - Этому что нужно? - хмыкнула Гостюшка, - ласковый стал, то рыкал, а теперь замурлыкал. Неспроста.
  - Ваши, стало быть, мужья, Влас и Протас? - любопытствовал старик.
  - Наши, - как две овечки проблеяли тётки Фрося и Фотинья.
  - Те самые, что старуху Злобушку силы лишили? - продолжал старик, - а сыновья их Горына победили?
  - Угу.
  - Не те ли, что Диву с мамкой выгнали? - взвизгнула хозяйка.
  - Они самые, - кивали недогадливые тётки. - Видим, что об их подвигах по всей земле слава идет.
  Старик со старухой впились глазами в простодушные лица Фроси и Фотиньи.
  - П-п-проходите, - едва выговорила Дива, - помогу я вам в беде.
  Все скрылись в избе.
  - Ох, не нравится мне это, - Гостюшка осторожно вышла из кустов, прокралась к избушке и прильнула к окошку.
  - Муж то мой Влас, - жалобно шелестела Фотинья, - добрый да заботливый, только спит без просыпа. Утречком не добудишься, вечерочком раньше всех на кровать заваливается. Спал бы он поменьше, а работал бы побольше.
  - Муж мой Протас, - вторила Фрося, - уж до того ласков, до того уважителен, одно плохо - ест много. Чугун за чугуном в себя так и опрокидывает. Пятерых прокормить легче, чем его одного.
  - Все хорошо будет, миленькие, - запела хозяйка. - Будет один муж рано-ранёхонько вставать. Как петушок на зорьке. А другой пока всех не накормит, как курочка заботливая, сам не насытится. Вы, милые, смотрите, никому не говорите, что у меня были. А то не сдобровать вам.
  Едва Гостюшка успела спрятаться за угол избы, как на крылечко вышли тётки. Они были радостные, кланялись хозяевам и благодарили их.
  Утром скородумовские петухи с недоумением вслушивались в незнакомый звонкий крик. В окно Егоровой избы застучали.
  - Егор, братец! - послышался плачущий голос, - помоги, беда у нас!
  - Что такое, - Егор впустил зареванную Фотинью, - что стряслось, сестрица?
  - Ох, Егорушка, такое горе. Лишь рассвело, муж мой Влас встал, встрепенулся, ударил себя руками по бокам, вытянул шею и как закричит по-петушиному ку-ка-ре-ку! Да громко так! Колдовство какое-то, Егорушка, колдовство.
  - Здесь, ты, Фотинюшка, - в избу вбежала плачущая Фрося. - Ой, что делать-то?
  - У тебя что стряслось? - удивился Егор.
  - Муж мой, Протас, как курица ходит, крошечки выбирает. Ногами сор разгребает, детишек созывает и есть их заставляет. А сам ко-ко да ко-ко.
  - Правда колдовство, - ахнула Дуня.
  Тётки Фотинья и Фрося заплакали ещё горше.
  - Коли болезнь была бы, - прерывающимся голосом проговорила Фотинья, - к бабке сходили бы, трав отварили. А теперь куда идти, у кого помощи просить?
  - Говорят в лесу, в скособоченной избушке живут старик со старухой. Они любую беду отведут, совет дадут и на путь наставят, - сказала Дуня.
  Тётки переглянулись, вспыхнули и затрясли головами:
  - Не, не пойдем мы к ним.
  - Вчера ходили, - поджала губы Гостюшка, - а сегодня чего не желаете?
  - Ходили? - переспросил Егор, - давайте, бабоньки, рассказывайте, какая такая невзгода вас в лес потащила. Мужья у вас хорошие, работящие, вас не обижают, не попрекают, детки радуют. Вам и пожаловаться не на что.
  У тёток от стыда и смущения на глазах выступили слёзы.
  - Все хорошо, - еле слышно прошептала Фотинья, - да больно сонлив Влас, и за столом спит, в телеге спит, во сне землю пашет и даже на печке пока спит, тоже спит.
  - А мой за столом ест, и во сне ест, и пока ест тоже ест, а потом встаёт и говорит: есть хочу,- добавила Фрося.
  - Вот оно что. Так радуйся, сестрица, чего слёзы понапрасну льешь, муж теперь всю деревню будить будет. И ты, Фрося, веселись и смейся, как хотела, так и получилось, пока вас сором всяким не накормит, Протас сам и зернышка не клюнет.
  Тётки завыли в голос, запричитали. Эта история быстро выплеснулась за стены избы и скородумовские во всю потешались над Власом и Протасом. Их сыновья Власик и Протасик плакали от обиды.
  - Вот пакостники, отцов наших на смех выставили, - сокрушались парни, - мы им зададим.
  Пока Фрося и Фотинья перепирались, кому идти в лес и просить расколдовать мужей, Власик и Протасик нашли недалеко от лесной избушки пень, расклинили его и послали Гостюшку за стариком-колдуном.
  - Ты его сюда обманом замани, а в избу дверь колом подопри, чтоб сестрица братца из беды не выручила.
  Старика и звать не пришлось, услышав, что Власик и Протасик просят помощи, он поспешил за Гостюшкой.
  - Туда иди, дядя, пряменько, - крикнула ему девчонка, а сама подхватила припасенную палку, подперла дверь и вприпрыжку поспешила за Змеем.
  Власик и Протасик, рыча, катались по земле, обхватив друг друга мощными ручищами.
  - Ой, с ума спятили, - раскричалась Гостюшка. - Сейчас поубивают друг друга. Ой, что делать-то?
  - Бейте друг друга, колотите, пока мясо с костей не отлетит, - потирал руки Змей.
  Но Власик и Протасик неожиданно быстро вскочили на ноги, один крепко обхватил Змея, чтоб тот и пошевелиться не мог, силой опустил его на колени перед пнем, другой сунул красиво заплетенную бороду колдуна в щель на пне и вытащил клин.
  - Елозь на коленках, - усмехнулись парни, проверили стариковы карманы, нет ли в них чего острого, чтоб бороду не смог обрезать.
  Старик побагровел, жилы на лбу вздулись.
  - Проклятущие, - зашипел он, - над кем, дурни деревенские, шутить вздумали.
  - Злой какой, - удивился Власик, - ругается.
  - Невоспитанный, - покачал головой Протасик, - сердитый. Постоит на коленочках, нравом переменится, добрый станет, ласковый, у нас прощения попросит, тогда только освободится.
  Не успело солнце склониться к верхушкам деревьев, а скородумовские побежали в лес. Первой посмотреть на позор колдуна торопилась рыжая Полька.
  - Ишь, - злорадствовала девка. - Так ему вралю старому и надо. Сёмка-то на меня и глядеть не хочет, а старик обещал, что замуж выйду!
  - Ха-ха, - закатывались бабы, - шею-то по-гусиному вытянул.
  - Ползай на коленках, - гоготали мужики, - а то наших баб и девок с ума своим гаданием свел.
  Три дня и три ночи без еды и питья просидел Змей около пня. Каждое утро, Власик и Протасик проведывали старика.
  - Говори, как отцов наших расколдовать?
  Змей поворачивал в их сторону голову, плевался и не отвечал.
  На четвертое утро осунувшийся, еле живой Змей прошептал пересохшими губами:
  - Водицы испить дайте.
  Власик отправился к роднику, зачерпнул берестяным ковшиком холодную воду, принес Змею и напоил его.
  Змей сделал несколько глотков, прокашлялся и сказал:
  - Ступайте к сестре моей Диве, она их расколдует.
  - Диве? - переглянулись Власик и Протасик, - имечко знакомое. Знавали мы одну - жаба- жабой, - и потопали к избушке.
  - Бум! Бабах! - раздавались мощные удары в дверь.
  - Выпуститя! Выпуститя! - верещала Дива. В окне на мгновение показалась ее всклоченная голова и снова исчезла.
  - Спаситя! Помогитя!
  - Ишь, лютует, - покрутил головой Власик.
  - Сердится, видать, недовольна чем-то, - поддакнул Протасик.
  - На волюшку захотела, - усмехнулись парни, - по травушке побегать.
  В избушке послышался яростный вой.
  - Плачет, - сочувственно вздохнул Власик и убрал кол, подпиравший дверь.
  Вопль в избушке нарастал, дверь распахнулась от сильнейшего удара и беспомощно повисла на одной петле, что-то чёрное, лохматое кубарем вылетело из избушки, скатилось с крылечка прямо под ноги Власика и Протасика.
  - Видал как встречает, - довольно ухмыльнулся Власик, - в ножки кланяется.
  - Ох, - баба ошалело завертела головой, - вырвалась-таки. Вырвалася!
  - Дива, ты ли это? - захохотали Власик и Протасик, - гадать вздумала. Ах ты, жаба. Вот не думали, что придётся с тобой свидеться. А гривна с серёжками твои где? Хоть бы надела, глядишь, опять красавицей стала. Небось, когда на козле ехала, всё и растеряла!
  - У, лиходеи, - шипела Дива с ненавистью поглядывая на парней, - зачем отца моего, Горына погубили.
  - Это не мы, - отказались Власик и Протасик, - это Мрак Ненасытный. Так папаша твой, видать несвежий был, помер Мрак, рассыпался пылью. Ты вот что, Дива, если не хочешь, чтобы братец твой с голодухи помер, расколдовывай наших отцов. А то один петухом кричит, другой как курочка квохчет.
  Лицо Дивы пошло болотной зеленью, хитро сморщилось.
  - Сначала Змея освободите, а я вам обещаю отцов ваших расколдовать.
  - Какого еще Змея? - удивились Власик и Протасик.
  - Братца моего Змея Горыныча.
  - Иди, Дивушка, освобождай братца своего. Он вокруг пня на коленочках елозит, спинушку согнул, шейку вытянул. Да ты не думай, что обмануть нас сможешь, на каждую твою хитрость у нас своя мудрость найдется.
  Власик и Протасик засвистели и зашагали домой, а Дива, поднявшись с земли, и отряхнув юбку, топнула ногой и прошипела:
  - Чурбаны неотесанные, - и тут же захохотала, завертелась на одном месте, весело припевая - чурбаны, чурбаны. Чурки березовые. Будете локотки кусать, невежды деревенские, да поздно. Улетят вороны в синее небушко, не вашими ручищами, в земле испачканными, их ловить.
  Поутру в Скородумовке раздался дружный бабий вой. Бабы выскакивали из изб, хватали себя за волосы, падали на траву, катались и кричали:
  -Ой, горе, ой пришла беда, откудова не ждали.
  Лишь бабка Настасья, жившая совсем одна, не понимала, что происходит. Она протягивала дряблые, покрытые веснушками руки к соседкам, теребила их за одежду и спрашивала: - Чево стряслось-то?
  - Уйди, старая, - ревели бабы, - беда у нас великая.
  Рыдая и воя, бабы доили коров, выгоняли их в стадо, пасти которое взялась одна из женщин, топили печи, варили похлёбку и время от времени истошно вскрикивали:
  - Прилетела беда черной птицей, закрыла белый свет крылами, ох, горе горькое.
  Наконец бабка Настасья разведала, что проснувшись поутру, бабы не увидали в избах ни своих мужей, ни сыновей, ни старых отцов. Вместо них лежали березовые чурки. Сначала бабы недоумевали, куда делись мужья, искали их и звали, но когда выяснилось, что ни одного мужика в деревне не осталось, бабы бросились в избы, посмотреть, а все ли в порядке с сыновьями. Дочки посапывали веснушчатыми носиками, а вместо мальчиков на подушках были чурочки.
  Бабы сгрудились в кучку посреди деревни.
  - Что за колдовство, - переговаривались они, - кто мужей наших, сыновей и отцов чурками оборотил? И что нам теперь делать?
  Гостюшка, пришедшая вслед за матерью, долго слушала бестолковую трескотню и рёв баб.
  - В лес надо бы сходить, к колдунам, пускай надоумят, что делать, - решили бабы.
  - Додумались, - ахнула Гостюшка, - так это их рук это дело, они все и сотворили.
  - Ты откуда знаешь, - накинулась Марфа на девчушку, - иль сама там была и видала?
  - Не, - откликнулись бабы, - она не ходила, Бы посылала.
  Марфа покраснела, запыхтела от досады и спряталась за спины соседок.
  - Дело Гостюшка говорит, - переглянулись Фотинья и Фекла, - колдуны наших мужей на потеху выставили, за это Власик и Протасик трое суток старика у пня коленками траву вытаптывать оставили. Вот он и отомстил.
  - Пойдем за мужей, за сыновей, за отцов старых поколотим Змея и Диву! - загалдели бабы, похватали вилы, косы и зашагали в лес.
  Толпа разгоряченных решительных женщин могла хоть кого напугать. Но Дива с братом спокойно сидели на кривом крылечке. Увидев Змея, женщины расхохотались:
  - Кто тебе бороду криво остриг, Змеюшка, какой ты потешный.
  - Врасплох застали, - буркнул Змей.
  - Вам бы плакать, а не смехоторию наводить, - фыркнула Дива.
  - Вы зачем всех мужиков чурками березовыми оборотили? - выступила вперед тётка Фотинья.
  - К сыночку на заре подошла, - всхлипнула молодая баба, - а в люлечке чурочка лежит. Ох, так и ношу ее у сердца.
  Дива захихикала.
  - Ты чего? - изумились баба, - насмешничаешь? Да мы тебя...
  - Что? - поднялась Дива, - Что сделаете, деревенщины, против меня, дочери Горына?
  - Твоего Горына наши мужья и сыновья победили, - крикнула тетка Фекла.
  - Печку мужьями и сыновьями топите, - прищурилась Дива, - Для другого дела они не годны. А гореть хорошо будут, жарко! Ишь, с вилами они пришли, с косами. Испугались вас, как же.
  Дива потянулась и вошла в избу. Бабы было кинулись вслед, но натолкнулись на что-то невидимое, упругое, отбросившее их назад.
  Змей усмехнулся, зыркнул на обескураженных женщин, плюнул в их сторону и тоже скрылся в избе.
  Поняв, что не смогут наказать обидчиков, бабы опять подняли вой. Окошко раскрылось, высунулась довольная Дива.
  - Расколдуем ваших мужиков непременно.
  - А не обманешь?
  - В жизни никого не обманула. Коли отыщите нас, то расколдуем. Но помните, отправляйтесь нас искать, когда тропинки станут синими, вороны белыми, а с неба шары огненные полетят. - Прощевайте, бабоньки, - Дива махнула платочком.
  Из окошка, из-под двери повалил густой дым.
  - Уф, надымил, - ругалась в избе Дива, - дышать нечем.
  - Быстрей долетим, - отвечал Змей.
  Бабы на полянке раскашлялись, дым лез в горло, ел глаза. А когда он рассеялся, избушки на полянке не было.
  - Ой, подруженьки мои дорогие, - запричитала как на похоронах Марфа, - что теперь с нами будет! Ой, да остались мы без мужиков. Дед Дрёма пускай бы себе пропадал, старого не жалко, а муж мой, а сыночек ненаглядный.
  - Не нужен тебе, стало быть, Дрёма, - прошептала Гостюшка.
  Женщины плакали и качали головами: не увидеть больше родных. Не бывать тропинкам синими, воронам белыми, не лететь с неба огненным шарам.
  - А всё вы виноваты, - разъяренная Марфа ткнула пальцем в сторону Фёклы и Фотиньи. - Ваши сыновья колдунов рассердили. Теперь ступайте прощения просить, хоть на коленях вымаливайте.
  - Ещё чего! - щёки Феклы покрылись румянцем, - надо Диву со Змеем заставить мужиков наших расколдовать. По-хорошему не захотят, стало быть силой. - И тетка Фёкла замахнулась на кого-то вилами.
  - Вот поутру в путь-дорожку и собирайтесь. Заварили кашку, сладкая, соленая ли - вам хлебать.
  - Верно говоришь, - согласились бабы.
  Женщины разошлись, каждая прижимала к груди полено.
  - Вот как, - горько сказала Фотинья. - Выходит из-за нас всё. Не из-за Польки рыжей, которая первая к колдунам побежала, не из-за остальных баб. Ведь ни одна мимо избушки не прошла. Сколько лет живу на белом свете, а на глупость людскую дивиться не перестаю.
  - Да и мы не больно умны, - усмехнулась Фёкла, - пошли на мужей жаловаться. Надо мужей и сыночков родненьких выручать.
  - Ты, Ксюшенька, коровок, гусей паси, хозяйничай, за мужиками присматривай, мы их на лежанку положим, чтоб мыши не погрызли, чтоб водой с крыши не замочило.
  Фёкла и Фотинья ранёхонько отправились в путь, к обеду уже вернулись домой.
  - И не знаем как получилось, - оправдывались они в ответ на упрёки баб. - Шли себе, шли, назад ворочаться и в мыслях не было.
  - Ох вруньи, - выходила из себя Марфа, - вижу, как нутро ваше от радости светится, мол, всех обманули, отстанут теперь от нас, не-ет, я завтра вас сама провожать выйду.
  Для верности Марфа взяла с собой соседку. Они в четыре глаза зорко смотрели они за Фёклой и Фотиньей, и сами не заметили, как очутились в родной деревне.
  - Доброго денечка, - Марфа поклонилась женщине у ворот, - как деревня ваша называется, в какое место мы попали?
  - Марфушка, ты либо так пятками стучала, что мозги из башки повышибала, - прыснула та со смеху. - Иль обозналась? Иль дорога так тяжела, что глазоньки твои обманывать начали. Ты их кулаком-то потри, потри. Теперь узнала?
  Марфа с досады топнула ногой и ткнула локтем товарку.
  - Ты куда смотрела, слепаня?
  - Куда ты, туда и я, - зевнула та, - заморилась, пойду полежу. И меня больше с собой не зови.
  Женщины убрали урожай, обмолотили зерно, за тяжелой работой не забывали посматривать на тропинки - не посинели, на воронов - не побелели, до слёз в глазах глядели на небо, не летят ли огненные шары. Вечером, собравшись в одной избе, бабы плакали и причитали, кляли черную беду. Пропало веселье в Скородумовке. Берёзовые чурки бабы так и носили с собой. За водой идут - за пояс заткнут, прясть сядут - рядом положат, за обедом перед ними чашку ставили.
  Фотинья с Фёклой своих мужей и старших сыновей попрятали в сундуки.
   - Тяжелы больно, неподъемные, мы младшеньких носить будем.
  Зима намела сверкающие сугробы. Бабы ездили в лес, рубили дрова, берёзу не трогали, остерегались, вдруг ненароком полено перепутают, да не то в печку положат.
  Как-то Гостюшка бежала по тропинке, около дома Марфы на дорожке валялась чурка.
  - Ох, неужто тётка Марфа потеряла? - Гостюшка подобрала полено, зашла в избу. Марфа сопела на печи.
  - Тётка Марфа, - зазвенела Гостюшка, - ты ж свое полено потеряла, вот горе-то.
  - Чего? - Марфа приподняла голову, - орёшь чего, разбудила. Носит нелёгкая по чужим домам. Шла бы...
  Тётка Марфа не договорив прикусила язык.
  - У печки брось. Дрема это надоедный. Стариком тихий был, то на лавке, то на печке, гудит себе, жалуется, да я и внимания не обращала. А сейчас распоясался. Вчерась по ноге стукнул, пребольно, а за день до того - в лоб как вдарит, искры посыпались, хоть печку зажигай. Я его на мороз и выкинула, пускай одумается, а может кто подберёт, берёзовые дрова хорошо горят. Жарко.
  - Себе заберу, - Гостюшка прижала к груди полено.
  - Давай, бери, чего сейчас не взять-то. Никакого беспокойства, ни кормить не надо, ни поить. Топай домой, старикова заступница, а тёткам своим передай, что Марфа дождётся синих дорожек и белых воронов, пойдут они к колдунам.
  Гостюшка прижала к груди деда Дрёму и заторопилась в свою избу. Девчушка легко перебирала ножками в валеночках.
  Дома мать качала на руках берёзовую чурку.
  - Стёпушка, сыночек мой ненаглядный, - ласково приговаривала она, - хоть бы голосок твой услышать, в ясные глазки посмотреть, по головушке погладить.
  - Мамка, - заревела Гостюшка, - как же я соскучилась по тяте, по братику. И когда мы от беды избавимся?
  - Ждать будем исполнения слов колдунов. Ты откуда полено принесла?
  - Марфа деда Дрёму выкинула.
  - Глупая Марфа, неразумная, - мать качнула головой. - Стариков жалеть надо, слушать, без их подсказки и за дело незачем браться. Клади деда Дрёму за божницу к тяте нашему.
  - Ты что мам? А вдруг перепутаем?
  Мать улыбнулась. - Я ни мужа, ни сына ни с кем не спутаю.
  Зима нехотя собиралась восвояси. Снимала белые покрывала с полей, но утром еще звала потешиться деда Мороза, хотела наказать баб, радовавшихся приходу Весны. Как-то Гостюшка вышла из избы и зажмурилась от яркого солнца, оно топило ледок, появившийся после вчерашнего морозца. Чистая водица выступила на тропинках, и синее небо отразилось в ней.
  - Мамка, - ахнула Гостюшка, - вот радость-то. Иди скорей сюда!
  Мать выскочила на крик дочери и тоже ахнула.
  - Доченька, Ксюшенька, синие тропинки-то. Начали слова колдунов сбываться.
  Мать побежала по соседкам, лишь Марфа, услышав про синие тропинки, сморщила нос:
  - Ерунду говорят, в глазах от солнца рябит. Но, выйдя на улицу, Марфа примолкла: и тропинки, и дорога вдоль деревни покрылись синевой.
  Женщины повеселели и с нетерпением начали ожидать следующего знака.
  Дни становились дольше. Прежде чем спрятаться солнышко старалось еще немного покрасоваться в небе, посветить добрым людям. Из минуточек сложились часы. В избах стоял грохот ткацких станков, бабы и девки с темна до темна просиживали за работой, роняли на полотно слёзы. Бабы выносили белить холсты на луга, расстилали их под слепящими лучами.
   - Девоньки, бабоньки, - вдруг крикнула Марфа, - что за птицы прилетели, отродясь таких не видывала.
  Над лугом, взмахивая большими белыми крыльями, кружили птицы. Бабы щурились, вглядывались в птиц.
  - Все одно не вороны, - махнула рукой Полькина мать.
  - Да вороны же! - закричали две женщины.
  Все будто прозрели, теперь ясно было видно чёрное оперение, блестевшее словно помасленное.
  - Сбывается, - прошептала Дуня, мать Гостюшки.
  Марфа достала из-за пазухи полено
  - Потерпи, Васяточка, недолго осталось. Скоро Фёклуха с Фотькой к колдунам отправятся.
  - И не сбывается ничего, - перечили другие женщины, - чёрные вороны.
  - Нет белые.
  - Чёрные!
  Женщины стали рядком друг против друга, одни доказывали, что вороны были белыми, хоть и недолго, другие утверждали, что чёрные.
  - Глаза тебя обманули, - втолковывала Фотинья Фёкле, - солнце ослепило, не верь в то, чего нет.
  - Что ты говоришь, Фотиньюшка, - изумлялась Фёкла, - как же я своим глазам не поверю. Вот и сейчас не чудо какое перед собой вижу, а подружку свою давнишнюю. Ведь не врут мои глаза.
  Вороны перессорили всю деревню. Марфа, в любом споре всегда надеявшаяся на свою силу, даже подралась с одной бабой и стукнула ее поленом по лбу.
  - Ты чего? - завопила баба, нащупывая растущую шишку, - иль ополоумела. От весеннего солнышка в голове помутилось?
  - Не я бью, Васятка мой за жену заступился, - упёрла руки в мягкие бока Марфа.
  - Ах вот оно как, - протянула баба и достала из-за пазухи увесистое полено. - Ну, твой Васятка лядащий моему Силушке до колена доставал. Получай.
  Марфа охнула и осела на черную землю.
  - Бабы, - слабым голосом произнесла она, - летят шары-то.
  - Где, где? - всполошились женщины, поверившие, что последняя часть колдунова наказа сейчас будет исполнена.
  - А везде, - Марфа помахала рукой перед своим носом.
  - Зачем спорите, друг друга обижаете? - Гостюшка недоуменно обвела взглядом женщин, - У каждой беда, вам бы друг за дружку держаться, а вы по лбу.
  Женщина, стукнувшая Марфу, покраснела.
  - Время нам покажет, какими были вороны, белыми или чёрными. Теперь шаров ждать будем.
  - И правда, коли шары прилетят, стало быть и вороны белыми были, - обрадовались женщины.
  Весной бабы пахали землю, засевали, косили.
  - Ох, ног не чую от усталости, - жаловались друг дружке, - тяжко без мужиков, моченьки нет.
  Но небо, то смеялось синевой, то прикрывалось кружевцем облачков, то рыдало, и ронять огненные шары не собиралось.
  После сенокоса начались дожди. Один день выдался особенно яростным. Небо трещало и пыхало. От грохота мелкой дрожью тряслись избы.
  - Не смотри, Гостюшка, на страсть эту, - просила Дуня дочку.
  - Мне, мамка, знаешь как интересно. Глянь сама, какие узоры молния на небе выводит. Дождь-то как льет, Полька рыжая к нам бежит, мокрехонькая.
  - И не боится? - Качнула головой Евдокия, - ведь отца ее громом убило.
  - Прилетели! - Полька, задыхаясь, вбежала в избу. - Ша-ры. - У босых ног девушки появилась лужица.
  Мокрая одежда облепила стройную фигуру, рыжие волосы казались темней, горели веснушки на румяном лице. Гостюшка залюбовалась Полькой.
  - Прилетели, прилетели. Вот этими глазами видела, - и Полька ткнула пальцами в свои счастливые глаза.
  - Может тебя громом пристукнуло? - осторожно спросила Дуня. - Присядь, Полюшка, к печке, обсушись.
  - Да что ты, тетка Дуня, - отмахнулась девушка, - не до просушки - шары я видела!
  - Какие? - Евдокия плюхнулась на лавку, прижала руки к груди, - неужто те самые?
  - Да те, те!
  - Про которые колдун говорил? - ахнула Гостюшка.
  За окном гремело и сверкало, но Гостюшка позабыла про окошко.
  - Правду сказали колдуны, правду, значит ни в чем не обманули, - Полька расхохоталась, крутанулась вокруг себя, от юбки полетели брызги.
  Гостюшка утёрла лицо, хмыкнула и приподняла бровки:
  - О чём ты, Поля?
  - Да так, - девушка прижала руки к горячим щекам.
  - Краснеешь, смеешься, не про Сеньку ли тебе колдуны правду сказали?
  - Да ну тебя, - Полька надула губы и стала прежней. - Шары с неба огненные летели, понятно тебе? Я спешила вас обрадовать, а вы вон как, насмешничаете.
  - Еще кто их видел? - допытывалась Гостюшка.
  - Да никто. Ишь, расктокалась. Мало того, что я видала? Спустилась к речке, дождь так и хлещет, так и льёт.
  - Тебя нелегкая зачем в грозу к речке понесла?
  - Тёлка убежала, искала я её, ой, тётка Дуня, не перебивай. Кругом громыхает, небо на половины колётся, думаю, смерть моя пришла, и про тёлку забыла. Зажмурилась я со страху, а когда открыла глаза, с ветки ракитки кругляш сползает, легко так на другую веточку перепрыгнул, сам горит, а чуть поодаль другой. Скокнули они на травку, и тут как ударит, меня прям какая сила от дерева отшвырнула, ракита старая на куски разорвалась, насилу я поднялась, да к вам. Всё, спасены теперь наши мужики.
  - А ты за кого беспокоишься? - нарочито зевнула Гостюшка, - у нас тятя и Стёпушка за божницей лежат, да деда Дрёму туда же положили, а у тебя ни отца, ни братьев. За кого сердцем-то болеешь?
  - Ксюша, - окрикнула мать.
  - Злая ты, - было непонятно, текут ли слёзы по Полькиным щекам или капли дождя не высохли. -Думала, обрадую вас.
  Полька жалко согнулась, шагнула к двери, но Гостюшка вскочила, обхватила девушку за талию, прижалась к мокрому боку.
  - Прости меня, Полька!
