--
Где ж его черти носят? Поздно уже...- бормочет Рита, наяривая круги по комнате.
Костик пожимает плечами, хотя и не слышал вопроса. Он сидит в ботинках на одеяле и увлеченно смотрит карманный телевизор.
--
Он придет, - говорю я, просто чтобы заполнить паузу.
Рита все также мечется, топча разбросанную по полу одежду, натыкаясь на коробки с едой. Она слишком ответственная. Считает, что должна заботиться обо всех нас.
Матвей приходит поздно ночью. Вваливается, задев плечом бамбуковые колокольчики. Их Рита повесила, надеясь, что станет уютнее. Сейчас они трезвонят так, что хочется закрыть уши. Матвей тяжело опускается на мой спальник, ближний к двери. Комнату заполняет густой запах мяса, барашка под белым соусом.
От запаха кружится голова. Я делаю глубокий вдох и представляю, как кусок восхитительного мяса скользит по пищеводу, все быстрее, и, наконец, падает в темную бездну желудка... Как же я ненавижу морковь. И картошку, и кабачки, и спаржевую фасоль. При одной мысли о спаржовке начинаются рвотные позывы.
Костик уже выблевал свой ужин и теперь недоуменно смотрит на дымящуюся лужу желтой гадости, в которую превратилась овощная запеканка. Рита стоит в углу, не зная, на кого прежде обрушиться. Я улыбаюсь ей - что поделать, любой из нас срывается рано или поздно.
Матвей лежит, держась руками за живот. Даже здесь, у окна, я слышу, как у него в желудке работает маленькая фабрика. Гррр, грр. Ферменты расщепляют белок на аминокислоты, шапероны анализируют и запоминают обрывки генетического кода. Судя по всему, уже началась последняя стадия - Матвей то вытягивается в струнку, то дугой приподнимается над полом.
--
Болван! - припечатывает Рита.
Она нервно курит, стряхивая пепел в чашку из твердого пластика. На стене корчится тень Матвея. На него самого я смотреть не могу. Мне хватает черного силуэта, который высвечивает стоящая на полу лампа. Когда у тени вырастают два полукруга, я оборачиваюсь. То, что должно было случиться, случилось. Можно посмотреть и ложиться спать.
Матвей сидит, обхватив руками колени. Лицо его паршивого бледно-зеленоватого цвета, глаза болезненно блестят, изо лба расходятся полукружьями рога. Он выглядит странно, но даже величественно. Эдакий зверь апокалипсиса. Костик пытается разрядить обстановку пошлыми шутками, но никто его не слушает. Матвей сосредоточен на своих ощущениях, а Рита, сведя брови, выжидает момент, когда можно будет закатить выговор.
Звонок в дверь заставляет всех нас вздрогнуть.
--
Кто там? - строго спрашивает Рита.
--
Свои, - отвечает незнакомый голос.
Черт. Мы лихорадочно пытаемся соображать. Костик накидывает одеяло Матвею на голову, но от этого проку мало. Я бросаюсь к окошку. На улице, вроде, чисто.
Звонят еще раз. Требовательно звонят.
--
Сейчас, сейчас! - кричит Рита. - Я не одета.
--
Один момент, господа, - вторит ей Костик, пока я вожусь со шпингалетом.
Матвей двигается как-то заторможенно, но втроем мы подталкиваем его к окну. Его рога с трудом проходят в узкий проем. Я вылезаю за ним, Рита захлопывает окно и идет открывать дверь. Медлить нельзя, я хватаю Матвея за руку и мы бежим.
Под ногами хрустит замерзшая грязь. Холодные стены небоскребов сверкают инеем. Черт бы побрал этот город, такой шумный днем и мертвенно-тихий по ночам. Город, построенный из упавших звездолетов и сбитых истребителей. Чужой город на моей земле.
Ноет рука - Матвей тяжелый, а идет слишком медленно, приходится чуть ли не волочить его за собой. Нужно найти укромное местечко и отдохнуть. Никаких умных идей в голову не приходит, и я иду к кантине, где работаю барменом по нечетным дням. Над служебным входом тускло горит синяя лампочка. Я прикладываю ладонь к опознавательной панели и дверь, дребезжа, уходит в стену.
