А ведь всего два года назад Искандер не мог бы и подумать, что будет дружить с Чеснером и Бульбаковым, что они станут для него самыми близкими людьми.
Тогда Владимир Чеснер и Игорь Бульбаков жили в том же поселке городского типа, учились в той же школе, что и он, Искандер, только были на год старше его.
Эти двое привлекали всеобщее внимание в школе. Самые сильные среди учащихся в школе, самые красивые, не по годам - взрослые. Бывали они дерзкими, наглыми, жестокими, циничными. Но бывали и подчеркнуто культурными ребятами, изысканно вежливыми.
Пацаны подражали им, завидовали, девчонки влюблялись, учителя общались с ними по-дружески, причем учителя - мужчины с ними здоровались за руку. Одним словом - элита.
А Нигер, напротив, в глазах учащихся был лицом самым незначительным и неинтересным. В нем привыкли видеть дворника, причем умственно неполноценного.
Его еще в дошкольном возрасте каждый день видели с метлой, которая была выше его роста, смеялись, наблюдая, как он сосредоточенно скребет ею асфальт возле школы или когда этот малец, сам утопая в сугробах, пыхтел, разгребая большой снег.
Школьники прозвали его Нигером за то, что он всегда очень много работал физически - с раннего утра, и после школы работал, и по выходным работал с утра до вечера, помогая своему деду.
Это уж потом он научился загорать дочерна, чтобы соответствовать этому прозвищу, и видел в своей черноте особый экзотический шик, щеголяя в белой одежде.
Его 87 -летний дедушка, маленький, щупленький старичок, был невероятно подвижен и трудолюбив. Ходил он так быстро, как будто бежал.
Прохожие, глядя на него, часто останавливались, провожая словами: 'Какой шустрый дедок, а?'
'Дед, когда у тебя пропеллер заглохнет?'- смеялись пацаны.
Жил дед вдвоем с внуком Искандером. Работал при школе уже полвека.
Он был сторожем, дворником и садовником одновременно. Садовником, правда, его никто не назначал, и за эту работу ему не платили. Да и сада никакого не было, когда он пришел работать.
За полвека он сам вырастил этот огромный роскошный сад вокруг школы.
От плодовых деревьев этого сада кормилась вся школа.
Однако дед успевал еще и усматривать, чтоб ребятки не безобразничали, над деревьями не издевались.
Попробуй только сломай ветку, дед тут как тут, мигом за ухо - к директору, родителей вызовут. И не убежишь от этого старого деда, бегает он так быстро, как никто из мальчишек не может. Вот такой был этот дед. Детей всех помнил и знал, от кого что можно было ожидать по отношению к его деревьям.
Да еще казалось, что сами деревья, кусты и даже цветы звали его на помощь, когда на них нападали. А иначе и не объяснишь, как это он всегда приходил им на выручку, не мог же он видеть в таком большом саду каждое деревце и кустик!
В его саду огромном в ешь плодов, сколько хочешь, гуляй, сколько хочешь. Бегать, играть там тоже можно, и под деревом посидеть на траве - пожалуйста, но обижать дерево не смей - ни веточку, ни листочек -это ученикам прививалось с первого класса.
'Наш сад - это наша гордость'- говорили учителя и старались организовать старику помощь по уходу за садом силами классов.
Но старик эту помощь не поощрял: 'Больше попортят'. Сам за всем успевал следить.
Сам смастерил и поставил лавочки по аллейкам. Вырастил много цветов, за которыми он любовно ухаживал, прямо колдовал над ними.
Ребята смеялись, наблюдая особую нежность старика к цветам, которые он растил везде, где только находился еще клочок незанятой землицы вокруг школы.
Территория школы всегда была чисто убрана, выметена, а зимой - аккуратно расчищена от снега.
Конечно, старик пользовался заслуженным уважением за свой труд, но это уважение никак не распространялось на его внука в среде учащихся.
