Утро в лесу. Не самое раннее. Скорее уже день чем утро. В озере плещется большой, тёмно рыжий, весь в шерстяных лохмотьях медведь, не давая русалкам заснуть после их ночных танцев и хорового пения. Под водой им хвостатым сидеть скучно, а вылезать на солнышко боятся, как бы не попортить загаром нежную кожу. А медведь, хоть животное и не глупое, но в русалок не верит, потому занимается купанием, вкладывая в него весь свой темперамент.
По лесу среди высоких сосен бодренько вышагивает Растрепашка. Сегодня у него настроение преподнятое. Старый филин надоумил его сварить лесной бражки. Идея лешему понравилась, хоть сезон у мухоморов ещё и не начинался. "Ну так тем интереснее будет всё это собрать свеженькое, своими руками," - подумал Растрепашка. Филин утверждал, что видел мухоморы за северной просекой. Прошло, правда, уже пара дней. Лоси могли их сожрать или затоптать, копыта у них вон какие, как пни здоровые. "Мухоморы найду, хорошо, нет, сушёные на чердаке. Жабу каку-нибудь подловлю в огороде. Пущу старую репу в оборот, всё равно пропадёт. Анютины глазки.. а где же я анютины глазки сейчас найду. Не одуванчики же туда бросать. Попробую этот раз яблоневый цвет. Или добавлю я лучше ряски, для встряски. Ещё бы кузнечиков наловить, чтоб в ушах звенело, или шмелёвый мёд, чтоб в голове гудело. А брошу-ка и того и другого". С такими мыслями он добрался до просеки.
Широкая, но давно уже поросшая подлеском и нетронутым мхом, дорога проходила через весь лес. Давным давно, ещё при советской власти за лесом пытались следить и вырубили эту просеку на всякий пожарный случай. Пожаров с тех пор не было. В лесу было полно всяких разных жителей продолжавших следить за местом своего обитания и при царе и при генеральном секретаре. Нынче, конечно, народец подраспустился. Многие на траву импортную подсели, Марьей Ивановной её кличут. Того и гляди быть беде - всю самогонную отрасль разорят.
Растрепашка выглянул из кустов налево, выглянул направо, посмотрел вверх и торопливо, короткими прыжками перебежал открытое место. За просекой начинался тёмный лес. Деревья там были почти все какими-то разкаряченными. Ветви изгибались то и дело под почти прямыми углами, кучерявясь в манере импортных художников.
Отойдя шагов этак сто от просеки, Растрепашка заметил первый мухомор. Он одиноко стоял рядом со сгнившим пеньком. "Пойду поищу может, где погуще растут, а то мешок не хочется ради одного вынимать". Шагов через двадцать, обойдя ствол леший нашёл маленькую полянку усеяную нетронутыми мухоморами. "Красиво, однако", - подумул он и размотал мешок. Набив его на половину, Растрепашка повернул к дому.
Без преключений с песенкой он добрался до своего домика. Оградка перед огородом за зиму кое-где наклонилась, где-то встала вдруг прямо. Во дворе накопилось сухих листьев и щепок. Нет нормальной бабёнки в этом доме, угадает каждый второй прохожий, некому хозяина пилить, живёт, поинмаешь, в своё удовольствие, нам на зависть.
Хозяин же прямо на утоптанной за долгие годы земле расстелил кусок мешковины и аккуратненько разложил на нём грибы, чтоб денёк другой подсохли на солнышке. Мухоморы ведь никто не тронет.
"Пункт нумер два, желчь жабы молодой, лишённая дара речи", - внимательно прочитал Растрепашка ещё раз рецепт в слух. "Лишённая дара речи", - повторил он и подумал, - "Верил же народ в сказки раньше. Ну прямо как дети". После чего вышел в огород и начал внимательно прочёсывать кусты сорняков на грядках. В углу, недалеко от ограды он нашёл весьма подходящую особь, маленьким прыщавым ящичком с глазами притаившуюся в тени. "Прости, родная", - извенился Растрепашка и аккуратно поймал за лапку амфибию. "Да чего уж там", - ответила жаба, - "С ногой только поаккуратнее, пожалуйста". От неожиданности растрепашкины пальцы разжались.
- Ну ты, блин, хозяин, поаккуратнее бы. Тебя бы кто так шмякнул.
- Ёлка-палка, ты кто?
