Аннотация: Кухня для беженцев, раздаваемая беженцами или "мы научим тебя, сука, родину любить".
Dasha Stepanova
-------------------
Кухня для беженцев, раздаваемая беженцами или "мы научим тебя, сука, родину любить".
Мы с Марком в Берлине. В Берлин вместе с нами приехала неведомо откуда осень. В пятницу вдруг сделалось тихо-тихо, будто все остановилось. Перестали ездить автомобили, отчетливо зашуршали под ногами внезапно опавшие листья, небо окрасилось в мистический серый цвет. А главное, этот запах - запах осени овеял все вокруг. Я шла по одной из знаковых улиц и вдруг запел соловей, или какая-то другая берлинская птица, прекрасно имитирующая соловьиную трель. Секунда весны. Весны, которую еще ждать и ждать в этом географическом полюсе.
"Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас..."
Ну, не раскисайте. На этом мелодраматическая часть данного текста закончилась.
"Мы научим тебя, сука, родину любить".
Итак, я работаю на кухне. Если хотите, то отвечу на вопрос: "как на кухне?" Да просто так. На кухне, где раздают еду беженцам, моют за ними посуду и протирают после беженской трапезы столы. Я называю гостей из Сирии, стран Африки, Афганистана, России, Грузии, Молдавии господами, потому что ведут они себя именно так, как заведомо полагается вести себя господам. Моя нынешняя профессия - минус гуманитарной визы. Именно по такой визе тебя расселяют в маленькие города, где чувствуешь себя, не то, чтобы в условной Рязани или относительном Хабаровске (что уж говорить про Петербург или Москву), а ощущение, что ты ехал-ехал и приехал в какое-то село Кукуево, какой-то там области, такой-то там губернии рф. Особенно, если вас занесло в Саксонию (как нас). Влияние послевоенной дележки Германии оставило неизгладимый след, особенно в том, что многие пытаются говорить с тобой на русском языке, будто это им, жителям Германии, необходимо интегрироваться в твое, вывезенное с собой, общество.
Поехали.
Часть первая. Путь на кухню.
Я встаю очень рано. Задолго до всяких петухов. И знаю в лицо уже четверых водителей предрассветных трамваев. Тех, что выезжают в кромешной тьме с начала маршрута и к концу встречают лениво пробуждаемое солнце на мосту через железно-дорожные пути S-Bahn Warschauer Strasse. Один из водителей даже высматривает меня, и, если видит, что я жду на перекрестке - когда же зажжется зеленый свет светофора, задерживается на мгновение, машет рукой - "давай, открываю двери". Я бегу, улыбаясь во весь рот, впрыгиваю в пустой трамвай. И при расставании, когда доезжаю до места работы минут через двадцать, обязательно машу ему тоже, произнося беззвучное "Данке шон". Такая у нас любовь, за стеклом трамвая.
Самое приятное ездить в воскресные утра. Если честно, еще в Петербурге, я обожала утра именно этого дня недели. Когда ты идешь на детский спектакль в театр, еще лучше на расстанцовку, ну так, чтобы на часик пораньше, а город пустой, наконец-то наедине со своими мыслями, прозрачный что ли, и только иногда, встречаются навстречу опьяненные гуляки, которые и не ложились еще с вечера субботы. Разница лишь в том, что питерские возвращенцы домой на рассвете - хмурые, а берлинские - разговорчивые. То сигарету стрельнут, то спросят, как и куда им пройти, то просто скажут, что ты очень красивая, и обязательно спросят откуда родом. Ну а потом уж гляди, если им нравится режим твоей родины - можешь и убрать табачок - мол, для таких, как вы, нет у меня сигаретки. Все равно никто плохого слова не скажет. И да, любители Владимира Васильевича здесь имеются.
Часть вторая. Мои коллеги. Те, кто кормят беженцев. Удивительные люди. Работа ауслендера (человека из-за границы), чего еще тут скажешь.
Володя - ну, это моя любовь. Мы были коллегами в Петербурге, теперь коллеги в Берлине. С одной лишь разницей, что раньше в гримерке за стопкой коньяка мы обсуждали руководство театра и актеров, а теперь же ведем интеллектуальный разговор, кто сколько тарелок сегодня вымыл, и кто сколько раздал салатов или супов во время обеда.
