Звонкий детский голосок отвлек Сергея от созерцания стройных ножек проходившей мимо девушки и заставил оглянуться. Перед ним стояла девочка лет десяти и с чистой ясной улыбкой на лице протягивала ему альбомный лист.
- Дяденька, купите картину.
От прекрасного до прозы жизни всего лишь поворот головы.
- Тебе чего? - Сергей презрительно окинул взглядом угловатую фигуру девочки и отвернулся, пытаясь отыскать в толпе прохожих объект своего недавнего внимания. Тщетно.
- Дяденька...
- Слышишь, ты! - теперь он повернулся всем корпусом к ребенку, с явным намерением разобраться с источником раздражения. - На кой хер мне нужна твоя мазня? Иди отсюда!
Девочка вдруг перестала улыбаться, и в ее больших глазах появились слезы:
- Зачем Вы так? Это не мазня. Думаете, что если Вы такой большой, то можете спокойно обижать тех, кто слабее?
- Кто тебя обижает? А?
Сергей почувствовал, как улетучивается его благодушное воскресное настроение.
"Надо было вместе с Анжелой зайти в этот магазин. Хотя, как я буду смотреться в салоне женской одежды? - он усмехнулся, представив свою массивную фигуру среди вешалок с платьями и нижним бельем. - А, типа, на разборках с малолеткой смотрюсь нормально". Сама ситуация теперь показалась ему столь нелепой, что по доброте душевной он решил не злиться. В конце концов, ему что - денег жалко для попрошайки?
Сергей достал из кармана брюк обмотанную резинкой свернутую пачку денег, развернул ее и протянул самую мелкую купюру, которая у него была:
- На тебе десять американских рублей и проваливай. - Последние слова он постарался произнести как можно доброжелательнее.
Глаза девочки засветились от радости. Она осторожно взяла деньги и протянула Сергею лист бумаги:
- Это Вам.
- Слушай, мне не нужна... - но заведенный с полуоборота Сергей быстро взял себя в руки и осекся на полуслове. Они и так уже начинали привлекать внимание прохожих.
- Ладно, давай. - Он взял, не глядя, протянутую ему картину и стал искать глазами урну поблизости.
- Это Вы.
- Сергей недоуменно посмотрел на девочку:
- Что?
- На картине. Это я Вас нарисовала. Разве Вам неинтересно, как Вы выглядите со стороны?
- А-а... Ну-ну.
Он снисходительно улыбнулся и посмотрел на рисунок. Секундное замешательство... Недоумение...
- Ты что, малая, охренела?
- Я вижу Вас таким, - в голосе девочки звучала уверенность. - Взгляд художника...
- Какого к черту художника! Я - что, по-твоему, похож на человечка с двери в мужской туалет?!
Дрожащими от гнева руками он протягивал ей купленную только что картину, на которой был изображен круг, покоящийся на стороне перевернутого вершиной вниз треугольника.
- Не сердитесь, пожалуйста. Я все объясню, - девочка взяла из рук Сергея листок. - Смотрите.
- Я не просто смотрю, художница, твою мать. Я еще и внимательно слушаю, - он скрестил руки на груди, расставил ноги на ширине плеч и впился взглядом в свою собеседницу. - Давай, попробуй себя спасти.
Но девочка его совсем не боялась. Бойко, как, наверное, в школе у доски, она стала ему рассказывать о внутреннем мире людей вообще и о видении этого мира человеком искусства в частности. Голос дрожал от охватившего ее вдохновенного волнения. Сергей слушал, не понимая и половины произносимых ею слов, и старое, забытое с детства щемящее душу чувство восторга пробуждалось где-то глубоко внутри, стремясь пробиться сквозь заслоны лет и вырваться наружу. Он вдруг почувствовал какое-то смущение и вину перед этой отстаивающей свое мнение юной художницей, словно маленький мальчик, не выучивший урок. Его взгляд смягчился и стал чуть ли не виноватым. И зачем он с ней так, по-взрослому? Ведь она всего лишь ребенок.
- Я нарисовала треугольник, потому что он очень похож на Вашу фигуру: широкие плечи, узкая талия...
- Хм... - Сергей откашлялся. Фигура у него действительно была что надо - как-никак занятия атлетикой не проходят бесследно. Это был очевидный факт.
- Ну, а голова...
- Я знаю - дорисуй три точки и получится шар для боулинга. - К Сергею вернулось хорошее настроение.
- Нет, что Вы, - девочка слегка смутилась. - У Вас очень красивая форма головы. Почти идеальная. Вот я и решила, что лучшего символа, чем круг, не найти. К тому же... Вы ведь на самом деле очень добрый. Если бы не острые углы треугольника... - она смущенно замолчала.
Возникла неловкая пауза. Сергей смущенно провел несколько раз ладонью по своей наголо побритой голове и промямлил:
- Ну, это... Да... Голова у меня что надо - не один удар выдерживала.
- Я ведь не об этом.
- Да я понимаю, - он, как маленький мальчик, шмыгнул носом. - Но все равно, как-то...
Стоя спиной к фасаду здания, Сергей не заметил, как из магазина вышла Анжела. Стройная яркая брюнетка, одетая по моде прошлогодних дамских журналов и со вкусом претенциозной провинциалки. Она подошла к ним и, положив руку на плечо своего кавалера, как-то недобро усмехаясь, произнесла почти нараспев:
- Фу, Сережа. Малолетки - это же не твой профиль.
Он готов был провалиться сквозь землю. Еще мгновение назад млевший от постижения символизма собственного тела (уже одни только эти слова вскружили ему голову), он готов был задушить Анжелу за внесенный диссонанс (вряд ли Сергей знал это слово, но его суть чувствовал верно). Спасло положение лишь то, что, не дожидаясь реакции на свои слова, Анжела тут же, почти мечтательно, пролепетала:
- Подожди меня, милый, еще две минутки. Я пойду выбирать себе духи, - и тотчас же скрылась за дверьми соседнего магазина.
- А бабу... э-э... девушку мою нарисуешь? - сразу оживился Сергей, как только они снова остались одни.
- Эту? - девочка прищурилась во след упорхнувшей Анжелы.
- Ну да. Других ведь ты не знаешь, - он широко, впервые за весь разговор, по-детски улыбнулся. - Нарисуешь?
- Готово.
Сделав несколько штрихов на другом листе бумаги. Она протянула его Сергею.
- Не понял, - по удивленному голосу было понятно, что Сергей ожидал увидеть что-то другое.
- Ну как же, - девочка тыкнула пальцем в рисунок. - Круглое туловище женщины-потребителя и квадратная голова...
- А-а! знаю! - Сергей радостно засмеялся. - Это чтобы удобно было ставить кружку пива, когда она мне делает... Держи, малая, заработала еще двадцать американских рублей.
- Вы не совсем правильно истолковали...
- Не важно. Я все равно красивее получился, - Сергей протянул деньги девочке. - Молодец. Порадовала меня. А теперь иди. Не то сейчас эта... подставка вернется и опять все испортит.
Улыбнувшись, девочка посмотрела на него с надеждой:
- Вы больше не сердитесь?
- Уже нет.
- Вот и хорошо. Ведь на самом деле Вы очень добрый.
* * *
Эту историю рассказал мне Сергей, когда мы с ним ночью добивали косячок на кухне наших общих знакомых, с каждой затяжкой приближая Миллениум.
- Представляешь, Олег (меня зовут Олег), она сказала, что я добрый. Очень добрый. Невероятно! Перед ней стоял бритый реальный пацан, а она ему - ты добрый! Ну, ты же сам знаешь, сколько чужих костей я переломал.
Я монотонно киваю головой, медленно выпуская дым удовольствия. На самом деле, толком я ничего не знал - одни слухи да общие разговоры во время дружеских попоек.
- Веришь ли, я потом специально еще раз эту малую нашел. Спрашиваю - как ты так людей рисуешь? А она мне - открытым сердцем. Слышишь? Открытым сердцем!
Мы затянулись, передавая друг другу самокрутку.
- Понимаешь, задела она во мне что-то. Где-то глубоко внутри. Так глубоко, что без этой дряни и не докопаешься, - он задумчиво повертел в руках сигарету. - Жопой чувствую, не хватает мне чего-то в жизни. Может, этой самой доброты моей и не хватает. А? Как думаешь?
Открылась дверь и, сопровождаемая эхом бурлящего в комнате всеобщего веселья, вошла Анжела. Окинув нас нетрезвым взглядом, она подошла к Сергею и положила ему руку на плечо:
- Фу, Сережа. Мальчики - это же не твой профиль.
Сергей выдавил из себя улыбку:
- Иди, дорогая. Мы сейчас вернемся.
Он подождал, пока за Анжелой закроется дверь, а потом не выдержал:
- Озабоченная б...дь. Пока я делами занимаюсь, она из клубов ночных не вылазит, думает, я не знаю, что ее там жучат все, кому не лень. Всю жизнь мне испоганила. И бросить жалко, и нести тяжело. Вот соберу как-нибудь вместе всех ее кобелей и кастрирую к чертовой матери. - Он задумчиво раздавил остаток косяка в пепельнице. - Так ведь она, сука, новых себе найдет...
Мы еще посидели какое-то время на кухне, безмятежно пялясь в пустоту, а потом присоединились к остальным в трепетном ожидании нового тысячелетия.
* * *
Многое изменилось с тех пор: деревья теперь не кажутся такими большими, а дороги к счастью - бесповоротными; расстояния между городами стали меньше, а между друзьями и соседями, наоборот, увеличились; девушек, ради которых мы когда-то были готовы совершать безумства, теперь не любят даже их мужья. Мы иногда еще встречаемся по праздникам с теми, с кем объединяет нас общее прошлое, но только праздников этих с каждым годом все меньше.
Сережу я не видел уже лет шесть. Говорили, что у него были какие-то неприятности то ли из-за Анжелы, то ли по работе. В общем, пропал человек.
Наверное, я и не вспомнил бы о той рассказанной мне истории - мало ли что услышишь и взболтнешь в тумане счастья - если бы на днях...
...Он сидел на бордюре, прячась от жары в тени парковых деревьев. На нем были грязные помятые брюки неопределенного цвета, вылинявшая футболка и расклеившиеся сандалии. Я стоял в метрах двадцати от него и смотрел, как он протягивал руку к проходящим мимо, улыбаясь и тихо им что-то говоря. Тяжело и грустно это - видеть своих, цветущих когда-то здоровьем, знакомых на обочине жизни. Страшно это - думать, что такое когда-нибудь может случиться и с тобой.
Я подождал, пока вокруг не будет людей (гаденькое чувство стеснения) и направился к нему. Когда между нами оставалось не более четырех шагов, Сергей поднял на меня глаза и, улыбаясь почти беззубым ртом, сказал:
- Дяденька, купите картину.
Я опешил, не зная, как реагировать на его слова.
- Серега, ты меня не узнал?
Сперва замешательство, недоумение, а потом его лицо прямо засветилось от радости. И он закричал:
- А-а! Серега! Ты меня что - не узнал?! Купи картину!
И тут я все понял. На его голове (по-прежнему лысой, такое впечатление, что волосы на ней никогда и не росли) с левой стороны над ухом виднелся огромный, примерно с палец, рубец. Я смотрел в его глаза, горящие безумием и восторгом, и не видел в них ничего, кроме всеохватывающего безудержного счастья. Как он когда-то перед юной художницей, так я теперь перед ним вдруг почувствовал себя маленьким смущенным мальчиком, который стоит перед все знающими взрослыми и не знает - накажут его за совершенный им поступок или, наоборот, похвалят.
Мне стало неловко, я засуетился и полез в карман за деньгами:
- Сколько стоит?
В глазах Сергея мелькнуло лукавство:
- Бесплатно. А сколько не жалко?
Не жалко мне было все, что находилось в кошельке. Взяв у меня деньги, Сергей протянул отрывок упаковочного картона, примерно с ладонь:
- Это Вам.
- Спасибо, - я взял рисунок и улыбнулся. - До свидания, Сережа.
- До свидания, Сережа, - сказал он и помахал мне в ответ.
Я хотел было попрощаться с ним за руку, но он уже увидел другого прохожего и, смерив того взглядом, принялся быстро водить карандашом по новому клочку бумаги. Да не оскорблю я его своей жалостью...
Я медленно шел по парку, разглядывая нарисованный на всю ширину картона круг, а позади меня звучал наполненный радостью и счастьем голос: