Аннотация: Одному из героев рассказа, галеристу, показывают абстрактные рисунки, выполненные в совершенно необычной манере. Как выясняется, автор рисунков - шимпанзе...
Когда молодому, но преуспевающему галеристу Редрику Уиндэму позвонил некто Чарльз Скадловски, отрекомендовался соучеником по Художественной Школе и предложил встретиться и вспомнить молодость - Уиндэм почему-то согласился. Наверное, от накопившейся усталости. Хотя толком и не помнил этого Скадловски: что-то мелькало весьма смутно - щуплый молчаливый паренек, из школы ушел где-то через год, и следы его потерялись.
Узнать Боба было невозможно - за пятнадцать лет он сильно изменился, заметно поседел. Одет был не то, чтобы совсем плохо, но все на нем почему-то сидело, как на корове седло.
Впрочем, Уиндем хорошо владел пресловутым искусством "человеческих отношений": неловкость через пару рюмок сгладилась. Уиндэм был не прочь встряхнуться. Боб дал ему предлог, да, похоже, был нормальным, хотя угрюмоватым мужиком и держал себя как равный, что Уиндэму понравилось.
Однако когда Боб, наконец, при более или менее уместном повороте разговора сказал: "Если уж мы заговорили об искусстве..." и достал из портфеля небольшую пачку рисунков, Уиндэм огорчился. Количество любительского дерьма, которое приходилось просматривать, последнее время зашкаливало за обычную норму...
Но рисунки оказались... интересными. Эту мысль Уиндэм удивленно сформулировал на первом листе, а на втором с благоговением профессионала почувствовал вдруг нелепость и даже пошлость этого слова в применении к тому, что держал в руках. Это был прекрасный, напряженный и гармоничный мир - абстрактные композиции, выполненные мягкими цветными карандашами в странной, очень небрежной манере: сплетение разноцветных линий, штрихов, точек, без малейшего намека на симметрию или объем. Каждый рисунок напоминал чудовищно сложный иероглиф. Странным было и состояние работ: почти все они были испачканы чем-то вроде жирных пятен.
Уиндэм поднял голову:
- Боб, ты... нет слов. Ей-богу, новое слово в искусстве.
Боб глубоко вздохнул и ответил:
- Это не я.
- А кто?
- Обезьяна.
- Что-что?!
- Это все нарисовала обезьяна. Шимпанзе. По кличке Габи.
И Боб достал из папки несколько фотографий. На них была крупным планом, в разных ракурсах снята обезьяна, сидящая, забавно поджав под себя одну лапу, за столом и рисующая. Рисунки были хорошо видны: это были такие же рисунки.
Уиндэм посмотрел фотографии, сложил их в стопку и отложил.
- Извини, Боб, не понимаю, зачем тебе нужен этот розыгрыш.
- На рисунках нет подписи, - сказал Боб. Не ответил, не возразил - просто сказал. Как бы думая о чем-то другом.
Уиндэм пожал плечами, еще рез просмотрел несколько рисунков. Подписи нигде, действительно, не было.
- Ну, нет подписи, и что?
- Да ничего, - вяло ответил Боб. Он сидел, ссутулившись, облокотившись на стол, курил, смотрел куда-то мимо.
- Что за дерьмо, - разозлился Уиндэм. - Зачем ты мне это показал и что тебе от меня нужно?!
- Мне от тебя, старина, абсолютно ничего не нужно, - прежнему вяло сказал Боб и откинулся на спинку стула. - Просто только было интересно твое мнение об этих ... набросках. А нарисовал это все действительно шимпанзе. Мне, понимаешь, лень и незачем тебе это доказывать, но... зачем, собственно, мне тебя разыгрывать?...
- Ну, если хочешь, возьми на себя труд устроить выставку. Думаю, заработаешь. Автор будет сидеть посредине зала в клетке и жрать в качестве гонорара бананы. А они недороги.
- Можешь показать мне автора?
- Ради бога.
- Когда?
- Хоть завтра. Приезжай утром в зоопарк, заходи ко мне ... или даже лучше прямо подходи к обезьяннику.
