Миры вероломно покидали своего Создателя. Оставляли меня совершенно беспомощным в кромешной тьме и тоскливом одиночестве. Рушились один за другим на самое дно беспощадной вселенной прямо в исходную точку Большого Взрыва с противным апокалиптическим треском.
Я пытался удержать их любой ценой - любой, всё равно какой - не желая потерять ни единого, по возможности спасти все. Напрасно! Пустое занятие, совершенно бестолковое и глупое: как только я подлетал, окрылённый внезапно вспыхнувшей во мне надеждой, и невероятными усилиями придерживал от неминуемой гибели один из Миров, другой тем временем стремительно падал вниз. Стоило только погнаться за вторым, чтобы не дать и тому упасть в пустоту, как третий неумолимо проваливался в преисподнюю ещё быстрее и глубже...
Так я и лавировал в причудливо искривлённом хаосе своего пространства, словно начинающий жонглёр. Как цирковой акробат шёл по тонкой грани инферно, средь застывших в своём тупом делириуме и абсолютно безразличных ко мне незнакомых звёзд, временами теряя равновесие, но не в силах бросить что-либо на произвол судьбы или как-то ещё повлиять на происходящее вокруг безобразие.
Я мчался вперёд в туманную неизвестность на всех парах, опасаясь даже на миг оглянуться через плечо, ибо прекрасно знал, что оставалось там... Неряшливая свалка моих изломанных рёбер. Гигантская свалка лилиток, ев, лолиток, наташек и самых, что ни на есть, разообразнейших ксюх - женщин, которых я, однажды возомнив себя самим Богом, попытался вылепить исключительно для личного потребления, по образу своему и подобию. Печальный могильник использованных манекенов. Мрачный апофеоз моего эгоизма...
Боялся оглянуться ещё и потому, что не желал увидать посреди груд этих жалких обломков Её - такое безмерно близкое и дорогое мне существо... Только не Её, ни за что...
Отпущенное провидением время истекало. Тяжёлыми каплями часы и минуты больно молотили по темени, ослабляли и убивали мой дух. Мне необходимо было сейчас же сделать окончательный выбор, или же сотворить чудо. Вполне естественно, я остановился на втором - тогда это казалось намного проще...
Раньше, всякий раз, когда одиночество становилось уже совершенно непереносимым, я аккуратно вынимал очередную реберную кость из пышущих жаром недр своей грудной клетки. Тщательно обстругивал заготовку острым перочинным ножиком. Придавал ей приятные округлые формы, долго шлифовал шкуркой-нулёвкой, мягкой кистью наносил на тело роскошный бронзовый загар и раскрашивал лицо акварелью в нежные цвета. Затем покрывал кожу лаком, делал пирсинг в пупке и изящные татуировки, одевал её од кутюр, причёсывал, щедро сбрызгивал дорогими духами...
Я ставил фигурки в рядок на пыльную полочку старинного серванта, любовался ими дни напролёт и мечтал...
Наконец наступал долгожданный торжественный вечер. Мой самый любимый праздник в году - День Рождения. Загодя я накрывал роскошный стол, откупоривал бутыль старого вина и зажигал в подсвечниках чёрные стеариновые свечи. В уютном пространстве тихо звучала бессмертная музыка Бетховена. Чудесная мелодия "Лунной сонаты" старательно обряжала кухонный полумрак в густые, пастельно-сентиментальные кружева божественных нот. Букет свежих шелковистых роз всегда был главным украшением этого праздника...
Я нежно обнимал вновь избранную куклу за тонкую талию, целовал её в ещё не совсем ожившие губы и вместе с первым поцелуем вдувал в неё свою ЛЮБОВЬ.
Кукла тут же оживала - широко открывала свои любопытные глазки, мило и доверчиво хлопала густыми ресницами. Её взору впервые открывался новый, манящий, безусловно прекрасный, дивный мир. Хрупкое создание неуверенно вставало на свои неокрепшие ноги, делало первые робкие шаги по квартире, по многолюдной улице. Ловило восхищённые взгляды прохожих и несказанно радовалось жизни, а я искренне радовался вместе с ним. Мы с самых азов учились красиво одеваться, готовить друг-другу обеды, оказывать взаимные знаки внимания.
Куклы с нескрываемым удовольствием занималась со мной любовью, и я, конечно же, был счастлив этим обстоятельством вдвойне. Я холил и лелеял свои творенья как умел, баловал и защищал от всех житейских невзгод. Некоторые, самые желанные, рожали мне детей, и тогда я начинал боготворить их по-настоящему. Так же, впрочем, как и наших отпрысков - любимых детишек... Порою, я задумывался: "А не это ли и есть настоящее счастье?". Но...