- Иван Пихто. Ослеп что ли, старый? - ответила жаба, - Пока ловил меня так с глазами, вроде, всё в порядке было.
Растрепашка опешил. Закрыл глаза и сосчитал до пяти. Открыл глаза и поинтересовался:
- Так ты чего заколдованная царевна какая или как?
- Жаба я простая обыкновенная среднеполосная пупырчатая. Ты такой большой, а в сказки веришь.
На счёт большой это было сильно сказано. Роста в лешем было "по колено", включая ушанку. Тем не менее Растрепашка тут же ощутил себя хозяином положения и продолжил беседу.
- Никогда не слыхивал, чтоб жабы разговаривали.
- А ты мухоморов побольше ещё поел бы так с тобой бы не только жабы, но и картошка заговорила, наркоман несчастный.
- Неправда это. Никаких мухоморов я не ел. Чуть только попробовал, чтоб не горькие были.
- Ну вот. Понял, да? Крыша у тебя и поехала после того.
- Ага. Принимаю объяснение. Значит ты не говорящая? - с надеждой произнёс он.
- Нет конечно.
- Тогда ты мне годишься.
- Куда это?
- В бражку, куда же ещё.
- Ну, во-первых, как куда? Из нас много чего делают, зелья всякие. Жарят, коптят, суп ещё варят. А, во-вторых, стой постой, за что это ты меня? Не виноватая я. Отпусти меня, добрый молодец. Шутила я с тобой, дурила подлая. Действительно говорящая я, научилась ненароком. Отпусти любое желание твоё выполню.
- Давай три, - решил поторговаться от обиды леший.
- Чего так много? Давай два.
- Ну ладно, так и быть, два. Хочу, значит, я дом побольше, с камином, окнами, електричеством и горячей водою... - Растрепашка закатил глаза развивая мысль, но был тут же перебит.
- Ну ты, леший, даёшь. Откель же я это всё возьму. Ты как ребёнок просто.
- А желания как же?
- Ну так пожалуйста, желай. Хочешь квакну? Только пожелай.
- Жабы вроде не квакают.
- Для тебя родной так и быть.
- Так ты не волшебная что ли?
- Почему не волшебная. Сколько хочешь волшебная. Но желания могу выполнять только мне посильные. Ну а сил, ты сам понимаешь, у меня не много.
- Дуришь значит. Ну и фиг с тобой. А вот если так. Желаю чтобы ты лишилась дара речи.
- Как же я его лишусь? Замолчать вот могу.
Растрепашка задумался. И почему вечно проблемы такие прямо ведь с его собственного огорода зверь, в смысле амфибия. Нет чтоб как у всех людей, раз и готово. Обязательно какие-то проблемы..
- Может всё таки мухоморы виноваты. Не охота мне другую жабу искать. Не вериться мне как-то до сих пор, что жабы разговаривают. Не чисто тут что-то.
- Ты у них часто спрашивал? Когда последний раз? - продолжала поддерживать беседу жаба.
- Это конечно правда. Но ведь никто никогда мне про это ниразу не рассказывал. Как же так?
- Ты рецепт читал? Думаешь такие глупые люди написали. Сказано же - я не подхожу, физиология у меня не та. Иди поищи дурочку какую-нибудь немую в другом месте.
Леший осознавал, жаба с её логикой была права. Но редкий феномен отпускать простотак было жалко.
- Вопрос один у меня, - Растрепашка выдержал паузу, - ну так вот, а что будет, если я тебя возьму да поцелую?
- Ты принц что ли? С принцем я бы ещё попробовала, а с тобой бородатым ну на фиг мне это нужно, спрашивается. Я девушка честная, никакая-нибудь там.
- А всё же?
- Ну целуй.
- Да я так чисто из интересу. Без серьёзных намерений.
- Да с какими угодно. Давай целуй теперь.
Растрепашка уже передумал. Во-первых, ему не понравился жабий характер. Во-вторых, царевны получались обычно из лягушек, а не жаб. Кто получится из жабы ему проверять почти не хотелось. Но с другой стороны, любопытно ведь, и будет о чём рассказать кому-нибудь.
Опустившись к грядке, он подставил свою лодонь жабе, которая на неё забралась вперевалочку. Он зажмурился и чмокнул её в липкую холодную морду.
