Скрынник Олег Николаевич : другие произведения.

В прикупе смерть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Данный рассказ в полной мере соответствует понятию "Современный детектив" -- как по манере изложения, составу, положению, роду деятельности, речи и характеристикам персонажей, отношениям между ними, их устремлениям, явным и тайным мечтаниям, вкусам и предпочтениям, так и по действиям, способностям, а также методам планирования и совершения преступлений, равно как способам и техникам их раскрытия и наказания и, разумеется, людям, которые этим заняты.
  В прикупе смерть
  
   -- Сегодня был в администрации. В коридоре наскакиваю на Усольцева. Из минздрава.
  Игорь Николаевич Шпагин, мужчина лет сорока, спортивного сложения, сладко потянулся на диване.
   -- И что? - Ирина Константиновна, тридцатилетняя блондинка, уменьшив звук телевизора, резво повернулась к мужу, отчего отвороты её золотистого халата слегка разошлись на роскошной груди.
   -- И он мне: "Кажется, вы знакомы со Щербицким?". Ну да, говорю. Не просто знаком. Мы друзья, ещё со школы. Он: "Ого! Со школы?" Я ему: не просто со школы, а с первого класса. И тут он говорит, эдак полушёпотом: "Есть мнение выдвинуть его на губернаторскую премию, как руководителя лучшей частной клиники в крае".
  -- Да ты что! Яшка - губернаторский лауреат? Обалдеть.
  -- Ничего удивительного, -- возразил Шпагин, слегка поморщившись. -- Я часто слышу о нём самые лучшие отзывы. Только на той неделе в объединении "Крылья" был разговор. Он у них там какую-то работницу спас.
   -- Иди ты! - преувеличенно удивилась супруга. -- Прямо-таки спас?
  -- Кроме шуток, -- пожал плечами Шпагин. -- В прямом смысле от смерти. Женщина сорока пяти лет, мать двоих детей. Вот так-то.
  -- Надо же! Губернаторскую... -- протянула женщина, словно отвечая каким-то внутренним мыслям. И вдруг, выпрямившись пружинкой и приподняв решительно носик: -- Сейчас же позвоню зам. главного редактора. Пускай тиснут о нём статейку! Даже сама написать возьмусь, по старой памяти, как бывшая сотрудница газеты.
  -- Ты что! - картинно замахал руками Шпагин. -- Ни в коем случае. Усольцев мне это сказал под большим секретом. Три раза повторил, чтоб я, не дай бог, не проговорился. Знаешь, как у них там, в администрации? До последнего никакой ясности. Вдруг чего-нибудь перерешат. Получится неудобно... До Усольцева дойдёт, он мне тогда вообще ничего сообщать не станет. А от его информации в нашем деле сама знаешь, сколько зависит!
  -- Жаль. А так чешется!
  -- Выбрось из головы! Прибавь звук.
  -- Надоели эти сериалы! - сморщилась Ирина. -- Никакой пищи для ума.
  -- То-то я смотрю, ты в последнее время из бухгалтерии не вылезаешь. Ну, и как там пища? Подходящая для ума? - он потянулся, чтобы чмокнуть супругу в лобик.
  -- Интересное дело, "не вылезаешь"! - фыркнула супруга, отстраняясь, -- должна же я знать, как ты управляешь моими деньгами.
  -- Я исполняю предсмертную волю батюшки твоего, Константина Петровича, -- пожал плечами муж, -- а твоё дело прибыль получать. Остальное...
  -- Хочешь сказать: "Остальное -- не твоё собачье дело"?
  -- Да пожалуйста, ройся, если тебя это развлекает, -- как можно равнодушнее ответствовал Игорь Николаевич. -- Просто Мария Семёновна вчера не без ехидства поинтересовалась, не собираешься ли ты занять моё место. Твои проверки, видишь ли, ослабляют мой авторитет как директора в глазах подчинённых. А значит, и разлагают производственную дисциплину. Тебе самой-то понравится, если все они начнут разговаривать с твоим мужем в таком тоне?
  -- Ух ты, "старрый муж, гррозный муж"! - смеётся женщина, проводя по носу супруга пухленьким пальчиком. -- Ничего с твоим авторитетом не сделается. Кстати, что это за гигантские суммы ты переводил в Шанхай? Для каких таких целей?
  -- Почему "гигантские"? - Шпагин с явным неудовольствием отрывается от телеэкрана.
  -- Ну, скажем так: немалые, -- не унимается супруга. -- Не мелочь какая-то.
  -- Раз перевёл, значит, надо, -- Шпагин демонстративно зевает. -- В обеспечение одной сделки.
  -- Что за сделка? -- Жена сотворила въедливую рожицу. -- Ни договоров, ни протоколов, ни стенограмм. По другим делам всё ясно. А здесь?
  -- Всё-то тебе надо, хлопотунья ты моя, -- умиротворяюще гладит жену по округлому плечику Шпагин. -- Пока не хочу говорить. Чтобы удачу не спугнуть. Давай вернёмся к этому через недельку-другую.
  Весёлая трель дверного звонка избавляет мужчину от неприятного разговора. Он с готовностью подскакивает и бегом направляется в прихожую.
  -- Смотри же у меня! - летит следом напутствие жены, кокетливое и уже совсем не актуальное.
   -- О-о! "Пуля" почти в сборе! - гремит радостный голос Шпагина, приветственные возгласы мужчин, шуршание одежды, дружеские шлепки, и следом в комнату вваливаются довольные рожи: бритая, костистая Ромки Камбулина и красная, мясистая, усатая - Виталия Кожаева.
   -- Привет, Ирина! -- чмокает в щёчку Камбулин.
  -- Здравствуйте, -- целомудренно жмёт руку Кожаев, краснея до неправдоподобной степени, не иначе, от каких-нибудь незваных мыслей.
  -- А эскулап наш, как всегда, задерживается!-констатирует Камбулин, оглядев помещение.
  -- Ничего страшного, ночь впереди длинная, -- отзывается Ирина, не слишком торопливо запахивая халат. -- Или вам так не терпится выставить меня из комнаты?
  -- Ну что-о вы, Ирина Константиновна! Как мо-ожно! - вразнобой отвечают кавалеры.
  -- Ладно-ладно, не подлизывайтесь, -- смеётся хозяйка. -- Знаем мы ваш девиз. Что мешает играть в преферанс?
  -- Шум, жена и скатерть! - хором чеканят все трое.
  -- Вот так-то!
  Продолжая улыбаться, Ирина удаляется из комнаты. Мужчины с шумом усаживаются на стулья. Из прихожей раздаётся звонок. Шпагин поднимается, чтобы открыть, но из коридора, опередив его, появляется Щербицкий, кандидат медицинских наук, с пакетом в руке и профессиональным выражением снобизма на подвижном, скуластом лице.
  -- Меня Ирина впустила, -- поясняет он хозяину. - Всем общий привет!
  Ставит пакет на сервировочный столик. Картинно оправив волосы, подсаживается к остальной компании. Камбулин встаёт и подходит к сервировочному столику. Вынимает из пакета продолговатый деревянный ящик. Рассматривает его.
  -- Ого, "Мартель"! Не хило поживает наша медицина.
  С треском взламывает ящичек и извлекает золотистую бутылку, похожую на полумесяц с ручкой.
  -- А то! - Щербицкий приосанивается. Достаёт новую, в обёртке, колоду карт, небрежно бросает её на стол и подходит к Камбулину.
  -- Дай сюда! -- Вырывает у него бутылку. Наливает всем на самое донышко. -- Коньяк, чтобы вы знали, существует не для того, чтобы пить. А чтобы насладиться. Когда я бываю в Париже, всегда с интересом наблюдаю за компаниями молодёжи. Они заказывают по капельке коньяка, а весь вечер пьют вино или джин. Коньяк только нюхают и выпивают перед самым уходом.
  -- Такие молоденькие и уже жлобы! - не удерживается от замечания Кожаев.
  Входит хозяйка с подносом. Ставит перед каждым по чашке дымящегося кофе.
  -- О-о! - она вытягивает шею и принюхивается. -- Что у них е-эсть! И прямо к кофе. Я тоже хочу!
  -- Желание дамы - закон! -- Щербицкий манерно улыбается, достаёт с нижнего яруса столика бокал. Наливает. -- А кофе... Я жертвую вам свой!
  -- Нет, дорогой, -- отводит его руку Ирина. Кофе - это вам, чтобы не засыпать за игрой. А у меня как раз наоборот. Совсем другая задача. Мне надо ба-аиньки.
  Смакуя, тянет коньяк.
  -- В такие моменты - Яков старается улыбаться как можно сладострастнее -- всегда жалею, что мы с Ириной... гм... Константиновной давным-давно знакомы.
  Шпагина фыркает.
  -- Это почему? - искренне удивляется Кожаев.
  Щербицкий поднимает бокал.
  -- Да потому что не имею ни малейшего повода выпить с ней на брудершафт.
  Кожаев хохочет во всю мощь своего армейского голоса. Подходит к столику, хватает бокал и залпом его осушает. Шпагина ставит свой пустой бокал. Царственно оборачивается к супругу и указывает на свою щёку.
  -- Целуй!
  Шпагин повинуется.
  -- Что ж. Всем приятной ночи! - она очаровательно улыбается и уходит.
  -- Так. С женой расчупахтались, -- едва супруга скрылась из виду, констатирует хозяин, -- А ну-ка, помогаем!
  Совместными усилиями друзья аккуратно складывают тяжёлую скатерть в несколько раз и устраивают её на спинке дивана. Шпагин берёт пульт и выключает телевизор.
  -- Ну вот. Теперь и с шумом покончено.
  Мужчины рассаживаются вокруг стола. Камбулин машет рукой, приглашая хозяина.
  -- Минуточку! -- Шпагин открывает бар-холодильник и выставляет на сервировочный столик лёд, большую бутылку джина "Гордонс Драй", несколько полторашек тоника и внушительную менажницу с морепродуктами. -- Наслаждаться так наслаждаться!
  Мужчины, с шумом отодвигая стулья, ломятся к столику. Кожаев подхватывает розовый ломтик сёмги и отправляет его прямо под пышные тёмные усы. Другие тоже не отстают.
  -- Ох, и набегаемся мы сегодня в туалет! Как бы "пулю" не загубить, высказывает опасение Рома Камбулин.
  -- Ни фига, -- на правах хозяина устанавливает Игорь Николаевич. -- Бегать разрешаем только прикупному. Принято?
  -- Ехинохлафно! - поддерживает Кожаев с набитым ртом.
  -- Кажется, я буду первым, -- озабоченно морщится Яшка Щербицкий. -- Ещё в дороге припёрло.
  -- Вот те на! Чего ж ты терпел?
   -- Да как-то неудобно прямо с порога...
   -- Беги уж! - милостиво разрешает Игорь.
   Кожаев распечатывает колоду. Привлечённые зрелищем, мужчины подходят к столу. Валерий перебирает карты. Откидывает шестёрки. Внимательно изучает рисунок рубашки.
   -- Красивые ребята!
   -- Особенно, конечно, дамы.
   -- Тузы тоже ничего. Правда, Игорь?
   -- Нет, отвечает Шпагин. -- Семёрки. Только семёрки. Предпочитаю мизера. Дай-ка, шестёрки уберу.
   Аккуратно, за краешки, берёт новенькие шестёрки и кладёт на камин. Камбулин заканчивает расчерчивать "конвертик", встаёт из-за стола и наливает полстакана джина. Кожаев, увидев на столике нетронутый бокал Шпагина, украдкой выпивает его коньяк, после чего пристаёт к Камбулину.
   -- Ты, что ли, пить сюда пришёл? -- Набрасывается на Камбулина и, отобрав стакан, мигом его осушает.
   -- Паршивец! - Камбулин шлёпает Кожаева по шее и наливает себе ещё.
   -- Проглот! - Кожаев вылавливает из менажницы шейку омара.
  Шпагин наблюдает за приятелями с видимым удовольствием.
  -- Не кричи. Ирку разбудишь, -- полушёпотом говорит Камбулин Валерию.
  -- Не боись, -- вступает Шпагин. -- Она уже вовсю дрыхнет. -- Совсем стемнело. Прямо ночь. -- Подходит к большим полукруглым окнам и задёргивает портьеры.
  -- Кстати, что у тебя с дворовым освещением? - осведомляется между делом Камбулин.
   -- А! - машет рукой хозяин. -- Похоже, лампочка накрылась. Перед самым вашим приездом. Завтра позову электрика.
  -- А самому сменить слабо?
  -- Конечно, слабо. Я по столбам лазить не умею.
   -- Говорил я ему: повесь ещё один фонарь, над дверью, -- ябедничает Камбулин.
   -- Нечего делать! Электричество экономить надо.
   -- Во жлоб! Всю жизнь такой. Бывало, в студентах карандаша у него не выпросишь.
   -- Свой надо иметь.
   -- "Сво-ой"! Плюшкин!
  Камбулин ополаскивает руки в большой фаянсовой посудине и тщательно вытирает их полотенцем. Убедившись, что руки чистые и сухие, вынимает из жилетного кармана шикарный перстень с сердоликом и аккуратно надевает на палец.
   -- Слушай, Роман, -- ехидничает Кожаев. -- Ты своему перстню прямо цены не сложишь. Как Кощей тому ларцу. Но у него-то там жизнь пряталась, на кончике иглы. А у тебя что?
   Камбулин демонстративно молчит. Кожаев начинает барабанить по столу пальцами.
   -- Он там что, верёвку проглотил?
   -- Давайте начинать, -- предлагает Роман.
   -- А сдача?
   -- Я сдам за него.
  Принимается тасовать. Оба деликатно помалкивают. Ждут решение от хозяина.
  -- Ну что ж. Как скажет стая, -- вздыхает Шпагин.
  Щербицкий входит, когда игра уже начата.
  -- О! С облегчением! - по-солдафонски юморит Кожаев.
  Щербицкий, не реагируя, с наслаждением осушает полный стакан тоника и садится за стол.
  Шпагин выходит из-за стола и усаживается на диван. Жадно глядит на бутылки с тоником. Протягивает было руку к одной из них, но на полпути отдёргивает её.
   -- Алле-гоп! - с мерзко торжествующей физиономией объявляет Яков и шлёпает карты на стол. Вся компания устремляется к нему.
  -- Ух ты! Десять без козыря! - изумлённо вскрикивает Виталий.
  -- Ну, ты наха-ад! - завистливо тянет Роман.
  -- Видно, сегодня его день, - пожимает плечами Игорь. Отходит от стола и включает мобил. Льётся тихая музыка. В миниатюрном средневековом замке без видимой закономерности то освещаются, то темнеют узкие окна-бойницы. По стенам прохаживаются стражники в тускло отсвечивающих доспехах. Тихонько плещет вода. Как будто нехотя, ворочается мельничное колесо. Поднимаются ворота, через ров с водой на цепях опускается мостик. Из замка выезжает золочёная карета и направляется по узкой дороге, скрываясь за холмами, покрытыми лесом, чтобы через некоторое время появиться с противоположной стороны.
  -- Прикольная у тебя штука, Игорёк, этот вот мобил, -- не отрываясь от игры, говорит Роман. -- Главное, и придумал сам, и своими руками сгондобил. Молодец!
  -- Мог и сам бы постараться, да слепить что-нибудь эдакое, -- отвечает Игорь, продолжая рассеянно глядеть куда-то вдаль. -- Один вуз заканчивали. Точная механика - специальность наша -- сегодня не просто никому не нужна в этой стране, а не нужна решительно и категорически. Так хоть игрушку бы смастерил, о дипломе своём на память.
  -- Не-эт. Я не такой талантливый, как некоторые. К тому же мне больше нравится по крупным механизмам работать. Чтобы самому на них кататься.
  -- Ну ты, механизм! - прерывает его Кожаев. --Ты будешь вистовать?
  Через некоторое время он переходит на прикуп и удаляется в туалет. За стол садится Шпагин.
  -- Ну, милостивый государь! - обращается к нему Камбулин. -- Ждём-с.
  -- Пас, разумеется.
  -- Вот тебе твои любимые семёрочки!
  -- Да уж и не говори.
  За окном слышится отдалённый взрыв и следом за ним нечто напоминающее шипенье гранат, хлопанье мин и пулемётный треск. Шпагин выходит из-за стола. Сдвигает портьеру, и все видят расцветающие в чёрном небе звёзды, диски, шары, спирали и вееры из разноцветных огней.
  -- Вот это да, -- не поднимая головы, равнодушным тоном произносит Щербицкий. -- Красотища.
  -- И что это сегодня за праздник? - удивляется Роман.
  -- День рождения у кого-нибудь, -- поясняет появившийся Виталий. -- Тут, в посёлке, постоянно что-нибудь празднуют. День рождения, свадьба... Сейчас редкая пьянка обходится без фейерверка. А вам удивительно?
  -- И где это пуляют?
  -- Обычно во-он там, на Круглом озере. И красиво, и безопасно: строений по соседству никаких.
