Чуть только забрезжил рассвет Игнат вышел на крылечко, но он был не первым. На лавочке возле дома уже сидели Матвей и Евгения и о чем то тихо переговаривались, периодически посмеиваясь. Голову Евгении, почти полностью покрывал платок, который в предрассветном полумраке казался абсолютно черным.
У Игната защемило сердце, он сразу вспомнил свою Зульфию.
Сзади кто-то слегка подтолкнул его в спину. Это был его любимый конь. Оказывается Матвей постарался, и конь стоял перед ним в полном царственном убранстве. Ар-рих, милый мой. Игнат нежно похлопал его по шее и поцеловал в раздувающиеся ноздри. - Посмотри как она похожа на нашу Зулю. - конь как бы подтверждая его слова, помотал головой в знак согласия.
Игнат тихо, чтобы не беспокоить молодых, сел на крылечко, а конь склонив голову осторожно коснулся его щеки своими большими губами. Старик закурил люлю и поднимающийся дымок унес его в далекие дали времени, на двадцать лет назад.
Они с Васяткой подъехали к родной избе и жеребец почуяв рядом чужих коней, громко заржал и встал на дыбы. От неожиданности они с Васькой чуть не выпали из седла, но Игнат жесткой рукой утихомирил жеребца. Эй уймись, Ар-рих. Так сокращенно звала его Зуля, что по арабски означало Ветер.
Или полным его именем Ар-рих аль-Асвад , Черный Ветер.
На шум из избы высыпали многочисленные её обитатели -женщина лет тридцати пяти и три девочки девяти, пяти и трех лет.
По числу и возрасту детишек можно было точно определить, когда казак приезжал к жене на побывку. Марья ждала своего казака десять лет и исправно рожала ему девчат. Последний раз она видела Игната почти четыре года назад.
Игнат степенно спустился с коня, привязал его к изгороди. Затем также не торопясь поставил Ваську рядом с собой. Всё это время женщины молча стояли перед ними шеренгой, как солдаты, не проронив ни слова.
- Ну штоль встречайте батьку то, аль как? - Только после этого девчушки с воплями и визгоми бросились к отцу в объятья. Он присел на корточки, чтобы каждую обнять и поцеловать. А девчонки с восхищением рассматривали и теребили его расшитый золотом турецкий кафтан и дергали за кисточку фески, нахлобученной на вихрастую казацкую голову. Он надел феску на самую маленькую, и девочки отбежали в сторону, рассматривать свое сокровище. Матвей поднял голову и посмотрел на Марьюшку, но взгляд её был обращен на турчонка. Она нежно смотрела на мальчика, ласково улыбаясь ему. Он перевел взгляд на Ваську и впервые увидел его лицо таким же озаренным, как тогда, когда еще была с ними Зуля.
А Васька смотрел на эту русскую женщину, так не походившую на его мать и видел в её серых глазах, как колышутся ковыли бескрайних степей Придонья. Видел в её лукавых морщинках безудержную казацкую удаль, да вольницу. Видел на её скорбном лике великую всепокорность и всетерпение русской женщины. Ощущал от её рук теплый, здоровый запах свежего хлеба. И растворялся в её загадочной, неуловимой, непостижимой улыбке.
Он не осознавал ничего из выше сказанного, но глаза и душа его светились, как тогда, когда была жива мать. Опередив Игната, он подскочил к ней и прижался всем своим худеньким, тщедушным тельцем. Марья положила свою руку на его голову и сказала просто. - Потьте до хаты казаки.
Никаких расспросов и вопросов от Марьи не последовало. Она приняла своего мужа и турчонка так, как если бы это был её собственный сынишка, который вышел с отцом погулять на пять минут перед обедней и как не в чем небывало вернулся назад.
Игнат тоже молчал, а вместо слов любился и ласкался с Марьюшкой, как в первую брачную ночь, а она таяла, да расцветала в его объятьях, как вишня по весне. Два месяца пролетели, как один день. Марьюшка почувствовала, что на сносях. Маленькая Евгения уже активно росла в её животике. Васька уже тоже вполне себе влился в казацкую жизнь и стал верховодить в девичьей ватаге. Соседские детишки быстро привыкли к необычному, смуглокожему, черноволосому, как смоль, хлопчику. И только любопытные соседки всё выспрашивали, и выспрашивали Марью, откель, да почему, да по какому случаю. Но она отшучивалась, да отнекивалась, а потом придумала не хитрую историю, как Игнат возвращаясь домой со службы, проезжал через сожжённое болгарами турецкое село, и увидел на пепелище совершенно одинокого мальчонку. Сжалось сердце казака, пропадёт ведь малец, да и сына у них с Марьей не было. Нагнулся, хвать мальца и в седло. Вот так Васятка и образовался. Бабы недоверчиво и лукаво ухмылялись, но приняли версию Марьи. Сама то Марья хоть Игнат и молчал, знала другую историю. С месяц назад разбирала она дорожные сумки своего казака и нашла, завернутую в холстину, небольшую картину, где её Игнат сидел рядышком с необыкновенно красивой турчанкой. Её черты четко угадывались в физиономии Васьки. Засмотревшись на соперницу, она не заметила, как сзади подошел мальчик. Он еще плохо говорил по русски, поэтому прижал ладонь к своему сердцу, а затем к турчанке на картине и грустно посмотрел на Марью. - Матка твоя? - Турчонок молча кивнул головой. - Что с ней сталося? - мальчик скрестил руки на груди и закрыл глаза. Не выдержав он в смущении опустил голову, и Марья увидела, как две скупые мужские слезы скатились по его нежным, как персик щечкам. Затем он быстрым движением смахнул слезинки, поднял голову и серьезно посмотрел на Марью, затем прижал ладонь к сердцу и прикоснулся к её левой груди. Она всё поняла и прижала мальчишку к себе. - Добрый из тебя казак будет, мамку свою не опозоришь, не печалься. Так куда же нам енту красоту деть, а Васятка. Марья осмотрела горницу и повесила картинку над буфетом, её приданным, доставшимся от родителей. Она еще долго смотрела на картину вместе с турчонком, а потом поклонилась в пояс и шепотом произнесла. - Не видать бы мне маво Игната, если бы не смертушка твоя. Прости меня за таки слова.
Первый раз увидев картину в горнице, Игнат остолбенел и застыл на месте. Желваки заходили у него на скулах и зубы заскрежетали. Усилием воли он старался не замечать картину и жене ничего не сказал. И все казалось шло своим чередом, но через какое то время, Марья собираясь зайти в горницу, застыла на пороге. Её двое мужчин стояли на коленях перед буфетом, и опустив головы рыдали в три ручья. Она спряталась за угол и тоже не сдерживаясь заплакала. Затем услышав, что наступила тишина, заглянула в дверь. Мужчины, подняв головы смотрели на картину. Луч солнца через окошко, скользнув по притолоке, попал точно на лицо турчанки, озарив и без того её яркую улыбку, и как будто в темной комнате настежь открыли оконные ставни и хлынул яркий солнечный свет. Игнат и Васька молча встали, обняли друг друга и, как не в чем не бывало, пошли по своим делам. Зульфия отпустила их раз и навсегда. Марья еле успела выбежать из хаты, чтобы её не заметили. У нее на душе стало тоже легко и покойно. И никто больше не обращал внимания на картину, жизнь продолжалась своим чередом. Иногда только кто-нибудь улыбался в ответ на улыбку Зульфии. И это были не обязательно люди, которые знали её, а просто все кто был хоть немножечко счастлив.