Стравинский стравливал темп и мелодию. Он это дело сильно любил и уважал. Начал еще в детстве. Родители вспоминали, как маленький Игорек уговаривал щенка колли погрызсться с бабушкиным кактусом. Тогда немного хмельные гости посмеялись, а один папин друг сказал: "Он гений! Он пытается совместить несовме, ик..." Папин друг гением не был и не в силах совмещать в желудке водку и красный вермут вынужден был быстро покинуть собрание. Все вернулись к столу, туда же пригласили и ветиринара. Врач извлек очередную колючку из носа щенка и спросил: "А почему он не скулит"? "Потому что теперь это не щенок, а игольница" - ответили ему, и ветеринар с легким сердцем отправился пировать. Ныне маленький Игорек являлся Игорем Федоровичем. Гением вполне зрелым и взрослым, предпочитающим не вспоминать неудачных экспериментов с ежами и ужами, огурцами и ушами, бандерильями и балерунами и так далее вплоть до гена утконоса с ДНК пришельца (первый оказался иллюстрацией к Сирано, второй пришел попросить взаймы). Игорь Федорович вплотную занялся музыкой, и она не стала долго ломаться, легла на спину и подняла конечности. Вот тут и началось для неё самое страшное. Препарировав, разъяв, распылив музыку на атомы, гений стал творить из неё нечто невобразимое. Сиамских помидрорчиков-близнецов с синдромом Дауна, и фитофторозом, перепончатыми листиками, заволошенной плодоножкой, в одной на двоих короне "Мисс Вселенная" представляете? То-то! И это еще цветочки. Томатики то есть. Не в этом суть. А в том, что бы музыка вызывала как можно более сильные эмоции. Что это за постные лица в зале? Где всепоглощающая общественная многозубая улыбка? Или вселенских масштабов тревога? Или непреодолимое желание выйти и матюгнуться? Где величие и мощь человеческих чувств? Мелкие времена, люди, мысли и картофель! Времена, ждущие своего миссию. Своего гения. И гений пришел. Сел в кресло, закурил, отхлебнул красного калифорнийского. За окном торчали взлохмаченные бризом пальмы, торчали и вызывали прямые ассоциации с русскими березками. Особенно давили на память гроздья кокосовых орехов и бананов. Стравинский поднялся, и пошел в ближайший магазин по грибы, потом по ягоды и под конец по орехи. Дома, разложив дары калифорнийских фермеров, он попытался вообразить, что это дары русского леса. Шампиньоны медленно мутировали в опята, клубника почернела и съежилась до размеров черничины, грецкий орех сыпя проклятия на греческом, превратился сначала в фундук, затем в арахис и застыл где-то между миндальным и лещинным. Всё шло прекрасно. Композитору вдруг захотелось вдохнуть свежий мартовский воздух. Он включил кондиционер на полную, рассыпал по паркету лед, перелистал календарь на первый месяц весны. Вот почти и всё! Но где же вдохновение? Где? Гений нетерпеливо крутил в руке ручку "Монбланк", а вдохновение признавало только перья гуся вылупившегося в Лапландии. Гений сидел в кожаном кресле, а вдохновение желало видеть его на грубом деревянном табурете. Наконец, вдохновение жутко хотело водки и блинов с икрой! А ничего этого не было! Вот вдохновение и не шло! Гений нервничал, он не знал, что делать. Вдруг раздался звонок телефона. Аппарат переключился в режим факса и выдал список требований собрания капризных муз. Через два часа Стравинский выполнил все условия, и наградой ему и всему миру была "Весна священная".
А еще кто-то говорит, что дворником быть сложнее, вставать рано приходиться.