  - Да чего, привыкшая, все над Полькой смеются, дразнятся - рыжая-бесстыжая. А чего насмехаться-то? Кто-нибудь подумал, каково нам с матерью? Вы первый год без мужиков и то спеклись, а мы который год вдвоем работу ломим. Были б братья, подросли, помогать бы начали, так нет, одни девки уродились. Кроме меня еще три сестры маленькие. Девки с бусами, а Полька рябину на нитку нижет. Кто сапожки носит, Полька в лапти лишь зимой обувается. Ладно, бывайте.
  Поля хотела отвести от себя Гостюшкины руки, но девчушка еще крепче обняла её.
  - Как от тебя свежестью пахнет, Поленька. Не уходи, расскажи, что видела.
  - Так уже.
  - Ещё раз послушать хочется.
  - Эх, - вздохнула Гостюшка, выслушав во второй раз историю Поли, - не поверят тебе люди.
  - Почему? Разве я кого обманула, разве что чужое в свой карман положила, или лишнего с кого взяла?
  - Смотри Полюшка, - Гостюшка начала загибать пальчики: - Синие дорожки все видели.
  Мать и Поля кивнули.
  - Белых воронов полдеревни, и ругань помнишь какая стояла.
  - А шары огненные одна я, - Поля огорченно качнула головой. - Тётка Марфа первая на смех подымет. Промолчать разве? Так нельзя, последний знак это был.
  Бабы, собравшись в кружок посреди деревни, перекидывали друг другу обидные словечки. Одна начнет, другая подхватит. Полька стояла, угнув голову, была она даже не красного, а свекольного цвета. Гостюшка протиснулась сквозь баб, подошла к Польке, прижалась к ней.
  - Ой, не могу, Польке рыжей верить, - закатывалась одна баба.
  - Углядела, - зло пересмеивались женщины, - у нее во всей деревне только глаза и есть, востроглазая.
  - Да летели бы шары, - Марфа выставив грудь двинулась на Польку, - всю деревню осветило. И кто ты такая, чтоб тебе знак подавать?
  - Конечно осветило, - лепетала в свое оправдание девушка, - много света было. Я правду говорю.
  - Да правду разве таким голоском говорят? Ее кричать надо, - гаркнула Марфа, - вот так. А-а-а-а!
  Гостюшка с обидой заметила, что тетки Фотинья и Фёкла тоже смеются над Полькой и даже мать, было поверившая девушке, тоже стояла с сомнением на лице.
  - Не может Полька обманывать, - пробовала заступиться Гостюшка.
  - Она и не обманывает, - старуха Евлашка приплелась послушать бабьи пересуды, - ее как громом шибануло, так у нее огненные круги перед глазами и поплыли, вот Полька и подумала, что это шары.
  - Что хотите говорите, - Полька топнула ногой, - а я видела, видела. И не шибало меня громом, неправда. Завтра же спозаранку пойду искать колдунов.
  - И я с тобой, - вызвалась Гостюшка.
  - Тебе зачем? - нахмурились бабы, - ни мужа не потеряла, ни сына. Над горем нашим насмехаешься.
  - Нет, нет, - Полька закрыла глаза руками и заплакала.
  - Напрасно дочку обижаете, - Полькина мать, оттиснула плечом товарок: - Сроду Поля не соврала.
  - Ага, - кивали бабы, - она только по пятницам врет, а по четвергам неправду говорит, во вторник хошь не хошь, а соврешь, во середу - брехать беды нету, в понедельник - языком мели точно веник, ну уж в субботу - такая работа: ври да не завирайся. И только в воскресенье, отдохнув после обеда, скажет Полька чистую правду.
  - Пристукнутая твоя девка, - насели бабы на Полькину мать, - была просто рыжая. А теперь рыжая с пришибом.
  Бабы прыснули. Полька кинулась было бежать, но Марфа ловко ухватила девушку за толстую косу.
  - Ты куда, красавица? Я с тобой поутру тоже пойду, а как к обеду назад воротимся, не жди от меня хорошего, - глаза Марфы сузились, - уж я тебя позорить буду, покуда язык не измочалю.
  - За что ты так, тетка Марфа? - Поля подняла на Марфу измученные глаза. - Что плохого я сделала?
  - А чего лезешь, куда не просят. Ты кто такая, какого роду, что тебе знаки посылаются? Теперь не отвертишься, колдунов искать пойдешь, да далеко ли уйдешь? - Марфа хохотнула.
  - Мам, собери мне что-нибудь в дорожку, с Полькой я отправлюсь, - попросила Гостюшка мать, вернувшись домой.
  - Ложись спать, родимая, Полька если и пойдет куда - к обеду дома непременно будет. А ты закрывай глазки. Все еще в жизни будет - и ночи бессонные, и работа надрывная, хоть в детстве поспи.
  Мать подошла к божнице, взяла маленькое полено и начала его баюкать.
  - И ты, сынок мой ненаглядный, солнышко моё ясное, спи.
  Лишь только начало светать, а в окошко уже стукнули.
  - Сейчас, - пробормотала Гостюшка, спрыгивая с печки. Девочка подошла к спящей матери, заглянула в её утомленное, заплаканное лицо. Мать прижимала к груди берёзовую чурку. Девочка поцеловала мать в щеку:
  - Не серчай, мамка, пойду я. Береги тятю и Стёпушку.
  Гостюшка обвела взглядом избу. Печка вздохнула, ухват упал на пол, горшки звякнули.
  - Тише вы, мамку разбудите, - шикнула на них девочка, покрыла голову платочком, завязала кусок хлеба в тряпицу и тихонько вышла из избы.
  Полька дрожала от утреннего холода.
  - Пойдем за Марфой, день будет жарким, надо по холодку пройтись.
  Стучать к Марфе пришлось долго. Наконец, тётка вышла, зевая во весь рот и потягиваясь.
  - Вот ведь, дурёхи, разбудили. Ну ладно, ладно пойду с вами. Что, Полька, - Марфа злорадно взглянула на девушку, - думала откажется Марфа, а ты в лесочке отсидишься, потом наплетешь с три короба.
  Грязной тряпкой Марфа повязала голову, сунула за пазуху полено и широко зашагала по спящей улице.
  - Ишь, - возмущалась тётка, - обмануть нас, рыжая, задумала. Вот какая тебе в том корысть, скажи. А-а, догадалась, колдуны тебе денег пообещали, правда, Полька?
  - Нет не правда, - крикнула девушка.
  - Кто рыжей поверит, двух дней не проживет, - Марфа опять зевнула. - Врунья.
  - А ты толстая и неопрятная, - не выдержала Гостюшка.
  - Чего? - Марфа покосилась на девчушку. - Толстая это хорошо, значит с голоду не помираю. А что неопрятная - это ты у Польки врать научилась, я на позатой неделе пол мела, и стирала вот как-то. Уж и не припомню когда.
  Деревня осталась позади.
  - Отдохнуть бы надо, - Марфа села на траву, вытянула ноги. Сняла с головы серую тряпку, утерла потное лицо, оставляя на нем грязные полосы. - Солнце высоко, когда дома-то будем?
  - Да мы домой и не собираемся, - ответили девочки.
  - Девки, - всполошилась тетка Марфа, - в прошлый раз к обеду мы уже вернулись. Есть охота, где Скородумовка-то?
  - Не знаю, - пожала плечиками Гостюшка, - я за тобой шла, тётка Марфа.
  - За мной? А своей головы нет? Куда ворочаться-то?
  - Зачем? - распахнула зеленоватые глаза Полька, - мы же к колдунам идем.
  - Ишь, глазищи у нее, как у кошки, - нахмурилась Марфа, - к колдунам она собралась. Пускай Фотька с Фёклой отправляются. Я-то чего?
  - А шла зачем? - удивилась Поля.
  Марфа засопела, повертела в руках грязную тряпку, хотела ею покрыться, но передумала, потом сдернула с головы Поли платок, разорвала его на две косынки, одну кинула девушке, а второй повязалась сама.
  - Девки, поесть нечего?
  -У меня хлебушка кусочек. - Гостюшка протянула Марфе узелок.
  - Яичек я в дорогу захватила, лепешек напекла, - достала провизию Поля.
  - Хорошо, - Марфа потерла руки, - сейчас подкрепимся и с новыми силами домой пойдем.
  - Ты как хочешь, тётка Марфа, а я ворочаться не согласна, - сказала Поля.
  - И я, - поддакнула Гостюшка.
  - Спрашивать вас кто будет, - пожала округлыми плечами Марфа, - молоды ещё думу свою иметь.
  Марфа кинула в рот неочищенное яйцо и съела, хрустя скорлупой. Разломила кусок Гостюшкиного хлеба и меньшую часть протянула девочке:
  - Тощая ты, много тебе и не надо.
  Поля и Гостюшка переглянулись. Гостюшка поделилась хлебом с Полей.
  Марфа растянулась на траве, закинув руки за голову.
  - Девки, гляньте облако, как терем, и крыша острая, и окошечки. Эй, Ксюха, веточку сломи, мошек от меня отгонять будешь пока я сосну.
  - Некогда мне, идти надо, вон там берёза вся зеленая, а макушку будто опалили. След это змеев.
  - Не болтай, чего не знаешь. Засохла макушка.
  -Ты спи, теть Марфуш, а мы пойдем, - девочки поднялись.
  Марфа так и подскочила.
  - Одну бросить хотите? - слезы потекли по ее толстым щекам. - У, обманом из дома вывели, ходи тут с вами, ноги бей. Хоть бы кто пожалел меня, горемычную.
  "Горемычная" достала из-за пазухи полено, прижалась к нему щекой и, подвывая, искоса поглядывала на девочек.
  На лугу бабы ворошили сено. Увидев путниц, направлявшихся к лесу, женщины остановились.
  - Куда путь держите? - спросила одна.
  - Тебе то что, - буркнула Марфа, но тут же опомнилась и расплылась в улыбке:
  - Девицы-красавицы, подскажите, где моя Скородумовка?
  - Вы небось в своей Скородумовке быстро думаете, да долго делаете, - расхохотались женщины.
  - И без вас управимся, - Марфа затрусила вперед.
  - В лес-то не надо ходить, - крикнула вслед одна женщина, - говорят, люди в нем пропадают. Мы только по краешку грибы, ягоды собираем.
  - Буду я тебя слушать, - фыркнула Марфа, - куда мне надобно, туда и иду.
  Гостюшка нахмурилась. Дорожка, по которой они шли, заросла травой, видно было, что по ней давно не ходили и не ездили. Солнце пробивалось сквозь листву, в траве мелькали ягоды, лес звенел и пел, и тревога в сердце Гостюшки приутихла, стала крошечным зернышком. К вечеру путницы еле передвигали ноги.
  - Молчи, молчи, окаянный, - била себя по урчащему животу Марфа, - знаю, что поесть пора, да нечего!
  - Моченьки нет, - поминутно жаловалась тётка, - и куда вы, девки, так бежите, ноги у вас, что ль купленные?
  Голубой цвет неба сгущался, наступала ночь. Деревья стали превращаться в тёмных многоруких великанов.
  - Боязно, - стукнула зубами Марфа, - внутри всё дрожмя дрожит, будто студень.
  Поля и Гостюшка промолчали. Девочки озирались, тропинка нырнула в темноту и пропала, кусты и деревья вытягивали ветки, преграждая путь.
  - Надо спать укладываться, - остановилась Поля.
  Марфа звонко постучала себя по лбу.
  - Где? Я тебе не белка, в дупло не полезу и в норе спать не умею. Да что я, - вдруг заголосила Марфа, - Васенька мой ненаглядный в лесу ночевать будет, неровен час простудится. Ох, обманом из дома выманили. Сейчас бы коровку пригнала, молочка попила, мужиков своих на печку уложила бы и баиньки. Да сердечко мое изболелося. Васенька со мной, а сынок ненаглядный один в избе. Я его перед сном на руках потетешкаю, в макушечку поцелую. Слежу, что б мышка не погрызла. Вернусь домой, найду ли своего сыночка родимого. - Марфа всхлипнула.
  - Но тётя Марфа, - сказала Поля, - зачем ты шла, мы б с Гостюшкой сами управились.
  - Зачем, зачем, - хлюпала носом Марфа, - я ж не знала, что мы домой не вернемся. Для того и шла, чтоб ты не сбежала, чтоб потом тебя по всей деревне позорить.
  Пелагея вздохнула, Гостюшка хмыкнула.
  - Вижу, вижу, - подпрыгнула Марфа.
  - Что? Что ты видишь?
  - Огонёк, вон там. Вперед, девки! Сейчас и поедим, и поспим.
  Тётка бодро зашагала на огонёк, ломая кусты, звонко стукаясь лбом о стволы деревьев.
  Скоро вышли на поляну. На поляне горела свеча, прилепленная к камню. Рядом сидела старуха, она чесала гребнем седые длинные волосы и, набрав большой пук, начала прясть куделю. Старые пальцы ловко и быстро скручивали нитку, кончик золотого веретенца блестел.
  - Вот те раз, - Марфа досадливо повела плечами, - и поели, и попили. Я думала, тут избушка стоит, а тут бабка расселась, куделю прядет. Обманул огонёк, девки. Бабка, избушка твоя где? Мы сходим, хоть погреемся.
  Огонёк горел почти неподвижно. Старуха была словно неживая, двигались лишь её длинные пальцы. Большие круглые глаза медленно открылись, пламя свечи отразилось в них. Поля и Гостюшка едва не вскрикнули, им стало страшно. Гостюшка обняла Полю, прижалась к её груди и слышала как торопливо и испуганно бьётся девичье сердце.
  Старуха жмурилась, бормотала что-то и казалось, даже не заметила подошедших.
  - Ты, хворья, - гаркнула Марфа, - на одно ухо глуха иль на оба?
  Старуха подняла голову, усмехнулась. Тонкая нить сама начала распутываться с веретена, сверкающими кольцами падая вокруг путниц. Кольца ложились друг на друга тонкой, светлой стеной. Они вспыхивали и гасли, ночное небо осветилось их мерцанием. Светлый блестящий кокон быстро рос вокруг Марфы и девочек.
  -Ты чего делаешь, паучье отродье? - оторопела Марфа и завопила - Девки, неспроста это, бежим!
  Поля с Гостюшкой были напуганы до икоты. От Марфиного крика они вздрогнули, подпрыгнули и хотели было удрать с полянки, но натолкнулись на гладкую стену. Гостюшке она уже доходила до подбородка, Поле была по грудь.