Взрослые относились к нему с сочувствием, как к обделенному ребенку, которого дед растил, как свои растения, не умея дать ему никакого воспитания.
Мальчик казался неадекватным. Он почти никогда не разговаривал, у него не было друзей, и он никогда не играл с детьми.
В школе Искандер учился так слабо, что на второй год его не оставляли только из уважения к деду, да из жалости к сиротке.
'Не всем же идти пятерочниками по жизни,- думали педагоги.- Кто-то должен будет и дворником работать, мальчик с детства привык к метле, лопате, да и Бог с ним'.
Искандер и его дед жили при школе, в полуподвальном помещении, в маленькой комнатёнке, предназначенной для сторожа.
Дед всю обстановку комнаты сделал своими руками так, чтобы каждый квадратный метр использовать экономно.
Две кровати в виде полок, приделанных к стенам. Маленький стол у окошка, обитый клеенкой, тоже без ножек, прибитый к стенке, на нем - настольная лампа. Стульями служат кровати. Над кроватями аккуратные полки с книгами. Шкафы для одежды, продуктов, инструментов вырублены в стене, они совсем не занимают места. Получается даже просторно и уютно.
В комнате нет телевизора, и всегда там тихо.
Можно подумать, что там никто не живёт, потому что никогда не были слышны голоса из этой комнаты или хоть какой-нибудь звук, говорящий о присутствии человека.
В общем, работали дед и его внук на виду у всех, а жили тихо и незаметно.
Все думали, что у мальчика нет родителей.
Но на самом деле у него в городе была мать, дочка деда от его позднего, быстро распавшегося брака.
Искандер иногда по праздникам приезжал к ней в гости. Но ему там бывать не нравилось.
У матери была другая семья. Муж, дети. Мальчик чувствовал, что не вписывался в эту семью.
О родном отце ему было известно только то, что он не женился на матери, а уехал куда-то, даже не узнав о рождении сына.
Когда мама вышла замуж, Искандеру было чуть больше года.
Вот тогда и забрал его дед к себе, в эту комнатушку.
Мальчик привязался к деду всем сердцем так, что никогда не испытывал потребности в ком - либо другом.
Он любил учить только то, чему учил его дед, и работу любил выполнять ту, которую выполнял дед.
В сентябре, когда Искандеру было 15 лет, и он пошел в девятый класс, дед неожиданно заболел и слег.
Искандер ухаживал за ним и не сомневался, что дедушка поправится.
Он старался выполнять всю дедову работу хорошо, чтоб не вздумали взять кого - то другого на его место, а ждали столько времени, сколько потребуется дедушке на то, чтобы подняться.
Но дед не поднялся.
Он две недели боролся за свою жизнь, но проиграл этот поединок со смертью и, прощаясь, прошептал внуку, что это было его первым поражением.
Искандер остался один.
Смерть деда стала для него непонятной точкой - страшной точкой невозврата, к которой мертвой хваткой прицепилась вся душа мальчика. Он как - будто потерял себя...
Прекратил появляться в гостях у матери и наглухо ушел в свое одиночество.
Он сидел на уроках с мрачным отсутствующим видом или пропускал их вовсе, не утруждаясь объяснением причин.
Он не видел людей, как будто их не было рядом, не слушал, что они говорят. Поэтому походил на психически нездорового.
Его бы отправили подлечиться в психиатрическую больницу, но...
Но он по-прежнему выходил на работу с метлой и лопатами, аккуратно и добросовестно выполняя при школе всю работу деда.
Дирекция школы отнеслась с пониманием.
Никто его не трогал, комнату оставили пока за ним.
И работу дедову оставили ему, учитывая то, как он хорошо с ней справлялся. Другого такого ведь не найдешь, особенно для работы с садом, бережно - любовной кропотливой работы, к которой мальчик был приучен своим дедом.
А вот для работы сторожем он совсем не годился по годам. Взять другого сторожа - это значит, комнату пришлось бы забрать у мальчика.
