Раз. Поехали мы с классом, в город где Нева, (а у нас Волга-мать) где Аврора, ( а у нас моторки "Вихрь") где музеи, (этого и у нас навалом, причем наши позаплесневелей будут) в Ленинград. Почти ничего из той поездки не помню, как будто антидепрессанты, а не эскимо лопал. Единственное, припоминаю, что одноклассники позаимствовали у меня зубную пасту "Лесная" и пошли мазать девченок. Всю ночь пассажирам снились сосны и ёлки. Утром многие женщины обнаружили у себя на лице нечто вроде множественных комаринных укусов. Может быть даже сначала не удивились, всё же лес снился, но потом загадка разрешилась. Всеобщее возмущение было велико. А зря. Некоторым дамам должно было польстить, что пусть и в темноте, но их все же спутали с молоденькими девочками.
Два. Я решил поступить в театральный институт. Ой, добрые люди, зачем вы сказали мне что я талантливый? Сколько котлет из-за вас не доел, и ночей не доспал! Ладно, приехал уже. Школа не закончена (две недели не доучился) аттестата разумеется нет, но приехал. Поступать. Смелый парень. На что расчитывал? На себя! Вот выйду я такой, талантливый и расскажу басню Крылова, и комиссия на месте сильно заросшего доходяжного паренька узрит тучную фигуру обжоры-плагиатора, узрит и ахнет. Затем развивая наступление мы ударим по умам и ушам Вознесенским и тут уж вознесемся и сами и с земли услышим: "Мы Вас берем, с руками, ногами и всеми внутренними органами! Боже, как нам повезло! Такой раз в сто лет появляется! Спускайтесь же! Спускайтесь!" Ну и на аттестат, точнеее его отсутствие, всем будет конечно же нахчать. Вот на что я расчитывал. Повернулось все немного иначе. Вначале я не подошел потому что не был похож ни на Боярского (в этом я думаю мне повезло) ни на Снежную Королеву (повезло еще больше). А потом суровая дама сидящая на двух с половиной стульях сказала, что я ужасен, но все-таки прохожу прослушивание. Первый тур. Много людей за длинным столом. На часах около двух дня, мужчины и женщины еще свежи как помидорки в супермаркете. Еще способны делать вид, что я им интересен. Улыбаются. Я то же перекосился. Кивают головами. И я подёргиваюсь. "Ну что ж, начнем"- говорят. Какие проблемы? Начнем, так начнем. Боже, как дрожат мои колени! И голос туда же. Собираемся! Напрягаемся! Читаем отрывок. Уф. Жестковато. По лицам видно моё чтение вызывает у них воспоминание о дешевой столовой. А Вы что хотели? Трюфелей с пармезаном? Знаете как страшно? Я же маленький еще, уверенности в себе столько же сколько у слепого щенка. Но! Добавляю соуса, специй. И, о радость! Находятся любители таких блюд. Я пролетаю во второй круг. Ура!!! Счастье где-то рядом. Мы с двумя девчонками празднуем победу тремя рюмками вина и бутербродами. Второй тур. Провал в памяти. Но судя по тому, что меня вызывают на третий, прошел. Итак, момент истины. Наступил он в половину первого ночи. Помидорки столько не живут. Они скоропортящиеся. Я им не интересен, да и они мне тоже. На том и расстаемся. Я, отвергнутый, изгнанный из храма искусства, выхожу в ленинградскую ночь. Выхожу не один. Ленинградское время два часа ноль минут. Бывшие, уже бывшие, абитуриенты, мы с девушкой не поступившей, кстати, в восьмой раз, бредем по привокзальной площади. Мы неудавшиеся театралы и неудачливые пассажиры. Билетов нет! В моих глазах беснуются контактные линзы. Я их снимаю, и пробую спать. Сны, один хуже другого, выстраиваются в очередь. Кто эта старуха с длинной палкой в руках? Что ей надо от меня? Я еще слишком молод и почти здоров! Помогите!!! "Чего орешь" - сказала старуха. "Иди гуляй, мне здесь полы мыть надо" - сказала старуха. Я понял, это шанс! Искоса поглядывая на старухину палку, я разбудил быстренько подругу по несчастью и мы пошли осматривать ночные достопримечательности. К рассвету оказались у Большого Театра, там к нам пристал упитанный, порядком заросший субъект. Он учуял в нас изганников-театралов, вероятно, потому что сам был таким. Престарелый неудачник стал рассказывать о горькой судьбе, клясть её злодейку жалобно и нецензурно, плевать в слепых богов театра. Он нас быстро достал. Но мы молчали. И только когда он вознес руки к небу и вскричал: "Я могу сыграть любую роль", - я равнодушно попросил его сыграть роль тонкого насмешника. Субъект обиделся и убежал.
Как мы прожили следующий день непонятно. Сейчас, с завистью вспоминаешь, сколько было сил в молодых телах. Наконец мы сели в поезд. Из города на Неве я увозил разочарование, пугающее чувство свободы, "Лолиту" Набокова и плетенную из кожанных ремешков футболку. Все геи и поклонники садо-мазо увидев такую умери бы от зависти. Но таких рядом не было, так что обошлось без жертв. С подругой мы расстались в Москве. Съели на прощание по бутеру с подпорченной ветчиной и выпили на брудершафт кефир. Адью.
Три. Это было не так давно. Чёрт знает как, но жена уговорила меня поехать в Питер. Я морщился, говорил, что не люблю эту каменоломню, но меня уломали. Веселье началось на вокзале. Билетов нет! Воспоминания, подъем! Приятные, шаг вперед! Что, ни одного? Жаль. Тогда, я объявляю о том, что увы, мы никуда не едем. Ах, да. Маленькая деталь - характер у моей жены, как зубы у акулы, если жена взялась за меня, то уже не отпустит. Как я мог это забыть? Хорошо, хорошо, птичка моя, есть один вариантик. Но нам он не подходит! Ха-ха-ха! Ох-хо-хо! Почему не подходит? Потому что он авантюрный, а у нас на руках пятилетнее безумное создание в лице нашей дочери! Ох! До чего же у моей второй половины хватка мертвая. Я уже синею. Что бы выжить, беру билеты до Москвы. Вот мы и приехали. Вот уже стоим в очереди. Вот говорил же не надо было ехать! Говорил!? Билетов нет и здесь! Нет, ну не совсем, они конечно есть, но только на восемь утра, а у нас сейчас, так-так, ага, восемь вечера. Бодро улыбаемся и звоним друзьям. У них прогрессирующая глухота, охота к перемене мест, эпидемия социофобии. Я чувствую, что из пространства отсасывают воздух. И тут, чудом дозваниваюсь до лучшего друга. Но он на работе и дома будет только к двенадцати. Обилие цифр начинает раздражать. Время как субстанция вызывает злость и мы начинаем его тянуть. В большой итальянской пиццерии мы сидим и тянем время и пиво. До последнего. Дочка уже спит. Персонал с надеждой смотрит на мою жену и горький стон проносится над столиками когда выясняется, что она хочет чай и мороженное. Провожали нас почти аплодисментами. Думаю, побудь мы там еще минут десять, они бы вызвали для нас такси. А может охрану.
