Аннотация: Эпидемия началась в Бостоне. Это можно было бы назвать вирусом, если бы под ударом не оказалась техника, а люди не умирали бы от её поломок. И все же это эпидемия.
Меня зовут Эльза Пан. Мне тридцать восемь лет. С мужем и двумя детьми я живу в пригороде Бостона. Каждый день я езжу на работу - тридцать миль до города, вдоль дороги большие дома "когда-нибудь мы тоже позволим себе такой".
Зачем я все это рассказываю? Потому что я все помню. И надеюсь, это поможет остановить меня. Потому что, если меня не остановить я уничтожу мир. А может, я его уже уничтожила?
Я работаю в рекламном агентстве. В день, когда я умерла, нас отпустили пораньше. После работы я зашла в магазин и купила туфли. Четырехсантиметровый каблук, темно-синий носок, темно-зеленая пятка. Два дня назад я ушибла большой палец о ножку кровати, пластырь слетел, когда я мерила новые туфли. Почему я так отчетливо помню ничего не значащие вещи?
Я сложила покупки в машину и зашла в кафе перекусить и позвонить подруге. Мы договорились встретиться в парикмахерской.
В это кафе я заглядывала прежде пару раз. Стены выкрашены в песочный свет, деревянная барная стойка. Массивная бочка с разливным пивом за ней выглядела очень старой. Как кофейник, как местный фарфор и морщинистая растрепанная хозяйка. Даже телефоны и музыкальные автоматы выполнены в вышедшем несколько сезонов назад из моды винтажном стиле.
Я села за стол у окна. Солнечные лучи косо падали на солонку и подставку для салфеток. На рукаве моего синего свитера я заметила длинный светлый волос. Убрала его и нашла еще один. Помню, я подумала, что женщины моего возраста редко носят длинные волосы. Я же со школы не меняла прическу, собирала волосы в конский хвост на затылке. Я редко думала о своем возрасте, потому каждое напоминание о нем вызывало у мен удивление и гордость. Я чувствовала себя молодой. У меня было отличное здоровье, спортивная фигура, хороший аппетит и крепкий сон.
Человека в маске я увидела, как только он вошел. Колокольчик над дверью звякнул дважды, и появился еще один грабитель. У него были узкие плечи, в левой руке он держал пистолет.
На мой стол упала тень. Я повернула голову и увидела мечущегося за окном подростка. Длинный свитер, широкие джинсы, вязанная шапка, из-под которой торчали светлые как у меня волосы. Двигался он дергано. Помню, я подумала, это называется стоять на стреме.
Первый грабитель ударил рукояткой ножа по стойке. У старухи хозяйки задрожала челюсть.
- Открывай кассу. Пошевеливайся, - голос у человека с пистолетом оказался неожиданно высоким и звонким. Как будто он был напуган.
Я видела, как у хозяйки тряслись руки. Не моргая я наблюдала, как грабитель с ножом обходит стойку и кладет руку ей на плечо.
- Мелочь. Здесь только мелочь. Где вчерашняя выручка?
- Я... - женщина задыхалась, прижимала руки к груди и бледнела.
- В кабинете должен быть сейф или что-то вроде, - срываясь на визг закричал грабитель с пистолетом.
Женщина закивала, а когда грабитель приставил нож к ее шее заплакала. К подсобке они двигались медленно, расставляли ноги широко, как пингвины. Дурацкое сравнение, в прошлые выходные я была с дочерью в зоопарке...
Когда первый грабитель и хозяйка скрылись, второй грабитель оглядел зал. Кроме меня в кафе было еще четверо посетителей. В углу три студентки пялились в ноутбук. В трех шагах от них сидел долговязый парень со смартфоном.
- Давай сюда! - закричал грабитель. - Быстро!
Парень уронил смартфон, будто обжегся. Одна из девушек взвизгнула, другая зажмурилась, когда грабитель метнулся к их столу и сбросил ноутбук на пол. Потом он так же резко отступил назад и снес локтем графин со стойки.
В следующую минуту послышался вой полицейских сирен. Подросток на улице подпрыгнул к окну. Ударил ладонями по стеклу и прижался к нему носом, стараясь разглядеть, что происходит внутри. Совсем близко я увидела его бесцветные бегающие зрачки. Этого стало достаточно, чтобы я шарахнулась в сторону и закричала. Мои нервы были на пределе. Я испугалась. Как и грабитель с пистолетом. Я чувствовала его страх. Происходящее напоминало цепную реакцию: я кричу, он стреляет, мое лицо вспыхивает.
Пуля попала в переносицу. Инерция выстрела откинула голову назад, сила тяжести потащила мертвое тело на пол.
Я увидел это со стороны. Не испытал ни шока, ни страха. Меня зовут Колин Стилл. Мне сорок восемь лет, из них двадцать я проработал в полиции Бостона.
Но каким-то образом, я помнил, что ела на завтрак Эльза, помнил каждую ее мысль, как свою. Я знал, что перед смертью она думала о цепной реакции, но не позволил этому отвлечь себя от происходящего.
- Дьявол, дьявол, - захныкал стрелявший.
- Брось оружие, - приказал я.
Кто-то или что-то врезалось в стекло за спиной. Я понадеялся, что это мой напарник надел наручники на подростка. Йен недавно из академии, острый на язык и хвастливый, но неуклюжий. Обычно его сноровки хватает лишь на дурацкие шутки - подложить пончик на стул, подсыпать соль в кофе.
- Брось оружие, - повторил я.
Грабитель шатался, как пьяница. Его взгляд бегал - то он смотрел на труп женщины, то на окно, то на меня. Плохо. Похоже, он обдолбан. Девочки в углу что-то уронили, грабитель направил на них пистолет. У него тряслись руки.
- Успокойся. Не нужно. Брось оружие.
Я уговаривал его, как маленького ребенка, но понимал, что все бестолку - он под кайфом и едва слышит меня.
- Убирайся отсюда! - закричал он и всхлипнул.
Все херово. И стало еще хуже, когда из подсобки появился его напарник.
Я вспомнил его. Эльза видела, как он угрожал ножом хозяйке бара. Он говорил и двигался уверенно, и Эльза решила, что он старший. А я помнил все, что видела и слышала Эльза. Помнил четко и ясно.
- Руки вверх. Вы арестованы, - мой голос звучал уверенно.
Я не успел договорить, когда нервный наркоман сорвался. Закричал, подпрыгнул и выстрелил. Пуля врезалась мне в грудь. Одна, вторая, третья. Внутри жгло как ядерный реактор. Я не почувствовал падения, увидел красные сполохи, вцепился в ножку стола и умер.
Твою мать! Твою мать. Я не мог пошевелиться. Грузный коп прижал меня к стеклу. За спиной выли сирены. Я моргал и смотрел на лужу крови вокруг толстого полицейского. Алик застрелил его! Разрядил ему в пузо всю обойму. Полицейского звали Колин. И он не ошибся, Алик под кайфом. А та баба, Эльза Пан, она похожа на мою учительницу биологии. Со своего места я видел лишь ее живот и перекрутившийся синий свитер. Но я знал, что под синими джинсами она носила синие трусы. Знал, что она всегда выбирала белье под цвет одежды и никогда не отступала от этого правила. Я даже знал, что под полоской ее трусов шрам от кесарева. Откуда? Я был там: когда врач сказал ей о необходимости операции, когда ей вкололи наркоз, когда она проснулась, и когда ей принесли ее ребенка. Уверен, если захочу, вспомню каждый момент ее гребаной приличной жизни, как если бы это произошло со мной.
Я перевел взгляд на Колина. Сегодня после смены, он собирался встретить в аэропорту сына. Мальчишка-идеалист вбил себе в голову, что сделает мир лучше, записавшись в Красный Крест. За последний год, он приезжал домой всего два раза. Дерьмо. Я помнил все радости и печали старого жирного копа. И тайны бабы, которая годилась мне в матери. Такой глюк даже Алику не снился.
Алик все еще метался посреди зала и размахивал пистолетом с пустой обоймой. Мик попытался протиснуться мимо этого болвана к выходу. Они столкнулись и стали кричать друг на друга. Когда Алик толкнул Мика, коп у дверей снял Алика выстрелом в голову. Сразу несколько копов в бронежилетах, с автоматами на изготовку ворвались в кафе. Мик посмотрел на них как на рождественскую елку и поднял руки. Сначала копы проверили подсобку, потом выпустили на улицу хозяйку и посетителей, затем ударили Мика под дых и скрутили ему руки за спиной.
Мужика, который застегнул на Мике наручники звали Морган. Он был фанатом футбола. Все свободное время проводил на матчах или таскал железо. В прошлом году избил на допросе подозреваемого, но его босс затер инцидент. Это все Колин. Похоже, я не просто унаследовал его память, но и отчасти его эмоции. Как и он, я чувствовал презрение к Моргану. А еще я чувствовал заинтересованность Эльзы - мужики с широкими плечами и короткими стрижками были ее идеалом. Она и в супруга своего влюбилась, когда он из армии вернулся. Вот только потом он уселся в кресло менеджера, располнел и облысел.
- Твой дружок застрелил двоих людей. Гражданскую и полицейского при исполнении, - прошипел мне в ухо молодой полицейский. - Тебя посадят. Знаешь сколько дают за соучастие в убийстве? Будешь гнить в тюрьме не меньше пяти лет.
Я сплюнул на его форменные штаны. За что тут же получил тычок под ребра. Мой папаша тоже так пихался, только слово ему поперек скажи. И чуть что тоже про тюрьму кричит. Они все кричат. Тебя посадят. Будешь гнить за решеткой. Отец. Сестра. Учителя. Они все умом тронулись. Или тюрьма самое страшное, что они могут себе представить?
Ты безнадежно тупой малолетний ублюдок, сказали бы обо мне Колин и Эльза. И я как будто согласен с ними. В этом нет ничего удивительного. Я с младшей школы знал, что я неудачник.
Нервный полицейский затолкал меня на заднее сидение машины и хлопнул дверью. Между мной и копами встала решетчатая перегородка - приложи щеку, на коже отпечатаются кресты.
Машина тронулась, мы покатились мимо "Форда" Эльзы. На заднем сидении пакет с туфлями. Модная сине-зеленая переливающаяся краска. Эльза купила их для вечеринки в честь юбилея мужа. Пятизвездочный ресторан, приглашены все акционеры компании по недвижимости, в которой он работает. Но теперь Эльза мертва, парамедики завернули ее труп в полиэтилен. Вместо дня рождения ее ждут похороны.
Это безумие. Бред. Но я знал, Эльза не верит в свою смерть. Знал, так же хорошо, как то, что сегодня утром она забыла полить цветы и вычистить пепельницы в спальне.
А еще я помнил, где она работала. И сейчас мы как раз проехали мимо того места, где на прошлой неделе она сломала каблук, когда перебегала улицу, чтобы в обеденный перерыв купить пластыри в "Волмаркте". А рядом с "Волмарктом" толстый Колин каждое утро покупал пончики. Его тоже завернули в полиэтилен, а я вспомнил, что в левом кармане форменных брюк у него лежали чек и рекламная листовка. Он запихнул их туда сегодня утром. Дурная привычка - в течении дня набивать карманы всяким дерьмом, будто забыл о существовании мусорных корзин.
Так не бывает. Я прилип к решетке, что отделяла меня от копов.
- Тебя зовут Льюис, - я посмотрел на водителя. У него жидкие светлые волосы, тонкие пряди шевелятся на макушке. - Тебе тридцать лет. Пять ты работаешь в полиции. У тебя жена и двое детей. Младший мальчик родился с синдромом дауна. Ты стыдишься этого.
Да, Колин, думал, что именно из-за стыда Льюис никого не приглашал к себе домой. Колин испытывал к нему жалость и легкое презрение.
Льюис оглянулся через плечо и мгновенно покраснел до кончиков ушей.
- Заткнись, - прошипел он.
- Не обращай внимание, - сидящий рядом Маркус ударил дубинкой по решетке, чтобы отпугнуть меня.