  - Перелезайте, пока дальше не выросла, - велела Марфа. Она ухватилась было за край стены, чтобы перекинуть через нее ногу, но, взвизгнув, отдернула руки. С порезанных пальцев потекла кровь.
  Поля и Гостюшка стучали зубами. Свеча горела всё ярче. Искрами загорались и гасли взлетающие кольца. Трясущимися пальцами Поля теребила кончик косы.
  - Ох ты, - старуха причмокнула и качнула головой, - коса-то у тебя золотая.
  - У кого? - изумилась Марфа, - у Польки? Ты, бабка и глухая, и слепая. Полька у нас рыжая.
  Свеча отлепилась от камня, поднялась в воздух, подплыла к девушке и остановилась у застывшего от страха лица Поли.
  Старуха мотнула головой.
  Волосы серебристым потоком взметнулись вверх, свились в косы и легли короной вокруг головы. Старуха поднялась.
  - Еще три птички попались. Ты, бабища глупая, спрашивала, где моя избушка. Так знай, я живу не под соломенной крышей, как ты, убогая, а там, - старуха подняла руку.
  - На небе, - задрожала Марфа, - ой девки-и, - нараспев затянула она, - бабка-то померла.
  - Дура! - в сердцах выпалила старуха, её глаза полыхнули. - Молчи, бестолковая, и слушай, пока охота у меня не пропала рассказывать. Живу я в облачном тереме. Видали вы облачные белоснежные дворцы, на закате их обливает пурпуром солнце. Я, облачная королева, возлежу на подушках. Есть у меня волшебное зелье, благодаря ему, человек становится лёгким и может жить на облачке.
  Марфа перестала стучать зубами.
  - Девки, - обернулась она к Поле и Гостюшке. - Зря мы бабку боялись. Слыхали, чего наобещала, на подушках облачных, говорит, валяться день-деньской будем, солнышко обогреет, месяц сказку расскажет. Да я согласная, вот только Васятку расколдую.
  - Ещё раз дура, - фыркнула старуха. - Кто тебя на подушки-то положит. Линялое облако тебе под спину. Твои товарки у меня по радуге с вёдрами бегают, из речки воду носят, а ты крепкая, будешь в кузне молнии ковать.
  - Баба и в кузне? - изумилась Марфа.
  - А что делать, если по лесу одни бабы да ребятишки шастают. Да и не нужны мне мужики, беспокойства от них много. Мне войско не требуется. Его кормить, одевать надо, опять же плати. А облачным рабам ничего не надобно. Подплывет мой облачный терем к столице, воды в тёмные тучки много уже набрано, половину домов смою, вот напугаются жители, а потом, тех, кто остался буду молниями и огненными шарами жечь. Такого страху наведу, что никто не посмеет поперёк и словцо вымолвить. Буду я Русью править.
  - Да куда тебе, - усмехнулась Марфа, - вон тебя ветром, так и относит.
  Лёгкий ветерок и впрямь приподнимал старуху над землёй.
  - Пожую чёрного хлебушка, мигом потяжелею, сила земли в нем великая.
  - А тебя, златокудрая, - старуха не мигая уставилась на Полю, - особую работу задам. Есть у меня рабыни, волосы у них и красные, и медные, и цвета пшеницы, а таких, как у тебя нет. Будешь ты у меня ткачихой, радугу ткать.
  Старуха пошевелила веретеном, тонкая нить взлетела в воздух, оплелась вокруг талии девушки, образовав плотный и прочный пояс. Поля хотела было сорвать ее, но порезала пальцы.
  - Дурёха, - прошипела старуха, - ты разве не видала, что с бабой случилось. Не хватай нитку, а то без пальцев останешься, мне такая раба не нужна.
  Светало. Старуха плюнула на свечу, та погасла, и медленно поднялась в воздух. Тёмное платье старухи распахнулось огромными крыльями. Старуха взмахнула крыльями и поднялась в воздух, Поля, на нитке тоже поднималась.
  - Высоко, страшно мне! - кричала девушка.
  - Глаза закрой, дурёха, - хохотнула старуха. - На облако тебе нельзя, тяжела ты, здесь тоже не оставлю. Спрячу пока.
  Старуха слилась с тёмным небом. Плач Поли затих, Марфа и Гостюшка остались одни.
  - Улетела Полька, - вздохнула Марфа, - ну и нам домой пора.
  Марфа было повернулась, чтобы уйти с поляны, но натолкнулась на гладкую стену кокона, сплетённого старухой.
  - Без Поли не пойду, - сказала Гостюшка.
  - Ещё чего, - отмахнулась Марфа.
  - Не пойду, её спасать надо.
  -Охота тебе Польку вызволять - давай. Топай на небушко, а я домой, потороплю Фотьку с Фёклой, пускай к колдунам отправляются. Правда, милый? - Марфа достала из-за пазухи полено и громко его чмокнула. - Видишь, Васяточка, - пожаловалась Марфа, - наплела паучиха гладких стен. Слышь, Ксюшка, - недоуменно развела руками Марфа, - да мы как в колодце. И стена гладкая, не вскарабкаешься, а вскарабкаешься до крови порежешься. Чего делать-то?
  - Хи-хи, - послышалось сверху. На нитке, тянувшейся из розового облака, как на качелях раскачивалась старуха. Ее длинные седые волосы опять были распущены и при движении вздымались вверх, как полотно, когда его встряхивают.
  - Польку куда дела? - задрала нос Марфа.
  - Спрятала. Похлебает кисельку, через денек другой лёгонькая станет. Сама в небо поднимется. И вы, девки, вволю ешьте.
  Старуха окунула руку в облако, достала миску, горшок и половник. Миску бросила на землю под ноги Марфе и Гостюшке, помешала половником в горшке, прищурилась и ляпнула большой ком в миску.
  - Налетайте, девки, - захохотала старуха, - жду вас к себе.
  Старуха поднялась на нитке в облако.
  - Хорошо ей, - прошептала Марфа, - лежит себе в облаке на подушках, а мы заперты.
  - Взяла бы я из дома колечко, - прошептала Гостюшка.
  - Какое?
  - Да так.
  Марфа окунула палец в миску, брезгливо сморщив нос, понюхала варево.
  - А пахнет хорошо! Ой, вкусно-то как! Сладенько!
  - Не ешь, тетя Марфа. Ты же слышала, как старуха говорила, что легкими от этой еды делаются.
  Марфа зачерпнула ладонью варево и отправила в рот.
  - Пузо так подвело, что угодно съешь. Все равно из этого колодца не выбраться. И ты ешь, Ксюшка.
  Гостюшка замотала головой.
  - А Польку как выручать собралась? Ты с земли ее не достанешь.
  Гостюшка подумала, вытерла слезы и тоже зачерпнула ладошкой варево.
  - Ох, прямо летать охота, - Марфа похлопала себя по животу. - Вот пища у старухи странная. Я дома как хлебова наемся, так и встать лень, а после старухиного киселя и легко и свободно.
  Марфа высоко подпрыгнула и заверещала от удовольствия.
  - Гляди-ка, Ксюшка, как на качелях.
  "И чему радуется, глупая", - подумала Гостюшка. Девочка тоже чувствовала в теле необыкновенную легкость, но это ее не радовало.
  - На, еще поешь кисельку, - старуха выглянула из облачного терема, - а то тяжеловата.
  - Да я как перышко, вот карга бестолковая, - ругнулась Марфа.
  - Перышко полетает, полетает и на землю упадет, а тебе на облачке жить нужно. - Старуха ляпнула в миску еще ком киселя. - Ешьте, девки, вволю. А тебе, толстомясая, я еще припомню и глухую, и слепую, и каргу. Я ничего не забываю.
  Старуха зевнула, помотала головой, потянулась и скрылась в облачном тереме.
  - Давай, грози, - Марфа принялась уписывать кисель за обе щеки, - Сейчас поднимусь над стеной, на ту сторону перекачусь да и убегу, ищи меня бабка.
  Марфа доела кисель, не спросив Гостюшку не хочет ли та еще подкрепиться, оттолкнулась ногами от земли, взвизгнула и поднялась над стеной.
  - Ой, Ксюшка, прощевай, в Скородумовку я полетела.
  - Смотри об землю не расшибись, пташка, - старуха высунула нос из облака. - Прожорливая какая, никто на первый день в небо не поднимался. Две миски киселя за раз уплела, Не прокормишь тебя.
  - Свое теперь есть буду, не печалься, старая, - Марфа взмахнула руками, перекувыркнулась в воздухе.
  - Ишь, молодайка выискалась, - прошипела старуха, ловко кинула тонкую прочную нить, она обернулась вокруг пояса Марфы. Старуха дернула за нить, втянула раскричавшуюся от возмущения бабу в облако.
  Слизистый ком шлепнулся в миску.
  - Поешь, девка, - крикнула старуха из облака, - а я пока твою товарку на работу определю.
  Гостюшка села на травку, хлюпнула носом и уткнулась лицом в коленки. Послышалось ласковое воркование и хлопанье крыльев. Сизая голубка села на плечо девочки, гостюшка открыла глаза, вытерла слезы.
  - Голубушка, миленькая, прилетела. Как ты меня нашла? Ой, да тяжелая ты какая, или это я легкая стала.
  - А что у тебя в клювике? - Гостюшка подставила ладошку, и в нее упало тоненькое колечко.
  - Ох, маменька передала. Милая голубка, знала бы, как мне хочется увидеть маменьку, в глаза ей заглянуть. Лети, голубушка, поцелуй за меня маменьку.
  Голубка заворковала, взмахнула крыльями и улетела.
  Гостюшка провела кольцом по стене, появилась дверь.
  - Толкну ее сейчас, - проговорила девчушка, - и смогу убежать от страшной старухи, из этого леса. Вернусь в родную Скородумовку и никто меня за это не осудит, никто не скажет струсила, мол, Гостюшка, бросила в беде подружек своих. И только один человек попрекнет: я сама, так и буду думать о Поле, о Марфе. И после того, что здесь произошло, посмеют ли бабы в путь пускаться. Или так и будут поленья обнимать и гладить и слезы над ними лить. Ну уж нет, никуда я не пойду.
  Гостюшка запечатала дверь, наклонилась к миске, подцепила пальцем кусок густого киселя и через силу проглотила.
  Вечер и ночь девочка сидела запертая за стеной, звезды светили ей, с ужасом девочка чувствовала, как ее слегка приподнимает над землей и опять опускает. Утром, доев последний кисель, Гостюшка поднялась к облачному терему.
  Старуха ждала ее.
  - У меня будешь служить, - сказала старуха, - может посметливей окажешься, чем другие девки. Без моего ведома спать не ляжешь, ресницами не взмахнешь, на каждый чох разрешение спрашивай. Вставать будешь, когда солнечный лучик в окошко заглянет, ляжешь, когда месяц на небо выкатится. Старуха принялась загибать пальцы, перечисляя обязанности Гостюшки, у девчушки закружилась голова, слова слились в гул.
  - А звать меня станешь госпожа Коварна. Поняла?
  - Поняла.
  - Дурам деревенским по десятку раз все объяснять надобно. Нужно говорить: поняла, госпожа Коварна.
  - Поняла, госпожа Коварна, - тихо проговорила Гостюшка.
  - Сегодня Ветерочек-мой дружочек в гости придет, мне с ним потолковать надобно, так что бери ведерко, принеси водицы, да все вымой хорошенько.
  - Откуда воду брать? - робко спросила Гостюшка.
  - Ой, совсем глупенькая. Из речки, откуда еще. Радугу новую соткали, видишь, горит-светится, беги по ней, поторапливайся. Здесь ведерко возьмешь. - Старуха ткнула когтистым пальцем на маленькую дверку, за которой стояли ведра, лежали тряпки, растопыривала прутья метла.
  Гостюшка подхватила ведерко, выскочила из облачного терема. Перескакивая по маленьким облачкам добежала до гладкой, разноцветной дорожки. Женщины и девочки в белых передниках с ведрами в руках садились на дорожку и со смехом съезжали к речке, набирали воду. Возвращались медленно, осторожно ступали, боясь поскользнуться. Девчушка села на радугу, прижала к груди ведерко, оттолкнулась и сердце замерло в груди!
  - Ух! В нашей Скородумовке таких крутых горок нету.
  Назад по радуге Гостюшка никак не могла подняться, несколько раз поскальзывалась и падала в речку. Да и ведро, хоть и было небольшим, казалось неподъемным.
  - Эй, копуха, - крикнула одна женщина с вершины радуги, - долго возиться будешь? Мы уж по дюжине ведерок перенесли, а ты одно никак не подымешь. Думаешь, цветное коромысло до вечера гореть будет? Ох, попадет тебе от госпожи. Она нерасторопных не любит.
  Гостюшка взглянула под ноги: разноцветная дорожка поблекла.
  - Бочком ступай, - кричали женщины.
  Идти было тяжело, ноги скользили, вода расплескивалась.
  - Давай, быстрей, милая, - кричали женщины, - исчезнет сейчас радуга.
  Гостюшка пыхтела, когда оставалось всего пару шажочков, радуга погасла, но женщины протянули руки, крепко ухватили девочку и втянули ее на облако.
  - Уф, успела, - вздохнула Гостюшка, - а то на кусочки об землю бы разбилась.
  - Вот и видно, что ты здесь недавно, - рассмеялись женщины, - не привыкла еще, что мы легче пуха лебяжьего. Не упадешь ты и не разобьешься, а будешь летать с облачка на облачко перепрыгивать. Хорошо, если Ветерок, Коварнин дружок, смилостивится и тебя назад занесет. А то так и будет по небу носить.
  - Ты у Коварнихи в служанках? - спросила маленькая девочка Гостюшку. Гостюшка кивнула.
  - Работы у нее вроде не много, не то что ведра день-деньской носить, пока спина не онемеет или за ткацким станком гнуться, радугу ткать. Каждый день новая радуга с неба спускается. Без нее мы и водицы не наберем.
  - Спину у Коварны на службе не сломаешь, - вздохнула одна женщина, да уж очень капризна старуха. От каждой пылинки в ярость приходит. А когда злится, косами по ногам сечет. Больно!
  - Отчего ведра здесь такие тяжелые?
  - Это не ведра тяжелые, - засмеялись женщины, - это мы легонькие. Потому у Коварны и ведерки крохотные, большое мы не поднимем. Старуха новеньких в служанки берет, помыть, почистить - дело нетрудное, но главное за нарядами ухаживать.
