Аннотация: В рассказе использованы цитаты из песен Майкла Джексона и группы REM. А так чернуха, конечно.
Долбаная раковина, сто раз зарекался на нее пялиться. Я вот с детства мечтал, что у меня будет блестящий сортир с белоснежной раковиной, и еще такой унитаз, который умеет дуть в жопу теплым воздухом, как в шикарных гостиницах. А вместо этого, каждое утро, когда я, отлив, хочу попить водички, упираюсь взглядом в это угребище. Она вся в темных подтеках, краешек отбит, и от него тянутся трещины, словно она вот-вот грохнется к чертям собачьим, а дырка слива покрыта слоем какого-то говна, и выглядит точь-в-точь как дырка в заднице. Охренеть как символично.
Еще и приснилась какая-то хуета с падающим метеоритом. Он грохнулся как раз около меня, и я проснулся от волны жара, - весь взмокший и с больной башкой.
Ненавижу такие дни. Пиво закончилось, так что я сделал кофе и уселся перед теликом. Я вообще не большой любитель, но предыдущие жильцы вырвали из пульта кнопку "выкл", так что телик работает постоянно. На этот раз шло какое-то ток-шоу с телочками, и я прибавил звук. Суть была в том, что в студии сидел задрот в очочках, и должен был выбрать из десятка телок победительницу, которой и достанется отдых на Карибах и ляляля, так что эти дуры ему только что на хуй не садились.
Мне понравилась одна темненькая, но у нее были кривые ноги, так что ясно было, что шанса у нее нет. Досматривать я не стал.
На улице уже зажглись фонари и брюхо неба светилось оранжевым. Я зашел в лавку Кармелиты за сигаретами. Она держит за прилавком обрез, трахается со своей собакой, - кудлатой дворнягой ростом мне до колена, и постоянно смотрит какую-то хрень про конец света, пророчества и инопланетян, словом, вполне на своем месте в этом сраном районе. Я купил пачку "Лаки" и еще банку пива. Оно тут продается по всем углам, но название у него написано долбаным готическим шрифтом, который на моей памяти еще никому не удавалось прочесть. Хреновы придурки дизайнеры. Так что мы называем его просто "пиво", как и паб, куда я собрался заглянуть, называем просто "паб", все равно на районе других нет.
Было тихо, только ветер шуршал. На углу, под плакатом "Иисус любит тебя" зевала, переминаясь с ноги на ногу, уродливая девица с рыбьими глазами.
Обычно такие до меня не домогаются, но то ли я выглядел не ахти, то ли ее остоебало торчать молча, но она меня окликнула каким-то возгласом.
Терпеть это не могу, - если б Богу было до нас хоть какое-то дело, разве я жил бы в квартире с такой раковиной? Я дернул ее за руку, так что у нее рот открылся.
- Выебать бы тебя, - сказал я, чтоб это рыбье выражение исчезло из ее глаз. На самом деле, у меня б и не встал, очень уж у нее воняло изо рта. Скорее всего, из ее дырки воняло еще гаже.
Она, кажется, ждала какого-то продолжения, но я отбросил ее руку, отвернулся и пошел дальше. Через свалку, так быстрее.
Местная, мать ее, достопримечательность. Она реально огромная. Я на ней успел поработать немного, пока начальник не прицепился ко мне, что я прогуливаю, а я страсть как не люблю мудаков, думающих, что они пупы земли, так что дал ему в морду и ушел. А жалко, иногда весело было. Я ездил на бульдозере и собирал телевизоры. Потом утрамбовывал их, а они звенели и грохотали под ударами ковша.
Так оно в этой части - целые небоскребы телевизоров, а между ними горы обломков уже переработанного хлама. Этот псих, начальник, любил ныть, что мы не справляемся, и достаточно попасть на эту аллейку, чтоб убедиться, - мы действительно нихрена не справлялись. Их тут миллионы.
Я допил пиво и швырнул банкой в экран, но она просто отскочила, и я пожалел, что не удосужился набить ее сначала камнями, чтоб была поувесистее. В городе трепались, что тут можно встретить призрак Элвиса Пресли, но я тут ходил почти каждый вечер и ничего такого не видел. На его месте, я бы тусовался в той части, где старые тачки.