- Какое отношение ты имеешь к зоопарку?
- Я там занимаюсь рекламой. Ну и так... на побегушках.
- Боб, к черту, я тебе не верю.
- То, что шимпанзе легко научаются рисовать, - вернее, калякать нечто карандашом по бумаге - довольно известный факт. Есть даже специальный термин: "предэстетические ощущения". Но в то, что обезьяна может рисовать так, как Габи, поверить трудно, я тебя понимаю.
- В общем, Боб, ничего не понимаю, но завтра в десять буду у тебя в зоопарке. Можешь дать мне на время хотя бы один рисунок?
- Бери все.
- Они что - твои?
- Они, я думаю, ничьи. Габи к ним никакого интереса не проявляет. Зоопарк - тоже.
Ситуация была непонятная и раздражающая. И, быстро закруглив встречу и взяв на всякий случай у Боба номер мобильного, Уиндэм распрощался.
*****
Обезьянник Уиндэм нашел легко. Это было небольшое одноэтажное деревянное здание, на его крыше был укреплен огромный рекламный щит с изображением ухмыляющейся обезьяны. Обезьянник был закрыт. У двери рассасывалась небольшая толпа.
- Что там случилось? - спросил Уиндэм у мужчины с мальчиком, идущего навстречу.
Когда Уиндем подошел ближе, из приоткрывшейся на секунду двери обезьянника вышел парень в униформе и пошел куда-то вглубь зоопарка.
Уиндэм догнал его и вежливо спросил:
- Простите, вы очень торопитесь?
- А чего?
- Понимаете, я репортер. Буквально две минуты: что у вас там случилось? - и Уиндэм сунул в нагрудный карман парня купюру.
- Обезьяну пристрелили. Шимпанзе по кличке Габи.
- Кто?
- Да наш сотрудник. Скадловски его фамилия. Он, между прочим, все время возился с обезьянами, рисовать их, что ли, учил, и любимчиком у него был как раз Габи. А сегодня приходит в обезьянник, там уже людей довольно много было, заходит в клетку, достает пушку, бац, бац! - привет, Габи! Спрятал пушку и ушел.
- Ясно. Спасибо.
- Не за что, вам спасибо.
Уиндэм не знал, что делать и что думать. Сел на скамейку. Закурил. Можно все забыть. Человек убил обезьяну - ну и что?
Но рисунки эти забыть было нельзя.
Уиндэм достал мобильник и стал набирать номер Скадловски.
*****
Боб сидел на стуле у стены, курил. Уиндэм бродил по комнате. На одной стене висело несколько рисунков Габи в дешевеньких рамках. Толстая пачка рисунков, связанных бечевкой, лежала на полу в углу комнаты.
Уиндэм подошел к столу. На нем в беспорядке валялись какие-то бумаги, несколько фотографами Габи, которые он видел вчера, пистолет. Уиндэм машинально взял его в руки, повертел. Повернулся. Боб сидел, опустив голову, всей своей позой выражая глубокое безразличие.
- Объясни мне, бога ради, зачем? За что, сукин ты сын? - мучительно морщась, спросил Уиндэм.
- Я с детства мечтал стать великим художником, - задумчиво и тихо сказал Боб. И поднял голову.
Поймав взгляд Боба, Уиндэм посмотрел себе на руки, заметил пистолет - и вдруг почувствовал такое омерзение и презрение к этому человеку, как к таракану, которого нужно раздавить... Наверное, это так ясно отразилось на лице, что Боб усмехнулся и посоветовал:
- Сними с предохранителя.
Уиндэм почувствовал, как его окатила душная, жаркая волна, швырнул пистолет на стол, полез за сигаретами. Руки дрожали.
Потом подошел к стене, аккуратно снял рисунки Габи, сложил в стопку. Затем взял стопку рисунков, лежащих в углу, и направился к двери, открыл ее и почти уже вышел...
...Но потом вернулся, взял с письменного стола пистолет, подошел к стене, с которой снял рисунки Габи, и повесил пистолет на один из крючков.
И, подхватив рисунки, вышел и захлопнул за собой дверь.