Ты пировал, со свету сжив
Десятки бедняков.
Но твой черёд настал, шериф!
Молись и будь готов!

Ты думал, что попались в сеть
Все вольные стрелки,
Что, заманив в ловушку нас,
Ты вырвал нам клыки.

В тот день Уилл Скарлет потонул
Во рву с копьём в спине.
Был взят живым Малютка Джон
И взёрнут на стене.

Но я, верховный лиходей,
Избег твоих сетей,
И как косой от гончих псов
Мелькнул под сень лесов.

Бежал в чащобу я, пока
Не смолк последний рог.
Но в сердце Шервуда меня
Другой удел стерёг.

Невесть откуда на меня
Сквозь пелену дождя
Скакнула бестия чащоб,
Слюною исходя.

То не орёл, не гриф, не лев:
Весь в язвах, как Иов,
Как раструб колокола зев
И пять рядов клыков.

Но всё ж не зря гласит молва,
Что равный мне стрелок
В Ноттингемшире лишь один,
И в Англии - пяток.

И только зверь меня подмял,
Спиною вжав в скалу,
Я в пасть зловонную пустил
Английскую стрелу.

Крестясь, я тушу осмотрел,
И вдруг рожка услышал звон:
То тьма охотников спешит
За жертвою вдогон.

Я думал только в страшном сне
Узреть таких гостей.
Уж рожи жуткие у них,
Как в пекле у чертей.

То крокодил на двух ногах
И с парой мощных рук,
Боец с когтями до локтей
И человек-паук.

Принцесса, что бела как снег,
С двумя венками кос,
Громила с литерою "С"
Во весь могучий торс.

В сутане гоблин пожилой
С усталой складкой век,
И дама с гребнем надо лбом,
И синий человек.

Они столпились вкруг меня,
Как куры у крыльца,
Но честной речи христиан
Не знали ни словца

И я средь них как столб стоял,
Бессмысленно моргал,
Под нос божился и молчал,
Пока не прозвучал

Вопрос, который я пойму
В глухую ночь и ясный день:
"Ты понимаешь, идиот,
Чей это был олень?"

И я тотчас же отвечал,
Взбодрившись всей душой:
"Не знаю, чей он раньше был,
Но стал, пожалуй, мой.

Закон у честных англичан
Не тот, что у господ:
Кто рану смертную нанёс,
Пускай и дичь берёт.

И я, поверьте, не шучу,
Клянусь утробой сатаны,
Ведь сотне йоменов лихих
Я вроде старшины.

Вокруг на сотню дней пути
Другого не найти,
Кто выбивает сто очков
Из всяких десяти".

Созданья дивные на том
Меня забрали в холм,
И двадцать лет я прослужил
Им бортовым стрелком.

Я пел, вставая за штурвал.
Вот славная пора!
Я от души повоевал.
На стороне добра.

И не забуду я, избыв
Весь срок, что Богом дан,
Как в первый вылет боевой,
Сложив крыла, поднялся мой
Икс-винг "Святой Дунстан".

"Полёт валькирии" гремел
В наушниках, пока
В колонки чисел я смотрел,
И с целью совмещал прицел,
И поражал врага.

Не знал покоя я, пока
Противник в прах не стёрт,
Не отступал я никогда,
И за истекшие года

Шуб-Ниггурат, её сыны,
Джедаи Тёмной стороны,

Ракопаук, паукорак,
Авианосец-саркофаг,

Пять-шесть центурий ромулан,
Большой треножник марсиан,

Мутантов злобных целый рой,
Сожравший станцию чужой,

Две оболочки Князя Тьмы,
Сверхмозг, бежавший из тюрьмы,

Баал, сей пастырь мрачных стад,
В генштаб внедренный генокрад,

Рука Богов (иль две руки?)
Зеленокожие полки,

Одна Божественная Тень,
Её Божественный Плетень,

Редупликант и репликант,
И тиранид, и драконид,

Циклон, некрон, клингон, сайлон,
Украсили мой борт.

И вновь неспешно едешь ты
Со свитой средь полей.
Но точка алая горит
Меж хмурых двух бровей.

И я не буду ждать, пока
Свершится Страшный Суд.
Дрожи, шериф: издалека
Вернулся Робин Гуд!