Бахрам - парень из Туркмении. Хирург. Учился в ординатуре в Донецке, когда началась война. До диплома не хватило полгода. Всех иностранцев с факультета эвакуировали.
Моханад - инженер из Сирии. Интеллигент. Всегда в белой, выглаженной рубашке. С грустным взглядом. Чистоплотен, тактичен. Слушает мировую классику, когда режет хлеб.
Наташа - женщина из Харькова, недавно уволилась, поехала на Родину. Рассказывала мне, какое это было одушевление, когда все соседи, не общавшиеся до тех пор, вдруг воедино начали делать коктейли Молотова и кидать в русские танки, защищая землю, которая в одну ночь февраля стала своей, общей. Обрела это неизвестное до тех пор имя - Родина. Между прочим, Наташа - учитель русского языка.
Софио - грузинская княжна. Всегда произносит монолог, напичканный ругательными словами на грузинском, когда ее соотечественники, принимая бесплатную еду, ведут себя "не очень хорошо". Но это я, скажем так, мягко выразилась. Монолог ругательный, но из ее княжеских уст звучит неимоверно красиво.
Вероника - уроженка Латвии. Вот это настоящий типаж, актерское наблюдение. Интересная до безумия. Раз в неделю с ней прекрасно можно выпить бюргерского пива, по пролитарски, в конце рабочего дня. Красавица.
Абдул - сириец. Бежал, когда ему было тринадцать лет. Родители заставили бежать от войны. Понимаете, кем и зачем начатой. Бежал один. Плыл один. Шел один. Карабкался один. В одиночку ребенком попал в Германию. Из-за того, что был не с семьей, пришлось сразу же работать. Жил на чердаках и в подвалах. Год сидел в немецкой тюрьме. Школу так и не закончил. Но образован и эрудирован. Прекрасный немецкий.
Настя - бывшая стюардесса на украинских международных авиалиниях. Смелая, красивая, эрудированная, сверхотличный английский.
Даши, Оля, Дима - украинская молодежь. Отличные ребята. Ну, Даш вообще плохих нет, Дима, он же тоже на букву "Д", так что в нашем лагере. А Оля - самая добрейшая юная очень влюбчивая дева.
Мохамед - просто классный парень.
Ахмед - я вообще не знаю, кто этот человек по профессии, но мне хочется верить, что сирийский поэт. Потому что он постоянно подбадривает меня в конфликте с беженцами, используя гуглпереводчик, и вот последнее, что он мне перевел звучало так: "не тоскуй, не кручинься, это не люди, а звери, вышедшие позавчера из леса". Я, елки, и не знала, что гуглтранслейтер способен на такое.
Кухня. Беженцы. То есть те, кого кормим мы.
Нет плохих или хороших наций, но вот люди... здесь я поспорю. Начну с того, что физический труд он действительно облагораживает. И впервые в жизни, я начала понимать первый период Станиславского. Всякому актеру или режиссеру надо "идти в люди", как завещал Горькому его дед, возможно тогда чувственность русской школы спадет и останется только суть. Чего не хватает на сцене частенько. Если откровенно, работа не пыльная. В перерывах пишу книги и учу немецкий.
Не хочу много рассказывать об арабах, сирийцах, курдах и т.д. , которые постоянно встают за едой по второму разу, делая вид, что они только пришли. Как дети, не дать - не взять. Обманывают меня. Эмигранта с прекрасной памятью, благодаря своему актерскому опыту. Я не хочу писать о молдованах, устраивающих из малейшей проблемы цыганское представление, с песнями и медведями. Не хочу говорить, об африканцах, которые кстати, самые воспитанные среди выше перечисленных. Но напишу о русских. "Научите меня, сука, родину любить". Поехали.
Молодые парни из Чечни, привезенные в Германию, дедушками, дабы не залететь на придуманный одним ублюдком фронт. Что скажу - хамы, нарывные и неприятные. Но разговор простой. Говорит тебе что-то нехорошее один из них, выслушай, а потом просто так, душевно, намекни: "я сейчас о вашем поведении дедушке расскажу" - и все. Псевдо-лермонтовские герои делаются ниже травы, глаже воды. Дедушки - это действительно, видимо, движущая сила. Дагестанцев напугай, что владеешь немецким хоть как-то и против их размахивания рук - у тебя сразу козырь. Один раз узрев диалог с социальной службой, а главное взаимопонимание с той самой службой, помогающей им получить документы, каждое утро становится "доброе утро, Дарья, спасибо вам большое, до скорой встречи, жму вашу руку и тд" - в общем сюжет мелодрамы на канале Романтика. Один башкир заделался своим, пытался подкатить к одной из Даш (смотри выше), в конечном итоге довел ее до слез и через день получил в нос от Димы. Маленькая победа Украины над русскими состоялась молниеносно, без пактов и переговоров. Вот он тот самый блицкриг. Горжусь.
