Неправдоподобно голубое небо, и сочная зелень деревьев, и олень, прячущийся в ней, раскололись и рассыпались от ужасного треска. Грудь словно сдавило чем-то тяжелым, и воздух толчками, сипя в горле, пытался пробиться в легкие. Человек рывком вырвался из удушливого тумана и с недоумением обнаружил себя в постели запутавшимся во влажных от пота простынях. Единственное и мощное желание уничтожить, подавить оглушающий треск оторвало его тело от кровати. Усмирение будильника потребовало столь мощного душевного и физического напряжения, что после наступления тишины силы опять оставили Человека. Он обмяк и мешком свалился обратно во вспаханную постель, чувствуя, что не может заставить себя, свои руки и ноги двигаться в этом мире. А мир уже сам понемногу начинал пробираться к нему, возвращая память о себе, о предметах и звуках, живущих в нем. Человек заставил себя открыть глаза и взглянуть вокруг. Открывшееся зрелище не вдохновило его на подъем. Взгляд не смог зацепиться ни за один предмет, напомнивший бы ему о желаниях, которые движут им в этом мире. Его желудок сейчас не требовал пищи, его память не находила намеков на возможные здесь удовольствия. Тело звало обратно, в покой и легкость. Но Человек почему-то начал приподниматься, движимый бесцветным и безвкусным чувством, которое он про себя называл долгом. Но сейчас это чувство вдруг показалось ему банальным страхом, страхом вдруг сбиться с судорожного ритма жизни, потерять ее важное звено. Потерять вместе с тем тщательно оберегаемую мозаику действительности, которая рискует рухнуть, ускользнуть от восприятия. Он всегда боялся полностью доверяться своей памяти, столь часто подводящей его. Он чувствовал, что без постоянного раздражения его нервов реальным миром, этот мир однажды может улизнуть от него, как оторвавшийся воздушный шарик. Поэтому Человек помнил, что он должен каждое утро извлекать свое тело из постели.
Человек поднялся на нетвердые, сразу похолодевшие ноги и огляделся. В его комнате царил полумрак и влажный холод. Человек почувствовал, какой в этих стенах плотный и тяжелый воздух, пригибающий его плечи вниз, вливающийся в рот хлопьями мокрой ваты. Подойдя к окну, Человек открыл форточку, на которой сквозь чешуйки старой желтой краски проступали пятна плесневеющего дерева. За окном шел дождь, серый и мелкий, без молний и грома, без шума. Водяная пыль равномерно заполняла все пространство за окном, заботливо облекая каждую вещь в бесцветную смазку. Смазку, отнимающую цвет и запах. Человек глотнул несколько порций вязкого от влаги, перемешанного с выхлопными газами воздуха снаружи и со злостью захлопнул форточку. Прилив ярости стоил ему ударившей по мозгу боли, волнами распространившейся от разбитых об угол рамы костяшек на руке.
Человек прошел в ванную, морщась и потирая кисть. Открывая кран, глянул в зеркало, которое посмотрело на него красными воспаленными глазами из-под перепутанной проволоки сальных волос. Он приблизился к этим глазам и почувствовал страшное отвращение к их багровой сеточке, к густо покрытой крупными порами синеватой коже вокруг них. От вида хлопьев перхоти в баках его чуть не стошнило. Человек плеснул в свое лицо горсть ледяной воды, впившейся тысячей иголок глубоко внутрь, до костей. Сонная кровь встрепенулась и заметалась в голове, как маленькая злая птица в клетке, заколотила острым клювом изнутри в глаза и виски. Холод вгрызся в руки, мигом добрался до плеч, и иссяк в съежившейся коже спины и ягодиц. Человек докрасна растер мятым полотенцем лицо, ощущая, как потревоженные ворсинки передают коже свой прогорклый запах несвежего белья. Постепенно дыхание, сбитое спазмами пораженных холодом мышц, восстановилось. Мир окончательно встал на место, устроился в свою выдолбленную выемку.
Человек пережевал яичницу, стараясь думать о чем угодно, только не о тех ощущениях, которые рождала падающая в желудок пища. С утра аппетит давно перестал посещать его, а воспаленная и отуплено зудящая пищеварительная система безропотно принимала полагающиеся куски скользкого белка. Прошло всего минут двадцать с момента пробуждения, а Человек уже был одет и готов выйти из дома. Он слегка задержался и долгим, немигающим взглядом смотрел на себя в слепое, со старческими черными прожилками зеркало. Смотрел не потому, что хотел что-то увидеть или потому что задумался, а просто нужно было на чем-то задержать взгляд, замереть. Человек чувствовал, что может простоять так вечно, но все же пошевелился, вздохнул, плечи его ввернулись вовнутрь, а руки совершили привычный ритуал, шаря по тумбочке в поиске ключей.
Он вышел из тумана паров мочи и плесени, плотной пеленой висевших в подъезде, и лабиринт улицы принял его в свое сумрачное чрево. Человек взглянул на небо и увидел тучи, хмуро уставившиеся на него сверху вниз. Его голова непроизвольно ввинтилась в воротник плаща, из-за чего в ноздри ударил запах набухающей от влаги материи собственной одежды. Человек даже уловил струйку крепкого душка вчерашних носок. Яичница все еще ворочалась в желудке, напоминая о себе плотными и скользкими выбросами газов. Человеку казалось, что его тело уже разучилось переваривать пищу, которая теперь просто гнила внутри него. Водяная пыль постепенно, несмотря на зонт и плащ, пробиралась под одежду, превращая штанины в тяжелые и хлопающие по ногам тряпки, конденсируясь на манжетах и воротнике рубашки. Живот Человека сжался и напрягся, ожесточенно борясь с промозглостью улицы.
Безучастным насекомым Человек взобрался в троллейбус, воздух внутри которого напоминал оранжерейный, пропитанный теплой влагой и разлагающейся органикой. Добравшись до места, которое он называл "работа", Человек зацепился за знакомые и привычные лица и смог, удержавшись на ногах, добраться до своего стула. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы его не трогали и оставили в покое. Серое помещение, проглотив его, тут же навалило на его плечи груз усталости всех предыдущих лет пребывания в этих стенах.
"Скоро будет десять лет, как я здесь. Десять лет..." - крутилось в голове у Человека и ему хотелось плакать, тихо забившись ото всех куда-нибудь в темноту. Влага улицы еще давала о себе знать мокрой, прилипшей к коже одеждой, но духота помещения, годами не проветривающегося по причине болезненности престарелых сослуживцев, уже подхватила Человека в свои мягкие, но сильные руки.
- Номов! К Виктору Павловичу! Срочно! - затхлый воздух прорезал женский голос. Человек встрепенулся, сердце яростно заколотилось у него в ушах, а к лицу прилило целое море нестерпимо горячей крови. Его скрюченная за столом фигура распрямилась, и на полусогнутых ногах засеменила за удушливым шлейфом резких парфюмерных запахов. Внимание Человека зацепилось за шевелящийся зад впереди идущей женщины: ему казалось, он слышит, как жернова ягодиц перемалывали сами себя, они были полны почтения к себе и безразличия к нему, Человеку. Неожиданно они остановились и исчезли. А перед глазами у Человека возникла проволочная сеточка, удерживающая обтянутый непроницаемой черноты кожей жирный поролон начальственной двери. Человек уставился в эту лоснящуюся поверхность и почувствовал подкрадывающуюся к горлу тошноту, вызванную то ли плохой работой желудка, то ли страхом.
- Что ты? Входи быстро, - и Человек, загипнотизированный этим "входи", толкнул дверь, которая пугающе легко открылась и повлекла его за собой. В животе тут же образовалась зияющая пустота, как только расфокусировавшиеся глаза Человека уловили в полутьме кабинета склонившуюся над портативным компьютером голову шефа. Тот выдержал паузу в несколько минут, и, только когда на Человека начало накатывать быстро усиливающееся головокружение, поднял на него непроницаемые бесцветные глаза:
- Присаживайся, Андрей.
Человек вздрогнул от голоса, произнесшего его имя, и поспешно присел на ближайший стул. Когда его зад коснулся мягкого сидения, страхи, владеющие ним, внезапно исчезли, а на смену не пришло ничего. Теперь только пустота и безразличие содержались внутри обмякшего тела Человека.
- Ну, рассказывай, как жизнь? - Шеф напрягся на некое подобие улыбки, затронувшей только его тонкие губы.
- Ничего, спасибо, все в порядке. - Человек услышал звуки голоса, который доходил до него из собственного горла, как из бочки. Он вдруг заинтересовался своими руками, которые принялись активно потеть, оставаясь холодными.
- Ты мне лучше расскажи, что же все-таки произошло в третьем магазине? - Шеф уже не улыбался, и даже оставив в покое клавиши своего компьютера, буравил Человека своими прозрачными глазами, в которых уже с двух метров было совсем не видно зрачков. Человек не выдержал и, прикрыв веки, начал сбивчиво выталкивать из себя слова, пытаясь вспомнить и нащупать в своей памяти то, что от него требуют.
- Ну да, неделю назад, но всего двадцать тысяч... А милиции мы... этого... сообщили. На ночь выручки, а ее мало был...э-э-э... в сейфе оставили... Наутро пришли... сказали, что от нас, сейф менять, и... уборщица со сторожем сейф-то и отдали...
- Как так отдали?!! Как они могли?!! Заходи, кто хочет, с улицы и бери? - Уши шефа побагровели от крика, а сам он тяжело задышал. Человек втянул голову в плечи, но ожидаемая глыба не навалилась на него. Тогда он приподнял веки:
- Дело в том... инкассаторская машина приезжает поздно, а по договору аренды они просто сдают помещение и ни за что не отвечают. Инкассаторы тогда долго копались во втором магазине, да и пробки на дорогах. Позвонили в третий, там им девочка сказала, что выручки мало, они и договорились, что на следующий день все заберут вместе... - Человек, уже захлебываясь, уловил мысль и начал ее развивать. Но шеф, скривившись, как от зубной боли, нетерпеливым движением руки остановил его тираду.
- Так значит, они там сами так решили? Это ведь твои люди?
Человек, почувствовав опасность, защитился:
- Но по-другому нельзя было... Магазин закрывался весь сразу, нас бы не стали ждать, инкассаторы все равно не успевали. Просто по-другому бы не получилось. И со сторожа с уборщицей нам взять нечего...
- Виноваты твои люди. - Уже угрожающе перебил шеф. - У нас же есть инструкции, в которых написано, что и как надо делать. А они их проигнорировали. Ну, с девочки спрос мал, поэтому мы ее просто уволим. А вот что касается тебя...
- Так ведь я вам писал докладные, что за два часа одна машина не успевает объехать все магазины. Что девочки ее с сумкой ждут на тротуаре, рискуя собой... Либо машина еще одна, либо охрана... Помните?
- Не помню! Значит, не добился. У меня миллионы дел, я разве могу все упомнить. Ты этим занимаешься, и ты должен знать, что тебе нужно...
- Но я же сколько раз говорил... А сколько раз меня на прием к вам не пустили...
- Все! Иди. Я единственный раз терплю, когда люди в моей организации не исполняют свои обязанности. Все твои оправдания - ерунда, ты просто не хочешь признать свою вину. Мы тебе доверили одно из самых ответственных направлений, и ты нас так подводишь...
Человек слушал звонкий голос начальника, а каждый звук этого голоса ударом молотка отдавался в голове. Человек не мог смотреть в глаза шефу, поскольку чувствовал, что, как только поднимет голову, так перед взором появится постыдная и слабодушная влажная пелена. Взгляд же сидящего напротив мужчины ощущался каждой клеткой кожи, свербил темя, выжигая среди волос красные борозды. Из здорового горла шефа слова вылезали совершенные в своей цели унизить, завораживающие красотой ритуального танца каннибалов. Он продолжал что-то говорить, но Человек уже понял, кто в этой игре дурак, и включал свое внимание только в редких случаях.
- ..Я склонен доверять тебе. Я вижу, что ты - работник квалифицированный, и умеешь логично и здраво рассуждать. Но вот только порой происходят в твоей работе срывы: сейчас с третьим пунктом, а полгода назад, помнишь, с Хоменко...
- Так тогда...
- Не надо спорить! Мне кажется, что все-таки наказать тебя надо. Ты же не можешь не согласиться, что даже твоя возможная невиновность в данном инциденте не играет, в общем-то, решающей роли. Все потому, что ты, как руководитель, как организатор, не смог должным образом построить работу вверенной тебе службы, чтобы даже при, может быть, недостаточных возможностях (если бы было все идеально, то кому бы мы были нужны?) не допускать досадных и глупых просчетов, - шеф заводился от собственных слов, и Человек, случайно взглянув на него, даже залюбовался зрелищем горящих глаз нравящегося самому себе мужчины. - И для тебя же будет полезно, если ты ощутишь именно материальную ответственность за ошибку. Но, ладно, я еще подумаю. А теперь иди!
И шеф опять уставился в экран. Человек поднялся и побрел к выходу. Он понял, что экзекуция закончена, и сразу же внутри него все забурлило, жгучая обида неприятно защекотала глаза. Когда Человек прикрывал дверь, он заметил на лице шефа, обращенном к экрану, спокойную и слегка возбужденную улыбку, улыбку от хорошо сделанной работы. На роговице бесцветных глаз плотоядного истязателя отражались цветные картинки из какой-то неуловимо знакомой Человеку компьютерной игры.
- Что, попало? - Женщина улыбалась одной стороной жирно накрашенного рта. Человек поднял на нее мутные глаза и выдавил из себя улыбку. Борьба с яростью, выпирающей из него, закончилась в пользу здравого смысла (или слабости?), и гневные слова, готовые вот-вот сорваться с его губ, так и остались внутри, сжимая сердце тугим колючим покрывалом. Женщина продолжила:
- Да не бери ты это близко к сердцу, Андрей. Он, знаешь, как меня пилил сегодня с утра, когда я вместо чая заварила кофе - тебе и не снилось! - Женщина при произнесении каждого слова сопровождала его выброс из горла то подрагиванием бровей, то поджиманием подбородка. Человек вдруг ощутил, что хочет ее. Прямо сейчас. Он представил, как срывает с нее это туго обтягивающее платье, заваливает на стол, входит в нее... Женщина, совершенно ничего не подозревая, продолжала лопотать что-то свое. А желание внутри Человека так же быстро, как возникло, вдруг пропало. Почему-то стало стыдно за него, и Человек, виновато сутулясь, пролез бочком в дверь, чувствуя на своем лице гаденькую улыбочку. Ему хотелось как можно быстрее спрятать свое тело в плохо освещенном коридоре.
Чем больше проходило времени с момента окончания разговора с начальником, тем большее возбуждение охватывало мысли Человека, тем отчетливей проступал горький привкус обиды вдруг проснувшегося самолюбия. Он упивался патетическим тоном возмущенного внутреннего голоса, точными подборами эпитетов и аргументов. Но насколько они были изящными, настолько и бесполезными, задними. Даже после окончания рабочего дня они тревожили Человека своими метаниями от негодования до самоуничижения. Хотя еще было достаточно рано, но серые сумерки уже вынуждали напрягать глаза, почему-то влажные - то ли от смягчающих резь слез, то ли от носящейся в воздухе водной пыли. Человек зашел в продуктовый магазин.
Люди двигались внутри по сомнамбулистическим траекториям, непрерывно сталкиваясь друг с другом. Они облепляли прилавки в стремлении рассмотреть продукты, хмуро засевшие в запотевших витринах. Человек, ведомый характерным запахом, пробрался в рыбный отдел, надеясь купить какой-нибудь недорогой морской продукт. Ему пришлось остановиться метрах в трех, подойти ближе мешали роящиеся угрюмые старухи. Человек, полуприкрыв веки и вызвав напряжение глазных мышц, разглядел стоявшие за спиной продавца, одетого в чудовищно грязный халат, банки приветливых и ярких цветов. Почти зажмурившись, он читал надписи. Почувствовав на надписи "Лосось" одобрение желудка, Человек повернулся к кассе и пробил чек. Еще несколько минут толкотни, и он получил свою банку. Не успев уступить место у прилавка по собственной воле, он был выброшен из очереди. Выбрав уголок вдали от мест повышенного интереса людей, Человек рассмотрел свою покупку. На банке по-английски было написано, что употребить продукт надо было не позже, чем полтора года назад. Ужасное разочарование стиснуло голову Человека, его внутренности завибрировали, а мысли запрыгали между решимостью нырнуть обратно в толпу, чтоб обменять банку, и безвольным желанием тихо уйти, выбросив покупку в ближайшую урну. Пока он мучился перед выбором, несколько раз его тело получало толчки от граждан в сером, которые забредали в столь заброшенный уголок магазина, привлеченные присутствием там живого существа. Вдруг на Человека нахлынул прилив решимости, и он, опасаясь, что привычная трусость вот-вот вернется обратно, стремительно ринулся выручать свои маленькие деньги. Продавец ткнул пальцем в сторону двери подсобки, а Человек, успев увернуться от этого грязного пальца, с осторожностью прошел в эту дверь, украшенную надписью "Посторонним вход воспрещен!".
Внутри пахло гнилью и экскрементами. Каменный пол был покрыт черной грязью, скользкой и жирной. Подслеповатая лампочка освещала разбитые ящики и смятые комки окровавленной бумаги. Услышав голоса, Человек вошел в какое-то тесное помещение, в котором сидело несколько продавцов и грузчиков (первые - в относительно белых халатах, вторые - в относительно синих). Самая полная женщина с бугристой кожей лица и ярко накрашенными большими губами восседала за облезлым столом, покрытым газетой, на которой почему-то лежал кусок вырезки килограмм на пять.
- Вы заведующая?
Женщина перестала смеяться и невидящим взглядом уставилась сквозь Человека:
- Я.
- Простите, мне продали консервы с просроченным сроком годности. Я хотел бы получить деньги обратно.
Женщина тяжело поднялась из-за стола и выхватила банку из рук Человека. Затем, торжественно установив толстый красный ноготь на надписи, продемонстрировала банку всем присутствующим:
- Просроченный срок, говоришь? Видишь: 1993 год, а у рыбных консервов срок хранения - два года. Нечего голову морочить, иди и жри свой лосось!
Последние слова женщины потонули в одобрительном гуле невольных зрителей. Но Человек не сдался:
- Во-первых, не хамите. Во-вторых, надпись на банке обозначает, насколько я знаю английский, не дату изготовления, а дату окончания хранения.
- Шел бы ты со своим английским! Вздумал меня, сопляк, учить. Бл.., ходят всякие недоумки, работать мешают! - Лоб женщины, внезапно быстро смявшись, жирными складками собрался к переносице. Маленькие глазки гневно засверкали из-под этих складок. Человек отпрянул от визжащего багрового существа, которое забилось в привычной для себя, но совершенно дикой для незваного гостя истерике, брызгало пенистой слюной и обнажало желтые клыки, вымазанные то ли кровью, то ли губной помадой. Женщина перехватила дыхание и, с хрустом повернув свою большую голову, протрубила в темный провал двери:
- Федор!!! - Большое тело появилось из-за двери и темной массой нависло над Человеком. - Да ладно.., - Заведующая внезапно потеряла всякий интерес к врагу, безвольно перенесшему словесную атаку. Она взобралась за свой стол - жертвенник, по дороге бросив: - Нина, пойди, отдай ему деньги. Пусть подавится!
Нина постаралась устроить из возврата денег насколько можно более унизительную картину, насчитав целую гору мелочи и рассуждая по ходу о достоинствах Человека и его родственников. Тот даже не заметил ее стараний, у него в ушах все еще не смолкало рычащее эхо почему-то пощадившего его животного.
Добравшись до дома, Человек привычным ритуалом сбросил с себя тяжесть прожитого дня - плотный ужин и идиотизм телевизионной передачи эффективно оттягивали на себя все внимание. Вдавленный в кресло, он чувствовал, как успокаиваются мысли, как стекает в кончики пальцев усталость, как утихает внутренний зуд. Сегодня он больше ничего не должен этому миру. Он может закурить, и дым, проникнув в его кровь, сделает его на несколько мгновений удовлетворенным, почти счастливым от того, что все, наконец, на сегодня закончилось.
2. Солнечно
Осторожный плеск волн густо заполняет собой все пространство над пустынным пляжем. Невдалеке бесшумно носятся две чайки, иногда отражая большое солнце яркими, иссине-белыми крыльями. Теплый песок подобострастно повторяет все изгибы тела, ласкает кожу тонкими воздушными змейками. Запахи йода и соли щекочут ноздри, вливаются влажными брызгами в горло, распирают грудь.
Человек открыл глаза - солнце все так же слепило глаза. Он поднялся с кровати и пошел в ванную, чувствуя, как горячий песок хватает его ступни, мешая идти. От родника в кафельной стене пахнуло свежестью и прохладой. Вода лилась неровной струйкой и пропадала в зеленоватых мшистых камнях. Человек подставил лицо под переливающиеся капли и почувствовал, как сонная ленивая разморенность исчезает.
Человек открыл окно и подставил свое влажное лицо солнечным лучам, высушившим капли за считанные секунды. Где-то над головой гремели жестяной крышей и урчали голуби. Вдруг зазвенел будильник, заставив птиц на время прекратить ухаживания и прислушаться к странному звуку. Человек рассмеялся, взял живое трясущиеся тело механического старца и швырнул его в стоящий перед окном тополь, но промазал. Будильник упал в жирную влажную траву и сердито продолжал бормотать, укоризненно выглядывая из зеленых зарослей блестящим стальным корпусом.
Человек достал из комода белую футболку и выгладил ее. Затем натянул на себя теплую материю, надел легкие штаны и легкие сандалии. Выйдя из дома, он ощутил, как солнечные лучи подхватили его тело, сделав его наполовину легче. Светило захватило почти полнеба и сияло на нем вызывающе бесстыдно. Человек посмотрел на свою зеленоватую кожу голых рук, которая ловила теплый солнечный ветер, упивалась переполнявшей его энергией, и улыбнулся. Улыбка разгладила его лицо, с которого стремительно стекала боль и усталость. Умытые улицы выглядели неправдоподобно чисто и умиротворенно. Они еще не наполнились страхами и болезнями бегущих людей. Человек шел по самой кромке дороги, и мир поворачивался перед ним, предметы переливались и прыгали среди желтых лучей. Асфальт стремительно сох, и с его поверхности ручейками поднималась легкие струйки пара.
Внутри себя Человек уловил какие-то необычные ощущения: тело начало вибрировать и нетерпеливо дрожать, как дикое животное. Человек несколько раз хватал ртом воздух, стремясь успокоить взбунтовавшееся тело. Потом он остановился и рассмеялся, рассмеялся, потому что вдруг почувствовал себя безумно счастливым. Еще не закончив смеяться, Человек начал припоминать, что ему пристало стыдиться такого беспричинного счастья, но осуждение не успело толком оформиться, потому что на ближайшей стене дома он увидел большую муху, расставившую серебристые слюдяные крылья поперек своего утыканного ворсинками тела и ловившую лучи солнца. Человек неожиданно для себя почувствовал странный прилив любви к этому насекомому, одним своим видом прервавшим возврат череды его привычных и скучных мыслей.
Придя на работу, Человек неожиданно для себя самого вдруг написал заявления об увольнении и тут же отнес их секретарше шефа. Он смотрел на ее недоуменно поднятые брови и не находил в себе желания разговаривать. Ему вдруг стало совершенно очевидно, что мысли "о работе" сейчас не могут забраться в его голову, они отторгаются, как чужая биологическая ткань. Человек вдруг почувствовал в себе силы забыть об этом месте, еще недавно казавшемся столь важным для него. "Когда-нибудь придет время..." - почему-то крутилось в его голове. Секретарша что-то говорила вслед, слова были излишне громкими и с надрывом. "Зачем так громко? Зачем такая кричащая нескромность? Она ничего не поняла..." - прошептал себе Человек. Он вылетел на крыльцо дома. Старая потрескавшаяся дверь последней схватила его за руку, укоряя знакомыми трещинками, но Человек нашел в себе силы отмахнуться от жалости. Дом за его плечами рассыпался, превратившись в гору камней и пыли.
Человек подошел к покосившему павильону трамвайной остановки и присел на еще влажную скамейку. Солнце светило прямо в глаза, рождая на ресницах гроздья разноцветных радуг. Вдруг он заметил завернутого в лохмотья Старика, который дремал во влажной полутьме дальнего угла павильона. Старик имел типичную внешность бомжа, но, кажется, совершенно не источал характерной вони. Почему-то Человек не заметил его сразу, а сейчас неожиданно для самого себя принялся пристально разглядывать. Этот интерес удивителен был потому, что обычно Человек брезгливо отводил глаза при виде подобного отребья. Старик вздрогнул, как будто почувствовал на себе взгляд, и открыл глаза, которые совершенно не соответствовали его внешнему виду - они были ясные, и в них теплилась мысль. Человек тут же без стыда стал рассматривать эти глаза. Их взгляды пересеклись, и Старик, обнаружив к себе интерес, вопросительно качнул подбородком. Человек передернул плечами и отвел глаза. Но Старик уже поднимался с лавки.
- Что, ты меня видишь? - Старик прошамкал около уха Человека. Тот покосился на этот абсолютно беззубый рот, обрамленный клочками седой и грязной, будто в пятнах ржавчины бороды. Хотя из этого рта не доносилось никакого неприятно запаха, но вид у него был какой-то вонючий, поэтому Человек инстинктивно поднял плечо. Старик продолжил: - Как я выгляжу?
- Не очень... если честно, - Человек опять удивился тому, что смог ответить. Он удерживал себя на скамье, хотя должен был уже давно ретироваться из павильона. Сегодня Человеку хотелось делать что-то наперекор привычным желаниям, традиционным рефлексам. Ему даже стало интересно, сколько же он продержится. Однако, в виде Старика не было ничего особенно пугающего, он был просто неопрятен, а вот обычных для бродяг грязи, синяков и экзем на открытых частях тела не было заметно. Да и глаза его не были иссушены алкоголем и нездоровым питанием. Старик тем временем, пока Человек продолжал рассматривать его с ног до головы, сам недоуменно вглядывался Человеку в глаза. После секундной паузы опять прошамкал:
- Отойдем, может, в сторонку, а то других пугаешь.
- Кого я могу напугать? Это Вы... - и Человек обернулся в поисках поддержки к рядом сидящей даме, но был вознагражден только недоуменным и испуганным взглядом.
- Ты что, спятил? Они же меня не видят.
- Как так, не видят? - Человек опять повернулся к даме и обнаружил только поспешно удаляющийся испуганный зад, обтянутый синей юбкой.
- Кхе-хе-хе, что, убедился? Пойдем лучше отсюда...
Человек сорвался со скамьи и зашагал вслед за Стариком. Тот не суетился, но старательно и довольно быстро переставлял ноги. Человек едва поспевал за ним. Наконец они остановились.
- Ну а все-таки: каким ты меня видишь?
- ?
- Ладно, не ломайся...
- Неопрятный старик, просто неопрятный старик.
- Насколько старый?
- Ну, лет семидесяти.
- Одежда?..
- Грязные лохмотья. Извините, а кто Вы? Почему та женщина Вас не видела?
- Хватит на "Вы"!.. Поразительно! "Старик в грязных лохмотьях"!
- Ну, кто ты, наконец?!!
- Советник, внутренний голос, подсознание, интуиция - выбирай. Мне больше нравится "советник".
- Мой?
- Твой.
- Объясни, если можешь.
- Я - тот, кто отвечает, когда ты спрашиваешь самого себя, якобы самого себя... И, ради Бога, только не допытывайся о подробностях, мне самому приходится ломать над этим голову. Достаточно того, что я в привычном тебе мире осязаемых вещей - не материален, чистая энергия, галлюцинация. Я всегда рядом с тобой - наверное, мы просто части чего-то одного целого. Обычно ты спрашиваешь - я отвечаю. Ты многое можешь в материальном мире, тебе принадлежит тело, но ты слишком мало знаешь, я же - наоборот. Непонятно? Что-нибудь о раздвоении личности слышал? Но не пугайся - захватывать тела позволяют себе только самые безумные советники. Я - не из таких...
- Я, что, схожу с ума? Я разговариваю сам с собой?
- Для всех прочих людей - действительно, сам с собой... Да не бойся так, ведь объективно все в порядке. Правда, случаи одновременного слухового восприятия и визуализации довольно редки...
- Погоди. Ты - какое-то мое личное привидение? Ангел-хранитель?
- Да хоть чайником назови. Я же сказал тебе: советник. Ну, как же тебе объяснить? В целом, всякую дарвиновскую чепуху выкинь из головы и слушай меня. Разум существует во Вселенной в виде некой субстанции, состоящей из отдельных связанных между собой ячеек - сгустков. Так вот отдельные из этих сгустков, наименее развитые, пересекаются с живой материей, как это мы имеем в твоем случае. Другие, более высокоразвитые, как, например, я, обязаны в силу неведомых мне законов учить вас уму - разуму, чтобы поднять на следующий уровень. Я понимаю, что поверить в такое объяснение тебе будет трудно, и я бы на твоем месте на этом не зацикливался. Воспринимай меня просто как новый источник информации. Можешь перепроверять полученные знания, а можешь поверить на слово. Вижу: все еще сомневаешься. Ну, ты же понимаешь, что человечество не могло получить все знания только из простого наблюдения или логики? Должны же были откуда-то взяться аксиомы... Но вы возомнили о себе Бог весть что, прислушиваетесь к нам редко, все хотите постичь сами. Ну-ну...
Человек почувствовал, как безуспешно напрягается мозг, как его все больше и больше засасывает мысленный ступор. Объяснить происходящее не представлялось никакой возможности, поэтому, когда боль в висках достигла непереносимого уровня, Человек просто перестал думать. Наступило желанное облегчение, голова моментально стала пустой, но Старик не пропадал. Он терпеливо дожидался конца мимолетного катарсиса, после чего доброжелательно подсказал:
- Ты спрашивай, потом разберешься, что к чему.
- Я, я не знаю... Например: почему я вдруг увидел тебя?
- Тебе нужна причина? Я ее не знаю. Может, просто погода хорошая. Слушай, а какая разница? Тебе не кажется, что люди до изнеможения занимаются поиском причин только потому, что боятся потеряться в своем мире. Они воспринимают любое событие только тогда, когда им кто-то соврет, пусть даже сами себе соврут, о том, из-за чего же все произошло. Люди в этом случае становятся умиротворенными и уверенными в безграничной силе своего разума. Тогда в мусорниках их памяти откладываются разные "полезные" сведения, типа: "Если выпьешь жидкость из бутылочки, на которой написано "ЯД!", то рано или поздно почувствуешь легкое недомогание", извиняюсь за плагиат. После этого человечек чувствует себя в безопасности, если не пьет из подобных бутылочек, не стоит под стрелой и компостирует талоны за проезд. А если вдруг однажды следствие оказывается неожиданным, беспричинным, он считает себя глубоко обиженным жизнью и предается неуемному горю. А все почему? Потому что закрываете себя в мирке с заранее заданными свойствами, в котором все предрешено, и где все бесконечно повторяется, не вызывая вашего удивления. Мало того, что такое мировоззрение не позволяет трезво оценить любую необычную ситуацию, но превращает каждый ваш день в точную копию предыдущего, где все ваши движения отработаны и надежны, вещи послушны, но серы и скучны. Какая гадость! И при этом вы тешите себя мыслью, что вам все известно все о тех явлениях, с которыми приходится сталкиваться. Да все ваши так называемые законы, на самом деле, - всего лишь наиболее частые случаи. Вам нужна определенность, но в мире царствует вероятность. Не пугайся так - вижу, ты уже решил, что, шагнув вперед, можешь оказаться где-то на потолке? На самом деле, такое может произойти, но вероятность столь низка, что на твоем веку вряд ли случится.
- Тогда зачем мне это знать?
- А вдруг столкнешься? Ты же чуть не спятил, когда увидел меня. Ты разучился смотреть на мир (вернее: вглядываться в него), разучился удивляться. Ты перестал вслушиваться в себя, и сейчас способен услышать только самые свои примитивные желания. Наконец, ты решил, что эти твои желания могут быть лишь причиной, и никогда - следствием, тем самым ты искусственно сузил их круг. Я не хочу больше обвинять тебя, я просто читаю твой следующий вопрос. И вот мой ответ: я не знаю, что будет, если ты поступишь так или иначе. Причинно-следственной связи нет и для советников. Но я знаю точно, что именно является естественным для тебя, чего ты не можешь, не должен делать, а также, что немаловажно, я знаю, как ты должен сделать то, что позволено тебе настоящими законами.
- Значит, свободы воли нет? Значит, я просто должен слушать тебя и смиренно принимать все, что в результате свалится на мою голову?
- Ах, сколько гонора и тщеславия! Да, придется тебя поводить какое-то время за ручку, не без этого! Зачем тебе твоя "воля", если ты ею так бездарно распоряжаешься? И ты ведь особо не страдаешь от ограничения "свободы" вашими глупыми законами? Когда ты поймешь меня, узнаешь то, что знаю я, тебе не нужно будет заставлять себя, ты не будешь чувствовать себя подчиняющимся.
- Так ты теперь постоянно будешь со мной?
- А ты бы выдержал постоянное присутствие брюзжащего старика в грязных лохмотьях?
- Да, кстати, а почему такой странный вид?
- Я и сам себя представлял несколько по-другому. Но тут уже не понятно: или я тебе уже таким достался или стал таким из-за тебя. Я больше склоняюсь к последнему - советники чахнут и умирают, когда не нужны. Ты, и в правду, не особо меня жаловал. Это просто чудо, что сегодня тебе удалось меня заметить! То, как ты меня видишь, означает что-то важное, это как-то отражает твой внутренний мир, твое подсознание, истинный круг твоих желаний. И такого вида, как у меня, конечно, можно стыдится. Может, ты просто недостаточно сильно себя (и меня) любишь? Тут какой-то замкнутый круг: когда перестаешь любить себя, свое тело, оно увядает, а увядающее тело начинаешь стыдиться и любить все меньше и меньше. Вы же все поголовно стыдитесь своего тела - носите одежду, даже если тепло и никого нет рядом, глушите свои запахи духами и дезодорантами, отводите глаза от своих экскрементов. Внешне вы все гладкие и чистые, а внутри... Так, видимо, и со мной.
- Ну а все-таки, ты теперь навсегда со мной?
- Во-первых, я надеюсь, что когда-нибудь ты перерастешь меня и познакомишься с моим советником (есть и такой!). А пока... Я буду с тобой, когда ты будешь нуждаться во мне. Но усталость, дурное настроение могут просто не позволить тебе меня воспринять. Тут многое зависит и от тебя - ведь ты, оказывается, в силах заставить себя быть усталым бесконечно. А усталому человеку не нужен совет, ему нужен отдых. Как же люди любят отдыхать! От дел и от безделья, от людей и от себя, даже - от отдыха. Вся человеческая культура движется к всеобщему отдыху, она его возводит в ранг высшего блага и высшей цели. Я же бываю достаточно беспокойным, поэтому от меня может захотеться отдыхать бесконечно. Вот и сейчас: поговорили чуток, а ты уже чувствуешь опустошенность и желание "отвлечься"...
Человек, действительно, обнаружил, что просто любуется солнцем, которое бесстыдно и радостно, нисколько не смущаясь своего столь долгого отсутствия, сверкало на ярко-голубом небе. Старик ушел, ушел, как исчезают корректные матери при посещении дочери ухажером. Слабая дымка, напоминавшая о Старике, сопровождала Человека еще долго. Но потом образ "советника" занял свое место в памяти Человека, не стремясь выделиться и захватить большую часть внимания, где-то среди сегодняшних образов будильника, мухи и двери покинутого места работы.
Человек бесцельно бродил по улицам, наблюдая, как сохнет город и как прогревается земля. Он остановился у забора детского сада и долго следил за играющими детьми, проникаясь их неподдельной серьезностью. Потом он час полтора сидел за столиком в летнем кафе. Человек пил крепкий чай и смотрел на прохожих. Он задерживался на каждом пойманном взглядом лице, пытаясь понять настроение и характер, проступающие сквозь глаза и мимику. Человек радовался тому, что ему не встретилось ни одного уродливого или некрасивого лица, которыми был переполнен город еще вчера. Как будто солнце сгладило все морщины и ожесточенность, высушило потные гримасы зависти и звериной ожесточенности. Человек чувствовал себя свободным оттого, что не нужно никуда спешить. Время неспешно тянулось, оставляя особенный вкус от каждой прожитой минуты. Долгий день подходил к концу. Человек чувствовал легкую усталость, но усталость эта была не похожа не обычную тяжесть, сейчас она казалась заслуженной, в ней было достоинство и тихая радость. Мысли Человека, свободные в своем движении, сами по себе порхали по всему, на что падал луч его внимания.
Вечер стал потихоньку вылезать из влажного нутра подъездов, подворотен и заросших деревьями скверов. Солнце и люди уже утомили друг друга и требовали отдыха. Закат застал Человека топтавшимся около своего дома. Совсем не тянуло в душный мир своей квартиры - Человеку казалось: для того, чтобы там находиться, нужно выкинуть большую часть вещей, даже стены в полинявших обоях. Ноги сами понесли его в ближайший парк. Однако гулять было уже утомительно, и он устроился на еще теплой скамейке, выбрав наиболее безлюдный уголок. Ему уже не хотелось ни о чем думать, он просто тянул удовольствие от этого дня, как гурман смакует хорошее вино. Каждое мгновение в нем сами собой рождались какие-то новые ощущения, незаконченные мысли, которые легко и без сожаления гибли под наплывом еще более новых.
- Ромул! Ты чего?! - Человек вынырнул в действительность и увидел перед собой большие темные глаза, вспыхнувшие в свете взошедшей Луны. Они принадлежали крупной черной собаке, а поскольку пород Человек не знал, то никакое звучное слово не родилось в нем и не защитило его от зрелища большого и сильного животного. Краем глаза Человек заметил бегущую женскую фигуру, разбрасывающую на ходу в стороны голени длинных ног. Но все внимание Человека опять сконцентрировалось на собаке. Та замерла, глядя на Человека. А он, также затаив дыхание, смотрел на живую темноту, чувствуя в себе странные ощущения - как будто руками проникаешь внутрь этого неподвижного темного существа. На какие-то мгновения легкая дрожь от напряжения тела животного передалась Человеку, и он вдруг увидел самого себя, напряженно глядящего самому себе в глаза. Он не обнаружил страха от такого странного зрелища, был только интерес к этому безмолвному поединку с непроницательно черным пятном живой материи. Когда Человеку стало казаться, что он уже окончательно слился с животным, женщина - хозяйка собаки подбежала к ним совсем близко и прерывающимся голосом позвала:
- Ромул! Ну, ты чего? Иди быстро сюда. Кому говорю?!
Собака встрепенулась, веки ее задрожали, но она не двинулась с места. Затем животное всё же сделало несколько шагов, но только в сторону Человека. Голос женщины, а вернее, совсем молоденькой девушки взвился высокими истеричными нотками, но Человек посмотрел на нее и слегка улыбнулся, успокаивая. Девушка застыла, боясь двинуться, чтобы не спугнуть собаку, которая якобы готовилась броситься на незнакомца. Но черное чудовище подошло к Человеку и положило свою большую голову ему на колени, глядя снизу мокрым черным глазом, окаймленным розовой плотью. Человек осторожно тронул жесткую шерсть животного и почувствовал, как тело собаки притянуло его руку, как полилось между ними щекочущее пальцы тепло.
Девушка внезапно опять дала о себе знать, легко и без напряжения расплакавшись. Человек удивленно посмотрел на нее. Оказалось, что девушка очень даже симпатичная.
- Хотите, я с вами пройдусь? - неожиданно для себя самого сказал Человек, - А то, боюсь, теперь без меня ваш зверь не сдвинется с места.
Он сказал это шутливым тоном, хотя был уверен в абсолютной правоте своих слов. Совершенно неожиданно Человек заметил, что уверенность стала для него чем-то осязаемым, стала его сущностью. Не дожидаясь ответа, он встал и пошел по аллее. Собака безвольно поплелась за ним, виновато поглядывая на хозяйку. Девушка уже перестала хныкать и только быстро-быстро лепетала:
- Вы, ради Бога, простите. Вообще он у меня умница, всегда меня слушает. А тут что-то на него нашло... Что смотришь, бессовестный?!
У дома, оказавшемся соседним с его, Человек отпустил обоих, хотя и чувствовал в себе желание и силы оставить их рядом. Девушка уже перестала проявлять волнение по поводу странной измены своей собаки, и теперь голос ее звенел чисто и свежо. Она только изредка выражала восторг по поводу воздействия, которое оказал Человек на ее свирепого Ромула, но, скорее всего, она это делала для поддержания разговора. Глаза ее смотрели на Человека с интересом и даже, как ему казалось, обожанием.
Дома Человек услышал прогноз погоды, от которого сдавило виски, а в животе образовалась зияющая пустота: опять ожидались дожди...