В пабе, как обычно, народу было полным-полно, и тихонько играл транс из тех, что сносят тебя полчерепа, если ты прислушаешься к ним не в том состоянии. Я пробился к стойке и увидел на обычном месте Вялого с Очкариком. С ними были две телки лет по шестнадцать.
Вялый типа как мой друг, но я терпеть не могу, когда он заигрывает с телками, особенно, если он уже нажрался в стельку. От возбуждения он принимается хлюпать губами, словно уже делает им куни, и его рожа становится лоснящейся от пота и кожного жира. Очкарик не такой. Он носит очочки словно долбанный профессор из бывших хиппи, а рядом с бабами становится особенно заумным.
Я взял пива у бармена, - тот еще псих. Не было еще ни одного разочка, чтоб он налил кому-то в кредит, даром мы все торчим тут каждый вечер, и из-за стойки он тоже никогда не выходит. Я думал, может, у него ног нет, но Очкарик говорит, что все у него есть, просто он выделывается.
Я втиснулся между Очкариком и блондинистой девчонкой в маечке со стразами.
- Я Джин, - сказала она, - а это Нина.
- А это Спрут, - влез Очкарик раньше, чем я рот раскрыл. - Свой чувак, хоть и мудило.
Спрутом меня прозвали еще в школе, и это единственное, что со мной там было хорошего. Я тогда замутил с двумя девятиклассниками кампанию по сбору денег с малышни, и мы неплохо повеселились, прежде чем на нас настучали. И ладно бы после этого просто выперли из школы, так нет же, приставили к нам тетку-психолога. Как сейчас помню, - она постоянно вещала и облизывала губы, и каждый раз, что она это делала, мои член вставал дыбом. А потом орала, что я не слушаю. Сучка.
Я закурил. Телочки болтали о Майкле Джексоне, о нем сейчас все разговаривают. Я себя довольно тупо чувствую, не слушаю такую дрянь, а раз я не фанат, так чего языком попусту молоть?
- Дешевая популярность, девочки, - с умным видом заявил Очкарик. - Лишившись ее, он не смог жить дальше, такие дела.
- А почему же "дешевая"? - растягивая слова, возразила Джин. - Он очень даже ничего был. Его мама моя слушала. "She said I"m the one, but the kid is not my son..." - напела она вдруг. Вялый аж сглотнул, вытянул голову, стараясь заглянуть ей в лифчик.
- Дура ты тупая!.. - взвизгнула Нина, - Он просто педофил сраный, ничего больше.
- Да я тебя умоляю, тут каждый третий педофил, - отмахнулась Джин.
- Знает, что говорит... - умиленно пробормотал Вялый и икнул. Я представил, как разбиваю его башкой свою сраную раковину, - есть люди, которые просто созданы для того, чтоб разбивать их ебалом всякие вещи.
- Да он же больной, - сказала Нина, - На всю башку больной! Это каким надо быть психом, чтоб вот так бензином себя облить и шварк?.. Но пусть бы он пошел и умер, сука, зачем на людях-то это делать? Вот у нас в корпусе две девочки по нему фанатели, так после того, как его по телику показали горящего... они такие "да нам без него жить незачем!"... короче зашли к ним, а они холодные уже, таблеток, что ли, наелись...
- Ну и какой это идиоткой надо быть, чтоб в башке ничего не звякало кроме этого, мля, Джексона? - мотнула головой Джин. - Должны ж другие какие-то интересы быть... ну, чего-то...
- А у меня на компе есть особенная запись, как он горит, - интимно сообщил Очкарик. - Очевидец снимал.
Я правда не хотел ничего плохого, просто решил поддержать Джин. Глотнул пива и сказал:
- А по-моему, это он правильно сделал, что сгорел. У него же фанатов столько, а тут нос у него отвалился, петь он не может, научить их ему нечему... Может, он их вообще так освободил?..