- Ну как? Приятно? - спросила его жаба, продолжая сидеть на ладони, - Может в засос попробуешь? Ну до чего же мужики все такие дураки недоразвитые.
- Ну ведь интересно. А вдруг?
- Никаких вдруг. Такими делами нужно наверняка только заниматься. Вот превратись я в толстую большую бабу, что тебя бы к себе ручищами прижала за спасение расцеловала. Чтобы тогда ты со мной такой делал?
- Ну, в дом бы пригласил. Ужином накормил. Да отправил бы домой на следующий день с миром.
- А приставать бы начал?
- Ну если ты сама не против, да по простому как-нибудь план действий изложишь, почему бы и не пристать.
- Обещаешь?
- О чём это ты? На что намёки намекаешь?
- Ах, леший ты мой, короче так и быть, целуй теперь по французки.
- Как это по "францусхи", я только по русски умею.
- В засос с языком давай, деревня.
- А-а-а, и чего сработает тогда?
- Ясный пень.
Растрепашка снова поднёс жабу ко рту. Та раскрыла пасть и выбросила свой собственный длинный, похожий на слизняка язык. Зацепилась им за растрепашкин. И засунула его к себе в рот, подтянув всё тело к его губам. Во рту у жабы было холодно, а вкус напоминал прокисший овощной суп. Зажмурившись и поводив из сторону в сторону по жабьему рту языком, Растрепашка разскрыл глаза и не увидел никаких изменений. Тут он ощутил, что жаба в свою очередь просунула свой язык в его рот и активно шурует там. "Ну чего ей там надо?" - задумался Растрепашка, - "Дальше этого у нас отношения ну никак зайти не могут, как не старайся". Через минуту он отодвинул жабу от своего рта.
- Ну и.., - вопросительно произнёс Растрепашка.
- Растрепашка, я тебе хочу сказать, ты у меня первый мужчина, - ответила жаба, - таких отважных по всему свету днём с огнём поискать.
После чего она начала начала подхихикивать, пытаясь сдержаться, через минуту её разобрал совершенно гомерический хохот. Задыхаясь от него она глотала воздух и начала постепенно раздуваться, перевернулась на спину, свалилась с ладони и упала в траву продолжая кататься и подпрыгивая, хохоча. "Ой не могу. Ой мужики какие дураки. Ой держите меня. Ой я сейчас лопну" - кричала она, закатываясь в заросли порывом ветра. Растрепашка раздвинул траву и увидел довольно большой уже большой, почти идеальный шар с торчащими по сторонам лапками. Жаба продолжала смеяться, правда уже как-то нервно, и раздувалась всё больше. Наконец её кожа не выдержала, и она лопнула, отлетев саженей на пять, теряя кое-какие свои кусочки, часть из которых осела на Растрепашкины штаны. "Вот это да", - подумал он, - "Интересно, можно ли её теперь считать лишённой дара речи, не проподать же добру". Подумав он решил, что не стоит. В конце концов у него же с ней были, какие не какие, но почти же интимные отношения.
Он пошёл искать другую какую-нибудь жабу. Этого добра на огороде весной хоть пруд пруди, в конце концов его охота завершилась успехом.
"Пункт нумер три", - читал рецепт Растрепашка, - "Сахар. Можно заменить засахаревшемся мёдом. Дрожжи, годится простая закваска". Это у него всё в погребе без приключений.
"Смешать, все травки-цветочки для аромату, мёд, немного желчи, для горькости. Варить. Остудить, добавить закваску и мухоморы. Поставить в тёплое место бродить".
"Ну вот, отстрелялся", - решил Растрепашка, - "теперь пусть градус набирает. А недельки через две позову Кочкина распробовать. У него желудок железный. Ежели его понос, да белая горячка не проберёт, значит можно употреблять".
С чувством выполненного долга Растрепашка лёг на бочок под одеяло, продолжая время от времени засовывать к себе в рот тряпочку, стирая там что-то с нёба и языка, регулярно сплёвывая на пол. "Туда ей мерзкой и дорога", - обижался он про себя, - "Эта ж надо так за нос меня поводить. Вот тварь мерзкая, надо было сразу об пенёк её и в суп, раз на бражку не годится". Но минут через десять он уже крепко спал. Ему снилась толстая принцесса, которую он целовал по французки. Она пахла молодой бражкой, а на вкус была словно прокисший овощной суп..