Был вечер. Я прогуливалась, как обычно, по улице, по вечерним дорогам... Было ни тепло, ни холодно, а как-то неприятно: пронизывающий влажный ветерок, ни к месту и ни ко времени вдруг поднявшийся, в воздухе таилась обманчивая свежесть, тусклый вытянувшийся свет, но главная неприятность - таял снег. Нет, я совсем не против весны, просто этот переход от зимы к весне приносит грусть... и даже боль. И какая же сырость, грязь, убогость кругом! Даже ночь не в силах была все это прикрыть как-то... Кругом смесь того, что являлось раньше снегом, фантиков с яркими надписями, режущей фольги, полуразбитых бутылок, хлама, неизвестно откуда вылезшего, собачьего говна, пуха, черных мертвых листьев, песка и другой дряни. Вот оно - человеческое невежество, которое, не успев скрыться, да и не желая скрываться, гадко и нагло выползло наружу. Настроение от такой прогулки не только не поднималось, а наоборот, становилось тоскливее и невыносимее. Говорят, во всем есть прелесть, да где же прелесть в этой ничем не прикрытой, неизбежной мерзости...
Я решила зайти в ларек. Вдали, что-то рассматривая на витринах, стояла фигура грязного, ободранного деда. Он был в потрепанной меховой шапке-ушанке, которая побывала в чем-то липком, в грязно-рыжем пальто (правда, цвет его трудно было сравнить с чем-либо), одна рваная штанина была поддернута выше другой и вся в засохшей грязи, а сапоги словно не вмещали ноги хозяина и выпирали наружу. Вообще это была "личность", которую характеризуют словом "бомж". Он весь был сжатый, ссутулившийся и глаз его почти не было видно. Наконец он подошел к кассе, чем вызвал во взгляде продавщицы отвращение, начал мелкими хищными движениями копошиться в сетке и карманах, достал несколько железных рубликов. Перебрав, пересчитав их, наверное, раз десять, протянул продавщице. И каково же было мое удивление, когда он хриплым и тихим голосом вымолвил: "Шоколадное мороженое". Как неожиданно и непредсказуемо - "шоколадное мороженое"! Ни сигареты, ни водка... Мне вдруг стало больно внутри, все сжалось и остановилось. Что случилось с этим человеком, какие жизненные стихии и несправедливости выбросили его прочь от людей, от их любви и - уважения, опустили на самое дно? Ведь он - человек, а вдруг ему нужна помощь, а может быть, просто человеческое сострадание... И от этой немудреной мысли я почувствовала глубокую любовь к отвергнутому человеку, сострадание и чувство своей беспомощности, бессилия изменить что-либо в жизни, людях. Всякий раз, когда я вспоминаю о старике и его шоколадном мороженом, из души моей вырываются обрывки тихих слез, в которых содержится общая боль и общая любовь, людское неосознанное зло и вера в возможность добра. Это была единственная "горькая" прелесть - прелесть родства с человечеством через души - которую я нашла в этом вечере...