  -- Всех карасей перепугают, -- бурчит Яков. Ну, вы там чего? Фейерверка не видели, что ли? Пойдём играть.
  -- Я сейчас! - Камбулин удаляется по коридору в туалет.
  -- Ну вот, ещё один! - недовольно ворчит Кожаев и обращается к Шпагину: -- После него, конечно, ты побежишь?
  -- Да вроде не собираюсь.
  -- У него вместо пузыря полиэтиленовый мешок, -- подаёт голос Щербицкий.
  -- Да ла-адно! - Виталий корчит удивлённую рожу.
  -- Чего "ла-адно"! Я сам ему пришивал.
  Кожаев притворяется серьёзным.
  -- Что за мешок? Какой-то специальный?
  -- Обычный мешок. С рекламой "Магнита".
  Игорь замахивается сразу на обоих:
  -- Ща как дам "Магнита"!
  Щербицкий и Кожаев корчатся в приглушённом хохоте. Под шумок Щербицкий развёртывает и внимательно изучает карты Камбулина. Кожаев смотрит через его плечо.
  -- Нехорошо-о!
  Шпагин пристраивается у другого плеча Щербицкого и тоже смотрит.
   -- Всё хорошо, -- отчеканивает Кожаев. -- Пускай держит карты поближе к орденам. В карман бы сложил, да и взял с собой. Не в "дурака" играем! Кстати, док, -- обращается к Щербицкому. -- Не подскажете ли, чей это красавец "шестисотый" поблескивает во дворе у этого типа? -- Кивает на Шпагина.
   -- Наверно, этого самого типа.
   -- "Форд" этого типа я знаю как облупленный. Так же, как "Пежо" вон того. -- Склоняет голову в сторону туалета.
   -- Ну, тогда получается, что мой.
   -- Да-а! - присвистывает Кожаев. -- "А где мне взять такую тёщу"!
   -- При чём тут "тёща"? Я и сам неплохо зарабатываю.
  -- Будя гнать-то. "Зараба-атываю"! На это тоже? И на это? -- Тычет жирным пальцем наугад, попадая в швейцарские часы и золотое кольцо с бриллиантами, посылающими во все углы разноцветные сполохи.
  -- Ты что, знаешь о моих доходах? - раздражается Щербицкий.
  -- А чего мне не знать! Как будто свояк у меня не врач, кандидат наук, и будто не держит он такую же клинику, как твоя, в Самаре.
  -- Да чего ты, Яша, -- вступает в разговор появившийся Камбулин. -- Ты же сам хвалился, что Стелла твоя получила хорошее наследство. Мы ж его все вместе обмывали. Мы помним, а ты, что ли, забыл? Ты же клинику открыл когда? Именно когда это случилось. А иначе на какие шиши ты бы её открыл?
  -- Ну-у, у меня были сбережения, -- возражает Щербицкий уже с заметно меньшим жаром.
  -- Перестань, -- машет на него Камбулин. -- Знаем мы твои сбережения. Все наши сбережения в один миг прикончили. Сначала Павлов, а потом, что после Павлова осталось, -- Гайдар.
   -- Действительно - добавляет Игорь. Вот послушай лучше, что я про тебя только что сочинил.
   На пятёрки не учись
   Больше лопай кашу,
   Да однажды изловчись -
   И женись как Яша.
  -- Во! Вот это правильно, -- хохочет Кожаев.
  -- Тс-с! Жену разбудишь, -- поднимает руку хозяин. -- Моя хоть и не такая крутая, как Стелла, но если не ко времени разбудить, разозлится и весь кайф нам сломать очень даже может.
  -- И ещё, -- говорит Камбулин. -- Если мы хотим разъехаться на своих машинах, то с этой минуты пить прекращаем.
  -- Отлично! - Кожаев подмигивает Шпагину. -- Нам больше достанется.
  
  За окнами светлеет. Игра окончена. Гости расслабленно сидят по местам. Шпагин, зевая, рассматривает "конвертик".
  -- Да-а! "Гора" порядочная. Разорили хозяина, подлецы. Как вам только не стыдно! Тяпнуть либо с горя. -- Подходит к сервировочному столику. Наливает полстакана джина, выпивает. Кожаев встаёт, разминает затекшие ноги и тоже наливает себе джина. Камбулин и Щербицкий смотрят на них с нескрываемой завистью.
  -- А не затопить ли каминчик? - Щербицкий выкладывает из корзины поленья, поливает их жидкостью для растопки и разводит огонь.
  Кожаев подмигивает Шпагину, злорадно кивая на Щербицкого и Камбулина. -- Сочувствую. С утра - и за руль. -- Наливает себе ещё джина.
  Камбулин, делая вид, что не замечает Кожаева, встаёт, смотрит в окно, потом на часы. -- Сейчас любезная хозяйка дома угостит нас традиционным утренним кофе.
  -- Да-а, не мешало бы горяченького. - Кожаев потирает руки и подходит поближе к огню. Все замирают и прислушиваются.
   Тишина.
  -- Спит хозяюшка! -- Кожаев с хрустом потягивается. -- Не удивительно. В такое утро и я бы....
  -- Однако, мне уже пора, -- говорит Щербицкий. Надевает мохнатый пиджак, одёргивает перед зеркалом.
  -- Ладно, -- Шпагин встаёт. -- Пятнадцать минут тебе погоды не сделают. Пойдём будить. Нечего ей дрыхнуть!
  Вся компания выстраивается и с заговорщическим видом, на цыпочках крадётся по коридору.
  -- И-и-ира-а-а! - подойдя к двери спальни, тянут все вместе полушёпотом и нараспев. Затем громко и требовательно:
  -- И-И-и-ира-а-А!
  Шпагин осторожно открывает дверь, скрывается в глубине комнаты, и оттуда пронзительно резко, громко и отчаянно вырывается его голос:
  -- А-а-а-а!!!
  Под крик в спальню вбегает вся компания.
  -- Она...
  Голос Шпагина прерывается.
  -- Она...
  Щербицкий подходит к постели, движением руки властно отодвигает остальных и берёт запястье женщины.
  -- Надо в "скорую", -- упавшим голосом произносит Шпагин.
  Щербицкий отрицательно качает головой. Кожаев набирает на мобильнике.
  -- Да-да. В посёлке. Моя? Моя фамилия Кожаев, её - Шпагина.
  -- И в полицию, -- тихо, словно себе самому, добавляет Щербицкий.
  -- Побудем ещё здесь, -- растерянно говорит Камбулин. -- Вдруг... Что-нибудь понадобится?
  -- Ей уже не понадобится ничего -- мрачно, с расстановкой, отвечает Щербицкий.
  Потихоньку, будто стыдясь друг друга, гости возвращаются в гостиную, где по-прежнему плавно крутится забытый мобил. Каждый берёт свой стул и почему-то переносит на другое место -- на расстоянии друг от друга и от стола.
  -- Такая молодая... Она чем-то болела? - нарушает молчание Роман.
  Щербицкий недоумённо пожимает плечами. -- Мигрени, цистит. Простудные... Ничего серьёзного.
  -- А сердце?
  -- Прихватывало пару раз, -- отвечает Игорь. -- Но проходило.
  -- Мне никто не жаловался, -- замечает Щербицкий.
  -- Да не придавали значения. Вот и не жаловались.
  Щербицкий смотрит на часы.
  -- Ох, я уже всюду опаздываю.
  -- Сиди уж! - машет на него Кожаев. -- Позвони, куда тебе там, и сиди. Мало ли что!
  Раздаётся звонок в дверь. Кожаев выбегает в прихожую и возвращается в сопровождении врача -- женщины пенсионного возраста, чем-то напоминающей китайскую денежную жабу. Старомодный халат висит на ней мешковато, смятая маска под подбородком тщетно стремится прикрыть массивную щею.
   -- Мне куда? - осведомляется она.
  Шпагин поднимается со стула.
  -- Вы родственник?
  -- Я муж.
  Шпагин с врачом удаляются. В гостиной воцаряется тягостная тишина. Вернувшись, врачиха садится к столу и начинает писать. Шпагин устраивается рядом. Она поднимает голову от бумаг и не меняя выражения лица, произносит казённо и трескуче, как автомат из репродуктора:
  -- Медицина бессильна.
  -- Но в чём дело? Что случилось? - допытывается Шпагин.
  -- Всё покажет вскрытие.
  -- А будет вскрытие?
  -- Ну, конечно! - раздражённо произносит врачиха, впервые со своего появления обнаруживая какие-то эмоции. -- Как вы хотите? Такая молодая женщина...
  Раздаётся звонок. Кожаев снова идёт встречать. Входит он и белобрысый мальчуган в полицейской форме.
  -- Младший лейтенант Клячко. Участковый инспектор, -- представляется он.
  Врачиха укладывает бумаги и поднимается.
  -- Пройдёмте в спальню, -- обращается она к Клячко. - И поднявшемуся было за ними Шпагину: -- Останьтесь, пожалуйста, здесь. Я должна поговорить с лейтенантом.
  В гостиную Клячко возвращается уже один. Проходит к столу, садится и раскладывает свою папку, с миной осуждения отодвинув разбросанные карты.
  -- Попрошу всех присутствующих назвать адреса и фамилии. А также предъявить документы.
  Щербицкий подсаживается к Клячко. Кожаев занимает очередь. Камбулин делает попытку выйти из комнаты.
  -- Прошу не покидать помещение до приезда следователя, -- останавливает его участковый.
  -- Ого! Ещё и следователь будет? - удивляется Роман.
  -- Послушай, командир. Как офицер офицеру, -- обращается к Клячко Кожаев. -- Нечего нас тут сторожить, мы ж не малолетки-беспризорники. Никто никуда не денется. А я пойду... Чайку, что ли, сделаю?
  -- Нет! Повышает голос полицейский. -- Только с разрешения следователя.
  -- Суров ты, брат, -- качает головой Кожаев. Тут снова раздаётся звонок в дверь, и Кожаев, уже как бы по привычке, опять выбегает в прихожую.
  С ним в гостиную входят трое. Главный -- стройный, высокий малый, лет двадцати восьми-тридцати.
  -- Геннадий Викторович Паршуков, следователь, -- представляется он.
  Двое других, люди в штатском, надо полагать, помощники следователя, представляются неохотно, всем видом стремясь показать, что делать этого, в отличие от начальника, не обязаны.
  -- Накатихин, - рявкает молодой, годами под стать Паршукову, парень, коренастый, плотный, поведением и широкоскулым, с маленькими глазками, небритым лицом напоминающий молодого бульдога.
  -- Домбровский, - преодолевая одышку, бормочет другой, годами около или слегка за шестьдесят, тучный, небольшого роста, с пустым пластмассовым мундштуком во рту. Поведением и мясистым, бородавчатым, но гладко выбритым лицом напоминает старого бульдога, вконец измученного долгой, нелёгкой и неблагодарной службой.
  Клячко поднимается навстречу и обменивается приветствиями с коллегами, что приносит ему честолюбивое удовольствие, а им лёгкое раздражение.
  -- Где труп? - осведомляется Паршуков.
  -- В спальне. Пройдёмте, -- с некоторой услужливостью предлагает младший лейтенант.
  -- Я вас... -- Шпагин на правах хозяина хочет проводить группу, но Паршуков властно прерывает его:
  -- Всем оставаться на местах! - и, кивнув через плечо участковому: -- Ну, пошли.
  Клячко, Паршуков и Накатихин уходят. Домбровский, оглядевшись, берёт с полки фотоальбом. Долго, с интересом рассматривает его. Обращается к Шпагину:
  -- Можно, мы возьмём отсюда несколько фотографий? Разумеется, с возвратом.
  -- Пожалуйста, -- пожимает плечами Шпагин. -- Только непонятно, какой вам от них может быть прок.
   Паршуков и Накатихин возвращаются. Паршуков усаживается за стол. По очереди опрашивает Кожаева, Камбулина, Щербицкого. Опрашивает тихо-тихо, так что слов разобрать невозможно. Накатихин и Домбровский устраиваются за сервировочным столиком.
  -- Прошу всех подходить по одному для снятия отпечатков, -- объявляет Накатихин.
  -- Как практикующий врач, могу предложить свои услуги, -- непривычно корректно произносит Щербицкий.
  -- Не нуждаемся, -- не отрываясь от своего занятия, хмуро отвечает Домбровский.
  -- Те, кто ответил на вопросы, прошёл дактилоскопию и дал подписку о невыезде, могут быть свободны, -- объявляет Паршуков.
  Кожаев, Камбулин и Щербицкий поспешно удаляются. Шпагин присаживается за стол к Паршукову. Накатихин и Домбровский деловито продолжают осмотр дома, то входя в гостиную, то выходя из неё. Паршуков что-то пишет.
  -- Вы подозреваете убийство? - осторожно интересуется Шпагин.
  Паршуков продолжает молча писать.
  -- Но как это... Какая причина? - продолжает Игорь Николаевич.
  Паршуков приподнимает голову.
  -- Фамилия?
  -- Видите ли, я хозяин этого дома...
  Входит Домбровский с парой ботинок в руках.
  -- Это ваши ботинки?
  -- Да! (чёрт бы вас задрал с вашими ботинками!)
  -- Это в них вы ходите в последнее время? - невозмутимо продолжает Домбровский.
  -- Да! И ещё в куртке, в плаще. Это если на улице. И иногда, не забудьте, в кепи! А дома в халате. Иногда в пижаме, иногда в...
  Домбровский поворачивается и уходит.
  -- Фамилия, имя, отчество, год рождения. - Паршуков записывает. -- Как вы расстались с покойной?
  -- Господи, "как расстались". Да как обычно: поцеловал в щёчку и отправил спать.
  -- Значит, вы видели её последним?
  -- Мы все видели её последними. К тому моменту компания была уже в сборе. Разве опрошенные не сказали вам об этом? Она ещё принесла всем нам кофе...
  -- Сколько раз вы отлучались из гостиной и когда?
  -- Я вообще не отлучался. Я вышел из гостиной только утром, вместе со всеми. Мы пошли будить жену...
  -- И не отлучались всю ночь? -- говорит Паршуков с насмешливым недоверием.
  -- Всю ночь.
  -- Даже в туалет не ходили?
  -- Не ходил.
  -- Как же вы терпели? После джина-то с тоником?
  -- Я, знаете ли, не пил. Как-то не хотелось. С прошлой ночи я малость недоспал, вот и боялся, что начну клевать носом, если выпью. А это хозяину... Неприлично. Нехорошо.
  Паршуков красноречиво тянет носом.
  -- Я выпил только утром. Стало зябко.
  -- А кто выходил, в какой последовательности?
  -- Я за ними не следил. Первым вышел, кажется, Яша...
  -- Яков Щербицкий?
  -- Да. Потом... Уже не припомню, Виталий или Рома. Всё-таки, наверно, Виталий. Точно, Виталий.
  -- Кожаев?
  -- Ну да. А потом, значит, Ромка... Роман Камбулин.
  -- И всё? По второму разу никто не отлучался?
  -- Товарищ следователь. Я вообще-то следил за игрой. Мог и не заметить, где находится прикупной и что он делает.
  -- Ладно. А в какое время они выходили?
  -- Ну-у, этого вам, наверно, никто не скажет. Кто же следит за часами, играя в преферанс!
  Паршуков брезгливо морщится на слово "преферанс". -- Не знаю. Но хотя бы примерно...
  -- Все хождения начались, когда было уже темно.
  -- Темно... Кстати, что у вас с дворовым освещением?
  -- Вам и это известно? Полетела лампочка.
  -- Когда это случилось?
  -- Перед самым приездом ребят.
  -- А как вы могли это узнать, если они приехали засветло?
  -- У меня сумеречный выключатель. Он включает освещение немного раньше, чем наступает настоящая темнота.
  -- А когда был фейерверк?
  -- Примерно около полуночи.
  -- И кто его запускал?
  -- Откуда я могу знать! Посёлок большой. То и дело кто-нибудь что-нибудь празднует. Запускают вон там, на Круглом озере.
  -- Вы там бывали? Место красивое?
  -- Да уж забыл, когда и ездил. Место как место. Вы, наверно, рыбак?
  Паршуков задумчиво стучит своими музыкальными пальцами по столешнице, очевидно, придумывая, что бы такого ещё спросить. Наконец, идея впархивает в его светлую голову, и он, боясь упустить, мгновенно хватает её на лету.
  -- У вас один туалет?
  -- Нет, три (гос-споди! Ещё и это). Один в доме, другой в бане и ещё третий. В гараже. На случай, если припечёт в машине, по дороге домой. Иногда, знаете, случается.
  Шпагин изображает улыбку. Она получается жалкой.
  -- Значит, не выходя из дома, можно попасть только в один?
  -- Значит, так.
  -- И в него только одна дорога. Мимо спальни вашей жены.
  -- Из гостиной да.
  -- А откуда ещё?
  -- Из кухни мимо моей спальни. Из прихожей мимо кабинета.
  -- Ваши друзья ходили именно в этот туалет?