- Ты спишь со шлюхой, которую задержал год назад, - сказал я.
По тому, как он посмотрел на меня, я понял, что это правда. Колин не только собирал всякий мусор в карманы, он еще любил копить слухи и сплетни о своих коллегах.
Я засмеялся и откинулся спиной на сиденье. Я чувствовал себя хорошо, как никогда. Как будто я, это не я. Я больше не Дилан Тик. Страхи и обиды, преследовавшие меня с начальной школы, отступили.
Мы остановились на светофоре. Мимо пошли пешеходы в расстегнутых куртках. Первые теплые мартовские дни. Дорога перед нами опустела, а светофор все не переключался.
- Что-то не так... - сказал я и заметил несущуюся на нас пожарную машину.
Сначала я услышал крик, потом его заглушил скрежет металла. Свет исчез за миг до того, как удар расплющил меня. Это не больно - я не успел понять, что такое боль и страх, я просто захлебнулся собственной кровью.
Я открыл глаза. Мне пять лет. В руках у меня пластмассовый жираф. Через круглое окно я видел облака и крыло самолета. Под ним шумел двигатель. Мы летели на высоте трех тысяч метров. Вот теперь мне стало действительно страшно.
Цепная реакция. Сначала Эльза, потом Колин, Дилан... Теперь мелкий Билли. Мысли мальчика были простыми и рванными. Я знал, какие он любит конфеты и на каком боку привык засыпать. Но на этот раз все воспоминания затмила идея цепной реакции. Я уверен, сейчас нет ничего важней ее. Уверен, я снова умру. Я осмотрел салон самолета. Люди вокруг болтали, жевали, смотрели видео, слушали музыку, спали.
Но скоро все они умрут. Вместе со мной. Из-за меня? По законам непонятной цепной реакции. Колин интересовался статистикой. Статистика любит совпадения: сначала умерла Эльза, потом умер Колин и Алик, потом умер Дилан и забрал с собой копов в машине. Заточенный под анализ статистики ум Колина видел тенденцию в растущем числе жертв. Фатализм Эльза говорил, что выхода нет. А малыш Билли хотел в туалет и плакал. Ослепляющий яркий свет ворвался в салон и заткнул его навсегда.
Я сидел в машине, вокруг клубился полумрак. Меня зовут Питер, и я продаю спортивную одежду. На эти выходные я и моя жена, Тереза, навестили ее родителей в Кале. Ежегодная традиция - семейная встреча, приуроченная к годовщине их свадьбы.
Обратное путешествие в Дувр через тоннель под Ла-Маншем должно было занять не больше трех часов. Но все изменилось. Когда наш "Рено" въехал на грузовую платформу, я думал о стариках Терезы.
Тереза была пятым ребенком в семье. Избалованная младшая дочь. Ее матери было тридцать пять, когда она родила ее. Родители Терезы прожили вместе сорок пять лет. Идеальная семья. "Неужели ты хочешь, чтобы мы стали похожи на них? Чтобы мы как они были привязаны друг к другу всю жизнь? Все хорошее когда-нибудь заканчивается", - сказала Тереза несколько часов назад. "Шлюха, - сказал в моей голове Дилан. - Отец говорил, что женщины с узкими бедрами не умеют хранить верность". "Ей стыдно, - сказала Эльза. - Однажды я тоже изменила мужа, потом несла чушь о судьбе и нападала, потому что хотела вернуться назад и все исправить". "По статистике сорок процентов мужчин и шестьдесят процентов женщин прощают супругам первую измену. Шестьдесят процентов мужчин и восемьдесят процентов женщин прощают вторую. И так, процент прощений растет прямо пропорционально с количеством измен", - рассуждал Колин.
Поезд остановился. Тереза открыла глаза и сняла наушники. До меня донеслась классическая музыка.
- Мы в середине тоннеля. Остановки здесь не предусмотрены. Должно быть какая-то поломка, как в прошлом году.
Но я уже знал, что такого прежде не случалось.
Двери стоящей позади нас машины открылись. Из салона выбрался мужчина.
- Пойду спрошу, что случилось. Вряд ли что-то серьезное.
Но я знал, что скоро произойдет самое серьезное и важное событие в его и моей жизни.
- Помнишь, в прошлом году движение остановили из-за снегопада? Поезда простояли в тоннеле пять часов, - Тереза достала из сумки бутылку минералки, свинтила крышку и сделала глоток.
Я помнил. Она не добавила, что тогда никто не пострадал. Но теперь все иначе. Теперь в тоннеле был я. И мой опыт подсказывал, что произойдет катастрофа, погибнут люди. Я помнил кафе в Бостоне. Помнил сине-зеленые туфли, которые купила Эльза, и помнил желтую футболку ублюдка, который убил ее. Я помнил все, что увидел, услышал и сказал Колин перед тем, как ему продырявили живот. Я помнил Дилана. Каждую его мысль и каждое его слово. Помнил, как выглядел его ублюдочный отец, сестра и учителя. Помнил их всех так же хорошо, как родителей Терезы. Как будто я был Эльзой, Колином, потом Диланом, потом малышом в самолете. Или они стали мной? Я ведь не просто помнил их тайны и мысли, они будто росли в моей голове. Эльза никогда не надела бы спортивную обувь и узкие джинсы, какие носит Тереза. Дилан отпустил с десяток пошлых шуток при взгляде на мою жену.
Я не испытывал удивления.
Я чувствовал, что надвигается катастрофа. Цепная реакция. И похоже, эпицентр взрыва с каждым разом становился больше.
- Тереза, выходи из машины.
- Зачем? - несмотря на вопросы, Тереза пошла за мной.
- Здесь должен быть переход в служебный тоннель.
Тереза кивнула и показала на стену впереди.
Вокруг люди покидали машины, оглядывались, переговаривались, шутили. Кто-то закурил. У меня защипало в носу от запаха ментола. Я вспомнил, что жена Колина каждый вечер выкуривала одну ментоловую сигарету.
Это как вирус. Более подходящего объяснения я не находил. Когда я получил их мысли и воспоминания, я заразился. С этого момента обречены я и все, кто находятся рядом со мной. Колин заразился от Эльзы и заразил Дилана. Мысли и воспоминание. Сознание вирус?
Тереза спрыгнула с платформы и указала на люк в двадцати шагах.
- Нужно его открыть, - решил я.
- Вернитесь на свои места, - в тоннеле показывается человек в форме "Евростар".
- Что случилось? Почему мы стоим? - со всех сторон его забросали вопросами.
- Не нужно волноваться. Небольшая поломка. С английской и французской стороны уже едут бригады ремонтников.
Я вернулся на платформу, нашел огнетушитель, сорвал его с крюка и пошел к аварийному выходу.
- Не... - попыталась возразить Тереза, но я ее не слушал. Ударил огнетушителем по замку.
- Не создавайте паники. Не нервничайте, - голос сотрудника "Евростар" дрожал.
Он хотел меня остановить, Тереза помешала ему. Несколько мгновений они толкались. "Как пьяные танцоры", - подал голос внутри меня Дилан. Мой персональный вирус.
- Откройте дверь! - неизвестно зачем я поднял огнетушитель над головой. Выглядело так, будто я хотел им кого-то ударить. Например, сотрудника "Евростар". Как ни странно, угроза сработала. Человек в форме развел руками и достал ключи.
- Прошу вас не нервничайте.
Только теперь я заметил, что он еще очень молод. У него гладкое бледное лицо, как у жителя холодной страны, бесцветные волосы и бесцветные ресницы. Он часто моргал и путал ключи.
Наконец-то дверь открылась.
- Здесь три тоннеля. Два больших для пассажирских и грузовых поездов, третий - для служебного транспорта.
Не прекращая бубнить он шел за мной по тоннелю. Стоило ему упомянуть спасателей, люди за его спиной начали толкаться и наступать друг другу на ноги.
- Тебе плохо? - Тереза наклонила ко мне голову. Я почувствовал сладки запах ее духов. - Ты скверно выглядишь. Заболел?
Она не догадывалась, насколько она права. Я болен. Заражен чужим сознанием. И эта болезнь убьет всех вокруг. Но я не стану рассказывать об этом Терезе. Она не поверит. А я устал что-то ей доказывать. В последнее время мы слишком часто спорили.
Мы вышли в служебный коридор. Здесь низкий потолок и яркое электрический свет. Неожиданно лампы погасли. На миг стало темно, потом включилось аварийное освещение. В его красноватом свете я заметил фургон у стены и направился к нему. Навстречу мне шли четверо сотрудников "Евростар". Через мою голову с ними заговорил мальчишка в форме. Он и пассажиры хотели знать, что случилось, когда придет помощь, как нам покинуть тоннель.
Когда я взялся за дверь фургона, вокруг обсуждали отсутствие связи и замыкание в электросети.
Я думал о пятидесяти метрах грунта и тоннах воды у нас над головами. Представлял, как трещины ползут по бетонным стенам. Воображал, как вода и земля перемешиваются и обрушиваются на людей. Мы как червяки в этом круговороте.
Сколько человек погибли в самолете вместе с Биллом? Сейчас я бы многое отдал за возможность выйти в интернет и почитать о катастрофе. Мне кажется, я нашел бы ответ. Подтверждение тому, что я не схожу с ума. Я по-прежнему не испытывал удивления или отторжения, перебирая мысли и воспоминания Эльзы, Колина и Дилана. Не чувствовал ужаса и отвращения по поводу происходящего.
Тереза села в фургон и пристегнула ремень безопасности. Я завел мотор. Несколько раз по пути мы объезжали катушки стальных тросов.
Снова померк свет. Темнота длилась пять минут. Достаточно долго, чтобы Тереза почувствовала клаустрофобию и стиснула мое предплечье.
Аварийное освещение вернулось, и я снова нажал на газ. Я смотрел на одинаковые стены и старался вычислить как долго еще ехать до выхода. Пол часа? Час?
Слишком долго, решил Колин. Старый полицейский много знал о времени, ожидании и сюрпризах судьбы. От трех до пяти минут было у него, чтобы оценить ситуацию в бостонском кафе, рассмотреть женщину на полу и понять, что он знает о ней все. Старый жирный полицейский. В то утро Дилан был под кайфом, ему показалось забавным, как живот Колина колыхался и шел волнами, когда в него врезались пули. Комета столкнулась с землей! Упала в пустыне. Нет, она рухнула в океан! Смяла воду и землю. Как и положено, на месте падения образовалась воронка, поднялась волна.
Забавно, в последние секунды своей жизни они все думали о чепухе.
- Тереза, сколько времени? - Вопрос лишен смысла, но мне нужно озвучить свое озарение. Что бы это ни было. Вирус или безумие. Каждый раз у того, кто заразился, чуть больше времени в запасе.
Свет фар грузовика спасательной службы уперся в стену. Тупик. Дальше пути нет.
Тереза повернулась ко мне. Под ее глазами залегли тени, ее губы шевельнулись. Я не сразу понял, о чем она говорит.
- Прошло три часа, - она хотела постучать длинным ногтем по циферблату своих золотых часов, но промахнулась и потерла кожу на запястье.
Три часа мы мечемся в тоннеле, как крысы. Твое время истекло, заметил Колин. Ты не смог найти выход, упрекнула Эльза. Дилан рассмеялся. Он не сформулировал свое настроение в слова, но я почувствовал его и проникся. Всю жизнь Дилан слышал, что он ничтожество, что должен взяться за ум, проявить силу воли, приложить усилия и очень постараться. Вести себя как человек. Найти дело. Адаптироваться, стать таким как все. Зарабатывать на жизнь, приносить пользу, как работяги, которые строят тоннели, управляют поездами, самолетами... продают спортивную одежду?
Я испытал эйфорию, какой не испытывал никогда. У нее не было разумного объяснения.
В конце концов, Дилан стал продавцом спортивной одежды. Он изменился, только не для того, чтобы заключить договор с этим миром, а чтобы уничтожить его. Прочные бетонные стены. Труд тысячи людей. Физики, проектировщики, инженеры, строители. Они думали, что создали безопасное сооружение. Я был стихией, которая сметет все.