Но всему хорошему неизбежно наступает конец. Увы. Так уж заведено. Не нами заведено, я думаю, а кем-то наверху специально для нас - простых смертных, чтобы души наши грешные не размякали. Чтобы вожделенные билеты в рай не доставались в руки жадных соискателей просто так - задарма, без грязной россыпи адовых мук в уплату за вечное блаженство...
Постепенно мы привыкали к блаженству, затем остывали и блекли. Праздник по крупице терял прелесть своей новизны и неизменно превращался в обыденность.
Одним из моих творений я почему-то забывал или не успевал вовремя вдохнуть в тело новую порцию любви. Вначале они терпеливо ожидали от меня чего-то такого, жаловались на жизнь падким на дурные новости подругам, постоянно искали моего непрерывного внимания. А потом вдруг уставали и начинали плакать. Безутешно. Горько. Навзрыд...
Шумно взрывались на мелкие кусочки. Ломались. Требовали себе самостоятельности и алиментов. И, хотя я не слишком-то возражал им, с ожесточением разбрасывали вокруг себя осколки всеразрушительной ненависти и крупные капли смертоносного яда. Они, должно быть, во многом были правы, а может статься, что и не совсем... Не знаю ответа.
Их яд не причинял мне никакого заметного урона или просто не мог причинить, ведь я и сам бывал в ту пору довольно ядовит. Я получил от разьярённых своей судьбой кукол столько смертельных доз, что царю Митридату* впору было перевернуться в гробу от зависти.
А вот зазубренные осколки не вполне заслуженных обид, вонзаясь прямо в живую, ничем не защищённую мякоть моего сердца, больно ранили (лишь значительно позже сердце покрылось непробиваемой коркой). Некоторые из них, засевшие слишком глубоко, беспокоят меня до сих пор и иногда выходят наружу. Обычно с кровью - с капельками алой крови. Пульсируя и что-то грустно нашёптывая про себя...
Другие же куклы через какой-то период порядком надоедали мне самому, уж и не припомню точно, чем. Скорее всего, своей вульгарностью, глупостью или банальной жадностью, или же и тем, и другим, и третьим - вместе взятым.
А одно... Одно изначально бракованное изделие даже посмело оскорбить меня неверностью, вернее, только собиралось оскорбить. Просто кошмар какой-то! Ужас! Impossible! Вы представляете себе ту степень неблагодарности? Попытаться обмануть меня - своего Создателя!
Таких я просто клал на коленку и... хрясть!
Обломки выкидывал на свалку...
Последнее из моих творений, на которое я возлагал свои особенные надежды и мечты, изготавливалось согласно новейшей технологии - с особым старанием и каким-то воистину священным пиететом. Бессонные ночи в мастерской сменялись одна за другой в бешеном, изнуряющем темпе. Дни тоже пролетали совсем незаметно, словно карты в колоде складывались в месяцы, годы. Мои виски поседели. Глаза стали хуже видеть. Я истёр в кровавые мозоли свою бессмертную душу. Пожертвовал кукле частичку сердца. Создал её и оживил...
Ну, и что же в итоге получилось?
Так взгляните сами! Ведь вы уже давно знакомы с ней. А то как же! Наверняка встречали её в своих самых страшных снах. Да! Да, разумеется, - это та самая милая куколка, которая со временем сумела превратиться из безобидной, слегка наивной девчонки в коварную и кровожадную Львицу. Моя мудрёная наука зашла в полнейший тупик. Уверенность в себе - пшик и испарилась! Исправить ситуацию не помогали даже поспешно вносимые в рабочий проект изменения, ни частые техобслуживания, ни капитальные ремонты... Всё, абсолютно всё - коту под хвост. Бесполезно!
Я опрометчиво упустил тот момент, когда это необычайное создание начало медленно и безостановочно пожирать меня, исподволь калеча моё воспалённое самолюбие, нанося острыми коготками безобразные раны чувствительной душе, и порою обидно насмехаясь над невыносимыми мучениями своего Господина. Вопреки всем законам божественной логики, оно не разломилось на тысячи мелких кусочков, да и на мою твёрдую коленку укладываться никак не желало. А сам я даже не сделал попытки уложить. Не захотел? Скорее, не смог... Галатея поедала своего Пигмалиона*, как паучиха самца после совокупления.
Вся загвоздка была в том, скажу Вам по секрету, что она перехитрила меня ещё в самый первый день - первой умудрилась вдохнуть свою любовь в мои уста. Оттого-то и была бессильна воля Творца против Львицыной воли, почти бессильна...
Короче, паршивый из меня получился Создатель, совсем никудышный.
Сознание давно уже нуждалось в тотальной чистке - полной и безжалостной. Безотлагательной.
Сам процесс очищения был делом далеко не простым и весьма болезненным. Первым делом я залпом выпил пару стаканов раствора марганцовки. С натугой выблевал оба полушария мозга на блестящую поверхность прозекторского стола - они легли на цинк зелёными склизкими комьями - и тут же, не откладывая в долгий ящик, объявил беспощадную войну огромной армии быстро разбегающихся по сторонам, бесконечными коричневыми потоками сползающих на пол, ловко прячущихся во все доступные щели и укрытия тараканов. Войну до полной и безоговорочной победы... Не на жизнь, а на смерть.
Я молотил их стоптанным войлочным тапком, случайно оказавшимся у меня в руке, давил по углам кабинета блестящими акушерскими щипцами, азартно кромсал на мелкие кусочки остро отточеным ланцетом. Эх! Мне б тогда ешё и комиссарский наган в руку...
Борьба была долгой, утомительной и шла с попеременным успехом. Чаши весов скакали то вверх, то вниз, словно детские качели.
Противник постоянно подтягивал в бой свежие резервы и искусно маневрировал по пересечённой местности. Полчища неразрешимых сомнений и скрытых комплексов шли на меня врукопашную с криком: "Ура!", вполне всерьёз угрожая проткнуть насквозь, ощерившись сотнями штыков потаённых страхов. Вражеская артиллерия жестоко и кучно била по моим легкоуязвимым позициям ржавой шрапнелью былых неудач. Неприятными воспоминаниями неприятель бомбил с воздуха. Вероломно и методично метал в мою неприкрытую спину отравленные топорики несбыточных надежд...
Но в конце концов упорство возобладало, и поле битвы осталось за мной, покрытое десятками, нет - скорее многими сотнями агонизирующих оболочек. Я не пощадил даже беременных самочек, добил ногами седых стариков и сопливых тараканьих деток.
Набив до самого отказа охотничьи ягдташи жирными окорочками своих поверженных в прах врагов, я, слегка прихрамывая от ран, вернулся к столу и попытался вернуть очищенные от скверны мозги в самой природой предназначеное для них место - обратно в голову. Но, не тут-то было! Поскольку память тоже сейчас находилась вне меня, я умудрился всё забыть. Напрочь и бесповоротно! А инстинкты больше не срабатывали...
Растерянно озираясь по сторонам в поисках какой-нибудь подсказки, моё безмозглое тело искренне недоумевало: как правильно всё-таки уложить это бешено пульсирующее жизнью хозяйство в своё исконное хранилище? Пришлось ему как-то сверяться с цветным медицинским атласом, благо висел тот на белой кафельной стене по соседству с невзрачным отрывным календарём.
Право слово, никак не могу сейчас припомнить ни даты на календаре, ни что на том атласе было изображено - строение ли человеческого черепа или может быть что иное? За давностью времени это, разумеется, уже не кажется мне столь существенно важным. Так или иначе, но дело ведь было сделано. Отступать, даже при желании, стало некуда. Да и незачем...
Заметно полегчало... Голова так вовсе перестала болеть, совесть крепко накрепко придавило где-то в тёмных закоулках между мозжечком и гипофизом. И отныне я возжаждал любви только и исключительно настоящей женщины - единственной и неповторимой в своём роде! Но... Созданной уже не мной, а самим Всевышним.
Истинным - не игрушечным Богом...
Цепкие лапки мистических грёз не отпускали меня из своих вязких объятий ещё некоторое время. Затем будто порвалась киноплёнка в старом кинопроекторе - звук поплыл куда-то в сторону, публика начала пронзительно свистеть и улюлюкать.
Я проснулся...
На прокуренной до тяжёлой синевы кухне. Один, как перст. За пустым обеденным столом. С неработающей телефонной трубкой, намертво зажатой в руке. Ничком на открытой тетрадке в клеточку...
Львица раскинулась широко - по диагонали через всю кровать. Её густые рыжие волосы разметались солнышком по белоснежному постельному белью, из-под атласного одеяла кокетливо выглядывала гладкая, загорелая лодыжка, а обеими руками жена ласково обнимала мою давно остывшую подушку.
"Хм... Пусть поспит пару лишних минут...", - решил я, умилившись на какой-то короткий миг, и поспешил отключить будильник, пока тот не растрезвонился.
Сам вышел из спальни, тихонечко притворил за собой дверь... ...и поехал к другой - просто смертельно устал быть Богом...
*Митридат (Евпатор) VI Понтийский - царь Понтийского царства. Правил со 121 до 63 д.н.э. По преданию, ещё с юности начал принимать разные яды в малых дозах, опасаясь, что его отравят завистники. В итоге, преданный семьёй и приближёнными, покончил жизнь самоубийством. По злой иронии злодейки-судьбы - погиб не от чужого яда, а от собственного же меча.
*Пигмалион - легендарный царь Кипра, сын Бела. По преданию, влюбившись в богиню Афродиту, он высек из мрамора ее статую и затем обратился к ней с пламенными мольбами вдохнуть в каменное изваяние жизнь. Тронутая такой сильной любовью, Афродита оживила статую, которая под именем Галатеи стала женой Пигмалиона.