  - А она над ними трясется, - пискнула маленькая девочка, - особенно над звездным платьем. Прежде чем до него дотронуться руки с щелоком вымыть надо.
  - Не слыхали, где тетка Марфа?
  - Здоровая, толстая? Да в кузне, молнии кует.
  - Ах лодырюги, только и умеете языками молоть, - послышался визгливый голос, самой Коварны не было видно. Женщины и девочки подхватили ведерочки и побежали по своим делам, попрятались в облаках.
  - А ты, негодная, первый день работаешь и туда же...Забылась, лапотница. Не у себя в деревне.
  Гостюшка заспешила в покои госпожи, сунулась было в кладовочку, ухватила метлу, но метла не давалась, кололась прутьями.
  - Поставь на место, - велела Коварна, - это моя метелка, я на ней по ночам летаю.
  Гостюшка оторопела:
  - Так ты ведьма!
  - А ты как думала, - расхохоталась старуха, - кто еще заблудших путников в сети ловит, в рабы к себе забирает? Кто всех обманет, чтобы царствовать на Руси? Пойду гляну, как новая раба молнии кует.
  Коварна ушла, Гостюшка осталась в тереме одна. Высокий бело-голубой свод поддерживали витые столбики. На столике перед трехстворчатым зеркалом стояли бутылочки, склянки, лежал костяной гребень. Гостюшка заглянула в зеркало и расхохоталась, увидев конопатую девчонку, показала ей язык, сделала нос, но, вспомнив о наказе хозяйки, принялась мыть и чистить.
  Когда все в покоях сверкало и блестело, а сама Гостюшка еле держалась на ногах, вернулась старуха.
  - Хорошую рабыню я себе добыла, - довольно потерла она руки, - сильная, спорая, молотом как мужик размахивает.
  Сморщив нос, Коварна провела пальцем по столику:
  - Не очень-то старалась. Сегодня еще прощу, а уж в следующий раз не жди от меня милости, высеку. А сейчас подай мне звездное платье, вот-вот Ветерочек мой дружочек прилетит. Что смотришь? Вон там за занавеской висит.
  За бледно-голубым пологом на крючках висели платья Коварны.
  - Да поосторожней, не порви, такого платья ни в одной лавке не купишь, из звездного света оно соткано.
  Гостюшка замерла от восхищения: платье было расшито маленькими звездочками, они загорались и гасли, голубые, розовые, зеленоватые. Невесомое платье само соскользнуло с крюка на руки девочки.
  Коварна уже стояла в длинной белой рубашке. Распущенные седые волосы старухи падали до пола. Коварна вытянула худые жилистые руки, нырнула в платье, а вынырнула черноокой красавицей. Довольная, дотронулась гладкой рукой до упругих щек, намотала на тонкий пальчик смоляной локон и хохотнула:
  - Люблю это платье, оно как-то свежит. Жаль поизносилось, боюсь лишний разок и надеть. Что стала, рот раскрыла? - грубо крикнула Коварна на Госюшку, - пошла отсюда, негодная.
  Гостюшка кинулась было бежать, но на пороге была сбита дюжим молодцом. Копна вьющихся непослушных волос молодца развевалась.
  - Коварнушка! - крикнул молодец, раскрывая объятия.
  - Ветерочек, - проворковала Коварна, - где был, что делал?
  Спрятавшись за пологом, девочка рассматривала занятного гостя.
  - По морю сегодня гулял, волны поднимал, корабли топил.
  - Ах, ветерочек, милый дружочек, ты с моим облачным теремом не шути, не играй, в дальние страны не уноси. Ложись ко мне на колени, я твои буйные волосы причешу.
  Коварна села на широкую скамью, обитую бархатом, Ветер лег ей на колени, и старуха
  начала чесать костяным гребнем густые спутанные волосы Ветра, он сонно прикрыл глаза:
  - Отдохнуть что ли?
  - Отдохни, поспи, - ворковала Коварна, - был буйный ветер, стань ласковым ветерком.
  ...Дни бежали. Одно развлечение было у девочки: прокатиться по радуге. В это время можно было перекинуться словцом с женщинами и девочками. Они, хотя и выполняли тяжелую работу, но были вместе. Каждый раз, подбегая к радуге, девочка смотрела на черную тучу, в которой грохотало и сверкало.
  - Марфа, верно, там, - шептала Гостюшка.
  Земля с облака казалась далекой и чужой. Все реже вспоминался родной дом, голос матери, поначалу будивший чуть ли не каждую ночь, становился все глуше, тише, пока совсем не исчез. Бывало, за день Гостюшка о доме ни разу и не вспомнит, порой она думала, что всегда жила у Коварны на облаке.
  В покоях Коварны перегородки были словно из белых кружев, стены завешаны тканью. Нужно было оттереть до блеска каждую завитушку, листочек и шишечку на перегородке, пройти по всем складочкам ткани, потому что одна-единственная пылинка приводила Коварну в бешенство. Волосы старухи начинали тут же свиваться в тонкие плети и сечь по ногам. Гостюшка перетряхивала постель старухи, взбивала легчайшую перину, чистила хозяйкины туфли, на которых никогда не было и крохотного комочка грязи, мыла безупречно чистые полы, стирала белье, развешивая его потом позади терема на веревке. Давно научилась девочка легко взбираться по радуге, иной раз под старухиным приглядом варила кисель, что давал легкость телу.
  Как-то Коварна сидела у трехстворчатого зеркала. Солнечные зайчики вспыхивали на гладком стекле, прыгали по баночкам и флакончикам на столике.
  - Кыш, кыш, - ругнулась старуха и затрясла на зайчиков рукавом. Коварна расчесывала седые волосы и любовалась на свое отражение.
  - Не смогла я завоевать Русь, когда была молода и хороша собой, но теперь-то стану царицей. И не нужно мне обольщать ваших царей. Залью водой город, запалю молниями. Не будет русским людям спасения ни в домах, ни в горах. Весь русский народ передо мной на колени встанет, пощады просить будет.
  Коварнины слова обожгли Гостюшку, девочка, бросила тряпку, которой терла пол:
  - Никогда такого не будет!
  - Лапотница, - старуха даже не повернула головы в сторону девочки, - от земли далеко, а о земном никак не забудешь. Тебе ли рот раскрывать, - вон поди, крестьянка.
  - Соберется народ русский... - не унималась Гостюшка.
  - Ну и что будет-то? - рассмеялась Коварна, продолжая рассматривать свое отражение в зеркале, - пускай собирается, чем гуще, тем лучше. Я богатырей ваших огнем пожгу, бурей размету. А меня в облачном тереме никто не достанет. А ты, раба, иди платье мое молодящее почисти, а то звездочки потускнели. Возьми мягкую тряпочку. Дыхнешь на звездочку, тряпочкой до блеска потрешь. Сегодня придет жених мой - Ветер буйный, Ветер ласковый, я перед ним во всем блеске появиться хочу.
  Гостюшка пошла в маленькую комнатку с нарядами. Хоть и короток был разговор с Коварной, а всколыхнул всю душу. Девочка вспомнила братишку Степушку и всхлипнула. Звездное платье слабо мерцало - звездочки едва светились. Гостюшка дохнула на звездочку, потерла, но не заметила, как зацепила ветошью острый краешек, дернула, тончайшая ткань расползлась.
  - Ой, - испугалась Гостюшка, - что я наделала!
  На невесомой ткани, цвета ночного неба появилась дыра. Солнечный зайчик нырнул в нее, вынырнул, пробежал по звездочкам, и они загорелись.
  - Убьет меня Коварна, - заплакала Гостюшка. - Засечет косами. Ой, что же мне делать?
  Девочка принесла иголку с ниткой, но зашить платье не смогла, ткань таяла под иглой.
  - Не простит меня Коварна, - причитала девочка, - побегу к Марфе в кузню, может она меня спрячет.
  Гостюшка высунула голову из комнатки, Коварна сидела перед зеркалом и любовалась на свое отражение. Гостюшка на цыпочках пробежала по зеркальному полу и шмыгнула в дверь.
  Грозовая туча вспыхивала багровым пламенем и ухала. Мощные удары молота были слышны уже на подходе. Гостюшка отворила дверь. В печи горел огонь. Кто-то огромный, широкоплечий с мускулистыми руками бил молотом по наковальне. Пламя освещало черное лицо с блестящими глазами.
  - Марфа! - воскликнула девочка. - Да это, верно, не ты.
  Кузнец опустил молот и повернулся к девочке.
  - И впрямь Марфа! - оторопела Гостюшка, - да ты как анчутка, вся прокопченная. Что старуха из тебя сделала. Сроду ты красавицей не была, а сейчас и вовсе на бабу не похожа.
  Черной тряпкой Марфа вытерла потное лицо.
  - Иди отсюдова. Работать мешаешь. Мне еще дюжину молний сегодня выковать надо.
  - Да знаешь ли ты зачем их куешь? Чтобы города русские, села огнем жечь!
  - Хозяйка велела на совесть трудиться. Не могу я ослушаться. Что мне до городов русских, до селений я в облачном царстве-государстве живу.
   Марфа плюнула на ладони и ухватила молот.
  - Очнись, Марфа. Что с тобой сделала злая старуха! Я тоже как и ты в забытьи ходила, про свой дом не вспоминала. Мы же вместе с тобой и Полей шли, хотели мужиков скородумовских расколдовать, - заплакала Гостюшка и кинулась было к Марфе, но тетка сильной рукой отодвинула девочку в сторону.
  - Уйди, зашибу. Эх, жару маловато, - вздохнула Марфа, - надо бы в печь дровишек подбросить, и как назло ни одного полена не осталось. Ох, - спохватилась баба, - как же я забыла, мешается, в бок толкает, сучком колет, - в печку его! - И тетка достала из-за пазухи березовую чурку.
  - Ума ты что ли лишилась? - взвизгнула Гостюшка, - это же твой муж Васяточка.
  - Не знаю никакого Васяточки, - басила Марфа и, прикрыв один глаз, прицелилась, чтобы зашвырнуть полено в зев печи. - Жару, жару поддать надобно!
  Но полено вырвалось из руки глупой бабы и само хорошенько поддало ей. Марфа осела, завертела глазами.
  - И не первый уже раз, - пробормотала она, - давеча так садануло, что круги перед глазами поплыли.
  - За дело тебя, - ревела Гостюшка, - уму-разуму муж учит.
  - В печку, в печку, - деловито сказала тетка, - плохое полено, драчливое.
  Гостюшка обняла Марфу, прижалась к ее боку, - И я, тетка Марфа, чуть не забыла Скородумовку нашу, летом зеленую, веселую, зимой белую, снегом засыпанную. Тятя мой и братик Степушка под мамкиным присмотром в избе чурками лежат. А твой-то сыночек как? Забрал его кто из нетопленной избы или так и остался в холоде? Ждут наши мужики, когда их расколдуют, а ты молнии для Коварны куешь, чтоб они Русь дотла спалили.
  Тусклые глаза Марфы оживились, она отшвырнула молот, взяла за руки Гостюшку:
  - Ксюшка, ты ли? Я тут как безумная, ни дня, ни ночи не знаю, молотом бью, Да пропади Коварна с этими молниями! Васяточка, прости женушку свою неразумную. - Марфа громко чмокнула чурку. - Вот ведьма старая чего умудрила.
  - Она и есть ведьма! Ой боюсь я ее, тетка Марфуша, до смерти меня косами засечет, я платье ее порвала. Коварна его как наденет, сразу молодой становится, красивой.
  - Бежим отсюда, Гостюшка, уж как-нибудь скумекаем, что дальше делать.
  - Поздно. - Гостюшка приложила ладонь к уху. - Коварна хозяйство свое проверяет, покрикивает.
  - Ну-ка девки, бабы, показывайте, сколько воды наносили, - грозно спрашивала Коварна, - Ух, хорошо, полна туча. Завтра на столицу пойду, пора, пора. Придет ко мне Ветерочек-мой дружочек, все с ним обтолкуем.
  Раздался дребезжащий смех Коварны.
  - Сюда идет, - ахнула Гостюшка. - Видать молнии проверить хочет, убьет она меня, тетка Марфа.
  - Да я ее этим молотом так и пришлепну, - расхрабрилась Марфа, - и Васяточка мне поможет.
  Дверь распахнулась. В светлом проеме стояла старуха, ее волосы, свивались кольцами, как живые шевелились на костлявых плечах.
  - Ох, - Марфа отступила на шаг назад, - как нет ее, вроде и не страшно, как увижу, - податливая становлюсь, как дно болотное, будто и костей во мне нет.
  Гостюшка нырнула за спину Марфы, но зоркие глаза Коварны рассмотрели девочку.
  - Негодная, мало, видать, я тебе работы даю. Привыкла в своей деревне в грязи, с телками да козами в одной избе жить, думаешь в своем тереме я беспорядок терпеть стану!
  - Все перемыла, перечистила, госпожа, - еле слышно проговорила девочка.
  - Ты девку не обижай, - примирительно сказала Марфа, - Гостюшка у нас трудолюбивая.
  - Плохо молотом машешь, - нахмурилась Коварна, - если силы остаются мне перечить. Ух, дура криворукая, я ж тебе говорила молнию к молнии класть, чтоб не поцарапались. Что ты их по всей кузне раскидала. Бери ветошь и начищай, чтоб к утру ярче солнца сияли. Жечь Русь завтра буду.
  Полено, словно прислушиваясь, высунулось у Марфы из-за пазухи.
  - Дрова мои воруешь! - рассвирепела Коварна и протянула когтистую руку к полену.
  - Не трожь! - рявкнула Марфа и шлепнула старуху по руке.
  Волосы Коварны сплелись в плетки.
  - Высеку! - зашипела старуха, - как посмела ты меня ударить!
  Но Марфа ухватила молнию и наставила острый конец на Коварну.
  - На меня Васяточка сроду руки не поднял, тебе на печке года доживать, а ты грозишься!
  - А-а-а,- завопила старуха, - против меня идешь, голодом строптивиц заморю!
  Дверь захлопнулась, в кузне стало темно, лишь огонь из печи освещал пространство.
  Марфа поцеловала полено, любовно погладила его.
  -Что ты, Васяточка, в неурочный час головенку-то высунул. Ух и любопытный.
