Село вымирало. Обозы с продуктами уже третью неделю не доезжали до Рожков, кормить людей было нечем. Зима в тот год выдалась суровая, снег валил густыми, тяжелыми хлопьями, не переставая. Припасов и топлива не хватало катастрофически; голод стал проклятием, приносящим страдания и забирающим жизни.
По вечерам все собирались в доме старосты. Раньше и пяти таких добротных домов бы не хватило, а теперь еще десятку человек место было. Худые, измученные женщины кутались в серые шерстяные платки и монотонно молились. Просили они не за себя, не за мужей, ушедших на войну, а за детей, которые гибли, не успев повидать белого света. Голод и холод, как братья-близнецы, входили в каждый дом и забирали все, что могли. Чаще забирали самых маленьких.
- Мама, а когда весна наступит?
- Спи, Ниночка. Скоро, время зимы пройдет. А сейчас ложись в кроватку, да покрепче к братику прижмись, чтоб теплее было.
Теплее не становилось, и наутро безутешная мать билась на снегу в истерике, оплакивая свою пятилетнюю дочь. Из-за холода могилы не выкапывали, была одна общая, братская. Там всех хоронили.
- Мама, у меня животик от голода болит.
- Спи, Сашенька. Потерпи, время придет, досыта кушать будем.
Наутро мальчики постарше, лет десяти-двенадцати, уходили в лес помогать взрослым заготавливать дрова. Брали с собой по краюхе хлеба да паре червивых картошин. Девочки шли на озеро, маленьким ручками разбивая тяжелые пласты льда в поисках рыбы. Они брали с собой молоко и сыр козий. Но того не хватало, и снова слезы, снова похороны.
- Мама, а когда папа вернется?
- Спи, Ванечка. Наступит время и война кончится, тогда папа вернется.
Но по ночам так не кажется. Заснуть невозможно - из каждой избы доносится безутешный вой, приглушенный подушкой. Кажется, что скрипнула половица, кажется, что дверь отворилась, и тяжелая поступь мужчины кажется. Вскакивают, выбегают в переднюю, и еще хуже становится. Слез нет уже, есть только безумная, звериная тоска и усталость. Смерть уже не кажется чем-то плохим, хочется уснуть и не проснуться. И не просыпаются. И полна уже братская могила, да новую выкопать некому.