А теперь самое неприятное. Речь пойдет о ребятах из Петербурга. И это болезненно, поверьте. Один, например, собрал подписи со всего хайма (общежития), что еда, бесплатная, видите ли, не вкусная. Хотя она вкусная, я ем, Марк ест, коллеги мои едят - не гнушаются. Да и вообще, о чем речь, когда у тебя сбалансированное трехразовое питание, крыша над головой в центре города и пособие? Значит этот первый петербуржец - военный моряк. Я спрашиваю, так невзначай: "а что вами двигало, когда вы доносец в гуглтранслейтере переводили?" Ответ был быстр, без ноты сомнения: "Я на митинги ходил. А вот на обед желал бы овощей, и на ужин побольше клетчатки. А еще давеча надкусил яблоко, а то - мягкое". Я два раза переспросила: "гнилое?" "Нет - мягкое". Тогда я: "вы от мобилизации бежали?" "Да". Ну тут, конечно, из меня только одна фраза вылетела: "а на передовой вас бы антоновкой прямо с яблони кормили?" Задумался. Ушел. Теперь со мной не разговаривает. Второй тоже убежал от мобилизации. Веган. Колбасу веганскую не возьмет, если ее щипцами подцепили, теми же, что и халяльную колбаску. Убеждения. Философия. Но сука, не голод эмигранта! Ну тот же вопрос. А на войне-то, кто с щипцами будет подбегать? Ответ под копирку: "я на митинги ходил..." И понятно, что никуда и никогда ни первый, ни второй не ходили, так просто - заученная фраза, предназначенная для социальных работников, рассматривающих их дела. Ладно, фиг с ними, не воюют против Украины - уже молодцы. Но главные - мама с дочкой, которые приходят всегда, когда столовая уже закрыта. Приходят и молча требуют еды. То есть стоят и смотрят, как ты столы после племенных едоков убираешь. Я однажды говорю, ну все-таки язык у нас один и тот же для общения: "а вы почему так поздно приходите? Когда еще мы здесь делаем уборку, но уже закрыты?" - "Не знаю", - отвечает мама, а дочка молчит. Спрашиваю - "вы думаете, у нас своих дел нет, семей, детей?" И что вы думаете делает мамаша? Наступает в собранный у совка мусор и разбрасывает его по убранному помещению. "Научите меня, сука, родину любить". И мы все, вчетвером, прекрасно знаем, что из одного города, культурной столицы на секундочку. И я, грех конечно, но всегда этим ребятам - петербуржцам больше фруктов, овощей, сыра отдавала. Не по правилам. Свои. Свои же суки, получается так. Где хоть капля благодарности? Хрен с ним со мной и моими коллегами, но хотя бы стране, которая их приютила? Нет. Опять, и здесь, все нам должны. Пусть и пример на таком малюсеньком количестве людей.
Но что это такое - отражение нашего менталитета? Все нам обязаны? Чем?
А вы хотя бы представляете в какую цену обходится Германии глоток воды, сделанной эмигрантом/беженцем? А я сейчас расскажу. Берет беженец стакан, набирает 50 миллилитров воды, отпивает половину и ставит на стол для грязной посуды. А потом работает человек, чтобы забрать тот самый стакан, машина, чтобы стакан этот помыть, энергия, пусть и ветров, чтобы запустить машину, каждый налогоплатильщик, отдающий на этот глоток из своего кармана и тд, длинная цепь. Биология на социальном уровне. А благодарности, получается, ноль. Не то, чтобы немцам, но даже своим. Таким же эмигрантам.
Да ладно, хватит, о чем это я? Осень вошла в Берлин неспешным шагом. И запах ее удушил еще необремененные шарфами шеи. А у меня, кстати, тьма морщин под глазами. "От старости", - скажете вы, и я отвечу - "нет, от того, что я улыбалась за этот год столько, сколько не улыбалась за всю свою жизнь".