Болтал я просто так, из любви к искусству, и тут вдруг Вялый вскочил и засадил мне по ебалу. А я и не ожидал. Башка у меня дернулась, и перед глазами все поплыло, как в чертовом сне плыло от волны жара, выбивавшей стекла из рам. Я отпрянул, а Вялый свалился поперек стола, изрыгая мат-перемат.
- Охуел ты что ли?..
- Да чтоб ты провалился, гнида лобковая... зараза... - Вялый разрыдался. Телочки вскочили.
- Мы пошли, пока-пока, - протараторила Нина, схватила Джин под руку и они растворились в толпе.
- Недоумок, - сказал Очкарик размеренно. - Мразь. Не мог свой поганый рот на замке держать? Спугнул нам телок... - он как-то очень спокойно говорил, словно у него в кармане был ствол. Ну, мог и купить, что...
- Да что я сказал-то? - я пожал плечами, как мог спокойно. - Чем так жить, так правда лучше сдохнуть. А что на площади, - ну, ради дешевой популярности, как ты и говорил, - я улыбнулся заискивающе, а сам чуть не завизжал, потому что вдруг увидел, что Очкарик на самом деле труп, и с его скул свисают пласты серой кожи. Это было не совсем заметно, только если взглянуть как-то по-особому.
- Сдохнуть... - повторил он.
- Сдохнуть... - все остальные вокруг тоже казались толпой зомби. Я бы заорал, но они все занимались своими делами, так ни к чему привлекать внимание. - Ты мне кислоту в пиво не подкладывал? - спросил я у Очкарика. - Странное что-то...
- Долбаный ты псих, - сказал Очкарик, - положил обе руки на стол - без ствола, - потом встал и начал стаскивать со стола Вялого. Тот поскуливал. - Недоумок, чтоб ты сгорел.
Они довольно долго так возились, потом Вялый наконец уцепился за плечо Очкарика, и они потащились к выходу. Я сидел и пил пиво, нахрен не понимая, что на них нашло. Ну и пошли они в таком случае нахуй, решил я и зажег еще сигарету. По сторонам я смотреть перестал.
- Нервные какие, - сказал над ухом незнакомый голос. Я чуть не подскочил. Нервы ни к черту...
- Какого хрена тебе надо?
- Присесть можно? А то все столы заняты, - он встал с другой стороны стола, ожидая ответа. На первый взгляд он выглядел как долбаный голливудский ковбой, со второго становилось ясно, что его прикид лет тридцать пылился на складе, а сам он скорее лох, чем крутой чувак, каким пытается казаться. С третьего я заметил еще что-то - у него, в отличие от прочей публики, ничего не свисало с лица, и черви в глазницах не копошились. Хороший повод для симпатии в таких-то обстоятельствах, нет?
- Садись, чо.
Он присел напротив меня, глотнул из кружки мочи, которую тут выдают за бочковое, и ляпнул:
- Ты, наверно, удивляешься, чего твои дружки так драпанули? Я, кстати, Джо.
- Неуловимый?..
Он заржал и похлопал меня по плечу отеческим жестом, будто ничего забавнее в жизни не слышал. Я пообещал себе, что если он назовет меня "сынком" или как-то в этом роде, я дам ему в рыло.
- Да не, не удивляюсь, а что?..
- Ты случайно задел триггер, - сообщил он.
- Чего?..
- Тебе странные сны не снились?
- Дядя, ты о чем? - Вот же свезло наткнуться на психа. Ну, хоть в этом мы на равных.
- Ты странно себя ведешь.
- А то ты не странно, мля. Чего тебе от меня надо?
Джо достал из-за уха сигару и тщательно ее раскурил от моей зажигалки.
- Я услышал, как ты заговорил в истине. Про Джексона и фанатов, которых он освободил своим всесожжением.
- Чего, мля?..
- У тебя не было чувства, что ты сказал что-то очень верное?
- Нет, - ответил я, как мог искренне. - Не было. Мне вообще насрать на Джексона и его фанатов.