Решили все - таки доверить ему, 15 - летнему, эту работу, формально на эту должность провели его мать, о существовании которой все узнали на похоронах деда.
Много думали, спорили, что делать с мальчиком, матери которого он явно был не нужен, да так и решили не трогать его,
не срывать с места, пусть доучится в школе, закончит хотя бы девятый класс, а там видно будет.
В первое время после смерти деда часто приходили к мальчику в комнату сердобольные учителя, приносили ему домашней пищи. Но скоро все поняли, что мальчик вполне приспособлен к самостоятельной жизни. Искандер отлично готовил себе горячий обед, хорошо стирал без машинки, аккуратно проглаживая все утюгом, штопая, если надо, и чисто убирал свою комнату.
Все он успевал, только школьные занятия не любил и пропускал еще больше, чем раньше.
Однажды теплым сентябрьским вечером, когда Искандер, закрыв школу на ключ, подметал двор, к нему подошли
Чеснер и Бульбаков.
- Нигер, дай ключи от спортзала, - сказал Бульбаков.- Мы в баскет поиграем.
- Директора просите. Мне-то что, скажет - открою,- тихо пробубнил Искандер.- Только сейчас нет никого.
- Вот и дай нам ключ, пока никого нет, - повторил просьбу Бульбаков вполне миролюбивым тоном, медленно, внятно, учитывая, что парень не совсем нормальный, и обижать он его не хотел.
Директор строго запретила Искандеру пускать в школу кого бы то ни было, когда по вечерам и выходным дням школа была закрыта. Он мог лишиться работы, нарушив этот запрет.
Поэтому он категорически отказал дать ключи.
- Ты чё, черномазая сволочь ? Мы же тебя от....бём сейчас... Дай ключи!- наступал Чеснер.
- Не, не надо, Чес, - перебил Бульбаков. - Пацан все понимает, и ссориться с нами не захочет. - Завтра мы договоримся с директором. Не вопрос. А сегодня так пусти, Нигер, не нарывайся.
Искандер подметал территорию, теперь уже не обращая внимания на ребят, как будто их там вовсе не было.
- Да ты что, сука, выябываешься?! - Чес вышел из себя и наступил ногой на метлу.- Стой, гад!
Он хотел обыскать Нигера, чтобы забрать ключи, сделал только рывок и, даже не коснувшись его карманов, отлетел в сторону и ушибся о цветочную клумбу.
Бульбаков растерялся на пару секунд, но собравшись со всей своей злостью и силой, устремил сокрушительный удар этому зарвавшемуся дворнику, чтобы тот навсегда запомнил, кто тут хозяин! Но...у него ничего не получилось, он отлетел к другой клумбе, не успевая даже понять, как это произошло.
Такие ребята, как Бульбак и Чес, не могли остаться побитыми и кинулись к Нигеру одновременно с двух сторон. Но ни одна рука так и не коснулась этого мальчишки-дворника. Он раскидал их двоих с такой же непостижимой легкостью, как и по одному.
Поняли, что атаковать бесполезно.
А Нигер смотрел на них вполне добродушно и счастливо улыбался...
Ребята сидели неподалеку от него на цветочном коврике и тоже смотрели на него без зла, но с большим любопытством.
- Ну? И что это было?- первым спросил Бульбак Нигера.
- Дзю - тай дзюцу, - все с той же счастливой улыбкой ответил Нигер.
Похоже, ему доставила несказанное удовольствие эта маленькая драка, где он показал большую силу и свою отличную форму этим ребятам. Вот вам и дворник - чокнутый Нигер, а вот этого вы не хотите?
- Вот это фокус, так фо-о-кус....Никогда бы не подумал...- сказал Чеснер.- А что ты еще знаешь?
- И что это значит: иккэн охиссацу?- перебил Чеснер.
- Это значит, убить одним ударом, - ответил Нигер.
- Чёт ты расхвастался...Не верится. Когда ты этому обучился? Где? Сколько помню тебя, всегда тут метлу пасешь, - не унимался Чес.
