- Дождь - это хорошо, бодрит и скрывает все следы,- напутствовал Бульбак.
Его очередь была оставаться дома, провожать, встречать их, сидеть на телефоне, как у них было заведено.
Парни подошли к нужному им девятиэтажному дому, осмотрели его снаружи.
Место 'работы' - на седьмом этаже. Там - 'порядок'. Форточка, как всегда, распахнута ночью. Хозяйка квартиры наработалась за день на рынке и спит, должно быть, крепко. Живет одна, хорошо живет, ей еще дети помогают. Так что деньги тут есть, а риска - никакого.
Чес поднялся на этаж. Выкручивая лампочку, тихо пробурчал: 'Темнота - друг молодежи'. Хоть и нет никого ночью, но на всякий случай пусть будет темно в подъезде. Надел маску.
В это время Нигер сидел на балконе этажом выше. Его не видно было ни с улицы, ни из окна, под которым он сидел.
Он писал Чесу по сотке :
'Вижу кучу бабла этажом ниже работаем здесь подходи'
Новое предприятие было сопряжено с большим риском. Бульбак никогда бы не дал согласия. Он предпочитал брать деньги легко, то есть, почти без риска, поэтому много времени каждый раз уходило на подготовку операции.
- А куда торопиться?- говорил он, посмеиваясь.- На зону, что ли? Жизнь очччень намного дороже денег. Я не говорю, что мы должны как можно меньше рисковать. Риска не должно быть совсем!
Но в этой группе из двух старшим считался Нигер. Он писал Чесу, что рискнуть надо.
Дело в том, что когда Нигер спускался по стене сверху к 7 этажу и проходил восьмой, он увидел кое-что, остановившее его внимание: деньги, очень много денег...
Шторки на окне были плохо задернуты. Можно было хорошо разглядеть на столе в комнате большую кучу денег.
Нигер просто оторопел от такого феерического зрелища. Гора купюр поблескивала на столе прямо под люстрой. Она звала его, звала забрать ее всю!
За столом сидели двое взрослых мужчин и совершенно спокойно, равнодушно, не спеша возились с этими деньгами: раскладывали их по стопкам, подсчитывали, упаковывали. Делали это со скучающим видом усталых, сонных людей.
Видно, прежде чем пойти спать, они должны были рассортировать, пересчитать и упаковать эти деньги в пакеты.
Не смотря на то, что Нигер был по сравнению с ними еще слишком молод, он отметил свое преимущество: будь он на их месте, он бы почувствовал такой взгляд из окна. Он бы тут же поднялся и осторожно проверил бы этот балкон. Да и не могло быть окно занавешено так небрежно, если бы он, Нигер, работал сейчас с такими деньгами. Не важно, какой этаж. И форточки были бы в это время закрыты.
А у них на кухне форточка была открыта...
Он 'вплыл' в нее, как всегда, легко, без шума.
На кухне густо стоял дым. Видно, эти люди здесь только что много курили. Курение все - таки признак некоторой потери формы, реакции в любом случае.
Хотя... вид у этих двух мужиков - это вид не слабаков, а хорошо тренированных, опытных вояк, прошедших большую школу и, кто их знает, - какую. В обычную схватку с ними вступать опасно.
Нигер тихо вышел к входной двери, беззвучно открыл замок и так же беззвучно впустил Чеса.
Умея слышать чуть больше, чем обычно люди это умеют, Нигер понял и показал знаками Чесу, что они уже обнаружены, их ждут у двери комнаты с двух сторон.
Он тихо снял с вешалки пальто и, распахивая дверь, бросил его впереди себя, чтобы отвлечь внимание хоть на миг для нанесения удара первым. Дальше - еще один сокрушительный удар, рассчитанный на уничтожение противника или долгое отключение.
Нигер пользовался не теми широко известными приемами, которым обучают для показательных соревнований и которые делают не убивающими, менее травматическими и не такими уж кровавыми современные версии даже старого окинаватэ. Нигер был обучен не для соревнований, а для того, чтобы в любых условиях отстоять свою жизнь и, если для этого надо убить - то убить сразу.