Я знаю, осталось недолго. Стены трещали, кричали люди. Я не испытывал ничего кроме восторга.
В последнюю минуту перед тем, как вода хлынула в тоннель, я думал о том, что не умру. Никогда не умру.
Глава первая. Ты никому не нужен.
За окном растекалась ночь, на экране телевизора восходило солнце. Комбинезоны спасателей сияли, как этикетки кока-колы на стойке за спиной толстого Джо. Каждые три минуты Джо потирал синяк на подбородке и выпячивал нижнюю челюсть, проверяя не вывихнута ли она. Тейт на задавал вопросов, он догадывался, что синяк Джо заработал на подпольных боях. Как и ссадину на лбу в прошлом месяце и перелом ключицы в прошлом году. Тейт знал Джо десять лет. За это врем Джо полысел, отрастил пузо, но его увлечения не изменились, в выходные он по-прежнему пропадал в подвалах на Лонг-лейн. Разве что, ставили на Джо сейчас меньше, чем десять лет назад. Тейт не интересовался.
- Как жизнь? Держишь удар? - Джо не спросил, что ему налить. Как Тейт знал его привычки, Джо знал его вкусы. С тех пор, как Тейту исполнилось двенадцать, Джо наливал ему в обед темное разливное, а вечером дешевый виски.
Не потому что у Тейта не водились деньги, а потому что он не видел разницы. Если начинаешь пить в двенадцать, у тебя никогда не будет хорошего вкуса.
В полуподвальном помещении паба были заняты все шесть столов. Из старых колонок под потолком - они здесь появились еще раньше Тейта - капала музыка. Ее слабое звук не заглушал скрип деревянных полов, столов и стульев. Мебель в баре не меняли, кажется, еще с первой мировой войны. В барную стойку въелся пот и слюна давно сгинувших людей. И новый слой лака на скрывал многочисленные пятна. Говорят, туристам такое нравилось.
- Где Кензи? - Джо поставил перед Тейтом граненный стакан.
Тейт пожал плечами. Оба смотрели на телевизор. Не потому что интересно, а потому что экран был самым ярким пятном в баре. Люди за столиками тоже часто оглядывались на него. Спасатели в оранжевых комбинезонах разбирали завалы на пляже, лысый мужик в костюме давал интервью на фоне морского залива.
- Давно его не видел, - протянул Джо.
Тейт кивнул. Давно, в представлении Джо измерялось двумя неделями.
На экране машины скорой сменили плачущие родственники, бегущая строка сообщила, что в тоннеле под Ла-Маншем произошла самая крупная за время его существования авария. Погибли сто человек, двести пропали без вести.
- Как он? - лениво поддерживал разговор Джо.
- Лучше всех, - ответил Тейт.
Лучше всех и хуже всех. Как обычно.
- Что за чушь? - Джо указал на телевизор. - Как в наше время двести человек могли пропасть без вести?
Тейт по инерции кивнул. На смену уличным съемкам пришла компьютерная реконструкция. В проекции два главных тоннеля выглядели как святящиеся трубки, служебные переходы стали серыми пятнами, красные стрелки обозначили движение поездов. Электрические и радио кабели нарисовали зеленые линии. Картинка завертелась вокруг своей оси.
Джо тихо посмеивался. Похоже, его забавляло, что сверх надежная система рухнула.
На голограмме не было видно людей, только транспорт, но бегущая строка сообщила, что вчера после обеда около трехсот человек оказались заперты в тоннеле. Проекция еще раз повернулась вокруг своей оси, потом потолок в одном из главных тоннелей обвалился и невидимых людей смыло в море.
Несколько лет назад Тейт видел, как из Мерси вытащили утопленника. Его кожа распухла и почернела. И все же Кензи узнал в нем шестерку Большого Билла. Говорили, нечастный стучал полиции, и за это Билл прикончил его. Мертвеца прибило к берегу за две недели до того, как Кензи выгнали из школы. Его поймали в туалете, где он продавал наркотики для Большого Билла.
- Трупы забрал Гольфстрим, - глубокомысленно изрек Джо. - И потащил их вдоль европейского побережья, летом выбросит в Аляске.
Тейт кивнул, не вслушиваясь.
В кармане ожил мобильник. Дурацкое кошачье мяуканье. Кензи восемнадцать. Но, как и Джо, он ленился менять свои привычки и время от времени играл с телефоном Тейта, как двенадцатилетний. На прошлой неделе, если Тейту звонил Кензи, из динамика орали чайки. На позапрошлой - телефон трещал так, будто лежат среди камней, по которым катился бульдозер.
Тейт медленно поднес трубку к уху. Он должен сказать Кензи - если берешь машину, не бросай ее под домом без бензина. Не оставляй в бардачке пакетики с порошком. Не давай порошок соседке. Сказать, что из-за его благотворительности старую миссис Карсон вчера забрали с инсультом в больницу. Но Тейт сомневался, что Кензи станет его слушать. Сомневался, что доберется хотя бы до середины своей речи. Так уж повелось с детства. Они всегда говорили только о том, о чем хотел говорить Кензи.
- Эй, Тейт. Как жизнь? - это не Кензи. Только один человек в городе так тянул слова и шепелявил. "Поющий китаец". Он был полтора метра ростом, всегда носил обувь на платформе и пах соей. Еще пять лет назад над ним все смеялись, а шестерки Большого Билла ходили в его забегаловку как в бесплатную столовую. Но потом у "поющего китайца" появился родственник из Сирии, и вместе они начали возить в коврах кокаин и гашиш. Откуда у китайца родственник сириец? Так или иначе, теперь "поющий китаец" был богат и дружил с Большим Биллом.
- Сто лет тебя не видел, - пропел китаец в трубку. - Ты не поверишь, кого я сегодня встретил. Кензи! Я ведь уже решил, что он от меня бегает. Долг не хочет отдавать. Мы сейчас в моем баре на Букер-авеню. Приезжай, поболтаем и обсудим общие дела.
Тейт вышел на улицу. Вокруг фонарей плавал туман, асфальт блестел после дождя.
С тех пор как бог послал "поющему китайцу" родственника-сирийца, он продал лапшичную в ливерпульских доках и открыл три суши-бара ближе к центру города. В печенья с гаданиями там паковали кокаин. И никто больше не смел называть мистера Ямасору "поющим китайцем". В глаза, конечно.
"Он похож на переспевший фрукт, - под кайфом Кензи становился поэтичным. - Лицо круглое, кожа сморщенная и тонкая, тронь полезет мякоть и черви".
Вместе с деньгами у мистера Ямасуру появились не только амбиции, но и национальная гордость. При каждом удобном случае, он рассказывал, что родился в Японии, а дед его был уважаемым якудза в Фудзияме. Видимо, поэтому мистер Ямасуру обязал своих шестерок изучать кунг-фу и всегда возить в багажнике катаны. Все это выглядело смешно, пока год назад таможенника из Хитроу, который помогал выгружать сирийские ковры, не нашли с выпотрошенным животом и отрубленной головой.
"Эти игры в якудзу действуют мне на нервы", - сказал тогда Большой Билл. А через месяц вложил деньги в китайско-японско-сирийское торговое предприятие и перестал нервничать.
Ходили слухи, что недавно мистер Ямасуру отрезал мизинец собственному сыну за то, что тот облажался с крупной сделкой.
Тейт завел машину. Ему было плевать на слухи, его интересовало только одно - сколько Кензи задолжал узкоглазому психу.
По расчётам Тейта, сумма вряд ли переваливала за тысячу. Как и все, Кензи иногда покупал у "поющего китайца" кокаин для себя. Возможно, пару раз взял дозу в долг. Насколько Тейт знал, больше Кензи и "поющего китайца" ничего не связывало. Никаких общих дел, о которых стоило бы говорить.
Но мог ли Тейт быть в этом уверен? Нет, с Кензи ни в чем нельзя быть уверенным.
Если Кензи должен Ямасуру за дозу, почему он не разберется с Кензи сам? Сделал бы внушение, попугал, помял бока, в крайнем случае, сломал что-то. Но мистер Ямасуру позвонил Тейту. А значит здесь нечто большее, чем долг за пару грамм кокаина.
Тейт мог позвать на помощь Кима и Тейлора. Пару дней назад они вместе ездили в Манчестер. Втроем они взяли бы биты и пошумели в баре "поющего китайца": побили витрины, потолкались с охранниками. В процессе выяснили бы в чем провинился Кензи.
Но Тейлор и Ким работали на Большого Билла. А Тейт и Кензи тоже работали на Большого Билла. И если Кензи не просто задолжал китайцу за дозу, получалось, он вел дела с китайцем за спиной Билла. Потому что, если бы Билл был в курсе, китаец позвонил бы ему, а не Тейту. Тейт даже не мог себе представить, что за секреты могли быть у Кензи с китайцем, зато он хорошо знал, что Билл делает с теми, кто играет на две стороны. Одними переломами Кензи не отделается.
Неужели Кензи настолько идиот?
Тейт посмотрел на темные окна миссис Карсон. Старухе семьдесят лет, а Кензи регулярно угощал ее порошком. Тейт знал об этом и молчал. Он всегда шел на поводу у Кензи.
"Ты хоть иногда своей головой думаешь? - спросил его однажды Большой Билл. - Или у вас один мозг на двоих? И тот вечно под кайфом?"
"Отвали, Билл", - огрызнулся тогда Тейт.
"Да, вынь голову из жопы и посмотри правде в глаза. Твой брат манипулирует тобой и подставляет тебя", - не отставал Билл.
"Пошел на хер, Билл", - пробормотал Тейт.
Билл не сказал ничего нового. Кензи обманщик и манипулятор? Тейт знал об этом давно. Сначала Кензи добивался своего слезами, потом болтовней - он всегда говорил только о том, о чем хотел - и с каждым годом в его арсенале появлялись новые фокусы.
Только Билл не понимал главного. Не важно, когда Кензи говорил правду, когда врал. Не важно, что он замышлял и чего добивался. Неважно, что иногда он, и правда, подставлял Тейта. Не важно, чем все закончится. Тейт не ждал от будущего ничего хорошего. И Кензи со всеми его выходками и обманами, был самым лучшим, что Тейт видел в жизни. Кензи влиял на него и менял в лучшую сторону.
Суши-бар стоял напротив торгового центра. Стеклянные витрины отражались в стеклянных витринах. Внутри мигали галогеновые лампы. На первом этаже танцевали, пили, обнимались и толкались люди в блестящей одежде. На втором - столы липли к окну и балконам, нависающим над залом дискотеки. На третьем - за красными дверьми прятались комнаты с мягкой мебелью.
Тейт ненавидел суши, ненавидел громкую музыку, ненавидел узкоглазых официантов и охранников. И ненавидел Кензи, из-за которого ему сейчас приходилось все это терпеть.
Он поднялся наверх по винтовой лестнице. Дважды дорогу ему уступили шестерки Ямасуру. Юркие, худые, с мелким шагом и блестящими темными волосами.
Когда Тейт оказался на третьем этаже, из комнаты отдыха слева раздался визг и смех.
Неизвестно откуда появился узкоглазый в костюме банковского служащего. Поклонившись, он открыл перед Тейтом дверь в служебный коридор. Здесь двое китайцев с маленькими, как у женщин руками, обыскали его.
У дверей офиса мистера Ямасуру, как почетный караул перед Букингемским дворцом замерли пятеро охранников. "Подскочить и стянуть штаны" - предложил Кензи, когда они ездили на экскурсию в Лондон.
Идиот, подумал Тейт. Тупой, несчастный идиот.
В кабинете мистера Ямасуру не было офисной мебели, у стен и в центре - стояли кожаные диваны и стеклянные журнальные столики. Хорошее место, чтобы заключать сделки по продаже наркотиков.
Мистер Ямасуру, казалось, стал еще ниже ростом с тех пор, как Тейт видел его в последний раз. Он сидел на подушках, сложив на столе пухлые короткопалые руки. Стекло вокруг них запотело. Справа от ладоней возвышалась горка порошка, валялись золотые клубные карточки и свернутая банкнота, слева - стеклянные трубки, ложка, зажигалка и пепельница. А еще там были два стакана колы. Один около мистера Ямасуру. Второй около Кензи.
Он даже не повернул голову в сторону Тейта. Сидел, откинувшись на спинку дивана, поднял лицо к потолку и прикрывал глаза от яркого света.
- Рад тебя видеть, Тейт, - протянул Ямасуру. - Присаживайся.
- Постою, - едва справляясь со злостью, Тейт спрятал руки в карманы и сжал кулаки.
Кензи услышал его голос и улыбнулся. Вместе с движением изменился угол освещения, серебряный шарик в нижней губе Кензи заблестел. Тейт заметил, что переносица у Кензи распухла, ворот на майке разорван, на рукаве куртки пятна крови, на джинсах грязь. Шестерки Ямасуру напали на него на улице, заключил Тейт.
- Что тебе нужно? - выдавил из себя Тейт. Едва начав говорить, он уже знал, что все бесполезно. Он никогда не умел договариваться, уговаривать и убеждать. В отличие от Кензи. А может, Кензи умел убеждать только Тейта? Ведь с Ямасуру ему договориться не удалось.
- Где твои манеры, Тейт? Хотя разве можно ждать хорошего воспитания от тех, кто рано потерял родителей и кого растила шлюха и пьяница. Сколько ей было, когда она вас усыновила? Двадцать один? Куда только органы опеки смотрели? Куда катится мир?
Тейт кивнул. Все это он уже слышал. Сам повторял ни раз.
Если мистер Ямасуру таким образом рассчитывал завязать разговор, он просчитался.
- Как дела у Большого Била?
Тейт пожал плечами.
- Я слышал, он посылал тебя в Манчестер? В целом, у тебя все по-прежнему? Все еще подрабатываешь на заправке на Броуд-стрит, когда не бегаешь по порученьям Билла?
Тейт кивнул, Кензи на диване снова глупо улыбнулся. Он выглядел равнодушным, отсутствующими, блаженным. Он под кайфом. Тейту захотелось вцепиться в короткий ежик волос Кензи и хорошенько встряхнуть его. Выяснить, наконец, если не от Ямасуру, то от Кензи что здесь происходит. Тейт ненавидел неопределенность. Ненавидел, когда кто-то, кроме Кензи, пудрил ему мозги.
Его раздражали рассуждения и выпендреж старого китайца. Раздражал каждый его жест. Китаец ерзал на подушках, наклонял голову, говорил и разводил руками. Короткие пальцы с отвратительными распухшими суставами порхали, как саранча, над стеклянным столом.
- У современного человека нет чести. Современный человек забыл, что такое долг и уважение. Дети не помогают родителям, родители бросают детей, сестры и братья предают друг друга. Люди живут по инерции, на эмоциях и рефлексах. У всех одинаковые мечты и желания. Все хотят получить то, что маячит у них перед глазами. Люди зациклились на дорогих машинах, деньгах, красивых женщинах, одежде и кратковременных удовольствиях. Все как один. Люди относятся друг к другу как к вещам. Быстро забывают хорошее и плохое, забывают других, забывают себя, не держат слова. Не понимают, что такое благодарность. Сегодня я тебе помог, а завтра ты мне нож в спину всадил. Сегодня я дал дозу тебе в долг, а завтра ты об этом забыл. Бери, как можно больше, плати как можно меньше, этот девиз культуры потребления, убивает человеческое достоинство. Человек не заслуживает уважение, если не умеет ничего кроме брать. Это могут и животные. Брать и срать.
- Где-то я это уже слышал? - Кензи повернул лицо к Тейту. Голос хриплый, как после сна, глаза покраснели. - Точно! Лидия. Напьется очередной раз и заладит как заезженная пластинка: уважайте старших, держите свое слово, отвечайте за свои поступки и слова. Кончай, Ямасуру, повторять за шлюхой и пьяницей, нашей приемной мамашей.
Люди часто краснеют или бледнеют от злости, но цвет лица Ямасуру не поменялся. Злость изменила не цвет его кожи, но саму ее структуру. Мягкие черты вдруг стали резкими, лицо больше не походило на переспелый фрукт, оно превратилось в деревянную маску. Такой убить можно, если в висок попасть.
- Нет совести, - Ямасуру растягивал слова больше, чем прежде. Один из его телохранителей сложил руки в замок. Тейт заметил, что на правой - не хватает мизинца. - Все беды от того, что современный человек больше времени уделяет своему внешнему виду, чем своей репутации. Он решил, что сможет прожить без совести, и утратил свою цельность. Потому что, если у человека нет совести, у него нет чести. А без чести, человек все равно, что калека без почек, без глаз или ног. Он гниет изнутри. Заражает других. Все начинается с мелочей. Взял в долг и не вернул деньги. Проходит время, долг не отдается. Долг не требуют вернуть, должник решает, что так и надо. Проходит еще немного времени, и он мнит себя великим хитрецом и обманщиком. Будто он не опозорил себя, а наоборот поступил правильно.
- Сколько Кензи тебе должен? - не выдержал Тейт. - Мы ведь поэтому здесь? Сколько?
- Ты меня не слушаешь, Тейт, - отмахнулся Ямасуру. - С точки зрения человеческого достоинства сумма не имеет значение. Поведение, репутация, дурной пример, плохое влияние, гниль, поедающая мозги и отравляющая все вокруг. Твой брат насквозь пропитался ей.
- Пятьсот фунтов. Я должен ему пятьсот фунтов, - рассмеялся Кензи. - Старый скряга рехнулся от жадности, каждый вечер в своем притоне наваривает около десяти тысяч на опиуме и порошке, а сейчас устраивает истерику из-за пятисот фунтов.