- Дедушка учил. С двух лет тренировал каждый день
- Вот так дедушка... - задумчиво произнес Бульбак.- Кто бы мог подумать... Тяжело тебе без него?
- Теперь нет,- засмеялся Нигер.
Ему хотелось прыгать, летать!
Передвигаясь круговыми движениями на чуть согнутых ногах, он резко атаковал воображаемого противника ударом 'рука - копье', выкрикнув на высокой ноте 'киай'.
К другому воображаемому сопернику он подкатил через голову с последующим ударом ногами. Он вовремя сбивает атаку еще одного воображаемого противника, защищая большое пространство широким сметающим движением.
Удар по горлу противника правой рукой. Левая рука продолжает движение наружу, освобождая пространство атаки вновь и защищая тело. Удар по виску соперника Нигер наносит ребром правой ладони, повернутой вверх!
Он сметает воображаемых противников как колосья пшеницы.
Все это делается быстро и заканчивается большим ошеломительным прыжком, без разбега, в сторону очумевших ребят.
Это сальто - мортале, с боковым вращением тела Нигера в воздухе и захватом такого большого расстояния выглядело фантастическим и заставило взволнованных ребят понять, что перед ними мастер высочайшего класса, какой только может быть... Ошеломленные ребята молчали.
Нигер лег на цветочный коврик между ними.
Чес попытался что-то сказать, но у него пересохло горло и рот, он только промычал что-то неопределенное, лег на живот рядом с Нигером и закрыл голову руками, уткнувшись лицом в цветы. Молчание длилось долго.
Бульбак сидел и всматривался в лицо Нигера, который лежал на спине, задрав руки над головой. Глядя в небо, он все так же блаженно улыбался и как будто грелся в их любопытствующих, заинтересованных взглядах, обращенных к нему.
- 'Иккэн охиссацу'...Ох и ссаться можно с удара такого ребрышка ладони, а ?...А за метлой и не видно было...
Опять затянулось молчание, которое нарушил Бульбак
- Научишь?- спросил он Нигера.
- Научу.- серьезно ответил Нигер все с тем же радостным сиянием в лице. Он вспоминал, как дед говорил о бессмертии, над которым многие его предки мозговали с самых древних времен.
Учитель обретает бессмертие в ученике... Родная кровь -дополнительная гарантия этого....
Боевое искусство бережно передавалось от отца к сыну по их линии уже едва ли не тысячу лет.
И дед говорил, что в нем живет его отец, прадед Искандера, и через него - его предки.
Искандер никогда не понимал это, как сказанное в прямом смысле.
Но, когда он блокировал атаку ребят, раскидывая их, он почувствовал то едва уловимое 'чуть-чуть', чего никогда у Искандера раньше не было... Вот это 'чуточку' прибавилось - то, в чем он никогда не дотягивал до деда, не смотря ни на какие тренировки... оно появилось!
Искандер был хорошо обучен дедом высокой чувствительности, особенному чутью и вниманию. Поэтому он никак не мог не заметить прибавки этого 'чуть-чуть'! Дедушка с ним, он не умер! Он еще ближе, чем раньше! Он активизируется в каждом боевом движении своего ученика - внука.
И поэтому Нигер почувствовал себя таким счастливым, как никогда, и улыбался своей полногубой улыбкой.
Ему бесконечно дороги стали эти ребята, которые помогли вернуть ему дедушку, открыть ему самого себя - замечательного, интересного, необыкновенного, достойного не насмешек, а восхищения. Ведь он еще никогда никому не показывал свое боевое искусство. После самого дедушки,
они были первыми, кто видел это, и поэтому они были ему очень дороги сейчас.
- Я научу вас,- еще раз твердо повторил Нигер, приподнявшись на локте и глядя в глаза Бульбакову, а потом - Чеснеру.
Вот так и началась их дружба. Ежедневные тренировки втроем, которые они проводили подолгу, сближали их все крепче и крепче.