- Дело не в Джексоне, дело в принципе, - он взмахнул сигарой. От огонька не оставалось характерной для кислоты полосы, а это не значило ничего хорошего. Я закурил. За стойкой заиграл медляк, и некоторые зомби встали пообжиматься. - Твои дружки услышали нечто истинное, от чего у них могла съехать крыша, задумайся они об этом. Вот они и заторопились.
- Ты проповедник что ли, дядя?
- Нет, - он глотнул пива. - Я... ну, типа хранителя.
- Как скажешь, дядя, - я глотнул из банки и она опустела. Ладно, псих так псих, я сам не лучше. Надеюсь, он не попытается меня пристрелить из кольта, если у этого долбаного ковбоя есть кольт. - Дело в принципе, и что?
- Каким должен быть мир, чтобы в нем призыв сдохнуть звучал как максимально истинный?
Вот бы у кого Очкарику поучиться говорить хуйню как профессор. Я представил, как Очкарик в припадке альтруизма тащит на себе Вялого, и захихикал.
- Хреновым, каким, - отозвался я в тон.
- Скажи, когда ты в последний раз видел на небе луну или солнце?
Я подавился дымом. Его манера менять тему здорово действовала на нервы, а тут мне показалось, что меня опять треснули по башке.
- Тут вообще-то бетонный завод по соседству, дядя. И на мусорке что-то каждый день жгут.
- Сколько тебе лет? Где ты жил до этого? По каким числам тебе платят пособие? - он спрашивал быстро и равнодушно, будто не ждал ответа, а я там сидел, и при каждом вопросе мне казалось, что я нахуй падаю в пропасть. Я знал, что должен знать ответы, но в голове словно была дыра как от разрывной пули, и все ответы были где-то в ней. Я провел пятерней по шее и заметил, что весь взмок.
- У меня пиво кончилось, - сказал я, - не купишь мне баночку?
Он опять взмахнул сигарой и позвал:
- Бармен, пива!
И тут я понял, что мир ебнулся окончательно, потому что бармен достал из холодильника банку, и шаркая ногами, обогнул стойку и побрел к нам. Он никогда этого не делал, даже когда президент приезжал!..
Зомби тоже заметили, перестали танцевать и уставились на нас, хихикая. Не обоссался я только чудом.
- Это не Земля, - сказал Джо тихонько, глядя, как я беззвучно корячусь. Бармен поставил передо мной банку и зашаркал обратно.
- А что, нахуй?.. - я говорил слишком громко, но мне уже было насрать. - Ад?
- Ну что ты, - взмахнул он сигарой. - В ад попадают те, кто сделал что-то плохое. Ты разве делал что-то плохое?
- Да нет вроде...
- Ну так это не ад. Это отстойник. Дно.
- И что?
- Ну и сюда попадает то, от чего избавляется Земля. Или от "кого".
- Поэтому тут все и выглядят как хреновы зомбяки?
- Ну да, вы тут гниете, пока не умрете второй смертью, - сообщил он буднично. - Ее еще называют "смерть души".
Рука сама потянулась ощупать лицо, но инстинкт самосохранения заверещал, что этого нам знать не надо, совсем не надо, так что я вскочил, и голова опять закружилась. На миг я перестал ориентироваться, но зато голос Джо услышал отличненько:
- Найди зеркало. Зеркало в лабиринте, не перепутай.
В голове забил колокол от виска до виска, и я обоссался. Натыкаясь на зомбяков, я выскочил на улицу и припустил оттуда со всей дури.
Забившись между двумя стелами из теликов, я трясущимися руками зажег сигарету. Мокрые джинсы натерли в паху, и чувствовал я себя как говно. Мозгов хватало разве что на то, чтоб понять, что мне надо домой, срочно, со всех ног домой, пока мир не схлопнулся как ракушка, или не ебнулся метеорит, - сейчас уже все казалось возможным. Сука Джо, так издеваться над больным человеком.... Жаль, что я ему не врезал, ох как жаль... Я отбросил измусоленный бычок и вылез обратно на дорожку, теперь уже совершенно ночную, освещенную лишь пятнами фонарного света с улицы.
Но не сделал я и трех шагов, как раздался выстрел. Что-то пронеслось прямо у моего носа и врезалось в гору телевизоров. Те радостно загрохотали, рассыпаясь. Я упал и пополз к ближайшей груде осколков. Грохнуло второй раз, и я заорал от неожиданности, когда пуля толкнула меня в плечо. Вот говно... Я успел заползти за кучу прежде, чем выстрелили в третий раз.
Стреляли как раз оттуда, куда я шел. Должно быть, стрелок затаился где-то там, в тени, и теперь нас разделяет дорожка фонарного света. Ему было хорошо меня видно, пока я там шел... вот я дурак. Но теперь мы оба в темноте, можно попробовать драпануть. Проклятье, почему у меня нет ствола, ведь мог же купить... я шевельнул ногой и осколки стекла и пластика захрустели.
- Спрут!.. - крикнули с той стороны света. - Спрут, это ты?..
Я узнал голос Очкарика и чуть не заржал вслух. Вот ведь я его выкупил в пабе, а. Гаденыш действительно обзавелся стволом... чтоб его выебли им в жопу.
- Спрут, выходи, я тебя не трону!..
В голосе Очкарика слышалась паника. Совсем за идиота меня держит?.. Я решил не дожидаться, пока он осмелеет настолько, чтоб пойти меня искать, все равно ствол есть только у него, а я не долбаный супергерой. Пригнувшись, я скользнул за следующую горку. Очкарик не выстрелил... он тоже не супергерой, чтоб стрелять в темноте по звуку, просто недоумок, который скоро пожалеет, что родился на свет... я скользнул еще дальше, еще, а потом, почти уже не пригибаясь, понесся прочь.
Я не рассчитал, выскочил со свалки двумя кварталами севернее, чем стоило, но кто бы на моем месте был разумней?.. Тут жили ниггеры, и парню вроде меня появляться тут не стоило, но я не был уверен, что, вернувшись на свалку, смогу выйти точнее, к тому же, рукав промок, а левая рука начала зверски болеть. Я понадеялся, что мне свезет проскочить, но везло мне сегодня как утопленнику.
Они вышли мне навстречу полукругом, было их около десятка, и вел их Толстый Том, а Толстый Том скотина того сорта, что засунут тебе петарду в жопу просто чтобы посмотреть, как тебя порвет. А я стоял как долбаный недоумок, и даже не мог припустить обратно.
У них тоже кожа сползала с мяса, но им это не мешало.
- Вот ублюдок, - сказал Толстый Том. - Белая гнида в моем квартале. Это херня, а херню мы решаем.
Меня схватили под руки, а я и пискнуть не мог. Потом Толстый Том пнул меня коленом под дых, и я не смог дышать. Потом они долго били меня ногами, стараясь попасть в лицо и живот, и попадали, конечно. Видимо, до моего появления у них был очень скучный вечер.
Не знаю, сколько я там провалялся, но когда боль выбросила меня из темноты в фонарный оранжевый свет, ниггеров рядом не было. Я не мог тут оставаться, я пополз в темноту, обратно на свалку. Когда меня выгибало от боли, я вжимался лицом в асфальт, чтоб не заорать. Потом полз дальше.
Потом асфальт кончился, начался гравий вперемешку с осколками. Я полз дальше. Главное, не останавливаться. Если я остановлюсь, я умру. Они найдут меня и мне пиздец, просто потому, что так им хочется.
У меня не было и доли представления, куда я ползу, и в то, что утро настанет, я не очень верил. Но оно настало, и я не мог больше ползти, и распластался на гравии, и боль сдалась и отступила, и сознание тоже.
Очнулся я от того, что кто-то звал меня по имени, снова и снова, не давая закончиться прямо здесь. Я замычал, и почувствовал на губах воду.
Напившись, я все-таки открыл глаза. Здесь редко встречаются добрые самаритяне, жаль не увидеть...
Мне тыкала в рот фляжку тварь с человеческим лицом и тонкими паучьими лапками. Я заорал и треснулся затылком о землю, захотел ползти дальше, но не смог.
- Да заткнись ты, - прошелестела тварь, тихо, словно ей трудно было говорить. - Мне надо провести тебя по лабиринту.
В этой части свалки были журналы, огромные шуршащие баррикады, разноцветные картинки, медленно линяющие на воздухе. Я не знал, куда, как давно и нахрена мы идем. Опирался о сгорбленную спину паучьей твари и шел. Знакомые мне места закончились давным-давно, а мы все шли. Телки в купальниках и без них улыбались мне одинаковыми кукольными улыбками, и какой-то частью мозга я думал, что мог бы выручить за эти выпуски бешеное бабло, если б мне свезло наткнуться на них раньше, но сейчас все это уже не имело значения.
- Там дальше кассеты, - сказала тварь своим невыразительным голосом. - Еще немного.
- Куда мы идем? К зеркалу?
- Ага.
- Я умираю?
- Надеюсь.
- Нахрена ты мне помогаешь?
- Потому что ты - это я.
Под ногами заскрипел пластик. Кассеты... Я не мог вспомнить, чтобы кто-то слушал музыку на кассетах. Груды мусора терялись в тумане, застилавшем мои глаза.
- Было бы жестоко, если бы часть души погибла безвозвратно, поэтому души упавших делятся на мертвеца, ждущего второй смерти, и демона, - бубнила тварь. Я не вслушивался, только старался идти, идти, идти. - Когда на Земле нашли ходы сюда, они стали скидывать всякий мусор, и те, кто не нашел своей душе применение, тоже стали падать. И делят - чтобы хоть демон нашел путь. А потом эти мудаки с Земли притащили сюда Свет, - чтоб еще живым были виднее ужасы, или что там они придумали. И от этого некоторые демоны обрели разум и этот вид. Кошмар, скажи?
- Это ад? - спросил я, и вспомнил, что когда-то уже задавал этот вопрос.
- Да нет же, придурок. Это дно, - сказала тварь, и в невыразительном голосе мелькнула тень раздражения. - Лучше бы тебе быть в аду.
- Но за что?.. я же ничего не сделал... ну, ничего, что бы не делали другие...
- Вот именно. Ты, когда в городе жил, видел какие-то различия с Землей?
- Нет...
- Чем тебе не причина?
Пластик под ногами кончился. Я открыл глаза и увидел футбольные мячи, целую прорву полусдутых мячей, покрытых какой-то белой отвратной пленкой вроде свежей молофьи. Остановился.
- Так я обрету спасение, хренов ты ублюдок. Хоть я, если ты не смог. А еще тебя покажут по телику, и все уебища будут о тебе судачить.
Я постоял, опершись на нее, глядя вокруг, на поле слизи, на низкое небо невнятного цвета. Звучало это заманчиво. Первый пункт, я имею в виду.
- Пошли, - сказал я, и мы пошли.
- Как мне найти зеркало? - спросил я много шагов спустя.
- А я ебу?.. Помолись.
- Я не могу.
- Тогда спой.
- Что?..
- Что хочешь, недоумок, - зашипела тварь, обернувшись. Лицо у нее было человеческое, мое, должно быть, но я не помнил своего лица.
Мы шли и шли, а я все пытался вспомнить песню, ну хоть какую-нибудь, и не мог. Тогда я стал думать, что когда-нибудь свалка закончится, и мы придем, и там кто-нибудь будет нас ждать, потому что не могли же мы просто так идти в такую даль, и что кто-то поставил же там это зеркало, чтобы мы могли его найти.
И я вспомнил песню, которую все крутили по радио до той аварии, и запел, и ебись оно в рот, если я пел ее один.
That's me in the corner
That's me in the spotlight
Losing my religion
Trying to keep up with you
And I don't know if I can do it
Oh no I've said too much
I haven't said enough...
И поле закончилось кирпичной стеной, и мы пошли вдоль нее, и нашли дверь, и я все пел, хоть и дышать уже не мог, и слова отпечатывались в моем мозгу.
I thought that I heard you laughing
I thought that I heard you sing
I think I thought I saw you try...
Я нажал на ручку, и дверь открылась. И тогда я шагнул внутрь, оставив демона за спиной, зная, что будет там - зеркало, и свет, и волна жара, выбивающая стекла.