  -- Скорее всего, да. Что за радость выбегать на холод, когда можно без этого обойтись! К тому же часов, может, с двух-трёх то и дело принимался дождь. Да и света во дворе, как вы уже знаете, нет. Тьма кромешная.
  -- Хорошо. У вашей жены был сейф?
  -- Да.
  -- А у вас?
  -- В доме нет. Все нужные бумаги держу в офисе.
  -- Ваша жена вела какие-то свои дела?
  -- Вряд ли. Она хранила там некоторые вещи. И бумаги своего покойного отца. Её отец Агишев. Константин Агишев. Крупный юрист.
  Паршуков аккуратно записывает фамилию в свой блокнот.
  -- Не слышали? Да... Вот так живи, тянись. А пройдёт несколько лет, и даже коллеги тебя уже не помнят. Обидно за тестя!
  -- Вы знаете, где она держала ключ?
  -- За зеркалом. Там есть маленький такой тайничок.
  -- Вы нам его покажете?
  -- Конечно. Это очень просто.
  -- У неё были от вас секреты?
  -- Н-нет... Думаю, что нет.
  --Тогда почему она держала сейф в своей спальне, а не в кабинете?
  -- Так получилось. Несколько лет назад мы делали в кабинете ремонт и временно перенесли сейф в спальню жены. А потом увидели, что он неплохо вписался в нишу, что за портьерами, и решили там его и оставить. Тем более, что мне он был не нужен. Только место в кабинете занимать!
  Паршуков роется в своём чемоданчике, извлекает из него небольшой пластиковый пакет и кладёт перед Шпагиным.
  -- Вы можете пояснить, что это такое?
  Шпагин склоняется над пакетиком. -- Полагаю, что шприц.
  -- Что вы можете добавить?
  -- А что, по-вашему, должен я к этому добавить? Ну, шприц... Вы позволите? -- Берёт пакетик за уголок и подносит ближе к лицу. -- Одноразовый. Или нет?
  -- Как вы можете пояснить его наличие в вашем доме?
  -- Очень просто. Ирине могли делать укол, это иногда случалось. Тот же Яша... Мы пару раз обращались к нему. Он ведь врач, если вы ещё не знаете.
  -- Я знаю. Давно вы обращались к нему в последний раз?
  -- Весной или летом... Помнится, было ещё тепло.
  -- А этим шприцем пользовались совсем недавно. Не исключено, что сегодня ночью.
  -- Да-а? И где же вы его нашли?
  -- Вот именно. Где мы его нашли?
  -- Вы меня спрашиваете?!
  Паршуков выдерживает паузу, которая тянется как кисель. Затем, придав звучанию своего голоса максимально возможную внушительность, проговаривает:
  -- Мы нашли его в кармане вашего пальто.
  Шпагин подходит к сервировочному столику. Наливает из стоящего на нём графина стакан воды. Залпом выпивает. Наливает второй. Так же жадно выпивает. Паршуков внимательно следит за ним.
  -- Как... Он туда попал? - наконец произносит Шпагин.
  -- Я полагаю, что вы лучше других должны знать, как вещи попадают в карманы в а ш е г о пальто. - В голосе Паршукова вспыхивают прокурорские нотки.
  Шпагин возвращается на своё место.
  -- Я тоже так полагаю... Но в данном случае не имею ни малейшего понятия. Может, кто-нибудь... ошибся карманом? Ведь прихожая освещена не так уж ярко. А, кстати, это вообще важно? Этот... Шприц. Имеет какое-то отношение?..
  Паршуков смотрит на Шпагина, как ему представляется, пронизывающим взглядом сыщика и говорит с расстановкой, этаким речитативом:
  -- Есть. Основания. Считать. Что имеет.
  Паршуков продолжает сверлить взглядом огорошенного Шпагина. Наконец, почувствовав приближение обеденного часа, поднимается и собирает свои бумаги.
  -- До встречи, Игорь Николаевич! Прошу до окончания следствия не отлучаться из города. И, кроме того, предупреждаю, что содержание нашего разговора должно оставаться в секрете.
  
   Стол, который помнит столько весёлых дней, который был свидетелем стольких дружеских посиделок и за картами, и просто так, накрыли для поминального обеда. Зеркало завешено чёрной тканью. На камине портрет Ирины с траурной лентой. Возле него горят жёлтые свечи.
  -- А почему Стелла не пришла? - еле слышно спрашивает Игорь.
  -- Не смогла, -- Яшка глядит куда-то в сторону. -- Отчим в тяжёлом состоянии в больнице. Понадобилось срочно навестить.
  -- А мою Татьяну с работы не отпустили, -- говорит Роман. -- Покойная, дескать, не являлась её родственницей.
  В тёмно-серых физиономиях приятелей читается скорбь, смешанная со страхом.
  -- Что-нибудь стало известно о причине смерти? - интересуется Виталий.
  Игорь глубоко вздыхает и произносит с видимым усилием:
  -- Отравление.
  Ложка со звоном вываливается из рук Романа.
  -- И чем же отравили? - спрашивает он
  -- Эксперт сказал какое-то название, но оно у меня тут же выпало из головы.
  -- Может, по ошибке выпила что-нибудь? - предположил Виталий.
  Шпагин отрицательно качает головой и молчит. Наконец, сделав над собой заметное усилие, с трудом произносит:
  -- Говорит... Вкололи шприцем.
  Друзья застывают в изумлении.
  -- Да кто же мог? - громко произносит Виталий. -- Кроме нас в доме не было никого! Наверно, какая-то ошибка! А? - он обращается к Якову. -- Как ты думаешь?
  Щербицкий молчит.
  -- Спрашивал, не подозреваю ли я кого-нибудь из вас, -- говорит Игорь с горькой усмешкой. -- Как вам это нравится? Кого я могу подозревать? Себя разве что.
  Виталий пытается засмеяться, но смех звучит неестественно.
  -- А чего это они возились там, за окошком, с гипсом? Следы, что ли, какие нашли? - обращается он к Игорю.
  -- Он мне не докладывал. Да и откуда там следы!
  Ну что, помянем? -- Виталий берёт бутылку.
  -- Я за рулём, -- объявляет Роман.
  -- Я тоже. -- Яков встаёт из-за стола.
  -- Фу ты! Ну, тогда с тобой на посошок, -- наливает Игорю. -- Я тоже пойду.
  Игорь встаёт и поднимает рюмку.
  -- Всем большое спасибо, мужики, что пришли проводить. А тебе, Виталий, особенно. За то, как прекрасно ты всё это организовал... Похороны.
  -- Не стоит благодарности, -- с некоторым смущением отвечает Виталий. -- Хоронить - для военного это просто часть рутинной работы. -- Выпивает, ставит стакан на стол. -- Держись, парень!
  Друзья уходят. Шпагин сидит за столом, подперев голову руками. Звонок в дверь прерывает его тягостные мысли. Грузно, по-стариковски поднявшись, выходит в прихожую.
  -- Вам кого?
  -- Электрика вызывали? - звучит голос из-за закрытой двери.
  На пороге молодой человек, лет тридцати, в синей униформе и с оранжевым баулом в руке.
  -- Вызывал, -- хмуро говорит Шпагин, переживая недовольство этим визитом. -- Но это было...
  -- У меня записано на сегодня. Смена лампочки?
  -- Да-да. Но это во дворе. Неудачно вы приехали. Холодно сегодня и... Неуютно. Ветер такой... Может, рюмочку?
  -- Нет-нет. Я за рулём.
  Шпагин подводит электрика к окну.
  -- Во-он, видите? Вот тот столб, где фонарь под ветром болтается. Можете заниматься. Как замёрзнете - заходите в дом, погрейтесь.
  Выпроводив электрика, наливает себе ещё. Выпив, засыпает за столом. Вошедший через некоторое время электрик будит его, тряся за плечо.
  -- Всё в порядке? -- говорит Шпагин сонным голосом.
  -- Как вам сказать... В порядке. Но что-то мне не радостно.
  -- Это почему? - Шпагин пытается сообразить, но это ему слабо удаётся.
  -- А вот бывает, -- усмехается мастер. -- Короче, лампочка была не сгоревшая.
  -- Да ладно вам!
  -- Целёхонькая! Вот, посмотрите сами.
  Вкручивает лампочку в переноску и втыкает вилку. Комната озаряется ярким светом.
  -- Тогда, вероятно, что-нибудь со светильником? Вы его проверили?
  -- Обижаете. Кому ж охота по десять раз на столб лазить! Да ещё по такой погоде.
  -- И что, он тоже в порядке?
  -- В полнейшем.
  -- В чём же тогда дело? - озадаченно произносит Шпагин.
  -- В проводке. Или в арматуре. Где у вас выключатель?
  Шпагин подводит электрика к окну.
  -- Вон, видите? На углу дома.
  -- А-а! Так у вас сумеречный!
  -- Конечно. Мы ж люди цивилизованные, хоть и в деревне живём.
  -- Хорошая "деревня", -- усмехается мастер. -- У вас найдётся стремянка? Чтобы мне к машине не бежать.
  -- Там, за дверью, в прихожей.
  Электрик удаляется и через несколько минут входит с выключателем в руках.
  -- Суду всё ясно. В нём-то и дело. У меня такого нет. Поставим обыкновенный?
  -- Не хотелось бы, -- тянет Шпагин. -- Я приезжаю обычно затемно, а дело к зиме. Это мне или сутками дворовое не выключать, или каждый вечер в темноте возиться...
  -- Тогда надо ехать в город, в магазинах смотреть. Я что-то таких давно не вижу. А другой придётся заново крепить...
  -- Погодите! Минутку, -- Шпагин вытаскивает на свет коробку, в которую свален всякий хлам. -- Вот, посмотрите. У меня был ещё один такой же. Может быть, он рабочий?
  Электрик с сомнением разглядывает выключатель.
  -- Сможете ли вы проверить его, не дожидаясь темноты?
  -- Проверить-то сможем, -- недовольно ворчит электрик, предвидя, как прямо из-под носа уплывает приличная доля заработка.
  -- Ну, вот и хорошо. Если исправен, то и ставьте.
  Электрик выходит. Шпагин наблюдает за ним из окна. Через некоторое время электрик возвращается в гостиную.
  -- Ну как? Всё в порядке?
  -- В порядке. Распишитесь, пожалуйста, здесь.
  -- Спасибо. - Шпагин достаёт из бумажника купюру. -- Этого хватит?
  -- Вполне.
  Электрик удаляется. Слышится шум отъезжающей машины. Шпагин наливает себе водки. Выпивает, закусывает. Некоторое время сидит в задумчивости. Раздаётся звонок в дверь. Хозяин нетвёрдой походкой выходит в прихожую.
  -- Кого я вижу! Геннадий Викторович. Милости, милости прошу... И ваших приятелей тоже.
  Входят хмурые Паршуков, Накатихин и Домбровский. Паршуков принюхивается к Шпагину и брезгливо морщится.
  -- Какими судьбами? - не обращая внимания на недовольные мины служителей закона и порядка, продолжает Шпагин.
  -- Мы хотели бы осмотреть не только дом, но и всю усадьбу, -- заявляет Паршуков.
  Шпагин достаёт бокалы.
  -- На помин души моей горячо любимой Ирины Константиновны. -- он пьяно всхлипывает.
  -- Нет! - резко говорит Паршуков.
  Он глядит на улыбающихся коллег и уже спокойнее добавляет. --Служба.
  -- А что за "Газелька" отъехала от вас, когда мы подъезжали? - интересуется Домбровский.
  -- "Газелька"?.. А-а, это электрик приезжал.
  -- И что он тут делал?
  -- Ну, как же. Чинил дворовое освещение.
  -- Лампочку менял?
  -- Что?.. А, да. Теперь всё в порядке.
  -- В спальню жены никто не заходил? - спросил Паршуков.
  -- Кто туда мог зайти, если вы её опечатали!
  -- Хорошо. В прошлый раз мы совсем не осмотрели службы. Хотелось бы восполнить этот пробел.
  -- А чего их осматривать! Там никого не было...
  -- Вы нам поможете? - не обращая внимания на возражение, спросил Паршуков.
  -- Да пожалуйста, если вам нужно, -- пожимает плечами Шпагин. -- Ключи в прихожей. Если какие вопросы, то зовите.
  -- Ну что ж, ребята. Дерзайте, -- говорит Паршуков помощникам. -- А я помчался на совещание.
  -- Ишь ты! "На совещание"! - иронизирует Накатихин, когда Паршуков исчезает за дверью. -- Большая шишка на ровном месте. Скоро уйдёт от нас.
  -- Эт куда это? - любопытствует Шпагин.
  -- В областную берут, замом. Вот это дело заканчивает - и аляулю! Наше вам с кисточкой.
  -- Хватит трепаться! - прерывает его Домбровский.
  -- Это точно: трепаться хватит. Пора и за дело, -- подмигивает Шпагин.
  Наливает три стакана водки, жестом подзывает сыщиков. Те охотно приближаются к столу.
  -- На помин души моей дражайшей супруги Ирины Константиновны Шпагиной, -- стряхивает слезинку и выпивает единым духом.
  Накатихин и Домбровский выпивают и закусывают.
  -- Ещё по единой?.. Молчание - знак согласия.
  Снова выпив и закусив, сыщики принимаются за работу. Осматривают каждую мелочь. Шпагин заваливается на диван и начинает храпеть. Через некоторое время, закончив, сыщики появляются в гостиной и будят хозяина.
  -- Вы строили этот дом? - спрашивает Домбровский.
  -- Нет. Купил. У немца, уехавшего в Германию.
  -- Добротно, -- причмокивает сыщик. -- Мастерская при гараже - просто чудо. Инструмент ваш?
  -- Кое-что моё. Кое-что от прежнего хозяина.
  -- Поря-адочек! - завистливо тянет Домбровский. -- Чего только нет. Даже термопластавтомат! Я бы купил всё на корню. Мастерил бы на досуге что-нибудь. Тем более, пенсия не за горами. - он крутит в руках какую-то детальку.
  -- Да вы мастер! - удивляется хозяин.
  -- Любитель, -- отмахивается сыщик.
  -- Ну, подходите как-нибудь. Может, сторгуемся, -- равнодушно отвечает Шпагин.
  -- И вам будет не жалко? О, как мило! - он смотрит на детальку, что в его руках, словно видит её впервые. -- Надо же, прихватил машинально. Она вам нужна?
  -- Да заберите, ради бога, этот хлам, -- досадливо машет рукой Шпагин. -- Зачем оно мне! Я уж забыл, когда всем этим пользовался. Наше дело теперь "товар-деньги-товар".
  -- "Товар-деньги-товар" -- кивает Накатихин. -- Но -- он поднимает палец -- ещё и "плюс маленькие денежки".
  -- Вот-вот, -- в тон ему отвечает Шпагин. -- В них-то, проклятых, всё и дело. Приятно общаться с образованными людьми! Ну и как? Нашли, что искали? - обращается он к Домбровскому.
  -- Да мы ничего особенно и не искали. -- бульдожье лицо Домбровского непроницаемо как нерчинский каземат.
   -- Но вы уже знаете, кто... -- хочет взять Домбровского за пуговицу, но тот отталкивает, и Шпагин плюхается задом на диван.
   -- Не пытайтесь давить на следствие, -- улыбается Накатихин.
   -- На вас надавишь.
   Сыщики удаляются. Звонит мобильник.
   -- Здравствуй, Игорь, -- звучит в микрофоне знакомое густое контральто..
   -- Здравствуй, Стелла.
   -- Прими мои соболезнования.
   -- Спасибо. А как твой отчим?
   -- Плохо. Поместили в реанимацию.
   -- Сочувствую.
   В трубке слышится вздох.
   -- Что-то яшкин телефон недоступен, -- продолжает Стелла. -- Ты ему дай, пожалуйста, трубку. На пару слов.
   -- Как... А его здесь нет. Давным-давно уехал.
   -- Надеюсь, домой?
   -- Вроде должен был домой.
   -- Где же он всё это время?
   -- Понятия не имею.
   -- Вот так кино. А я-то думала, что мужики всё ещё у тебя... Где же он может быть?
   -- Знаешь, сегодня в самом деле понятия не имею!
   -- Да-да, тебе сейчас не до этого. Прости. Что же мне делать?
   -- Не знаю... Потерпи... Взрослый мужик, куда он денется!
   -- Я бы потерпела. Но звонил какой-то... Паршуков. Знаешь такого? Оказывается, он Яшку вызывал на сегодня. Предупредил, чтоб как объявится, сразу бегом к нему. А то, мол, уголовное дело. Кстати, что там за дело? Яшка ничего не говорит... Что, Иринку и вправду убили?
   -- Говорят, что да.
   -- Но кто? Вы уже по двадцать лет знакомы. Правда, вот этот, новый, как его... Виталий?
   -- Ну, как скажешь на человека! Да и не такой уж он новый.
   -- Но тогда кто?
   -- В том-то и беда, что кроме нас вроде бы и некому.
   -- Ну и дела! Ладно, пока. Буду искать мужа.
   Стелла отключается. Мобильный тут же звонит снова.
   -- Здравствуйте, Игорь Николаевич, -- раздаётся до боли желанный голос Паршукова. -- Я по поводу вашего приятеля Якова Щербицкого. Вы не подскажете, где он может быть?
   -- Знаете, понятия не имею. Он сегодня почему-то не представил рапорт.
   -- Это хорошо, что вы ещё не потеряли чувство юмора. Я прошу вас, если он появится на горизонте, передайте, чтобы немедленно был у меня. Слышите: немедленно! Прошу передать ему это по-дружески.
   -- Добро. А что, это так важно? Он знает чего-то больше, чем все мы, остальные?
   -- Гхм! Передайте обязательно. А то уже до плохого доходит.
   -- До плохо-ого! Может, я за него приду? Я, вроде, знаю то же, что и он. Во всяком случае, не меньше.
   -- Я вас очень прошу. Вы ведь не только приятель, но и лицо, более всех заинтересованное в результатах следствия, не так ли? И приходите уже в форму.
   Он отключается.
   -- Насчёт формы, это он совершенно прав, -- замечает Шпагин, оставшись в тишине. -- Формой надо заняться. Вот прямо сейчас и займёмся.
  Выливает в стакан остатки спиртного. С чувством выпивает и заваливается на диван.
  
   Утро заявляет о себе тем, что снова звонит мобильный. Шпагин ищет его на столе, под столом, под диваном. Находит в тапочке.
  -- Привет, Игорь. Я еду к тебе, -- говорит трубка голосом Стеллы.
  -- Ой, дорогая. Да я ещё...
  Стелла отключается. Шпагин бросает мобильный на диван. Подходит к бару-холодильнику, выпивает стакан холодного тоника. На улице слышен визг тормозов. Звонит дверной звонок. Шпагин с тапочками в руке выбегает в переднюю.
  -- Стелла, Стелла! Что с тобой, дорогая? На тебе лица нет.
  Женщина рыдает и всхлипывает. Шпагин поддерживает её. Доводит до дивана, осторожно усаживает. Она продолжает рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Наконец немного успокаивается, поднимает заплаканное лицо.
  -- Они... Они перерыли у меня всё. Ты не представляешь, что там творится! Всё побросали на пол, порвали, разбили. А как орали на меня!.. -- она снова заплакала.
   -- Да кто "они"?
   -- Этот... Паршуков. И ещё с ним... Ой, как они на меня орали!
   -- Но почему? В чём дело?
   -- Они сказали, что Яшка сбежал. Они объявили его в федеральный розыск.
   -- Прямо сразу в федеральный!
  -- Сказали, что его машину нашли у товарной станции, откуда фуры разъезжаются во все концы. Сказали, что со мной ещё будет серьёзный разговор, что я всё зна-а-ала... -- и снова плачет.
  -- Тебе нужно успокоиться. Умоляю, сходи, прими ванну.
  Подхватывает её под руки и, поддерживая, уводит. Пальцы спотыкаются о крючки, застёжки и пуговицы, но в конце концов всё получается, и освобождённое от всего милое, белое, зарёванное существо погружается в тёплую ванну. Шпагин выходит в гостиную и включает мобильный.
  -- Геннадий Викторович? Здравствуйте. Это потерпевший Шпагин. Могу я узнать, что происходит с Яшкой... С Щербицким?
  -- Что такое с Щербицким? - отвечает торопливый голос. -- Он нашёлся?
  -- Я могу узнать, в чём с ним вообще дело?
  -- Ударился в бега, -- после небольшой паузы отвечает следователь.
  -- Так это... Он?
  В ответ слышится отрывистое "да".
  -- И у вас есть... Доказательства? - у Шпагина перехватывает дыхание.
  -- Более, чем достаточно.
  -- Но зачем... Для чего моему однокласснику убивать мою жену? В голове не укладывается.
  -- Мотив тоже есть. Всех дел не меньше, чем на десятку. Если ещё не натворит чего-нибудь, пока в бегах.
  Входит Стелла в белом банном халате. Наливает себе холодного тоника, усаживается на диван. Она кажется слегка успокоенной.
  -- Я купила с рук телефон и несколько "симок". Яша приказал.
  -- Как? Он объявился?
  -- Он звонил. Продиктовал номер, и я побежала за "симками". Потом набрала его.
  -- И где он есть?
  -- Он не сказал. Сказал, что узнаю в своё время. Просил, чтобы ты тоже купил левую "симку" и только тогда позвонил ему на этот номер. И ещё велел тебе передать, что он не убивал Ирину.
  -- Следователь только что утверждал обратное. У него, мол, есть все доказательства. И даже мотив.
  -- Он сказал, что его подставили, -- продолжает Стелла. -- Просил, чтобы я не верила ничему, что мне будут про него говорить.
  -- И поэтому подался в бега? Чтобы уже ни у кого не осталось сомнений, что это он?
  -- Нет. Он сказал, что собирался выложить следователю всё как на духу. Но за ним погнались.
  -- И кто же? - недоверчиво прищурился Шпагин.
  -- Он не знает. Какая-то машина, полная мужиков. Они поехали за ним прямо с поминок. А когда поняли, что он их заметил, погнались за ним. Он видел у них оружие и поэтому испугался.
  -- Как же это он сумел оторваться от таких крутых ребят? - с иронией произнёс Шпагин.
  -- Не знаю. Он не вдавался в подробности. Думаю, что тебе надо с ним поговорить.
  -- Интере-эсно. Мне, значит, секретничать с человеком, подозреваемым в убийстве моей жены!
  -- Но ведь это твой друг.
  -- Бесспорно одно: б ы л другом.
  -- Как легко можно всё разрушить! Ведь это страшно. - она съёживается, кутаясь в халат.
  -- Страшно, -- соглашается Шпагин.
  -- Ну, хотя бы ради меня! - в её голосе снова зазвучали слёзы.
  -- Ну, разве что так. Давай с твоего, чтобы зря не бегать.
  Стелла роется в сумочке, вынимает свой мобильный, передаёт его Шпагину.
  -- Дай другую "симку". -- Берёт у Стеллы другую "симку", вставляет её. -- Набери.
  Слышатся гудки.
  -- Алло, -- отвечает Яшка.
  -- Это я. Узнаёшь?
  -- Здравствуй, Игорь. Значит, Стелка тебе всё рассказала?
  -- Ты где?
  -- Это неважно.
  -- Ты что, и меня боишься?
  -- Где я, этого и моя жена не знает. Зачем вам лишняя информация?
  -- А-а. Значит, это ты о нас заботишься?
  -- Дружище, ты так не шути.
  -- "Шутить"?! Тоже мне, нашёл шутника.
  -- Я хотел говорить с тобой с единственной целью: сказать, что я не убивал твою жену. Я тебе клянусь: я не убивал.
  -- Ты это уже передал со Стеллой.
  -- Это не то... Я вижу, что ты мне всё равно не веришь! -- В трубке слышится нечто похожее на всхлипывания. -- Ты меня знаешь столько лет!
  -- Слушай, Яша, но ведь следствие...
  -- С этим следствием что-то неладно. Я не знаю, что, но чувствую, что всё идёт совсем не так. За мной гнались. Целая шайка с оружием. Кто это? Зачем?
  -- Ты уверен, что это тебе не показалось? Это кто-нибудь может подтвердить?
  -- Ну вот! И ты уже разговариваешь со мной как мент.
  -- Зачем ты им понадобился?
  -- Если б я знал...
  -- Но предполагать-то ты можешь?
  -- Игорь. Всё это время я как раз пытаюсь что-либо предположить. Но ничего не выходит. У меня голова кругом!
  -- Так не бывает.
  -- Я не знаю, как бывает. Со мной никогда не происходило ничего подобного. Если бы я мог что-то знать об этом, я перестал бы скрываться.
  -- Значит, крутая шайка, с оружием... Как же тебе удалось оторваться? Ты у нас тренированный агент? В школе абвера обучение проходил?
  -- Не веришь... Я мчался, сам не зная куда. Оказался возле товарной. Что-то стукнуло в голову: остановиться. Они ещё подъезжали, а я был уже в проходной. Прыг через турникет - и на территорию. Один из охранников, с автоматом, -- за мной. Я в костюмчике, элегантный такой. Он не стал со мной как со шпаной обращаться, а пошёл рядом. Я сказал, что я санитарный врач и что иду к хозяину. Удостоверение показал. Там ведь написано, что врач. Через ворота можно было увидеть, как мы спокойно рядом идём и беседуем. Думаю, они, бандюганы эти, решили подождать, пока я вернусь, и шум решили не поднимать. Тем более, что я без верхней одежды вышел и машину, оставив под окном проходной, на сигнализацию не поставаил. Вот они, видимо, и подумали, что я тут свой. Охранник проводил меня до конторы. Я в вестибюле потоптался, дождался, когда он на проходную вернётся, и с другой стороны, мимо диспетчерской, вышел. Ну, а там фуры подъезжают, отмечаются - и на выход. С мужиками перетолковал, срядились. Они меня в спальник - и привет. Вот так и оторвался.
  -- Ты в федеральном розыске.
  -- Знаю. Быстро они... Но я и не собираюсь вечно бегать. Мне разобраться надо. Понять, кто да что...
  -- Как же ты разберёшься, по подворотням прячась. Думаю, надо тебе сдаться и обо всём подробненько рассказать.
  -- Да-а, будут они слушать! Они же меня подозревают. Закроют сразу, и оттуда я вообще ничего не смогу.
  -- Но хоть в безопасности будешь.
  -- Ты это так точно знаешь?
  Шпагин задумывается.
  -- Чего молчишь?
  -- Да не знаю, что и подумать. Темно как у негра... -- В трубке слышатся гудки. -- Алло! Алло!... -- Протягивает Стелле телефон. -- Набери!
  Стелла пытается набрать, но ничего не получается.
  -- Может, зарядка кончилась. Да, я тебе ещё не всё рассказала. Они, как дом обшмонали, принялись меня допрашивать.
  -- И что на этот раз?
  Стелла нервно машет рукой.
  -- Да всё то же. Как мы простились с Яшкой перед преферансом, что он сказал, как при этом посмотрел, какие называл имена, детали, фамилии... До этого ли мне было! -- она внимательно смотрит на Шпагина. -- Ты извини меня, конечно, но ты же знаешь: как раз в это время у меня с отчимом...
  Шпагин подходит и заботливо гладит её по волосам.
  -- Конечно, конечно. Успокойся.
  -- Дальше - больше. Про всю биографию: как мы встретились, да как поженились, да как жили. Ещё немного - и стали бы выведывать, с какой стороны кровати кто ложится и какая наша любимая поза... И всё это битых два часа. А может быть, и больше.
  Она заплакала. Шпагин подсаживается к ней, обнимает, целует. Вытирает платочком её лицо.
  -- Пожалуйста, потуши верхний свет - говорит женщина смертельно усталым голосом. Пойду, смою этот чёртов макияж.
   Шпагин раскладывает диван, застилает его простынёй, кладёт две подушки, одеяло. Входит Стелла с распущенными волосами. Шпагин обнимает её, целует глубоким поцелуем, снимает с неё халат. Она забирается под одеяло. Шпагин гладит её волосы, плечи.
  -- Никак нейдёт из головы этот допрос, -- вздыхает Стелла.
  -- Наплюй.
  -- Пытаюсь. Да не получается... Как всё это гадко! - она с досадой отстраняется от продолжающего гладить её Шпагина. -- Потом увезли меня туда, к ним. Держали в запертой комнате.
  -- В обезьяннике?
  -- Как?.. А, нет. Не в обезьяннике, а просто в комнате. "Подождите здесь". А сам ключом швырк - и по коридору - бум, бум! Дверь на замке, в окне решётка... Оказывается, это так страшно! - дама всхлипывает и лезет за платком.
  -- Не вспоминай. Всё уже позади.
  -- Тебе легко говорить: не вспоминай. Мучили часа полтора. -- молчит, пытаясь успокоиться. -- Потом заходит эта... С во-от такой жопой! И давай меня шмонать.
  -- Тебя обыскивали?!
  -- Ещё как. Эта стерва раздела меня догола. Перещупала всю одежду, всё бельё - до нитки. Только что в жопу и... "туда" не заглянула. Потом говорит: "Одевайтесь". И: "Пошла". Я: "А вещи?" -- "А вещи пока тут будут". Ну, думаю, всё! Вещи, паспорт - всё отобрали. Сейчас закрою-ут!.. Аж ноги подкосились. А она: "Шевели копытами!" Хамит, а мне уже и дела нет. Говорю: "У меня есть право на звонок". А она так ухмыляется, сволочь: "Ишь, насмотрелась всякой херни по телевизору". Я: "А всё-таки!" Она: "Как следователь скажет. И вообще заткнись! Говорить не положено". А я думаю: какой звонок, если оба телефона отобрали...
  -- Что-о? У тебя и т о т телефон был с собой?!
  -- Ну, конечно.
  -- Это напрасно. Ох, как напрасно!
  -- Я после этого ещё один купила. Тот, по которому ты сейчас звонил.--
  испуганно смотрит на Шпагина.
  -- Боюсь, что это не поможет. Они его уже отследили.
  -- Но я же не зна-ала, что будут так обыскивать!..
  
   Зал судебных заседаний медленно заполняется публикой. Люди входят, кто молча, кто неторопливо беседуя. Оглядевшись, неторопливо рассаживаются.
   Шпагин проходит через весь зал. Достаёт мобильный телефон, набирает номер. Из телефона слышится музыка, затем длинные гудки. Шпагин отключается, в растерянности оглядывает зал.
   На входе появляется Стелла. Шпагин устремляется к ней, берёт за локоть. Она несколько отстраняется, но он увлекает её за собой. Стелла останавливается и кашляет в платок.
   -- Что с тобой? Ты простудилась?
  -- Ничего.
  -- Простудилась!
  -- Всё в порядке. Что ты хотел?
  -- Слышать тебя.
  -- Услышал? - интересуется она, давясь кашлем.
  -- Вчера ты не отвечала весь день. И сегодня молчишь.
  -- Я была у Яши.
  -- Долго...
  -- Там очередь.
  -- Представляю...
  -- Что ты представляешь! Люди часами стоят на холоде, а эта хавронья... Будто нарочно. Листает свою книгу, чаёк попивает. Переломала мне всё: хлеб, пирожки - всё высыпала в одну кучу. Зубную пасту... Представляешь, и пасту, и кремы из всех тюбиков выдавила в полиэтиленовые пакеты! Говорю: что же вы творите! А она: надо, мол, всё в нашем магазине покупать. Тогда досматривать не будем. Ни фига себе "досматривать". Превратила всё в крошево. Как свиньям... -- Стелла снова закашливается. -- А в ихнем магазине всё втридорога. Да я бы всё равно купила, но боялась, что очередь пропадёт. Если снова занимать - можно уже не успеть до конца дня. А людям каково. Представляешь? Если там покупать - многим просто не по карману. И время тоже. Не все ведь местные, многие чёрт-те откуда приехали. Если сегодня не пройдут, то надо оставаться. Где-то ночевать... Ну, всё. - резко оборвала она самоё себя. -- Пошла.
  -- Погоди. А он-то что говорит?
  -- А ничего не говорит. Свидания так и не дали. Только передачку согласились принять.
  -- Круто.
  -- Вот: круто. Ну, всё. -- отводит руку Шпагина и идёт к скамьям. Навстречу движутся Камбулин и Татьяна. Камбулин пытается отвести глаза, но поздно. На ходу кивает Стелле и спешит занять место на скамье. Татьяна следует его примеру. Стелла, слегка опустив голову, пробирается между скамеек. Занимает место так, что вокруг неё образуется некоторая пустота. Шпагин незаметно усаживается с другого конца.
  Появляется Кожаев. Не глядя по сторонам, неуклюже движется по залу, садится на самый край скамейки. Сидит, задумчиво уставясь в одну точку.
  Влетает, запыхавшись, прокурор -- женщина лет тридцати пяти-сорока, подвижная, язвительная. В синей форме и розовых колготках с узором, похожим на лампасы, что всё равно не придаёт ей сходства с генералом. Громыхая каблуками, пробегает к своему столу, кидает на один его край портфель, на другой - плащ, косынку и берет. Поправляет лицо перед карманным зеркальцем и, усевшись, углубляется в бумаги.
  Входит помощник адвоката Николаевского -- молодой, крупный, элегантно одетый, атлетического телосложения. Он несёт на руках шефа, Викентия Павловича. Лет пятидесяти пяти, щуплый, горбатый, с парализованными ногами, он завёрнут в клетчатый английский плед. В публике шелест: "Николаевский! Николаевский!" Помощник усаживает его в кресло, расправляет складки пледа, держит зеркало, пока тот приводит в порядок волосы. Затем извлекает из заплечной сумки бумаги, раскладывает перед адвокатом на столе и садится рядом.
  Конвойный вводит в клетку Щербицкого, одетого в спортивный костюм. По залу пробегает нестройный шум, после чего воцаряется гнетущая тишина. Судебный пристав закрывает входную дверь и занимает пост рядом.
  Секретарь суда -- субтильная девчушка, студентка юридического факультета. отрывается от бумаг, встаёт по стойке "смирно" и голосом, срывающимся на фальцет, командует:
  -- Встать! Суд идёт.
  Из грохота встающих вырастает тревожная, почти траурная музыка. Под её мрачные аккорды из комнаты появляется судья. -- полная женщина лет сорока пяти, в своём судейском облачении напоминающая куклу на чайнике. Тяжело ступая, она поднимается на возвышение. Проходит к центру стола. Обводит собравшихся хозяйским взглядом. С грохотом занимает место в кресле с высокой резной спинкой. Из-за этих басовых звуков не слышно, как секретарь суда предлагает садиться. Из-за грохота, производимого садящейся публикой, не слышно, как начинается заседание. Судья что-то говорит, указывая молотком в сторону прокурора. Прокурор встаёт и, беззвучно шевеля губами, начинает зачитывать обвинительное заключение.
  -- ... Таким образом, -- продолжает генерал-прокурорка уже вслух, -- Щербицкий, пользуясь своим положением, так сказать, домашнего врача, проникает в спальню к потерпевшей Шпагиной и вводит ей вещество, вызвавшее мгновенную смерть. Проделав это, он выходит из спальни и по пути заворачивает в прихожую, где избавляется от шприца, подкинув его в карман висящего на вешалке пальто потерпевшего Шпагина, после чего возвращается в гостиную, где принимает участие в карточной игре. Косвенным подтверждением вины подсудимого является также то, что, будучи вызванным на допрос, он скрылся от следствия и был объявлен в федеральный розыск.
  Щербицкий вскакивает и изо всей силы ударяет кулаками по решётке.
  -- За мной же погнались! Полная машина! Какая-то банда с оружием!..
  Судья изо всех сил стучит молотком.
  -- Подсудимый, займите своё место.
  Щербицкий неохотно опускается на скамью.
  -- Здесь говорят только с разрешения суда, -- не унимается хозяйка.
  -- Ваша честь, разрешите? - вопрошает прокурор, напирая на "разрешите".
  Судья делает соответствующий жест.
  -- Версия - продолжает обвинительница -- о якобы преследовавшей подсудимого вооружённой банде в автомобиле проверялась в ходе следствия и не нашла подтверждения.
  -- Подсудимый, встаньте, -- командует судья.
  Щербицкий поднимается со скамьи.
  -- Вы признаёте себя виновным?
  -- Не... -- он тяжело откашливается -- Нет.
  Судья поворачивается к Николаевскому.
  -- Пожалуйста, Викентий Павлович.
  -- Жаль. - скрипучим голосом произносит адвокат, не поднимая головы от лежащих перед ним бумаг.
  Неторопливо снимает огромные очки, достаёт белоснежный платок. Дышит на стёкла очков, после чего тщательно их протирает.
  -- Жаль. Очень жаль.
  Снова углубляется в бумаги, перебирает их, внимательно вчитываясь в какие-то места. Судья, прокурор и публика не сводят с него напряжённых глаз.
   -- Жаль, что нет свидетелей.
  Судья продолжает напряжённо молчать. Прокурор, не в силах сдержаться, фыркает и срывающимся от раздражения голосом перебивает:
  -- В этом деле как минимум три свидетеля. Все как один подтверждают, что обвиняемый под предлогом посещения туалета отсутствовал никак не меньше, чем полчаса. Время, вполне достаточное для совершения вменяемых ему действий. Кроме того, согласно представленному акту экспертизы, время его отсутствия соответствует времени наступления смерти.
  Наступает молчание, в котором, по мере его нарастания, становится неловко и тягостно всем, кроме одного Николаевского, который, никуда не спеша, пожёвывает губами. Наконец, когда всем, до последнего статиста из публики, уже становится не по себе, с расстановкой произносит:
  -- Не знаю, не знаю. Время наступления смерти установлено не настолько точно, чтобы исключить нахождение в этот период в спальне потерпевшей и всех остальных находившихся в доме. Кроме, разумеется, супруга... Э-э... -- смотрит в бумаги -- Шпагина Игоря Николаевича, который, по единодушным показаниям всех допрошенных, не покидал гостиной до самого утра.
  -- Но на орудии убийства обнаружены отпечатки подсудимого! - почти кричит розовощёкая обвинительница.
  -- Будучи, как выразилась моя уважаемая... э-э-э... коллега, в некотором смысле домашним врачом потерпевшей, мой подзащитный не однажды делал ей уколы. Кроме того, он практикующий врач и в своей клинике, по тем или иным причинам, иногда мог выполнять и функции медсестры. Поэтому шприцы с его отпечатками существуют в природе во множестве, чем вполне могли воспользоваться другие люди.
  -- По показаниям Шпагина, подсудимый в последний раз делал инъекцию потерпевшей за несколько месяцев до её смерти, в то время как экспертизой установлено, что шприцем пользовались совсем недавно - непосредственно в день (вернее сказать, в ночь) убийства или в течение суток до него.
  -- Экспертиза установила это по состоянию обнаруженных в шприце следов яда. В акте отсутствуют какие-либо данные о возрасте пальцевых отпечатков. Кроме того. Почему бы моему подзащитному вообще не протереть шприц перед тем, как подкидывать его в карман пальто потерпевшего? Это было бы так естественно. Ведь люди его профессии - большие ревнители чистоты. Они моют руки чаще, чем мы открываем рот.
  -- Но тогда скажите, какой смысл подкидывать куда-то протёртый шприц? Его можно было бы просто оставить на месте... А? Вот в том-то всё и дело. Обвиняемый знал, что на подобный вопрос существует простой ответ - тот, который только что привела защита. Но множество отпечатков подсудимого обнаружено и в спальне потерпевшей - на спинке кровати, на предметах, находящихся на прикроватной тумбочке, на дверной ручке. В то время как он отрицает сам факт того, что находился там в вечер убийства. Согласитесь: трудно представить себе, что в приличном доме в течение нескольких месяцев не производится уборка помещений!
  Николаевский обернулся к Щербицкому.
  -- Яков Богданович. На предварительном следствии вы отрицали, что в вечер убийства приходили в спальню потерпевшей. Готовы ли вы сейчас изменить свои показания?
  Щербицкий потупился и, не глядя на публику, с большим усилием выдавил:
  -- Да...
  -- Скажите же наконец, с какой целью вы зашли в тот вечер в спальню к потерпевшей Ирине Шпагиной?
  Подсудимый хватает воздух, как человек, собирающийся нырнуть.
  -- С целью... С целью совершить с ней половой акт.
  В возникшей тишине отчётливо слышно, как Стелла издаёт страшный звук - нечто среднее между криком и стоном. Публика оборачивается, устремляя на неё кто сочувственные , кто неприязненные, кто насмешливые взгляды.
  Адвокат, обращаясь к суду:
   -- В акте экспертизы отмечено наличие спермы во влагалище потерпевшей. Почему-то следствие не сочло нужным установить её принадлежность, а ограничилось лишь собственными домыслами о том, что данная сперма принадлежит её супругу.
  -- Для этого не было оснований, -- вмешалась прокурор. -- Поскольку на протяжении всего периода следственных действий обвиняемый не заявлял о своей близости с потерпевшей. Он заявил об этом только сейчас, когда...
  Николаевский, перебивая женщину:
  -- По нашей инициативе у подзащитного была отобрана сперма и проведён её сравнительный анализ. Анализ показал полную идентичность спермы из влагалища потерпевшей со спермой подзащитного.
   Лицо прокурорки покрылось сальной улыбкой.
  -- Вы отбирали у него... это прямо в изоляторе?
  Судья гремит молотком, при этом на её лице точно такая же улыбка, как и у обвинительницы.
  -- Просто интересно, -- продолжает та, -- как вы успели провести анализ спермы у потерпевшей до её захоронения. Для этого наш подсудимый должен был сразу же сознаться в своей связи. А он скрывал это.
  Николаевский повысил голос, пожалуй, впервые за всё время заседания.
  -- От следствия! От следствия. Но не от защиты. Поскольку защита, в отличие от... от... -- он махнул рукой -- реально гарантирует сохранение личной тайны клиента.
  -- Ещё бы! - ехидно заметила женщина. -- Ведь при доказанной измене обвиняемый почти лишается средств к существованию. Согласно брачного контракта... Здесь, кстати, и содержится мотив преступления. Обвиняемый панически боялся, что об их связи станет известно его супруге. Потерпевшая угрожала этим при каждой размолвке. А недостатка в таких размолвках не было, учитывая эксцентричный характер потерпевшей и длительность их отношений, срок которых составляет...
  Отчётливо и громко - в голос, на весь зал -- всхлипывает Стелла. Публика смотрит на неё сочувственно. Прокурорка косит равнодушным, почти презрительным взглядом и победоносно завершает:
  ...составляет около десяти лет!
  Николаевский вытянул вверх указательный палец.
  -- Значит, следствие также располагало данными об интимной связи между подзащитным и потерпевшей. Так?
  -- Располагало. - вновь демонстрирует обвинительница свою профессиональную улыбку. -- Это есть в материалах дела. Там же находится - подходит, стуча каблуками, к столу с вещдоками и берёт один из пластиковых пакетов -- вот этот мобильный телефон, принадлежавший потерпевшей. В нём записан разговор, в котором она угрожает подсудимому именно преданием гласности факта их отношений. Угрожает в весьма экзальтированной форме!
  -- Я знаком с материалами дела -тихо, словно для себя, произнёс Николаевский. -- И в этой связи ещё более странным представляется то, что следствием не была назначена сравнительная экспертиза спермы. Кстати, прошу суд приобщить наше заключение к материалам дела.
  Помощник Николаевского вскакивает и картинно кладёт белые листы на судейский стол.
  -- Обвинение не возражает против приобщения? - формально спрашивает судья и моментально приобщает.
  -- Принципиальных возражений не имею, -- спешит вставить слово прокурор. -- Но считаю этот документ излишним, поскольку он никак не влияет на существо рассматриваемого дела. Можно проникнуть в спальню к любовнице, совершить с ней, так сказать, прощальный половой акт, а затем воткнуть ей в шею шприц. Операция занимает несколько секунд, а при имеющихся у подсудимого навыках является и вовсе рутинной.
  -- Разумеется, можно, -- с лёгким сарказмом замечает адвокат. -- В принципе всё возможно.
   Обводит глазами публику.
  -- Вы как-нибудь представляете себе человека, который любит женщину? Я уверен, что в зале присутствуют хотя бы несколько человек, которые это себе очень хорошо представляют. И я обращаюсь прежде всего к этим людям. Вы только представьте: человек любит. Любит тайно, рискуя в этой жизни многим. Очень многим, почти всем. Любит, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что эта женщина - жена его давнишнего, ещё школьного товарища. Ради этой любви он переступает даже такую, святую для большинства мужчин вещь, как дружба. Дружба, которая ещё с детства. Со школьной скамьи!
  Руки Николаевского вытягиваются в направлении неба. При этом запонки сверкают, как отдалённые звёзды.
  -- Зададим себе вопрос: мог ли такой человек забежать в спальню к любимой им женщине и так, походя, между прочим, её умертвить? Заметьте: умертвить, предварительно насладившись обладанием. Какой степенью цинизма должен быть поражён человек, способный на это! Такой поступок мог совершить разве что матёрый преступник. Рецидивист. Профессиональный киллер. Похож ли мой подзащитный на профессионального киллера? Мы с помощниками провели гигантскую работу, собрав множество свидетельств людей, знавших подзащитного в самые разные периоды его жизни. Здесь - подробнейший психологический портрет человека, судьбу которого нам предстоит решить. Каждый штрих этого портрета говорит - нет, кричит! Вопиет о том, что он н е м о г. Не был способен совершить то, в чём его обвиняют. Прошу приобщить эти материалы к делу.
  Помощник Николаевского выкладывает на стол судьи увесистую пачку документов. А адвокат продолжает:
  -- В этой связи, как вы, конечно, понимаете, сравнительный анализ спермы, на котором мы настояли, приобретает весьма важное значение. Можно насмерть рассориться с любимой - это нетрудно при её уже отмеченной тут взбалмошной натуре. Можно дойти до бешенства. Но вряд ли возможно перед тем, как убить, совершать с ней акт любви. Вы скажете, что за прошедшие годы чувства могли остыть, и она стала ему безразлична? Но тогда ещё труднее представить себе, что в роковую минуту, когда нервы на пределе, голова занята другим и уже нет нужды притворяться, кто-то станет совершать половой акт с уже не милой, не желанной. Более того - с противной ему женщиной.
  -- Всё это лирика! - отзывается прокурор. -- Факты говорят совсем о другом.
  -- Факты? - Николаевский встряхивает головой, отчего причёска приобретает вид грачиного гнезда. Помощник поправляет её молниеносным движением. А защитник продолжает:
  -- Я уже имел счастье оценить ваш главный факт, а именно шприц с отпечатками моего подзащитного. Надеюсь, вы не станете отрицать, что таких улик можно раздобыть десятки на любой больничной помойке. А факт преследования моего подзащитного группой вооружённых неизвестных, чрезвычайно важный для установления истины по этому делу, хоть и не подтверждён следствием, но и не опровергнут. Однако... Вы правы. Факты действительно есть.
  -- Благодарю за признание! - язвительно вставляет обвинительница.
  -- Факты есть, невозмутимо продолжает адвокат. - Но, прежде чем обратиться к ним, я хотел бы уделить некоторое время оценке представленного обвинением мотива. -- Вопросительно смотрит на судью. Та глядит на часы и неохотно кивает.
  -- Вы находите мотив в страхе моего подзащитного перед тем, что потерпевшая сообщит его супруге об их связи. В результате супруга подзащитного могла бы подать на развод, и он лишился бы значительной части своего состояния.
  -- Вот именно - подтверждает прокурор. -- Почти всего состояния.
  -- Согласно брачному контракту - продолжает Никораевский, с усилием нажимая на окончания в словах "брачному" и "контракту".
  -- Да, -- не отмечая никакого нажима, отвечает юристка.
  -- Давайте спросим супругу моего подзащитного, которая присутствует здесь. М-м... Стелла Станиславовна. Вы сообщили бы потерпевшему Шпагину о связи его жены с вашим мужем, если б узнали об этом? Можете ответить с места.
  -- Обязательно! - твёрдо отвечает Стелла и разражается плачем.
  -- Спасибо, -- оборачивается к судье. -- Вот видите, ваша честь. Потерпевшая рисковала ничуть не меньше, чем мой подзащитный. И десять раз подумала бы, прежде чем делать эту информацию достоянием гласности.
  -- Ничего подобного. У неё-то как раз имелся банковский счёт, на проценты с которого она могла бы существовать нисколько не хуже, чем в замужестве. И по их брачному контракту этот счёт оставался за ней без всяких условий. Тогда как подсудимый в случае развода и доказанного факта измены практически оставался на улице, лишась при этом и собственной клиники.
  -- Что ж. Разрешите опросить потерпевшего.
   Шпагин поднимается и проходит за кафедру.
  -- Вы до убийства знали о связи вашей супруги с моим подзащитным?
  -- Нет.
  -- Простите, я забыл предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
  -- Я знаю об этом.
  -- Может быть, вы догадывались? Что-то в поведении супруги настораживало вас?
  -- Нет.
  -- Что ж. Говорят, что обманутый муж узнаёт всё последним... А этот счёт, которым владела ваша покойная супруга... Он составляет заметную часть вашего состояния?
  -- Процентов десять. Он не делал никакой погоды в наших делах.
  -- Понятно. Спасибо, -- Николаевский откашливается. -- Что ж, с анализом мотивов покончено. Хотя по-прежнему мотив, сформулированный обвинением, не представляется достаточным. Защита будет на этом настаивать. Но перейдём к фактам. Игорь Николаевич, каков ваш размер обуви?
  -- Сорок первый.
  -- А у вашей покойной супруги?
  -- Тридцать седьмой.
  -- Разрешите вопрос свидетелю Кожаеву, -- обращается адвокат к судье. -- Виталий Степанович. А каков ваш размер обуви?
  -- Сорок третий, -- отвечает Кожаев. Но при чём здесь...
  -- Вы когда-нибудь ходили по усадьбе Шпагиных с той стороны, на которую выходят окна спальни его покойной супруги?
  -- Никогда в жизни. Что бы я там делал!
  -- А вот следы, обнаруженные там, соответствуют как раз сорок третьему размеру. И ещё. Вам знакома эта вещь?
  Помощник демонстрирует Кожаеву маленький пакетик, лежавший среди вещдоков.
  -- Похожий брелок был у меня. Но он... Потерялся.
  -- Похожий или этот?
  -- Похожий! - командирским басом проорал Кожаев. -- Я не пойму, чего вы хотите?