  - Из-за пустяка разозлилась, - опечалилась Гостюшка, - что будет, когда испорченное платье увидит.
  - А мы и ждать не будем, бежим. Где-нибудь за облачком спрячемся.
  Мощным плечом Марфа толкнула дверь.
  - Заперла старая ведьма. Да не с той ты связалась. Нет на свете такой двери, которую я не смогла бы осилить.
  Марфа отступила на несколько шагов и, с разгона ударившись об дверь, сползла на пол.
  -Та-ак, - проговорила баба, - меня ты выдержала, посмотрим, как молот выдержишь.
  Но дверь выдержала и молот.
  - Уф, что за дверь такая, не иначе как заколдованная, - Марфа вытерла потный лоб. - Погубит нас карга старая. Пропадем мы с тобой, Ксюшка, и мужиков своих не расколдуем.
  Гостюшка всхлипнула.
  Марфа опустилась на пол, где разметались молнии. В свете печного жара они блестели.
  - Может молнией попробуем? - спросила Гостюшка.
  Марфа нехотя встала, метнула в дверь одну молнию, вторую.
  - Как ежик в иголках, - Марфа обреченно махнула рукой, - силы в этих молниях ещё нет.
  Гостюшка вытерла слезы, что-то царапнуло ее по щеке.
  -Колечко! - воскликнула девочка, - колечко-то мое.
  Гостюшка подскочила к стене, провела по ней кольцом и открылась дверь.
  - Вот чудеса! - Марфа взмахнула руками, - чудеса, - повторила уже медленнее, с раздумьем, - чу-де-са. Где-то у меня прут валялся, вот я тебя! Теперь понятно, как Бы в мою избу попал. А бабы уж надо мной смеялись, смеялись. Погоди, вернемся домой, я тебе покажу! - Марфа погрозила девочке закопченным пальцем и шагнула в дверной проем.
  - Ох, солнце как светит. Небо синее, красота кругом. А я в кузне темной дни и ночи проводила, часы от сна урывала, чтоб лишнюю молнию выковать. Веришь. Ксюшка, я за всю жизнь столько не работала.
  - Верю, конечно, - усмехнулась девочка.
  При свете солнца Марфа казалась еще грязней, будто в печке спала.
  - Ишь, зубы скалит, - Марфа уперла руки в бока, - тебе ли хохотать, вот увидит старуха платье...
  - А-а-а,- пронеслось над облаками, - порва-а-ала, порва-а-ала. Засеку, до смерти засеку.
  От страха Гостюшка присела.
  -Ты чего? - загромыхала Марфа, рывком ставя девочку на ноги, - некогда рассиживаться.
  Марфа ухватила Гостюшку за руку и затопала по облачной мостовой.
  - Небо большое, - пыхтела она, - где-нибудь да скроемся. - Ого, - Марфа остановилась, - перед ней простиралось синее небо без единого облачка.
  - Все, погубит нас старая, прощай, Ксюшка. Ты зла-то на меня не держи, и я на тебя за Бы не обижаюсь. - По чумазой щеке поползла слеза. - Я хоть шумливая, а в душе добрая. Не о себе я жалею, Ксюшка, а о том, что и в путь мы бестолково отправились и не помогли никому, пропадут наши мужики, и сыночек мой, кровинушка моя...- Марфа завыла в голос.
  Гостюшка всхлипнула. Обернувшись, она увидела Коварну. Та шла не торопясь, волосы, свитые в плетки, переползали с плеч на спину.
  - Облака, облака, разойдитесь, - заплакала девочка, - не дайте ей к нам подойти.
  Но старуха, видя, что облака, поддавшись просьбам девочки, хотят уйти из-под ее ног, клюкой цепляла их нежные бочка, грубо разрывая невесомую дымку.
  - Вот и смерть пришла, - спокойно сказала Марфа, - а я все думала, какая она. Страшная! Раз в голодную зиму к нашей избе волк вышел, у него глаза, как у этой старухи были.
  Марфа с Гостюшкой обнялись. Но тут, едва не задев их, из облака над головой упала разноцветная только что сотканная радуга.
  - Садись, Марфа, - прыгая на цветную дорожку крикнула Гостюшка, - поехали.
  Они съехали в речку, ухватились за радугу, дернули, и блестящее гладкое полотно обрушилось на их головы.
  - А-а-а -, кричал кто-то - о-о-о!
  - Полька, ты что ли, - Марфа изумленно смотрела на девушку, сидевшую на ворохе радуги.
  -Гостюшка, Марфа, - взвизгнула Поля, - а я сегодня закончила радугу ткать, спустила ее к речке, хотела верхний конец хорошенько закрепить, чтоб не упала, а тут кто-то дерг, я и полетела вниз.
  Поля хотела было встать, но тут же взлетела в воздух, Марфа еле успела ухватить ее за юбку.
  - Удрать вздумали, - Каверна сверху грозила кулаком, - зря за радугу держитесь, растает она скоро, сами ко мне подымитесь. Больше вам деваться некуда. - Коварна захохотала, отстегала косами девчушек, высунувших любопытные носы и зашагала в свой терем.
  - Камешки из речки берите, - сказала Гостюшка, - они нам взлететь не дадут.
  - И правда, - Поля вытащила их прозрачной воды круглый голыш, - держи, тетка Марфа, а то улетишь, неровен час.
  - Мал камень, а тяжел, - удивилась Марфа.
  - Это в нас весу нет, - сказала Гостюшка, засовывая в карман фартучка голыш.
  Прятаться решили под деревьями, Марфа ринулась к старому дубу, росшему рядом с рекой, прижалась к его стволу и, задрав голову, смотрела на облачный терем.
  - Надо же, вот колдунья, как хорошо глаза отводить умеет, - снизу и не поймешь, что это терем, так, облако кудрявое.
  - Не сможет нас Коварна достать, - засмеялась Поля.
  - А ну как опять на нитке раскачиваться начнет, - спросила Марфа.
  - Ей не до того, - успокоила тетку Гостюшка, - она Ветер в гости ждет, платье чинит
  - Девки! - Марфа повела носом, - хлеб пекут! Чуете? Хоть бы корочку сухую погрызть кто дал. Так хлебушка хочется, надоел кисель Коварнин.
  Гостюшка принюхалась: теплая, душистая волна плыла в воздухе.
  - Так бы запах и поела. Ам, ам, - Марфа принялась хватать ртом воздух.
  Поля прыснула.
  - Невмоготу, - пожаловалась Марфа, - я ж с утра и кисельку не похлебала, все молнии ковала. Вы, девки, как хотите, а я пойду. Если люди добрые - попрошу кусочек, а если злые...Марфа огорченно вздохнула
  - Так не евши и останешься, - качнула головой Поля.
  - Куда там, - фыркнула тетка, - сама возьму, - и, задрав рукав, показала бугристую, как у крепкого мужика руку. - Зря что ли в кузне молотом махала.
  Марфа зашагала на запах.
  - Иди, иди, - кричала с облака Коварна, - хорошо тебя встретят, я-то знаю.
  Марфа подняла голову.
  - Эй, Коварниха, что у тебя там в руке блестит, неужто иголка. Платьишко чинишь, образину свою морщинистую прикрыть хочешь? Не выйдет, что Ксюшка порвет, ничем не зашьешь. А то Ветерочек-мой дружочек. Тьфу.
  Скоро вышли на лужайку, где стояла добротная изба с кружевными ставеньками и петухом на крыше, поворачившем нос по ветру.
  На крыльцо вышел молодой хозяин. Смоляные волосы копной падали на плечи. Хозяин поправил пышные черные усы, пригладил бороду. Вертанулся раз другой на каблуках красных сапог, завертелся вихрем и улетел.
  - Ох, - Марфа села, сбитая порывом ветра, Поля с Гостюшкой едва успели ухватиться за подол ее юбки: ветер едва не унес их. - Хорошо камнями карманы набила.
  - К Коварне полетел, - задрала голову Гостюшка.
  - Пускай на невестушку без прикрас посмотрит, - ухмыльнулась Марфа. - Пойдем, глянем, кто у него в избе хозяйничает.
  -Бежать нам надо,- Гостюшка ухватила тетку за руку.-
  -Еще чего. Есть я хочу, понятно? Меня отсюда дюжиной лошадей не вытянуть.
  Марфа, открыв дверь вошла в просторную избу. В избе было опрятно и тихо. На столе, на чистом полотенце отдыхали ковриги хлеба. Хозяйка достала последний золотистый каравай из печки и положила его к остальным.
  - Есть, есть хочу.- Марфа с безумными глазами кинулась к столу.
  -Куда? - маленькая старушка в беленьком платочке стала на пути высокой статной Марфы.
  -Хозяевам здоровья не пожелала, на красный угол не перекрестилась, ишь, басурманка какая.
  Марфа напирала на старушку, стараясь пройти к столу. Но та, хоть и едва доставала до груди незваной госте, не уступала.
  -Простите ее,- едва слышно попросила Гостюшка,- с голоду у тетки Марфы в голове помутилось. Соскучилась она по человеческой еде после Коварниного киселя.
  - Хлебушка, хлебушка, - бубнила Марфа, тщетно пытаясь оттеснить старушку. Но та была на удивление сильна.
  - Бабульк, - сказала тетка - с виду ты мала и слаба, а я крупна и здорова, а никак тебя не осилю.
  -Ты когда в чужой дом входишь,- усмехнулась старушка,- прежде спроси, как хозяев звать-величать. Я мать Ветра - Буря. Столетние дубы с корнем выворачиваю. С тобой ли мне не справиться. А вы, стало быть, от Коварны сбежали,- глаза старушки сузились.
  -А пойдем, девки, отсюда,- равнодушным голосом вдруг сказала Марфа и попятилась к двери - что-то мне и есть расхотелось.
  - Без спросу пришли, без спросу уйти захотели - нахмурилась Буря. - Коварна не сегодня-завтра невестушкой моей станет - ее недруги-мои недруги.
  - Невестушкой-гоготнула Марфа-да она старее тебя!
  Старушка открыла было рот, чтобы ответить, но тут в трубе завыло, засвистело, ставни захлопали. Ромашки на лугу пригнулись к земле, верхушки деревьев закачались.
  - Ветерочек возвращается, да не в духе. Ну-ка девки, отходите от двери, а то Втерочек мой сыночек до смерти вас зашибет.
  Едва Поля и Гостюшка успели отскочить, как дверь слетела с петель и на пороге появился Ветер. Он зло смотрел из-под насупленных бровей.
  - Ветерочек, мой сыночек, что смурной сегодня? - ласково пропела Буря.
  - Не видал я сегодня Коварны. Старуха на облаке сидела, щербатые зубы скалила, говорила, расстроена Коварна сильно. Три рабыни от нее сбежали, не показала красавица своего лица.
  - Красавица - не выдержала Марфа. - Та старуха и есть Коварна.
  - Тш-ш-зашипели Поля и Гостюшка, но было поздно: Ветер сел на лавку и уставился на Марфу.
  - Ума ты, баба, лишилась, - угрюмо сказал Ветер.
  - Молчи, глупая, - замахала на Марфу Буря.
  Но тетка то ли от голода, то ли от страха не могла остановиться.
  - Как наденет Коварна платье звездное, так сама красота. Снимет - старуха седая. А хитра, а зла, думаешь зря ее Коварна зовут
  Марфа раскраснелась:
  - Это тебе в глаза она: Ветерочек, мой дружочек. А как ты улетишь, начинает потешаться: ой, да ветер мне и нужен, что б белье лучше сохло. На телеге меня без лошадей катать будет.
  - Вон оно как, - прищурилась Буря - ну Коварна!
  - Врешь!- взревел ветер. Занавесочки чуть не слетели, веник, как живой побежал по полу.
  - Тише, сынок, - избу нашу разметаешь.
  -У. Коварна она такая. Я, говорит, ветер оседлаю, над Русью на нем летать стану. Вечерочек-мой конечек. Говорит, как стану царицей Руси, ветер у меня посыльным будет, а коли заартачится, я его молнией.
  - Врешь! -гаркнул Ветер.
  - Никогда! - честно ответила Марфа, блестя чумазыми щеками, и положила руку на грудь. - Вот и Васяточка мой подтвердит, муженек мой ненаглядный.- Марфа достала полено и нежно его поцеловала.
  - Говорила я тебе, втемяшивала, неспроста Коварна у нас появилась, - завыла Буря. - Жену и быка не бери издалека. Кто такая, какого роду племени, ничего же не знаем!
  - Царица она шамаханская - важно сказала Марфа.
  - Молчи, дуреха, той уж под сотню будет.
  -А Коварне столько и есть. Ты б на нее без звездного платья посмотрела.
  - Посмотрим, - мрачно сказал Ветер. Втал с лавки, подхватил Марфу, Полю и Гостюшку, взвыл, крутанулся на каблуках и вылетел из избы.
  Следом мчалась Буря.
  - А-а-а, - вопила Марфа, кружась в воздухе, как осенний лист. Поля и Гостюшка, ухватив ее за юбку попискивали и повизгивали.
  Ветер плюхнул всех троих перед теремом.
  - Коварнушка, - грозно крикнул Ветер. - выгляни в окошко. Красавица, покажи свое лицо.
  - Я ж велела утром приходить, - послышался капризный голос.
  - Соскучился, - Ветер тяжело дышал и старательно прятал ярость.
  - Как же выглянет, покажет образину, - злорадствовала Марфа, но тут окошко отворилась и во всей красе предстала Коварна. Черные волосы короной венчали голову, округлые щеки нежно румянились, алые губки недовольно надулись.
  - Починили! -ахнула Марфа, и приложила руку к груди. -Васяточка. Слышишь, муженек мой ненаглядный. Поспела гадина.
  Марфа задумалась. Почесала конопатый нос и наклонилась к уху Гостюшки:
  - А мож ты выдумала все про волшебное платье?
  - Какое платье? - спросила Поля.
  - Рассказала Ксюшка, что платье это звездное волшебное, молодит оно Коварную. Ведь наврала. Ух, Ксюшка, в жизни тебе этого не прощу. Ковала бы себе молнии в кузне и заботы не знала, нет заявилась, смутьянка, сбила меня с праведного пути.
  - Радость моя, - по-кошачьи урчал Ветер - выйди на минуточку иль позволь мне в твой терем зайти.
  - Расстроили меня рабыни, сбежали, - дула губки Коварна.
