Ашот, невысокий шустрый паренек, выныривает откуда-то из глубины перекошенного, собранного из стальных лоскутов ангара. Пробегает по инерции пару метров, но, встретившись со мной взглядом, переходит на неторопливый, полный внутреннего достоинства шаг. Я успеваю его рассмотреть - замасленный комбинезон, черная, не менее грязная рубашка с закатанными рукавами. При этом - франтоватая стрижка и золотая цепь, что вызывающе поблескивает из распахнутого воротника. Кажется, парню даже думать неохота о чистоте своей робы. Всем видом он показывает: это тряпьё - вынуждено и временно, а сам он внутри - чист, изящен и где-то даже аристократичен. В общем, потомок разорившихся горских князей.
Я страшно не люблю чистюль в роли слесарей. Впрочем, я не люблю и армянские автосервисы. Я - далеко не расист, просто подобные сервисы... так сказать, не пользуются хорошей репутацией.
Но деваться мне некуда - мой "Жигуль", как охромевший конь, припал на правый бок. Припал метрах в пятистах отсюда. Мне с превеликом трудом удалось добраться на нем до этого Богом забытого автосервиса - ползком, почти на брюхе, оглушая здешние окрестности противным, вытягивающим душу скрипом.
Скрипела моя машинка давно, правда, не так громогласно. Скрипела и ещё противно постукивала на поворотах, но я даже пары часов не находил, чтобы её подлечить. Теперь вот вынужден отменить кучу важных дел и смотреть, как этот горный орел вразвалочку шествует в мою сторону.
- Что случилось? - Ашот говорит почти без акцента.
Он не смотрит на машину, а непрерывно ощупывает моё лицо большими черными глазами - такими черными, что кажется, будто в них отсутствует зрачок.
- Вот, - перетаскиваю его взгляд на колесо "Жигуля", - подломилось... Сегодня сможете сделать?
Лицо Ашота расплывается в снисходительной улыбке:
- Попробуем!
Мне нестерпимо хочется расквасить шнобель этому смешливому армянчику, который достал меня своим картинными позами, но скоро моё отношение к нему кардинально меняется. Оказывается, парень знает своё дело. Стоит моему "Жигулю" забраться на подъемник, как тут же барская неторопливость Ашота бесследно исчезает, а сам он демонстрирует чудеса просто-таки обезьяньей ловкости. Армянский умелец без устали колотит кувалдой, не обращая внимания на сухую грязь, сыплющуюся на его идеально уложенные волосы, молниеносно перемещается от стола с инструментами и обратно.
Я успеваю сбегать за хот-догом в ларек за углом, переговорить по мобильнику со всеми, с кем только возможно, и теперь любуюсь, как споро поправляется машинка. Настроение улучшается прямо на глазах. Когда некуда торопиться, когда греет майское солнышко, а грохот, доносящийся из ангара, не мешает слушать чириканье птичек и даже, если прислушаться, жужжание пчел на непонятно как втиснувшейся между гаражами яблоньке, наступает момент счастливой прострации. Ведь полная суеты жизнь несется мимо тебя, несется куда-то в тартарары, а у тебя есть уважительная причина откосить от неё и понежиться часок - другой на прогретом деревянном ящике среди ржавых остовов почивших железных коней.
Ашот внезапно перестает греметь и выскакивает наружу - его и без того немаленькие глаза распахнуты больше обычного. Он к чему-то прислушивается и с удивленьем смотрит на меня - смотрит прямо в упор. Я судорожно пытаюсь понять, в чем дело, и неожиданно осекаюсь.
Оказывается, я свистел. Свистеть я люблю и свищу при этом довольно виртуозно - мне ничего не стоит повторить любой, самый навороченный пассаж. Но вот, что самое неприятное - не всегда контролирую свой свист. Могу погрузиться в размышленья, а губы тем временем сами по себе выводят сложные рулады. От моего задумчивого свиста некоторые тут же впадают в форменную истерику. Раньше из-за него меня то и дело выгоняли с занятий - сначала в школе, потом в институте. С работы, конечно, не выгоняют, но регулярно находится сволочь, которая распускает слух, что у меня нелады с головой. Понятное дело, со ссылкой на мой знаменитый свист. В общем, странное дело, ты можешь быть трижды толковым человеком, иметь докторскую степень или приносить своей компании миллионы, но, если посвистываешь, многие без раздумий готовы записать тебя в полные дауны.
Свистел я и в этот раз, причем, глядя на удивленную физиономию Ашота, начинаю потихоньку вспоминать, что, кажется, своим свистом невольно передразнил армянские напевы, которые мурлыкал себе под нос сам Ашот. Бывает у меня и такое - услышу мельком какую-нибудь мелодию и всё - прилепится ко мне намертво, так и прохожу с нею целый день.
- Так ви от Эдика? - Ашот, видимо, от волненья, заговорил с акцентом.
Я на секунду задумываюсь и вдруг - киваю! Конечно же, я не знаю никакого Эдика, но подчиняюсь одной-единственной мысли: по знакомству всегда ремонтируют лучше и качественней. И в том, что меня разоблачат, я просто не чувствую никакой беды.
- Как он там? Давно ви его видэли? - Ашот улыбается, но теперь уже как-то заискивающе.
Этот паренек решил, что я знаком с неким уважаемым в здешних кругах человеком. И, вроде как, всё - из-за моего свиста. Полный маразм, от которого, по-хорошему, следовало бы побыстрей избавиться, но, видя одухотворенную физиономию Ашота, я понимаю, что не в силах его разочаровать:
- Да вот, встречались позавчера... Триста лет не виделись, и тут как-то мельком... Он, только и успел, что дать ваш адрес, говорит, колеса хорошо правите...
- Триста лет? Так ви тоже из пэрвой волны? Ах, что ж ви раньше нэ сказали? Вам гвардскуплу нада паставит?
И я снова киваю, как китайский болванчик! Господи, о чем таком он меня спрашивает? От моего умиротворения не осталось и следа. Теперь я нервно ёрзаю на своём ящике, пытаясь сообразить, чем грозит обернуться мой обман. Хотя, чего такого бояться? Ну, плохо паренек по-русски говорит, ну, я его не понял, а он - меня. Обычное дело! Мне же чужого-то не надо - только сделайте хорошо машинку! Я поднимаюсь и подхожу к Ашоту:
- Уважаемый, а сколько стоит поставить то... то, что вы сказали?
- Тысяча двести, - молниеносно отвечает Ашот и что-то вытаскивает из нутра автомобиля. Я узнаю стартер.
- Э-э-э! Извините, - лепечу от неожиданности, - со стартером-то какие проблемы?
Ашот подмигивает мне и расплывается в улыбке - типа, расслабься, друг. Затем откуда-то достаёт другой сверкающий новизной стартер и ловко ставит на место только что снятого. Я слышал, как в армянских сервисах меняют хорошие детали на плохие, но чтобы так...
Я тупо рассматриваю неприлично блестящий стартер в глубине грязненького и довольно ржавого нутра машинки, как тут Ашот пшикает на него из баллончика, и стартер покрывается тусклой пленкой, сливается с общей картинкой подкапотного хозяйства:
- Чтобы гайцы, ара, не шумели. Гвардскупла должна сидеть, как будто здесь родилась.
Он, кажется, снова избавился от своего акцента, но речь его понятней отнюдь не стала. Я, кажется, вообще ничего не понимаю. Маленький чернявый паренек невнятно бормочет какую-то абракадабру, я зачем-то киваю, после чего мне меняют хорошие детали, маскируя новые под старые!
Почему эти армяне кажутся мне такими странными? Вроде бы, люди как люди... Просто с другими национальными традициями, плохим произношением и знанием языка. Ну, любят они при разговоре заглядывать в лицо и дергать тебя за рукав. Что с того? Почему, стоит вторгнуться в их компанию, да ещё через черный ход, так сразу чувствуешь себя, как будто среди марсиан?
Ашот суёт мне под нос пульт от телевизора:
- Насвисти для кода!
Я послушно свищу песенку крокодила Гены. Ашота это, похоже, ничуть не смущает - он энергично тычет пальцами в кнопки пульта.
Провожать меня вываливает вся бригада - семь радостных армянских лиц, все требуют, чтобы я расцеловал при встрече пресловутого Эдика. Мой "Жигуль" неожиданно легко заводится и так же неожиданно едет. Странный армянский сервис остается за спиной, остается в прошлом - как дурной сон, как стыд за бездарно рассказанный анекдот.
Проехав десяток километров, я убеждаюсь, что машинка бегает, как молодая. Армяне оказались сущими кудесниками, несмотря на всю свою странность.
Внезапно прямо перед моим носом вырастает серая бэха из соседней полосы. Инстинктивно вдавливаю тормоза и пытаюсь вильнуть вбок. Краем глаза успеваю заметить слева от себя тень и дергаю руль обратно. В миллиметре мимо проносится нечто здоровое и блестящее.
Я перевожу дух и внезапно понимаю что, как только бэха пошла меня подрезать, в салоне отчетливо прозвучал свист: "Пусть бегут не..." - оборванный на полуслове, но, кажется, тот самый свист, который я исполнил полчаса назад по просьбе Ашота.
Пока я размышляю об этом, справа кто-то настойчиво сигналит. В открытом окне соседнего мерина, который, собственно, и гудит, появляется одетый в костюм старик и жестами просит остановиться. Я, даже не задумываясь, перестраиваюсь и торможу на обочине. Мерин встает в пяти метрах от меня, и старик тут же выскакивает наружу. За ним неторопливо выходит водитель - совсем молодой парень. Я открываю дверь и слышу:
- Что же вы не смотрите, куда поворачиваете?!
Я, будто бы только что проснувшись, пытаюсь найти в своей башке хотя бы одну причину подобного возмущения.
- Вы, когда перестраивались, поцарапали меня! - старик говорит громко, но без истерики, - Вы представляете, сколько стоит ремонт такой машины?
Молодой, тем временем, проходит к задку моего авто, присаживается, затем, выпрямившись, показывает:
- Вон у него и след остался!
Моя башка принимается варить с бешеной скоростью. Припоминаю, где лежит полис, и что надо делать при аварии. Старик тем временем не унимается:
- И вы ещё не остановились, уехали с места аварии. Теперь страховая не станет платить. А ремонту - не меньше чем на штуку баксов...
От этой "штуки баксов" мысли начинают носиться, как угорелые. И я вдруг как-то одновременно разглядываю татуировки на пальцах старика, замечаю, что, когда молодой нагибался, был слышен подозрительный скрип, вспоминаю десятки раз слышанные рассказы про аналогичные случаи, после чего выдыхаю:
- Ребята, вы думаете, я поведусь на вашу подставу?
Старик подпрыгивает и начинает строить из себя обиженное возмущение, молодой громко заявляет: "Да что с ним цацкаться?!" и бегом возвращается к своему мерину. А у меня в салоне снова возникает тот самый свист: "Пусть бегут не...", "Пусть бегут не..." - и так по нарастающей.
Старик прислушивается и удивленно бомочет: "Что за хренотень?"
Молодой достает из багажника бейсбольную биту.
Я же после очередного "Пусть бегут не..." продолжаю свистом свербящую своей незаконченностью мелодию: "...уклюжи!".
Продолжаю, потому что не могу больше вытерпеть всего, что творится вокруг. Будто, получив недостающую концовку, дурацкий свист прекратится, а вместе с ним и эта комедия с бандюками.
Вокруг моего автомобиля моментально возникает непроглядное марево - такое бывает в жаркий день над шоссе, но только намного плотнее, с клубами красной пыли. Слышится грохот, а уже через секунду воздух снова приобретает обычную прозрачность.
Бандюки возникают из тумана в оцепенении. Словно восковые куклы - глаза старика наполовину прикрыты, челюсть висит, а молодой замер в нелепой позе, которая явно не дружит с земным тяготеньем. Я вглядываюсь и не могу избавиться от навязчивого чувства: эти двое странным образом изменились. Раньше у меня не было ни возможности, ни желания разглядывать их, но лицо того же старика, определенно, заострилось, а руки молодого покрыла густая темная шерсть.
Бандюки моргают и оглядываются по сторонам, а я, вместо того, чтобы, пользуясь моментом, побыстрей слинять, сижу и гадаю, что же с ними могло произойти.
Старик откашливается и выдает - почему-то с акцентом:
- Извини, ара, пагарячилис - ехай!
Точно! Бандюки стали похожи на армян! Их облик подвергся неуловимой коррекции, но кавказкий типаж стал налицо. Одновременно, в них трудно не узнать мужиков, что тормознули меня на шоссе. В общем, не с моей памятью на лица разбираться, как конкретно, но бандюки, пока висели в мареве, приобрели армянские черты, не растеряв при этом прежних.
Осторожно завожу движок, как тут подлетает очухавшийся молодой и принимается орать на старика:
- Слющай, да? Сматри - какой интэллигентный чэлавэк, зэмляк, а ты... Нэхарашо!
Я выруливаю с обочины, объезжая бешено жестикулирующих бандюков. Этот брошенный вслед 'зэмляк' эхом пульсирует в голове. Надо срочно развеять нехорошие подозрения, но я никак не могу взглянуть на себя в зеркало над головой, взглянуть на своё собственное лицо...