--
Проходи, - мой голос звучит пронзительно и жалко, лучше б я помолчал. Хотя Матвею, кажется, все равно.
На складе обычно воняет синтетическим мясом, но Матвей приносит с собой запах жареного барашка. Потрясающий аромат проникает в каждую щель. Сейчас пахнет, как в дорогом ресторане.
Здесь темно, но Матвея я вижу очень ясно. Он сидит на ящике с псевдосвининой, свесив рогатую голову на грудь. Больной, усталый демон с картины пьяного Дали.
--
Жди тут. Я скоро приду.
Я иду по темному коридору, касаясь кончиками пальцев холодной стены. Пол, покрытый слоем пористого изолятора слегка вибрирует в такт грохочущей в зале музыке. За время моей работы в кантине, я изучил каждый уголок и теперь легко ориентируюсь в темноте.
В закутке у бильярдной стоит автомат со всякой дерьмоедой, я опускаю жетон и получаю стаканчик растворимого кофе. Прокрадываюсь в туалет. Там, как всегда, грязно, над унитазом спит перебравший синторома парнишка. Выливаю горячее дурнопахнущее кофе в писсуар. Достаю маленький острый нож и запираюсь в одной кабинке с пьяным. Тесно, особо не развернешься, но я все-таки умудряюсь приподнять его и посадить у стены. Он еще бледней Матвея, видимо, его долго рвало. Молодой, на шее армейская татуировка. Сержант. Могу себе представить, как он вопил "бей уродов", поливая моих друзей минометным огнем.
Осторожно чиркаю ножиком по запястью и подставляю пластиковый стаканчик под красную струю. Сержантик лишь вздрагивает. "Тихо, тихо", шепчу я ему. Когда стакан полон на три четверти, я зажимаю вену пальцем. "Раз... два... ", отсчитывает пульс. Я забинтовываю руку сержантика носовым платком. Надрезаю свою ладонь и сцеживаю несколько капель крови на его белые губы. Пусть будет по-справедливости.
Я возвращаюсь на склад. Заставляю Матвея выпить кровь. Это, конечно, хуже, чем мясо, но поможет вернуться в человеческий облик. Сажусь, прислонившись спиной к ящику. Темно, как в бункере, где мы прятались после окончания войны. Мы проиграли, осталась последняя задача - выжить. Ради этого мы сидели, как трусы в железобетонной норе, долгие месяцы питаясь человеческим мясом, чтобы принять их облик, их мысли, войти в их мир. Нам удалось. Мы носим их имена, выглядим, как они, даже мыслим, как люди.
Во рту тает сладковатый вкус человеческой плоти, я сглатываю и смотрю на Матвея. Он сидит, сгорбившись, на ящике, жесткие грязноватые волосы свисают до плеч. Никаких рогов.
Мы возвращаемся к нашей квартире и, проведя небольшую разведку, заходим. Оказывается, так напугавшие нас "свои" были соседями. Я коротко рассказываю о случившимся в кантине и мы ложимся спать.
В полдень я иду на работу, в кантину. Разливаю ароматизированное пиво, нарезаю колбасу из псевдомяса. Перебрасываюсь парой слов с завсегдатаями. Вечером приходит давешний сержантик. Садится у стойки бара. На запястье аккуратная повязка. Ничего, моя кровь ускорит выздоровление. Хотя теперь она красная, как у них, но свое действие сохранила. Ну еще бы, я вижу как бегают его глаза, словно у наркомана в ожидании дозы. Что они видят, попробовав нашей крови? Какие-то свои людские глюки, или, может, ничего, тихую умиротворенную пустоту?
Сержантик ерзает на стуле, тихо, тихо, я дам, что тебе нужно. Красная бисеринка крови растворяется в его бокале с синторомом. Паренек жадно глотает мутный коктейль. Что ж, пей, сержант, и приходи еще. Завтра, и послезавтра, и через месяц. Пока не станешь моим рабом.