Сколько бы мы не стрались, а у времени еще сохранялся запас прочности. Легко оно не сдавалось. Часть его мы намотали на обледеневшую лавочку стоявшую у дома моего друга, а часть вокруг стоек и витрин гигантского супермаркета, в котором мы набрали продуктов в дорогу и для позднего ужина. На следущий день, мы едва не опоздали на поезд. Кто бы мог подумать что пятилетние дети такие тяжелые. Я не думал, и чуть было не поплатился, но обошлось и мы добрались до Питера без приключений, ни считая того, что дочка чуть не свела меня с ума своей болтовней. Когда мы прибыли нас встречала целая делегация. В руках, как транспорант они держали гигантскую шоколадку. Нас взяли под руки и повезли на распитие финского пива во Всеволожск. На замерзшем стекле маршрутки оставались лунки - следы от пальцев наших экскурсоводов. "Справа от нас шедевр мостостроения, слева шедевр окаменения". Лично мне мерещилась большая мягкая подушка. Мелькнула "Дорога жизни" и сразу захотелось кушать. Ужин пришлось зарабатывать игрой с тремя маленькими девочками. Когда две из них повалились мне на руки, а горячо любимая дочь с победным криком наступила на горло, я не выдержал и... сбежал. После ужина позвонил знакомой жаждущей показать мне злачные места ночного Питера и сказал: "Ты хочешь провести ночь с трупом?" Возникла пауза. "Ты некрофилка?" - говорю. Повезло. Знакомая понятливой оказалась, спокойной ночи пожелала. Ну теперь в душ и спатки. Оказалось, что душа нет. Есть раковина и унитаз. А душа нет. Я рванул к телефону, набрал знакомую и говорю: "Встречай, еду мыться". А она отвечает: "Не стоит, у нас по ночам горячей воды нет". Говорил же, не надо было ехать! Говорил!? Душа и воды у них нет! Во дают! Душа нет, зато народа душ двадцать, и пива хоть залейся. Прощай здоровье! Утро следущего дня началось ближе к вечеру. Душ так и не появился. На улице гулял мерзкий ветер и мы дураки. Шёл крупногабаритный снег. В Русский музей была очередь, в Макдоналдс то же, но в Макдоналдс конечно больше. Мальчик со счастливым видом подъедал на скамейке "Хэппи милс", я с несчастным видом и за столиком "Биг Мак". Потом снова пошли на приступ Русского, на сей раз удачно. Меня почему-то все время крутило вокруг мраморной и очень сексапильной Психеи с крылышками. Вечер вступил в свои права и я сказал всем кто был со мной: "Пока". Меня ждал ночной Питербург. Знакомство с ним началось со страшнейшей, жутчайшей коммуналки в которой проживала моя знакомая. Не успел я прийти в себя от количества людей и комнат, общего унитаза, одной на всех ванны (без горячей воды) и прочих коммунальных радостей, как меня подрядили поработать грузчиком. Холодильник который я запихивал в лифт и затем в квартиру был чертовски тяжелым, и он все время надо мной подсмеивался, правда потом оказалось, это позвякивала слетевшая с направляющих полочка. Разделавшись с холодильником я сел за стол, потом на стол, потом на шкаф, подальше от беснующуегося подругиного чада. Чадо разочарованно гундело внизу и не знало куда теперь приложить мамины спицы. Я спокойно допил на шкафу чай, подождал пока ребенка оденут в теплый напрочь лишавший её возможности двигаться комбинезон и слез. Мы пересекли пол-города, сдали ребенка на хранение толстой добрудушной женщине и ломанулись в загул. Пункт первый - пиццерия, вот, блин, не помню как называется. Вел я себя скромно, в смысле, ел и пил мало. Все остальные много и давно, но по их виду было ясно, что могут еще больше и дольше. Потом начался великий исход. Все куда-то шли, шли, и шли. И никак подлецы не уставали. Наконец впереди засияло - ночной рок-н-рольный клуб. С фейс-контролем, хамами-охранниками, чучелами мотоциклистов на "харлеях" и "уралах", насмерть прокуренной каморкой с надписью "Караоке" и мини-стрип-площадкой. Ди-джеи врубали на полную рок-н-рол и публика мчалась на крошечный танцпол. На каждого танцующего приходилось по десять-пятнадцать сантиметров полезной площади. Но всем было по фиг! Танцы кончались, только когда выходили какие-то невнятные хлопцы и типа играли рок-н-рол. На нашем столе колосилось ячменное пивное поле, из него то здесь, то там высовывались и заманчиво поблескивали бутылки водки. Но я не соблазнился, в результате остался вполне здоров и проснувшись на утро (на раскладушке, в коммуналке, от храпа соседа) оказался единственным способным приготовить кофе. Хмурые тучи упрямо не пускали в город солнце, я пил кофе смотрел из колодца на небо и не знал, что впреди меня ждут песни под гитару, канистра спирта, цестерна пива, вечер корейской кухни и долгое путешествие домой. Кстати, вернувшись в родной город в четыре утра, я обнаружил при входе в собственный подъезд крепкую металлическую дверь. Говорил же: не надо было ехать в Питер! Говорил?!