  -- Я хочу поинтересоваться, -- обратился адвокат к суду, -- почему ни данные улики, ни следы не были изучены следствием надлежащим образом? Почему не была проверена обувь свидетеля Кожаева и членов его семьи? Почему ему не был предъявлен брелок и не заданы вопросы, касающиеся этой вещи? Не были проверены его связи, не изучена его биография? Спасибо, садитесь.
  Кожаев садится. По его зверскому виду можно судить, что ещё чуть-чуть - и он схлопотал бы пятнадцать суток за хулиганство.
  -- У меня ещё вопрос к Татьяне Владимировне Камбулиной, -- не унимается адвокат.
   К кафедре подходит жена Романа -- мягкая, душевная, миловидная женщина лет тридцати семи.
  -- В найденном на месте преступления шприце обнаружены остатки ядовитого вещества. Вот этого.
  Помощник Николаевского подносит Татьяне заключение химической экспертизы.
  -- По роду вашей деятельности вы имеете отношение к подобному веществу?
  -- Да.
  -- К подобному или именно к этому?
  Татьяна нимательно перечитывает бумагу.
  -- Именно к этому.
  -- В каком виде оно обычно используется?
  -- В виде порошка.
  -- А в виде жидкости?
  -- Ну... Если растворить, то и в виде жидкости.
  -- Можете ли вы что-нибудь пояснить по поводу того, как это вещество могло оказаться в данном шприце?
  -- Понятия не имею.
  -- Возможно ли вынести его за пределы предприятия?
  -- Не знаю... Я работаю не в охране. Я мастер смены. Но по-моему, это невозможно. У нас очень строго.
  -- Прямо-таки строго?
  -- Ещё бы. Сильно действующее ядовитое вещество. Перед выходом на проходной всех очень тщательно обыскивают.
  -- Спасибо. И теперь я хочу обратиться к уважаемому суду. Вот видите: всех очень тщательно обыскивают. А тем не менее, вещество оказывается не только за пределами предприятия, но и становится орудием преступления. Почему следствие не заинтересовалось тем, как это вещество могло оказаться у моего подзащитного? Ведь это же надо просочиться через такую строгую охрану. Случайно ли, что именно это вещество фигурирует именно в этом преступлении? Вот сколько вопросов оставлено без ответа!
  Обводит аудиторию взглядом триумфатора.
  -- И ещё. Неужели уважаемый суд считает, что мой подзащитный, человек вполне здравомыслящий и рациональный, мог выбрать для совершения преступления такой неудачный момент? Ведь в этих обстоятельствах он неминуемо оказывается в самом центре круга подозреваемых.
  -- Ну уж нет, возразил прокурор. -- Расчёт как раз был неплох. Весьма вероятно, что след от укола остался бы незамеченным. А вскрытие, с которым в этом случае не стали бы спешить, через какие-нибудь сутки не показало бы ничего. Сердечный приступ! Если бы не бдительность врача скорой помощи, то скорее всего так бы и случилось.
  -- Да-а. Конечно, бдительность... -- задумчиво тянет Николаевский. Прикрывает глаза и словно улетает куда-то далеко-далеко.
  -- У вас всё? - нетерпеливо спрашивает судья.
  -- А?.. Нет! Я хотел бы вторично опросить свидетеля Кожаева.
  Недовольный Кожаев, отдуваясь, размещается за кафедрой.
  -- Вы показали, что никогда не бывали на участке Шпагиных с той стороны, на которую выходят окна спальни потерпевшей Ирины.
  -- Да.
  -- У вас была возможность подумать, припомнить. Может быть, вы запамятовали? Ведь принадлежащий вам брелок, что был втоптан в землю...
  -- Я не уверен, что это именно мой брелок.
  -- Хорошо. В конце концов это действительно мог быть и не ваш, а просто такой же брелок. Но как на внешней стороне оконной рамы оказались отпечатки ваших пальцев?
  -- Я уже говорил следователю: понятия не имею. По-моему, тут какая-то ошибка.
  -- М-да. И тем более вы не смогли объяснить, как на сейфе, что стоит в спальне потерпевшей, оказались такие же отпечатки - причём как с внешней, так и с внутренней стороны.
  -- Не смог. И сейчас не могу
  -- Согласно протоколу осмотра, сейф открывали самодельным ключом, по крайней мере один раз. Зачем вы его открывали?
  -- Я протестую! - вскричал прокурор. -- Это давление на свидетеля.
  -- Протест принимается, -- объявляет судья и профессионально зевает, не открывая рта.
  -- Очень жаль, что следствие не посчитало необходимым произвести обыск в доме... Данного свидетеля. В сейфе, как явствует из материалов дела, не было найдено никаких документов, имеющих отношение к Кожаеву.
  -- Вот именно! - насмешливо замечает обвинительница.
  -- Но это не означает, -- продолжает защитник, -- что их не существует в природе.
  В зале колодезная тишина. Николаевский берёт из рук помощника бумагу и поднимает над головой, демонстрируя суду.
  -- Это расписка в том, что гражданин Кожаев Максим Витальевич должен весьма крупную сумму гражданину Агишеву Константину Петровичу. Указан срок возвращения долга -- смотрит на дату - конец нынешнего месяца. Вам знаком гражданин Кожаев Максим Витальевич?
  -- Да. Это... Мой сын.
  -- А Константин Петрович Агишев, ныне покойный, уважаемый суд, -- это мой коллега. И ещё -- обводит глазами зал -- это отец потерпевшей Ирины Константиновны Шпагиной! Приняв от гражданина Кожаева расписку, он изготовил ксерокопию, нотариально её заверил и попросил меня быть её держателем, поскольку уже тогда чувствовал себя не лучшим образом. Об этом между нами составлен соответствующий договор. После смерти Агишева право на взыскание долга перешло к его дочери Ирине Шпагиной, как единственной наследнице. Скажите, свидетель, каковы на сегодня финансовые дела вашего сына?
  -- Он в поисках работы.
  -- Он занимался бизнесом?
  -- Да... Но его фирма признана банкротом.
  -- Следовательно, он не имеет финансовой возможности выполнить своё обязательство перед... Перед наследниками потерпевшей Шпагиной?
  -- Сегодня нет. Но я ему помогу! Я ему помогу! Он всё выплатит. Но, конечно, не в этот срок.
  -- А какой размер обуви у вашего сына?
  -- Как и у меня, сорок третий. Но откуда ему... Я сам... Я даже сам не имел понятия, где он, этот сейф. И был ли он вообще.
  -- Хорошо, хорошо. Ответьте ещё только на один вопрос. При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство с Романом Камбулиным?
  -- Он служил в Чечне. Я приезжал к ним в подразделение.
  -- Именно в его подразделение?
  -- Не только... Я был в составе инспекционной комиссии, и мы посетили ряд подразделений. В том числе и то, в котором служил Роман. Как раз в то время, когда я был у них, боевики начали обстрел. И нас ранило.
  Меня ранило легко. У него ранение оказалось более серьёзным, и я сопровождал его в госпиталь. Тогда же в разговоре выяснилось, что мы земляки. Я не знаю, что рассказывать дальше.
  -- Вы с ним откровенничали? Не делился ли он с вами какими-нибудь секретами? Как-никак, товарищи по несчастью. Да ещё и земляки.
  -- Не помню... Нет.
  -- Пожалуйста, не забывайте, что за дачу ложных...
  -- Я не забываю! Ничем он таким не делился. А чем он должен был поделиться?
  -- Хорошо, садитесь. Прошу разрешения допросить свидетеля Камбулина.
  -- Разрешаю, -- вздыхает судья.
  Камбулин стоит за кафедрой, переминаясь с ноги на ногу. Впечатление такое, что по всему его телу пробегают насекомые.
  -- Роман Сергеевич. Вы были знакомы с Константином Петровичем Агишевым?
  Камбулин молчит. Со стороны видно, что его волнение усиливается.
  -- Вы услышали мой вопрос?
  -- А могу я... -- на мгновение Камбулин вскидывает глаза. -- Могу я не отвечать на вопросы о себе?
   -- Я протестую, -- вскидывается прокурорка. -- Какое отношение к рассматриваемому делу имеет знакомство свидетеля Камбулина с отцом потерпевшей, которого уже несколько лет нет в живых!
  -- Протест принят, -- говорит судья. -- Викентий Павлович. Вы и так уже довольно долго уводите нас в сторону от конкретного дела.
  -- Хорошо. Пусть свидетель займёт своё место.
  Камбулин проходит к своему стулу с лёгкой улыбкой.
  -- А я прошу у суда разрешения сделать заявление.
  Судья недовольно кивает.
  -- Незадолго до своей смерти - начинает Николаевский -- Константин Петрович Агишев вёл дело о наркотрафике.
  Прокурор тянет руку, очевидно, желая снова выразить протест, но судья останавливает её взглядом.
  -- Дело получило выход на подразделения наших войск в Чечне. Агишев довольно долго пробыл там, изучая улики и проводя допросы. В результате возникло вот это -- он поднимает над головой довольно пухлую папку. -- Из документов, собранных здесь, ясно видна роль свидетеля Камбулина в организованной фигурантами торговле наркотиками в особо крупных размерах. Тогдашнее командование войсками по известным только ему причинам решило замять дело, и это ему удалось. Тогда много что удавалось. Агишев верил, что это не навсегда, и что придёт время, когда можно будет дать этому делу ход. Поэтому он откопировал все материалы, опасаясь, что фигуранты или те, кто стоит за ними, могут их уничтожить. Согласно уже упомянутому мной договору, я являюсь их держателем. Как явствует из протокола, данных материалов в сейфе также не обнаружено.
  Останавливается на несколько секунд. Пригладив руками волосы, продолжает:
  -- А теперь смотрите. Камбулин и Кожаев, знакомые между собой, вхожи в дом, в котором, как они знают или догадываются, находятся документы, существование которых для них вредно или даже опасно. Они вступают между собой в сговор. Камбулин через супругу достаёт сильнодействующий яд. Кожаев изготавливает по слепку ключ от сейфа. Выбрав момент, Кожаев через окно проникает в спальню потерпевшей, по невнимательности забывая стереть отпечатки с оконной рамы. Делает потерпевшей смертельный укол, выносит документы, прячет их в удобном месте и возвращается за игровой стол.
  -- Проникает в спальню через окно? - насмешливо вторгается прокурорка. -- А почему не через дверь?
  -- Возможно, в этот момент дверь была заперта.
  -- А окно? Окно, согласно протокола осмотра, было закрыто изнутри.
  -- Может быть, как раз он-то его и закрыл после того, как забрался в помещение. А впрочем, не знаю. Это всего лишь версия. Но разве она не заслуживала того, чтобы быть проверенной? И разве то, что я имел честь довести до сведения уважаемого суда, не говорит о том, что у обоих названных лиц имелся мотив?
  -- Возможно, -- продолжает упираться прокурорка. -- Я говорю: возможно, у них имелся мотив к похищению документов. Но к убийству... Разве нельзя было просто открыть сейф и похитить документы, раз уж они умудрились сделать копию ключа?
  -- Разбираться в этом - прерогатива следствия, -- парирует Николаевский. -- А я прошу приобщить данные материалы к делу.
  Судья развязывает тесёмки и углубляется в изучение бумаг. Через некоторое время поднимает голову и объявляет:
  -- Отказано. Представленные документы не имеют отношения к рассматриваемому делу. Суд удаляется на совещание.
  -- Прошу всех встать! - звенит голосок секретаря суда.
  Все присутствующие встают. Судья направляется к своей комнате. Как только дверь комнаты закрывается за ней, все находящиеся в зале судебных заседаний застывают в своих позах, как в игре "Замри!" Нависает пауза, продолжающаяся, кажется, бесконечно долго.
  Дальнейшее выглядит так, будто некий голос в динамике -- грубый низкий бас, внушительно, размеренно и монотонно, как Глас судьбы, -- по крайней мере так это звучало для Якова и других, кто был близок к этой истории:
  -- Тринадцать лет с содержанием в колонии строгого режима.
  В процессе произнесения этих слов судья бесшумно пробирается на своё место. Как только судья достигает его, присутствующие делают "Отомри!" Обращаются лицами кто в сторону судьи, кто в сторону Щербицкого, который сидит с опущенной почти ниже колен головой.
   -- ... в колонии строгого режима, -- словно эхо, вторит судья. -- Кроме того, на основании вновь поступивших документов суд выносит постановление: возобновить расследование по делу о транспортировке и торговле наркотиками от...
  -- Рома-а-а! Рома-а-а!!! - раздаётся истошный голос Татьяны.
  Изо всех сил она хватает Камбулина за рукав и дёргает, отчего из перстня, поднесённого им ко рту, на лацканы пиджака высыпается с щепотку белого порошка. Оставив руку, она хватает его за щёки, пытается разжать рот.
  -- Перстень... проклятый перстень. - и предельно громко --Врача!!!
  Судья делает знак секретарю. Та скороговоркой по телефону:
  -- Дежурного врача в зал заседаний. Срочно.
  Камбулин сидит с ошарашенным видом. Татьяна отслоняется от него. Говорит шёпотом, который слышен на весь зал:
  -- Боже. Там что-то другое. Там что-то другое! Иначе бы уже... --Отряхивает пиджак Камбулина.
  Входит с чемоданчиком врач -- нескладный и тощий, вчерашний студент. Секретарь суда указывает ему на Камбулина.
  -- Похоже, что у нас получился ложный вызов, --говорит судья.
  Помощник Николаевского протискивается к Камбулину:
  -- Минуточку! Интере-эсное украшение! -- Аккуратно стаскивает с пальца Камбулина перстень и, с любопытством оглядев, прячет в небольшой пластиковый пакетик.
  Врач щупает Камбулину пульс. Заглядывает в глотку. Заставляет снять пиджак. Проделав всё это, объявляет:
  -- Всё в порядке. Будет жить!
  Публика расходится. Стелла выходит вместе с толпой, не задерживаясь у скамьи подсудимых. Возле клетки с Щербицким стоит помощник Николаевского, держа на руках шефа, завёрнутого в плед. Николаевский что-то говорит осуждённому, энергично жестикулируя руками, торчащими из пледа. Щербицкий безучастно смотрит на него.
  
  Гостиная в доме Шпагина. Хозяин сидит за ноутбуком. Возле него бутылка коньяка, тарелка и бокал. Шпагин сосредоточенно выстукивает что-то на клавиатуре, периодически отвлекаясь и бормоча себе под нос.
   Звонок в дверь. Шпагин, чертыхнувшись, выходит в коридор. Молча входит обратно в сопровождении Кожаева. Занимает своё место за столом. Кожаев, помявшись, присаживается на краешек свободного стула. Шпагин продолжает работать. Кожаев кашляет несколько раз, привлекая к себе внимание. Шпагин отрывается от работы, наливает в бокал коньяку, выпивает одним глотком.
   Кожаев начинает с видом человека, не уверенного в том, слушают ли его.
  -- Я хотел привести своего шалопая. Но потом подумал, что мы можем всё и сами решить. Не так ли?
  -- Ты о чём? - холодно отзывается Шпагин.
  -- О долге, конечно. Я подумал, что мы с тобой всё-таки больше знакомы, и...
  -- Нам ещё рано вступать в переговоры. Вот пройдёт полгода, вступлю в права наследства, тогда уж... Видишь, как получается: нежданно-негаданно у сына твоего отсрочка. Как минимум, на эти полгода. Радоваться надо!
  -- Может, и надо. Только... С этим долгом уже чёрт знает что... -- голос его начинает дрожать. --. Чуть в убийцы не записывают. Давай всё-таки договоримся. Назначим срок, составим график. Определим проценты. Я вот тут принёс для начала... -- Выкладывает на край стола пачку денег. -- сто кусков. Что могу на сегодня.
  -- А если за эти полгода объявятся ещё какие-нибудь наследники?
  -- Разве ты не знаешь своей жены родню?
  -- Конечно, нет. Откуда её будешь всю знать! Я свою-то не уверен, что всю знаю.
  -- Всё равно, -- говорит Кожаев с паузой. -- Бери. Пойми, мне хоть на душе полегче будет. А то так погано! Ну, а ты, если что, не трать пока. Положи в банк на эти полгода. А?
  Шпагин вскакивает со своего места и начинает нервно ходить по комнате.
  -- "Полегче". Нет, вы только посмотрите: ему полегче! А что со мной? Что я должен думать? А вдруг эти деньги от...
  Кожаев срывается со стула и падает на колени.
  -- Не надо! Ради бога, не произноси. Умоляю, не говори. Не говори этого!
  Шпагин останавливается посреди комнаты. Из него словно выкачан воздух.
  -- Встань. Не топчи ковёр. Встань, кому говорю.
  Кожаев грузно поднимается на ноги. Шпагин проходит на своё место, знаком приглашая Кожаева садиться. Тот опускается на стул. Придвигает пачку денег чуть ближе к Шпагину.
  -- Возьми. Возьми Христа ради. Поверь...
  -- Но ты-то сам! Ты-то поставь себя на моё место! Нас четверо. Четверо всего, четверо... -- останавливается, потеряв дыхание. -- И кто-то... Мало того, что... а ещё и шприц мне подкидывает. Что думать? Что бы ты думал?!
  Кожаев сочувственно кивает.
  -- Я бы вообще с ума сошёл.
  -- Яшка? Невероятно. Фантастика! Мы со школы... -- машет рукой.-- Но... Но что делать? Всё на него. Всё! Трудно. Но приходится смириться. Хоть как-то успокоить нервы. Пережить.
  И тут! -- несколько мгновений он хватает ртом воздух. -- этот адвокат. -- кричит во весь голос. -- этот адвока-а-ат! И уже все... Уже каждый... Кому довериться? Как жить? Скажи: как жить? Как бы ты жил, если б тебе вот так?..
  Кожаев молчит, продолжая горестно кивать головой. Пауза тянется до невозможности долго.
  Шпагин потряхивает рукой в сторону сервировочного столика.
  -- Возьми там... посуду.
  Кожаев приносит бокал. Шпагин наливает в оба бокала. Пьют не чокаясь. Слышно, как зубы стучат о стекло.
  -- Ладно. Сейчас... Расписку.
  Шпагин пишет расписку. Передаёт Кожаеву.
  -- А этого, самоубийцу нашего, не видал?
  -- Разговаривал по телефону. Он тоже весь в говне. Дело по наркоте возобновили. Неизвестно, чем всё закончится. Кстати, был я и у адвоката.
  -- И что ты там делал?
  -- Хотел взять копию расписки моего засранца. А то ведь я сумму-то только с его слов знаю.
  -- Ну и как?
  -- Не дал. Говорит: только тебе может дать. И то, не хуже тебя, -- через полгода. А в Ромкином перстне, говорит, оказался мел. Хорошо кто-то сработал.
  -- Вот оно-то и интересно: кто? Демонстративно оглядывает комнату. Кожаев пожимает плечами:
  -- В этой истории вообще очень много непонятного. Я когда Ромке звонил, говорю: какого хрена ты травиться-то полез. Тебе "вышка", что ли, светила? Башка твоя дурная.
  -- А он?
  -- Говорит: из-за дочери. Дочку, мол, пачкать не хочу. Она у него в МГИМО, кажется, учится, на экономическом. Вот так. "Пачкать не хочу", зато теперь ещё и на Татьяну могут наехать. Хищение с режимного предприятия - это, брат... Словом, полезло дерьмо!.. Изо всех дыр.
  Сидит в задумчивости, потом вздыхает и, как будто собравшись уже идти, вдруг поворачивается к Шпагину.
  -- Слушай. Ну, откуда всё-таки могли взяться все эти следы? Ты вспомни как следует. Может, к тебе кто-нибудь приходил. Какой-нибудь работник. А?
  -- Нет, Виталий. В этот угол годами никто не заходил.
  -- А пальцы? Может, это ошибка? Может, бывают какие-нибудь очень похожие отпечатки?..
   Шпагин пожимает плечами.
  -- Чёрт его знает. Это с этими надо говорить. Кто снимал.
  -- Да уж, с ними поговоришь! А ключ. А документы... -- скорбно качает головой. -- Надо же, как можно попасть. На ровном месте.
   Уходит. Шпагин некоторое время работает за компьютером. Звонит мобильный.
   -- Алло.
   -- Привет. Ты дома? - говорит голос Стеллы.
  -- Ага.
  -- Я к тебе подъеду.
  -- А сама-то ты где?
  -- Еду в твою сторону. Сейчас уже возле Круглого. Тут какая-то канитель... Ого! Слушай: машины, водолазы, какие-то менты.
  -- Водолазы?!
  -- Точно. Вон, один на катер забирается, другой готовится нырять. Представляешь, как нырять в такую погоду!
  -- Значит, что-то важное.
  -- Может, утонул кто-нибудь?
  -- Может быть. Кто ж его знает.
  Шум подъезжающей машины. Шпагин выходит в коридор. Возвращается со Стеллой.
  -- Ты откуда? На тебе лица нет.
   -- Это точно. Лица нет. Налей чего-нибудь.
  Садятся напротив друг друга. Шпагин наливает себе и Стелле. Внимательно вглядывается в её лицо.
   -- Изучаешь мою физию? Хочешь угадать, какой она будет в старости?
   -- Ну, зачем ты...
   -- Да-да, конечно. Уж это-то тебе совершенно ни к чему. Зачем тебе гадать, какая я буду в старости! -- Прячет лицо в ладонях. Затем вскидывает голову, вздыхает. -- Прости. Прости, что я так, неожиданно. Не могу оставаться одна. Сначала хотела. Скрыться ото всех. А потом стало всё наоборот.
  Начинает тоненько посвистывать. Становится слышно, как плачет её глотка. Одна глотка, без глаз. Глаза неподвижны и сухи.
  -- Это чудовищно, чудовищно! Так обманывать! Столько времени обманывать меня!
  Её глотка издаёт почти звериный вой. Шпагин подходит и кладёт руки ей на плечи.
  -- Прекрати. Прекрати сейчас же. Стелла!
  Стелла продолжает плакать с подвыванием.
   -- Ну, а мы, например. Мы-то с тобой!.. Святые?
   -- Ой, о чём ты говоришь! Это совсем другое дело! Мы же друзья. --Нежно прислоняется щекой к его руке. -- Мы друзья?
  -- Ты права. Мы всегда умудрялись оставаться приятелями. -- Вздыхает. -- Яшкин адвокат сказал, что немедленно приступает к составлению апелляции.
  -- Ни к чему он не приступит. Я прекращаю ему платить. Пускай берёт казённого.
  -- Круто. А вдруг он и вправду никого не убивал? Ещё неизвестно, что решит суд высшей инстанции.
  -- Даже если никого не убивал. Вот приведу себя в порядок и займусь разводом.
  -- Ты это твёрдо решила?
  -- Твёрже некуда.
  Обнимает Шпагина за шею и испытующе смотрит ему в глаза.
  -- Уж не боишься ли ты, милый, что я буду пытаться тебя на себе женить? А? Откровенно!
  -- Я всегда доверял тебе, дорогая...
  -- И правильно делал. Ты ведь знаешь: я против любого насилия над личностью. Я бы даже е м у всё простила, если... Если бы он не поступил так подло. Кстати. Теперь, поскольку я развожусь, ты можешь вернуть себе те деньги... То "наследство" из Йоханнесбурга...
  -- Которое пришло к тебе через Шанхай...
  -- Вот именно. Теперь оно как будто и ни к чему. Да и что теперь, без Яшки, вообще делать с клиникой?
  -- Может быть, сейчас и неуместно обсуждать эти вопросы, но я рад, что ты их поднимаешь сама.
  Целует её глубоким поцелуем. Стелла высвобождается из объятий.
  -- У порядочных людей не может быть по-другому.
  -- Мы с тобой, без сомнения, порядочные люди. - он произносит это так, что невозможно понять, иронизирует он или говорит всерьёз. Пытается повалить Стеллу на диван. Она сопротивляется и в конце концов выворачивается из его объятий.
  -- Прости -- отходит в сторону, поправляет одежду, волосы. Смотрится в зеркало. -- Я не могу... После этого суда. После того, как узнала о его... с Ириной, что-то словно оборвалось во мне. Не могу! Ехала сейчас, мечтала, как позволю тебе проглотить меня. Думала, приеду и скажу: "Делай со мной всё. Всё, что хочешь!" Отдамся, растекусь, растворюсь... А сейчас чувствую: не могу. Не могу-у! Я дура, да? Ну, скажи: дура?
  -- Думаю, это пройдёт.
  -- Разве это проходит?
  Шпагин подходит к Стелле, пытается погладить её по волосам. Она отстраняется.
  -- Всё проходит.
  -- Вызови мне такси. Выпила. -- горько усмехается. -- Хотела остаться.
  Игорь включает мобильный.
  -- Алло. Здравствуйте. Прошу подослать машину. Едем в Зелено...
  -- Нет-нет! Мне надо к отчиму. Совсем его забыла.
  -- ...Простите. В Боткинскую... Да-да. Хорошо.
  Стелла уклоняется от поцелуя, но очень крепко пожимает Шпагину обе руки.
  
   Следующий день так же хмур и безрадостен, как и предыдущий. . Шпагин снова сидит за ноутбуком. Тянется к бутылке, наливает бокал коньяка, выпивает.
  -- Та-ак... Семь пик. Пас? Ага-а! С этим компьютером играть -- похуже, чем с шулерами в поезде. Мало того, что он всегда твои карты знает. Он ещё знает и при-икуп! -- Замахивается на ноутбук кулаком. -- Ух, сволочь такая! И в карты к нему не заглянешь. Разве это по-честному? -- Наливает и выпивает ещё. -- А что делать! Вся "пуля" развалилась. Улетела в тартарары. Только вот с ним -- кивает на ноутбук -- и можно отвлечься. Да-а! Отвлечься... Господи, да что же это я так, вслух? Совсем уже...
  Откидывается на спинку стула. Задумчиво смотрит в потолок. Звонок в дверь. Кто там ещё? Сползает со стула. С недовольным видом выходит в прихожую.
   -- Ух ты, здравствуйте! Каким ветром? Не ожидал. Прошу, прошу.
   В сопровождении Шпагина входит Домбровский.
   -- Прошу -- указывает на кресло.
   Домбровский тяжело плюхается в кресло, не переставая сосать пустой пластмассовый мундштук.
   -- Коньячку? - Шпагин тянется к бутылке. Домбровский останавливает его жестом.
   -- Потом. Сначала о делах.
   -- О делах? О каких делах?
  -- А мастерская. А инструмент.
  -- Ах, вон оно что. Надумали покупать?
  -- Вроде того, -- с усмешкой говорит визитёр. -- Дело к пенсии. Чем скучать да смерти дожидаться, буду мастерить что-нибудь. А?
  -- Дело хорошее. При умении может выйти так, что и денежное.
  -- Да уж может. Решил вот смастерить кое-что для денег. -- Подмигивает Шпагину. -- Прибавочка-то к пенсии не помешает? А?
  -- Точно, не помешает. Что ж, тогда пошли смотреть?
  -- Да смотрели уже. Лишний раз без надобности.
  -- Ну, смотрите. Чтобы потом разговоров не было, что продал, мол, кота в мешке.
  -- Какие могут быть разговоры!
   -- А как там наш общий знакомый? Господин Паршуков?
   -- О, Паршуков! Сбагрил мне все дела, а сам отправился на повышение. Негодя-ай! Теперь вот приходится париться вместо того, чтобы настраиваться на заслуженный отдых.
   -- О! Так вас с повышением? Как вы теперь... Начальник отдела?
   -- Ага - смеётся Домбровский. -- Начальник Накатихина. Как только повысили, так сразу и ставку сократили. И министру доложили: меры приняты, штаты сокращёны.
   -- А на пенсию уйдёте - Накатихина повысят?
   Домбровский. Точно. И будет он начальник над самим собой.
   Хозяин, воспользовавшись тем, что Домбровский отвлёкся, наливает себе и ему. Пододвигает рюмку.
   -- Ну, за спокойную старость.
   Выпивают.
   -- Эдак и засидеться недолго, -- беспокоится гость. -- Вы дворовое-то освещение, помню, наладили. Не ломается больше?
   -- Не-а, -- отвечает Шпагин с набитым ртом, не придавая значения вопросу. -- Мастер молодец, хорошо сделал.
   -- Лампочку сменил? Я правильно помню?
   -- Ага, сменил. - Шпагин наливает ещё по одной. -- далась вам эта лампочка. Я уж за неё и забыл. Лучше, вон, закусывайте. Пока ещё есть, чем. А то ведь в холостяцком дому, знаете...
   -- Опять вы говорите, что лампочку. А ведь сменили-то выключатель.
   -- Ох, и вредный вы старикан! Лампочка, выключатель - не один ли хрен? Выпьем.
   -- Выпьем.
   Выпивают.
   -- Я вот тоже тогда подумал: не придаёт хозяин значения или просто не в курсе. Не один ли, думаю, дьявол, лампочка ли, выключатель. Потому так и отвечает. Время пройдёт - по-другому скажет. Потому как ему это всё равно.
   -- Во-во. Правильно подумали.
   -- Я ещё про Паршукова, начальника своего, теперь уже бывшего, нехорошо тогда подумал: голова, мол, у парня новым назначением забита, спит и видит себя большим начальством, вот и спрашивает у свидетелей всякую хрень. Про лампочки да про фейерверки. О чём говорили за преферансом, да в подробностях. Да в мелочах. Мало ли о чём мужики за игрой треплются! О политике да о бабах. Да подкалывают друг друга. Что ж всякий хлам в протокол-то тянуть! А тут случайно взглянул в кожаевские показания, и пришло мне в голову кое-что маленькое, но оч-чень интересное.
   -- И что ж такое интересное туда пришло? - говорит Шпагин с деланным любопытством. -- Не томите!
   -- И вот сейчас подумал: дай, ещё разок спрошу. Что он скажет? А вы опять за своё: лампочка, мол, сгорела.
   -- Да вы же сами только что сказали: не один ли дьявол!
   -- А вот и не один! Был бы один дьявол, вы не держались бы за эту "лампочку" как клещ за кобеля. А вы держитесь. Держитесь, хотя прекрасно знаете, что не лампочку сменили, а выключатель. Потому как сами выдали электрику этот выключатель из своих запасов. Кстати, а куда вы дели неисправный?
   -- Не помню. Выбросил, наверно. Что вы вопросы какие-то задаёте... Я извиняюсь, дурацкие?
   -- Ну уж, простите старика. Случается, что и дурацкий задашь, по слабоумию. Не обессудьте. Можно ли вас попросить принести коробочку, в которой у вас лежит разный шурум-бурум? Ну, ту самую, из которой вы выключатель достали да электрику вручили.
   -- Вы инструмент покупать пришли или в мусоре копаться? На кой вам эта коробка?
   -- Ну принесите, жалко вам, что ли? Может, я и её у вас тоже куплю.
   -- Правда, что ли, принести? Ведь не отстанет! -- выходит в коридор, возвращается с коробкой. Ставит перед Домбровским. -- Вот. Наслаждайтесь!
   Сыщик вынимает выключатель, вертит его в руках.
  -- Вот он, родненький. Точно такой же, как на углу дома висит. Ну точь-в-точь такой же! Только неисправный. Не выбросили вы его. Пусть, мол, полежит в коробке. Хлеба не просит! А? Правда, что вас друзья Плюшкиным зовут?
  -- Ромка иногда так называл, -- усмехается Шпагин. -- Вы и это в протокол затащили? Вот уж кто Плюшкины, так это вы с Паршуковым.
  -- Плюшкин не Плюшкин... А когда-то бросили сгоревший выключатель в коробку вместо того, чтоб на помойку выкинуть. Мало ли что! Человек вы мастеровой...
  -- Был. -- горько усмехается Шпагин.
  -- Нет. Вы и сейчас хоть куда. Человек, повторяю, мастеровой. Такие вещи иногда мастерите! Подумали: может, пригодится когда или корпус, или хоть винтик. И не стали выбрасывать. А тут пришла в голову хорошая мысль.
  -- Любопытно: какая же? Вы, я смотрю, и мысли чужие читаете?
  -- Иногда приходится. А мысль простая, как всё гениальное. И прочесть её не трудно. Чтобы лампочку сменить, на столб лезть надо. А это дело и оборудования требует, "когтей" там разных, монтажного пояса. И - главное -- навыков. Не каждый это умеет. Вы, например, не умеете.
  -- Не умею. И никогда этого не скрывал.
  -- Правильно. И все, кого ни спроси, знают, что не умеете.
  -- Точно так. И что же?
  -- А вот чтобы сменить сумеречный выключатель, нужно просто иметь стремянку, которая у вас есть. Вон, за дверью стоит. Даже и знать ничего не надо, потому что любому мужику ничего не стоит, сняв, поставить на его место точно такой же. Только неисправный.
  -- Вы хотели сказать: исправный.
  -- Не-эт! Именно неисправный. Исправный должен был поставить совсем другой человек. Тот, который установил бы, что лампочка и светильник в порядке, а всё дело в выключателе. И тем самым косвенно подтвердил, что вы этого просто не знали. Не могли знать, потому и "грешили" на лампочку. Этим человеком и стал вызванный вами электрик. Он до сих пор думает именно так. Если бы вы - хмыкает Домбровский -- "честно признались" тогда следователю: так, мол, и так, думал, что полетела лампочка, а оказалось, что выключатель, то я бы думал так же, как и электрик. Но вы сочли, что следствие не станет интересоваться такой чепухой и тратить из-за неё силы и время на то, чтобы допрашивать какого-то электрика. И решили остановиться всё-таки на версии с лампочкой, которая вам нравилась гораздо больше. Ведь она целиком и полностью исключала ваше личное участие. Вы подумали, что так будет надёжнее, и тем самым подтвердили известное утверждение: "Лучшее - враг хорошего".