Чес терпел поражение в то же самое мгновение. Но он хотя бы отвлек на себя внимание другого противника, так, что Нигеру было проще сделать оборот через спину с убивающим ударом. И еще один удар, для верности.
Вот и все. Открыт доступ к деньгам.
Черная маска Чеса намокла кровью. Нигер послал его приводить себя в порядок в ванную. Они уже очень хорошо умели не оставлять следов, работая в перчатках, в масках, тщательно проверяя, аккуратно убирали за собой свое 'рабочее место'.
Чес останавливал свою кровь, Нигер укладывал деньги в сумку, которую нашел около стола, потом впихнул ее в большой целлофановый пакет.
На столе были оставлены им только пакетики с наркотой.
Тихо защелкнув дверь на замок, Чес и Нигер покинули квартиру, с полным знанием дела обеспечив себе отход, учитывая все, что 'положено' по их 'технике безопасности'.
А на улице моросил дождик. Приятно лаская капельками лицо, он попадал на ресницы, глаза, от чего фонари и звезды казались слегка размытыми, приобретая фантастические формы. Все было как в сказке. И этот большой целлофановый пакет с сумкой внутри, битком набитой деньгами...
Наверное, пираты, о которых все время поет Бульбак, чувствовали себя примерно так же победно - пьяными после разгрома судов и большой наживы.
Но в эту сказочную феерию, Чес вдруг вклинил свои слова:
- А знаешь, мне Ритка так много рассказывала про звезды, вообще - про космос, и я все - все запомнил, и сейчас помню. А в школе плохо запоминал. Я раньше знал, что у меня память плохая, а Ритка....
- Что - Ритка?!!! Ты для чего, сука, ее вспоминаешь?! Может, мне тоже вспоминать этих двух мужиков, как они там лежат?! А?!
- Не злись... Я не хотел...Что ты сравниваешь, это же другое совсем..
- Да ушшш... Не сравнить. Здесь наркомафия. Смертью торгуют. Можно их и убрать нах..! Да и бабло мы с этого дела имеем нехилое. А малявка ? Ее мы за каким х...м сделали??? Может, ты знаешь? Мы ее зачем убивали?! Так скажи, а то я никак не могу понять, для чего я это делал!- Нигер говорил тихо, но еле разжимая зубы. Он убил впервые в жизни, и хотел оправдаться, но Ритка...
- Чё ты гонишь, Нигер? Мы что, мало баб с тобой зае..али?
Нигер опустился на мокрую скамейку у дороги, тяжело, как глубокий старик под непосильной ношей.
Лишь минуту назад, он чувствовал такую радость победы, наживы... Все как в сказке было...
А теперь его оглушило это не ко времени упомянутое имя Ритки, страшненькой маленькой Ритки, которая что-то такое ужасное, несуразное и неуместное кричала им про свою любовь... из крови и нечистот.
Он почему - то назвал Чеса по имени и говорил медленно, как будто с трудом ворочал языком:
- Слушай, Вовка, когда человек... как бы это сказать... ну, любит кого - то, что ли...Он становится в опасную позицию, открытую. Незащищенный это человек, ты понимаешь? Совсем незащищенный!.. Этот маленький незащищенный человечек сознательно такую позицию занимает, что бы можно было отдать все. Тому, кого любит.
Нигер с минуту молчал. Они сидели молча, забыв о деньгах, не замечая, что оба промокли до нитки.
- Ты же мог отвернуться от нее и уйти! - продолжал Нигер. - Ей итак ху...во было бы, очень ху...во, если бы ты просто ушел от нее. Ну, даже если ты хотел ее побить или убить за то, что она тебя любит... так хватило бы тебя одного... Я же сделал сейчас сам, их крови на тебе нет.
Чес понимал, что Нигер, скорее всего, убил тех двух. По их виду не похоже было, что они могут когда-нибудь встать.
Нигеру плохо. Тяжело... Первое убийство. И еще это истязание Ритки... Не надо было напоминать!
Чес сам уже понимал жизнь немного по - другому, после недавнего случая, про который он никому не рассказывал,
потому что было стыдно рассказать такое.
Однажды он выходил с рынка, думал о своем и ничего не заметил...
А какие-то мужики в один момент скрутили его и в машину впихнули.
Чес ничего не успел сообразить. Сидел,зажатый с двух сторон.
Ему заткнули рот и держали так крепко, что дышать было трудно. Куда-то повезли.
Один мужик, который сидел впереди, рядом с водителем, повернулся к Чесу со словами:
- Ай цса-цса, малшык, красаица какая, таких не находыл. Ты, малшик будешь самый красывий дэушка. Мы тэба ощен дорого продады-и-м. Нэ бойся. Никто не будет портит такой товар, если ты будешь слюшаца.
Чес сидел сдавленный так, что задыхался.
И вдруг появился Нигер. Он появился в мозгах у Чеса! С таким страшным и спокойным взглядом, какой у Нигера был, когда он обучал их с Бульбаком восточным техникам боя.
Он не просто обучал и отрабатывал каждое движение, он протаскивал его глубоко в мозг. И теперь он властно взял на себя сознание Чеса. И это уже был чужой, непонятный характер Нигера и только Нигера, совсем не похожий на мягкого, истеричного Чеса, униженного и до смерти перепуганного ситуацией.
Из древнего Муай Тай - короткие удары локтем и коленом, сумасшедшие по силе, гораздо сокрушительнее, чем удары ступнями и кулаками... Все это было изучено, отработано на тренировках.
Но Чес ничего не чувствовал, не думал, не понимал. Его сознание было как бы пустым, управление - передано другу.
И только когда свобода была отвоевана, когда опасности больше не было, мозги у Чеса встали на место.
Он перестал быть своим другом и стал собой.
В общежитии он не рассказывал этого.
Было стыдно, что его так просто взяли и хотели продать, как бабу для утех.
Но с тех пор он был очень привязан к Нигеру, как младший к старшему, хотя по возрасту на год старше был Чес.
В глубине души он теперь очень любил Нигера, любил до обожания, хотя старался не показывать это.
В тот день, когда Чес вернулся в общагу, Нигер лежал на кровати, и, вроде, проснулся.
Чесу очень хотелось назвать друга по имени. Искандер - это имя ему показалось таким замечательным, самым бойцовским и победным именем. Но он почему - то не смог, как - то глупо стеснялся произнести это очень понравившееся ему имя друга. Он только сказал:
- Нигер, тебе чё-нибудь надо?
- Да. Поставь чайник, а? Такой сушняк с этой черной икры, б..дь!..
Чесу очень хотелось больше общаться с другом, рассказывать ему все, что у него было на душе, и хотелось, чтобы Искандер ему больше говорил о себе и своем прошлом.
Но тот всегда безжалостно затыкал Чеса при первых же попытках 'трепа'.
Теперь Нигер сидел под дождем подавленный, как будто пригвожденный к этой мокрой скамейке, когда надо было скорее сматываться домой.
Дождь обливал его лицо, струился с черных кудряшек, разматывая их. Нигер сидел, напряженно прогнувшись вперед и положив на колени свои нервно сжатые черные кулаки.
Чес, не зная, что сказать ему, как помочь, положил свою руку на его кулак, крепко сжал и... запел ту песенку, которую так часто пел Бульбак. Сначала тихо, почти шёпотом, медленно проговаривая слова:
Что ж, если в Портленд нет возврата
Пускай несет нас черный парус,
Пусть будет сладок ром ямайский,
Все остальное - ерунда!
А дальше он уже пел в голос, переступая ногами так же, как Бульбак, подняв над головой согнутые руки, танцевал.
Когда воротимся мы в Портленд,
Клянусь, я сам во всем покаюсь,
Но только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда!
- Здорово у тебя получается, - Нигер уже улыбался, глядя на Чеса. - Тебе бы на эстраде деньги делать с такой мордой... Да у тебя, оказывается, есть и голос.
У тебя такой интересный голос, Вовка, самый клевый.
- Подумаем про это потом. Давай бегом, а? - Чес взялся сам нести сумку, и они побежали то наперегонки, то, пиная какой-нибудь камешек, отбирая его друг у друга ногами, перескакивая лужи. И Чес тихонько напевал, так, чтоб было слышно только им двоим: