Он сидел в самом конце двора, на аккуратно уложенном картоне и думал о том, какого черта эта бумага лежит здесь? Было по меньшей мере очень странно, что эту кучу еще не растащили бездомные: насколько он понимал, картон стоит денег, а если его много, то много денег.
Однако, не смотря на то, что куче бумаги не место возле детской площадки, где днем прогуливаются мамаши с малышами, а вечерами хозяева выводят собак облегчиться, ему было здесь удобно.
Полдня шел дождь, и все лавочки были мокрыми, но картон каким-то образом остался сухим. Возможно, его просто выбросили совсем недавно... Как бы там ни было, картон его вполне устраивал: казалось, что под ним проходят трубы отопления. Он устроился на самом верху кучи и закурил.
Осень не баловала жителей Воронежа: уже вторую неделю мелкий, моросящий дождик спускался на землю когда ему заблагорассудится. Днем, вечером, утром. И никогда ночью, словно ложился спать. Листья с деревьев давно застелили черную землю, а дождь превратил их в темно- коричневый настил, вроде мастерски исполненного ковра.
- Только цвет бы другой. - пробормотал Валентин и глубоко затянулся.
Цвет и в прям был поганый. И было бы совсем противно, если бы не редкие пятна желтого, зеленого, бардового, оранжевого и светло-фиолетового цвета. Это были кленовые листья; одна из самых лучших пород листьев. В жару они дают больше тени, а на дерьмовом ковре радуют глаз.
Как он выкурил сигарету, Валентин не заметил, да и не почувствовал. С ним такое часто случалось. И виной тому не была природная задумчивость, или размышления о деле, которое нужно срочно решить. Ничего подобного. Все это ждало его дома, а на улице он попросту погружался в темноту, где играла особо любимая музыка и мыслям не было место. Никаких образов перед глазами.
Он закурил еще одну сигарету.
Вокруг стремительно темнело, но в окнах домов свет не зажигался: были сумерки, а значит, время электричества еще не наступило.
Валентин хотел было закрыть глаза, но тут увидел девушку, которая вывернулся из-за угла соседней пятиэтажки. За ней, отставая примерно на шаг, почти бежал ребенок. Кто это был, мальчик или девочка, ему разобрать не удалось. Впрочем, в этом не было необходимости, потому, что они привлекли внимание Валентина лишь на несколько секунд.
Закрыв глаза он откинулся на спину и теперь лежал на картоне.
- Я когда-то пролетела, не заметила весны, в даль тогда я не глядела, говорила, вот и ты... - услышал он голос. Пришлось открыть глаза: темнота стала гуще. Девушка, направлялась прямо к нему. "Может, ей то же приглянулся этот картон"? - усмехнулся про себя Валентин.
- Вам нравится тут сидеть? - спросила девушка, когда подошла почти вплотную. Из-за ее ног выглянул мальчик лет шести. Только тогда Валентин заметил ее ножки: прямые, притягательные, и, как казалось, ждущие.
- Я никогда не задумывался об этом. - ответил он, пытаясь разглядеть ее лицо. Но, то ли у него что-то случилось со зрением, толи тьма начинала сгущаться, не давая ему рассмотреть ее. - Дело в том, что вечером я всегда выхожу на свежий воздух. А так как я предпочитаю сидеть, а не ходить, то вот, - он обвел рукой кучу бумаги, - отыскал самое подходящее для сидения местечко.
- Воздух необходим вам для сна? - поинтересовалась она.
Валентин рассмеялся.
- В общем, да. Обычно, мне достаточно открытого окна, но сейчас прохладно, а я живу не один.
- Я видела кольцо на вашем безымянном пальце. - проговорила она так, будто для нее это не было секретом никогда раньше. Валентин хмыкнул про себя. "Видела? Я твоего лица не могу рассмотреть, а ты говоришь про кольцо". Тут до него дошло: он ведь курил, затягиваясь через каждые несколько секунд. А свет от уголька вполне мог отразиться на ровной поверхности обручального кольца.
- Можно я присяду рядом? - спросила она. Девушка слегка наклонилась, и изгибы ее лица вдруг показались Валентину знакомыми. Он вздрогнул, а по спине проскочил мимолетных холодок. - Меня зовут Марина.
- Конечно можно. - Валентин хотел было подняться, но передумал. - Очень приятно. - проговорил он и услышал чуточку холода в своем голосе. - Меня, кстати, Валентин.
- Как святого. - усмехнулась она и присела, подогнув под себя левую ногу.
- А кто это маленький такой? - спросил Валентин, указывая на мальчика, который все еще стоял поодаль.
- Это мой сын. - спокойно ответила Марина. И улыбнулась. Тогда он сумел наконец рассмотреть ее: идеальное личико, которое казалось попросту божественным. Каждая линия была ему знакома, и Валентин понял, кого напоминает ему эта девушка.
тогда, когда он не был женат, да и вообще не имел постоянной женщины, у него было полно случайных знакомств. И одно такое знакомство затянулось на целый год. Что поначалу его не радовало, но потом, постоянные отношения затянули его в странный, и тогда еще не познанный мир. Ту девушку звали Оксана, и она была чертовски похожа на Марину. Женщину, которая сидела сейчас рядом с ним. Отчего они разошлись? Как понял он гораздо позже, оттого, что она постоянно парила в облаках, или где-то там еще. Кроме того, она писала стихи. А Валентину хотелось конкретных, сильных, даже скрученных отношений. Тех отношений, где даже мысли любимого принадлежат единолично тебе, не говоря уж о желаниях и прочее, прочее, прочее. Для чего все это было так необходимо, и почему он не мог понять ее? Ответ он нашел гораздо позже. К тому времени, как он взял в жены Марию, он хорошо усвоил, что если пытаться влезть кому-то в голову, ничего хорошего из этого не выйдет. Понял на собственном опыте, потому, что сам стал надолго уходить от реальности. Покидать этот мир, что бы строить свои. И теперь он боготворил свою супругу за понимание, что его мысли, это всего лишь его мысли, а его желания, это всего лишь его желания. Она не требовала делиться иллюзиями, и он поступал точно так же. Как он выяснил, все равно любые думы близкого человека вскоре становятся доступны. Как секретные архивы. Только времени для их рассекречивания необходимо гораздо меньше.
- Ваш сын? - удивился Валентин, когда суть ее ответа дошла до него полностью. Он еще раз взглянул на девушку, теперь более пристально: на вид ей было не больше восемнадцати, хотя он мог и ошибаться. - Ваш сын? - с недоверием переспросил он.
- Да. Его зовут Вова. - сказала она и Валентину показалось, что она не просто сказала слова. Она их промурлыкала.
- Может, он сядет? - спросил он, не в силах оторвать глаз от ее белой кожи, от ее черных, гнутых бровей. От ее глаз, в которых отражались блики света, что уже начали зажигать в квартирах жильцы. Ее губы...
- Не-а. - ответила Марина и пожала плечами. От ее движения слабый, но ощутимый ветерок коснулся его щеки. Такой ветерок обычно бывает после короткого поцелуя перед сном. - Он не любит сидеть. Вообще он не мальчик, а заводной моторчик. - она хохотнула.
- В целом мире лишь одна я, вот такая заводная. - пробормотал Валентин слова из детской песенки.
- Что-что?
- Это из песни "Заводные игрушки". - охотно ответил Валентин. Ему начинало нравиться разговаривать с ней. Она говорила четко, и задавала правильные вопросы, не претендуя на правильные ответы.
- Я не слышала такой песни. - проговорила она. - Но наверное, она хорошая.
- Угу. - согласился Валентин.
Они некоторое время молчали, и молчание это не казалось тягучим, как карамель в испорченной конфете. Наоборот, возникшая пауза была сладкий мигом, который, как всегда незаметно закончился.
- Вы вышли прогуляться с сыном? - спросил Валентин и закурил очередную сигарету.
