Его разбудил звук будильника. Мелодия была гнусная и занудная и, что самое отвратительное, бесконечная... Некоторое время он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Раньше роль будильника исполняла мама. Она тихонько приоткрывала дверь в комнату и негромко, но настойчиво произносила: Сынок вставай, уже 7 часов. Она легонько похлопывала его по плечу, приговаривая: вставай, сынок, вставай... Кто будил маму, неизвестно. Разве мы в детстве задумывались об этом. Это сейчас, встав взрослыми, понимаем, что мама могла не спать вовсе. Порой, ночи едва хватало, чтобы все успеть: постирать, поутюжить, приготовить завтрак, привести себя в порядок. Он никогда не видел маму растрепанной или неопрятно одетой... Наверное, будильники и были придуманы для того, чтобы хоть немного облегчить жизнь мамам ...
Замена получилась не совсем равноценной. Почему-то всегда хочется в него чем-нибудь запустить... В стройотряде роль будильника у нас исполнял комиссар отряда. В первый раз, когда он пришел нас будить, он еле успел увернуться от, брошенного кем-то из пятикурсников в него, кирзового сапога...
В общем, тема будильников, так же, как и маятников очень интересна и актуальна, но об этом как-нибудь в другой раз...
Наконец, будильник добился своего. Алексей открыл глаза. В комнате было темно.
Странно, подумал он, который сейчас час. Будильник ехидно подмигнул ему своим светодиодным циферблатом: 10:40. Что за фигня, подумал он, почему не 7:00. Кто ж это так пошутил. Он вспомнил, как в былые годы в институтском общежитии они с друзьями подшутили над "сокамерниками" с этажа включив гимн в 3 часа ночи. Смешно было тогда... Сейчас, почему-то, не очень. Но, кто это мог сделать. Он жил один. В квартире кроме него никого не было, за исключением его кошки Рады, милого, доброго создания. Они дружили с ней уже несколько лет, с тех пор, как он, возвращаясь с работы, чуть не наступил на маленький черный пушистый комочек около своей двери.
Квартира досталась ему от родителей. Обычная двушка. Все, что касалось прошлой жизни, было сложено, составлено, свалено в гостиной. Он же выбрал себе комнату поменьше. В ней не было ничего лишнего. Компьютерный стол с компьютером, кровать, платяной шкаф да пару стульев, в общем, самый типичный набор для жизнедеятельности IT-специалиста. Да, еще было пианино, старое немецкое пианино August Forster. Откуда и когда оно появилось в их квартире, он не помнил, ему казалось, что оно там было всегда. Пока была жива мама, оно считалось главным предметом в доме, эдакой, "священной коровой". Мама требовала от всех членов семьи, особенно от него, должного уважения к инструменту, считая его одухотворённым, практически, членом семьи...
Ну, не кошка же это сделала, подумал он. Прокрутив в голове еще несколько возможных вариантов, он оставил это занятие и резко встал с кровати, подошел к окну и взглянул на небо. Солнца на небе не было, звезд тоже. Только в правом верхнем углу небосклона он заметил сиротливо стареющую Луну. Она была похожа на скорбную букву С. С этой буквой у многих, могут возникнуть всевозможные грустные ассоциации, но это сейчас не столь важно.
Хоть и в виде буквы С, но луна на небе была. Солнца не было, звезд не было, а Луна была. Фигня какая-то, такого не может быть, подумал он.
-Мофет! Услышал он чей-то голос за спиной.
-Мофет, мофет. Это я выключила Солнце. Он оглянулся и увидел сидящую рядом с пианино большую рыжую лисицу. Ее глаза сверкали ярким лазурным светом, настолько ярким, что он даже зажмурился.
-Мофет, повторила она. Это я выключила Солнце. Она сидела на вращающемся стульчике, забросив ногу за ногу, и смотрела на него своими огромными глазами. На ней было платье, пошитое в виде мешка. У него промелькнула мысль: могла бы что-нибудь и поприличнее надеть. Задние лапы были обуты в сланцы. Она раскачивалась на стульчике влево-вправо, влево-вправо и все сверлила его своим немигающим взглядом.
В какой-то момент она повернулась к инструменту и комната наполнилась звуками. Это была любимая мамина соната Бетховена. Она играла вдохновенно. Пиано, крещендо, форте сменяли друг друга. Звуки то взлетали к потолку, то обрушивались вниз, то разливались ручейком, то затихали, почти до полной тишины... Музыка оборвалась так же внезапно, как и началась. Он успел заметить, что у нее были очень длинные пальцы, нормальные человеческие пальцы, только, длиннее обычных. Она медленно повернулась и впилась в него своими лазурными глазами.
-Ну, фто, произнесла она. Во рту у нее была сушка. Она жевала и говорила одновременно.
-Я тефе уфе 60 раз говорифа, что
Фелофать чуфых супфуг -
оф, не бевопафно, гофорифа?
Он стоял, как загипнотизированный, не понимая, где он, и, что с ним происходит...