  - Так я их тебе принес, - как хочешь, так их и наказывай.
  - Ох, невестушка, красавица какая, - причмокивала губами Буря.
  Коварна тронула розовым пальчиком очаровательный подбородок и смотрела на Ветра из-под длинных ресниц.
  - Не дошила она платье, - шепнула Гостюшка Поле, - видишь седую прядь в косе?
  Поля кивнула, покраснела и, наклонив голову, кинулась к окошечку. Упала на колени и быстро заговорила:
  - Прости мен , госпожа, прости. Не со зла я бежала, по глупости.
  Уйди, дуреха, -Коварна махнула на девушку рукой, но Поля ловко ухватила гладкую ладонь.
  - Ты смотри, сейчас ручку целовать будет - шепнула Марфа, - ну, Полька, всех обвела.
  - Пусти, - взвизгнула Коварна, но Поля крепко держала руку, и вдруг девушка быстро и ловко ухватила рукав платья, дернула его, послышался треск материи, вопль Коварны.
  - Вот так да, - довольно ухмыльнулась Буря, - по всему свету ты, сыночек летаешь, каких только красавиц не видел, самую хорошую выбрал.
  С той стороны, где Поля разорвала платье лицо Коварны покрылось морщинами, волосы поседели, другая половина лица оставалась юной и свежей.
  - Придется Коварне к Ветерочку дружочку одной половиной лица поворачиваться-хохотнула Марфа.
  - На потеху выставила, - скрипела зубами Буря.
  Волосы Ветра заходили ходуном, брови сошлись в черную полосу
  Рабыни, собравшиеся в отдалении покатились со смеху, Поля и Гостюшка закрыв лица руками, смеялись беззвучно, Марфа вытирала слезы.
  - Засеку, вопила Коварна, - седые волосы сплелись в плетки и начали бить по ногам рабынь. Но вместо слез и просьб о пощаде они хохотали еще сильней.
  - И не помню, чтоб я так смеялась, - вот спасибо, так спасибо, - сипела Буря
  - Перед смертью хохочешь, - замахнулась Коварна. -много чудес в моем облачном тереме. Есть у меня метла волшебная, сейчас и я посмеюсь. Была ты Буря, а станешь, так, чохом. Коварна до пояса высунулась из окошка. В ее руках появилась метла. Старуха размахнулась, наподдала Бурю и та полетела вверх ногами с облака.
  - Так тебе. Так, - злилась Коварна.
  - Это ты зря, Коварнушка, - нахмурился Ветер. - Маменька невежд не любит. Осерчает теперь.
  - Мне-то что? - дернула Коварна костлявым плечом.
  Над облаком появилась огромная голова Бури, ноги старухи упирались в землю.
  Гостюшка и Поля поежились.
  - Думаешь испугалась? -дразнилась Коварна, - вот я тебя по носу.
  - Э,- почесал в затылке Ветер, - маманя разбушевалась, - сейчас начнет все швырять и кидать. Ей, когда рассердится, удержу нет. Пока-то гнев маманин уляжется.
  - Ты, ветерочек, мой сыночек, забирай всех с облака, неси их в нашу избушку, накорми хлебушком. От пшеничного каравая колдовство коварнино рассеется, снова по земле ходить станут, а не в облаках парить.
  - Хлеб это хорошо, - проворчала Марфа, - да вверх тормашками лететь больше не желаю.
  - Это я от досады, бережно теперь понесу.
  И действительно. Ветер собрал всех с облака и так опустил на землю, что и волосок на голове не шелохнулся. И едва успели все зайти в избу и закрыть ставни. Как наверху завыло, поднялась буря.
  - Вы хлебушком-то угощайтесь, - сказал Ветер. - скоро и маманя придет.
  Хлеб быстро исчез в голодных ртах.
  С каждым проглоченным куском Гостюшка чувствовала, что тело наливалось тяжестью. Уже никто из баб и девчушек не подскакивал под потолок, смирно сидели на лавке. Слышно было, как бушует буря.
  - Кабы крышу не снесло, - охали бабы.
  - Не бойтесь, - усмехнулся Ветер, - изба наша крепкая, да и не будет маманя свой домик рушить.
  - Ох, и досталось Коварне, - шепнула Поля и глаза ее блеснули.
  Ветер пригорюнился.
  - Обманула, ласковыми речами опутала, эх, видать, не найду себе суженую. Буду одиноким дуть-свистеть, то злой, то ласковый.
  За окном стихло. В избушку вошла довольная Буря. Щечки ее раскраснелись, прядь волос выбилась из-под платка. Теперь Буря опять походила на добрую, приветливую старушку.
  - Уморилась, посижу, отдохну, - Буря махнула рукавом, и девки, сидевшие на лавке, посыпались на пол.
  Старушка села, вытерла вспотевший лоб.
  - Ох, давно я так не тешилась! Хорошо было, весело. Так дула, что сама чуть не лопнула. Разметала Коварнин терем по облачку, а ее самое назад в Шамаханское царство зашвырнула. А платьишко отняла, чтоб больше молодых красавцев, - Буря выразительно глянула на сынка, - с ума не сводила.
  Старушка вытащила из кармана клок ткани, на нем тускло мерцали звездочки.
  - Дай сюда, - сказала Марфа.
  - Куда руки тянешь, невежа, - нахмурилась Буря.
  Тетка так скривилась, будто хлебнула прошлогодних перекисших щей.
  -Рразреши на Коварнино платьишко полюбоваться, забавно мне, как это старуха молодой становилась.
  При этих словах Ветер сжал руку в кулак и низко опустил голову, Гостюшка заметила, как покраснели его щеки.
  - Держи, мне без надобности.
  - Ух ты, ах ты, дай и нам посмотреть, - женщины повскакали с лавок, окружили Марфу и хотели пощупать лоскут.
  - Ну ка, - громыхнула Марфа, - и звонка шлепнула по рукам, - куда лезете. Неумытые, не про вас такое чудо, еще порвете ненароком.
  Тетка подышала на звездочки, потерла их рукавом, так что они заискрились, и повязала лоскут на шею.
  Все ахнули. Марфа дивно похорошела. Она осталась прежней высокой и толстой бабой, но лицо было, как у юной девушки.
  - Тетка Марфа! - воскликнула Поля, - красивая ты какая молодая, черноволосая. Щеки полные, лицо белое. Осталась коварнина сила в лоскуте.
  - Что лоскут, - отмахнулась Марфа. Подумаешь, лоскут. Что я тряпок таких не видала? И силы в нем никакой нет. Иль ты Полька слепа, не замечала, что у меня всегда брови соболиные были, уста сахарные, лицо как мукой обсыпанное.
  Гостюшка хмыкнула, Поля прыснула.
  - Глаза у меня зоркие, коли я твои белесые брови разглядела, - звонко сказала девушка.
  - Да ну тебя! - отмахнулась Марфа. - Наговоришь тоже.
  Тетка сняла шеи тряпицу, сунула за пазуху. Округлые щеки обвисли и загорелись конопушками.
  - Вот расколдую мужичка своего, тогда и повяжу лоскут со звездами, чтобы смотрел на меня мой Васяточка и налюбоваться не мог.
  - Теперь вижу, - давясь от смеха сказала Поля, - ты, тетка Марфа, что с лоскутом, что без лоскута красавица.
  - Эх, Полька, чем меня на смех перед чужими людьми поднимать подумала бы, как мы дальше будем. Как до Змея с Дивой добираться.
  - И нам по домам надо, - всхлипнули бабы и девчушки, - далеко отсюда забрала нас Коварна, а в какую сторону идти не знаем.
  - Донесет вас Ветер-ветерочек до избушек ваших, не ревите, - сказала Буря.
  - Мы тяжёлые теперь, хлеба-то наелись, - Марфа хлопнула себя по животу.
  Ветер хмыкнул, Буря усмехнулась:
  - Мой сыночек и потяжелей поднимал.
  Распрощавшись с хозяйкой, все вышли из избы.
  - Сначала нас отнеси, - заявила Марфа, удобно устроившись на рукаве Ветра.
  - Вам далеко надо, - сказала Буря, - а Ветерочек, мой сыночек сначала баб и девок по ближним деревням разнесет.
  Марфа сначала было надулась, но потом, поняв, что Ветер крепко ее держит, завертела головой и начала рассматривать все, что творилось на земле. Марфа охала, ахала, дергала за рукав Полю, теребила Гостюшку, указывала на вывернутые бурей деревья, сорванные крыши.
  - Порезвилась, старуха вдоволь, - шипела Марфа, - сколько народу безвинно пострадало.
  Гостюшка с Полей шикали на тетку Марфу, опасаясь, что Ветер услышит ее слова, рассердится и сбросит их на землю. Но унять болтливый язык Марфы было невозможно, глаза так и шарили по сторонам. Увидев в проплывающем облаке деревянную ручку. Марфа тут же ухватилась за нее и вытянула метлу.
  - Совсем новая! - обрадовалась Марфа, - как она здесь оказалась?
  - Так это Коварнина метла! - воскликнула Гостюшка, - выброси ее, тетка Марфа.
  - Еще чего, - фыркнула Марфа, - пригодится!
  Пока ветер бережно опускал баб и девчушек на землю. Марфа успевала рассмотреть все: хороши или убоги деревеньки, достаточно узористы ли ставеньки на окошках, опрятны ли бабы, считала, сколько свиней валяется в лужах, и сколько кур ходит по улице. Ветру надоела Марфина болтовня и он понесся так быстро, что в ушах путниц засвистело, и как только Марфа раскрывала рот, пытаясь что-то сказать, воздух крепко запечатывал его. Марфа беспомощно булькала, давилась словами, и, наконец, смирилась, насупилась. Лишь вечером Ветер опустил Марфу, Полю и Гостюшку в странном месте. Далеко впереди, освященная закатным солнцем, стояла высокая рубленная башня с окошком под тесовой крышей. Пространство перед башней было завалено вывороченными пнями с изогнутыми корнями, гнилыми бревнами, ветками кустарника с острыми шипами, костями животных, камнями.
  - Чего тут ссадил? - скривилась Марфа, - неси до башни.
  Ветер, опять обернувшийся пригожим молодцем, усмехнулся:
  - Уж прости, не могу. Видишь, чего удумали, супостаты. Наволокли со всего света гадости, я и пролететь не могу, платье изорву, исцарапаюсь, волосами запутаюсь. Вы уж дальше сами.
  - Да ты что! - взбеленилась Марфа, - тут уж не проползет.
   - Сами, сами, да и не досуг мне, маманя теперь к чаю ждет, пирожка спекла, скажет: налетался, сыночек, проголодался. Бывайте, милые.
  Ветер вертанулся на каблуке, поднял пыль и улетел.
   Марфа расчихалась, метла, которую она крепко прижимала к себе, при каждом чохе, крепко била ее по щекам.
  - Пирогов, апчхи, захотел, ааа-пчхи, чаю щас напьется. Ап-ап-чхи!
  Наконец, Марфа отчихалась, вытерла слезы, появившиеся на глазах, тряхнула метлу, отчего у той задрожал каждый прутик.
  - Я молот в руках держала, неужто тебя не удержу.
  Стемнело, выплыла яркая желтая луна. Ее свет стекал с завалов перед башней, придавая им пугающий вид.
  - Боязно как, - прошептала Гостюшка и прижалась к Поле.
  В башне зажглось окошко.
  Марфа зевнула раз, другой. Потянулась.
  - А что, девки, давайте спать укладываться.
  В траве звенели кузнечики, ночь была тепла. Марфа легла на землю, сунула упирающуюся метлу под голову и тут же захрапела. Поля ворочалась, но скоро тоже засвистела носом. Гостюшке не спалось. От Марфы пыхало теплом, тётка спала неспокойно, вертелась, дыхание Поли едва было слышно. Гостюшка смотрела на мигающие звёздочки, в носу защипало, и слёзы покатились по щекам. Девочка думала о Стёпушке и отце, превращённых в берёзовые чурки, если поначалу путешествие казалось простым, как в сказке, где всё делалось само собой, то теперь на девочку, порой, находило отчаяние. Звёзды перемигивались и расплывались.
  Утренний холод разбудил всех троих. Марфа села, обхватив себя руками. Гостюшка и Поля тесно прижались к тётке.
  - Девки, что делать-то? - Марфа почесала в затылке и захлопала белыми ресницами, - как к башне пробираться будем?
  Метла, которую Марфа пристроила вместо подушки, казалось, крепко спала.
  - А пускай она поработает, - сказала Марфа и пнула метлу. Та встрепенулась, зашевелила прутьями, дёрнулась, словно пыталась уползти, но Марфа опустила на неё тяжёлую руку.
  - Куда навострилась? На Коварну работала, теперь на нас потрудись.
  Марфа плюнула на ладони, расправила плечи и, взяв метлу на подобие косы, широко размахнулась.
  - Вжик, вжик, - мела на совесть метла.
  Сучья, пни, камни и бревна летели в стороны. Кофта на спине тетки намокла. Марфа остановилась, схватилась за сердце, выпустив метлу из рук.
  - Ох, уморилась, - прошептала тетка, - сердце, как овечий хвост бьется.
  Метла не заметила, что Марфа больше не держит ее и продолжала мести. Сквозь густой слой пыли башня была едва видна. Пыль медленно оседала, очертания башни становились яснее, и Гостюшка увидела, что пни, перебирая корнями, переваливаясь, как утки возвращаются на выметенную дорожку. Корни тянули за собой ветки, бревна, кости, катили камни.
  - Побежали! - крикнула Гостюшка, - сейчас опять дорожку завалит.
  Девочки, как козлятки перескакивали через бревна и камни.
  - Меня-я-я, меня-я подождите, - трусила за ними Марфа.
  Она откидывала сучья и охала потому что шипы кололи ей пальцы, царапали руки и рвали одежду. Марфа споткнулась, полено выскочило из-за пазухи и корень хотел было ухватить его, но Марфа шустро подобрала полено и побежала дальше. Сор быстро заполнял выметенное пространство. И когда девочки и тетка Марфа добрались до стены башни и крепко прижались к ней спинами, даже следа от дорожки не было.
  - Дальше что? - Марфа распласталась по бревенчатой стене и втягивала живот, в который упирался сук. - Ни вправо не двинешься, ни влево, о как нас подперло.