Когда Кензи было четырнадцать лет, он в похожем стиле поговорил со школьным психологом и тут же получил в личное дело пометку "асоциален". Тейту, чтобы получить ту же характеристику, пришлось разбить старшекласснику голову огнетушителем. Мистер Ямасуру не так нежен, как школьный психолог. За свою долгую жизнь, он повидал много чего похуже выходок Кензи.
Ямасуру посмотрел на Кензи с отвращением. И Тейт понял, Кензи не отделается просто возвращением долга. Не поможет, даже если вернуть долг в двойном размере. Тейт мог бы предложить вместо паршивых пятисот фунтов - две, три, четыре или пять тысяч. Без разницы.
Что там говорил Ямасуру о чести? Человек должен беречь ее, как глаз или ногу?
Тейт обдумал варианты. Ямасуру хочет проучить Кензи. Заодно продемонстрировать всем, что он не прощает не уважения. Ямасуру мог приказать своим шестеркам избить Кензи, переломать ноги ему еще на улице. Но он притащил Кензи сюда, а потом позвонил Тейту. Значит ли это, что он не собирается избивать Кензи, а вместо этого решил переломать ноги его брату? Стоп, Ямасуру не настолько глуп, чтобы верить, что Кензи извлечет урок из того, что вместо него избили кого-то другого. Значит, бить будут обоих? Но возможно, дело не только в долге Кензи. Может быть, долг только предлог, и на самом деле Ямасуру копает под Большого Билла? Ищет ссоры с ним?
Вариантов масса. И Тейт не находил ни одного хорошего. Он оглядел комнату. Двое телохранителей маячили за спиной Ямасуру. Двое вооруженных мечами и пистолетами охранников застыли у двери. За ней, как Тейт помнил, дежурили еще пятеро. Лезть в драку не имело смысла. Не оставалось ничего кроме ожидания. Потому Тейт снял куртку и сел на диван рядом с Кензи. Тот даже не подумал подвинуться, и Тейт раздраженно толкнул его локтем.
- Кстати, недавно я говорил о вас с Большим Биллом, - Ямасуру закурил сигару. - Он как раз приезжал ко мне за порошком. Я сказал ему, что Кензи мне с прошлого года должен за дозу и не отдает. А Большой Билл сказал, что в последнее время Кензи пускает по вене всякую дрянь и курит крэк. А еще он сказал, что ты, Тейт, исполнительный парень. И из тебя мог бы выйти толк, если бы не дурное влияние твоего братца. А так, он сгниет и тебя за собой утащит.
Ямасуру откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу. Черные носки обтянули толстую щиколотку.
- Я могу убить Кензи. Я могу покалечить его, - протянул Ямасуру.
За его словами легко угадывался контекст: Большой Билл разрешил мне сделать с Кензи все, что я захочу.
Тейт покосился на Кензи и понял, что не позволит никому притронуться к нему.
- У меня есть идея, - Тейт взял нож для отрезания кончиков сигар. Он никогда не курил сигары, никогда не пользовался такой штукой, но надеялся, что она острая. Тейт глубоко вздохнул. - Я сам накажу своего брата.
Ему показалось, он увидел одобрение в глазах Ямасуру. Удерживая его взгляд и по-прежнему не смотря на Кензи, Тейт взял его за запястье, потянул, прижал его предплечье локтем к своим ребрам. Кензи уткнулся подбородком ему в плечо и выругался.
Он лишь секунду смотрел на пальцы Кензи, этого было достаточно, чтобы протолкнуть первую фалангу его мизинца в стальное кольцо. Охранники Ямасуру подошли к столу. То ли из любопытства, то ли собирались помочь Тейту. Он ощутил тошноту. Снова встретился взглядом с китайцем и нажал на стальные ножницы. Кензи заскулил. Тейт надеялся, что все произойдет быстро и запаниковал, когда наткнулся на сопротивление кости, но продолжил давить. Кензи закричал. Кровь пропитала пальцы Тейта, и они заскользили по металлу. Он опустил взгляд, увидел кусок плоти на столе и снова посмотрел на Ямасуру.
Тот кивнул, достал платок из нагрудного кармана своего пиджака и перекинул его Тейту. Тейт перевязал им покалеченный палец Кензи. Только теперь он понял, что Кензи больше не кричит, потому что вцепился зубами в его плечо.
- Я рад, что ты оказался человеком чести, Тейт, - пропел мистер Ямасуру. - С тобой приятно иметь дело.
- Пошел в задницу, - огрызнулся Тейт.
- Учитывая обстоятельства, это достойный ответ, - рассмеялся Ямасуру
- Ох блядь, - едва слышно всхлипнул Кензи.
Он даже на ногах с трудом держался. Или Тейту только так показалось? Он обнял Кензи за плечи и прижал к себе. В коридоре понял, что они оба дрожат. На улице сообразил, что забыл внутри куртку.
Перед баром остановилось такси. Три девушки на высоких каблуках вышли на мостовую - блестки на платьях и волосах, яркая помада на губах.
- Эй, куколки! - присвистнул Кензи. Несмотря на то, что голос его дрожал, он попробовал оттолкнуть Тейта.
- Заткнись, идиот, - Тейт крепче обхватил Кензи за пояс и потащил к машине. Впихнув его на пассажирское сиденье, он заметил, что Кензи смеется.
- Признайся, ты давно хотел это сделать, - сказал Кензи, когда Тейт сел за руль.
- Иди в задницу, Кензи, - выплюнул Тейт и завел мотор.
Через несколько кварталов Тейт перестал дрожать и сжимать челюсти до боли. Тогда он осмелился взглянуть на Кензи. Вернее, на его покалеченную руку. Платок пропитался кровью, пятна крови остались на джинсах, майке Кензи и на одежде Тейта.
- Как свинью зарезали, да? - усмехнулся Кензи.
- Ты идиот, Кензи! Боже, какой же ты ублюдок! - Тейт задыхался, что-то сдавливало виски и пекло в груди. - Ты понимаешь, что Большой Билл сдал тебя?! Ты никому не нужен!
- Давай уедем из города, - попросил Кензи и прикрыл глаза. - Далеко. На остров.
Тейт подчинился, не задавая вопросов. Какая разница, куда ехать?