- Вы много курите. - заметила она. - От сигарет умер мой отец, когда мне было четыре года.
Валентин закашлялся. Что-то промелькнуло в голове после ее фразы. Что-то... Он не помнил что именно. И вновь она показалась ему знакомой. И ребенок... Где-то он его встречал.
- А вы живете неподалеку? - поинтересовался Валентин и добавил: - Просто я вас никогда раньше тут не видел.
- Это не удивительно. - после короткого молчания сказала Марина.
- Да?
Она кивнула.
- С вашими-то прогулками! - теперь Марина смеялась, и этот смех не понравился Валентину. Слишком холодным и надменным он был.
- Я много работаю. - мрачно заметил он. - Меня, да и всех остальных такой ритм вполне устраивает. Кроме того, я устраиваю себе выходные. Как правило после того, как заканчиваю работу над романом. Этого времени достаточно, что бы оторваться от всей души...
Валентин говорил бы и говорил, объяснял причины, рассказывал о том, что Мария довольна положением дел, тем более, что он всегда находил время для нее, легко отказываясь от попоек с друзьями, но замолчал. Потому что вдруг осознал, что все это мог рассказать постороннему человеку.
- Понимаю. - Марина вздохнула и взглянула на сына. - Вова? Наверное, нам пора идти домой?
- Нет мам. - сказал мальчик и Валентин покосился на него. Во-первых затем, что бы рассмотреть его лицо (мальчик подошел на два шага). Круглые, пухлые щечки, такие же бледные, как кожа его матери. А во-вторых, голос мальчика был грубым и низким: Валентин ожидал увидеть лицо старика. Но ничего не обычного не было. - Ты сказала, что нам нужно обязательно прийти сюда. Мне тут нравится. Тут хороший ветер.
Она кивнула, и вновь обратила внимание на Валентина.
- Вы уж меня извините. - сказала она, пожав плечами. - Характер такой. Муж, кстати он сбежал после того, как родился Вова, всегда называл меня язвой. За подколы. - Марина хихикнула. - И вы не видели меня только потому, что я живу далеко отсюда.
- Так что вы делаете здесь, да еще и с ребенком? Ведь уже и в самом деле почти ночь! У вас тут родственники?
- У меня вообще родственников нет. - отозвалась она. - Так уж получилось, что мое детство кончилось, не успев начаться. - она смахнула каштановую прядь со лба. - Ничего не поделаешь, очередная плаксивая история, ни хрена не похожая на правду, если, конечно, рассказывать о ком-то.
Валентин слушал, затаив дыхание. Что-то было не так. Совсем не так!
- Знаете, когда мне исполнилось восемнадцать, я родила Вовку. Да, именно в восемнадцать. До этого я встречалась с парнем, его звали Федор, - и это имя показалось ему знакомым. Знакомым настолько, что не мудрено было его забыть.
- Мне кажется, - она задумчиво подняла глаза к черному небу, на котором не было не единого облачка, но и звезды казались расплывчатыми, с мутным светом внутри. - Я любила его. И именно поэтому родила ему сына. Конечно, я ошиблась в предположениях, что ребенком я смогу привязать его к себе еще сильнее. Но вот что я вам скажу: ни одни веревки не удержат нормального мужчину, если он захочет уйти на самом деле. - она дернула носом.
- Вам ли этого не знать! - Марина вдруг повысила голос. - Вы же все это прекрасно знаете, и для чего я рассказываю вам все это, не пойму. А ведь все случилось из-за вас!
У Валентина глаза полезли на лоб от такого заявления. Шок вызвало глубокое, дремучее непонимание.
- И не делайте такого лица! Да! Все пошло к черту именно из-за вас! Когда мы встретились с Федором, я прекрасно понимала, что могу его полюбить - и полюбила! Он то же. По крайней мере он так говорил. Но вы подбросили мне дурные мысли о том, что Федя трахается с кем попало. Я бы смогла все это перебороть, смогла бы справиться и забыть, тем более все мои подозрения были фальшивыми, точно так же, как неправдоподобны детские рисунки! А потом... - она заплакала. Беззвучно, но благодаря угольку сигареты Валентин видел слезы на ее лице.
- А потом вы внушили мне идею о ребенке! А когда мы легли с ним в постель в ту ночь, я хотела рассказать ему о том, что хочу ребенка. А самое главное, я хотела услышать его ответ! Его честный ответ! Потому, что только на этот вопрос можно получить поистине честный ответ! Но вы заставили меня все сделать втихую, за что я и поплатилась!!
Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Ее тонкое, красивое тело затряслось, будто через него пропускали неопасные, но не приятные разряды тока.
Валентина охватила паника. Вдруг он начал бояться ее. Он посмотрел на мальчика, ища поддержки, хотя понимал, что это не лучший вариант ее поиска.
- Мне пора. - робко сказал Валентин и, поднявшись направился к дому. Он смотрел только на свет в окне кухни и хотел увидеть в нем Марину. Казалось, что она может ему помочь. Ему нужно было срочно увидеть ее лицо. Незамедлительно.
В подъезд он уже вбежал. С бешенной скоростью он поднялся на четвертый этаж и влетел в квартиру.
- Ты вернулся, дорогой? - спросила Мария из кухни. Валентин облегченно вздохнул: стало легче и все, что произошло, слова этой странной Марины, мальчик, с голосом старика, стали угасать в памяти.
Когда он вошел на кухню и поцеловал супругу в лоб (потрогав при этом выпирающий живот), в памяти осталась только куча сухого картона, на котором он только что курил и...
Он выглянул в окно, сам не понимая, что хочет увидеть.
В конце двора, почти у самого палисадника девятиэтажки полыхало пламя. Это горел картон.
"Интересно, его подожгла Марина, или ее сын?" - спросил он себя, не совсем понимая, о ком думает.
Повернувшись, он увидел на коленях супруги тонкую стопку бумаги. Она с увлечением читала что-то на ней распечатанное.
- Что это? - спросил Валентин, присаживаясь рядом и пытаясь заглянуть в лист.
- Это? - она оторвалась от чтения и с удивлением посмотрела на мужа. - Это твой рассказ, мой милый. Я нашла его под кроватью, когда пылесосила. - она улыбнулась. - Странно, пылесос выудил только одну страничку, и не тронул другие. Они так и остались лежать в стопке.
- А что за рассказ?
Она взглянула на титульную страницу и сказала:
- Время обесцвечено. Хороший рассказик. Но не лучшее. Не плохо.
- Какую страницу ты вытащила первой? - спросил Валентин чувствуя дрожь во всем теле. Под языком вдруг похолодело.
Она покопалась в стопке и выудила помятый лист.
- Вот. Только он помятый.
Она протянула страницу мужу. Валентин взял лист, пытаясь совладать с трясущимися пальцами.
... возможно, нужно рассказать ему о том, что я хочу ребенка. - думала Марина, когда Федор расстегивал ей лифчик. - Разве парень, который спит с каждой встречной и поперечной может так долго возиться с лифчиком? - она усмехнулась про себя, ответив самой себе; нет конечно. - Но с ребенком нужно что-то решать, подруга. - продолжала размышлять Марина. - Тем более время у тебя пока еще есть. - она вновь подавила смешок. - Нет. Я ничего говорить не буду. Это же называется постельный треп! И когда аппарат готов к бою, сказать можно все что угодно. Скажу тогда, когда буду уверенна!
После этих мыслей она полностью отдалась своему любовнику, а уверенность пришла через две недели. После того, как месячные решили уйти в отпуск.
Но и тогда Марина ничего не сказала ему.
Лист выпал из рук Валентина. Он дотронулся до лба и почувствовал жар, исходящий от головы. После этого он покосился в окно.
Сухой картон, на котором было так удобно сидеть, полыхал, сжирая темноту, выбрасывая искры в черное небо. Как же Валентину хотелось, что бы в этом огне сгорела та история. История девушки без детства.