  -- Погодите-погодите. Ну, сказал я, что лампочка. Не захотел грузить вас лишними деталями. И что с того?
  -- Не захотели грузить. Вы правы: это одно из возможных объяснений. Но ведь было возможно и другое. То, к которому применимо уже другое утверждение: "Маленькая ложь порождает большое недоверие". А что, если вы намеренно скрываете эту маленькую деталь?
  Шпагин смеётся деланным смехом.
  -- Ту, что вместо лампочки сгорел выключатель?
  -- Ту, что перед тем вечером вы намеренно установили неисправный выключатель.
  -- И для чего же мне это понадобилось? -- насмешливо тянет Шпагин.
  -- Тут было о чём подумать. Действительно: для чего вам могла понадобиться кромешная темнота во дворе, если не вы убили вашу жену?
  -- Вот-вот. Для чего? Очень интересно.
  -- Было достоверно известно, что вы не покидали гостиную до самого утра. Все свидетели показали это, и нет никаких оснований им не верить. С другой стороны, эти следы под окнами спальни потерпевшей. Может быть, у вас был сообщник? Но тогда это должен был быть кто-то из партнёров, поскольку не обнаружено ни одного следа, ведущего прочь от дома. Значит, предположительно человек влез в окно, убил вашу жену и вошёл в дом через дверь спальни. Размер обуви соответствует размеру только одного из гостей - Кожаева. Но никаких других признаков обуви не наблюдается. Собственно говоря, это даже не следы, а просто вмятины, в которых не отпечатался ни протектор, ни другие характерные элементы, которые позволили бы идентифицировать обувь.
  -- О чём вы мне рассказываете? Вы хотите оспорить решение суда, которое принято в соответствии с вашим же обвинительным заключением?
  -- Не спешите, молодой человек. Когда вы услышите всё, что будет дальше, вам будет видно, что это решение даже не нужно оспаривать. Оно оспаривает само себя.
  -- И Паршуков придерживается того же мнения?
  -- Паршуков! -- усмехается сыщик. -- После ознакомления с разговорами между Щербицким и потерпевшей, записанными в найденном у неё смартфоне, он совершенно уверился в том, что Щербицкий не мог освободиться от притязаний Шпагиной иначе, как умертвив её. Должен сказать, что это действительно очень походило на правду. Ведь она прилипла к нему как пиявка, не правда ли? Она даже пыталась шантажировать его рождением их общего ребёнка.
  -- О-ой! Только не надо об этом ребёнке...
  -- Вот именно. А, собственно, о каком "этом" ребёнке? В заседаниях это не звучало, а о связи вашей покойной жены с Щербицким вы, по вашим словам, до суда и понятия не имели. С ребёнком дело тёмное, но для нас оно и не имеет такого уж большого значения. У вашей жены и без того были причины вцепиться в вашего школьного приятеля. Вы увидели, что она ему симпатизирует, и сделали немало для того, чтобы эта симпатия в сердце весьма честолюбивой женщины не угасала, а только нарастала. Изо дня в день вы сообщали ей об успехах вашего друга - реальных и мнимых. Да-да, иногда и мнимых, выдуманных вами для сущего эффекта. Разумеется, только в тех случаях, которые она не захочет или не сможет проверить. Вы человек довольно скрупулёзный, это подтверждается и первой вашей профессией, и даже - если хотите - вашим образом "Плюшкина". А?
  Сыщик пристально смотрит в глаза Шпагина. Шпагин молчит.
  -- Шприц, подкинутый в чужое пальто, тоже магически подействовал на Паршукова. - продолжает Домбровский. - Это вы неплохо придумали. Я бы даже сказал, почти гениально - не просто подкинуть шприц, а подкинуть именно в своё пальто. Не стоит сбрасывать со счетов и того, что голова у него действительно была забита мыслями и эмоциями, связанными с новым назначением, и ему реально не терпелось поскорее закончить это дело. А уж когда подозреваемый бежал, у него не осталось ни малейших сомнений в том, что виновен именно он.
   -- Кстати, с этим побегом... Что это за банда с оружием, которая его преследовала? Была ли она на самом деле? - искренне проговорил Шпагин.
  -- Была.
  -- Вот это да! Откуда же она взялась?
  -- Всё очень просто. Это были мои ребята. На каком-то этапе мне захотелось "помочь" Паршукову в его увлечении этой версией. Я и наслал на Щербицкого "банду", чтоб у Паршукова - да и у суда - не оставалось никаких сомнений. Согласитесь: доказать после всего как факт погони, так и его отсутствие невероятно трудно, практически невозможно. Так и случилось.
  Домбровский самодовольно откидывается на спинку кресла.
  -- С чего это вдруг вы решили подтолкнуть Яшку? У вас к нему личная неприязнь?
  -- Ну, что вы. Мы с ним совершенно не знакомы. И никогда не были знакомы. Я заехал на Круглое озеро и осмотрел место, где обычно запускают фейерверки. Кое-что мне показалось странным. Там не было обычных вещей, что бывают после таких празднеств: ни свежих обёрток от конфет и шоколада, ни новеньких, ещё хранящих запахи распитого, бутылок. Ни свежих одноразовых стаканчиков. Ничего такого. Стоял лишь один свежевыпущенный фейерверк, ещё хранивший запах пороха. Вокруг него было несколько следов. Следы были достаточно чёткие и - что удивительно - все одинаковые. Согласитесь, это выглядит не очень обыденно, когда любитель-пироман привозит фейерверк, поджигает и любуется им в полном одиночестве. Особенно если примерно в это время неподалёку происходит убийство. Я сделал слепки следов, и они совпали с отпечатками ваших ботинок. А на самом фейерверке и на полиэтиленовом колпаке, что валялся рядом, оказались отпечатки ваших пальцев. Ещё не вполне доверяя своим глазам, я объехал магазины, торгующие пиротехникой, - благо их не так много в нашем городе - и в одном из них вас опознали по фото из вашего альбома.
  И тут возникли вопросы. Во-первых, для чего вам понадобилось запускать в одиночестве фейерверк, тем более что никакого праздника у вас в этот вечер не было, если не считать смерти любимой супруги (ха-ха!). А во-вторых, как вы умудрились поджечь его, находясь у себя дома, за преферансом. Ответов пока не было, но ясно было одно: что всё это пахнет довольно дурно.
  -- Я не понял. Вы что же, подозреваете м е н я ?
  -- Ни в коем случае. Если бы я подозревал вас, я никогда бы не напустил на беднягу Щербицкого эту "банду". Но я не подозревал. Тогда я уже з н а л, что это вы.
  -- Что вы несёте! Завтра же я подам заявление в суд о том, что вы спровоцировали побег Щербицкого и тем самым пустили следствие по ложному следу. Вас посадят!
  -- Ничего вы не подадите. Посмотрите хотя бы на эти картинки. - он выкладывает на стол бумаги. -- вот. Это деталь, которую я нашёл в вашей мастерской. А вот это водолазы выловили из Круглого озера.
  -- Ну и что это? Что это такое?
  -- Вы, как специалист, могли бы и знать, что это детали дрона. Вот обломки лопастей, это фрагмент корпуса. Это фрагменты микросхем. А это. Смотрите. Вот это колёсико, найденное в вашей мастерской, является деталью крепления подвесной оснастки дрона. Сравнительный анализ материала всех этих деталей показал его полную идентичность. И о чём это говорит? Это говорит о том, что дрон изготовлен в вашей мастерской. Смывы с ваших инструментов свидетельствуют о том, что при изготовлении деталей использовались именно эти инструменты. Из вашей лаборатории.
  -- Чёрт знает что. Фантастика какая-то. Дроны, шмоны... Фейерверк зачем-то приплели. Водолазов. При чём здесь всё это?
  -- Да, водолазов. И поверьте, обошлось мне это недёшево: никто ведь не дал бы такую команду без решения самого верхнего руководства. Да и за деньги не дали бы, не будь у меня там давнишних, сказать даже, старинных связей. Не только у вас имеются хорошие школьные друзья! А всё это вот при чём. Посмотрите. Знакомый предмет?
  -- Шприц-то? Видали мы такой. И что?
  -- Такой, да не такой. Видите вот этот крючочек? А вот второй. Что это такое, по-вашему?
  -- Это вам виднее. Вы же это из воды выудили.
  -- Совершенно точно. Выудили. И оказалось, что это - детали крепления. С помощью этих крючочков шприц крепился к дрону. А внутри! Угадайте, что у него внутри.
  -- Не знаю. Касторка?
  -- Ха! Остроумно. Внутри обнаружены остатки яда. Того самого яда, остатки которого были и в шприце, что нашли в кармане вашего пальто. Которым и была отравлена ваша жена. Яда, который жена Камбулина по его горячей просьбе выкрала со своего производства, и который вы в свою очередь выкрали из его перстня. Очевидно, опасаясь чего-то, Камбулин заказал такой перстень с секретом. Видимо, как-то по пьянке похвастал перед вами. Вот вы и воспользовались. С вашей стороны не менее остроумно было подбросить шприц-близнец с остатками яда и с отпечатками Щербицкого не в чьё-нибудь, а в своё пальто. Во-первых, всё это недвусмысленно указывало на Щербицкого и в общем-то дополнительно уводило внимание следствия от вашей персоны, и без того чистенькой. А во-вторых, никому не должно было прийти в голову искать настоящее орудие убийства после того, как найден предмет, превосходно исполнивший эту роль и как две капли воды на него похожий. Надо сказать, и мне это не пришло в голову. Исследованием озера я занялся исключительно по той причине, которую уже изложил: просто некоторые вещи показались мне странными. Но когда водолазы наткнулись на шприц, стало совершенно ясно, кто был вашим сообщником. Это был сконструированный и собственноручно изготовленный вами дрон!
  -- Тут есть несколько вопросов. Во-первых, интересно было бы узнать, для чего Ромке понадобился такой страшный перстень. Во-вторых, чем бы таким доказать, что яд из его перстня похитил именно я. А? В-третьих, как это мой восхитительный дрон без посторонней помощи выбрался из закрытого помещения. В-четвёртых, при чём тут озеро и фейерверк.
  -- На первый вопрос, вероятно, ответит следствие по делу о наркоте, которое возобновлено по постановлению суда. Я желаю ему успеха, но это - не то, что должно нас - и в особенности, вас - занимать в настоящий момент. На второй вопрос ответить и в самом деле очень трудно. Скорее всего, невозможно. Вы человек аккуратный, педантичный, скрупулёзный. Человек, такими качествами не обладающий, никогда не смог бы изготовить ни этот вот великолепный мобил, ни ваш зловещий дрон. Конечно, вы не оставили никаких следов. Какие-то результаты мог бы дать допрос Камбулина, но оставим беднягу в покое. Ему сейчас наверняка задают множество других вопросов - таких, на которые ох, как непросто ответить. Что же касается третьего вашего вопроса, то он мне нравится больше всего. Потому что, ответив на него, я получил самую мощную улику против вас. Посмотрите сами. Как вам нравится этот механизм? -- Выкладывает перед Шпагиным несколько фотографий. -- Ознакомившись с вами в достаточной степени, я сказал себе: не может быть, чтобы человек, сумевший сконструировать и изготовить столь восхитительные вещи, не смог придумать что-то, чтобы обеспечить самостоятельное исчезновение дрона. Я хорошенько осмотрел спальню вашей покойной жены и увидел в створке окна - видите - вот эту ма-аленькую дырочку. "Э-э! - сказал я Петру Ивановичу".
  -- Какому ещё Петру Ивановичу?
  -- Это там один... Из другого дела, -- машет рукой Домбровский. -- Не обращайте внимания. Так вот. Попробовал иголочкой туда. Упирается во что-то металлическое. Что там такое металлическое? Осмотрел другую створку - ничего там подобного нет. Тогда взял я вязальный крючок. Знаете, маленький такой крючочек. Ваша жена, случайно, вязанием не увлекалась?
  Шпагин молчит.
  -- Ну, не хотите говорить - не надо. Так вот, взял я этот крючочек, покрутил в том отверстии, он - раз! - и за что-то там зацепился. Потянул я и вытащил маленький такой штифт. Крохотный штифт, как иголка от швейной машины. Он-то крохотный, но когда извлёк я его, такие начались чудеса! Чуть толкнул створку - она и открылась. Постояла-постояла открытой, да и закрылась. Медленно так. Но настолько плотно затянулась, будто я сам её на эту ручку закрыл. Так постоял, поиграл. Толкнёшь - открылась. Толкнёшь - закрылась. А воткнул штифт на место - и всё волшебство прекращается. Обычная створка. Ах, как я вам позавидовал! Это ж надо такое изобрести! Да. Большой вы мастер. Даже я бы сказал, огромный. Восхищаюсь вами! Но всё-таки зря вы этому штифтику доверились. Зачем было так рисковать! Вот видите, нашёлся же один дотошный старик, с божьей помощью догадался крючочком-то поковырять. А сделали бы целиком новую створку с этим вашим замечательным механизмом, поставили её на одну ночь, сделали дело, а затем сняли и уничтожили. А сюда вернули бы старую - и всё шито-крыто. Понятно, что такой шедевр уничтожить жалко. Ах, как жалко! Но ведь свободу, думаю, всё-таки жальче. Разве не так?
  -- Я вас по-прежнему не понимаю. К чему всё это?
  -- Ай-я-яй. Значит, разучился я рассказывать, если даже такой способный и умный человек не может понять, что же такое я плету. Хорошо. Тогда расскажу всё по порядку.
  -- И покороче.
  -- Естественно. Итак. Некий господин, не будем его называть, но вы, конечно, сразу догадались, что это Игорь Николаевич Шпагин, приняв незаконное, но совершенно необходимое для него решение избавиться единым махом от супруги и её любовника, решает использовать для этого все свои недюжинные способности. Он строит дрон, оборудует соответствующим образом окно спальни супруги и подготовляет отвлекающий манёвр в виде фейерверка. Он размещает дрон на исходной позиции где-то в потаённом месте - может быть, под кроватью супруги - и ждёт подходящего момента. Дождавшись, когда любовник покинул спальню, а супруга заснула, он даёт дрону старт. Не суть важно, каким образом он это делает. Может быть, сигналом служит включение мобила. Приняв сигнал, дрон покидает своё убежище, делает супруге смертельный укол в шею. Затем подлетает к окну, осуществляет лёгкий толчок в раму, отчего створка окна распахивается, и дрон вылетает наружу. Специальный механизм, встроенный в раму, затем закроет створку окна так тщательно, что никто будет не в силах определить, что окно было закрыто автоматически, без чьего бы то ни было участия. Дрон же, оставаясь незамеченным благодаря тому, что на территории царит организованная нашим героем кромешная темнота, поднимается на транспортную высоту и берёт курс на Круглое озеро. Там он воспламеняет шнур приготовленного заранее фейерверка, а сам отлетает на середину озера и зависает, ожидая начала танца разноцветных огней. Когда это происходит, он включает сигнал самоуничтожения и разлетается на части. Возникающий при этом звук взрыва и вспышка хорошо маскируются фейерверком, а обломки падают в озеро. И задумано, и исполнено великолепно! Но имеется одно слабое место. Взорвать - всё-таки не то же самое, что пропустить через измельчитель. Дрон был разнесён на куски, но каждый из этих кусков не превратился в крошку, а значит, сохранил определённую степень узнаваемости. В частности, практически целым, как вы уже знаете, остался шприц. Лопасти винтов тоже разлетелись, сохранив при этом форму, позволяющую судить об их предназначении. То же можно сказать и о многих других деталях. У меня всё. Надеюсь, я вас не слишком утомил?
  -- Не слишком. Я вижу, правый карман пиджака у вас как-то больно уж оттопыривается. Там, видимо, прячется табельный ПМ?
  Домбровский на всякий случай отходит подальше.
  -- В чём-чём, а в наблюдательности вам не откажешь. Стало быть, я могу уже не продолжать. И не рассказывать о том, как здорово вы решили вопрос с этим, извиняюсь, шанхайским "наследством"...
  -- Но согласитесь, что сама комбинация была превосходна!
  -- Соглашаюсь. Вы считали, что деньги отвлекут вашего несчастного товарища от романа с вашей не менее несчастной женой. Так и получилось. Но, к сожалению, ненадолго.
  -- Ну, хватит. Допустим, я не убиваю вас. И даже, если хотите, верю во все ваши идиотские толкования произошедших событий. Что дальше?
  -- Наконец мы добрались до самой сути. Прямо по Пастернаку!
  -- Господи! Ещё и огурец какой-то. Хотите? Вы за овощем сюда пришли?
  Домбровский долго смеётся.
  -- Да уж конечно, не за этим. И вы до сих пор не догадались, за чем?
  -- Почему же. Я догадался. Если уж мне кто-то помог направить следствие и суд по ложному следу, то, наверно, он сделал это не просто так. А?
  -- Приятно иметь дело с умным человеком.
  -- Значит, самое время обговорить сумму. -- Наливает коньяк.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"