  Метла прильнула к Марфе.
  - Чего дрожишь? - спросила она, - э, да у тебя всего три хворостинки и осталось. Что ж делать?
  Поля всхлипнула: - Нас сейчас по макушку мусором засыплет.
  - Чего стоишь, Ксюха? - рявкнула Марфа.
  Гостюшка не сдержавшись, хлюпнула носом:
  - Ходу никуда нету. Видать помрем тут.
  - Когда не надо, у тебя головенка куда как хорошо работает. Ишь, пришла меня с Бы позорить, в избе дверь мигом проделала, додумалась, стало быть, - кипятилась Марфа. - Кольцо тебе на кой? Вишь, как лезут вороги, меня сейчас насквозь сук проткнет.
  Марфа завыла. Гостюшка просунула руку за спину и принялась скрести кольцом по стене. Куча мусора надвигалась. Марфа откидывала ветки, метла дубасила пень, Поля еле успела увернуться от камня.
  - Получилось! - крикнула Гостюшка и провалилась в распахнувшийся за ее спиной проем. Вскочила на ноги, ухватила Полю за талию и втянула ее в башню. Вдвоем девочки затащили Марфу, корень обвился вокруг теткиных щиколоток и не хотел отпускать, пока метла хорошенько его не огрела. Сучья было полезли в башню, но Марфа с Полей навалились на дверь, а Гостюшка поторопилась ее запечатать.
  Из под свода башни лился слабый свет, кружилась-завивалась лестница. Ее ступени казались старыми, перила шаткими.
  - Боязно, - вздохнула Поля, - кабы не свалиться с этой лестницы.
  - Слышь, Ксюшка, - сказала Марфа, - шла бы ты первая, ты легонькая, свалишься - не разобьешься.
  Гостюшка поставила ногу на ступеньку, она скрипнула, положила руку на перила, они качнулись. Следом поднимались Марфа и Поля, Марфа опиралась на черенок метелки.
  Свет становился ярче.
  - Еще кружечку нацедить, братец? - ворковал женский голос, - пряничками закусывай, мядовыми.
  От слова "медовый", Марфа забулькала горлом, и уже не боясь ветхих ступеней, оттерла Гостюшку к стене, и заторопилась наверх.
  - Ловко мы их, - говорил мужской голос, - вышли что ль пряники?
  - Последний, - кушай, Змеюшко.
  Марфа взвыла, оперлась на метлу, перескочила несколько ступеней и прыгнула в комнату. Огромный начищенный самовар блестел боками на столе. Марфа цапнула пряник, за которым уже потянулся Змей, кинула его в рот, мигом прожевала, открыла вентиль самовара и, ухватив самовар за ручки, подняла его и принялась хлебать крутой кипяток.
  - Фу-у, отвела душу, - облегченно вздохнула Марфа.
  Выпучив глаза и раскрыв рты Дива и Змей смотрели на Марфу.
  - Чего пялитесь? - Марфа грохнула самовар на стол и вытерла ладонью рот, - иль гостей не ждали? Небось, думали, хламу накидаем, никто и не пролезет. Так мы скородумовские. Мы думаем скоро, а делаем еще скорей. У нас и метелка непростая есть, она какой хочешь сор выметет. Эй, метелка ты где?
  Черенок с тремя прутиками подскочил к Марфе и ткнулся ей в бок.
  - Расколдовывай моего мужа сей миг, - Марфа грозно уставилась на Змея. - А то, а то...
  - Что а то? - Дива опомнилась и поднялась из-за стола. - Ишь, явилась, вся запылилась. Я ваших мужиков заколдовывала, ко мне за помощью и обращайся. - Марфа было полезла запазуху за поленом, но Дива зашипела кошкой.
  - В зеркало мне тошнехонько смотреться, как отняли ваши мальцы у меня гривну с сережками, так и красоты во мне не стало. А я замуж хочу.
  Дива обиженно надула губы и насупилась. Марфа обернулась к Гостюшке и Поле, смирно стоявшим у порога.
  - Девки, - нараспев заговорила она, - в нашем болоте невеста сыскалась. Милая, тебе самой в зеркало гадко смотреть, а как мужик то на тебя глядеть станет. Тьфу.
  - На тебя то твой плюется, а смотрит. - Дива уперла руки в бока и, высунув язык, дразнила Марфу.
  - Дура! - завопила та, - да мой мужик, мой мужик, он вон как меня любит. - Марфа достала полено и громко его чмокнула. - Видала, жаба пучеглазая, видала?
  - Видала, - злорадствовала Дива, - ох, видала. Вот мое слово: принесете сережки с гривной, расколдую мужиков ваших. Или хотя бы гривну, - хоть что-нибудь принесите.
  - Не уйду, пока мужа не расколдуешь, - топнула ногой Марфа, - а не то ваш теремок по бревнышку раскатаю. Я в Коварниной кузнице молотом намахалась, сила у меня теперь мужицкая.
  Марфа выхватила из-за стола Змея, подняла его над головой, покрутила и шлепнула его на пол рядом со скамьей. Змей заскулил, сморщился, но вдруг улыбнулся, почесал бороду и ласково сказал:
  - Что ж ты, Дива гостей наших на скамью не сажаешь, они долгий путь прошли, устали, пускай передохнут.
  - Еще чего, - огрызнулась было Дива, но поймав взгляд братца, захихикала
  - Присаживайтесь, гости дорогие, на скамеечку.
  Поля и Гостюшка переглянулись, ожидая подвоха. Марфа плюхнулась на скамейку, расставив ноги, и опираясь на метлу, девочки притулились возле тетки. Марфа тяжело помахивала поленом.
  - Ты и впрямь думаешь, жаба бородавчатая, что я ноги била, у Коварны в рабстве была, чтобы о твоей красоте теперь заботиться? Ишь, замуж ей захотелось. Да пока отворотного зелья не дашь, не уйду отсюда!
  - Улетишь! - хохотнула Дива и дернула за шнурок, свисавший с потолка. Послышался глухой звук, словно катили что-то тяжелое.
  - Окно распахни, - рявкнул на сестрицу Змей, - стекла переколотят.
  Дива подскочила к окошку, отворила его, в тот же миг с потолка скатилось тяжеленное чугунное ядро и упало на край скамьи. Та часть, на которой сидели Марфа, Поля и Гостюшка резко поднялась вверх, и все трое с визгом вылетели в окошко.
  - И без гривны не возвращайтесь, - Дива стояла в окошке и медленно махала платочком на прощанье.
  - И с гривной не возвращайтесь, - ухмыльнулся Змей. Но получив оплеуху от сестры, умолк.
  Марфа с девочками плюхнулись на землю далеко за кучами мусора.
  - Не прорвешься, - Марфа охнула и с трудом встала на ноги, - и метелку назад не отдали. Куда мы без метелки-то.
  - В белый свет, - послышался далекий насмешливый крик. - Крышу ищите золотую.
  Наши путницы шли да шли, били ноги о камни дорог, мокли под дождём, мучились жаждой, крапива их стрекавила, солнце жгло. Холодней становились ночи, по утрам туман скрывал дорогу, лето закатилось, как солнышко на покой.
  В пути Марфа бубнила и жаловалась без остановки. У Поли и Гостюшки на одно слово сил не хватало. Вечерами просились на постой. И в чужих домах Марфа не унималась. Если хозяева клали её на печь, ныла, что от жару всю ночь глаз не сомкнула, коли бросала пук соломы у порога, жаловалась, что простудилась, спину ломит. Недовольна была Марфа и едой, что хозяева ставили на стол. Пока Поля и Гостюшка молча выскребали чугун. Марфа бубнила что каша горелая или сырая, хлеб вязкий к зубам липнет или до того сух, что в горло не лезет. Не однажды разгневанная хозяйка выгоняла странниц из дома. Поля и Гостюшка плакали, а Марфа со слезой в голосе восклицала: За правду страдаю, за правду!
   - Тётка Марфа, - не выдержала раз Поля, - ты хоть за правду, мы-то за что?
  - А-а-а-а, - Марфа подняла вверх руки и затрясла ими, - ты, Полька рыжая, налегке идёшь, Ксюшка, как козлёнок скачет. А я-то, я Васяточку ненаглядного несу. Он у меня мужик справный, весу в нём, как в хорошем жеребце. С дороги и пушинка тяжела кажется, а я сколько дорог исходила, тело полное отощало, лицо белое спало. Увидит меня мой Васяточка, не признает. И по сыночку сердце исстрадалось. Вы ночь спите, а я думаю, как моя деточка одна, не сгрызла ли его мышь, не оплёл ли паутиной паук? Ох, не вернуться нам домой, не расколдовать мне сыночка ненаглядного, не заглянуть в ясные глазки, не поцеловать в тёплую макушечку.
  Марфа смахивала слёзы с обвисших, похудевших щёк. Наконец, успокоилась, высморкалась в подол юбки, достала из-за пазухи полено, любовно погладила его, чмокнула.
  - Скажут мне сейчас, ступай, Марфа, домой, я и отвечу: и не знаю, в какой стороне дом.
  - Я знаю, - молвила Гостюшка, - На восход солнца мы вышли, на закат возвращаться будем.
  - Умна-ая, - покосилась Марфа. - Рано нам домой. Со стыда сгореть с пустыми руками ворочаться. Грех о себе думать, мужиков спасать надо. А тяжко как! Ноги синие, распухшие, пяточки потрескались. Поля и Гостюшка переминались с ноги на ногу, девочки тоже были босиком.
  - У вас ноги синие, да щёки розовые, - продолжала кричать Марфа, - а я, а я!
  Тётка закрыла лицо руками и завыла:
  - И крыши золотой в помине нету, уж на что князья и у них на теремах тес. Где такую искать, в какое царство идти?
  Поднялся ветер, был он холодный и резкий. Ветер натянул тучу, взял её как тряпку и выжал ледяным дождиком на головы странниц.
  - Не Ветерочек ли Коварнин дружочек балуется, - сжалась Марфа.
  Укрыться было негде. Гостюшка и Поля прижались друг к дружке. Девочки даже если б и захотели не могли вымолвить не слова.
  Марфа достала коварнин лоскут и повязала поверх платка.
  - Может так потеплей будет.
  Замёрзшее лицо Марфы преобразилось, на округлившихся щеках выступил румянец, большие глаза заблестели.
  - Д-д-д-д, - затряслась тётка.
  - Что с тобой? - всполошились девочки.
  - Д-д-дым, не видите что ли, слепухи?
  Марфа повеселела и бодро зашагала по тропинке, ведущей к дому. Тропинка была норовистая и несговорчивая, подсовывала под босые ноги незваных гостей камешки, проваливалась ухабами кошкой выгибала спину.
  - Врёшь, удержусь, - пыхтела Марфа.
  Девочки подхватывали друг друга, поддерживали тётки, сойти с тропинки ни у кого не было желания, потому что по краям росли терновые кусты в сизых ягодах и длинных колючках.
  Дождик моросил, спутницы подошли к дому промокшими. Домик стоял под почти облетевшей березкой, удивленно хлопал ставеньками.
  - Нашли! - радостно воскликнула Гостюшка, - крыша-то золотом усыпана, да щедро как!
  - Тьфу, - сплюнула Марфа, - листочки березовые на крышу упали, какое тебе золото.
  - Осеннее, - ликовала Гостюшка, она схватила за руки Полю и девушки закружились.
  - Уймитесь, плясухи, - одернула их тетка и дернула за ручку двери. Та было подалась, но кто-то с другой стороны потянул её на себя.
  - Девки, тяните сильней, - загудела Марфа, - у меня от этого дожжа всё нутро отсырело.
  Поле и Гостюшке тоже хотелось отогреться, поэтому они крепко ухватили замёрзшими пальцами ручку. Гостюшка повисла на ней, ногой упираясь в стену.
  - Э-эх! - утробно крикнула Марфа, - не сдавайтесь, девки.
  Стой стороны двери отпустили ручку, и троица, не ожидавшая этого, покатилась на землю.
  Из двери высунулся острый нос, послышалось хихиканье, и дверь бы захлопнулась, если б Марфа с невероятной ловкостью не вскочила на ноги и не вцепилась бы в нос хозяина.
  - Стой, злыдень! Заморозить нас захотел? Ах, ты, душегуб. Мы, бедные, несчастные странницы, ищем пристанища, а ты двери отворить не хочешь? - Тетка привычно выудила из-за пазухи полено и стукнула хозяина по лбу.
  Послышался писк, стук чего-то падающего, Поля и Гостюшка поднялись на ноги, переглянулись и шагнули в избу вслед за Марфой. Тетка подскочила к печи, хотела погреться, но скривилась: холодная!
  - Не топил либо? - тётка повернулась к хозяину. Это был тщедушный старичок со свалявшейся в мочало седой бородой. - Сама ж видела, дым из трубы шёл.
  - Глазастая, - хихикнул старичок, - да не шёл дым из трубы.
  - Вот, этими двумя глазьями видала, - тётка ткала двумя пальцами себе в глаза.
  - Давай спорить, - предложил старичок и протянул ладонь. - Проспоришь, убирайся отседова.
  Марфа было раскрыла рот, чтобы сказать "давай", но передумала:
  -Ишь, большой палец у тебя кренделем-то загибается, так только у хитрецов бывает, не стану с тобой спорить.
  Поля и Гостюшка облегчённо вздохнули, девочки боялись, что Марфа проспорит и придётся уходить из избы. Стоять на холодном земляном полу было неуютно, девочки осматривались, куда бы присесть, но единственная лавка была занята книгами. Они лежали друг на друге в несколько рядов. Марфа двинула мощной дланью и книги полетели на пол, подняв клубы пыли.
  - Ты чего творишь-то? - опешил старичок, - по какому такому закону в чужом доме хозяйничаешь, деревенщина неучтивая.
  - А по такому закону, что я гостья!
  Поля и Гостюшка подобрали книги, сложили стопкой на лавку и сели на освободившийся краешек. Старик загляделся на Полю, поводил длинным носом и пробормотал: нет, не подходит.
  - Ты чего там бормочешь, дедок? Ох странный ты. И дым непонятно откуда шёл. И пахнет у тебя здесь чем-то, не пойму. Что ты за человек?
  - Вот откуда дым шёл, - хмыкнул старик и сыпанул в котелок горсть травы. Из котелка повалил дым.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"